Текст книги "Александра (СИ)"
Автор книги: Анна Туманова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
Вечером Оборскому позвонил Борис. Он долго распекал племянника за самоуправство, возмущался и обещал приехать и выпороть «безмозглого альфу», но, в конце концов, успокоился и перешел к самому главному.
– Глеб, я нашел специалиста. Помнишь, Рон говорил тебе, что в Швеции есть один старый профессор, который давно отошел от дел и отказался от практики?
– Николсон?
– Да, я сумел с ним договориться. Завтра вечером он прилетает, нужно встретить.
– Я попрошу Алекса.
– И подготовь Сашу. Уговори ее потерпеть еще немного.
– Сделаю. Ты будешь?
– Конечно. Мне все время кажется, что мы что-то упускаем. Может быть, Николсон сумеет заметить нашу ошибку. Все, до завтра, – попрощался Нелидов.
Положив трубку, Глеб долго сидел за столом, глядя на переплетенные пальцы рук. Наконец, решившись, вышел из кабинета и постучал в дверь Сашиной спальни. Войдя внутрь, он на мгновение замер.
Александра сидела в кресле, поглаживая блаженно прижмурившегося Тошку. На фоне окна, девушка смотрелась прозрачной, невесомой, нереальной. Казалось, легкий порыв ветра способен развеять этот мираж. Волк, напротив, был слишком земным, осязаемым, живым, что еще больше подчеркивало разительный контраст с хрупкой девичьей фигуркой.
Справившись с внезапно накатившим страхом потери, Оборский спросил:
– Скучала по нему?
– Очень, – вздохнула девушка, поглаживая густую шерсть своего любимца.
– Он тебя обожает, – серьезно посмотрел на нее Глеб.
Саша ничего не ответила, только улыбнулась краешками губ.
– Глеб Александрович, а Тошка понимает, кто вы?
– Саш, я же просил – Глеб, – поморщился мужчина.
– Простите, но лучше все оставить как есть, – упрямо ответила девушка, – так что, понимает?
– Да, – коротко ответил Оборский.
– Значит, он признает вас хозяином, или как там у вас?
– Альфой.
– Ну, да, альфой. Признает?
– Да.
Александра задумчиво смотрела на мужчину, словно решаясь на что-то. Наконец, она нарушила молчание.
– Глеб Александрович, я могу попросить вас об одолжении?
– Конечно, Саша.
– Пожалуйста, позаботьтесь о Тошке, когда я… – у девушки прервался голос, но она продолжила, – в общем, когда меня уже не будет.
Оборский пораженно замер.
– Нет, Саша! Не смей и думать об этом! – он схватил девушку в охапку и прижал к себе. – Ты поправишься, все будет хорошо! Ты сама будешь заботиться о своем волке, не вздумай даже сомневаться.
Глеб судорожно сжимал Александру, словно пытаясь, таким образом, защитить девушку от того недуга, который по капле забирал ее жизнь. Он никому не позволит отнять у него Сашу!
Александра расслабилась в его объятиях, почувствовав, как теплое тело Глеба согревает ее, насыщая силой и покоем. И она поверила. Поверила в то, что больше он не причинит ей вреда. Саша ощутила его эмоции, его боль, его раскаяние… Она не могла сказать как, но понимала, что чувствует внутреннее состояние мужчины. Тепло, которое струилось от Оборского, окутывало ее, убаюкивало, давало надежду…Странное умиротворение охватило Александру. Сильные руки мужчины бережно обнимали ее, его размеренное дыхание успокаивало, ровное биение сердца звучало колыбельной, и девушка, доверчиво прильнув к оборотню, медленно погрузилась в сон.
Глеб, затаив дыхание, смотрел на свою любимую девочку. Да, он, наконец, научился называть ее так. Правда, еще ни разу не рискнул произнести это вслух, но, про себя, называл Сашу исключительно любимой и девочкой. То, как она приникла к нему, без обычного страха приняв его объятия, породило в душе Оборского робкую надежду. Возможно, когда-нибудь, Саша простит его и сможет забыть ту страшную ночь. Возможно… когда-нибудь…
Глеб долго сидел в кресле, держа на руках свою пару. Он неосознанно баюкал ее, с грустью рассматривая похудевшее лицо, заострившиеся скулы, темные тени под глазами. Такая маленькая и хрупкая… Александра спокойно спала, а он все не решался переложить ее на кровать – не хотелось выпускать из рук обмякшее тело своей пары. Однако пришлось. Глеб понимал, что ей нужно отдохнуть и аккуратно переложил девушку на постель, на миг, прикоснувшись губами к нежной щечке. Сам он устало опустился в кресло, устраиваясь поудобнее, намереваясь оставаться в нем до утра и охранять свое сокровище.
