355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анна Смолякова » Зеркало для двоих (СИ) » Текст книги (страница 1)
Зеркало для двоих (СИ)
  • Текст добавлен: 16 июня 2017, 20:30

Текст книги "Зеркало для двоих (СИ)"


Автор книги: Анна Смолякова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Анна Смолякова
Зеркало для двоих

– Юля, – окликнул Сергей совсем негромко.

Она встала и сделала несколько шагов ему навстречу. И тут он подхватил ее на руки, легко и естественно, как будто делал это по сто раз на дню. И закружил так, что волосы ее веером взметнулись на ветру. Юлька смотрела на вертящееся небо, усыпанное звездами, и с радостным изумлением понимала, что конец их истории еще не написан…


Жила-была маленькая девочка, ее звали Юля, и она очень хорошо понимала, что такое любовь. У девочки была мама. Строгая, красивая и всегда немножечко чужая. Когда Юлька была еще совсем-совсем маленькой, главным маминым достоинством ей казались восхитительные туфли. Черные, лаковые, с тяжелыми квадратными каблуками и причудливой блестящей пряжкой, они с неудержимой силой манили ее к себе, в глубины стенного шкафа. Мама доставала дочку из-за вороха платьев, звонко смеялась и разрешала померить туфли. Юлька всовывала в них ножки, подтягивала вечно сползающие красные колготки и ждала, ждала, затаив дыхание, когда же произойдет чудо и волшебные башмачки унесут ее на край света. Нет, она вовсе не хотела улетать от мамы, но у нее было одно желание, которое она, наверное, не доверила бы даже золотой рыбке.

Только эти волшебные туфли Юлька могла бы попросить поднять ее в воздух и доставить прямо во дворец к доброй фее. Добрая фея, конечно же, спросила бы:

– Чего ты хочешь, смелая девочка?

И она бы ответила:

– Я хочу драгоценную корону и огромный букет цветов для мамы. А для себя белое платье до полу, и чтобы со звездочками. И медаль, на которой написано: «Самой хорошей и послушной дочке».

А потом Юлька прилетела бы домой, навела порядок в коробке с игрушками и украсила квартиру цветами. Она много раз представляла себе, как это будет. В замке заворочается ключ, дверь скрипнет. На пороге появятся папа и мама. Папа сядет на корточки и поможет маме снять сапоги с блестящими жатыми голенищами. Мама повесит на плечики коричневый плащ с огромными круглыми пуговицами. В каждой пуговице отразятся по три сверкающих лампочки, и, наверное, целых сто лампочек вспыхнут в мелких холодных брызгах, которые упадут с маминых волос, когда она слегка тряхнет головой. Потом мама пройдет в комнату, увидит белые цветы, золотую корону и все поймет. Она еще будет стоять как вкопанная, гордая и счастливая, когда папа принесет на руках Юльку. А на шее у девочки будет висеть медаль «Самой хорошей и послушной дочке». И мама наденет корону и крепко прижмет к себе Юльку, потому что поймет, что дочь на самом деле хорошая и послушная и что ее стоит любить. И Юлька почувствует, что теперь имеет право каждый день вот так прижиматься к маме, потому что она принесла для нее самый красивый подарок на свете, потому что она стала примерной девочкой, потому что она заслужила мамину любовь…

Потом девочка подросла и стала часто приводить домой разных подружек. Она любила доставать с верхней полки шкафа альбом и показывать заветную фотографию. На фотографии молодая, потрясающе красивая женщина.

– Какая-нибудь артистка? – гадают девчонки. Юлька молча мотает головой и чувствует, как ее распирает от гордости. У женщины на снимке прямые, черные как смоль волосы, низко подстриженная челка и юные сочные губы. А глаза у нее, как у кошки, огромные и пронзительные.

– На Панночку из «Вия» похожа… – восхищенно шепчет одна из девчонок.

– Только еще лучше, – подхватывает другая. И Юлька понимает, что пришло время наслаждаться победой.

– Это моя мама, – небрежно бросает она и видит, как в глазах подруг загорается зависть. Теперь уже неважно, что мама редко гладит по голове и что прижиматься к ее коленям как-то страшно и неловко. Никому ведь не придет в голову прижиматься к коленям великолепной Панночки? Зато это ее, ее собственная мама. Юлька качается на волнах славы и даже не замечает негромкого вопроса:

– А ты, наверное, на папу похожа, да?

