Текст книги "Александра (СИ)"
Автор книги: Анна Туманова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Он сдержал гнев по отношению к Косте, а вот на Саше отыгрался по полной, избив ее обидными словами, унизив, заставив почувствовать себя ничтожеством. Не сумев понять, почему не испытал от этого должного удовлетворения, и почему внутри поселилась тупая, ноющая боль.
С тех пор, Глеб не находил себе покоя. Александра не обращала на хозяина внимания, обдавая холодным, равнодушным взглядом, а Оборского снедала ревность. Он мучился от понимания, что у нее в городе, наверняка, есть мужчина, который владеет ее телом, ее мыслями, ее душой…
«Моя» – кричал волк, а Глеб не слышал, ослепленный гордыней и уязвленным самолюбием. Еще бы – его отвергла какая-то безродная девчонка!
А потом, была та страшная ночь…
Он не мог понять, что подтолкнуло его приехать в усадьбу. Помнил, как прощался с Костей, собираясь ехать к его сестре, помнил, как садился за руль, думая об Алине, только вот, очнулся, почему-то, около своего загородного дома.
А там, увидев Сашу, задохнулся от сладкого дурмана, утонул в испуганных васильковых глазах, подался вперед, желая прильнуть к ее полуоткрытым губам, и внезапно, увидев ужас и отвращение в ставших холодными синих озерах, вспомнил, что у нее есть любовник, которому дозволено прикасаться к этому манящему телу, обладать им, наслаждаться близостью… При мысли о неизвестном сопернике, красная пелена накрыла сознание Оборского. В голове всплыли слова – «Вас никак не касается моя личная жизнь», и Глеб потерял рассудок.
Он схватил девушку и понес наверх, в спальню… «Моя! – отзывалось в мозгу. – Подчинить, подмять, заставить…» И он впивался в беззащитное тело, ломал его, подстраивал под себя, а на финальном аккорде, зверь вырвался, отобрав у него власть, и отчаянно заклеймил свою пару.
Глеб помнил потрясение, охватившее его после пробуждения. Он растерзал хрупкую, нежную девушку. Невинную и невиновную ни в чем. Грубо взял ее девственность, превратив первую для Александры ночь с мужчиной в кошмар. Ужас от содеянного до сих пор отзывался внутри лютой стужей.
Оборский снова и снова видел перед собой бредящую Сашу, шепчущую – 'пожалуйста, не надо', и ненависть к самому себе захлестывала и уничтожала его. Мужчина погружался в мучительные воспоминания, и ему казалось, что он, словно наяву, слышит стоны своей любимой. Страшное это слово – любимая. Страшное в своей неизбежности и невозможности.
Спустя какое-то время, Глеб понял, что жалобный стон – не плод его воображения. Он, действительно, раздается из комнаты Александры.
Мужчина сорвался с места и кинулся к Саше, столкнувшись возле ее спальни с Алексом. Они почти одновременно влетели в комнату, чуть не снеся дверь с петель, и огляделись.
Девушка, раскинувшись, лежала на кровати. Она часто и прерывисто дышала, ее руки судорожно вздрагивали, и мучительный стон срывался с сухих, потрескавшихся губ.
Да, состояние Александры было гораздо хуже, чем можно было ожидать…
Глеб с отчаянием посмотрел на друга.
– Я не могу, – еле слышно пробормотал он.
– Это единственный выход, – пожал плечами Алекс.
Саша горела. Она чувствовала, как раскаленная лава разливается по ее телу, забирая дыхание, затапливая сознание и подбираясь прямо к сердцу.
Ей было больно. Девушка не знала, сколько минут или часов огонь пожирает ее. Она попыталась открыть глаза, но не смогла – веки налились тяжестью, дыхание с хрипом вырывалось из груди, губы пересохли и с трудом прошептали: – 'Воды… пожалуйста…' Но никто не пришел на ее еле слышный зов. И пытка все длилась и длилась…
А потом, Саша ощутила, как прохлада коснулась ее лба, опустилась ниже и стала распространяться по всему телу, забирая жар и боль. Девушка глубоко вздохнула. Восхитительное чувство наполняло ее изнутри, покачивая на волнах, унимая страхи и обещая защиту. Странная сила заполнила Сашу, подчинила своему ритму, заставила принять себя… Девушка потерялась в ощущениях, рассыпавшись мириадами восхитительных частиц, и почувствовала себя обновленной и легкой.
Открыв глаза, Александра наткнулась на внимательный взгляд Оборского.
– Прости, но это единственное, что могло тебе помочь, – виновато обронил мужчина.
Саша, в первый момент, испугалась, увидев так близко обнаженного оборотня, но ее тело помнило пережитое блаженство и подвело свою хозяйку, не желая отодвигаться от Глеба. Оборский, затаив дыхание, смотрел на Александру. Он видел, как в ее глазах туман наслаждения постепенно уступает место рассудку и, на смену томной неге, приходят страх и ненависть. Заметив попытку девушки отодвинуться, Глеб, одним плавным движением, поднялся с кровати и натянул джинсы.
– Прости, – прошептал мужчина и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
Саша осталась одна. В ее душе царил хаос. То, что произошло… Александра не могла поверить, что позволила Оборскому прикоснуться к себе. После всего, что он сделал… Как она допустила подобное?! Почему ее тело откликнулось на ласки мужчины?! Саша заплакала от собственного бессилия. Внутри царил полный раздрай. Она презирала себя, боялась Глеба и, в то же время, не могла забыть те чувства, которые испытала рядом с ним. Александра долго не могла успокоиться. Двойственность собственных ощущений мучила ее, заставляя стыдиться непослушного тела и искать объяснений своему поведению. Неужели, она настолько испорчена? Неужели, у нее нет ни капли гордости? Или это такая больная любовь? Нет, не может быть! К Оборскому у нее нет никакой любви, только ненависть и злость. Или не только?
Саша совсем запуталась. Ее рассуждения не приводили ни к чему. Вся оборона рушилась, как карточный домик, и девушка не знала, как относиться к произошедшему. Глеб – единственный виновник всех ее бед, и он же – единственная возможность от них избавиться. Парадокс.
Александра прикрыла глаза и попыталась ни о чем не думать. Тело, еще не остывшее от пережитого, медленно погружалось в дрему, уставшее, легкое, даже какое-то невесомое…
Сознание постепенно уплывало, оставляя на поверхности ленивые, неповоротливые мысли. Они неторопливо текли по кругу, и Саша почти не прислушивалась к ним. Потом. Все потом… Каждая клеточка измученного тела сейчас испытывала ни с чем не сравнимое наслаждение – боль отступила и больше не возвращается.
Воспоминания о пережитых муках смешивались с эйфорией освобождения от них, пробуждая невольную благодарность к мужчине, избавившему ее от страданий. Александра слишком долго терпела приступы изматывающего жара, и теперь, не могла вызвать в себе привычную ненависть к Оборскому. Потом, все потом… Она подумает об этом позже… А сейчас – спать… Без сновидений и мук изнывающего от желания тела, без неотвязных мыслей и эмоций, без неутоленной жажды и постоянной боли… Спать…
Девушка потянулась и вздохнула – как же давно она не чувствовала себя так хорошо… Обняв подушку, Саша провалилась в глубокий, исцеляющий сон.
А Глеб, тем временем, пребывал в эйфории. Александра не оттолкнула, не отшатнулась от него, когда поняла, что он сделал. Он до сих пор повторял про себя то слово, которое вырвалось у него помимо воли, в порыве страсти. Никогда прежде он не отваживался произнести подобное – любимая. Не было в его прежнем лексиконе такого выражения. Даже в ранней юности, в пору бурных романов, Глеб ни разу не назвал так ни одну из своих многочисленных подруг. А сейчас… Он смаковал это слово, лелеял его, представляя, как однажды осмелится произнести невозможное прежде определение вслух…
Как же упоительно хороша его… любимая! Нежная, чувственная, сладкая… То, что он ощущал прикасаясь к ней… Невозможно описать – восторг, страсть, нежность, страх…
А волк просто млел от счастья. Он жил более простыми категориями, чем человек. Зверь соединился со своей парой, почувствовал биение жизни своих щенков, ощутил аромат желания и утвердился в согласии самки… Что может быть лучше?
Теперь, когда Глеб восстановил связь с Александрой, у него появился шанс приручить ее, окутать тысячами невидимых нитей, сделать зависимой от душевной и физической близости с ним. Такова природа оборотней. Девочка еще не знает, что их жизни, отныне, неотделимы одна от другой. Не только он, волк, не сможет жить без нее, своей пары, но и она, человек, будет ощущать необходимость его присутствия, его тепла и его прикосновений. Метка оборотня, пусть и не так быстро, как положено, но все же запустила процесс формирования связи, а последующая близость поможет закрепить союз волка и человека, объединяя две непохожие половинки в единое целое…
Мечты Оборского прервал стук в дверь.
– Глеб, нам нужно поговорить, – в комнату вошел непривычно серьезный Борис. На обычно добродушном лице дяди, альфа увидел печать нелегких раздумий.
– Располагайся, – Оборский указал на кресло и внимательно взглянул на Нелидова, – что случилось?
Пожилой оборотень хмурился и не знал, как начать разговор.
– Бор, хватит мяться, говори уже, – нетерпеливо поморщился Глеб.
– Я не совсем уверен, – начал врач, – но решил предупредить тебя.
Нелидов ненадолго замолчал, повертел в руках бумаги и, со вздохом, отложил их в сторону.
– Да, что происходит, ты можешь объяснить толком? – не выдержал Оборский.
– В общем, мне не нравятся последние анализы Саши, – решившись, выпалил Борис, – я не знаю, что происходит, но меня настораживает реакция ее организма. Нет, я, конечно, делаю скидку на то, что она отличается и от нас, и от простых людей, но все равно… Обычные показатели вводят меня в замешательство, уровень тромбоцитов резко упал, гормоны, вообще, сбесились – я не успеваю следить за изменениями, – гемоглобин понизился до критического…
– Бор, ты можешь русским языком сказать, что происходит? – взволнованно перебил его Глеб.
– А? – рассеянно посмотрел на него врач. – Прости, забыл, что ты в этом ничего не понимаешь. К сожалению, в ситуации с Александрой, я и сам не многое могу сказать наверняка. Нужны серьезные обследования. Так что, тебе, все же, придется отправить ее в клинику.
– И все-таки. Какие-то предположения у тебя есть? – Оборский серьезно смотрел на Нелидова.
– Учитывая ее состояние до беременности – слабость, обмороки, отсутствие аппетита, и наложившиеся теперешние симптомы… Боюсь, все не очень хорошо, – неохотно ответил Борис.
В комнате застыла гнетущая тишина. Глеб, не отрываясь, смотрел на своего дядю, а тот пытался не реагировать на немигающий взгляд альфы. Тяжелая сила прижимала старого оборотня к земле, заставляя склонить голову перед вожаком.
– Прости, – опомнился Глеб, отводя глаза.
– Так, что делать-то будем? – отдышавшись, спросил Нелидов.
– Поедем в клинику, – немногословно ответил Оборский, – звони своим, пусть подготовят палату.
Борис кивнул и вышел из комнаты, а Глеб рассеянно уставился в окно. Он не видел белого великолепия старых елей и укрытых снегом ветвей раскидистых лип. Перед глазами стояло лицо Саши – тонкая, прозрачная кожа, большие печальные глаза, появившаяся недавно грустная морщинка между бровями…
Как сказать Александре, что ей придется пройти обследование в клинике? Девушка, и так, еле переносит все эти бесконечные осмотры, процедуры, уколы… Потерев занывшие виски, Оборский решительно поднялся с кресла.
Две секунды – и он уже у двери Сашиной комнаты. Осторожно проникнув внутрь, Глеб неслышно подошел к постели. Александра, обняв подушку, сладко спала. На ее щеках играл слабый румянец, пушистые волосы разметались по подушке, а губы были тронуты легкой улыбкой. Сердце оборотня пропустило удар. Сладкий, родной уже аромат окутал Оборского, принося умиротворение в растревоженную душу.
Нет, с ней все будет хорошо. Никаким болезням он ее не отдаст. Сделает все возможное и невозможное, но Саша будет здорова.
Присев на корточки перед кроватью, он легонько погладил девушку по щеке.
– Саш, – тихо позвал Глеб.
Девушка неохотно открыла глаза и посмотрела на него. В первые секунды он увидел недоумение в ее взгляде, потом, узнавание и панику. «Что ж, обычный набор» – со вздохом, констатировал оборотень.
Александра неосознанно отодвинулась от мужчины.
– Что вам нужно? – хрипло спросила она.
– Саш, ты только не волнуйся, – голос Оборского звучал непривычно мягко, – Борис Анатольевич считает, что ты должна пройти обследование в его клинике. Это не займет много времени. Максимум, дня три.
– Со мной что-то не так? – проницательно посмотрела на мужчину Александра.
– Нет, все нормально. Нужно просто кое-что уточнить. Так, мелочи всякие. Ты только не волнуйся.
Саша хмыкнула. «Да, уж, не волнуйся… После всего, что было в ее жизни, самое глупое – волноваться по поводу обследований».
– И когда мне нужно быть в этой клинике? – уточнила она.
– Как только соберешься, так сразу и поедем.
Саша, вздохнув, поднялась с постели. Шелковая ткань халатика плотно обтянула пополневшую грудь девушки, и Оборский тяжело сглотнул. Он помнил манящую мягкость ее тела и сейчас испытал непреодолимое желание обнять свою… девочку. Он сам поразился той интонации, с которой мысленно произнес это слово. Непривычно нежно и трогательно. Да, уж, сентиментальным Глеб никогда не был и теперь удивлялся происходящим с ним метаморфозам. «Девочка, любимая… Что дальше? Рыбка, солнышко, или, может быть, малышка?» Подобными ироничными размышлениями мужчина пытался отвлечься от мягких изгибов своей пары. Сцепив руки за спиной, он наблюдал за сборами Александры.
– Вы так и будете здесь сидеть? – Саша изящно приподняла бровь.
Глеб опомнился и поспешно поднялся.
– Прости, уже ухожу. Буду ждать тебя за дверью, – бросил он и вышел из комнаты.
Саша вздохнула и прислонилась к стене. Понятно, что Оборский недоговаривает. Обострившееся чутье твердило, что ее ждут проблемы. Хотя, их, и так, хоть отбавляй. И неожиданная беременность, и проживание в ненавистной усадьбе, и страшные воспоминания… И странное спокойствие при общении с Глебом… Разве могла она представить еще вчера, что будет мирно разговаривать со своим мучителем? А волнение Оборского?..
Явно с ней что-то не так. Или не с ней, а с детьми? И хозяин переживает о своих отпрысках? Еще бы – столько лет ждать, а тут…
Машинально присев на кровать, Александра прерывисто вздохнула. Странное предчувствие кольнуло изнутри. Она ощущала смутное беспокойство, будто вот-вот лишится чего-то очень дорогого, необходимого, бесценного… Странное выражение лица хозяина, его попытка говорить с ней мягко и ласково… Что не так? Почему сердце заполняется нехорошим страхом? Липким, убивающим надежду на… на что? Да, нет! Она же хотела избавиться от всех последствий произошедшего… Переписать жизнь набело, начать ее заново… Похоже, судьба пошла ей навстречу… Холодный пот прошиб девушку. Дрожащей рукой она отерла выступившую испарину.
Александра положила ладонь на плоский живот и представила, что будет, если она лишится этой беременности. Глухая тоска заворочалась в сердце. Саша не хотела этих детей, она ненавидела их отца, мечтала избавиться от поселившихся внутри монстров, так почему же сейчас так испугалась за две маленькие жизни?
Александра не знала ответа. Мощный, неожиданно проснувшийся инстинкт требовал одуматься, защитить малышей… и девушка сдалась. Она сделает все от нее зависящее, чтобы с ее детьми ничего плохого не случилось. Ее дети. Саша задумчиво повторила эти слова. Непривычно, невозможно… Или, все же…
Пронзительная нежность к маленьким чудовищам, как до этого называла их Александра, поразила ее.
Они не монстры. Малыши. Ее малыши.
Саша решительно взяла сумку и направилась к выходу.
Глава 14
Оборский в волнении расхаживал по коридору. Саша выставила его из кабинета УЗИ, категорически отказавшись проходить обследование в присутствии «ненужного свидетеля». Глеб смирился и остался за дверью – лишь бы Александре было комфортно. А теперь, он мерил шагами просторный холл второго этажа и бросал взгляды на запертый кабинет.
Саши не было уже больше получаса. «Вот, что там можно так долго выяснять? – постепенно заводился мужчина. – Только бы с ней все было хорошо… Нет, с ней обязательно все будет хорошо» – тут же поправлял он себя.
Тем более, что сегодня Саша выглядела посвежевшей и бодрой. Вон, даже слабый румянец на щеках пробился. И глаза перестали быть безжизненными и равнодушными. Нет, Борис что-то напутал, с ней все будет в порядке. Глебу очень хотелось верить в то, что Нелидов ошибся.
Когда Александра, наконец-то, вышла из кабинета, Оборский мгновенно оказался рядом. Девушка вздрогнула и отодвинулась.
– Прости, – пробормотал мужчина, – ты как?
– Хорошо, – холодно ответила Саша.
Вышедший вслед за своей пациенткой Борис, ободряюще улыбнулся племяннику и обратился к девушке:
– Ну, что, Сашенька, пойдем, я тебе твои хоромы покажу. У нас тут такая красота! Лучшие санатории и рядом не стояли!
Добродушный тон Нелидова успокоил нервничающую Александру, но не обманул альфу. Оборский почувствовал фальшь и напряжение в словах дяди. Глеб шел позади Саши и Бориса, не отрываясь взглядом от плавных движений девушки и напряженно размышлял, к кому еще можно обратиться за помощью. Попытаться поговорить с Роном? Или лучше сразу звонить Грегори? Все-таки, в Америке несколько больших кланов, возможно, там и специалисты хорошие найдутся.
– Ну, вот мы и пришли, – сообщил Нелидов, распахивая филенчатую дверь.
Комната, выделенная особой пациентке, ничем не напоминала обычную палату. На стенах висели мирные пейзажи, в углу притулился удобный диванчик, у окна расположилась широкая двуспальная кровать. Саша присела на нее и выжидающе посмотрела на мужчин.
Оборский поставил сумку с вещами на пол и обвел глазами помещение. Чисто, уютно, красиво. Девочке будет здесь удобно. Глеб чувствовал неловкость – он ощущал себя лишним в этой комнате. Нелидов ласково разговаривал с Сашей, объяснял ей что-то по поводу предстоящих обследований и процедур, а Оборский переминался с ноги на ногу и не знал, куда деть руки – они казались странно чужими.
– Ну, что, Сашенька, мы пойдем, а ты обустраивайся тут и ложись отдыхать. Сегодня мучить тебя больше не будем, все основные обследования проведем завтра.
Борис, улыбнувшись, пошел на выход. Глеб нерешительно посмотрел на девушку.
– Мне уйти? – спросил он.
– Да, – коротко ответила Саша.
– Хорошо, если что-то понадобится, жми кнопку вызова сестры, – спокойно сказал Оборский, оглядев свою пару с ног до головы, – и постарайся отдохнуть.
Он переставил сумку на столик, чтобы девушке не пришлось наклоняться, и вышел из палаты. Глядя на закрывшуюся за оборотнем дверь, Саша испытала облегчение. Внимание Глеба тревожило ее, не давало расслабиться и почувствовать себя в безопасности. А еще, лишал покоя его затравленный взгляд. Виноватые глаза, цвета растопленного меда, грустно смотрели на нее, и Саша, бесконечно презирая себя за слабость, испытывала жалость к проклятому оборотню. «Хватит о нем думать!» – приказала она себе.
Неторопливо переодевшись, Александра прилегла на кровать. В последнее время девушка быстро утомлялась и сейчас с удовольствием растянулась на мягкой постели, пережидая легкое головокружение. Ее мысли уплыли к недавнему событию – черно-белые полосы на экране монитора, непонятная картинка и маленькие точки, на которые указал ей врач.
Александра улыбалась, вспоминая две крошечные горошинки. Ее малыши. Саша сама не понимала, как могла подумать, что сможет отказаться от них. Она положила руку на плоский пока живот. Неужели крохи виноваты в том, как они появились в ее жизни? Разве можно испытывать к ним ненависть?
И опять она вернулась к виновнику всего – Оборскому. Глеб очень изменился. Исчез прежний властный и эгоистичный человек, уступив место совершенно незнакомому мужчине. Алекс пытался донести до Саши мысль, что альфа никогда больше не сможет причинить боль своей паре, что он будет заботиться и оберегать девушку, как самую главную ценность своей жизни. Но события той ночи, когда были зачаты дети, перечеркивали все утверждения Метельского. Если Глеб тогда смог взять ее силой, что помешает ему и в будущем обидеть «свою пару»?
«Он пожертвует ради тебя жизнью» – уверял ее Алексей.
Как такое возможно? Кто она и кто Оборский?!
Саша хорошо знала отношение к «плебсу» в среде людей, подобных Глебу. Для таких, как он, отношения с прислугой могли быть не более чем прихотью, мимолетным желанием, развлечением на одну ночь. Так, походя, снял напряжение и забыл, как зовут эту «Таню-Маню-Валю…»
Сейчас Александра имеет для него ценность только как женщина, вынашивающая его детей. А что потом, после их рождения? Когда Оборский получит то, что ему нужно?
Никто не помешает хозяину забрать у нее малышей. Саша потерянно уставилась в окно. Раньше, когда она только узнала о беременности, ей хотелось избавиться и от Глеба, и от его отпрысков, но сейчас, стоило только понять, что ее могут просто вышвырнуть из дома, после рождения детей, все внутри отчаянно воспротивилось этому.
Осторожно приоткрывшаяся дверь тихо закрылась. Девушка лежала, не шелохнувшись, и медсестра не стала ее будить.
Однако Саша не спала. Мысли, одна безумнее другой, мучили ее своей неотвязностью. Александра искала выход из ситуации. Сбежать? Куда? И как? Если беременность преподносит такие сюрпризы, то чего от родов ждать? И к кому обращаться? Мало ли, вдруг у детей будут какие-то «волчьи» признаки, или еще что-то? Нельзя, чтобы кто-то узнал о том, что они оборотни, иначе малыши пострадают.
Девушка невесело усмехнулась. Куда ни кинь… Не сбежит – отберут детей, сбежит – обнаружат и все равно отберут, а если и не найдут, то сама нарвется на неприятности. Господи, что же ей делать? Надеяться на чудо? Или ждать подходящего шанса? Если бы она чувствовала себя более-менее сносно, можно было бы попытаться уйти из клиники, а там – будь что будет, как-то бы выкрутилась. А дальше? Чем выплачивать ипотеку, где взять деньги на детей, куда скрыться от Оборского? По всему выходило, что пока лучше не предпринимать ничего кардинального. А потом, она обязательно что-нибудь придумает…
Кое-как успокоившись, Саша попыталась уснуть.
Утро началось с бодрого голоса медсестры. Веселая, разговорчивая девушка, быстро перетянула руку пациентки жгутом, и, не прекращая успокаивающе что-то приговаривать, безболезненно ввела в вену иглу.
– Ну, вот, и замечательно! – жизнерадостно щебетала сестра, – сейчас еще немного потерпите – и все!
Ласково улыбнувшись Саше, она ловко согнула руку девушки, зажимая пропитанный спиртом ватный диск.
Потом был завтрак и хождение по кабинетам, где Александру осматривали, брали все новые и новые анализы и заставляли вспоминать перенесенные ею болезни, начиная чуть ли не с младенческого возраста.
Оборский был рядом. Когда утром Саша открыла дверь и увидела его встревоженную физиономию, у нее не хватило сил отказаться от протянутой руки – резкое головокружение заставило девушку пошатнуться, и поддержка Глеба оказалась очень кстати. А потом, было уже бессмысленно пытаться отстраниться – мужчина не отходил от нее ни на шаг, сопровождая от кабинета к кабинету.
Очередная дверь, до которой оставалось всего несколько шагов, внезапно стала отдаляться и тускнеть.
– Саша, что? – услышала девушка встревоженный голос. – Плохо?
– Сейчас все пройдет, – еле слышно откликнулась она, пытаясь побороть слабость.
– Пойдем, присядешь, – Оборский прижал ее к себе и повел к небольшому дивану.
Саша откинулась на прохладную кожаную спинку и прикрыла глаза. Фух… Головокружение постепенно отступало. Через несколько минут, девушка попыталась приподняться.
– Ты куда? Посиди еще немного, – Оборский смотрел на нее обеспокоенно и виновато.
– Спасибо, Глеб Александрович, мне уже лучше, – Александра встала и направилась к кабинету терапевта.
Мужчина мгновенно помрачнел.
– Саша, пожалуйста, – поморщился он, – для тебя я Глеб.
Девушка скорчила непередаваемую гримаску и вежливо ответила:
– Как скажете, Глеб Александрович.
Дверь кабинета захлопнулась за ней с особо ехидным, как показалось оборотню, стуком.
Вечером Глеб сам принес Александре ужин.
– Саш, поешь.
– Я не хочу, – устало откликнулась девушка. Она отказывалась не из упрямства. Просто, не было ни аппетита, ни сил – после выматывающих процедур хотелось лежать и не шевелиться.
– Сашенька, нужно поесть, – мягко уговаривал ее Оборский, – смотри, какие вкусные тефтели.
Разве тебе не хочется мяса?
– Нет, мне ничего не хочется. Просто, оставьте меня в покое.
– Не могу. Вот, когда съешь хоть немного, тогда я и уйду.
Александра посмотрела на Глеба и увидела непоколебимую решимость в его глазах. Этот точно никуда не уйдет, пока не накормит. Со вздохом, она взялась за вилку. Через силу запихнула в себя несколько кусочков и устало откинулась на подушку.
– Все. Не могу больше.
– Ну, хорошо. Отдыхай, – Оборский забрал у нее поднос и собрался уходить, но замешкался.
– Саша, я давно хотел сказать… – мужчина повернулся и с мольбой уставился на девушку, торопясь договорить, пока она слушает его, – пожалуйста, если сможешь, прости за ту ночь. Я не понимаю, как опустился до такого… зверства. И осознаю, что мне нет прощения, за то, что сделал. Но я хочу, чтобы ты знала – я ненавижу себя за ту боль, которую причинил тебе. И сам себя не прощу.
Он резко развернулся и вышел из комнаты, а Саша, застыв, смотрела ему вслед. Неожиданно…
Всемогущий Оборский просит прощения у прислуги… Совесть его, бедненького, замучила!
Девушка растерянно уставилась на захлопнувшуюся дверь, не веря тому, что только что случилось.
Надо же, ненавидит себя… Замечательно! А ей-то что делать?
Прошло полтора месяца. Оборский ходил мрачнее тучи – Александра все еще была в больнице.
Девушку обследовали самые разные специалисты, она сдала кучу анализов, но врачи так и не смогли поставить диагноз. Все усилия были напрасны – Саша таяла на глазах, и никто не мог ей помочь.
Когда Глеб видел бледную, измученную Александру, ему хотелось выть от бессилия. Он понимал, что ей плохо, что она держится из последних сил, но ничего не мог поделать. Вот и сейчас. Оборский сидел в процедурном кабинете и наблюдал, как медсестра протирает спиртом перетянутую жгутом руку Саши, а девушка обреченно улыбается потрескавшимися губами. Безумная картина его постоянного кошмара. Сколько ж можно-то? Они с нее уже всю кровь сцедили! Почище вампиров!
И Оборский не выдержал. Одним движением выскочил за порог процедурной, ворвался в ординаторскую, где как раз проходил очередной консилиум, и потребовал объяснений. Нелидов, недовольно посмотрев на него, принялся нудно перечислять все диагнозы больной на сегодняшний момент, используя кучу непонятных терминов, а Глеб слушал дядю и понимал, что в нескольких метрах от них тихо угасает его любимая девочка, и никто ничего не может сделать. Борис продолжал что-то говорить, его коллеги согласно кивали, перебрасываясь незнакомыми Глебу словами, но Оборский их больше не слышал. Он поднялся и пошел прочь, все больше ускоряя шаг. У палаты Саши мужчина остановился и, постояв минутку, словно собираясь с духом, осторожно потянул на себя дверь.
Тишина. Александра, свернувшись клубочком, лежала на постели. Глеб подошел поближе и присел на корточки у кровати.
– Саша…
Она подняла на него грустные глаза и тихо спросила:
– Все плохо, да?
Оборский задохнулся, как от удара. Он больше не мог выносить ее боль. Подхватив девушку на руки, Глеб пинком открыл дверь и пошел к выходу из клиники. Саша молча обняла мужчину за шею, спрятав лицо у него на груди. Господи, как же она устала! Скорее бы все закончилось…
Вслед им что-то кричала медсестра, из ординаторской выскочил Нелидов и попытался остановить Оборского, но тот, не оглядываясь, шел к машине. Он усадил девушку на переднее сиденье, пристегнул ее и аккуратно вывел свой хаммер за ворота клиники. Вскоре, они выехали на знакомое шоссе, и Глеб утопил в пол педаль газа. Мелькали указатели, мимо проносились поселки, автобусные остановки, просыпающиеся от зимнего сна деревья. Клиника осталась далеко позади.
Саша повернулась к Глебу и тихо сказала:
– Спасибо.
Оборский стиснул зубы, чтобы унять боль, терзающую его душу.
– Ты должна знать – я никому не дам тебя в обиду, – твердо ответил он, слегка прикоснувшись к ее руке, – поверь, мы справимся. Все будет хорошо.
Девушка грустно кивнула. За последний месяц она понемногу привыкла к постоянному присутствию Глеба, к его голосу, прикосновениям, улыбке. Порой, ей даже казалось невозможное – возникало ощущение, что она чувствует
Оборского. Его мысли, эмоции, страхи… Все это находило в ее душе отклик и невольное сопереживание. Девушка поражалась тому, что больше не вздрагивает при взгляде на оборотня, не отодвигается от него, не отшатывается в испуге от прикосновений и несмелой ласки. Оборский не рисковал явно проявлять к ней интерес, но Саша ощущала на себе его тоскливый взгляд, замечала, как он старается украдкой прикоснуться, чуть дольше задержать ее руку в своих, ненароком приобнять, под предлогом поддержки. Глеб окутал ее своим ароматом, своим теплом, заботой, сдержанной нежностью…
– Ну, вот мы и дома! – бодро объявил Оборский. Саша очнулась от своих мыслей. – Тебя тут уже все заждались. Смотри, кто бежит!
Серый ураган несся по липовой аллее. Тошка! Девушка собралась сама выйти из машины, но Глеб не позволил – подхватил на руки и понес к дому. Подбежавший волк прыгал вокруг них, взвизгивал от радости, как щенок, и вился под ногами, пытаясь дотянуться до своей хозяйки.
– Тошенька, родной! – Саша не заметила, как по ее лицу побежали слезы. Господи, как же она соскучилась! И по Тошке, и по усадьбе, и даже по ее обитателям… Никогда бы не подумала, что будет рада сюда вернуться.
– Александра Павловна, с возвращением, – столпившиеся у входа охранники радостно скалились, приветствуя девушку.
Александра удивленно смотрела на них. С чего бы это ее так «повысили»? Вроде бы, раньше Сашей звали… А, вероятно, это из-за Оборского. Ну, мать его детей и все такое… Она смущенно потупилась. Девушка испытывала неловкость под взглядами оборотней. Глеб легко держал ее на руках, осторожно прижимая к себе и показывая, что она принадлежит ему вся, целиком и полностью, и твердо смотрел на своих… на свою… стаю? Саша отвернулась от охранников и случайно поймала устремленный на нее грустный взгляд – Игорь. Мужчина стоял неподалеку, у гаража, и с тоской наблюдал за ней, не рискуя подойти ближе. Девушка кивнула ему и увидела, как радостно сверкнули в ответ карие глаза.
Бедный… Если он, и правда, испытывает к ней какие-то чувства, то ему сейчас нелегко видеть ее на руках у Оборского. Саша вздохнула. Она понимала, что это уже не имеет значения. Так или иначе, скоро все закончится… Только бы дети успели родиться, только бы у нее хватило сил… Девушка не обольщалась на свой счет. Она видела, как теряются врачи от ее вопросов, замечала, как все больше мрачнеет Глеб, как виновато смотрит Нелидов… В их глазах она прочла свой приговор.