* * *
Противный металлический звук, не прекращая, бил по оголенным нервам. Тупая боль не покидала ни на минуту.
– Пить… Пожалуйста…
Губ касается противная теплая вода, с привкусом машинного масла.
– Уберите… Не могу…
– Что, Ваше благородие?
– Молоток… Уберите…
– Бредит, бедный… – вздыхает чей-то жалостливый голос, – наверное, помрет скоро…
– Иди-иди отсюда, не каркай! – доносится голос денщика, – помрет, как же… Его благородие и не из таких переделок живыми выходили. А тут, в море, помереть… без христианской землицы… Нет, врешь, старая, выживет он…
А гул все нарастает, давя на виски, забирая последние капли рассудка…
– Ваше благородие, Глеб Александрович, вы уж, того, боритесь… Я ж без вас в этой проклятой загранице никак не смогу, загнусь у нехристей поганых…
Степан… Его голос… Надо открыть глаза… Надо…
Оборский вздрогнул и проснулся. Фух… Всего лишь сон. Опять воспоминания не дают покоя…
Глеб распрямил скрюченные ноги и потянулся. Все-таки, кресло – не лучшее место для сна. Он кинул быстрый взгляд на Сашу и умиротворенно улыбнулся. Спит. Ладошки под щекой сложила, волосы растрепались, выбились мягкими прядями из длинной косы, одеяло сползло, приоткрывая тонкую щиколотку, губы призывно алеют. Что ей снится? Такая чистая и невинная. Ангел…
Оборский осторожно поправил сползшее с девушки покрывало и легко коснулся пушистых волос. От невольной нежности перехватило дыхание. «Спи, мой ангел… Пусть тебе снятся самые светлые сны…»
* * *
Саша открыла глаза. Первые лучи солнца золотили задернутые шторы. Робкие птичьи голоса раздавались за окном. В доме не было слышно ни звука. Раннее утро.
Девушка с удовольствием обвела глазами свою спальню. Как ни странно, она соскучилась по этой комнатке. Широкая, удобная кровать, пейзаж Коро на стене, старинный секретер в углу, удобное глубокое кресло… И фигура в этом кресле… Оборский спал, неловко подогнув ноги и свесив правую руку. Скорее всего, когда он проснется, то не сможет разогнуться – все же, просидеть несколько часов в таком скрюченном положении чревато. Саша невольно пожалела оборотня. Вообще, она заметила, что сейчас, когда жить осталось так мало, все страхи и обиды стали казаться какими-то мелкими, несущественными, неважными. Ей не хотелось тратить отпущенное время на ненависть и злобу. Девушка поняла, что хочет просто жить. Радоваться каждому наступающему дню, гулять по лесу с Тошкой, слушать шорох листьев, ловить на лице капли весеннего дождя, ощущать ласковые лучи солнца на коже… И дождаться. Обязательно дождаться рождения детей! Саша не загадывала, что будет дальше. Из подслушанных ею разговоров врачей она поняла, что шансов у нее мало – в лучшем случае, сумеет дожить до родов. В худшем – придется ее кесарить на том сроке, до которого дотянет.
Александра не жалела себя. Не было слез и истерик, не было проклятий и возмущений. Она приняла свою судьбу, молясь только об одном – пусть с ее малышами все будет в порядке. Только это тревожило девушку, лишь о детях были все мысли и чаяния.
Саша подавила рвущую сердце жалость к своим малюткам, пытаясь не думать о том, что они никогда не узнают материнской любви. «Господи, дай мне увидеть их, дай мне узнать, что с ними все хорошо…»
Девушка смахнула невольные слезы и повернулась на бок.
Глеб заворочался и открыл глаза.
– Саша, что? Больно? – переполошился он, увидев мокрое от слез лицо девушки.
– Нет, все нормально, – попыталась улыбнуться Александра.
