Текст книги "Прощальное эхо"

Автор книги: Анна Смолякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Коляска медленно катилась вперед, наматывая на колеса влажный, тяжелый снег. Позади нее на дороге оставались две глубокие ровные борозды, быстро заполняющиеся талой водой. Февраль в этом году выдался неожиданно теплым. Андрей подумал, что впервые в жизни оказался в такой дурацкой и двусмысленной ситуации. Жить вот уже полтора месяца в одной квартире с привлекательной молодой женщиной и ни разу даже не прикоснуться к ней. Кому из старых институтских друзей рассказать – не поверили бы! А особую пикантность и нелепость эта история приобрела бы для тех, кто узнал бы, что мужчина и женщина, спящие на разных кроватях, – законные муж и жена!.. Они до сих пор даже ни разу толком не поговорили на эту тему, если не считать первого вечера, когда он с тошнотворно скучным видом обреченно предложил ей свои сексуальные услуги! Урод, дурак, олигофрен!..

Наташа шагала рядом, и из-за свисающих шапкиных «ушей» он видел только темные краешки длинных ресниц и бледненький кончик носа. Ему вдруг захотелось сказать ей все прямо сейчас, прямо здесь, на улице с подтаявшим снегом. Не дожидаясь полумрака вечерней спальни, рассеянного света ночника и отогнутого угла верблюжьего одеяла. Сейчас и здесь!.. Колеса «Маркизы» жалобно поскрипывали, малышка внутри сладко спала. Андрей открыл рот, секунду помедлил и неожиданно для самого себя произнес совсем не то, что собирался.

– Наташа, – он поправил сползшую на лоб шапку, – у меня есть хорошие новости. Я собирался сказать тебе это еще две недели назад, но тогда Настенька заболела, да и потом, все было еще не точно… Короче, мне предложили место заведующего хирургическим отделением одной частной клиники, и я согласился. Платить обещают более чем прилично, условия хорошие… Так что наше материальное положение резко улучшится, а ты потом, если захочешь, можешь устроиться работать туда же.

Она обернулась все с тем же равнодушно-печальным выражением лица, и Андрей почувствовал, что понемногу начинает злиться. Господи, как он мечтал когда-то сказать эти слова Оксане! Та бы сейчас наверняка восторженно ахнула и, обняв за шею, прижалась теплой щекой к его щеке. А эта смотрит, как овечка перед закланием. Один раз ожила, один раз вспыхнула и погасла, будто израсходовала весь свой запас эмоций на десять лет вперед. Господи, ну что же такое с ней творится?.. Наташа шла, держась одной рукой за ручку коляски, и смотрела ему в лицо. Казалось, она хочет что-то сказать, но не решается.

– Я поздравляю вас, Андрей, – произнесла она, наконец по-прежнему пользуясь своим любимым «вы». – Наверное, это очень кстати. Потому что я хотела вас спросить: мы ведь договаривались, что я могу устраивать свою личную жизнь как угодно и когда угодно, не так ли?

– Ну да, – Андрей кивнул, чувствуя, как подозрительный спазм сжимает горло.

– Просто Настя уже подросла и не требует моего постоянного присутствия. Вот я и подумала, что, наверное, могу уже заняться устройством своей жизни?.. Тем более теперь, когда вы будете хорошо зарабатывать. Если вдруг у меня что-то получится и я соберусь уйти от вас, вы всегда сможете найти платную няню… Но вы не волнуйтесь, я обязательно предупрежу вас заранее!

– Пожалуйста, – отозвался он. – Ты же знаешь, что я не буду против. Ты мне очень помогла, я, естественно, не собираюсь ограничиваться устной благодарностью. Располагай собой, как считаешь нужным. В случае чего, с разводом проблем не будет.

Сказала ли она «хорошо» или ему только показалось, Андрей точно не помнил. Погода начала портиться, и вечер обещал быть мерзким. Настя с ее чувствительностью к перемене погоды опять будет плакать, а его угораздило увлечься легкомысленной молодой девчонкой и даже поверить в искренность и серьезность своего увлечения. «Хорошо, что я не успел выложить ей всю ту чушь, которую собирался. Выглядел бы сейчас полным идиотом! – подумал он, искоса глядя на болтающиеся где-то на уровне его локтя белые песцовые «уши». – Хорошая девочка. Только маленькая еще и глупая. Не для меня».