Девочке девять лет. В пионерском лагере «Радуга» жарко и скучно. Простыни на кроватях противные и шершавые. Спать совсем не хочется. Впрочем, из всей палаты дрыхнет только одна Ира Демина, толстушка с тонюсенькой белой косой. Остальные сидят по-турецки, потому что это очень модно, и рассказывают друг другу страшные истории про черных кенгуру и пирожки с ногтями. Про мальчиков не говорят. Стоит ли тратить время на этих безобразных, грубых и глупых существ? Люция Плотникова из соседней палаты дружит с Максимом Дорофеевым, и поэтому над ней все смеются. Не то чтобы девчонкам не понятна эта «любовь»… Слава Богу, почти все уже пережили первое волнующее чувство к соседу по парте. То, которое заставляло трепетать молодое наивное сердце и выливалось в отчаянное: «Я без Вадика Копысова жить не могу!» Нет, вслух, конечно, говорилось что-то вроде: «Я бы его в унитазе утопила!» Но, Боже, как страдала и металась при этом душа! А потом пришло понимание. Ясное и четкое осознание того, что любви достойна только девочка. Потому что с девочкой не нужно перекидываться дурацкими записочками и целоваться под партой, зато можно играть в «классики», обмениваться календариками и долго-долго разговаривать о жизни…

В тихой палате № 12 кипят страсти. Обитательницы борются за право быть подружкой роскошной Лариски Неверовой. У нее карие глаза с загнутыми кверху ресницами, ямочки на щеках, алый рот и длинная, до попы, коса. Лариску постоянно донимают мальчишки, и верные наперсницы без устали гоняют их от своей любимицы. Реальных претенденток на право называться ее подругой – двое. Танька Кириллова, потому что она тоже симпатичная, и Юлька Максакова, потому что она очень хорошо понимает, что такое любовь. Любовь – это когда кто-то сильный и красивый обращает на тебя внимание, и ты чувствуешь себя нужной и от этого счастливой. Любовь – это когда хочется смотреть, не отрываясь. Любовь – это когда можно сидеть рядом и знать, что тебя не прогонят. Любовь – это когда есть человек, который согласится взять то тепло и нежность, которые ты так хочешь отдать…

Еще пару дней назад у них с Танькой были примерно равные шансы, но вчера Юлька сочинила стихотворение, которое посвятила Ларисе. «Не назову тебя красивой, Ларисой, чайкой назову…» – это не понравилось. Зато вполне благосклонно было принято продолжение про водопад волос, сияние глаз и прелесть улыбки. Теперь Юлька сидит с Ларисой на одной кровати, и богиня заплетает ей косу. Тонкие волосенки туго натягиваются на висках, отчего голова превращается в «тыковку», а выпирающие скулы делают девочку похожей на монголку. Юлька тает от счастья, и ее лицо на какое-то мгновение даже теряет свою некрасивость… Серая и незаметная «мышка», готовая на любые жертвы. Идеальная подруга. Девочка, которая так хочет, чтобы ее любили…

Часть первая
ЮЛЬКА

«Ну, почему, почему мне сегодня так не везет?» – огорченно размышляла Юлька, выходя из павильона Бутырского рынка с полупустым пакетом в руках. Нет, она, конечно, купила кое-что из овощей и зелень, но курицы, нежной, откормленной домашней курицы на рынке не оказалось. А ведь так хотелось сделать настоящее чахохбили, с томатами и красным вином. Уложить золотисто-розовые, истекающие соком куски на старинное бабушкино блюдо, украсить все это великолепие ломтиками лимона и поставить на стол среди свечей… Да, именно среди свечей. Такой праздник немыслим без бронзовых подсвечников, янтарных наплывов воска и искрящегося в бокалах хорошего вина. Подумать только, всего четыре месяца назад в ее жизни не было Юрки! Как, а главное, зачем она жила до него? Чем дышала, о чем думала все эти двадцать три года? Он пришел, и все остальное стало мелким и неважным…

Когда Юлька устраивалась на работу в экономический отдел банка «Сатурн», она и не предполагала, что в ее личной жизни может что-то измениться.