Оборский не поверил. Он мгновенно оказался рядом и заглянул ей в глаза.
– Где болит? – требовательно спросил мужчина.
– Ничего у меня не болит, правда, – пыталась успокоить его девушка, – я просто так плачу, у беременных бывает такое – то смех, то слезы, – через силу, выдавила она.
Оборский провел ладонью по ее щеке, убирая влажную дорожку.
– Не плачь, Сашенька. Все наладится. Ты завтракать будешь? – ласково спросил он.
– Так, рано же еще… – удивленно протянула Александра.
– Ничего подобного, – бодро отозвался Глеб, – сейчас принесу тебе самый вкусный завтрак на свете. Закатим пир, раз уж мы дома, – он еще раз легко коснулся ее щеки и вышел из комнаты.
Оборский не обманул. Он, действительно устроил пир. Приволок полный поднос всякой разной еды и сам лично принялся кормить Сашу. Девушка стеснялась, отказывалась, но Глеб был неумолим – накалывал вилкой кусочек среднепрожаренной отбивной, отламывал свежайший хлеб и упрашивал Александру открыть ротик. Девушка сдавалась, а потом, покорно тянулась за следующей порцией. Оборский радовался подобной покладистости и уговаривал ее попробовать все, что он принес. Но Саша ела только мясо. Пусть, и не могла съесть его много, но это было единственное, чего ей хотелось по-настоящему.
Наконец, она устало откинулась на подушку.
– Все, не могу больше, – еле слышно простонала Александра.
Глеб ловко вытер салфеткой ее губы, чуть задерживая руку и легко касаясь пальцами нежной кожи, и ласково похвалил:
– Молодец! Теперь еще немного поспишь, а потом, пойдем на прогулку. Отдыхай, Сашенька. Тебе нужно набираться сил.
Он забрал поднос и вышел из комнаты.
«Чудеса, – подумала Саша, – великий Оборский кормит меня с ложечки и убирает за мной посуду. Скажи кто-нибудь полгода назад, что такое возможно, я бы от души посмеялась.»
Девушка устроилась на постели поудобнее, закрыла глаза и, незаметно для себя, задремала.
Проснулась она от привычной уже волны жара. Последние дни, Александра все сильнее чувствовала нарастающее желание. Знакомо горела кожа, все тело охватывало томление, грудь становилась тяжелой и чувствительной, а внизу живота полыхал пожар, с каждым днем становясь все сильнее.
Саша в смятении раздумывала, что делать. Попросить помощи у Глеба? Или терпеть до последнего? А вдруг, оборотня не окажется рядом, когда ее совсем скрутит? А если от ложной скромности своей мамы пострадают дети?..
Александра мучилась и не могла решиться на разговор с Оборским. Ей было невыносимо стыдно. Получалось, будто она сама навязывается мужчине.
Когда Глеб пришел, чтобы забрать Сашу на прогулку, он почувствовал ее смятение.
– Привет, – тихо сказал мужчина, подходя к кровати, – ты как?
– Все хорошо, – смущенно отвела глаза девушка. Она чувствовала, как, в присутствии оборотня, загорается ее тело, ноет грудь, прерывается дыхание.
– Гулять идем? – бодро спросил Глеб.
– Я сейчас встану, – попробовала подняться Саша, но, даже эта небольшая попытка вызвала слабость и головокружение.
– Тихо, не торопись. Давай, я тебе помогу.
Глеб приподнял Александру, усаживая поудобнее, и пошел к шкафу за одеждой. Ненадолго завис, соображая, что выбрать, а потом, вытащил из стопки футболку и джемпер, снял с вешалки шерстяную юбку и, порывшись на полках, нашел теплые колготки. «Да, одежды у Саши маловато… И вся неудобная, невзрачная, серая какая-то… Нужно заняться этим…»
– Ну-ка, поднимай руки, – подошел он к девушке, и принялся снимать с нее ночнушку.
– Я сама, – смущенно запротестовала Саша.
– Конечно, сама, – согласился Глеб, ловко стягивая с нее батистовую сорочку, – вот, и справились, сейчас еще оденемся и все.
Мужчина отложил в сторону ночнушку и потянулся за джемпером.