* * *

Газета «Из рук в руки» была сегодняшняя и приятно пахла типографской краской. Наташа рассматривала фотографии предлагающихся к продаже собак и кошек, выбирая, кого именно заведет, когда у нее будет своя квартира и своя настоящая семья. Больше всего ей нравились «мультяшные» черно-белые далматинцы, ну еще смешные вислоухие коты, стоящие баснословно дорого. После рубрики с котами сразу шел раздел «Другие животные», где продавались козы, жеребцы, обезьяны и черепахи. Читать стало неинтересно. Она вздохнула и, пролистнув изрядное количество страниц, приступила к изучению рубрики «Брачные сообщения».

Андрей еще не вернулся со своей новой работы. Настя, как обычно после сытного ужина, мирно дрыхла. Настроение у Наташи было скверное. Брачные сообщения попадались самые разные: откровенно глупые, смешные и такие, от которых становилось грустно. Какой-то семидесятилетний дедушка искал бабушку, чтобы вместе дожить оставшиеся годы. Инвалид детства, прикованный к коляске, хотел встретить женщину со схожими проблемами. Но смешных, конечно, было больше. Двадцатилетний парень, работающий завскладом, гордо сообщал многотысячной читательской аудитории, что у него «темный волос». Примерно его ровесник признавался, что «ахнет», встретив голубоглазую красотку с пышным бюстом. Иногда прикалывались сотрудники редакции. Следом за объявлением, гласившим, что некий гражданин «сгорит от страсти» в обществе молодой, привлекательной от 23 до 26, шло сообщение, начинающееся словами: «Пожарный на пенсии 52/165/75 желает познакомиться с милой женщиной средних лет…»

Наташе казалось странным, что столько умных, обеспеченных, хорошо образованных и красивых людей никак не могут найти себе пару. Конечно, она воспринимала эти объявления с большой оглядкой и все-таки, если верить словесным портретам, большинство женщин, надеющихся встретить спутника жизни, должны были как сестренки-близняшки походить на Оксану. Почти все заверяли потенциальных женихов в том, что обладают роскошными светлыми волосами, синими глазами, тонкой талией и длинными ногами. Все они были «Оксанами» с несложившейся почему-то личной жизнью…

Наташа отложила газету и встала из-за стола. Ей вдруг ужасно захотелось увидеть лицо той женщины, из-за которой она, собственно, сейчас и копалась в объявлениях, женщины, которую она так и не смогла вытеснить из памяти Андрея. В общем-то на это с самого начала смешно было и глупо рассчитывать. И полтора месяца, проведенных в его квартире, с успехом это доказали. В гостиной было темно. Наташа зажгла свет и подошла к секретеру. Фотография Оксаны лежала на прежнем месте, между листов общей тетрадки в клеточку. Она несколько секунд подержала ее в руке, неприязненно вглядываясь в красивое, породистое лицо с чуть прищуренными глазами, потом положила на место и быстро вышла из комнаты.

Дальше тянуть время было глупо. Из шести длинных столбцов объявлений Наташа выбрала одно, сообщавшее, что «мужчина 28/175/65, привлекательной внешности, с высшим образованием, жилищно и материально обеспеченный, желает познакомиться для создания семьи с обаятельной молодой женщиной». Она быстро черкнула письмо в полстранички и запечатала его в конверт. Ей хотелось решить все как можно быстрее, но этика знакомств по переписке требовала скромных реверансов и соблюдения некоторой осторожности. Поэтому встречу, теперь уже только в ответном письме, должен был назначить таинственный мистер Икс с высшим образованием и привлекательной внешностью…

В условленный день погода резко испортилась. Не то чтобы стало холоднее, просто из серых, грязных облаков сочилась холодная влага. Наташа поехала на встречу у кинотеатра «Россия» в куртке с опушкой на капюшоне, длинной шерстяной юбке с глубокими разрезами по бокам и ботиночках на толстой подошве. Сидя в теплом вагоне поезда метро, она думала о мужчине, которого ей предстоит увидеть. Наверняка он будет в черном кашемировом пальто с белым кашне. Еще она думала о свежем морковном соке для Настеньки, который Андрей может и не найти в холодильнике, о том, что Потемкин, отпустивший ее так легко и равнодушно, ее отсутствие все же заметит, хотя бы из-за того, что заботиться о дочери придется самому. Что ж, второй раз в жизни она поступает как по-настоящему сильная женщина, сама делающая свою судьбу, и, может быть, впервые не совершает при этом ошибки…

«Мистер Икс» стоял возле киоска «Печать» с толстым журналом в пестрой обложке в руках. Наташа сразу его вычислила, хотя ожидала увидеть что-то совсем другое.

