355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анна Тао » Земля Нод (СИ) » Текст книги (страница 13)
Земля Нод (СИ)
  • Текст добавлен: 17 марта 2018, 10:00

Текст книги "Земля Нод (СИ)"


Автор книги: Анна Тао



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

– Видишь ли, Веруня, несмотря на то, что ты обращалась однажды, как мне кажется, ты не в полной мере понимаешь кто ты. Я побоялся, что ты не воспримешь всерьез все то, что я должен тебе рассказать о мире… одной большой семьи, – он говорил медленно, давая ей возможность осознатькаждое слово.

Зловонный воздух гудел от тихих и жалобных стонов, обреченных разговоров, слез и бессмысленной мольбы, доносившихся откуда-то из глубины.

С кирпичного свода свисали несколько крюков. С одного по его просьбе не сняли обнаженное тело, подвешенное вниз головой. С лица молодой девушки, заляпанного красными брызгами, смотрели остекленевшие глаза. Шею ожерельем охватывала багровая полоса. Светлые волосы почти касались черного от постоянно проливаемой крови пола. Силаш, потирая веснушчатый нос, поцокал языком и крикнул в глубину подвала:

– Степан! Степка, та ты опять на пол наляпав! Степкааа! Кто за тобой прибирать-то будет, ага? Я не буду!

Он раздраженно плюнул на пол, потом подумал и плюнул еще раз, уже смачнее, а затем ушел куда-то в правый коридор, бросив напоследок:

– Как насмотритесь, дверь верхнюю на щеколду закроете, ага? Хотя нет… Не, я думаю, я быстро. Я только шо падаль сниму и к машине уволоку.

Андрей краем глаза посмотрел на остолбеневшую Веру. У нее вздрагивали губы, но в остальном она казалась спокойной.

– Что… что это? – голос дрожал, как и губы.

– А это не твой мир. И не мой. Не мир твоего отца. Не мир твоего брата. Это судьба, которой у тебя никогда не будет, – он наклонился к самому ее уху. – Потому что ты не такая, как эта девушка. Ты не человек.

На этих словах она еще сильнее стиснула его руку. Откуда-то из глубины подвала донесся жалобный голос, зовущий на помощь. Стоит ли отвести Веру туда или трупа хватит?

– Почему? Почему… я не такая? Я же… – по ее щекам потекли слезы.

– И никогда такой не была, – он высвободил свою ладонь и с неудовольствием увидел, что Вера стала понемногу оседать на пол. – Ты же обращалась, помнишь? Когда умерла твоя мать. Не закрывай глаза и не отворачивайся!

От его крика она дернулась.

– Не закрывай глаза и смотри. Как думаешь, зачем мне такие зубы? Как думаешь, почему мы с сестрой никогда ничего не ели и не пили при тебе?

– Я не знаю!!! Я не думала, что это… так! – она закрыла лицо руками и топнула ногой. – Я не помню, что было, когда… когда мама… Она просто упала с лестницы! – взвизгнула она. – А потом я…

– А потом ты обратилась, – жестко сказал Андрей, продолжая смотреть на труп девушки. Он выглядел дряблым, серым и тошнотворным, как и любая мертвая плоть. Как туша скотины на бойне.

– Я не помню! Не знаю!...

– Та шо вы так разорались, ага? – миролюбиво спросил Силаш, выходя из коридора с холстиной подмышкой. Он переоделся в какую-то покрытую пятнами робу. – Весь народ перепугаете.

Он деловито расстелил холстину и сделал неуловимое движение рукой. Тело приподнялось в воздухе и соскользнуло с крюка. Оно висело на веревке, стягивавшей лодыжки.

– Красивая была, ага? Я к ней частенько захаживал. Иринка звали. Даже жалко, что ее выбрали… Но гостям же лучшее. Я упрашивал, упрашивал Филиппу, чтобы забрали Галку, а лучше Сергея. Как он меня достал, ага! Мусорит постоянно и гадит мимо ведра...