Александра, почувствовав, как затвердели горошины сосков, стыдливо прикрылась руками и потупилась. Глеб поспешно отвел глаза и тяжело сглотнул. «Merde!» Он помнил манящую тяжесть этой груди, призывно алеющие соски, нежную белую кожу с тонкими прожилками вен… «Не смотри, только не смотри…»
– Не бойся, – хрипло прошептал он, натягивая на Сашу футболку и стараясь не прикасаться к желанному телу. Дыхание затруднилось, в висках громко стучала кровь, руки слегка подрагивали… Боже, как же он хотел ее… Нельзя…
– Вот так, а теперь, колготки, – бодро произнес Глеб, стараясь, чтобы голос не выдал его волнение.
Ценой немалых для своей выдержки усилий, Оборский сумел победить процесс одевания и подхватил на руки драгоценную ношу. Острая волна желания прошила его, отдаваясь болью в паху, но Глеб не обратил на нее внимания. Не до того.
Во дворе пахло весной. Снег стал рыхлым, осел, обнажая прогалины и прошлогоднюю траву. С еловых лап, с глухим звуком, срывались остатки снежных шапок, сосульки, цепляющиеся за крышу, жалобно плакали и соскальзывали вниз, в воздухе остро разливался запах просыпающегося от зимней спячки леса.
Оборский усадил девушку на веранде в кресло и укрыл теплым пледом. Тошка, нетерпеливо покрутившись рядом с хозяйкой, нервно заскулил, порываясь бежать на прогулку. Он поглядывал на Сашу, приглашая ее за собой, но девушка только головой покачала.
– Беги, Тош, я тут посижу, – тихо сказала она.
Волк покрутился еще немного, с надеждой взирая на Александру, а потом, когда понял, что хозяйка не пойдет за ним, подошел к креслу и улегся рядом. Из дома неторопливо вышла Анфиса, независимо сощурилась на Оборского и вразвалочку направилась к Саше. Выступающие бока кошки, без слов, подтвердили очевидное – рыжуха ожидала потомство.
– Анфиса, ты когда успела? – удивленно уставилась на нее девушка.
Кошка, мяукнув, вспрыгнула хозяйке на колени и, потоптавшись, удобно расположилась на них.
– Ну, ты и тихушница… Где кавалера-то нашла? – усмехнулась Саша.
Анфиса нервно повела ухом и прижмурила глаза.
– Понятно, – вздохнула девушка, погладив своенравную красавицу.
Оборский отошел в противоположный конец веранды, чтобы не мешать Александре. Он искоса наблюдал за Сашей, делая вид, что смотрит на липовую аллею, а сам, ни на минуту, не упускал из виду свою пару.
Девушка, прикрыв глаза, откинулась на спинку кресла и запустила руку в густую шерсть лежащего у ее ног Тошки. Так привычно и обыденно, как будто и не было этих почти двух месяцев в клинике. Волк довольно зажмурился и улегся поудобнее, впитывая немудренную ласку, а Глеб с завистью наблюдал за его блаженством. «Счастливчик… Ему любовь Саши достается просто так… – оборотень попытался успокоить своего зверя, обеспокоенно рыкающего внутри, – не время. Не сейчас…»
Оборский смотрел на девушку, замечая малейшие изменения, происходящие с ней. Вот, она слегка нахмурилась, словно подумав о чем-то неприятном, легкая морщинка между бровями стала глубже, точеный носик наморщился, а потом, ее лицо неожиданно разгладилось, расслабилось, и робкая улыбка скользнула по губам, отдаваясь в сердце Глеба щемящей нежностью. Как же давно он не видел улыбающуюся Сашу! Девушка умиротворенно смотрела вдаль, выражение ее лица смягчилось, и оно будто озарилось изнутри ярким светом. О чем она думает? О чем мечтает?.. Этого Глеб не узнает никогда…
А Саша с наслаждением вслушивалась в звуки леса и вела неспешный разговор с детьми. Она рассказывала своим крохам, как прекрасен мир, в который они придут, как ярко светит в нем солнце, как чудесно просыпаться утром и знать, что впереди бесконечный день и целая уйма времени, как весело блестит вода в реке и как здорово смотреть на бескрайнее, синее небо… Рассказывала о своей любви к ним и о том будущем, которое их ждет. И только об одном забывала сказать. О том, что в их будущем никогда не будет ее…
Оборский смотрел на улыбающуюся Сашу, и тихая надежда просыпалась в сердце мужчины. Его девочка не может умереть. Не для того он столько лет ждал ее, не для того переступил через отчаяние и позволил себе жить. Был момент, когда Глеб подумывал свести счеты с опостылевшим существованием. После того ужаса, что он сотворил со своей парой, Оборский ждал лишь мгновения, когда она очнется, чтобы убедиться, что девушка выживет. А дальше… Или нож в сердце, или пуля в голову. Скорее второе, чтобы закончить начатое когда-то судьбой. И лишь то, что Саша оказалась в положении, заставило Оборского отказаться от своего решения. Он должен позаботиться о своей паре и о своих детях. И точка.