На нем действительно было черное кашемировое пальто, неплохо сшитое, но почему-то делающее его похожим на неуклюжего тролля из какой-нибудь немецкой сказки. Кашне белым бинтом обвивало шею. Над темными тупоносыми ботинками нависали серые брюки… Прочитав письмо и узнав, что «мистер Икс», дабы его ни с кем не перепутали, будет держать в руках журнал в яркой обложке, Наташка почему-то представила себе «Плейбой», «Андрей» или на худой конец «Огонек», но уж никак не «Науку и жизнь», причем старый номер. «Мистер Икс» то сворачивал его в трубочку, то начинал нервно похлопывать им по ладони и все время оглядывался по сторонам. Волосы у него были светлые, есенинскими волнами приоткрывающие круглый лоб. Глаза, вероятно, серые или голубые. Впрочем, на расстоянии разглядеть все досконально оказалось невозможным. Так или иначе, но ее потенциальный жених ничуть не был похож на Андрея…

Первым ее желанием было потихоньку спуститься обратно в метро и уехать, ни к кому не подходить и ни с кем не знакомиться. Но она представила, как этот «кашемировый» дядечка, напоминающий актера студенческого театра, пародирующего «новых русских», будет стоять здесь еще десять минут, и еще десять… Холодный дождь постепенно превратит его пальто в грязную намокшую губку, белое кашне – в портянку, а настроение – в гремучую смесь раздражения, обиды и разочарования. Люди, выбирающиеся на поверхность из перехода, будут смотреть на него недоуменно и с жалостью. Дело даже не в том, что он будет мысленно ругать ее последними словами…

Наташа, как пелерину на мантии принцессы, расправила на плечах капюшон, и слегка взбила пальцами волосы.

– Здравствуйте. – Она подошла к нему и остановилась, спрятав руки в карманы куртки. – Вы, наверное, ждете меня? Я – Наташа. Извините, что немного опоздала…

Он посмотрел на нее удивленно-счастливым взглядом.

– Здравствуйте. Мне очень приятно… Валерий. Валерий Лучников.

Его глазки изучали ее с настолько откровенной радостью, что Наташке даже стало неприятно. Она прекрасно помнила строки своего письма: «Внешность обычная, средняя. Хотела бы встретить человека, для которого это не главное, и который ищет прежде всего духовной близости и поддержки». Вообще-то это было нечестно по всем пунктам. Во-первых, она хотела встретить человека, который не ищет, а хочет оказать духовную поддержку. Во-вторых, она никогда не считала себя дурнушкой, разве что по сравнению с божественной Оксаной. А в-третьих, эти строчки писались словно бы с расчетом на то, что за спиной стоит Андрей и все читает.

– Очень приятно, Валера, – произнесла Наташа и быстрым движением завела прядь мокрых волос за ухо. Он проводил взглядом ее пальцы, потом смущенно переложил журнал из одной руки в другую.

– Ну что же, – «мистер Икс», лишенный маски, явно чувствовал себя неловко, – наверное, нам надо куда-нибудь пойти поговорить? Может быть, зайдем в «Макдональдс»?

– Давайте, – быстро согласилась она.

Пока они шли от «России» до «Макдональдса», Наташка думала только об одном: если в этот раз ничего не получится, больше знакомиться подобным образом она никогда не будет. Постыдно и унизительно встречаться с мужчиной, прочитавшим твое сумбурное послание, которое с легкостью можно заменить одной красной вопящей строчкой: «Возьмите меня замуж!» О чем думал Валера, догадаться тоже было несложно, как бы нескромно эта догадка ни выглядела. Он определенно ожидал увидеть нечто коротконогое, бесфигурное, с крашеными волосами и прыщавым толстым лицом и теперь радовался тому, что ему повезло, что с такой девушкой идти по улице не стыдно, и что, может быть, в самом деле, на этот раз что-нибудь получится…

– Валера, – спросила она, – а кто вы по специальности?

– Я окончил МГУ. Сейчас работаю в риэлторской фирме: купля-продажа квартир, сдача в наем.