– Крутые банкиры любят высоких, длинноногих, грудастых блондинок, – напутствовала ее добрая приятельница Ритка Погадаева. – Так что тебе надо хотя бы обесцветиться.

Юлька только усмехалась. Она никогда не обольщалась по поводу своей внешности и прекрасно понимала, что новый, пусть даже супермодный цвет волос ничего не изменит… Как-то раз, года три назад, ей в руки попался обычный женский роман. Начав читать от нечего делать, Юлька постепенно втянулась. Потом купила на лотке возле метро еще одну книжку с томно раскинувшейся на обложке красавицей, потом еще одну… В общем-то, ей были глубоко безразличны сексуальные похождения Агнесс, Розалинд и даже русских Наталий, но было во всех этих романах что-то такое, что неудержимо влекло ее, как в детстве черные мамины туфли. Ответ пришел неожиданно: поезд как раз затормозил на «Пушкинской», и плотный людской поток устремился к выходу из вагона…

– Девушка, вы так и будете проход загораживать? – кто-то сильно и сердито толкнул ее в спину.

– А?.. Извините. – Юлька, очнувшись, машинально шагнула в сторону и прижалась спиной к металлической стойке. Толпа продолжала перетекать на перрон, а она все стояла, бессмысленно скользя взглядом по лестнице, ведущей на «Чеховскую». И только когда двери захлопнулись прямо перед ее лицом, Юлька поняла, что прозевала свою станцию. «Образ подруги», – медленно произнесла она про себя, ожидая, что слова вот-вот рассыплются, как труха, унося в небытие свой жестокий, страшный смысл. «Образ подруги…» Но ничего не произошло, все осталось как есть, и ее неприятное открытие тоже…

В каждом романе они были разные: соседки-графини, верные горничные и бывшие одноклассницы. Иногда совсем блеклые и бесцветные, иногда милостиво награжденные автором чудными щечками или лукавыми глазками. Глупые и проницательные, задумчивые и смешливые, они все были в первую очередь Подругами, предназначенными для того, чтобы оттенить утонченность и изысканность главной героини. В чем, в чем, а в женском неповторимом шарме им было отказано раз и навсегда. Скучными серыми тенями Подруги появлялись на страницах романов, сообщали какой-нибудь Изабелле новости о ее Любимом, устраивали ее тайное свидание и снова исчезали, чтобы появиться главы через три и пригреть Ее, измученную, усталую и временно гонимую, на своей груди.

– Вечная Подруга… – шепотом проговорила Юлька и чуть не заплакала. – Что ж, Вечная Подруга – это, наверное, судьба…

И даже когда в ее жизни появился первый мужчина, она не поверила. Не поверила в то, что такой милый и замечательный Борька может интересоваться именно ею. Он учился на курс старше и жил в соседнем доме. Столкнувшись в коридорах института или оказавшись после лекций в одном вагоне метро, они обычно перекидывались парой слов, вежливо кивали друг другу на прощание и расходились в разные стороны. Из ничего: из полуфраз и полувзглядов, из случайных соприкосновений рук и мимолетных улыбок Юлька сотворила себе Любовь. Теперь Борька был уже не просто Борькой, а одушевленным Идеалом. Умным, смелым, ироничным и безумно притягательным. Наверное, она так никогда и не узнала бы, есть ли в этом портрете хоть что-нибудь от настоящего Борьки, если б в профкоме факультета не случилась однажды незапланированная пьянка. Судьбе было угодно, чтобы именно в этот день однокурсники отправили Юльку осведомиться о путевках на базу отдыха.

– О, соседка, заходи-заходи! – энергично замахал руками Борька, увидев ее на пороге. – Ребята, это моя хорошая знакомая Юлечка. Налейте ей что-нибудь выпить.

Юлька попыталась отказаться, но ей чуть ли не насильно всучили стакан с «Монастырской избой» и дольку яблока. Она растерянно огляделась по сторонам. Профсоюзные боссы пировали, по-видимому, уже давно. Под длинным полированным столом валялось множество пустых бутылок, а пепельницы были полны окурков.

