Текст книги "Александра (СИ)"
Автор книги: Анна Туманова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Девушка не могла понять, как умудрилась так сильно вляпаться? Когда сумела настолько увязнуть в своих непонятных чувствах к проклятому оборотню?
Александра незаметно посмотрела на лежащего рядом мужчину и наткнулась на серьезный, настороженный взгляд. Оборский был собран и наблюдал за ней, будто просчитывая варианты ее поведения.
– Все хорошо? – напряженно спросил он.
Саша кивнула и попыталась сползти с постели. Не тут-то было! Глеб аккуратно перехватил ее поперек живота.
– Подожди-ка, ma cheriе, не так быстро. Ты куда?
– Мне в ванную надо, – Саша старалась не реагировать на удерживающие ее руки. А Оборский, чуть ослабив захват, слегка поглаживал ее животик, отчего все тело девушки вновь начинало таять и плавиться, отзываясь на незамысловатую ласку.
– Не вставай, я сейчас сам тебя отнесу, – и Глеб, подхватив Александру на руки, направился в ванную.
Осторожно опустив девушку под теплые струи, мужчина выдавил на губку щедрую порцию геля для душа.
– Глеб Александрович, я сама, – попыталась отстоять свою независимость Саша. Оборский хмыкнул, но не поддался.
– Саш, ты сейчас слаба, как котенок. Позволь мне тебе помочь, – и он невозмутимо принялся намыливать строптивицу. Бережные прикосновения быстро усыпили бдительность Александры, сил на сопротивление, попросту, не осталось, и она, вздохнув, отдалась на волю ласковых рук. Ммм…как приятно…
Тепло распространялось по всему телу, глаза неумолимо закрывались. Саша из последних сил старалась не заснуть. Томная нега окутывала ее сознание. Ни думать, ни переживать не хотелось. Потом. Все потом. Сейчас, есть только нежные касания больших ладоней и струящаяся вода, уносящая все плохое, что было когда-то.
Глеб бережно промокнул мокрые волосы девушки, тщательно вытер полотенцем все ее тело и, подхватив на руки, легко донес до постели. Оборский удивлялся тому, с каким трепетом относится теперь к совершенно простым вещам. Казалось бы, что может быть интересного в том, чтобы одевать женщину? Ха! Раньше, его больше увлекало обратное действо. А сейчас… Он с наслаждением помогал Саше одеваться, укрывал ее одеялом, даже не укрывал, а укутывал по самый очаровательный носик, опасаясь малейшего сквозняка, с удовольствием кормил ее, сегодня, вот, даже искупал и был, при этом, на седьмом небе от счастья. Чудеса!
Незаметно втянув в себя запах волос своей пары, Глеб расплылся в блаженной улыбке, но Саша этого уже не увидела – она заснула сразу, как только оказалась на кровати. Последней попыткой отстоять свою независимость, было желание самой натянуть ночнушку, но Глеб оказался неумолим – он невозмутимо надел на нее сорочку и подоткнул одеяло. Последним, что помнила Александра, был тихий, еле различимый шепот: – спи, моя хорошая… А может быть, это ей просто приснилось…
Оборотень, затаив дыхание, наблюдал за спящей Сашей. Надо же, отключилась прямо у него на руках. Такая беззащитная, открытая, трогательная в своих наивных попытках быть самостоятельной. «Нет, уж – поздно. Никуда ты от меня не денешься» – думал Глеб, перебирая подсохшие пряди рыжих волос Александры. Он видел, как теряется Саша от реакций своего тела, как рьяно пытается избавиться от странной зависимости, захватившей ее целиком, как не может примирить свое сознание, которое не доверяет Оборскому и помнит все обиды, и свое сердце, бьющееся в унисон с сердцем оборотня. Мужчина понимал, что Саше нелегко справиться с собой, но она борется. Только доведенная до крайности сжигающей ее горячкой, она сдается и растворяется в его объятиях. Зато потом, когда к ней возвращается способность мыслить здраво, в глазах девушки он снова видит свой приговор – недоверие, страх и неуверенность. Как же невыносимо раз за разом наблюдать это превращение. Вот, только что, она со всей страстью отдается ему, а спустя миг – из ее глаз льется презрение и стыд за свою податливость. Эти «качели» угнетали Глеба, лишая его уверенности в будущем. Неужели, только так и будет? Неужели, они никогда не смогут быть вместе по доброй воле Саши? Нет. Он добьется от нее взаимности. Костьми ляжет, но сумеет убедить ее в своей любви. Окружит заботой, приручит, сделает зависимой… Все, что угодно, но она должна поверить, должна простить и довериться ему.
На следующий день профессор Николсон зашел проведать свою пациентку. Саша как раз завтракала, и, взглядом показав Тамаре – новой домработнице – чтобы та унесла поднос, вежливо поздоровалась с доктором.
– Ну, деточка, как прошла ночь? Есть какие-либо жалобы? Боли, слабость? – спрашивал он, прощупав лимфоузлы и взяв девушку за руку. – Сердце не беспокоит?
Профессор принялся считать пульс, а Саша незаметно вздохнула. «Сердце еще как беспокоит, доктор – подумала она, – вырвать бы его и заменить нормальным. А то, все ноет и ноет, жалеет проклятого оборотня, всю душу выворачивает этой жалостью…»
Разумеется, вслух она сказала совсем другое.
– Вы знаете, господин профессор, как ни странно, но я чувствую себя лучше.
Это было правдой. Сегодня Саша, впервые за много дней, проснулась отдохнувшей. Нет, слабость не ушла до конца, но она, как-будто, затаилась где-то, отступив и дав Александре возможность дышать свободно.
– Ну, еще бы, – улыбнулся врач, – правильное лечение творит чудеса.
– Но я же ничего не принимала… – непонимающе уставилась на него девушка.
– Ну, скажем так, ваше лекарство особого рода, – усмехнулся профессор, – не удивляйтесь, я сейчас постараюсь вам все объяснить.
И он подробно рассказал Саше, что именно может ей помочь.
По мере его рассказа, глаза девушки темнели и наполнялись недоверием. Нет, ее здесь, точно, за дуру держат! Ага, щаз… Что за бред они придумали?
– То есть, вы хотите сказать, что регулярная близость с Оборским и есть то самое «лекарство»? – подчеркнуто спокойно спросила она.
– Да-да, вы все правильно поняли, – довольно закивал головой Николсон.
– Профессор, это Глеб Александрович попросил вас убедить меня в этом… этой… в общем, в этой глупости? – разгневанно посмотрела на него Александра.
– Зря вы не верите, деточка. Это единственное средство, которое спасет и вашу жизнь, и жизнь ваших детей. Нужно постараться исправить ту ошибку, что совершил ваш… э… муж. Постарайтесь принять свое прошлое и попытайтесь пойти дальше. Вам сейчас нужно выжить, поэтому, хотите вы или нет, но мистер Оборский должен стать вашим постоянным спутником, хотя бы на время беременности. А уж потом, вы сами решите, как жить дальше. Главное – сумейте продержаться до родов. Я очень надеюсь на ваше благоразумие.
Саша ошарашенно слушала Николсона, не в силах поверить, что это не розыгрыш, не заговор, с целью свести ее с Глебом, не попытка манипуляции… Нет, если рассуждать здраво, то ей, действительно стало лучше после вчерашней… близости. Но представить, что их отношения с Оборским станут постоянными… Это катастрофа. Тяга к Глебу и так измучила ее, не хватало только окончательно превратиться в зависимое существо, ждущее ласки от хозяйской руки.
Саша со стоном зарылась головой в подушку. Если бы не дети…
Подняв покрасневшее лицо, она посмотрела на Николсона и решительно сказала:
– Ну, что ж, профессор, если другого выхода нет, я попытаюсь…
– Я не сомневался в вашем здравомыслии, Александра, – улыбнулся старый оборотень.
Глава 16
– Саша… – шаловливая рука подкрадывается к ее груди.
– Ммм…
– Просыпайся, mon coeur… – девушка чувствует, как чуткие пальцы перекатывают горошину соска, и острая волна наслаждения захлестывает податливое тело.
– Не хочу… – теплая мужская ладонь опускается все ниже и полный неги стон рождается в груди Александры.
Не открывая глаз, Саша тянется навстречу ласковым рукам и приоткрывает губы.
Мужчине не нужного иного приглашения – он властно накрывает ее губы своими и уверенно завоевывает сдавшуюся территорию. Спустя полчаса, разомлевшая девушка открывает глаза и тонет в обжигающем взгляде оборотня.
– Доброе утро, – ласково шепчет он.
Александра смущенно улыбается припухшими губами.
– Доброе утро, Глеб Александрович, – неуверенно произносит она.
– Саш, я же просил, – морщится Оборский. Он устал упрашивать Александру обращаться к нему по имени. Упрямая девушка не сдавалась. Как бы ни было ей хорошо, даже в моменты наивысшего наслаждения, она ни разу не назвала его Глебом. Хотя, Саша, вообще, редко обращалась к нему. Все больше отмалчивалась.
– Простите, но я не могу… пока, – прошептала Александра.
Она, действительно, не могла разрушить эту дистанцию, сознательно отстраняясь от полного растворения в своем… а кто он ей? Любовник? Хозяин? Любимый?
Саша упорно держалась за ненужную формальность, не позволяя себе забыться. Нет. Нельзя. Нельзя привыкать, нельзя верить. Пусть ненасытное тело поверило – хозяин приручил его, и оно отзывается на малейшую ласку острым наслаждением, но холодный рассудок шепчет – не верь, потом будет больно.
Саша медленно встала с постели, накинула легкий пеньюар и пошла в ванную. Оборский, не отрываясь, наблюдал за ней. За последние месяцы Александра немного поправилась, груди налились приятной полнотой, бедра чуть раздались и гордо поддерживали выступающий животик, в котором росли его дети. При мысли о наследниках, Глеб скупо улыбнулся. До родов оставалось совсем немного времени, скоро малыши появятся на свет. Они уже и сейчас проявляют активность, вовсю пинаясь и толкаясь изнутри. Глеб удивлялся, как Саша умудряется спокойно спать и не реагировать на всю эту возню. Но его пара, наконец-то, стала чувствовать себя хорошо, у нее нормализовался сон, появился аппетит, и, самое главное, зажила его метка. Остался едва заметный след на шее, который был виден, только если тщательно присмотреться. Александра окрепла, поздоровела, на щеках играл румянец, глаза блестели. Оборский готов был смотреть на нее часами. Правда, не всегда удавалось подолгу находиться рядом с Сашей, все-таки, дела клана требовали его внимания, но каждую свободную минуту он проводил вместе с ней, и спали они теперь в одной постели. Это было настоящим чудом – засыпать, сжимая в объятиях свою девочку, наслаждаться ее теплом и ароматом, ощущать под руками биение жизни своих детей… А наблюдать, как Саша просыпается? Мягкая, нежная, такая домашняя и уютная…
Александра вышла из ванной и открыла шкаф. Он был забит новыми вещами до отказа. Оборский постоянно что-то покупал – красивые легкие платья для беременных, туники, брюки, домашние костюмы. Кучу каких-то невероятных маечек, сорочек, пижамок, белья… А еще – невероятно красивые вечерние наряды.
По мере увеличения Сашиных объемов, Глеб привозил все новые и новые дорогущие вещи.
Девушка поначалу сердилась, доказывала, что ей ничего не нужно, что она сама в состоянии купить себе одежду, но Оборский быстро пресекал подобные настроения, попросту закрывая ей рот поцелуем, и твердо говорил – «у тебя должно быть все самое лучшее, и не спорь со мной». Одним словом – альфа…
Медленно, исподволь, оборотень приручал свою пару, стремясь к тому, чтобы она забыла прошлое, отринула все сомнения. И только об одном боялся говорить – о своей любви. Глебу казалось, что еще рано, что слишком мало времени прошло после той ночи, что девушка должна сама убедиться в том, что он не причинит ей вреда… А уж потом… Потом он сумеет найти нужные слова, добьется ее любви и признания, и их жизнь наконец-то выровняется. Сейчас, они словно ходят по лезвию ножа – одно неосторожное слово, и Александра закрывается в своей раковине, окидывая его недоверчивым взглядом васильковых глаз. Непонятное выражение, проскальзывающее в их глубине, заставляло Глеба нервничать и держаться настороже.
Прошедшие месяцы напоминали хождение по минному полю. Как сложно было приручить Сашу, изгнать страх из ее души, заставить ее хоть немного расслабиться. Ночи, которые они проводили вместе, ненадолго сближали их, но дни… Слишком много усилий пришлось прилагать оборотню, чтобы добиться хотя бы нормального общения с девушкой. Нет-нет, да и мелькал ужас воспоминаний в глубине ее глаз. В такие моменты, Глебу хотелось взвыть от безнадежности – не забыла. Не простила. Все помнит. Лишь в последние недели, когда физическое состояние Александры, наконец-то, пришло в норму, девушка стала спокойнее относиться к присутствию рядом Оборского. Глеб часто замечал на себе ее задумчивые взгляды, ощущал спокойствие, поселившееся у нее внутри, и тихо радовался наступившим переменам.
…А Саша привыкла к жизни среди волков. Правда, они никогда при ней не обсуждали свои дела, и уж, тем более, ни разу она не видела их во втором облике, но сам уклад жизни усадьбы, четкая иерархия, строй и порядок их существования стали ей близки. Она незаметно прониклась духом старого дома, привыкла к его правилам и уже спокойно выходила к ужину в вечернем платье и с уложенными волосами… Понемногу, исподволь, она присматривалась к Глебу и понимала, что его прошлое таит много загадок. Иногда, лежа без сна рядом с мужчиной, девушка размышляла о своем… хозяине. Саше очень хотелось узнать, как он жил, где родился и вырос, кто были его родители и где они сейчас…
Разумеется, она не осмеливалась задать все эти вопросы вслух, но думать об этом не прекращала.
Жизнь в старинном особняке текла размеренно и неторопливо. Единственное, что огорчало Сашу – Глеб запретил ей выезжать за пределы усадьбы. Ну, как запретил? Ласково порекомендовал, но так, что ослушаться было невозможно. По его глазам она видела, что Оборский боится. Боится, что она сбежит, боится, что с ней что-либо случится, и он не сможет помочь…
– Саш, я тебя прошу, давай не будем рисковать – побудь дома до родов, – уговаривал он ее, – тебе не так давно стало лучше, и мне не хочется неожиданностей. Все, что нужно, я тебе привезу, ты только скажи.
– Я хотела сама зайти в банк, – сколько можно просить Алексея Николаевича оплачивать кредит, и в квартире сто лет не была, и по городу погулять хочу, – пыталась добиться своего Саша.
Ага. Добилась… В тот же день, Оборский принес ей документы из банка – ее ипотека была погашена досрочно. Он внес всю сумму сразу. На попытки девушки заикнуться о деньгах, Глеб так посмотрел на нее, что она не рискнула возражать. «Все, вопрос закрыт» – сказал ей взгляд янтарных глаз.
В конце концов, Саша смирилась с тем, что Оборский полностью взял на себя все ее проблемы.
Александра понимала, что он старается ради детей, создавая ей комфортные условия жизни и отсутствие переживаний, но где-то глубоко внутри мелькала робкая надежда – а может быть, это не только из-за детей? Может быть, и к ней, Саше, у него есть какие-то чувства?
Последние несколько месяцев прошли в какой-то странной атмосфере. Оборский окружил Александру сказочной заботой, предупреждая любое ее желание и, тут же, исполняя его. Саша, поначалу недоверчиво относившаяся к хозяину и переменам, произошедшим с ним, постепенно оттаяла и взглянула на Глеба по-новому. Оборский открылся девушке совсем с другой стороны. Умный, начитанный, свободно владеющий несколькими языками… Интересный собеседник, потрясающий любовник – нежный, чуткий, внимательный… И, одновременно, очень закрытый, не подпускающий ее дальше тех границ, которые сам же негласно и обозначил. А ей так хотелось раздвинуть воздвигнутые им стены, заглянуть за них, узнать, что скрывается за его внешней невозмутимостью. Несколько раз она попыталась задать интересующие ее вопросы, но Глеб очень ловко увел разговор в сторону, и девушка только со временем поняла, что он так и не ответил ни на один из них. Остальные попытки так же не увенчались успехом, и Саша отступилась. Возможно, со временем, все прояснится.
Хотя, и то, что ей удалось увидеть, давало повод для размышлений.
Александра даже не предполагала, что властный и ироничный мужчина может быть таким заботливым и добрым. Нет, девушка, конечно же, понимала, что прежний Оборский никуда не делся – остальные обитатели усадьбы, по-прежнему, сталкивались с его жестким характером, но то, как бережно и трепетно он относился к ней, заставляло Сашу всей душой тянуться к своему хозяину. Да, глупо, да, недальновидно… Но она устала с собой бороться. Сдалась. Глеб приручил ее. К себе, к своим рукам, к своим губам, к своему телу… К постоянному присутствию рядом. Если Оборскому приходилось уехать по делам на несколько дней, Саша чувствовала болезненную пустоту в душе, ей не хватало Глеба, она волновалась, скучала и, только когда он возвращался, мир вновь обретал привычные краски…
…Девушка задумчиво уставилась на открытый шкаф, размышляя, что надеть. Обилие вещей делало выбор непростым занятием, и Александра неторопливо передвигала плечики с одеждой. Что лучше – нежно-голубая туника с легкими брючками, или жемчужно-серое платье? Раздумья прервал звонок телефона Оборского. Саша потянулась к мобильному, собираясь отнести его Глебу в ванную, но, на полпути, ее рука дрогнула и остановилась. На экране высвечивалась фотография Алины. Звонила невеста Оборского. Саша почувствовала, как внутри что-то противно заныло, отзываясь во всем теле мелкой дрожью. Вот оно – то, чего она так боялась. То, чего втайне ждала и о чем хотела забыть.
Александра отдернула руку от жалящего своим звонком мобильного и тяжело осела на кровать.
Оборский никогда не говорил о том, что будет с ними дальше. А Саша не спрашивала. Слишком много на нее всего свалилось в последнее время: и тяжелые первые месяцы беременности, и неуверенность в завтрашнем дне – сумеет она до него дотянуть или нет? – и непонятные отношения с Глебом… А потом, когда Александра почувствовала, что к ней возвращаются силы, поверила, что сумеет дожить до родов и увидеть своих детей, какая-то непередаваемая эйфория охватила ее и заставила забыть обо всем плохом, что было. Саша была счастлива. Размеренная жизнь в усадьбе завораживала своим постоянством, Глеб был внимателен и ласков, все вокруг тряслись над ней и выполняли все ее прихоти и казалось, что так будет всегда – она, Оборский, их дети, Метельский, члены клана… А сейчас, наступило отрезвление – будущее, которое она не желала видеть, внезапно настигло ее, в виде звонка Алины, и заявило о себе во весь голос.
Глеб ничего не обещал. Он поддерживал ее, содержал, проводил ночи, но никогда… ни разу… не предлагал чего-то большего.
Девушка устало провела рукой по лицу. Кто она для хозяина? Любовница? Мать его детей? Содержанка? Или просто прислуга, которая умудрилась не вовремя залететь?
Саша почувствовала, как холодный обруч сжимает внутренности.
Дура! Какая же она дура! Расслабилась, забылась, доверилась…
Неужели забыла жизненные уроки? Нельзя доверять мужчинам! Нельзя…
Вышедший из душа Глеб с испугом уставился на бледную, какую-то поникшую Александру.
– Что? – в мгновение ока, подскочил он к девушке. – Где болит?
Он тормошил Сашу, пытался понять, что с ней, но она молчала.
Правда, потом, словно очнувшись, девушка, через силу, улыбнулась и тихо выдохнула:
– Со мной все хорошо. Просто, голова закружилась. Да, не волнуйтесь вы, Глеб Александрович, уже прошло. С вашими детьми все будет в порядке.
Она как-то невесело усмехнулась и попыталась встать, но встревоженный Оборский не позволил, удерживая ее на месте и набирая номер Бориса.
– Бор, у Саши голова кружится, – без предисловий выпалил оборотень, – я не паникую, я спрашиваю, что делать… Да, не волнуюсь я… Вот, если ты такой умный, то приди и разберись, что с ней, – процедил он, играя желваками, – ладно, ждем.
То, что Глеб чувствовал, внушало ему тревогу. Саша боялась. Что-то произошло в его отсутствие. Мужчина не мог точно сказать, откуда ему это известно, но страх своей пары он ощущал очень четко. Страх и отчаяние.
– Саш, скажи мне, что тебя беспокоит? – пытался выяснить он.
Ага. Нашел, кого спрашивать! Когда такое было, чтобы Александра сама, добровольно, призналась хоть в чем-то? Вот, и сейчас промолчала. Глеб гладил ее по волосам, пытаясь успокоить, но напряжение, сковавшее девушку, не проходило.
Борис пришел быстро.
– Ну, что тут у нас? – весело поинтересовался он у Саши.
– Все хорошо, – спокойно ответила Александра, – Глеб Александрович зря вас побеспокоил, со мной все в порядке.
– Ну, раз уж я здесь, давай-ка я тебя осмотрю, – улыбнулся ей Нелидов, – а Глеба Александровича мы попросим выйти.
– Никуда я не пойду, – резко ответил Оборский.
– Глеб, – протянул Борис, укоризненно глядя на племянника.
– Ладно, – недовольный альфа неохотно вышел из комнаты.
– А теперь, Александра Павловна, скажите-ка мне откровенно, что случилось? – врач пристально посмотрел на девушку.
– А ничего не случилось, любезнейший Борис Анатольевич, – в тон ему, ответила Саша, – просто, у нашего многоуважаемого Глеба Александровича – прогрессирующая паранойя. Ему все время кажется, что со мной что-то не так. Мало того, что я сижу взаперти уже полгода, так еще и вздохнуть не могу, без его ведома! Я устала, мне это все дико надоело! Я хочу уехать отсюда! – с каждым словом, Саша все больше и больше распалялась и, под конец, просто заплакала, не в силах сдержать накатившую истерику.
Дверь комнаты распахнулась, и Оборский влетел внутрь, кинувшись к Александре.
– Саша, ну, что ты? Что произошло? – он обеспокоенно смотрел на свою пару, не в силах понять, почему она рыдает.
– Бор, что ты ей сказал? – рычал он на Нелидова, – ты ее обидел? Да, что вы молчите?
Саша подняла голову и посмотрела на врача.
– Вот, видите, о чем я? Он же мне вздохнуть свободно не дает! Он всегда рядом! Я устала от этого! Я домой хочу! Отпустите меня, пожалуйста!
Девушка рыдала, не в силах справиться с собой. Звонок Алины подвел черту под ее расслабленным, бездумным существованием. Обида, горечь, неуверенность – все это прорвалось и нашло выход в обильных слезах.
Перепуганный Оборский не знал, что делать, Нелидов молча наблюдал за истерикой Саши, мудро решив не вмешиваться, а девушка самозабвенно рыдала.
– Саш, а ничего, что ты детям навредить можешь? – спокойно поинтересовался врач, выждав еще немного.
Всхлипы стали реже, и Александра подняла голову.
– Вот, и умница, – похвалил Нелидов, – а теперь, умывайся и отправляйся завтракать. А ты, Глеб, успокойся и езжай в офис. Мы тут сами разберемся.
Выпроводив расстроенного альфу, Борис повернулся к Саше.
– Я понимаю, что тебе тяжело, но постарайся не отчаиваться. Все обязательно наладится, вот увидишь. А Глеб… Он очень тебя любит и боится потерять, поэтому и трясется над каждым твоим шагом, – обратился к девушке старый оборотень.
– Простите, за эту безобразную сцену, – понуро опустила голову Саша, – я не знаю, что на меня нашло. А насчет Глеба Александровича… Думаю, вы ошибаетесь и никакой любви ко мне у него нет. Ну, да, это неважно. Спасибо, что помогли справиться с собой.
Александра попыталась улыбнуться, но улыбка вышла бледной и неуверенной.
Нелидов покачал головой и вышел из комнаты. Не он должен говорить девочке о любви альфы. Глупая молодежь… Не могут понять друг друга, не могут договориться… И племянник… Судьба дала ему такой шанс, а он… Эх, если бы была жива Натали…
Борис шел к себе в комнату, расстроенно вспоминая сестру Наташу, мать Глеба. Вот кого не хватало сейчас в доме. Уж она бы сумела объяснить невестке все тонкости жизни оборотней. И про любовь, и про пару, и про единственную… Да, чего уж там… Не дожила Натали до внуков, не успела порадоваться…
А Глеб, выехав из дома, утопил педаль газа в пол и рванул вперед. Слова Саши острыми осколками вспарывали внутренности. Не простила. Все так же ненавидит, просто, смирилась и научилась не показывать свою неприязнь… А сегодня… Сегодня, почему-то, не выдержала и сорвалась. Высказала все, что думает. Устала девочка, домой хочет… От него устала…
Голова раскалывалась, перед глазами снова стали расплываться красные круги… Да, что с ним такое?!
Резко затормозив, Оборский рванул дверь хаммера. Глоток свежего воздуха привел в чувство. Фух… Отпустило…
Положив тяжелую голову на скрещенные на руле руки, Глеб устало вздохнул. Со времени той страшной ночи, он ни разу не смог расслабиться. Постоянно настороже, постоянно в ожидании подвоха… Ненависть и презрение Саши, ее страх, нежелание быть с ним рядом, пересиливаемое лишь одним – боязнью навредить детям… Она не простила. Помнила все. Помнила и настороженно ждала от него повторения той боли. Он видел это. Чувствовал. Понимал.
Сейчас, Оборский смог признаться самому себе, что проиграл. Устал быть плохим, устал видеть в ее глазах отражение того монстра, каким запомнился ей в ту ночь… Он старался… Господи, как он старался, чтобы она простила, забыла обо всем, поверила ему… Все напрасно. Такое не прощается… Нужно смириться с этим и отпустить ее. Пусть из них двоих, хоть она будет счастлива…
Глеб завел машину и медленно выехал на шоссе. Принятое решение тяжелым грузом давило на плечи, но мужчина сосредоточенно смотрел на дорогу, не позволяя себе усомниться в правильности избранного пути.
Вечером в старой усадьбе было необычайно тихо. Оборский не вернулся домой, остальные оборотни бесшумно исчезли в недрах леса, а Саша, поглаживая Тошку, беспокойно прислушивалась к неестественной тишине особняка. Наступила полночь, а Глеба все не было. Девушка расстроенно вспоминала, с какой болью Оборский посмотрел на нее, прежде чем вышел из комнаты. Как будто, она была в чем-то виновата. Как будто, обидела его…
Неужели, ее слова так расстроили мужчину?
Размышления Саши прервал звук подъехавшей машины. «Глеб…» – встрепенулась Александра. Она невольно подалась вперед, увидев, как открывается дверь спальни.
Оборский тихо вошел в комнату и молча подошел к ней. Медовые глаза сумрачно смотрели на Сашу из-под черных бровей. Лицо мужчины казалось выточенным из камня.
– Я подумал над твоими словами, – тихо произнес он, глядя прямо на девушку, – и постараюсь больше не докучать тебе своим присутствием, – Глеб обвел комнату каким-то пустым взглядом, остановил его на Саше и продолжил: – Сейчас, я не могу отпустить тебя домой, это будет безумием. Потерпи до родов, а потом, мы решим, что делать. И прости меня за навязчивость.
Он развернулся и вышел из спальни, оставив девушку изумленно смотреть ему вслед.
«Ну, вот…Добилась? Радуйся! Больше тебе докучать не будут!» – иронично произнес ее внутренний голос.
Но радости не было. Вместо нее, внутри расползались пустота и тоска, а долгожданная свобода имела острый привкус горечи…
Больше Оборского Саша не видела. Нет, в усадьбе он появлялся, но только глубокой ночью, когда весь дом уже спал. А уезжал рано утром, до того, как просыпалась Александра.
Девушка мучилась от тоски, переживала из-за сказанных сгоряча обидных слов, а потом, поняла, что так будет лучше. Пусть все идет так, как идет. Быть может, после родов, Глеб отпустит ее. Вместе с детьми. Это было бы самым лучшим выходом для всех.
Саша устало ворочалась в кровати. Сон не шел. Поясница, болевшая весь вечер, тянула все сильнее, внутри разливалось странное предчувствие. Нет, до родов еще далеко… Если верить Нелидову, впереди у нее три недели… Ну, это Саша так думала. Дети решили иначе.
Резкая схватка заставила ее застонать. Господи, больно-то как! Отдышавшись, она дотянулась до телефона.
– Борис Анатольевич…Ой… Кажется, я рожаю… – успела просипеть она, и новый спазм скрутил ее тело.
Через минуту, Нелидов с Татьяной были у нее. Врач деловито отдавал распоряжения, резко запахло спиртом, яркий свет ударил по глазам, и Саша поморщилась. Ей хотелось отвернуться от лампы, но тут очередная волна боли накрыла ее, и девушка забыла обо всем. Как сквозь вату, она слышала слова Бориса Анатольевича, спокойный голос Татьяны, на краю сознания мелькнуло лицо Оборского и тут же исчезло, подернувшись пеленой боли.
Ровно сутки длился ее персональный ад. Краткие передышки сменялись долгими, выматывающими схватками, и Саше казалось, что это никогда не закончится. Долгожданный крик сначала одного, а потом, и второго ребенка, показался музыкой. Она справилась! Облегченно уронив голову на подушку, Саша наблюдала, как к ней подносят ее малышей. Двойня. Мальчик и девочка. Александра зачарованно смотрела на них, не веря, что все закончилось. Вот они, ее крохи. Оборский незаметно подошел сбоку и наклонился над детьми. За то время, что Саша не видела его, он осунулся, похудел, даже почернел как-то. Ласково прикоснувшись к макушкам малышей, он посмотрел поверх их голов на Александру и тихо произнес: – Спасибо, – а потом, развернулся и вышел из комнаты.
С рождением детей, жизнь Саши резко изменилась. Два маленьких создания сумели полностью перевернуть сознание молодой женщины. Отныне, все ее существование подчинилось могучему материнскому инстинкту: накормить, запеленать, укачать – и так по-кругу. Одинаковые, янтарно-желтые глаза двойняшек осмысленно смотрели на маму, и Саша таяла, умиляясь своим крохам. Глеб появлялся в ее комнате только по вечерам. Сам, не доверяя никому, купал малышей и забирал их в свою спальню, давая Саше возможность поспать. Правда, через несколько часов приносил детей обратно, но девушке хватало времени на отдых. А Оборский уезжал из дома до следующего вечера. С самой Александрой он почти не разговаривал. Да, и зачем? Кто она ему? Так, бывшая прислуга… Надоевшая любовница… Зато на своих отпрысков хозяин особняка разве что не молился. Такого сумасшедшего папашу было еще поискать! Когда он брал на руки Катю и Тему, его лицо менялось – в глазах появлялся свет, легкая улыбка преображала суровые черты и разглаживала появившуюся морщинку на лбу, в голосе проскальзывала ласка, а большие руки удивительно нежно держали крохотных малышей. Саша исподтишка наблюдала за ним и пыталась успокоить предательское сердце, не желающее забывать, как эти самые руки, что сейчас аккуратно держат маленьких оборотней, когда-то, с такой же нежностью, прикасались, обнимали, дарили тепло… А сейчас… Глеб не обращал на нее внимания. Так, уточнял что-нибудь, касающееся малышей и равнодушно отводил глаза. Саша ощущала себя ненужной и забытой. Правильно, а чего она хотела? Глебу Александровичу нужны были дети, он их получил, ну, а Александра свою роль уже выполнила, к чему теперь перед ней расшаркиваться? Все чаще, девушка задумывалась над тем, как ей жить дальше. И, все чаще, в голову приходила старая, заезженная мысль – бежать. Надо уходить из усадьбы, пока у нее не забрали ее двойняшек. Она думала об этом, лежа без сна в своей одинокой постели. Или гуляя с малышами во дворе. Или укладывая их спать. Бежать. Иначе будет поздно. Пройдет еще немного времени, и Оборский приведет в дом жену, а что останется ей, Саше? Быть кормилицей, няней, или прислугой?