В «Макдональдсе» потенциальный жених заказал гамбургеры, картошку фри и фанту. И еще два пирожка с ягодной начинкой. Народу в заведении было немного, и никто не маячил за спиной, нетерпеливо ожидая, когда же освободится столик. Мальчики и девочки в красных униформах неслышно, как привидения, сновали по залу, пахло свежей выпечкой.

– Простите, Наташа, я могу спросить, почему вы выбрали именно мое объявление? – Валера покончил с картошкой фри и приступил к гамбургеру. – Нет, я, конечно, очень этому рад, но все же интересно…

– Ну потому, что оно было самое невычурное, что ли. – Она отложила недоеденный пирожок. – Мне, вообще, не нравится, когда подобные объявления пишут в стихах или с призывами типа: «Отзовись, моя ненаглядная!»

«Мистер Икс» недоуменно приподнял брови, а Наташа покраснела. Надо же было сморозить такую глупость! Сразу создается ощущение, что она каждый божий день покупает газетку и внимательно штудирует раздел брачных объявлений. Он сочтет ее полной идиоткой и будет прав. Но Валера не захотел поставить ее в неловкое положение, деликатно прокашлявшись, как ни в чем не бывало продолжал разговор:

– Вам, наверное, в таком случае должна нравиться классическая музыка – Моцарт, Бах? Мы могли бы, наверное, с вами сходить на какой-нибудь концерт? Если, конечно…

Наташа мгновенно представила, как они сидят в огромном зале среди сотен других зрителей, как этот ее Валера внимает музыке. На них обязательно будут смотреть, как на молодую и интеллигентную супружескую чету. Он сделает какое-нибудь тонкое и оригинальное замечание по поводу игры пианиста, блеснув при этом познаниями. Она кивнет согласно, как и подобает жене, несомненно, талантливого ученого. Если…

– А что вы имели в виду под словом «если»? – в упор спросила Наташа. – Если мы понравимся друг другу? Так ведь? Мы ведь пришли сюда друг к другу присмотреться? Так давайте говорить о музыке, о поэзии, о художниках-импрессионистах! Давайте проверять культурный уровень друг друга. Все равно говорить нам больше не о чем. Да и, положа руку на сердце, ведь не хочется, Валера? Правда?

Она хотела сказать, что и ей не хочется, но произнести вслух не решилась. Надеялась, что этот (как там его? Лучников?) сам догадается. Поймет и сделает так, чтобы вся эта унизительная процедура поскорее закончилась. Впрочем, что он может сделать? Сказать: «Ну, если вам со мной скучно…»? А потом встать и уйти, оставив на столе подносы с недоеденными слоеными пирожками и пакетиками из-под кетчупа? Но если ей так уж плохо и неловко, то почему так же плохо и неловко должно быть ему?

Валера густо покраснел, как умеют краснеть только блондины, потом зачем-то отодвинул свой поднос на самый край стола и произнес, глядя ей прямо в глаза:

– Мне хочется с вами говорить. И вы мне очень нравитесь, Наташа. Без всяких «если»… Особенно после того, как вы это сказали… Черт возьми, как все-таки здорово, что вы это сказали!

– Я замужем, – ответила она с нелепым вызовом, чувствуя, как он ласкает несмелым и надеющимся взглядом ее губы, ее скулы, ее все еще мокрые волосы. – Я воспитываю ребенка моего мужа. Я наверняка не ваш идеал. Кроме того, у меня всего лишь среднее медицинское и нет собственной жилплощади!

– Это ничего. То есть, это совсем не важно!.. Почему вы решили, что вы не мой идеал? Может быть, как раз напротив?

«Господи, ну, почему, почему, я не нарвалась на сантехника Васю Сидорова, от которого можно было бы сейчас уйти без проблем? – подумала Наташа с раздражением. – Или на мужчину, которому бы я просто не понравилась? А, впрочем, чего ты, собственно, дура, дергаешься? Ты что, планировала отыскать по объявлению неземную любовь? Ты хотела выйти замуж, чтобы уйти от Андрея и иметь возможность гордо говорить: «Я вышла замуж, вы должны… Я вас прошу меня оставить!» Если, конечно, наивно предположить, что он будет иметь какие-то претензии! Вот и получает интеллигентного молодого человека, который хочет найти жену, которому ты нравишься. Без сомнения, он хоть завтра поведет тебя в загс. Если сейчас давать задний ход, зачем было все это затевать?»

