Текст книги "Замок янтарной розы (СИ)"
Автор книги: Анна Снегова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
– Ты просто не захотел расставаться со своей силой. Манипулировать людьми… делать их покорными своей воле… это же такая удобная и приятная магия, да?!
Глаза отца вспыхивают гневом. Он снова скрещивает руки на груди – будто закрывается от меня.
– Сила была мне нужна! Сколько раз я буду повторять очевидные вещи? Впрочем, я уже смирился с тем, что моя дочь предала дело наших предков. Ради которого эллери жили и умирали веками. Предала меня.
Сердце простреливает болью от его слов. Значит, так он думает обо мне? Предательница… Мне хочется слезами смыть горечь с души – но я не могу проронить ни слезинки. Всё-таки я всегда была на него похожа – больше, чем мне бы хотелось. Во мне слишком много гордости.
А он продолжает говорить, уничтожая меня взглядом.
– Силы должно было хватить и ей, и мне! Королевская кровь, забыла? Магия течёт в наших венах бурной рекой, а не хлипким ручьём. Моему отцу хватило сил даже на то, чтобы зачать двоих детей. Я думал… думал, мы справимся.
Качаю головой и плотнее закутываюсь в плащ. Накатывает вдруг жуткая усталость. Понимаю абсолютно чётко, что не смогу его ни в чём убедить, как бы ни старалась – он не видит очевидных вещей.
– Твоему отцу тоже не хватило, папа. Все говорят о том, что королева – моя тётя – была хрупкой, болезненной, у неё было слабое здоровье. Именно поэтому она не пережила родов. У неё просто не хватало жизненных сил. А всё потому, что дедушка, как и ты, был ослеплён жаждой мести… жаждой обладания замками роз. Вы хотели наконец-то посадить на трон королеву-эллери. Поэтому, когда родился ты… дедушка решил, что ему непременно нужна ещё и дочка. Ведь так?..
Отец слушал с каменным лицом. Он снова надел маску, закрылся от меня.
– Я любил сестру. И любил твою мать. Но есть долг, что выше любви. И ты достаточно взрослая, чтобы снять розовые очки и понять это. Послушай, Эмбер… дочка. Я готов простить тебя, если ты вернёшься. Я разработал новый план…
Я сделала шаг назад и покачала головой.
– Вы все одержимые. Мне вас жаль. Именно поэтому замки роз не давались в руки ни деду, ни тебе. Замок пурпурной розы предпочёл рассыпаться в пыль, но не подпустил к себе никого из нашей семьи! И тётя-королева не смогла до него достучаться. Даже Замок ледяной розы выбрал не меня! Им нужно было кое-что другое, папа! Но я не смогу объяснить тебе, что – ты всё равно не поймёшь.
– Ты что-то узнала?
В глазах отца загорается алчный огонёк, и я понимаю, что он снова слышит только то, что хочет слышать. Думает, что я утаиваю от него какую-то секретную информацию.
– Эмбер, ты обязана мне сказать!!
Делаю ещё шаг назад.
– Я больше ничего тебе не обязана. Я никогда больше не буду марионеткой, послушной куклой в твоих руках. Любовь, папа! Замкам роз нужна любовь. Ты не способен любить. А я… я просто не знаю, как это.
Кажется, он хочет сказать ещё что-то, но у меня больше не осталось сил его слушать. Просто разворачиваюсь и ухожу, растворяюсь в темноте.
На самом краю вала, там, где он плавно понижается и пологим холмом спускается к плоской широкой местности, занятой палаточным лагерем, меня чуть не сшибает с ног какой-то солдат. Я узнаю адъютанта отца – одного из тех, что караулили меня когда-то. Завидев меня, он широко и неожиданно по-доброму улыбается, как старой знакомой.
– О, мисс Сильверстоун! Я так и знал, что вы с отцом когда-нибудь помиритесь. Скорее спешите вниз, а не то хороших мест не останется.
– Вы о чём? – спрашиваю машинально, хотя мысли давно уже где-то далеко. Я прикидываю, каким кораблём смогу уплыть. Завтра же покину Замок ледяной розы. Я всё равно так и не смогла принести здесь хоть какую-то ощутимую пользу. А находиться здесь дальше, кажется, выше моих сил.
– Как, неужели не слышали? Весь Замок на ушах стоит. Армия с Материка в получасе отсюда. Её возглавляет Молодой Ястреб. Граф Винтерстоун, который младший, только что заявил Королю, что вызовет Его высочество на поединок, чтобы решить дело, не допуская большого кровопролития. По традиции вся знать будет присутствовать. Поторопитесь, в общем. А то ничего не рассмотрите. Это будет поединок века!
И он бодро спешит дальше, к моему отцу, чуть ли не насвистывая. А я остаюсь стоять как столб. Растерянная и ошеломлённая.
Рон и Генрих.
Генрих и Рон.
На даргари – старинном поединке крови и чести.
Могла ли я представить когда-нибудь худший кошмар?!
Глава 18. Мой
Как свеча на ветру. Тонкое, колеблющееся пламя. Кажется, ещё немного – и меня задует совсем. Но почему-то, вопреки всему, я продолжаю гореть.
Как свеча на ветру – я стою в первых рядах этой напирающей, встревоженной, взбудораженной толпы, опьяневшей от предвкушения крови и зрелища, которое, несомненно, войдет в летописи.
Темнота обступает со всех сторон, алчно тянется к огням факелов, что держат солдаты. Звёзд на небе совсем не видно, они испуганно вжались в глубину небес, подальше от людского беспокойного моря.
Открытая вытоптанная местность перед нами – там, где вот-вот прольётся кровь. Даргари. Старинный поединок. Изначально предполагалось, что противники станут биться до смерти. Позднее короли Ледяных Островов так устали терять самых знатных, отважных и горячих своих подданных, что допустили второй вариант поединка – только до первой крови. Какой из них выбрали противники сегодня? Я понятия не имею, и оттого так трудно сохранять хладнокровие и бороться с подступающей паникой.
Накидываю широкий капюшон, отороченный белым мехом, прячу под него золото волос, прячу своё, наверняка бледное как смерть, лицо. Не хочу, чтобы на меня смотрели. Чтобы заглядывали мне в душу. Я сама готова ужаснуться – такая буря мечется внутри и бьётся о стенки груди сейчас.
На противоположном краю поляны, что упирается прямо в хмурый зимний лес, широкой дугой выстроились вражеские отряды. Ощетинились копьями, ощерились двузубыми стягами. Отсюда далековато, но кажется, я вижу там парочку знакомых лиц – из материковой знати. Почти все они были в списке возможных бунтовщиков, который я составляла Шеппарду по своим догадкам. То, что догадки оказались верны, немного тешит мою «профессиональную гордость», но все эти отголоски посторонних мыслей мигом выветриваются из головы, как только из толпы выходит человек и самоуверенной походкой довольного хищника идёт к центру площадки.
Нервно дёргаюсь и останавливаюсь в последнюю секунду перед тем, как… что? Сорваться с места и пойти вперёд? Пугаюсь этого своего порыва до чёртиков и вцепляюсь замёрзшими пальцами в край капюшона – натягиваю глубже, совсем утонув в спасительных объятиях меха. Прячусь? Возможно. Я не хочу, чтобы он меня заметил. Хочу отсюда, из этого по-детски глупого укрытия рассмотреть того, кого, кажется, так и не смогла прогнать из своих мыслей за все эти годы.
Ужасный Принц… губы шепчут беззвучно – вспоминают, пробуют на вкус позабытое имя.
На нём сплошной доспех с позолотой и выпуклым изображением летящей птицы на груди. В руке Генрих небрежно держит меч, подмышкой – шлем. Светлые волосы отрасли длиннее, чем я помнила. Он… улыбается. Расточает улыбки направо и налево, бросает шутки в толпу и всем своим видом демонстрирует уверенность в исходе поединка. Но мне чудится отчего-то напряжение в его голосе. Искусственность в шутках. Нарочитость в небрежности походки. Мне кажется, что внутри он напряжён, как тетива тугого лука. Это всё наносное. Всего лишь маска… или броня.
Мне хочется подбежать и встряхнуть его – чтобы скинуть эту маску, увидеть под ней настоящее его лицо. Увидеть таким, каким он был тогда – много лет назад, в том коридоре, где вёл за руку в темноте одну напуганную глупую девчонку и рассказывал ей про звёзды. Заставить этого Ужасного Принца понять очевидное – что сейчас он на перепутье. Одержимость замками роз… если он ей поддастся, это будет конец. Я уже видела, к чему такое приводит. Мне самой едва-едва хватило душевных сил выбросить ключи от чужого счастья, которые уже были у меня в руках, и выплыть из омута, в который они меня тянули камнем. Хватит ли сил у Принца?
Говор толпы взлетает на мгновение приливной волной, а затем так же быстро откатывает прочь, смолкает, уступает место жадно ждущей тишине.
Мне даже не нужно поворачивать головы – я и так знаю, кто вступил на арену. Генрих встречает противника улыбкой, а мне хочется как следует врезать по его самодовольной физиономии, чтобы её стереть – даром что я леди. Нет, всё-таки, Ужасный Принц на меня отвратительно влияет! Мечтаю о том, чтобы даргари впервые в истории завершился ничьёй, и он убрался уже отсюда куда подальше на своём дурацком корабле, на какие-нибудь свои дурацкие острова с дурацкими пальмами.
Рон приближается к центру импровизированной арены медленно, он сплошь закован в латы, лицо скрывает забрало шлема. У него такой мрачный вид, как будто он готовится убивать. Мои мысли срываются в какую-то совсем уж паническую чехарду, и дальше я могу только беспомощно, с обрывающимся сердцем смотреть на то, как почти без предупреждения, без какого-либо обмена любезностями два врага сталкиваются друг с другом, подобно волнам, обрушиваются смертоносной сталью.
Ужасный Принц ещё пытается какими-то идиотскими шутками вывести Рона из себя, но тот просто прёт на него, как таран, как взбесившийся вепрь-секач, который, как известно охотникам, один из самых опасных зверей в лесу, потому что в слепой ярости способен сокрушить даже самого искушённого противника. Мой друг всегда был отчаянным, когда дело касалось защиты того, что ему дорого – а этот как раз тот случай.
Глупый Принц, который напрасно злил его, едва успевает уворачиваться, хотя он явно быстрее и превосходит противника в ловкости. И он больше не смеётся. Забрало шлема не скрывает твёрдой, напряжённой линии губ.
В один из моментов, когда Рон спотыкается и теряет равновесие из-за того, что кто-то из шеренг противников предательски подставил ему подножку древком от копья, мне кажется, что вот-вот всё будет кончено… Но Ужасный Принц не торопится воспользоваться преимуществом. Подаёт ему руку в галантном жесте, которую Рон с пренебрежением отвергает. И бой возобновляется снова – ещё более яростный, ещё более ожесточённый.
Противники кружат по площадке, опьянённые боем – и они всё ближе ко мне.
И в это мгновение, где-то между свистящим полётом меча – от руки к сердцу – и ответным движением разящей стели наперерез… я вдруг понимаю очевидное.
Я не разрываюсь пополам, глядя на этот бой.
Да, я отчаянно хочу, чтобы оба противника покинули поле битвы живыми и невредимыми. Но моё непослушное сердце пытается остановиться, лишь только, когда не ведающая пощады сталь приближается к одному из них.
Невыносимый и желанный, далёкий и почему-то отчаянно близкий. Тот, кто за несколько украденных у судьбы минут стал понятным и знакомым до малейшей чёрточки насмешливого лица, до каждого движения брови, до каждого оттенка голоса. Кого я затолкала в самый дальний уголок памяти – так же, как спрятала в самый дальний ящик ту шкатулку с пряностями. Кто словно стал моей совестью, и в мысленных диалогах все эти годы нередко спрашивал меня, почему я такая трусиха и что же делаю со своей жизнью. Быть может, именно он и давал мне силы перестать бояться и наконец-то что-то изменить – ведь страх темноты лишь иллюзия. Мы боимся придуманных чудовищ.
Тот, кого вопреки здравому смыслу все эти годы я так отчаянно хотела увидеть снова.
Мой мужчина.
Осознание заставило меня вздрогнуть. Рука, что судорожно цеплялась за нежный мех, безвольно упала.
Порывом ветра сорвало с моей головы капюшон и взметнуло растрепавшиеся пряди волос.
На излёте движения Генрих увидел меня и словно споткнулся взглядом. Сквозь прорези забрала я ощутила притяжение его пристальных серых глаз.
Всего на долю мгновения он застыл – но этого хватило. Меч Рона завершил своё стремительное движение и добрался до противника, прочертив кровавую полосу поверх края латной перчатки Принца.
Толпа взрывается приветственными возгласами и аплодисментами. Все славят победителя. Граф Винтерстоун отстоял родовой замок, браво! Никто не смотрит на проигравшего, который опустил свой меч и опирается на него, тяжело дыша. Зато я не могу отвести глаз. Кажется… кажется бой был не до смерти одного из противников, а только до первой раны. Но вот как-то именно сейчас я не чувствую большого облегчения. По латной перчатке бегут струйки крови и тяжёлыми каплями срываются на изрытую землю.
Ноги сами несут меня, и на этот раз я их не останавливаю. Толпа уже подалась вперёд, все хотят первыми поздравить победителя, и мой порыв не привлекает много внимания. Подлетаю к Ужасному Принцу, который уже стащил с головы шлем и отшвырнул куда-то в сторону. Его светлые волосы, мокрые от пота, прилипли к вискам.
– Вы ранены?
Что за дурацкий вопрос… Ну конечно, он ранен! Нашла, что спросить…
Генрих бросает на меня странный взгляд и неуклюже стаскивает левой рукой, тоже закованной в латы и оттого неповоротливой, перчатку с правой. Морщится, не отвечает мне. Его лицо мрачно – кажется, проигрыш уязвил его гордость. Он всегда был слишком самолюбивым.
Смотрю на его руку, сглатываю, борясь с приступом тошноты – рана не так серьёзна, как я боялась, всего лишь глубокий порез чуть выше запястья, но кровит сильно. Я совершенно не разбираюсь в лекарском деле, но если кровь не остановить, это может быть опасно.
Меня осеняет. Ныряю рукой в карман, нашитый на юбку моего платья, вытаскиваю белый носовой платок, по счастью ещё чистый. Протягиваю Генриху. Он смотрит секунду на него, потом снова переводит взгляд на меня, прищуривается.
В это время глашатай за нашими спинами резко и противно трубит, а потом кричит хорошо поставленным голосом:
– Сэр Рональд Винтерстоун в честном бою одолел противника и объявляется победителем даргари! Да будут все здесь присутствующие судьями и свидетелями этого знаменательного события!
В уголке рта Ужасного Принца рождается жёсткая усмешка.
– Разве вам не положено спешить с поздравлениями к жениху?
– Бывшему! Бывшему жениху. Мы уже год как… разорвали помолвку, – сбивчиво объясняю я сквозь зубы непонятно зачем. Какое ему до меня дело? Пусть берёт этот проклятый кусок ткани, пока не истёк кровью! Подаюсь ближе, решаю сама перевязать ему запястья, если он не в состоянии заткнуться и сделать это. Генрих отбрасывает меч куда-то, где уже находятся шлем и перчатка, и выдёргивает из моих пальцев платок резким движением.
– Прошу прощения, миледи! Я перестал следить за вашей личной жизнью примерно в тот момент, когда узнал, что вы обручились, едва мой корабль покинул пределы Ледяных Островов.
Говорит это небрежным светским тоном, даже не глядя на меня, и принимается самостоятельно перевязывать рану. Одной рукой. Латной перчаткой. Зубами затягивая узел. Лишь бы не принять мою помощь!
Чувствую, как у меня внутри всё закипает. И я ещё за него беспокоилась?! Этот болван прекрасно себя чувствует, раз способен делать перевязку одной рукой, да ещё при этом обвинять меня непонятно в каких грехах! Мне на память очень ярко приходят те его слова, сказанные много лет назад при нашей предыдущей встрече – оказывается, я до сих пор их помню. «Хочешь, чтобы я сказал это вслух? Пожалуйста. Я всегда предпочитаю говорить правду – даже если она горька на вкус. Почему? ...Потому что мне не нужны обязательства. А тебе – не нужно без обязательств».
Выпрямляюсь и вздёргиваю подбородок, бросаю на Ужасного Принца гневный взгляд.
– А что, у меня была хотя бы одна причина, почему я не должна была обручаться?
Он отвечает на взгляд – своим. Долгим, тяжёлым, непроницаемым. У меня не получается его прочитать.
– Вы правы, миледи. Видимо, такой причины у вас не было.
А потом без единого слова поднимает небрежно сброшенные вещи, идёт прочь. Подходит к Рону и коротким поклоном отдаёт дань уважения победившему сопернику.
Меня же всю просто трясёт.
Что это сейчас было?! Я опять виновата? Всегда, во всём… Кажется, на этот раз чаша моего терпения окончательно переполнена.
Просто разворачиваюсь и иду куда глаза глядят – подальше от арены. В лес? Пусть будет в лес. После вспышки таких сильных эмоций наваливается страшное опустошение.
Что ж, Ужасный Принц, кажется, легко отделался. За него можно не волноваться. Сейчас он со своей оравой бездельников уберётся обратно на корабли. Найдёт себе какую-нибудь очередную пассию… Сколько их у него перебывало за эти годы? Рон будет праздновать победу. Без сомнения, со дня на день сделает предложение Кэти, если не сегодня же. Отец… что будет делать он, мне уже не важно. Я не вернусь домой… кажется, единственное место, куда я ещё могу вернуться, это Университет. Буду… а что я буду там делать? Работать, наверное… завершу свой звездоскоп…
Замечаю, что уже свернула в сторону от протоптанной солдатами и лошадьми тропы. В конце концов, ноги отказываются нести меня дальше по сугробам, я останавливаюсь у какого-то дерева и прислоняюсь спиной к чёрной, обсыпанной снежными прочерками коре.
Что-то обжигает щёку. Я провожу озябшими пальцами по лицу… слёзы. Надо же! Как давно я не плакала? Целую вечность. Просто запрещала себе. Но оказывается, я смертельно устала быть сильной.
Слёзы катятся по щекам – горячие, неудержимые. Ночной ветер не успевает их осушать. В этой одинокой темноте я оплакиваю маму – воспоминания о каждом слове разговора с отцом, о котором я позабыла, огорошенная событиями под стенами Замка, снова и снова возвращаются, колют раскалёнными иглами. Оплакиваю себя. Оплакиваю свою загубленную юность – мои самые прекрасные годы, которые я потратила в погоне за призраком, несбыточной мечтой.
Мне двадцать пять. Девушки моего круга выходят замуж в семнадцать-восемнадцать. В девятнадцать ты уже считаешься перестарком и на тебя начинают коситься, хотя и не так, чтобы сильно. Если же ты не замужем после двадцати – это гарантированный признак того, что в тебе что-то не так. Что уж говорить о моём тяжёлом случае – помолвка, что длилась годами... и так и не завершилась свадьбой. Моё имя треплют сплетницы по всему Королевству.
А хуже всего осознавать другое. Самое трудное. Но я должна быть честна хотя бы с собой. Когда-то давно, пятнадцатилетней наивной дурочкой я полюбила не человека – я полюбила свою мечту о любви. Мы с Роном могли бы стать великолепными друзьями, если бы моё глупое, недолюбленное сердце не умоляло о большем. Ведь я не ревновала его к Кэти, когда видела их рядом – я просто до боли, до сердечной дрожи хотела быть на её месте и узнать, каково это – с таким трепетом ждать прикосновений любимого мужчины. Любить всем сердцем и знать, что твои чувства взаимны. Не бояться довериться.
…Сколько я уже стою так? Наверное, целую вечность. Не знаю. Совершенно потеряла счёт времени. Ветер пробрался под плащ, бросил в зябкую дрожь. Со стороны Замка ледяной розы временами доносится какой-то шум. Но я просто физически не могу туда вернуться. И мне даже совершенно не интересно, что там происходит – как будто на сцене продолжается спектакль, но я уже покинула зрительный зал и стою одна в пустом и гулком холле за прочно запертыми дверями.
Ужасный Принц… что ж, осознание места, которое он без спроса занял в моём сердце, властно выбросив оттуда всё лишнее, меня не спасает, а только топит глубже. Ведь совершенно очевидно, что я-то ему не нужна. Он проиграл сегодняшний бой – и наверное, уже скоро будет на полпути к очередным неизведанным далям и очередной непокорённой красотке. Всё так же легко и с ослепительной улыбкой продолжит скользить по жизни «без обязательств».
Могу себя поздравить. Это было феерическое «везение»! Моё глупое сердце в очередной раз выбрало неправильно.
И вот теперь у меня на душе полное опустошение. Понятия не имею, что делать дальше с собой и своей жизнью, которой я сама же спутала крылья на взлёте.
Наверное, вернусь обратно на Материк. Наверное, забудусь в работе и хлопотах со своими экспериментами.
Быть может, этого мне хватит?
Вот только... мысли снова и снова ходят по кругу. Мне двадцать пять! А у меня не было даже настоящего первого поцелуя. Только его жалкое, безжизненное подобие с Роном – украденное у той, кому он предназначался на самом деле.
Ну ничего. Я же сильная... я прошла через многое, справилась со всем сама, смогу и теперь. Сейчас, вот только постою здесь еще пару минут в темноте – а потом вытру слёзы, расправлю плечи... и пойму, что пора, наконец, повзрослеть и принять горькую истину.
Некоторые мечты навсегда остаются мечтами.
По тропе медленно, усталой походкой идёт человек. Понятия не имею, что здесь можно делать в этом стылом зимнем лесу. Наверное, как и я, он ушёл подальше от людей. Идёт неторопливо, задумчиво, подняв лицо вверх. Слежу глазами, и замечаю, что небо и впрямь расчистилось, и на него снова осторожно выглянули пугливые звёзды.
Поравнявшись со мной, Ужасный Принц вдруг словно чувствует моё присутствие. Резко поворачивает голову вправо и встречается со мной глазами. Я как-то жалобно и совершенно по-детски всхлипываю и поспешно вытираю лицо, чтобы он не заметил, что я плакала.
А он сворачивает с тропы и идёт ко мне, тяжело утопая в снегу во всём своём дурацком железе.
– У тебя снова глаза, как у выпавшего из гнезда птенца. И знаешь... я опять не могу пройти мимо.
Шлем летит куда-то в снег. Туда же отправляется меч.
Расстояния между нами вдруг просто не стало. Взгляд серых глаз – пристальный, серьёзный, такой, какого я у него никогда ещё не видела.
Ужасный Принц протягивает ко мне обе руки и берёт в ладони моё заплаканное лицо. И быстрее, чем я успеваю ответить, быстрее, чем ночной ветер сушит слёзы, быстрее перепуганного взмаха ресниц приникает к губам.
Первое прикосновение... бесконечно нежное, испытующее, почти робкое... оно меня просто потрясло. Разрушило до основания и сотворило заново.
Я вцепилась в его запястья, даже не подумав, что сейчас – по ране, по живому, до боли. Он вздрогнул, но не отстранился.
Дальше, глубже, сильнее... столкновением галактик, вихрями сплетающихся смерчей, друг в друга – до самого дна души.
Я никогда не думала, что подобное возможно.
Кажется, это был мой настоящий первый поцелуй.
Я не знаю, сколько времени мы провели так – одни, посреди звенящего морозной стужей, сонно цепенеющего леса. Забыла всё на свете, кроме требовательных прикосновений незнакомо-знакомых губ, которые пустили по коже волну жара – она прокатилась до кончиков пальцев на ногах, вмиг отогрела и расплавила. Только запоздало спохватилась, что, наверное, делаю ему больно, и расцепила пальцы, которыми сжимала перевязанное моим платком запястье. Одна его рука тут же нырнула глубоко мне в волосы, обхватила затылок, заставила ещё сильнее запрокинуть голову, пока поцелуй сместился куда-то мне в шею. Вторая своевольно, будто там ей и место, пробралась под плащ, обняла за талию, вжала в твёрдую и холодную сталь доспеха.
С моих отпущенных из плена губ сорвались хриплый вздох и облачко пара. Мороз и жар смешались на коже в убийственном коктейле, голова закружилась. Звёзды неожиданно показались совсем близкими, они прыгали и плясали в странном, завораживающем танце. Я вцепилась в плечи Ужасного Принца, чтобы не упасть, но он и так держал меня очень крепко.
Когда через много-много бесконечных мгновений мы с трудом отрываемся друг от друга, меня поражает его взгляд. Из него напрочь стёрся всякий след иронии – смешливый огонёк, что всегда там таился, сколько себя помню. В этих серых глазах… потрясение?
Его глубокий задумчивый голос подбавляет дров в пожар, что разгорается у меня в груди, выжигая всё, что там было до того.
– Сладкая, как грёза, и солёная, как слеза... убийственное сочетание!
Мы замираем, словно на краю пропасти, и всматриваемся друг в друга – будто видим впервые. И кажется, оба не знаем, что же делать дальше.
Из оцепенения выводят голоса чужих людей, которые с ужасающей бесцеремонностью врываются в наше заколдованное молчание.
– Эмбер! Эмбер, я видел, что ты пошла сюда. Отзовись! Я забираю тебя, мы немедленно уезжаем.
Голос отца. Кажется, он взбешён.
И тут же, по какой-то нелепой иронии судьбы, с тропинки раздаётся ещё один – грубоватый весёлый бас.
– Э-э-й, Генрих! Твоё, чтоб тебя, Высочество! Мы возвращаемся на корабль или нет? Зуб даю, старый пёс де Меритон захочет отыграться на ком-нибудь за то, что Королевство снова надрало им их напыщенны зады. И морской дьявол меня побери, если мы не самая удачная кандидатура!
Мой рыцарь моргает, и туман исчезает из его взгляда. Они полны привычного веселья.
– Что ж, Птенчик... кажется, снова всё против нас. Но в этот раз кое-что изменилось, правда?
Бас раздаётся ближе.
– Генрих, тысяча дохлых кашалотов!! Ты и посреди леса умудришься найти себе очередную… ох, твою ж… простите мисс Сильверстоун, я вас не заметил!
Высокий массивный бородач делает квадратные глаза и моментально изменяет траекторию движения, возвращается на тропу. Но не уходит, остаётся там, хоть и демонстративно отвернувшись. А ещё я слышу, как где-то в отдалении трещит подлесок – отец идёт напролом и скоро будет здесь. Это действительно какой-то заговор судьбы!
Ужасный Принц вдруг берёт меня за подбородок и смотрит в глаза испытующе.
– Послушай, Птенчик… а поплыли со мной?
Он больше не прижимает меня к себе. Морозный ветер врывается между нами и уносит тепло прикосновения.
И тут наступает отрезвление. Я вижу Ужасного Принца второй раз в жизни. Я его совсем не знаю. Я понятия не имею, что у него на уме. Поцелуи не значат слишком много для таких, как он. Как там говорили? Ни одна женщина не задерживается в его постели дольше, чем на ночь? Я буду полной дурой, если снова дам себе обмануться наивными мечтами. Я уже довольно обжигалась. Хватит.
– Поплыли куда?
Снова сумасшедше безбашенная улыбка – она нисколько не изменилась за все эти годы.
– Понятия не имею! Куда глаза глядят. Мир огромен. Поплыли?..
Хотя это требует от меня нечеловеческих усилий, делаю крохотный шажок назад, выпутываюсь из его прикосновения.
– В качестве кого?
Генрих хмурится. Кажется, он не ожидал от меня вопросов. Шум в подлеске совсем близко, и он скашивает взгляд в ту сторону. Наконец, вздыхает, наклоняется и подбирает из сугроба меч.
– Знаешь, Птенчик… никогда в жизни не бегал за женщинами и не собираюсь начинать. Да к тому же… если так подумать, меня наверняка будут преследовать. Кажется, мои «друзья» с Материка посчитали, что я завлёк их в ловушку и зря выставил в плохом свете перед новым королем. Горят желанием поквитаться и оторвать мне голову в своих дружеских объятиях. Так что тебе, пожалуй, безопаснее будет и правда со мной не идти… пока. Вон, побудь лучше с заботливым папочкой, он тебя обыскался уже.
А потом подаётся вперёд, хватает меня за плечо и снова притягивает к себе. Обжигает быстрым, горячим поцелуем, от которого я вдруг как-то совершенно теряю все аргументы и забываю, с какой это стати вообще артачилась. Надо только ему сказать поскорее, что я уже передумала…
Но Ужасный Принц отталкивает меня так же резко и молниеносно. Подносит к губам и целует платок, которым перевязано его запястье, пронзает напоследок многозначительным взглядом, разворачивается и уходит. Только бросает через плечо, посмеиваясь:
– Я сам тебя найду, Птенчик! Очень скоро. И только попробуй снова обручиться с каким-нибудь близоруким тупицей, пока меня не будет!..
Он сливается с ночью, а я медленно сползаю по дереву и плюхаюсь прямо в сугроб. Кончики пальцев прижимаю к исцелованным, припухшим губам, на которых расцветает счастливая улыбка.
Ну что за Ужасный Принц! Просто невыносимый. Стихийное бедствие на мою голову. И я, кажется, по нему с ума схожу.
– Эмбер, да где ты?!
Отца я сейчас хочу видеть меньше всего на свете. Можно, конечно, притаиться и спрятаться… но вдруг найдёт? С него станется попытаться силой утащить меня за собой. Эх, оказаться бы сейчас где-нибудь далеко-далеко...
Дрожь по плечам. Ладони начинают гореть и чесаться.
Я опускаю взгляд и вижу, как пальцы окутывает золотистое сияние. Ощущение, будто моя магия, которая обычно пылает в груди тихим свечным огоньком, полностью выходит из-под контроля – алчно пожирает подброшенное в него топливо и разрастается в ревущий пожар.
Вспышка янтарного света ослепляет. Теряю почву под ногами. Появляется чувство, будто куда-то лечу. Голова кружится очень и очень сильно, накатывает такое ощущение слабости, что даже веки разлепить не могу, а пошевелиться тем более.
Когда, наконец, удаётся открыть глаза и осмотреться… я начинаю думать, что и правда сошла с ума.
Каким-то непонятным образом я умудрилась оказаться во дворце, в котором провела детство. В своей собственной детской комнате, где даже розовый цвет обоев не изменился, и кудрявые куклы в шляпках и ярких платьях всё так же сидят на стёганом одеяле, глядя в пустоту пыльными голубыми глазами.
Перевожу взгляд наверх… Ма-амочки!
Я умудрилась переместить вместе с собой дерево, на которое опиралась спиной, и теперь оно взломало раскидистой кроной потолок, а ветвями выбило окно, запустив в комнату метель. Где-то лает собака, вспыхивают огни, кто-то истошно взвизгнул женским голосом.
Мда-а-а уж…
Вот это, называется, доцеловалась!
Потом взгляд притягивает металлический блеск справа. Поворачиваю голову и вижу меж корней, что вонзились прямо в пол, мокрый от тающего снега ратный шлем.
Это ж как надо воину задурить мозги, чтобы он его забыл прямо в сугробе?!
Кажется, доцеловались мы оба.
Часть 3. ЯНТАРЬ ПЛАВИТСЯ.
Глава 19. Подарок
Честно говоря, это просто здорово, что неожиданно проснувшаяся магия перенесла меня не куда-нибудь, а домой. Потому что сразу после выплеска наступил сильнейший «откат». Я лежала в лёжку, сил едва хватало на то, чтобы есть. Благо, в оконную раму очень быстро вставили новое стекло, отпилив у дерева лишние ветки, и комната снова стала пригодна для жилья. Само дерево осталось расти посреди неё, как незапланированная часть интерьера – я решила его сохранить. Оно… мне теперь было дорого как память.
Конечно, трудновато оказалось объяснить набежавшим слугам, откуда тут посреди ночи взялось дерево, а заодно и хозяйка – в полуобморочном состоянии, но с глупой улыбкой до ушей. По счастью, служба у Шеппарда научила меня изворотливости. На ходу было сочинено нескладное, но сказанное чрезвычайно убедительным тоном враньё, – мол, я решила неожиданно нагрянуть с Материка, чтобы сделать дражайшему папеньке сюрприз. Как нету дома? Какая жаль! Вот просто разрыдаюсь сейчас от огорчения. Ах, это что торчит? Так подарочек ему. Особый вид этого… как его… Материкового дуба, вот! Очень быстро растёт. Стоит жёлудю в землю упасть, и тут же – хоп! И до небес. Почему прямо в доме вырос? Так я это… уронила жёлудь на пол. И вообще, не приставайте к хозяйке! Лучше окно помогите починить, а то холодно… и чаю горячего бы не мешало… и одеяльце потеплее… а лучше два…