– Садись сюда, – Борька похлопал ладонью по соседнему креслу.

Юлька подошла и несмело присела на краешек. Кроме нее, в комнате было еще человек пятнадцать. Из них всего две девчонки. Одна мирно покуривала в углу сигарету с ментолом и с исследовательским интересом наблюдала за гулянкой. Другая, кареглазая брюнетка в бежевых джинсах, горячо спорила о чем-то с высоким представительным парнем. При этом она так энергично размахивала руками, что ее маленькие груди под водолазкой просто ходуном ходили. Ее оппонент не проявлял к этим соблазнительным колебаниям ни малейшего интереса. Похоже, брюнетка принадлежала к категории «свой парень».

Юлька немного расслабилась, выпила еще стакан вина и зачем-то закурила.

«Неужели рисуюсь? – спросила она себя, с отвращением разглядывая в мутном зеркале женское лицо с манерно полуоткрытыми губами и выражением усталой мудрости в глазах. – Интересно только, сама перед собой или все-таки перед Борей?»

Борис взял свой и ее стаканы и отошел к столу за новой порцией вина. Однако вернуться забыл. Он подошел К окну и сел на корточки перед курившей в углу дамой. О чем они разговаривали, Юлька не слышала, зато прекрасно видела, как его рука осторожно легла на круглое девичье колено и медленно, но настойчиво поползла вверх. Дама намеренно резко дернула ногой, и Борина кисть, глупо мотнувшись в воздухе, стукнулась о подлокотник кресла.

«Вот дура, – с неприязнью подумала Юлька, – могла бы просто улыбнуться и встать. Видит же, что человек пьян!»

Борис, похоже, не особо огорчился. Пожав плечами, он встал и направился на свое прежнее место.

– Какие у тебя глаза… страшные, – проговорил он, тяжело опускаясь в кресло и пристально глядя Юльке в лицо.

– Ты, наверное, хотел сказать роковые? – встряла неизвестно откуда появившаяся джинсовая брюнетка.

– Нет, – Борис отмахнулся, – я хотел сказать… страшные. Она меня поняла.

И неожиданно Юлька почувствовала всей кожей, каждой клеточкой: то, что он сейчас произнес, – это не плохо и не обидно. И это не комплимент. Это призыв. Старательно отводя взгляд от зеркала, чтобы не дай Бог не увидеть в своих глазах чего-то на самом деле пугающего, она быстро оделась и вместе с Борей вышла из института. Любила ли она его тогда? Да, до одури, до крика.

Домой к нему они добрались довольно быстро. Родителей не было.

– И до завтра не будет, – успокоил Борис, – так что можешь чувствовать себя абсолютно свободно.

На воздухе он как-то быстро протрезвел и теперь бодренько летал по квартире, организуя закуску к бутылке «Токайского».

– Может, не нужно вина? – робко попробовала воспротивиться Юлька. Он взглянул на нее с мягкой, снисходительной улыбкой и отрицательно помотал головой:

– Нужно.

Маленький полированный столик Борис поставил на середину комнаты, и рядом с ним, друг напротив друга – два мягких кресла с высокими спинками. Мягкий велюр широких подлокотников под пальцами, алое свечение электрокамина, мерное тиканье часов… Борька, такой знакомый и родной и в то же время такой недостижимый, сидел теперь напротив. Можно протянуть руку и дотронуться! С ума сойти!

– А почему ты, такая красивая, и одна? В смысле, ни с кем не встречаешься. Или я ошибаюсь?

– Нет, ты не ошибаешься, – Юлька пригубила вино. – И не нужно говорить, что я красивая. Мы ведь оба знаем, что это не так.

– Чем отличаются русские женщины, – Боря досадливо цокнул языком, – так это тем, что совершенно не умеют реагировать на комплименты. Скажи ей, что у нее волосы великолепные – тут же начнет плести что-то про новую краску и знакомого парикмахера. Заикнись о ресницах – тут же выяснится, что все дело в ланкомовской туши… Вот ты, Юль, ты же прекрасно знаешь, что красивая. В зеркало ведь по утрам смотришься, правда? Так зачем нужно из себя еще что-то корчить?

Она неопределенно пожала плечами, но на сердце вдруг стало так хорошо, как не было еще никогда. Допили вино, еще немного поболтали, так, ни о чем, о всякой чепухе. А потом Борька пересел на диван и позвал Юлю:

– Иди сюда, нечего в кресле рассиживаться.

Она покорно поднялась и приблизилась.

– Садись, – Борис взял ее за руку, потянул к себе и вдруг укусил за запястье, легонько и быстро, не отводя от ее лица смеющихся глаз. Юлька изумленно ойкнула, а потом как-то сразу все поняла и, принимая правила игры, тоже несильно куснула его за ухо.

– Ах, ты так? Ну, держись.

Диван тоненько скрипнул, и она тут же оказалась лежащей на спине. Тяжесть мужского тела была непривычной и волнующей.

– Вот как тебя надо кусать, – прерывисто дыша, проговорил Борис и впился в ее губы грубым, жадным поцелуем. Юлька вздрогнула и как-то сразу обмякла. Она не сопротивлялась, когда Боря одну за одной расстегивал мелкие пуговички на ее блузке, и даже слегка приподняла бедра, когда он начал стаскивать с нее узкую юбку вместе с колготками.

– Создал же Господь совершенство, – восхищенно приговаривал он, проводя дрожащей ладонью по ее ноге. Рука его скользила от ступни по щиколотке и колену вверх, к кромке белоснежных плавочек. Замирала на мгновение, как бы раздумывая, и снова спускалась вниз. Юлька ждала неземного наслаждения и неги, но все это почему-то не приходило, зато нарастала странная, неудержимая дрожь.

– Ты так хочешь меня? – спросил Борис, стягивая плавочки с ее бедер. – Или, может быть, чего-то боишься?

– Боюсь.

– Чего?.. Ты что, девочка?

Юлька утвердительно кивнула. Боря, видимо, не понял, потому что переспросил.

– Да, да, девочка, – яростно и громко повторила она, начиная злиться и на себя, и на него.

– Ч-черт, – он резко выдохнул и откинулся на спину. – Не дрожи, ничего не будет. Я такую ответственность на себя не возьму.

С минуту они полежали молча, каждый уставившись на свой клочок потолка, а потом на грудь Борису легла узкая холодная кисть:

– Я взрослый человек и сама решаю, что мне делать. Я этого хочу.

Боли не было. Было только мучительное желание, чтобы то, что возилось и тыкалось где-то между ног, поскорее вошло в нее и задвигалось ровно, сильно и ритмично. Ведь так это, кажется, должно происходить? А когда все свершилось, наступило разочарование. Нет, Борис по-прежнему оставался желанным и любимым, а вот Это… Это осталось важным лишь потому, что приносило столько наслаждения ее Единственному мужчине. Юлька с нежной улыбкой провела трепетными пальцами по мускулистой спине, покрытой мелкими бисеринками пота.

– Слушай, – Борька повернулся на бок и лениво приоткрыл глаза, – а у тебя в самом деле никого не было?.. Дело в том, что этой самой… ну, в общем, того, что полагается, я не нашел.

Завопила ли она или просто забилась в истерике, судорожно сжав руками виски, Юлька не помнила. Очнулась она от того, что голый Борька, стоя на коленях, яростно тряс ее за плечи и испуганно кричал что-то прямо в лицо. Потом, сидя в кресле и закутавшись в какой-то огромный махровый халат, она, давясь слезами, рассказывала ему о том, как ненавидела свое отражение, о том, как считала себя ужасной дурнушкой и не верила, не верила, что кто-нибудь сможет ее полюбить. Борька, добродушно усмехаясь, убеждал ее, что многие красавицы в детстве были просто уродинами. И, главное, что у нее сейчас обалденно-сексапильная фигура и весьма-весьма привлекательные глазки. Жаль только, что нос от слез стал совсем красным и распухшим. Но Юлька продолжала плакать и благодарить Бориса за то, что он так добр к ней, и он стал сначала задумчивым, потом чуточку мрачным, а потом и вовсе скучным.

– А знаешь, – сказал он в конце концов, – когда ты появилась на пороге профкома, у тебя были такие ясные и лучистые глаза. Я почему-то тогда подумал: вот девушка, у которой в жизни все хорошо…

Расстались они уже через три месяца, встретившись еще несколько раз. Больше для порядка. В последний их вечер Борька, уже на правах друга, проговорил, положив руку ей на плечо:

– Красивая ты баба, Максакова. Почему только глаза у тебя, как у побитой собаки? Виноватые какие-то, просящие… Да не ты мужику должна быть благодарна за то, что вы вместе, а он тебе! Пойми ты, дурья башка!

… Он пришел, и все остальное стало мелким и неважным. А Юлька наконец обрела смысл своего существования. Конечно, она мечтала потом, через много дней, стать для Юрки необходимой как воздух. Стать его хлебом, водой, солнцем. А пока… Кто сказал, что плохо быть нужной, как изящный зажим для галстука, как терпкий запах дорогой туалетной воды, как пьянящий аромат хороших сигарет?

– Разве плохо быть просто отражением?.. Наверное, даже красивым отражением? – с пугливой радостью спрашивала она у зеркала, разглядывая свои глаза, брови и прикасаясь подушечками пальцев к нежной, атласной коже щек.

А все-таки жаль, что не получилось с курицей. Хотя жаркое в горшочках вполне может ее заменить. Что нужно усталому мужчине, вернувшемуся с работы? Конечно, бокал доброго вина, сытный ужин и нежная любящая подруга. Закончив свои дела, Юрий обязательно зайдет в экономический отдел, чтобы забрать ее и вместе поехать домой. А там ему, естественно, скажут, что Максакова отпросилась на два часа раньше и убежала в неизвестном направлении. Юрка разволнуется, бегом бросится к машине и будет ругаться сквозь зубы на каждом светофоре и нетерпеливо барабанить пальцами по рулю. А потом он войдет в квартиру и почувствует чудесные запахи, несущиеся из кухни, и увидит ее, выходящую из комнаты. И она наденет наконец то шикарное вишневое платье с совершенно безумным декольте на спине, которое всегда казалось ей слишком откровенным…

По Юлькиному плану до прихода Юрия оставалось еще больше получаса, но звук, доносившийся из прихожей, не оставлял никаких сомнений – кто-то поворачивал в замке ключ. Досадуя на то, что она до сих пор в халате, а значит, эффектного выхода не получится, Юлька вскочила с пуфика и выглянула в коридор. Юрий зашел в квартиру, привычным жестом поправил волосы перед зеркалом, повесил плащ в стенной шкаф и наклонился, чтобы расшнуровать ботинки.

– Юра, – тихонечко позвала она, – Юрочка…

Он поднял голову и взглянул на нее своими чудесными изумрудными глазами. «Его глаза, как вешняя листва… – пронеслось в голове у Юльки. – А мои тогда, интересно, как что? Как болотная ряска, что ли?»

– Юлечка, здравствуй, – Юра выпрямился, одернул брючины и, как-то виновато улыбаясь, подошел к ней. – Я сегодня раньше обычного. Честно говоря, не думал, что ты уже дома.

– Так ты за мной не заходил?

– Нет, – он помотал головой, стараясь смотреть куда-то в сторону.

– Но, надеюсь, про наш праздник ты не забыл?

– Праздник?.. Ах, ну да, конечно… Черт, как неудачно получилось, – Юрий с досадой стукнул кулаком по дверному косяку.

Юлька заулыбалась. Пусть, пусть он оставляет дома напряжение, накопившееся за рабочий день, пусть выплескивает эмоции, клокочущие под непроницаемой маской безукоризненно вежливого, спокойного делового человека. Ведь это дом, где его любят.

– Юля, нам надо с тобой серьезно поговорить, – Юрий прошел в комнату и сел на диван, откинувшись на спинку и положив на колени сцепленные руки. Его длинные аристократические пальцы со слегка утолщенными фалангами медленно и напряженно шевелились. Юлька какое-то время словно завороженная следила за этими живущими отдельной жизнью пальцами-гусеницами, а потом подняла глаза и увидела, что Юрий тоже не сводит с них внимательного, сосредоточенного взгляда.

– Что случилось? – ее голос гулко ударился о потолок. – Юра, что случилось?

Он резким движением головы откинул волосы со лба, подошел к окну, повертел в пальцах смешного игрушечного поросенка, висящего на пестром шнуре, а потом резко дернул. Нелепый обрывок веревки остался болтаться между шторами…

– Юля, я полюбил другую женщину и поэтому больше не могу жить с тобой. Прости меня, если можешь, ладно?

* * *

Юрка ушел, забрав свои вещи, а она осталась один на один с глупым вишневым платьем, в пустой квартире, заполненной никому не нужным ароматом мяса в горшочках. Плакать не хотелось, хотя от слез, наверное, стало бы легче. Юлька поднесла ладони к лицу, руки мелко дрожали. И ей вдруг стало мучительно стыдно за свои планы, неловко из-за этого слишком семейного кухонного запаха и развратного вечернего платья. И еще подумалось, что сейчас она заслуживает жалости: подумать только, бедная девочка так готовилась, так хотела сделать сюрприз, так старалась быть счастливой и любимой!..

Знакомый тяжелый ком снова подкатил к горлу. С самого детства Юлька просто физически не переносила, когда ее жалели. Это началось много лет назад. Однажды вечером она, как обычно, возилась в комнате с игрушками, когда мама позвала ее на кухню.

– Юлечка, – мама сидела на стуле возле окна и загадочно улыбалась, – ты вроде бы говорила, что хочешь иметь щенка?

Юлька почувствовала, как сердечко ее бешено заколотилось. Собака! Неужели собака? Неуклюжий лохматый комочек, который потом превратится в огромного пса! Ну, конечно же, это будет маленькая овчарочка с широкими сильными лапами и потешными висячими ушами.

Отец как-то неловко закашлялся и отвернулся к плите.

– Люда, ну не надо так, – пробормотал он смущенно.

– Да ну тебя, – добродушно усмехнулась мама и продолжила: – Так вот, мы решили, что ты заслужила такой подарок, и купили тебе собаку!

Юлька была еще слишком мала, чтобы почувствовать подвох, но что-то подсказало ей – рано радоваться и прыгать родителям на шею. И точно: мама, все так же таинственно улыбаясь, достала из кармана что-то крохотное, свободно умещающееся в ладони, и протянула Юльке.

Это был обычный значок в форме таксы. Белая пластмассовая собачка с тонким хвостиком и высунутым язычком задорно таращила на новую хозяйку глазки-бусинки. Юльке вдруг стало до слез жаль ни в чем не повинную таксу, жаль маму, которая хотела пошутить, жаль папу, который чувствовал все точно так же, как она, но ничего не мог поделать, и, конечно, жаль себя, обиженную и обманутую. А еще она панически испугалась, что вот сейчас кто-нибудь почувствует и скажет вслух, какая она несчастная. И станет в сто, нет, в тысячу раз горше… Но детского умишки хватило на то, чтобы сообразить: плакать нельзя! И тогда она улыбнулась, приколола нелюбимую собаку на лиф платьица и поцеловала маму. Потом говорила, говорила, говорила что-то по-детски глупое о том, что именно такого щенка она и хотела иметь и что такса очень красиво смотрится на ее одежде. А когда тяжелый ком в горле стал мешать дыханию, убежала в свою комнату, закрылась на защелку и долго сидела под столом, с ненавистью глядя на ящик с игрушками.

Таксу Юлька не выкинула и не потеряла: она еще долго болталась среди значков и открыток, и даже несколько раз «выходила в свет», приколотая к нагрудному кармашку красной кофточки. Щенка Юлька никогда уже больше не просила…

Комок в горле все так же мешал дышать, тишина давила на уши. Юля попробовала включить телевизор, но стало только хуже. Тогда она быстро натянула джинсы, накинула куртку и опрометью выскочила из квартиры. На улице было холодно и слякотно. Несколько человек мерзли на остановке в ожидании автобуса. Еще не зная, куда и зачем она собирается ехать, Юлька пристроилась в сторонке и вместе со всеми вошла в подошедший 72-й. Минут через сорок она уже стояла на пороге своего дома. Не того дома, где осталось злосчастное платье и обрывок шнурка на гардине. Юлька пришла в дом, где она выросла.

– Тебя что, Юра бросил? – с порога спросила мать. – А я ведь предупреждала, что именно так и будет. Предупреждала или нет?

Юля часто-часто закивала, а потом всхлипнула и неловко ткнулась лбом в мягкое мамино плечо. Легче не стало. И вдруг безумно захотелось упасть на пол, прямо на этот вязаный коврик, и заплакать, по-детски скривив губы «сковородником». Она представила, как выглядит сейчас со стороны: нелепая согнутая фигура с повисшими руками, с головой, опущенной на плечо маленькой темноволосой женщины. Жалость тяжело заворочалась в горле и полностью перекрыла дыхание. Юлька пару раз судорожно глотнула, а потом заскулила жалобно и страшно, с облегчением понимая, что вот-вот родятся слезы.

А потом она сидела на кухне и рыдала, превращая в грязное месиво изысканный макияж. Мама терпеливо выслушивала дифирамбы в адрес замечательного, но запутавшегося Юрия. И только когда Юлька наконец успокоилась, позволила себе заметить:

– Я никогда не ждала от этого твоего романа ничего хорошего.

– Но почему?

– Почему? – Глаза Людмилы Николаевны сверкнули. – Да хотя бы потому, что твой Коротецкий не посчитал нужным с нами познакомиться. Ни со мной, ни с отцом!.. И не нужно мне рассказывать, что вы собирались это сделать ближе к свадьбе.

– Мам, ну не надо, а?

– Ладно, не надо так не надо, – мать поднялась со стула, открыла навесной шкафчик и достала оттуда банку с молотым кофе, – ты уже взрослая, в учителях не нуждаешься…

Схлынувшее было напряжение возвращалось. Юлька прекрасно знала, что будет дальше. Легкость, с которой мама закончила неприятный разговор, не могла ввести ее в заблуждение. Сейчас она сварит кофе, сформулирует для себя веские аргументы и начнет все по новой. Потом опять замолчит минут на пять и выдаст очередной сокрушительный довод. И так будет продолжаться бесконечно, и с каждым заходом мать будет все больше раздражаться. А в конце концов просто заплачет и уйдет в свою комнату, обиженная и глубоко несчастная…

– Кстати, хочешь я объясню, почему Юрий согласился жить на Онежской, а не привел тебя в свою квартиру? – Лидия Николаевна разлила кофе в две крошечные фарфоровые чашечки и села за стол напротив дочери. – У него ведь есть жилплощадь, если я не ошибаюсь?

Юлька молчала, сосредоточенно водя по краю чашки указательным пальцем. Но матери ответ был в общем-то и не особенно нужен.

– Просто он прекрасно понимал, что из твоей квартиры в любой момент сможет уйти без проблем… В чем, кстати, ты сегодня имела возможность убедиться… А вот указать на дверь женщине – это уже, знаете ли, посложнее будет.

– Так что, по-твоему, выходит, Юра заранее все предвидел?

– Ну, конечно! – как-то даже обрадовано всплеснула руками мама. – Ты разве этого до сих пор не поняла?

Быстрые струи за окном с утомительной настойчивостью колотили по жестяному карнизу. Юлька прихлебывала маленькими глотками горячий кофе и мечтала о сигарете. Ей было жаль сегодняшнего вечера, своей неудавшейся жизни и несчастного поросенка, грубо оторванного от гардины. А еще было жаль Юрку, который, если говорить честно, ничего конкретного ей не обещал и ни разу не заводил разговор о женитьбе. И зачем ей понадобилось врать про якобы сделанное предложение?

Словно прочитав ее мысли, Людмила Николаевна начала новый заход:

– Я, конечно, закрывала глаза на то, что вы живете вместе до свадьбы. Заметь, до свадьбы!..

«О! Вот мама и добралась до животрепещущей темы. Сейчас начнется бесконечная лекция на тему падения нравов у молодежи вообще и у меня в частности. – Юлька едва заметно поморщилась, аккуратно поставила кофейную чашечку на блюдце и, подперев рукой голову, уставилась в окно. – И по такой вот погоде придется тащиться до метро, потом еще минут пятнадцать ждать 72-й. А дома что? Пусто, тихо, и еще это платье…»


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю