Текст книги "Зеркало для двоих (СИ)"
Автор книги: Анна Смолякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
– Пожалуйста, – он опустился в соседнее кресло и повернулся к ней всем корпусом.
– Алексей, объясните мне, пожалуйста, зачем вся эта охрана, почему за мной кто-то постоянно следит, почему меня не выпускают? И, естественно, где Сережа с деньгами?
– Последний вопрос, конечно, самый интересный, – усмехнулся Алексей, – но начнем отвечать по порядку. Охрана – для того, чтобы охранять, и не только вас, и дом. Следят за вами ради вашей же безопасности и не выпускают потому же… Играть так играть, Юлечка, правда? Ну, а Сережа с деньгами должен появиться послезавтра, так что вы просто изголодаетесь, если будете по-прежнему отказываться от пищи…
– Как послезавтра? Но почему он не может привезти их сегодня, сейчас?
– Хотя бы просто потому, что не знает, кому их отдать. Да и к тому же, я почти уверен, что он еще не собрал нужной суммы.
– Но у него же есть эти деньги, помните, я вам рассказывала…
– Да-да, вашу сказочку я помню, – добродушно кивнул Алексей. – Но это к делу не имеет отношения. Сто тысяч долларов, не такая уж маленькая сумма.
– Сто тысяч долларов? – только и смогла выговорить Юлька. Хозяин дома по-прежнему сидел в своем кресле спокойный и невозмутимый, но теперь он еще и достал из внутреннего кармана пиджака портсигар, видимо, собираясь курить прямо здесь, в спальне.
– Да, Юлечка, сто тысяч долларов… И знаете что, не надо напоминать мне о вашей легенде. Я искренне рад, что в моем доме гостит красивая женщина, но я не люблю, когда гости считают меня дураком. Так что забудем ваш рассказ, как досадное недоразумение. Бояться не надо, вы получите ваши десять тысяч и спокойно уйдете отсюда, ну а комиссионные, естественно, достанутся мне.
И тогда она впервые поняла, что такое истерический смех. Частые конвульсии сжимали ее горло, выдавливая из него какие-то неестественные звуки, а спазм лицевых мышц заставлял рот растягиваться в безумной улыбке.
– Да вы что, с ума сошли? – наконец выговорила Юлька, все еще продолжая всхлипывать и нервно дергаться. – Откуда у простого тренера такие деньги? Тем более он только сегодня выходит из отпуска…
– Юля, я вас просил, – неодобрительно покачал головой Алексей, – не надо делать из меня идиота. И вы, и я, мы оба прекрасно знаем, что ваш друг совсем не тренер и, естественно, никакой не двойник. Другое дело, что, живя рядом с Селезневым, вы могли бы получить гораздо больше, чем какие-то десять тысяч, но это уже ваше дело и ваши проблемы… Я в них не вмешиваюсь.
И тут она поняла, что произошло. Да, на самом деле, это было единственное разумное объяснение.
– Алексей, – Юля постаралась это произнести совершенно спокойным, не срывающимся голосом, – вы, наверное, просто видели его, да? Сходство, конечно, очень сильное. И, если не приглядываться и не разговаривать с ним, то можно легко впасть в подобное заблуждение. Я уверяю вас…
– Все, хватит, – он поднялся с кресла и направился к двери, – не мелите чепуху. Вас будут хорошо обслуживать и надежно охранять. Выйдете вы отсюда только после того, как я получу от Селезнева сто тысяч долларов. И ни секундой раньше!
– А вы не боитесь, что потом я напишу заявление в милицию? – кинула она ему в спину.
– Нет, вот этого я совершенно не боюсь, – Алексей обернулся и взглянул на нее с нескрываемым презрением. – Вы ведь сами наговорили на пленку гарантию моей безопасности… Как там? Секундочку, сейчас вспомню… А! «Я сама организую собственное похищение, и деньги, полученные в качестве выкупа, поступают в мое полное распоряжение». Здорово, правда?.. Да, кстати, я принес вам подарок.
Он швырнул на кровать какой-то рулон и ушел, хлопнув дверью и даже, кажется, повернув ключ в замке. Юлька кинулась к выходу, толкнула дверь еще и еще раз. Замок не открывался. Тогда она опустилась на ковер и тихо заскулила.
Замолчала она, только услышав быстрые шаги за дверью. По лестнице поднимался какой-то мужчина, но ступал он значительно тяжелее, чем Алексей. «Вот еще не хватало, чтобы сюда врывался охранник и заставал меня ревущую, несчастную и испуганную», – подумала Юля и быстро пересела на кровать. Оставленный хозяином большой рулон из глянцевой бумаги качнулся с боку на бок. Она развернула его машинально и саркастически усмехнулась. Алексей не отличался большой оригинальностью и к одному и тому же приему прибегал дважды. После кассет с Селезневым он решил осчастливить ее плакатом с его портретом. Но теперь, по крайней мере, понятно, на что он намекает. Точнее, не намекает, а просто изощряется в остроумии. Плакат был точно таким же, как тот, что висел в кабинете за Галкиной спиной. Селезнев стоял на скалистом берегу и, скрестив руки на груди, задумчиво всматривался в даль… Господи, сколько она уже за последнее время перевидала его фотографий и портретов, пока вместе с Сережкой готовилась к вечеру в банке. А вот этот, из-за которого, собственно, и заварилась вся каша, вблизи видела впервые. Ну, не подходить же, в самом деле, во время работы к стене и не начинать при всех рассматривать портрет собственного мужчины!.. «Кстати, здесь он вышел совсем неплохо, – подумала Юлька, разглядывая плакат. – Без Галкиных дурацких цветочков даже и вид у него не такой уж глупый. Глаза хорошие, прическа точно такая же, как сейчас у Сережки… Даже руки похожи». Она вдруг поняла, что впервые видит на фотографии руки настоящего Селезнева. Теперь они были прямо перед ее глазами: смуглые, мускулистые, скрещенные на груди: те же темные волоски, те же выступающие прожилки, те же длинные пальцы, тот же…
Юлька вскочила, отошла на несколько шагов назад, тщательно зажмурилась и снова подошла к плакату. Нет, ошибки быть не могло. Она посмотрела на фотографию сощурившись, для верности провела по ней пальцами. Ровная глянцевая поверхность отозвалась приятным холодом, а Юля без сил рухнула на кровать, стиснув виски ладонями… Теперь она понимала, что за мысль промелькнула у нее в голове в тот момент, когда Сергей и Юра пожимали друг другу руки. Она видела его кисть, развернутую к свету, и по какой-то нелепой случайности именно тогда вспомнила ту белую короткую полосочку на плакате, которая постоянно привлекала к себе ее внимание. Но там, в кабинете, отделенная от портрета расстоянием в два стола и один проход, Юлька принимала ее за типографский дефект. Теперь злосчастный плакат лежал рядом, и она с опозданием убеждалась, что это не содранная краска, а обычный белый шрам на правой кисти, между большим и указательным пальцем… Точно такой же, как на руке у Сережи…
* * *
Андрей залпом выпил рюмку водки, закусил ломтиком ветчины и поплелся открывать дверь. Он не просто не хотел, не мог сейчас никого видеть. Но звонок продолжал надрываться так, что чуть ли не лопались барабанные перепонки. После этой истории с Юлей он чувствовал себя законченным подлецом. Она, конечно, тоже, девочка – не подарок, как выяснилось. Но наверняка были какие-то жизненные обстоятельства, которые заставили ее так поступить. Может быть, она просто мстит за что-то этому Селезневу? Вон как она бесилась при одном упоминании о нем еще тогда, у себя в квартире на Водном стадионе! Может, он сделал ей ляльку и бросил, а может, просто оттрахал по пьяни и выкинул голую на улицу? Мало ли что… «Эх, Юлька, Юлька, влетела ты из-за меня в историю!» – размышлял Андрей, подходя к двери и заправляя синюю футболку в трико. Звонок еще раз заверещал над самым его ухом, он скривился и повернул колесико английского замка.
На пороге стояла девица, рыжая, накрашенная и пьяная в зюзю.
– Здравствуйте! – произнесла она радостным голосом юной пионерки и слегка качнулась вперед. – А Вера Федоровна здесь живет?
– Нет, – ответил Андрей, собираясь захлопнуть дверь.
– А Матрена Тихоновна? – поинтересовалась она, просовывая между косяком и дверью ногу в грязном белом сапоге.
– И Матрена Тихоновна тоже, – он почувствовал, что все внутри него начинает закипать. Но рыжая только улыбнулась совершенно обескураживающе и спросила:
– Значит, жены у вас и в самом деле нет?
– А почему вы решили, что мою жену должны звать Вера Федоровна или Матрена Тихоновна?
– Ничего я не решала, – она попыталась пожать плечами, причем правое при этом поползло вверх, а вот левое почему-то вниз, и окончательно расплылась в лягушачьей улыбке. – Просто, если бы у вас была жена или девушка, она обязательно бы уже вышла разобраться, что здесь происходит… Я очень противная, да?
– Нет, почему же, – усмехнулся Андрей. Девица была не противной, а скорее смешной. И даже не из-за рыжих волос, зачесанных с неуместной претензией на изысканность, и не из-за размазанной на подбородке помады. Просто чувствовалось в ней что-то ужасно детское, несмотря на то, что лет-то ей было уже за двадцать.
– Я и так знала, что вы холостой, – сообщила она, просачиваясь в квартиру, – а проверяла так, на всякий случай. Я в доме напротив живу и уже очень давно за вами наблюдаю. И в машину вы садитесь всегда один, приезжаете, правда, с девушками, но с разными… Они вам не подходят, честно!
– А кто подходит? – улыбнулся он. – Ты, что ли?
– А хоть бы и я! – с вызовом заявила рыжая и, стремительно стащив с себя куртку и сиреневый джемпер, осталась в одной тонкой маечке и драповых брюках. Шейка у нее была нежная, розовая и, в отличие от лица, не измазанная кремом, титечки маленькие, но сексуальные, а плечики так и совсем на пятерку. Но Андрей вовсе не собирался ничего с ней иметь, и, наверное, это отразилось в его взгляде. Потому что девчонка тут же скукожилась, прикрыла грудь руками и заплакала навзрыд.
– Я страшная! – причитала она. – Я рыжая и страшная! И ты никогда, никогда меня не полюбишь… Андрюша-а-а, я так тебя люблю!
Он несколько опешил. Девочка знала его имя и, похоже, действительно, сильно переживала.
– Ну, подожди, подожди, плакса, – Андрей взял ее за плечи и повел в комнату. – Сейчас выпьешь водички, успокоишься и все мне расскажешь.
– Водочки? – переспросила рыжая.
– По-моему, водочки тебе уже хватит. Ты, кстати, чего так назюзюкалась?
– Для смелости, – она улыбнулась уже почти совсем по-человечески и даже в какой-то мере очаровательно. – Думаешь, я когда-нибудь решилась бы с тобой заговорить в трезвом состоянии? Я вообще пью редко и точно – не водку…
Он усадил ее в кресло-качалку, заставил надеть джемпер, а сам пошел на кухню за водой. Достал из холодильника банку с вареньем, намешал его в стакан и, подумав, добавил еще… Андрею уже казалось, что он вспоминает эту девушку. Да, вполне возможно, что они виделись, раз она живет в соседнем доме. Вот белую куртку ее не помнит, это точно. Вроде бы она ходила в длинном зеленом пальто и платочке в русском стиле… Надо же, а он никогда не обращал на нее внимания. Конечно, она не Мерилин Монро, но все же…
– Как тебя зовут-то? – спросил он, первым делом, заходя в комнату.
Рыжая повернулась так резко, что чуть не свалила кресло вместе с собой.
– Тебе это, правда, интересно?
– Ну, конечно, раз спрашиваю… Да и как мы будем общаться, если я не знаю твоего имени?
– А ты меня точно не выгонишь? – она снова приготовилась заплакать, но теперь уже от умиления.
– Нет, не выгоню… Ну, как тебя, мать, зовут-то, в конце концов?
– Симона, – пропела девица, потупив густо накрашенные глазки. И Андрею даже показалось, что с них с легким шорохом посыпалась тушь.
– Как, как?
– Симона. Это очень редкое имя, – объяснила она спокойно. – Ну, помнишь: «Симо-о-на, девушка моей мечты! Симо-о-она, королева красоты! Симо-о-она…»
«Вот только сольного пения еще здесь не хватало! – подумал Андрей, потрясенно наблюдая за ее разевающимся розовым ртом. – Ну, просто Алла Пугачева, ни дать ни взять».
– Сима, а Сима, – он потрогал ее за плечо, – ты сюда петь пришла, что ли?
– Нет, – ответила она, мгновенно замолчав, и прижалась лбом к его пальцам…
Руки у нее оказались умелые. Андрей даже поразился, с какой нежностью и страстью она гладила его бедра и ягодицы, как целовала шею и торопливо стаскивала трико. Наверное, правда, что рыжие самые сексуальные? Помада у Симоны окончательно стерлась, оставшись, по всей видимости, на его собственных руках и лице. Но сейчас это Андрея не волновало. А волновали ее узкие бедра, призывно трущиеся о его ноги, и маленькая грудь, упруго вздымающаяся под сиреневым джемпером. В общем-то, без этой дурацкой красной помады выглядела она очень даже ничего. Глазки, правда, так себе. Но не всем же природа отпускает по полной мере. Вон у Юльки – какие озера зеленющие, а зато холодная, как рыба… Воспоминание о Юле на секунду выбило его из колеи.
– Вот что, подруга, – Андрей стиснул ее попку ладонью, – посиди здесь, я сейчас принесу с кухни водочки… Водочки, а не водички! Мы выпьем и тогда расслабимся окончательно.
– Ну! – загнусила она. – Зачем ты сказал? Лучше бы сделал сюрприз! Я такая сижу-сижу – и вдруг водочка!
Симона дурашливо захихикала, мелко сотрясаясь и царапая коготками свой локоть, а он вдруг подумал, что не такая уж она и Невинная Влюбленная. Водочку-то любит, шлюшка… Значит, спать с ней можно, не угрызаясь потом совестью.
– Ладно, будет тебе сюрприз, – Андрей кивнул головой, прикинув, что можно подарить ей оставшуюся еще со вчерашнего дня бутылку «Тверского» пива, и вышел на кухню.
Когда он вернулся, Симона уже помаленьку задремывала, сидя в кресле, и он решил, что водки ей нужно налить совсем маленько. А то, глядишь еще, и задрыхнет в постели!
– Эй, мать, вставай! – он потрепал ее по плечу. – Сюрприз приехал!
Рыжая встретила пивную бутылку криками восторга и кинулась к нему на шею со слюнявыми поцелуями.
– А теперь я сделаю тебе сюрприз! – заявила она, нарадовавшись вдоволь. – Только он у меня в кармане, ты не подсматривай, ладно?
– Ладно, – согласился Андрей, садясь на диван. Симона неровной, вихляющей походкой направилась в прихожую, и он еще успел подумать: как же она в таком состоянии до его квартиры добралась, болезная! Вскоре оттуда послышался звон падающей мелочи, тяжелый шлепок осевшего тела и короткое «ой!».
– Тебе помочь? – поинтересовался он.
– Нет! – завопила рыжая. – Сюрприз!
Через две минуты она наконец-то вышла, пряча что-то за спиной. Андрею вдруг в голову пришла смешная мысль, что будь у нее там пистолет, он бы ничего не смог сделать.
– Вот! – торжественно объявила Симона и протянула ему какой-то цветной квадратик, перемотанный розовой подарочной ленточкой. – Красиво, правда?
Андрей взял «сюрприз» из ее рук и расхохотался. Это была обычная упаковка презервативов, только непонятно зачем замотанная дурацким бантом.
– Это ты из-за этого так долго возилась? – спросил он, тыча пальцем в ленточку.
– Да! – кокетливо улыбнулась она и прильнула к нему всем телом…
Когда они оказались в спальне, Симона долго и любовно раскладывала подаренные презервативы по кровати, приговаривая:
– Это первый, это второй, это третий, а этот – до лучшего времени…
– До какого еще лучшего времени? – поинтересовался Андрей, стаскивая с себя футболку.
– Ну, до лучшего, – ответила она уклончиво. – Ведь это сейчас у нас с тобой так, по пьяному делу, а потом все серьезно будет. Я к бабке ходила гадать, так она сказала: «Женится он на тебе, женится. Только ты три штуковины эти использованные мне принеси, а четвертую – оставь до свадебной ночи. И заговор скажи!»
От одной мысли о том, что какие-то старушечьи пальцы будут копаться в его интимных вещах, Андрея передернуло:
– И не вздумай даже, – сказал он. – Я их все в помойное ведро повыкидываю. Или лучше в унитаз для верности!
Реакция Симоны оказалась неожиданной. Она вдруг как-то сдавленно пискнула, сжала руки в кулачки и забарабанила ими по полу.
– Сволочь, сволочь! – кричала она. – Тебе даже представить противно, что на мне можно жениться, да? Ты, наверное, и спать со мной собирался, зажмурив глаза и выключив свет? Да, я страшная, да, пьяная, но я все прекрасно понимаю!
Она вопила и вопила, и злые обильные слезы текли по ее щекам. Андрей пребывал в полной растерянности. Легкое любовное приключение оборачивалось скандалом с неуправляемой истеричкой. Почему-то даже прикасаться к ней больше не хотелось. А Симона уже, как ведьма, носилась по комнате, сбрасывая бумаги с тумбочки и заглядывая на книжные полки. В кулаке у нее были зажаты все четыре презерватива.
– Бабушка мне говорила, что у тебя баба есть. Говорила! Ну, где ее фотографии? Она, наверное, красивая, правда?
– Цыц, ты, дура! – он грубо схватил ее за локоть и слегка заломил руку назад. Но эта крыса вывернулась и тяпнула его за палец острыми желтыми зубами.
– Пошел вон! – закричала она уже с порога спальни.
– Сама вали отсюда, пока не пришиб! – огрызнулся Андрей, тряся в воздухе укушенной кистью.
Дверь подъезда хлопнула, и скоро из-за угла появилась Таня. Она шла торопливо, на ходу поправляя волосы, но выражение лица у нее было удовлетворенное.
– Молодец, девчонка! Здорово сработала, – прошептал Мишка, прислушиваясь. Из приемника донесся голос Коваленко, он негромко ругался отборным матом. – Ты послушай, Серега. «Клоп» сидит в его пальто. Пальто в прихожей. А слышимость – обалдеть!.. Недаром такая маленькая хреновина сумасшедших денег стоит…
– Угу, – кивнул Селезнев, – ты дверь-то Тане открой!
Мишка перегнулся через спинку сиденья и открыл дверцу джипа. В салон тут же потянуло холодом. Из приемника доносился звук работающего телевизора, звон бутылки о стакан и шелест какой-то газеты. Таня, еще не успев сесть в машину, первым делом спросила:
– Ну как, получилось?
– Сама послушай! – Мишка кивнул на приемник. Она мечтательно сощурила светлые глаза:
– Здорово! Как он матюгается, бедняжка… Я ведь его укусила!
– Ну ты даешь! – он покачал головой.
Таня зачем-то начала рыться в карманах, вывалила себе на ладонь какие-то копейки и бумажки, а потом отсортировала все четыре презерватива и протянула их Селезневу:
– Возвращаю арендованный реквизит!
– Таня, – он посмотрел на нее внимательно и серьезно, – давай уже мириться. И спасибо тебе огромное…
* * *
Вишневый джип следовал за «Ауди» Коваленко по Ленинградскому проспекту. Селезнев сидел за рулем и старался поддерживать постоянную дистанцию. Мишка отдыхал, откинувшись на мягкую спинку сиденья. Его веки были полуприкрыты, светлые ресницы едва заметно подрагивали. Сергей знал, что он сейчас целенаправленно восстанавливает потраченную за день энергию с помощью каких-то хитрых психологических упражнений. Пока Коваленко ехал в машине, особых сюрпризов можно было не ждать, а вот когда он начинал с кем-нибудь общаться или просто входил в людное помещение, Мишка весь обращался в слух и, боясь даже пошевелиться, внимал звукам, которые добросовестно засекал «клоп». Хотя пока хитроумное приспособление надежд, возложенных на него, не оправдывало…
– Слышимость отличная, а толку – ноль! – в очередной раз заметил с заднего сиденья Олег, прислушиваясь к звукам радио, доносящимся из передатчика. – Музычка, музычка, посторонний треп… И никаких намеков, никаких разговоров про Юлю. Ничего…
– Кончай гундеть, – меланхолично отозвался Мишка, не открывая глаз.
– Он прав, – Селезнев, заметив, что «Ауди» повернула налево, тоже пристроился следом. – Мы мотаемся за ним целый день. В запасе остались всего сутки. А про Юлю как ничего не знали, так и не знаем… Где она? Что с ней?
От этих произнесенных вслух банальнейших вопросов на сердце у него стало совсем тяжело. История, начинавшаяся как пошловатый анекдот и превратившаяся сначала в водевиль, а потом в мелодраму, теперь грозила обернуться настоящей драмой. За эти двое суток Сергей успел возненавидеть свое актерство, въевшееся в кровь и мозг. Как бы было все просто, если бы его не потянуло на эффектные сцены признаний под «хрустальный звон бокалов», если бы хватило ума рассказать обо всем Юльке еще хотя бы неделю назад, а не накалять ситуацию до предела! Она сейчас сидела бы дома, родная, милая, и можно было бы бесконечно долго целовать ее теплые веки и ловить губами быстрый трепет ресниц…
– А еще за Таню обидно, – продолжил Олег. – Получается, девчонка зря старалась? Это надо же умудриться за какие-то три-четыре минуты запихать «клопа» аж внутрь шва! И зачем были такие сложности?
– Как зачем? – Мишка наконец открыл глаза и выпрямился. – Ну, это хорошо, если он лох, а если, наоборот, очень умный? Первым делом умные люди ищут «жучков» под воротником и за подкладкой… Но я почему-то надеюсь, что он вообще ничего не заподозрил…
– …И, вообще ничего ни о ком не знает. А Юля ему не дозвонилась и встретилась с кем-то другим, – мрачно подхватил Сергей.
– Зря иронизируешь! Такой вариант вполне возможен.
– Да не иронизирую я! – Селезнев снял с руля правую руку и, болезненно сморщившись, потер висок. – Не иронизирую…
Мишка, взглянув на него сочувственно, похлопал себя по карманам:
– Тебе таблеточку от головы дать?.. Я уже месяц не могу до стоматолога дойти, так анальгин везде с собой таскаю. Кстати, действует ничуть не хуже всяких там модных эффералганов.
Сергей отрицательно помотал головой и снова уставился на дорогу. Серебристая «Ауди» продолжала неторопливо катиться вперед. Возникало ощущение, что Коваленко просто катается.
– Н-да, неплохо бы, конечно, его спровоцировать на контакт. Если он, конечно, что-то знает… Но вот как это сделать? – снова заговорил Мишка. – Народ, идеи есть какие-нибудь? Принимаются к рассмотрению даже самые глупые предложения.
– Тогда поймать и набить морду, – подал голос Олег. Михаил хмыкнул. Селезневу не хотелось их слушать. В этом в общем-то безобидном разговоре постоянно проскальзывала характерная в их компании ирония. Но сейчас это было слишком больно, слишком невыносимо. Конечно, и Мишка и Олег жертвовали временем и, может быть, даже подвергали опасности свою жизнь, пытаясь ему помочь. Но они могли шутить, могли улыбаться! Они хотя бы просто физически могли это делать, потому что это только у него и сердце, и горло вот уже двое суток сводило одним непрекращающимся мучительным спазмом, потому что Юльку потерял только он, и боль чувствовал только он, и виноват во всем был только он!.. Мишкин голос доносился сквозь какую-то пелену, виски разламывались, дышать было больно. Да еще это дурацкое радио в машине Коваленко передает глупейшую развеселую песенку!.. Мысль, мгновенно промелькнувшая в голове, словно ударила его электрическим током. Поймать, поймать ее, не упустить!.. Через минуту Сергей повернулся к Мишке и дрожащим от напряжения голосом спросил:
– А что этот кент сейчас слушает?
– Тебя интересует конкретная композиция?
– Меня интересует – вообще!
– А, вообще?.. Вообще радио «Ностальжи»…
– Есть! – Селезнев стукнул кулаком себя по колену. – Ну-ка, Миха, дай мне свой сотовый телефончик. – Он набрал номер и вкрадчиво проговорил в трубку. – Алло, Машенька, здравствуй! Сережа Селезнев тебя беспокоит. Машенька, сделай мне большое одолжение: дай прямо сейчас в эфир небольшую информацию… Нет, очень срочно и действительно очень важно…
Примерно через пять минут «клоп», сидящий в сером драповом пальто Коваленко, добросовестно передал: «Добрый день, вы слушаете радио «Ностальжи». С вами Ольга Малахова. Следующая композиция посвящается популярнейшему российскому актеру Сергею Селезневу, который сегодня утром отбыл в Голливуд для съемок в супертриллере Квентина Тарантино. Мы желаем…» Дальнейший текст был не важен. Гораздо больше занимали Мишку, прильнувшего к передатчику, характерные скрипы, несущиеся оттуда. Коваленко явно накручивал ручку громкости магнитофона. Еще через пару минут «Ауди» остановилась возле телефона-автомата. Андрей вышел из машины, зашел в будку и, нашарив в кармане жетон, опустил его в прорезь.
– Алло, Черт, это я, Андрей Коваленко… Нет, ничего пока отдать не собираюсь. Да о другом разговор! Я сейчас в машине слушал радио, и там сказали, что Селезнев сегодня улетел в Америку сниматься в каком-то там фильме!.. Почему сразу «утка»? Ну, а если в самом деле улетел? Ты что, собираешься держать ее на своей даче до второго пришествия Иисуса Христа? А если он вообще платить не собирается? Где у тебя гарантии?.. Слушай, Черт, давай отпустим ее от греха подальше? Да ни в какую ментовку она не сунется! Она же боится этой записи до полусмерти!.. Но ты же говорил, что отпустишь!
Коваленко повесил трубку и вышел из будки. Мишка удовлетворенно хлопнул ладонью по передатчику:
– Вот и все! Считай, что мы ее уже нашли!
– Каким образом? – поинтересовался Олег. – У нас же нет ничего, кроме его клички.
– Ну, во-первых, это само по себе немало… А во-вторых, у нас есть номер телефона.
– То есть как? – вскинулся Сергей, до этого напряженно молчавший.
– Элементарно, Ватсон! По щелчкам телефона-автомата. Я уже сейчас могу точно сказать тебе три первые цифры: 197, а остальные мы узнаем через пять минут.
Мишка, прикрыв глаза, еще раз внимательно прослушал запись. Потом вылез из джипа и зашел в ту телефонную будку, из которой только что вышел Коваленко. Там он с ходу набрал комбинацию из семи цифр, еще раз прикрыл глаза, словно что-то вспоминая, попробовал еще одну и, удовлетворенно кивнув, вернулся в машину.
– Ну, а теперь отдавайте мне мой любименький сотовый телефончик, будем узнавать все, что можно, про этого Черта, – сказал он, взгромождаясь на переднее сиденье.
Вскоре они уже знали необходимый минимум информации об Алексее Лавриненко, известном в полукриминальной среде под кличкой Черт, директоре небольшого акционерного общества, занимающегося цветными металлами. Следующий звонок сделал уже Олег. Он по-дружески потрепался с каким-то партнером по бизнесу, потом вскользь поинтересовался, знает ли тот Лавриненко, тоже занимающегося цветными металлами. Узнав, что они знакомы, не так чтобы близко, но все-таки, спросил координаты лавриненковской дачи («Понимаешь, вчера по пьяному делу Леха меня на шашлычки пригласил, а сегодня я просыпаюсь, голова квадратная и адреса не помню. А звонить и переспрашивать стыдно!») и, громко повторив для Мишки с Олегом слово «Мошково», быстренько свернул разговор.
Джип летел по Волоколамскому шоссе, освещая себе фарами путь. Небо стремительно темнело, да еще и некстати налетевший ветер начал кружить перед лобовым стеклом снежную пыль. Селезнев внимательно глядел на дорогу и старался не настраиваться слишком рано на хорошее. Всегда, когда чего-нибудь очень сильно хочешь, все ломается в самый решающий момент. Сейчас ему больше всего на свете хотелось увидеть Юлю. Просто увидеть, живую и здоровую. Сергей не думал о том, что будет дальше: простит ли она его после всего, что случилось, захочет ли по-прежнему остаться с ним? Он видел перед собой ее прозрачные зеленые глаза и темные прямые волосы, разметавшиеся по подушке. Когда-то, в теперь уже кажущемся бесконечно далеким прошлом, ему нравилось дразнить Юльку дикобразом. И в самом деле, она поднималась утром с постели лохматая, и ее смявшиеся волосы торчали в разные стороны, как смешные иголки ежика, «прилизанного» исключительно на макушке. Она шутливо огрызалась, а потом отправлялась в ванную, прикоснувшись к его щеке губами быстро и нежно…
– Интересно, а о какой записи он говорил? – вдруг спросил Олег. Мишка только сочувственно покачал головой:
– У тебя что, склероз?.. Помнишь, мы сразу после прихода Тани обсуждали вариант, что они не боятся милиции, потому что имеют какие-то гарантии. Только мы думали, что они заставили ее написать письменное признание: я, мол, такая-то, организовала собственное похищение, ни к кому претензий не имею, деньги все у меня, – а они воспользовались диктофоном. Но суть-то от этого не меняется.
– Значит, они сейчас шантажируют ее этой пленкой?
– Похоже на то… И, кстати, Серега, ей наверняка уже раскрыли глаза на твое истинное лицо, – Мишка легонько толкнул Селезнева в плечо. – Так что опоздал ты, друг, со своими признаниями… Я, честно говоря, на ее месте волосенки бы тебе повыщипал после всей этой катавасии.
– Да он, наверное, уже сам их на себе повыщипал за два дня? – предположил Олег. – Правда, Серега?
Селезнев скупо улыбнулся. Наверное, от спокойной уверенности Мишки, уже планирующего, как они отпразднуют успешное завершение операции, ему постепенно становилось полегче. Он знал про пистолет, висящий у Михаила под мышкой, и помнил предупреждение: «Это так, на самый крайний случай!», и молился о том, чтобы его не оставили способность хладнокровно рассуждать и умение отделять крайний случай от не крайнего… Олег тем временем продолжал неспешно развивать тему выпадения волос, ставшую для него в последние пару лет злободневной, а Мишка вслух завидовал его немудрящим проблемам.
– Нет, ты думаешь это несерьезно, да? – наседал Олег. – Вот когда у тебя лысина засветится года через три, я послушаю, что ты запоешь!
– Запою я значительно раньше, если в течение суток не сумею снять с этого урода «клопа». Это же единственный «переходящий клопик», предназначенный для использования в личных, корыстных целях… Его как-то конфискнули во время операции, и теперь ребята дают иногда «поносить». Я поклялся всеми святыми, что беру его на три дня, не больше!
– Кстати, до Мошкова осталось километра два от силы, – вмешался в разговор Сергей, – а конкретного плана у нас, как я понимаю, нет?
– Почему нет? – обиделся Олег. – Ты надеваешь на голову колпак, берешь в руки сачок и стучишь в ворота. Тебе открывают, ты просовываешь в щель свою уже набившую всем оскомину морду и говоришь: «Санэпидемстанция. Крысы, мыши есть?» Ну и беспрепятственно проходишь в дом под предлогом поиска грызунов, обнаруживаешь Юльку и забираешь ее домой.
– Смешно, – мрачно отозвался Селезнев. – А если на самом деле?
– А если на самом деле, – Мишка сладко потянулся, – то не кажется ли тебе, что в сумку, лежащую на заднем сиденье, теоретически бы могли поместиться сто тысяч долларов, пусть даже рублями, а?
Адрес дачи Лавриненко они узнали, постучав в ворота первого же дома с освещенными окнами. К счастью, это был не его коттедж. Хотя почему к счастью? После того, как Олег любезно переговорил с милой дамой в белом кроличьем полушубке, вышедшей на стук, и выяснил точные координаты, к воротам двухэтажного кирпичного особняка, окруженного внушительным забором, вишневый джип подъехал абсолютно открыто. Уже почти стемнело. Метель не прекращалась. Вырванные из тьмы и щедро позолоченные ярким светом, падающим из окон второго этажа, с края забора то и дело срывались миниатюрные снежные «вихри».
– Ну что, пошли? – Мишка кивнул головой в сторону ворот.
Они вышли из машины почти одновременно, не став, однако, эффектно хлопать дверцами. Сергей поднял воротник куртки, поправил на плече спортивную сумку и решительно нажал на кнопку звонка. Мишка и Олег вжались в забор по обе стороны ворот.
