Текст книги "Развод. Внебрачный сын мужа (СИ)"

Автор книги: Анна Томченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Я смотрела на уставшего Ярослава, который с замиранием сердца наблюдал за мной, и была мысль все перечеркнуть, бросить в лицо мужа бумаги, встать и закричать. Но потом я поймала себя, что возможно это я не хочу, а он очень хочет.

После нового года Матвей переехал к Ярославу. Муж все же купил квартиру, которую снимал, и я стала учится жить одна.

Было неправильно, страшно и не любить было больно, потому что невозможно.

Матвей теперь приходил к нам в гости, а Алиса иногда оставался с ночевкой у Яра, и в такие вечера мне выть хотелось от горечи расставания, потому что вместе с Ярославом от меня ушел кусочек жизни.

Матвей долго плакал, когда собирал свои вещи, и я намекала, что он может остаться, но малыш с серьезностью несвойственной детям отвечал:

– Нет, мы так решили. Чтобы тебе не болело…

Ярослав и Матвей нашли общий язык. Стали притираться к друг другу еще до нового года, и я не подозревала, что они просто договорились обо всем давно. Мимо нас с Алисой.

Но это была теперь наша реальность. Ярослав, который оформил мне и дочери очень большое содержание, но не появляющийся у меня на глазах, а только писавший когда забирал дочь, Алиса разрывающаяся и плачущая по ночам, потому что то салюты, то гром, то дождь, а прийти пожаловаться было нельзя, ведь я то уж точно ничего не могла с этим поделать, тихий Матвей, который все чаще вздыхал, приходя в гости. И разбитая я.

Жить без него для меня было больнее чем предательство.

Я долго себя ловила на том, что не понимала всей сути измены мужа, всего краха, бесчеловечности. Я просто варилась в котле боли, и чтобы отрезвить себя просила мать пересказывать подробности ее встречи Светы и Яра.

Я хотела его возненавидеть.

Знаете это так глупо ненавидеть того, кого любишь всей душой и даже во сне ощущаешь его рядом с собой. И да, плакала во сне я вполне искренне, настолько, что мокрая полушка стала для меня нормой, а красные воспаленные от слез глаза обыденностью.

Матвей это видел все и почему-то тоже плакал подолгу закрываясь в туалете, а выходя делал вид, что ничего не произошло. Меня разрывало от его вскриков и хотелось открыть дверь и отнять, чтобы успокоился, но я не могла, потому что он запирался и качал головой.

Алиса нервная и дёрганная стала все чаще капризничать и проявлять все ярче черты характера мужа. Она была нетерпимой и после третьей драки в садике нам пришлось искать новый. Матвей ни с кем не дрался, но из солидарности сказал, что не останется без Алисы и поиски усложнились.

В марте я наконец-то смогла открыть свою кондитерскую, но это было не то. Я была в сотни раз счастливее когда пекла десерты на своей кухне. И поэтому наверно к декабрю я закрыла все.

Оказалось, что детские дни рождения праздновать пришлось по два раза. Раз со мной, раз с Ярославом. Я не знала почему мы так отчаянно сильно избегали любых контактов, наверно подспудно понимали, что и вместе быть не можем и по отдельности нам было тяжело, поэтому чтобы не сорваться…

Но я срывалась. Пересматривала совместные фото, выходила гулять, когда знала, что они с Матвеем скоро вернуться из вечерних секций.

Я лгала окружающим и в первую очередь себе.

Говорят, что нас цепляет ярко выраженная противоположная чувственность. С женщинами это мужественность, с мужчинами – женственность .

Так вот.

Меня ничто не цепляло.

Девочка из кондитерской золотой осенью, которая почему-то лично мне пахла молочным ликером и обжаренным кофе, предложила сходить на свидания вслепую. Я качала головой утверждая, что это не мое, но все же поддалась на уговоры и сидела как псих одиночка весь вечер в углу и только бросала холодные неприязненные взгляды на всех.

Мне никто не нравился и я не видела этой пресловутой мужественности ни в ком. А еще я сравнивала постоянно всех с Ярославом. И понимала, что мужа можно было много за что любить.

Властность.

Напор.

Смелость.

Твердость.

Даже его прагматичный взгляд на мораль мне не казался таким уж ужасным.

Я просто понимала, что наверно не прошло время и если бы я узнала, что Яр был с кем-то, с кем-то встречался, наверно мне было бы проще. Но муж как назло не афишировал свою личную жизнь.

А после второго своего нового года в качестве разведенки я отчаялась вообще построить жизнь заново. Я просто приняла для себя какой-то образ навечно принадлежащей одному ему и это было для меня капец как правильно.

Я вела себя так чтобы не контактировать с мужчинами, потому что все чаще они вызывали неприязнь, ведь просто были не им.

А в феврале, в сильный снегопад на улице, Ярослав впервые позвонил:

– Вик слушай я тут дом снял на выходные, хотел немного на лыжах покататься… – его голос звучал для меня сейчас иначе и от этого все волоски на теле приподнимались и начинали какие-то лютые дикие танцы. – Хотел предложить вам с Алисой составить нам компанию.

Я нащупала рукой стул и подвинула его к себе, чтобы упасть в него. Это был наш первый разговор с момента развода. Прям диалогом.

– Почему молчишь? – спросил Ярослав, и я сквозь пространство увидела, как он нахмурился и потер пальцами переносицу.

– Я… да… – медленно сказала я. – Просто неожиданно. Я не думала…

– А я подумал, что надо, – мягко ответил Яр. – Тогда мы заедем за вами утром в субботу.

А сегодня был четверг. И два дня почти я провела в панике. Синий горнолыжный костюм, хоть я и не каталась никогда, мне не подходил. Розовый не захотела Алиса, потому что едкий. И в итоге мы остановились на серебряном с белым.

А сколько времени я провела в салоне…

Нет, я ухаживала за собой, но накануне выходных мне экстренно понадобилось подстричь немного волосы, сделать им кератин, обработать ноготочки.

Господи, я вела себя как идиотка!

Наверно потому что боялась, что не смогу, что так и пронесу свое ощущение ущербности, но когда в дверь утром субботы позвонили, я еще бегала в короткой сорочке, едва прикрывающей попу, а Алиса удружила:

– Мам! Там папа и Мотя! Я открою…

Я только побежала к коридору, чтобы притормозить дочь, но вместо этого вылетела в самый разгар в одной короткой сорочке, которая не скрывала от Яра ничего.

И он, поднимаясь взглядом по моим ногам, все выше и выше, дойдя до губ, усмехнулся и низким голосом сказал:

– Привет, родная…

Сердце стукнулось о клетку ребер, а внизу живота закрутилась горячая спираль. И я выдохнула:

– Привет, Яр…

Ярослав

Она стояла растерянная, сонная, нежная и только моя. Она стояла и прижималась плечом к косяку и я почему-то понял, что казнь надо прекращать. Закругляться с чувством вины, которое мне мешало быть с ней. Которое выворачивало меня всего наизнанку.

Стоить на обломках прошлого новое, это дело ненадолго, поэтому я снес все, чтобы возвести иначе все. Без трещин. Без оглядки назад.

Чтобы Вика поняла для себя, а нужен ли я ей был.

Нужен.

Поэтому я шагнул вперед и протянул ладонь к Вике, запустил пальцы ей в волосы и приблизился настолько близко насколько, что мог хрипло выдохнул губы:

– Я скучал. Я любил все это время и люблю. Дай шанс… – мои губы невесомо прошлись по ее губам. Горячее дыхание с ароматом клубники ударило по всем органам чувств, сводя с ума своей сладостью, пряностью, своим жаром.

– Он тебе не нужен был все это время… – ее пальцы слишком быстро оказались у меня на шее и мое тело прострелила молния, сотни разрядов тока прожгли каждую клеточку.

– Нужен, просто я хотел, чтобы сравнила. Не хотел принуждать и давить. А хотел от тебя честного выбора, – признался я, вспоминая все это время, когда меня словно через мясорубку пропускало при виде пустой квартиры, при виде печального Матвея, который возвращался от Вики и плача обвинял меня во всем. Он задыхался слезами и кричал, что лучше бы я его оставил с ними, ведь им больно, а с ним было бы не так. И я качал сына на руках. Странного, нелепого, трепетного сына, который почему-то ничего не взял от биологической матери, а был копией Вики. С ее характером мягким, но сталью внутри, чуткостью, ранимостью.

– И теперь да? Он наступил? – спросила Вика, запуская пальцы мне в волосы.

– Если хочешь, а нет, я еще уйду на год, два, десять, но все равно буду ждать. Несмотря ни на что. Вопреки всему, Вик…

Жену затрясло и она встала на носочки. Вцепилась мне в губы своими и задыхаясь прошептала:

– Я так тебя ждала. Я так хотела, чтобы ты был лишь моим.

– Я лишь твой, навсегда… – признался я, понимая что за все время без неё, я желал лишь одного, быть с ней. Не с другой любой, мне нужна была только Вика и ее мягкие волосы, мягкие губы и сталь внутри. Мне неинтересны были другие женщины. Для меня они принимали одну внешность и ничем не отличались, зато во сне приходила она. Приходила, садилась у меня возле ног, опускала голову мне на колени и что-то тихо рассказывала.

И просыпался я в холодном поту и агонии. Я хотел в реальности ощутить ее всю, но мы были в разводе и чтобы не было больнее, я ждал.

– Но я тебя не прощу… – призналась Вика и ее губы сами прижались к моим, а язык скользнул в рот.

– И не надо. Сам себя не прощу. Просто прошу дай любить тебя. Дай быть вместе. Дай растить детей, строить загородный дом и чтобы ров с пираньями, сажать яблони, смотреть как за Алисой придет первый мальчик, и как Мотя морду ему набьет, потому что его Лисой так нельзя, дай видеть как ты меняешься, как ты печешь свои кексы, как поешь по утрам в ванной, как Матвей тихонько ходит за тобой хвостиком и любит оладушки. Прошу тебя, дай…

Последнее прозвучало со стоном отчаяния и боли, потому что Вика моя жизнь. Я накосячил, я облажался, но понял, что такое боль только когда осознал сколько места Ви занимала во мне. А душа плотностью и так принадлежала ей.

– Пообещай, – выдохнула она. – Любить меня одну. Всегда.

– Ты одна у меня. Навсегда. И только тебя люблю. Одну тебя. Ви…

P.S

Пятнадцать лет спустя.

– Я тебе сказал еще раз она заплачет из-за тебя, я тебе зубы пересчитаю? – рявкнул на всю улицу Матвей, задвигая себе за спину хрупкую миловидную шатенку, почти его ровесницу.

– Она сама истеричка! – прохрипел парень, зажимая пальцами нос.

– Мотя, – Лиса схватила его за рукав и прошипела. – Мотя, поехали домой. Я не буду с ним встречаться. Он лапы свои распускает и мне под юбку засовывает.

Матвей дернулся к пареньку, и тут Алиса прыгнула ему на спину и заверещала:

– Мотя не бей, не бей, прошу тебя. Плевать на него дурака. Сам покалечишься, что я предкам скажу? – Лиса стараясь воззвать к голосу разума, но от того трепетного мальчика в пижаме панды давным давно ничего не осталось. Это был взрослый, слишком резкий мужчина, который никогда не давал времени на раздумья, а всегда бил первым. Как отец учил.

– Что, блин, поцарапался, Лис! – рыкнул Матвей и перехватив Алису поудобнее, шагнул в внедорожнику.

Золотая молодежь скажут многие, но нет. Дети успешных родителей, воспитанные в строгости. И на этот внедорожник отец всего лишь докинул денег, а все остальное Матвей зарабатывал с шестнадцати лет в сети пользуясь нейросетями.

Алисе было проще, она же девочка. Она училась в университете дизайна и носила пышные платья и вот постоянно отбивалась от кавалеров. Ну как отбивалась. В основном это делал Матвей, потому что помнил как в первое знакомство Лиса словно маленький боксер пыталась откусить в садике ухо мальчишке, который обзывался.

– Слушай, а поехали на дачу к бабуле, – предложила Алиса Матвею, глядя как на костяшках у него проступали ссадины. – А то опять будет: бубубу… нельзя так, ты же взрослый мужчина, а ты взрослая женщина…

Матвей пожал плечами и кинул сестренке мобильный.

– Напиши матери, что останемся на даче. А то опять спать не будет…

Матвей был более ответственным и очень переживал за каждую пролитую материнскую слезу. А через час растопив камин и вытащив варенье со свежим хлебом купленным по пути, Алиса забралась с ногами на стул и спросила:

– Моть, я никогда не спрашивала, но можешь не отвечать если что… – она задумчиво прожевала кусок хлеба и посмотрела на брата, который был копией отца. – Тогда помнишь, когда тебя забрали, как все было? Почему ты… Ну понимаешь…

Матвей вскинул брови и откинулся на спинку стула. Потер подбородок и признался.

– Она сказала, что хочет меня обнять и поцеловать. А с ней тот стремный мужик был и он меня через забор вытащил, а когда она меня на руках подержала и усадила в машину, я понял, что остался один. Я просто хотел наверно понять, что у меня тоже есть мать. А не мать она оказалась, а ехидна. А этот мужик меня сразу в город увез. Я боялся, что меня опять начнут бить или еще что похуже, поэтому не орал и не дергался. А молча ерзал по сиденью. А ее не видел…

Исповедь прошедших лет все равно отдавалась болью внутри, но Матвей знал теперь, что у его настоящей матери аромат клубники, длинные волосы, вкусные кексы, а еще самое большое сердце.

И он не жалел и только благодарил отца, что тот решил вернуть себе жену спустя год после развода, ведь у Матвея появилась не просто семья.

А любящая его семья.

– Моть, вы что творите? – зарычала утром Вика в трубку, и Матвей встав с кровати, тихо произнёс:

– Мам, я так люблю тебя…

Конец.

Милые мои, спасибо огромное, что были со мной в этой непростой истории. Спасибо за вашу поддержку, за ваши слова, за ваши споры и признания. Я ценю каждое слово и благодарна, что вы рядом. Это самое бесценное, самое важное для писателя. Ведь без читателей меня не было бы.

Люблю вас от земли до неба. И до встречи в новинке.