Не переставая болтать, он уложил тело на холстину и принялся его заворачивать.

– Пойдемте… пойдемте отсюда, прошу… Я не могу это видеть... – она дернула его за рукав.

– А ты оборотниха, да? – весело спросил Силаш, поднимая голову и сдувая со лба темный чуб. – Я вашего брата живьем никогда не видал… Ну, в смысле, не на картинках. Такая манюня, ага…

Вера смотрела на него с ужасом. Она дергала красный галстук на шее так, будто он ее душил.

– Та не боись ты. Господин Медведь дело говорит, ага… Ты ж такая, как мы. В смысле, одна семья и все такое. Тебя тут не тронут. Вообще, никто не тронет. На сестренку старшую руку грех поднимать.

– Да что… да что ты такое говоришь? Какая я тебе сестра?

– А ты разве не чувствуешь этого? – Андрей положил руку ей на плечо, одновременно кивком показывая парнишке на дверь. Он свое дело сделал. Силаш не стал снова повторять свой трюк, а просто закинул тело на плечо и ушел уже по центральному проходу в глубину подвалов.

– Чего? Что я должна чувствовать?!

– Тот огонь, который горит во всех нас. Этот запах свежей крови… Разве ты не чувствуешь, как он рождает в тебе… желание?

Последнее слово он прошептал ей на ухо, с удовлетворением ощущая, как по ее каменному от напряжения телу пробегает дрожь. Ее трясло совсем не от страха, нет. Силаш не обратил внимания ни на раскрасневшиеся щеки, ни на бешено бьющееся сердце, ни на то, как часто она сглатывала слюну.

– Пойдем отсюда, – он обнял ее за плечи и развернул к выходу. Вера покорилась. Она шла, зажав рот. – Ты думала, это просто забава. Что ты просто чуточку лучше других… Красавица, лучшая спортсменка класса. Ты думала, что твой папа просто рассказывает тебе необычные сказки… А вечно молодые друзья твоего папы и твоей мамы… просто немножко не такие, как все. Да и что в них было такого? Подумаешь, немного бледные… Подумаешь, не едят ничего и приходят только по ночам… А что у дяди Андрея такие зубы странные – это болезнь такая, наверное… Ты старалась не замечать того, что когда ты злишься, боишься или волнуешься, то внутри шевелится нечто. Ты думала, что если не замечать его, то оно исчезнет. Но оно не исчезало… Оно толкало тебя в драки с другими детьми. Оно пробуждало в тебе желания, которых ты стыдилась. Оно любило кровь и насилие.

Он продолжал это говорить, подобно демону-искусителю, нашептывающему с плеча. Вера молчала.

– А потом… когда ты обратилась, ты испугалась. Ты не пожелала ни с кем об этом говорить, верно? Об этом знали только Нина и мы, потому что мы пришли тебя усмирить. Ты боялась, и мы не стали настаивать… Пока. Потому что рано или поздно пришлось бы…

– Не делайте вид, что все знаете обо мне! – в голосе Веры прорезалась сталь. – Вы… ничего не знаете! Ни обо мне, ни о моей семье!

Она нащупала дверь и толкнула ее. Слишком яркий свет на пару секунд ослепил Андрея, и он сощурился. Когда зрение вернулось, Вера стояла напротив, кусая губы. Ее брови то хмурились, то собирались жалобным домиком.

– Не обязательно было показывать мне все… это, чтобы рассказать мне об оборотнях! Я была готова.

– Конечно, – Андрей сделал вид, что поверил. Главным было то, что она взяла себя в руки. По крайней мере, пыталась.

– Вы не должны были! Это было гадко! Папе… папе бы не понравилось.

– Твоего папы здесь нет, – напомнил он. – И мне вместо него нужно тебе объяснить так, чтобы ты понимала, что это все не игра. Твоя мать отдала тебя в обычную школу, потому что не справлялась одна с двумя детьми. Ты слишком долго жила среди людей и, должно быть решила, что их жизнь – это твоя жизнь. Но привыкай к тому, что это не так.

Вера посмотрела в пол и упрямо повторила:

– Это было гадко и жестоко. Я бы поняла и так.

Андрей закивал, снова приобнял ее и повел в свою комнату. Их шаги заглушал мягкий ковер.

– Тебя возмущает то, что я показал тебе труп, а не то, что здесь под землей держат и убивают людей, будто скот, – вкрадчиво добавил он. – Кажется, ты очень быстро усвоила урок о том, что люди не имеют к тебе никакого отношения… Пожалуй, ты ведь недаром всегда думала, что ты лучше, верно? С гордостью повторяла про себя, что ты волчица… Ты ведь всегда знала, что не имеешь отношения к их миру. Поэтому тебя и возмущает этот маленький урок.

Девушка сбросила его руку и снова повторила, сузив темные глаза:

– Не делайте вид, что все знаете обо мне.

Но тень непонятной улыбки, скользнувшая по ее губам, говорила о том, что Андрей попал в точку. Гордыня была ключом к ее звериной половине. Пусть пока только затаенная, мелкая гордостишка, но она родилась из ее красоты, из ее мелких успехов, из чувства, что она лучше других людей. Бичом оборотней была именно гордость и, кажется, она передавалась им по наследству вместе с темпераментом и высоким ростом. Теперь оставалось только, чтобы ее гордость превозмогла ее человечность.

– Вы? – спросила Вера. – Вы так делаете?

Ее тон был ровным, но Андрей понял, что этот вопрос ее беспокоит. Когда он ответил "нет", девушка будто бы выдохнула. Поколебавшись секунду, Андрей сказал:

– Мы добываем кровь иначе. И я, и Мария – мы привыкли к охоте еще со времен нашей юности. Выбрать жертву, выследить... Напасть. Наш путь – путь хищника, а не скотовода.

– Даже дядя Винсент?.. Он ведь кажется таким добрым...

– И он тоже.

Он тоже охотился. Когда у Андрея появился доступ в застенки НКВД и доступ к арестованным, которых никто не хватится, ему казалось, что Винцентий предпочтет слитую кровь. Безликую питательную массу. Но он оставался верен пути хищника.

– А что будет... если вы не будете пить кровь? Вы можете этого не делать?

– Тогда мы умрем очень медленной и мучительной смертью. Кто-то считает это очищением наших душ от сотворенного зла... В Истаде мы наткнулись на секту, в которой морили себя голодом до самой смерти во имя этого очищения.

Они поднялись на гостевой этаж под самой крышей. Особняк Дмитрия был раза в два больше их дома, что не могло не вызывать у Андрея ощущения неправильности происходящего. Он мысленно прикинул место, где можно было бы поискать новый особняк, но потом вспомнил, что их осталось только двое. Какой смысл искать еще больший дом, если даже нынешний ветшал и пылился? Только двое, как прежде... Он старался не думать о том, что, возможно, скоро он останется совсем один.

Андрей провел Веру в маленький кабинет, который примыкал к его спальне, и сел на диван. Девушка села напротив. Она ссутулилась и как-то вся сжалась. Андрей же закинул ногу на ногу и откинулся на мягкую спинку.

– Кто... вы? Если я оборотень, то как вы себя называете?

– Люди называют нас вампирами, упырями, вурдалаками, – Андрей по-птичьи наклонил голову, внимательно наблюдая за Верой. – Но это низшие из нас. Те, кто не принадлежит нашей большой и дружной семье... Те, кто стали такими по ошибке. Мы же называем себя молохами.

– Почему семья? Почему вы все так говорите?

– Потому что все молохи и все оборотни являются друг другу пусть дальними, но родичами. Исстари повелось, что оборотни зовут себя старшими братьями, а молохи – младшими... Просто потому, что оборотни появились раньше.

В кабинете было душновато, поэтому Андрей поднялся и приоткрыл форточку. И сразу потянуло свежестью и тиной. Где-то далеко внизу шумел Днепр.

– Как бы тебе объяснить все, чтобы ты не запуталась... История долгая, и в ней много белых пятен. Оборотни живут дольше людей, но их век все равно короток, а записи вести у них тогда еще не повелось. Начало нашей истории было передано первым молохам уже в неполном виде, кто-то где-то что-то напутал, где-то приврал, поэтому версий есть несколько. Они весьма похожи между собой, так что истина в них где-то посередке. Я расскажу ту, что считается наиболее распространенной.

Он отошел от окна и прошелся от стола к дивану. Вера внимательно за ним наблюдала.

– Тебе приходилось читать Ветхий Завет?

– Что? – девушка от неожиданности даже фыркнула. – Вы еще спросите, верю ли я в Бога.

– А ты не веришь? – Андрей искренне удивился. – Тогда ты, наверное, единственный на свете оборотень-атеист.

Трюк, который они провернули с Матвеем, с Верой не выйдет. Несмотря на то, что он вел жизнь далекую от праведной, в сердце Матвея оставались какие-то крохи веры, которые удалось использовать против извергов. В Вериных устах же, даже слово "бог" звучало с пренебрежением, хотя все оборотни были религиозны, даже фанатичны. Хоть она зачитает весь псалтырь вслух, это не даст им никаких преимуществ перед Орденом. Впрочем, основную ставку он на это и не делал.

– А почему оборотни должны верить в какого-то бородатого дядю? – упрямо спросила она. – Что еще за старушечьи глупости?

– Наверное, потому что все оборотни, кроме тебя, конечно, хранят память о том, что они посланники небес, дети ангелов, высшие создания, одним словом, – Андрей постарался спрятать усмешку. – Попробую рассказать тебе, как так вышло. Про Великий Потоп ты хотя бы слышала? Нет? Что ж, придется рассказать еще и об этом.

Одна из легенд гласит, что когда Адама и Еву изгнали из райского сада, Адонай направил им вслед двенадцать ангелов, чтобы они оберегали людской род в незнакомом им мире. Ангелам же, чтобы люди их не замечали, Адонай даровал возможность превращаться в животных. Были среди них волк, ворон, крыса, змея, крокодил, кабан, лошадь, медведь, гиена, сокол, собака и росомаха. Жили они среди людей очень долго, а род людской, как ты сама знаешь, жесток и развратен. И ангелы понемногу заражались их пороками вместо того, чтобы удерживать от них. Один за другим они оставляли звериное обличье и начали жить среди своих подопечных. Они брали в жены земных женщин, и от них начали рождаться дети. Очень высокие, невероятно красивые и невероятно жестокие. Тогда их называли великанами, нефилимами. Увидев это, Адонай покарал ангелов, оставив метаться по земле до скончания веков. Над детьми же их сжалился, решив дать им шанс, однако дети ангелов не могли перебороть свою природу. Звериная половина, унаследованная ими, подавляла в них ангельское начало. Они жили в неуправляемой злобе и ненависти, ведомые одними только звериными инстинктами и людской греховной натурой. Нефилимы нападали на людей, убивали их, насиловали женщин, пожирали детей. Тяга к людской плоти была в них так сильна, что, казалось, над ними довлеет какое-то проклятье, которое Адонай не потрудился озвучить. Устав от их злобы, которая едва ли соперничала с развратностью людского рода, Он отправил человека по имени Ной – единственного из людей, кто в то время следовал Его путем – спасти человечество. Не буду подробно рассказывать тебе о пути Ноя, но ему за сорок с лишним лет не удалось призвать нефилимов и людей к исправлению. Адонай велел ему построить ковчег, собрать туда свою семью и по паре всех земных тварей, а все прочее уничтожил великим потопом.

Вера на этих словах поежилась. Андрей прохаживался взад-вперед.

– Но нефилимы были хитры. В облике зверей многие из них пробрались на ковчег. В общей суматохе Ной и его семья не заметили, что животных стало… хм… несколько больше. Когда же потоп завершился, и вода отступила, нефилимы точно так же в образе зверей убежали с ковчега. Что-то в них переменилось тогда... Возможно, их так поразил гнев Адоная или была иная причина. Но они поклялись тогда бороться со своей звериной половиной, поклялись переменить жизнь и вернуть себе прежнее ангельское достоинство. Тогда же они поклялись жить в мире с людьми и не творить им зла... Что-то пошло не так... Отсюда в истории начинаются белые пятна. Но суть одна – оборотни не смогли превозмочь свою темную сторону полностью. В первые века после потопа многие из них воевали между собой за главенство родов, воевали с людьми, они были непримиримы и горды от своего небесного наследства. Тогда же они обнаружили, что их кровь от союзов с людьми разжижается все больше. Рождались дети, неспособные принимать звериный облик, более слабые, более низкие, не столь привлекательные, как их родители. Больше похожие на людей. Эти дети искали способ вернуть себе могущество. Прошло много веков и некоторые из этих потомков, лишенные сил, отправились на поиски по всему миру. Что тогда произошло, никто не знает. Они просто не пожелали рассказать. Но они вернулись бледными, неспособными принимать никакую пищу... Они могли питаться только одной лишь кровью. Их сила превосходила силу оборотней, они обрели бессмертие, но вместе с силой их коснулось и страшное проклятье. Они были отвержены Адонаем подобно падшим ангелам, они не выносили звуков молитвы, храмовых пений, они не могли приносить жертву, они боялись солнца, бывшего оком Адоная, и огня, который был его самой сутью.

– И что было потом? – хотя вначале Вера слушала легенду со снисходительной улыбкой, сейчас она ее увлекла.

– Мнения оборотней разделились. Одни считали, что их нужно принять обратно, что грешно отвергать брата только потому, что он болен. Другие же – что эти дети навлекли на них еще большее проклятье. Что их нужно уничтожить, пока оно не перекинулось на остальных, подобно чуме. Первых оказалось больше. Молохами же их стали называть много позже по имени самого старшего из проклятых детей.

– Поэтому мы одна семья?..

– Да, поэтому мы семья. Дальние, но все же родичи, – Андрей сел напротив нее и сложил пальцы домиком, внимательно глядя на девушку. – Когда проклятье пытались передавать тем, кто не принадлежал семье, рождались вампиры. Слабые, никчемные существа, в которых не было ничего, кроме жажды крови и проклятья жить в вечной темноте. Даже бессмертными их было трудно назвать... Чем дольше они жили, тем больше сходили с ума. В конце концов, либо выходили на солнце сами, либо нападали на людей, оборотней или молохов, чтобы они даровали им милосердную смерть.

– Зачем же вы их обращаете? – Вера захлопала ресницами.

– Их никто не обращает целенаправленно. Но чем дальше, тем труднее понять, кто человек, а кто "щенок" – как мы называем членов семьи, лишенных дара. Кровь разжижается, случайно рожденные "щенки" рассеиваются по миру, не зная правды о себе. Когда кровь разжижается слишком сильно, они становятся просто людьми, – Андрей развел руками. – Вампиры же – это бич нашего мира. Все более многочисленные и все менее контролируемые. Многие молохи объединялись, чтобы уничтожать их или найти способы вернуть им разум. Другие же просто были против их уничтожения, взяв пример с оборотней. Глупо.

– А вы?

– Я против воли оказался в лагере защитничков, когда мы обратили Наталью. Слишком уж Мария была к ней привязана... Да и поймешь разве до поры до времени – вампир то или просто слабый молох?

– А вы могли... обратить папу? – голос Веры дрогнул. – Чтобы он стал бессмертным?

Андрей покачал головой.

– Это невозможно. Хоть литр моей крови он бы выпил, это не изменило бы его. В будущем я мог бы обратить разве что твоего брата, если в нем не проснется волк.

– А маму?

– Она была обычным человеком. Это ясно... Молохи не одни копья обломали в поисках хоть каких-то признаков потенциальных "щенков". Единственным признаком оказался рост, хотя это не всегда срабатывало. Высоких вампиров очень много... Твоя же мать была слишком низкой для "щенка".

Вера совсем приуныла. Более того, Андрею показалось, что она устала. Часы на стене пробили полночь. Но отпускать ее было слишком рано.

– Пусть я тебе еще ничего не объяснял, но… Ты задавалась вопросом, зачем ты здесь?

Вера кивнула.

– Я знаю, что случилась беда с Марией Николаевной. И что мы здесь, чтобы ее спасти.

Больше она ничего сказала. И ничего не спрашивала. Андрей даже не предполагал, что она настолько ему доверяет. Внутри как-то неприятно засосало под ложечкой. Он думал, что Вера не задает вопросов по легкомыслию, по свойственному юности недостатку ума.

Кажется, это незаслуженное доверие к нему передавалось у Бестужевых по наследству. Ефрем тоже поверил, когда Андрей пообещал ему вернуть земли его рода. Даже после того, как Георг Суздальский публично осмеял его претензии перед тогдашним московским советом. Наивность? Глупость? Надежда, что в жизни всегда бывает так, как в легендах?

– Ты очень похожа на своего отца. Не только внешне, – Андрей ощупывал взглядом ее лицо. Знакомый разрез глаз, знакомая улыбка, знакомые веснушки на курносом лице и темный завиток на высоком загорелом лбу. – Ты не боишься того, что тебя ждет? Смело.

– Или глупо, – вдруг серьезно сказала Веруня, опуская глаза. Она закусила губу. – Вы всегда помогали папе и... нам. Он когда-то говорил мне, как много вы сделали для него. Что наша семья несколько поколений жила в изгнании и что вы помогли ему все вернуть. Теперь мой черед вернуть вам этот долг.

Ее глаза вспыхнули каким-то неожиданным огнем.

Похоже, его друг создал для своей дочери образ эдакого бессмертного героя-спасителя. Благодетеля, который приложил все силы, чтобы вернуть почти истребленный извергами род Бестужевых на родину. Если он хотел пойти до конца, то эти труды развенчивать не стоило.

– Ты, действительно, дочь своего отца.

Он чувствовал, как эти слова стали стеной между ним и Ефремом. Когда Вера неслышно притворила дверь и ушла, он прижался лбом к холодному стеклу.

– Я убил ради тебя, я предал ради тебя... Я ушел во тьму ради тебя. Что еще я должен сделать? – беззвучно шевелил он губами. Он не переставал себя чувствовать, своего рода, должником. С тех пор, когда понял, что его жизнь возле Марии была милостью монгола для его индже*. С тех пор, когда понял, что большую часть времени Мария сопротивлялась для виду, когда монгол брал ее силой. Она говорила, что покорные женщины быстро ему надоедали. Вся эта кровь на спине, побои и крики однажды стали просто частью представления. Если бы монголу надоело, и он оставил ее в покое, забыл про нее, Андрея могли выменять на коня или добрый меч – все полезнее мальчишки. Но она вела себя так, чтобы он не оставлял, не забывал. Часто гордость ее заедала, побои становились настоящими, как и кровь, сочившаяся из длинных рубцов, которые промывал Андрей. Когда медведица слишком показывала зубы, показательно пороли и его, но он не чувствовал ударов плетью. С годами он учился быть полезным, ухаживал за скотиной, пас овец, чистил жеребцов – лишь бы монголу не пришла в голову мысль разлучить их, лишь бы не сменял его в другую семью. Лишь бы Марии не нужно было и дальше ложиться под монгола ради него...

...А может быть, он уже расплатился сполна?

Внизу за окном, как и шесть сотен лет назад, неразборчиво бормоча свою песню, гнал черные воды Днепр.

*индже (монг.) – женщина-рабыня


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю