Текст книги "Замок янтарной розы (СИ)"
Автор книги: Анна Снегова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Я отшатнулась. Кажется, вся кровь отлила у меня от сердца, перед глазами потемнело.
– Ты ведь не можешь это всерьёз… – прошептала немеющими губами.
Тут же сама осознала, что совершенно перестала себя понимать. Наверное, услышь я подобное раньше – прыгала бы до потолка от счастья. Ещё бы – заполучить в женихи самого завидного парня школы! Но сейчас... я правда пыталась найти внутри осколки этого восторга – и не находила. Только ощущение непоправимой неправильности происходящего.
Как будто сбывается худший кошмар. Наполняется силой, оживает во плоти дурное предчувствие – то, что звенело в тревожной атмосфере этого дня, то, что я ощутила, глядя в наполненные мрачной решимостью глаза Рона. А ведь он не хочет этого брака! Ему его навязывают против воли. Как и… мне.
– Папа, я не уверена, что это хорошая идея! – сказала я резко. Резче, чем мне хотелось.
Торжество в глазах отца сменилось раздражением.
– О чём ты, дитя моё? Всё уже решено.
– Это неправильно! Потому что… потому что мы друг друга не любим!
Хотела сказать «он меня не любит», но с языка почему-то сорвалось именно так.
Мне захотелось сжаться в комок, затаиться где-нибудь – как одинокий путник хочет спрятаться, застигнутый ураганом, крушащим всё на своём пути. Я примерно представляла, что сейчас последует. И не ошиблась.
Раздражение в отцовских глазах сменилось гневом.
– Терпеть не могу капризы юных барышень! Их пустоголовую ветреность! Вот поэтому такие важные дела, как устройство судьбы, и нужно доверять родителям. Что ещё за мелодрама? Сегодня люблю, завтра не люблю… А послезавтра что? Придёшь ко мне и скажешь, что влюбилась в свинопаса?! И попросишь моего благословения?!
Наверное, одинокий путник испытывает примерно то же самое, когда ураган сметает крышу хлипкой хижины, в которой он пытался переждать разгул стихии, и обрушивает её ему же на голову.
– Папа, пойми пожалуйста…
– Что я должен понимать?! – рявкнул отец, но видя, что я готова уже позорным образом разреветься, он неожиданно сменил гнев на милость. Взял меня за руку, усадил в кресло и сам уселся в соседнее, не выпуская моей ладони из жёсткого плена натруженных пальцев воина. После долгого молчания заговорил снова – медленно и тихо.
– Ты всегда была послушной дочерью, Эмбер. Моей гордостью, моей отрадой... Помнишь, после смерти мамы ты пришла ко мне и обняла? И пообещала, что никогда не будешь расстраивать? Так вот сейчас именно тот момент, когда ты должна сдержать обещание.
Подлый приём. Я дёрнула руку, чтобы встать, но отец не пустил.
– Все эти годы я заботился о тебе один. Окружил заботой. У тебя ни в чем не было недостатка. Даже сейчас я постарался, чтобы исполнить твоё желание – ведь ты сама говорила, что влюбилась в этого мальчишку! Да у тебя разговоров за эти два года было только о Винтерстоуне и Замке ледяной розы! И вот теперь ты собираешься отплатить мне такой черной неблагодарностью за всю заботу о твоём благополучии? Сейчас, когда мы всего в одном шаге от того, чтобы вернуть наследие предков? Впервые за столько веков эллери снова получат шанс вернуться в стены замка роз! Не в дряхлую развалину, как Замок пурпурной розы – а в самый юный и цветущий из всех, который может простоять еще столетия!
Я вдруг вспомнила ореховые глаза и задорную улыбку малышки Кэти. Рядом с ней всем становилось теплее.
Нет – не впервые. Этот шанс – не единственный. Есть еще одна эллери, но я лучше умру, чем расскажу об этом отцу – ведь он может решить, что она конкурентка нам. Не сейчас, когда в его глазах – фанатичный огонь разгорающегося безумия.
И он может как угодно стараться меня убедить, он может убедить даже себя – но на самом деле единственное, что ему было всегда нужно – это Замок. Иначе папа хотя бы попытался меня выслушать. А теперь бесполезно. Не важно, что я скажу – он меня не услышит.
Кажется, отец принял мое оцепенение за согласие, потому что одобряюще похлопал меня по руке и откинулся на спинку кресла, расслабляясь. Я поскорее выдернула ладонь и спрятала за спину.
– Хорошо, что я попросил тебя удалиться на время разговора – мы с Рональдом намного быстрее договорились по-мужски, без всех этих женских капризов. Оказывается, ларчик-то просто открывался! У каждого есть слабые места. Слабым местом этого мальчишки является ответственность. Он любой ценой хочет сберечь Замок ледяной розы. Что ж, похвальное стремление! Вот пусть и бережет. Для моего будущего внука или внучки. Жаль, что со времён поражения в Великой Войне в роду эллери обычно рождается только один ребёнок…
– Почему? – машинально спросила я, пытаясь отсрочить неизбежное. Момент, когда мне на голову со всей очевидностью обрушится осознание. Моя жизнь как карета без кучера, сорвалась и несется куда-то вперед по косогору, а я сижу внутри и беспомощно наблюдаю.
Больше ничего не будет так, как раньше.
– Потому что магического запаса не хватает. Выжившие эллери, оторванные от своих замков, от источников магии, в каждом поколении теряли все больше магических сил. Совокупного потенциала родителей хватает только на одного ребенка. И то с максимальной отдачей накопленного резерва.
– А если детей больше?
Но я уже знала ответ. В семье моего собственного отца родилось двое. Он и его сестра, Элина. Которая умерла в родах.
– Если больше… что ж… – голос отца дрогнул. – Младшему может не повезти и достаться слишком хрупкое здоровье.
По его лицу пробежала тень.
– Теперь ты понимаешь? Это еще одна причина для нас вернуть последний замок розы. Необходимо залечить магические раны. Воссоединиться с источником сил. И тогда, быть может, проклятие единственного ребенка минует новую владелицу Замка. Минует тебя.
Отец поднялся с места, подчеркивая, что разговор окончен. Он возвышался надо мной, подобно скале. И так же трудно было изменить его решение, как скалу сдвинуть с места.
– В конце концов, брачные договоры – это освящённая временем традиция. Именно так заключались браки в благородных дворянских домах Королевства испокон веков. Поэтому ты поступишь так, как должна, и я не хочу больше слышать твоих капризов. Ступай в свою комнату!
А у меня не осталось больше сил на бесплодные споры.
Медленно и безучастно, все еще не веря в то, что все происходит на самом деле, я последовала вслед за ним к выходу из покоев. Там всегда дежурила почетная вахта адъютантов – двое молодых офицеров отцовского полка.
Отец вывел меня в коридор, придерживая за плечо, и бросил им повелительно:
– Ступайте с моей дочерью. Ваш пост перемещается к дверям её комнаты. Чтобы мышь мимо не проскользнула! За безопасность мисс Сильверстоун отвечаете головой.
Часовые взяли под козырёк и встали по обеим сторонам от меня. Мне показалось, в глазах одного из них промелькнуло сочувствие, но быстро стёрлось, уступило место безличию.
– Что это значит? – возмутилась я.
– Этот брак слишком важен. Речь о последнем оставшемся в Королевстве замке роз. Могут найтись желающие помешать ему состояться. Так что с сегодняшнего дня тебя будут охранять. Круглосуточно.
И замолчал. Замер, ожидая моего повиновения…
А я промолчала в ответ, давя слёзы. Глаза в глаза – и кажется, внутри меня снова оборвалось что-то в этот момент. Я тогда не знала, но это лопнула ещё одна ниточка, привязывавшая меня к нему – как послушную куклу к искусным рукам кукловода. Один из последних кирпичей был выбит из фундамента моего доверия к отцу – единственному родному человеку.
Я подчинилась. В тот раз. Мне было всего семнадцать, и тогда я ещё не умела бороться – за себя и за тех, кого люблю.
В свою комнату я шла, заставляя себя держать спину и сохранять на лице маску надменности – так, чтобы встречные придворные ни за что бы не догадались, что в почтительном отдалении, на шаг позади за мной следует вовсе не почётное сопровождение. Моя стража. Конвой, который должен будет следить за тем, чтобы я ни в коем случае не сбежала и не сорвала столь необходимой свадьбы.
Когда двери комнаты закрылись за мной оглушительным щелчком в темноте, будто двери тюремной камеры, я без сил прислонилась к стене и закрыла глаза.
Отец был прав в одном – я действительно должна. Так поступают наследницы благородных семейств. Они пользуются всеми привилегиями, их украшают лучшими драгоценностями, их платья – из тончайшей дорогой материи, их завтраки стоят столько, что крестьянин большую семью прокормит месяц... Но всё это – в обмен на свободу.
Деревенские девушки могут сами выбирать себе женихов по сердцу – для этого достаточно вечерних посиделок за пряжей, народных игр, хороводов и "ручейков", где пары присматриваются друг к другу, и о которых я знала понаслышке. Но если тебе посчастливилось родиться в дворянской семье – будь готова к тому, что твоя задача лишь удачно продлить ветви пышного родового древа, не допустив мезальянса. А если умудришься подцепить жениха познатнее и взобраться выше, чем родители – так и вовсе объявят самой чудесной дочерью на свете.
В моем случае всё совсем плохо. Отец действительно выбрал едва ли не единственный подходящий вариант. Потому что мезальянсом для меня был бы практически любой – ведь кто может встать на одну ступень с дочерью маршала Королевства? Не принц же.
Я горько усмехнулась.
С трудом оторвала себя от стены, опасаясь, что с потерей опоры просто упаду.
Подошла к секретеру, отперла нижний ящик и достала шкатулку. Полированное дерево неожиданно удобно и прохладно легло в ладонь. Я застыла, отдаваясь потоку ощущений и мыслей.
Куратор женского отделения в нашей школе Эбердин, леди Джиневра Темплтон, любила повторять одну мудрость: «если жизнь преподнесла тебе лимон, сделай из него лимонад».
Я не могу позволить себе сломаться. Снова склею свою жизнь из осколков, чего бы мне это не стоило. Не допущу, чтобы мне обломали крылья на взлёте моей судьбы – когда я так мечтала о любви и счастье. Построю свою мечту заново из того, что есть под руками.
В конце концов, нас с Роном связывает немало – дружба, уважение, доверие. Не так и плохо, на самом деле! И с куда меньшим начальным багажом люди умудрялись строить счастливую совместную жизнь. Я обязательно попытаюсь раздуть эти угли! Может быть, так смогу согреться и изгнать смертельный холод, который всё прочнее поселяется внутри.
Вот только в этом плане нет совершенно никакого места вот таким вот непрошенным подаркам.
Нужно выбросить это немедленно.
Под секретером стояла корзина для бумаг. Я занесла руку над ней.
Нет, так нельзя… горничная будет вытряхивать и найдёт. Кто-нибудь может узнать. В конце концов, горничная может быть подкуплена отцом, чтобы доносить. Спрячу, а потом выброшу украдкой где-нибудь – да хотя бы в море!
Моя рука задрожала.
За окном было уже совсем темно, и тяжёлые, плотные серые тучи скрыли солнце. Они были полны снега, и несли его над уснувшей на зиму землёй, раздумывая, где бы просыпать. Звуки стали тише, будто задушенные плотной пеленой. Оконные стёкла чуть дрожали от напора ветра. Глубокие тени бродили по моей комнате.
Не могу. Может, когда-нибудь.
Я опустилась прямо на пол в узком проёме между секретером и собственной кроватью. Притянула колени к груди, сжалась в комок. С этого места меня не должны увидеть, даже если внезапно войдут в комнату, – вдруг отец вздумает проверить, что я на месте. Ключей в дверях не было – лишь простая защёлка, которая прекрасно отворялась снаружи.
Я провела пальцами по тёмному дереву. Под моей рукой оно уже давно согрелось.
Крышка поддалась легко. Внутри оказался плотно завязанный холщовый мешочек. Я потратила еще несколько минут на то, чтобы его развязать – медленно, ведь мне больше некуда было спешить. Словно насекомое в янтаре, я не смогу сделать и шагу, даже если очень захочу. Разве что только загореться и расплавить янтарь изнутри – но разве хватит на это сил?
Я поняла, что там, ещё до того, как в воздух лёгким облачком взвился аромат. Не зря оказались плотно подогнанная крышка и крепкая ткань – они должны были надёжно хранить секрет содержимого.
Джименея. Чудесная пряность. Драгоценный дар – целое состояние в одной маленькой шкатулке.
Тонкая розовая пыль, обнимающая пальцы от малейшего прикосновения.
Ваниль и жгучий перец, нежность и раскалённая страсть, рассветы и закаты, которые не случились со мной.
Сквозь слёзы, что застилали глаза, невольно пробилась улыбка.
– Дурак. Глупый, глупый принц! Бессердечный эгоист. Ходячее противоречие. Значит, сам твердил, что тебя надо забыть… А подарок подарил такой, чтобы точно не смогла.
Завтра я спрячу шкатулку подальше – и никогда, никогда больше не буду открывать. Я не могу так оскорбить своего жениха.
Но сегодня… сегодня я укутаюсь в этот тёплый запах, как в одеяло, и буду представлять себе горделивый корабль под белыми парусами, взрывающий носом волны – плывущий свободно к новым, неизведанным берегам, где живёт волшебство.
Глава 14. Украденные ключи
Весь путь до Замка ледяной розы мы решили проделать верхом – благо скакать всего полдня, а я прекрасно держусь на лошади. Необходимо было спешить, пока Бульдог не начал основательно там хозяйничать.
С небольшой кавалькадой всадников в полном вооружении мы покинули Леонеллу. Оруженосец отца нёс знамя с гербом нашего рода – широкое заострённое полотнище с изображением белого лиса на голубом фоне трепал ветер, что резко усилился в то утро. Я надела лучшее платье из золотистой парчи и тёплый плащ с меховым подбоем.
На сердце были отрешённость и пустота, и я прятала их под великолепно отрепетированной улыбкой. Новость о моей помолвке облетела королевский дворец со скоростью лесного пожара, и множество народу следило за тем, как мы отбываем. Я нацепила маску самой счастливой на свете невесты и не собиралась снимать её, что бы ни случилось. Гордость не позволит.
Вороной боевой конь отца внезапно возник справа, пугая мою изящную белогривую Несси.
– Ты бледна. Что-то болит?
Я отрицательно покачала головой, продолжая улыбаться. Он помедлил, сверля меня тяжёлым взглядом, не дождался ответа и снова вернулся на своё место во главе процессии.
Ещё несколько раз в течение поездки он пытался меня разговорить, но, не добившись успеха, оставил в покое.
На подступах к Замку ледяной розы нас застиг буран. Первый на моей памяти в этом месте! Даже в самые лютые морозы вокруг Замка всегда был маленький цветущий оазис, островок лета посреди зимы. Утопающий в кустах знаменитых «ледяных роз Винтерстоунов», гордый и прекрасный, как ожившая мечта, возносящий в небо стрелу главной башни, Замок ледяной розы казался очарованным странником, случайно забредшим в неприветливый зимний лес и не боящимся его диких чудес. Потому что лето он всегда носит с собой в ладонях.
И вот сегодня – эти стаи холодных мокрых хлопьев, прямо мне в лицо. Ледяной, пронизывающий до костей ветер, что так и норовит сбросить с лошади. Как будто Замок ледяной розы не хочет моего появления и пытается помешать.
На пороге Замка нас встречали – граф и графиня, слуги, какие-то гости… Тут и там мелькали люди в серой форме без знаков отличия – подчинённые Шеппарда, как догадалась я. Вскоре пожаловал и он сам, тяжело припадая на трость, глаза которой больше не светились алым и смотрели на меня безучастно пустыми ослепшими глазницами.
Последовал обмен любезностями со стороны хозяина Замка и моего отца, потом долго выясняли, кто же теперь имеет права управления этим местом, зачитывался новый королевский манифест, отменяющий полномочия Бульдога…
Я почти ничего не слышала, потому что все силы уходили на то, чтобы держать на лице маску безмятежной радости.
Мои глаза вскоре отыскали в толпе Рона, который шёл прямо ко мне. Он был странно одет – почему-то в белом. Никогда не видела его в белом! И выглядел непривычно – раньше на его лице, какое бы надменное или насмешливое выражение он не пытался состроить, всегда были живые, говорящие глаза. Сегодня они молчали. Словно Рон тоже надел какую-то маску.
Он помог мне сойти с лошади, спросил, хорошо ли я добралась. Я отвечала что-то невпопад, болтала какие-то глупости, не умолкая. Он слушал рассеянно, как будто мыслями был сейчас не здесь. И я всё отчётливее понимала, что хотя и обрела жениха, потеряла намного больше – своего единственного настоящего друга. Человека, с которым я могла от души посмеяться, поделиться тревогами, который всегда относился ко мне с теплом и участием. Видел больше, чем хорошенькое личико и приличное приданое.
Так дело не пойдёт. Это же катастрофа! А как же мой отважный план по организации нам счастливой семейной жизни?
Нужно срочно что-то делать… И тут меня осенило. Я поняла, что поможет нам начать все с чистого листа и взглянуть друг на друга по-новому.
Нам просто нужно поцеловаться.
Через час я вернулась одна в гостевые покои Замка ледяной розы, которые занимала каждый раз, когда бывала здесь.
Упала на кровать, не раздеваясь, свернулась в клубок и прижала руку к груди, будто затыкая смертельную рану.
Я получила свой «первый поцелуй». И он чуть не убил меня, едва не выстудил сердце до дна своей холодностью.
Мы были одни в его комнате, я неловко и сгорая от стыда положила ладони на плечи своему жениху…
Мимолётное, едва ощутимое касание – просто по необходимости, потому что Рон увидел в моих глазах, чего я от него жду.
Поцелуй оказался пресным и безвкусным – будто наелась песку вместо сахара.
А потом случилось странное. Прямо в стене в вихре волшебных искр появилась дверь. И через неё в комнату влетела Кэти. Та самая улыбчивая девчонка, его подруга детства. Совсем ещё ребёнок – непоседливый, наивный, смешной. Вот только сегодня она не улыбалась. Она застыла на пороге, будто врезавшись с разгону в невидимое препятствие. В её огромных, распахнутых от ужаса глазах застыла обида, и я прочитала в них: «Воровка! Ты украла у меня друга!».
Я вернулась в свои покои. В голове ни одной мысли, и я снова не знаю, что мне делать, чтобы склеить свою жизнь обратно.
Отчего-то до боли остро и отчётливо вспомнились мамины слова. О том, что нельзя красть ключи от чужого счастья. Но кажется, именно этим я сейчас и занимаюсь.
Правильное имя выбрал мне отец. Эмбер. Слеза в янтаре. Прекрасный камень, скрывающий скорбь. А мама… наверное, зря думала, что я смогу преодолеть когда-нибудь его грустное значение и вспыхнуть пламенем. Моё пламя едва теплится – слабая искра, крохотный огонёк, дрожащий на зимнем ветру.
На следующее утро гости и хозяева собрались в парадной столовой зале на торжественный завтрак.
Меня усадили по левую руку от Рона. Он снова был в привычном чёрном – но этот цвет лишь сильнее оттенял его бледность и отрешённый вид. Рон был со мной безупречно вежлив, предупредителен как никогда. Отодвигал стул, наливал напитки, расспрашивал о том, удобно ли я разместилась в своих покоях, не нужно ли мне чего… я почувствовала, что он делает всё, что может, чтобы я не подумала, что нежеланная гостья здесь, или что я для него обуза.
На мне было простое серое платье, отороченное чёрным кружевом по вороту и краям длинных узких рукавов. Как нельзя лучше отражало оттенки моего сегодняшнего настроения.
Хотя… Что-то изменилось и в самой атмосфере этого места. Как будто из него исчезла душа. Бледный свет слабо струился из окон. Камень, из которого сложен был Замок ледяной розы, перестал излучать тепло. Даже стены, кажется, потемнели и стали серыми, как тучи.
Я, наконец, поняла, чего не хватает. Смеха, который журчал ручейком. Топота быстрых ног – эта девочка всегда носилась по коридорам Замка, как угорелая.
Мне в глаза бросились пустующие места за столом.
– Рон, а где Кэти?
Лязгнули столовые приборы. Он сбился на секунду, а потом продолжил методично разрезать бифштекс, глядя на него так, будто это было самое важное дело на свете.
– Я попросил её уехать. Она больше не будет приезжать в Замок ледяной розы.
– Но вы же с ней так дружили с самого раннего детства… Может, не нужно было…
– Нужно. Эмбер, прости, я не хочу об этом говорить.
Несколько минут я просто наблюдала как завороженная за чёткими, выверенными движениями его рук.
Потом тронула его осторожно за рукав.
– Рон, послушай… нам вовсе не обязательно спешить!.. Ну, со свадьбой. Я поговорю с отцом. Помнишь, ты рассказывал, что сможешь вступить в полные права владения частью родового имущества только к двадцати одному году? Отличный предлог. За это время, возможно, мы сумеем… – я запнулась, не зная, как продолжить.
Рон вздохнул. Впервые с начала разговора посмотрел на меня. Я увидела, что его взгляд смягчился. Самую чуточку. В глубине его чёрных глаз застыло что-то странное, чему я не могла подобрать точного определения – как будто тот холод, который едва не заморозил меня, уже превратил его сердце в лёд за эти несколько дней.
Он взял мою руку и поцеловал кончики пальцев.
– Спасибо тебе.
– Отец, я никогда ни о чём не просила лично для себя! Но сейчас прошу. Дай мне эти несколько лет – просто отсрочку, чтобы смириться с неизбежным. Какая тебе разница? Замок ледяной розы всё равно у тебя в кармане.
Он ничего не отвечал и долго смеривал меня мрачным взглядом. Но всё же это не было отказом.
Я развернулась и вышла из его покоев.
С тех пор, как свадьбу отложили, мои отношения с Роном снова вышли из минуса в ноль. То есть, стали почти как прежде. Но вот вывести в плюс никак не получалось. После того «недопоцелуя» нам обоим стало так неловко, что мы даже не пытались повторить.
Мы часто виделись в школе, пока не завершили обучение в восемнадцать, а после я время от времени навещала Замок ледяной розы, где всегда встречала тёплый и радушный приём.
А Кэти Лоуэлл больше не появлялась в Замке. Мы не говорили о ней – но каждую зиму, когда время подбиралось к самым жгучим морозам и самым тёмным дням, я видела по мраку, сгустившемуся в глазах Рона, что он по ней тоскует. Потому что раньше каждые зимние каникулы стены Замка оживали, вокруг становилось светлее, и серебристый смех этой девочки снова журчал тут и там. А теперь было пусто. Я не могла восполнить эту пустоту – и меня начинал охватывать страх, что не смогу никогда.
Когда учёба в Эбердин подошла к концу, мы оба с Роном задумались над тем, что делать дальше. У него был простой и понятный план – поступить в помощники Королевского Архивариуса. Худого и жилистого типа, крайне нелюдимого, который страдал проблемами с печенью и собирался в ближайшие годы выйти на пенсию. А вот чем заняться мне…
Сверстницы одна за другой выходили замуж. Хотя я и не была ни с кем слишком близка, круг знакомств стал всё больше сокращаться. Мужние дамы не особенно стремились приглашать на чай неокольцованную девицу моей наружности. На мероприятия для потенциальных невест мне вход был тоже заказан, потому что я была просватана. Так я и зависла – никому не нужная и везде не к месту.
Не то, чтобы меня сильно тяготило вынужденное одиночество – я к нему более чем привыкла и носила как удобные домашние туфли – но сидеть в четырёх стенах отчего дома после какого-никакого оживления в Эбердин было невыносимо.
К тому же моя проклятая гордость просто не позволяла появляться там, где мне в спину будут впиваться ядовитые взгляды и лететь гадкие сплетни. Мой вечный спутник, зависть – зависть моему положению, моей внешности, а теперь ещё и столь выгодной помолвке… Всё это стало великолепным топливом для подобных унизительных вещей. Вчерашние знакомые и приятельницы не упускали случая воспользоваться ситуацией и показать своё превосходство – мол, пусть у них нет такого шикарного замка и такого высокородного жениха, но они-то уже замужем! А вот почему меня до сих пор в жёны не берут – подозрительно. Возможно, со мной что-то не так. Что именно – ещё одна благодатная почва для пересудов.
И тогда я решила попроситься обратно в Эбердин в качестве помощницы кого-нибудь из учителей. Отец на удивление согласился – он знал, что в этом закрытом учебном заведении за мной будет очень просто надзирать. К тому же в столице я буду ближе к нему.
Пожилая леди Темплтон, куратор женского отделения, приняла меня с готовностью – только смотрела с такой жалостью, что у меня сжималось сердце. Правда, по своей деликатности она ничего не говорила и не спешила лезть в душу – ещё помнила, с каким упорством я сопротивлялась подобным попыткам в годы учёбы. Но к организации школьной жизни меня привлекла – и я помогала то составлять планы занятий, то подобрать учебники в библиотеке, то подменить заболевшего преподавателя, а по большей части слонялась неприкаянная без дела.
И несмотря на то, что жизнь у меня пошла в высшей степени скучная и благоразумная, отец по-прежнему мне не доверял. «Телохранители», а на деле стражники, сопровождали меня во всех прогулках по городу за пределами Эбердин. Поэтому все передвижения я в конце концов ограничила прогулками по лавкам модисток и букинистов, да изредка – встречами с Роном, когда он приезжал в Королевские Архивы из Замка ледяной розы на практику.
В одну из таких встреч я не удержалась и задала вопрос, который жёг мой язык всякий раз, как я переступала порог архивного читального зала – звеняще тихого, внушительных размеров помещения, в котором столов и витрин с документами было намного, намного больше, чем посетителей. Собственно, мы с моим женихом были там одни.
– Рон, скажи… ты ведь часто работаешь с редкими архивными бумагами… не встречал нигде упоминаний о последнем эдикте короля Седрика Благонравного?
Он оторвался от широкого, обтрёпанного по углам листа, на котором коричневой выцветшей краской нанесены были очертания Материка и островов вокруг. Незаполненным оставался только левый край карты – на запад отправляли много морских экспедиций, но насколько я слышала, океан там был слишком опасен и ни одна не вернулась.
Рон отложил в сторону лупу.
– Нет. Тебе зачем?
Я напустила на себя безразличный вид и перевернула страницу старинного рыцарского романа в стихах, который с увлечением читала. Сделала вид, что скольжу глазами по строкам.
– Просто услышала как-то в разговорах отца. Мне запомнилось – название необычное. Захотелось узнать, что там. А ни в учебниках, ни в школьной библиотеке, представь себе, о содержании эдикта ни полслова. Экзамен по истории у третьекурсниц в эту сессию буду принимать я, так что не хотелось бы ударить в грязь лицом, если они вдруг поинтересуются…
Мимолётный взгляд из-под ресниц обнаружил, что Рон усмехается, добродушно сверкая на меня чёрными глазами.
– Ты врать-то так и не научилась за все те годы, что я тебя знаю! Если в учебниках и школьной библиотеке нет, то откуда твоим третьекурсницам узнать о нём, чтобы спрашивать?.. Ладно, можешь не признаваться, зачем тебе. Поищу.
Я зарделась и ничего не ответила. Еще полчаса посидела для приличия, уткнувшись в книгу, а потом поскорее ушла.
Рон просил вернуться через неделю, и я всю её провела как на иголках. Поневоле в голову лезли сомнения – не зря ли я снова тянусь к этому спутанному клубку тайн и чужих секретов, не зря ли воскрешаю никому не нужные призраки прошлого… но любопытство было сильнее.
В назначенный день я пришла раньше обычного, но нисколько не удивилась тому, что в девять утра Рон был уже на месте. Он не любил терять времени даром. Тем более, что старый Архивариус всё больше перекладывал заботу об Архивах на его плечи, предпочитая проводить рабочее время в общении с бутылкой.
– Проходи, располагайся… – так где ты, говоришь, услышала об этом эдикте? – начал с места в карьер Рон, едва я переступила порог и скинула на руки жениху муфту и шубку из меха серебристой лисицы.
Я увидела в его глазах знакомый огонёк азарта – как всегда бывало, когда ему попадалась какая-нибудь головоломка или сложная задача по математике.
– Не важно. Что ты нашёл?
– Ни-че-го. Я ничего не нашёл, Эмбер! Перерыл весь Архив. Поэтому повторю свой вопрос – где ты слышала об этом эдикте?
Он уже пристроил мои вещи на манекен в рыцарских доспехах при входе, и теперь сверлил меня глазами с высоты своего немалого роста, сложив руки на груди. Наша с ним разница за эти годы только увеличилась – Рон каким-то непостижимым образом умудрился ещё подрасти.
Я вздохнула и поняла, что в этот раз своей неловкой ложью не отделаюсь.
– Прости, не могу тебе сказать. Это не мой секрет. Вернее, не то, чтобы не мой… сам разговор – мой секрет, а вот для тех, кто говорил, то, о чём они говорили – это их секрет, и я…
Рон страдальчески поднял глаза к потолку.
– Так, стоп, стоп! Пожалей мой несчастный математический склад ума. Я понял, что бесполезно тебя спрашивать.
Потом долго молчал, будто взвешивая, стоит ли продолжать этот разговор. Я сконфуженно молчала тоже, потому что знала, что на него давить бесполезно – пока не решит сам, от него ничего не добьёшься.
– Я вчера подарил Людвигу одну очень редкую бутылочку Эллорского, которая отлёживалась в моём фамильном погребе лет эдак тридцать.
– Чего? – поразилась я такому вступлению. – Да ты же его спаиваешь! У него и так здоровья не хватает страницы переворачивать – пальцы трясутся.
Неспособность Королевского Архивариуса держать в руках что-либо, кроме стакана, уже стала притчей во языцех.
– Не спаиваю, а подкупаю. Ты слушать будешь, или нет? Ради тебя старался, между прочим! Спросил промеж делом о твоём эдикте.
– Не моём, а Седрика Благонравного!
– Не суть. Так вот – может, с координацией у Людвига-то нашего и не очень, а вот память пока ещё феноменальная. И вот после того, что он мне рассказал, я всё-таки хотел бы добиться от тебя ответа – во что ты влезла, Эмбер?
Мне ужасно хочется рассказать Рону обо всём… потому что я всегда уважала его ум, и он точно сумеет докопаться до сути этой таинственной истории. Но те несколько дней, что я провела в королевской резиденции – они странные, они как будто не из моей жизни и не обо мне, они совершенно волшебные, дерзкие и стоит мне о них вспомнить, как даже краски вокруг становятся ярче, а в воздухе снова струится аромат ванили и жгучего перца… Они только мои. Я не могу о них рассказать. Просто не могу.
Придётся ограничиться полуправдой, хотя я дико себя презираю в этот момент.
– Я просто подслушала разговор, который не предназначался для моих ушей. Прости, не могу сказать тебе больше. Так ты поможешь? Что там такого страшного ты узнал? Меня устранят как ненужного свидетеля, или можно жить пока? – пытаюсь пошутить я, глядя в строгие глаза Рона, но не получаю ответной улыбки.
Мы по-прежнему стоим при входе – там, где меня застиг вопрос. И этот разговор получается ужасно неловким.
– Ну хорошо, слушай. Лет двадцать назад, может больше, наш Людвиг только поступил на службу. Представь себе, был даже непьющим. Он принимал архивы от своего предшественника и очень волновался по этому поводу. Долго проводил инвентаризацию, разработал даже собственную систему нумерации томов и какой-то очень хитрый буквенно-цифровой код, чтобы увеличить скорость поиска информации. И вот он стал замечать, что в некоторых папках с документами не хватает пронумерованных страниц. Или в книгах отсутствуют листы. А когда он обратился по этому поводу к бывшему Архивариусу, тот посоветовал ему просто забыть и не лезть в это дело. Сказал, документы и страницы были изъяты по приказу.