«Все. Хватит о грустном. Пора уходить, пока она не замерзла.»
Мужчина подхватил девушку на руки и понес в дом.
– Глеб Александрович, может быть, я сама пойду? – попыталась проявить самостоятельность Александра.
– Вот, как только окрепнешь немного, так и пойдешь, – прервал ее Глеб, – а пока, я побуду твоим «транспортом»
Он весело усмехнулся и крепче прижал к себе невесомую ношу. «Ишь, чего захотела! Да, он теперь ее с рук не спустит!» – собственнически обняв Сашу, подумал оборотень.
В комнате, переодев ее в халатик, Глеб уложил девушку и присел с ней рядом.
– Саш, я поговорить с тобой хотел, – начал мужчина.
Александра вскинула на него глаза.
– Борис Анатольевич договорился с известным шведским врачом о консультации. Сегодня вечером они подъедут сюда. Я тебя очень прошу – потерпи еще один осмотр, ладно?
Оборский всматривался в задумчивое лицо Саши, успокаивающе поглаживая ее по руке.
– Этот доктор тоже из ваших?
– Да.
– И вы думаете, что он сможет мне помочь?
– Я очень надеюсь на это.
– Ну, что ж, пусть осматривает, – вздохнула Александра, и Глеб понял, что она не верит в свое выздоровление, просто соглашается с его решением.
Глава 15
Вечером Оборский встречал приехавших врачей. Профессор Николсон оказался приятным пожилым господином, с внимательными серыми глазами и доброй, располагающей улыбкой. Он щурился сквозь оправу роговых очков и с интересом осматривался вокруг. Старая усадьба вызвала у доктора неподдельный интерес.
– У вас прекрасный дом, мистер Оборски, я искренне восхищен. Как давно он построен? Если не ошибаюсь, где-то начало девятнадцатого века?
– Вы правы, – улыбнулся Глеб, – особняк построили в тысяча восемьсот тридцатом. Он много лет принадлежал моей семье и, лишь после революции, перешел в руки государства. Здесь долгое время был санаторий для работников культуры.
– Да-да, печальные страницы российской истории, – сокрушенно покачал головой Николсон, – искренне сочувствую. Когда-то я увлекался русским искусством и архитектурой, надеюсь, немного позже, вы проведете для меня экскурсию по вашему особняку, уверен, что увижу много интересного.
– Да, конечно. Когда дом вернулся ко мне, я постарался восстановить прежнюю обстановку почти в том виде, в каком она была при моих родителях. Вы обязательно все увидите, но, для начала, предлагаю немного отдохнуть с дороги, а потом, поужинать, – вежливо предложил Оборский, скрывая свое нетерпение. Больше всего на свете, ему хотелось взять профессора под руку и отвести в его Сашину комнату.
– Думаю, что сначала, мы поговорим с вашей женой, а уже потом будем отдыхать. Как говорится, дело – прежде всего, – улыбнулся швед, понимая тревогу хозяина.
– Пойдемте, – обрадованный Глеб не стал спорить и повел врачей к спальне Александры.
Девушка ждала их, сидя в кресле. Мужчины поздоровались, и Оборский собрался переводить Саше вопросы Николсона, но Александра удивила его. Она поздоровалась с гостями на хорошем английском и, почти без акцента, поинтересовалась у профессора, как он долетел, нравится ли ему российская погода и русские дороги.
– О, миссис Оборски, у вас прекрасное произношение, – похвалил девушку старый доктор, – вы часто бываете в Англии?
– Нет, что вы, – улыбнулась Саша, – я не была там ни разу.
– В таком случае, я поражен, – посмотрел на нее швед, – вероятно, у вас был хороший педагог.
– Да, вы правы, моя мама великолепно знала английский и французский. Она была переводчиком, – пояснила Саша недоумевающему Глебу.
К беседе подключился Нелидов, речь зашла о методах обучения – мужчины шутили, рассказывали курьезные случаи, вспоминали собственные ошибки в изучении языков и особенностях произношения.
Слово за слово, Николсон разговорил девушку и незаметно перешел к вопросам о ее здоровье. Саша спокойно отвечала, пока речь не зашла об ее браке, как выразился профессор.
– Вы с мужем часто спите раздельно? – поинтересовался врач, и Саша замешкалась с ответом. Она покраснела, беспомощно посмотрела на Глеба и не смогла выдавить из себя ни слова.
– Я смутил вас? – поинтересовался профессор. – Поверьте, миссис Оборски, мне важно знать все подробности вашей жизни, даже самые интимные. И ваша застенчивость будет нам только мешать.
Господи, какая застенчивость?! Да, Саша была готова провалиться сквозь землю. «Миссис Оборски… спите ли вы вместе… бывают ли между вами ссоры…» Вот, как объяснить этому милому, старомодному старичку, что они с Глебом не женаты, и не спят вместе, и не ссора между ними была, а…
– Миссис Оборски, быть может, будет лучше, если ваш муж выйдет? – заботливо поинтересовался Николсон.
– Саш, я буду за дверью, если что – зови, – по-русски сказал Глеб, вставая со стула, – и расскажи профессору все, как было, ничего не скрывая. Он должен знать правду.
Оборский, как-то неловко ссутулившись, вышел из комнаты, поманив за собой Нелидова.
– Ну, а теперь, давайте поговорим откровенно, Александра, – мягко посмотрел на нее доктор, – что вас тревожит?
Взгляд выцветших серых глаз проникал ей прямо в душу, и Саша не выдержала. Впервые с той ночи, она смогла рассказать о том, что с ней произошло, сумела поделиться своей болью и страхом. Вытащила наружу все неприятные воспоминания и доверила их старому мудрому человеку. Вернее, оборотню.
Он слушал ее, не перебивая. Иногда ободряюще улыбался, несколько раз сочувствующе прикоснулся к руке, а, в самый трудный момент, не смог удержаться и смахнул появившуюся слезинку, но, тут же яростно вытер глаза, пробормотав что-то о попавшей соринке.
Саша говорила и чувствовала, как выходит из души вся боль, обида и ненависть, что скопились со времен той страшной ночи. Внимательный и добрый взгляд профессора помогал ей, ободряя и утешая, даря надежду и понимание. Одиночество, которое мучило ее, не давая возможности выговориться, выплеснуть свои страхи, довериться и рассказать хоть кому-то о том, что произошло… Только сейчас Александра поняла, как нуждалась в подобном разговоре. Она так устала держать все в себе…
Наконец, обессиленная Саша откинулась на спинку кресла и замолчала.
– Давайте-ка, я помогу вам прилечь, – ласково обратился к ней Николсон.
Он поддержал девушку под локоть и помог ей перебраться на кровать.
– А теперь, я вас осмотрю, и мы продумаем план лечения.
Александра с надеждой посмотрела на врача. Неужели, он сможет ей помочь?
После осмотра, профессор ободряюще улыбнулся Саше и провел рукой по ее волосам.
– Не переживайте, деточка, все у вас будет хорошо. Я вам обещаю.
– А мои дети?
– О, а с ними и подавно!
– Вы уверены, доктор? – Александра всматривалась в лицо врача, пытаясь понять, действительно ли он так думает.
– Все будет в порядке. И с вами, и с детьми. Правда, для этого придется немного постараться. Пойду, поговорю с вашим… э… с мистером Оборски, а вы пока отдыхайте.
Еще раз, улыбнувшись девушке, он вышел из комнаты.
Глеб ждал его в коридоре.
– Ну, что, доктор? – с надеждой подался он к Николсону, стоило тому выйти из Сашиной спальни.
Старый профессор задумчиво посмотрел на мужчину и поправил очки.
– Ах, да, простите, – опомнился Оборский, – пройдемте в кабинет, там и поговорим.
Он приглашающе указал рукой на открытую дверь.
Усадив гостя в кресло, Глеб устроился напротив и приготовился слушать.
Николсон говорил долго. Он высказал свое мнение о состоянии больной на сегодняшний день, сделал прогноз на будущее и описал возможные сложности, с которыми им придется столкнуться.
С каждым словом профессора, Оборский все больше мрачнел. Он понимал одно – то, что рассказывает Николсон… Сколько раз он уже слышал подобное от Нелидова. Все эти проклятые лейкоциты-тромбоциты-эритроциты… Бесчисленные диагнозы, возможности, предположения, а вывод из всего этого только один – Александра не выживет…
Противная дрожь пробежала по телу, внутри все заледенело, в висках громко застучала кровь, и он начал терять связь с реальностью. Страшная правда обрушилась на оборотня и лишила воли – Саша умирает. С каждым днем, ей будет становиться все хуже и хуже. Глеб почти не слышал профессора. Перед глазами расплывались белые пятна, в ушах шумело, рубашка сдавила грудь, и хотелось разорвать ее, чтобы сделать хоть один глоток воздуха…
– Мистер Оборски, вы слышите меня? – как сквозь вату, донесся до него голос Николсона.
Глеб сжал виски.
– Да, профессор, – отозвался он.
– То, что я описал, обязательно произойдет с Александрой, если вы и дальше будете так с ней обращаться.
Оборский в недоумении уставился на доктора.
– Простите, профессор, я не совсем понимаю…
– Постараюсь объяснить, – поудобнее устроившись в кресле, ответил швед, – видите ли, такие пары, как у вас с Александрой, – большая редкость. За всю мою практику, только дважды мне довелось встречать подобные смешанные союзы и, скажу сразу, проблем, сходных с вашими, в них не было. Для меня остается загадкой, как вы, вообще, оказались способны на такую дикость, как насилие над собственной парой, – Николсон осуждающе посмотрел на Оборского поверх очков, задумчиво покачал головой и продолжил: – Я не могу понять, как ваш зверь допустил подобное? Ну, да, ладно. Сейчас речь не об этом. Вернее, и об этом тоже, только в контексте беременности вашей… ээ… женщины. Именно то, что зачатие произошло в результате насилия, очень сильно осложнило и без того непростую задачу. Организм Александры оказался не готов к вынашиванию оборотней. Если бы близость произошла по обоюдному желанию, все было бы гораздо проще. С вашей слюной, во время поцелуев, к девушке попали бы нужные гормоны и ферменты, отвечающие за постепенную подготовку к вынашиванию нетипичной беременности. А сейчас, ее организм пытается самостоятельно справиться с нагрузкой, но у него это получается плохо, отсюда и неважное самочувствие вашей пары, и непонятные скачки всех жизненно важных показателей, и недоумение врачей. Это упрощенное объяснение, с доктором Нелидовым мы будем разговаривать более предметно, но, думаю, общий смысл вы уловили.
– Что можно сделать? – напряженно поинтересовался Глеб.
– А вот тут, мы переходим к очень деликатному моменту, – Николсон поправил очки и потер переносицу, – единственное лекарство для Александры – регулярная близость с вами. Причем, не только в смысле полового акта, но и буквально. Вы всегда должны быть рядом – спать в одной постели, есть за одним столом, касаться друг друга… А теперь представьте, как мы сможем предложить ей подобное, если она боится вас и еле выносит ваши прикосновения?
– Это она сказала, что я ей настолько неприятен? – нахмурился Оборский.
– У меня есть обоняние, молодой человек, – отрезал доктор, – и, пока что, я могу отличить запах вожделения от запаха страха.
– Да, вы правы, – понурился Глеб, – Саша все еще боится меня.
– А теперь представьте, как она воспримет подобный выход из ситуации? Думаю, нам придется очень постараться, чтобы уговорить ее довериться вам.
Глеб расстроенно смотрел на доктора, признавая его правоту.
– Надеюсь, вы сможете найти подход к своей паре. В противном случае, я ничего не гарантирую, – развел руками Николсон.
Саша чувствовала, что ее снова охватывает знакомый жар. Она застонала и попыталась вынырнуть из раскаленного плена – «нет, только не сейчас!..» – но все было напрасно: тело вспарывала волна желания, огонь распространялся по венам, тяжелое томление переходило в боль и дикую жажду. Она хотела Глеба. Хотела до одури, до беспамятства, до потери себя.
Осознав собственное бессилие, девушка заплакала. Как же унизительно зависеть от ненавистных потребностей плоти! Ей нужен проклятый оборотень, ее невыносимый хозяин, подлинный владелец неподвластного отныне Саше тела… «Не хочу…» – на грани реальности шептала она… «Не могу без него…» – на пороге безумия, отзывалось внутри…
Сознание стало затуманиваться, боль снесла остатки здравомыслия, и Александра запылала в огне собственного мира. Она потерялась в дебрях измученного сознания, и не знала, сколько прошло времени, прежде чем раздался самый желанный голос в мире:
– Саш, ну что же ты молчала?! Зачем опять ждала до последнего? Неужели, я так тебе противен, что лишь в беспамятстве ты согласна вытерпеть мои прикосновения?
«Господи, о чем он? Да, я умираю без его прикосновений, я хочу их…вернее, его…»
– Потерпи немного, сейчас все будет хорошо, сейчас…
Саше показалось, что между этими словами и так необходимым ей касанием сильных рук прошла целая вечность. Ну, же… Пожалуйста…
Ее мучитель, казалось, не слышал этой мольбы. Он нежно обвел полушария налитых желанием грудей, чуть потеребил горошины сосков и добился тягучего, полного неги стона своей жертвы. Нажим чутких пальцев усилился, и девушка выгнулась от мучительно-сладкой боли. «Пожалуйста…» Мужчина умело распалял ее страсть, добиваясь полной и безоговорочной капитуляции.
И Саша не выдержала – она сама подалась к его руке, подставляя разгоряченное тело под искушающую ласку, смиряясь с тем, что больше не властна над своей сущностью. Оборотень, почувствовав согласие девушки, недоверчиво вздрогнул и невесомо прикоснулся к губам Александры. «Mon amour… Нежная, сладкая, невыносимая… Mon tresor… Не могу без нее…» – отзывалось внутри, и Глеб принялся исступленно изучать ее тело – руками, губами, всем своим существом, ощущая его податливость и мягкую щедрость…
А Саша теряла себя от множества непривычных ощущений.
Легкие касания принесли с собой прохладу, забирая жар и боль, невыносимо сладкие губы дразнили, обещая наслаждение, и тут же отступали, заставляя девушку тянуться за ними, стонать, выпрашивать желанную ласку и забывать обо всем, кроме единственно нужного ей – такого ненавистного и такого… необходимого мужчины…
Финальный аккорд их страсти был бурным и заставил обоих кричать от избытка ощущений. Невероятно! Глеб даже не представлял, что такое возможно… Держать в руках гибкое, мягкое тело своей пары, чувствовать нарастающую в нем дрожь, услышать протяжный стон и ощутить отголоски ее сладкого спазма… Это было непередаваемо и прекрасно…
Оборский обнял Александру и уложил к себе на грудь. Девушка, еще не отойдя от пережитого наслаждения, не сопротивлялась. Она бездумно плыла по волнам удовольствия, ощущая невесомую легкость и покой.
Но вот, понемногу, к ней стали возвращаться здравый смысл и привычное недоверие, и Саша попыталась выскользнуть из удерживающих ее объятий.
– Сашенька, я тебя прошу – не бойся меня, – услышала она умоляющий голос Оборского, – я больше никогда не причиню тебе вреда. Ты мне веришь?
Девушка кивала, а сама продолжала выбираться на свободу. Хватит, хорошего понемножку… И так уже, расслабилась сверх меры. Это же надо – самой выпрашивать ласку и таять от прикосновений Оборского! Александре было невыносимо стыдно. Что она вытворяет! В моменты, когда ее охватывает жар, исчезает все – мысли, установки, ненависть… и даже сама она, Саша, превращается в другое существо. Глеб для нее, что наркотик для наркомана. Она стала зависимой от него – от его прикосновений и объятий, от колдовских медовых глаз и ироничной улыбки… А еще, она дико, до дрожи, боялась. Боялась привыкнуть, поверить, довериться… А потом, оказаться ненужной. Однажды, она надоест Оборскому, и он выкинет ее из своей жизни. И что тогда делать? Каким образом бороться с укоренившейся зависимостью?