– Вы мне очень нравитесь, Наташа, – повторил Валера, все еще пурпурно-красный, видимо, изумляясь собственной решимости. – И я бы хотел называть вас на «ты»…

– А поцеловать меня вы бы не хотели? – спросила она, глядя на него в упор. – Мы ведь, собственно, встретились в расчете найти спутника жизни! Я вам нравлюсь, так почему бы нам не поцеловаться?

Он обвел глазами зал и, наверное, покраснел бы еще больше, если бы это было возможно. Господи, каким ей казалось убогим сейчас и его модное пальто, и белое кашне с претензией на элегантность, и этот его неуверенный, стыдливый мужской интерес. Он ведь мужчина, как и Андрей! Значит, ему свойственны нормальные мужские желания. Наверняка у него были женщины. По действующим стандартам, он довольно симпатичный, да еще с образованием, да еще с квартирой! А ею увлекся, что называется, с первого взгляда! Чем не романтическая история? Чем не кандидат в мужья? Особенно если учесть народную мудрость, гласящую, что женщина будет счастлива только при условии, что мужчина любит. А самой любить вовсе не обязательно. И вообще, если один из партнеров любит на 99 процентов, то другому остается только один! Не важно любить, важно быть любимой!

– Валера, вы хотите на мне жениться? – снова спросила она, решив окончательно добить его своей прямотой.

– Да, – после секундной паузы ответил он, и глаза его тут же расширились от ужаса.

– Но вы же знакомы со мной всего час?

– Это неважно. Я понимаю, что вы просто нервничаете так же, как и я, что вам так же неловко. А, вообще, вы замечательная, умная и красивая девушка.

– Вас не смущает, что я веду себя так вульгарно?

– Я хочу вас поцеловать, – ни с того, ни с сего произнес он, сделав акцент на слове «хочу», и коснулся ее руки неуверенными, неловкими пальцами.

«Господи, у него еще и замедленная реакция!» – подумала Наташа с отчаянием, разглядывая его скорее не мужскую, а детскую руку с аккуратно подстриженными ногтями. – Ну и пусть! Какая разница кто, если это не Андрей?»

Она встала из-за стола, аккуратно сложив вчетверо обертку от гамбургера, демонстративно допила фанту и сказала:

– Тогда поехали!

– Куда? – не понял Валера.

– Домой к вам. Куда же еще? – Наташа с фальшивым и нервным недоумением пожала плечами. – Вы сказали, что женитесь на мне. Вы хотите меня поцеловать. Так не здесь же, в самом деле? Зачем тянуть?

Он нащупал рядом свой «спасительный» журнал, перелистнул мгновенным «веером» страницы и, опустив голову, вздохнул:

– Наташа, у вас, видимо, что-то случилось в жизни, да? Вам, наверное, плохо, и поэтому…

Ей вдруг стало так стыдно, что еще сильнее захотелось заплакать. Стало стыдно и жалко этого, наверное, неплохого парня, который виноват только в том, что нарвался на глупую истеричку. Но одновременно захотелось, чтобы он не чувствовал себя обманутым и обиженным. Да и к тому же, какая разница, кто, если не Андрей?

– Нет, Валера, я прекрасно понимаю, что делаю. Вы мне нравитесь. И, пожалуйста, не надо больше ни о чем спрашивать…

– Вы не пожалеете? – спросил он, поднимаясь.

– Нет, – покачала она головой и первой направилась к выходу…

До «Полежаевской» доехали на такси. Валера жил в новой девятиэтажке недалеко от станции метро. Выйдя из машины, Наташа взглянула на ровные, тянущиеся вверх ряды застекленных лоджий и подумала, что у него в квартире тоже наверняка такая лоджия. Порядок на ней, конечно, идеальный. Никаких там старых табуреток и ненужных коробок. А дома он ходит в качественных шерстяных трико и джемпере с треугольным вырезом.

В общем, все совпало. Кроме, пожалуй, трико. Лучников не стал переодеваться, а джемпер с рельефными зигзагами был у него под пальто.

– Проходи, пожалуйста, в комнату, – сказал он, снимая с нее куртку. Здесь, на своей территории, он перешел на «ты». – Я сейчас, на секундочку.

Наташа кивнула, пригладила волосы и взглянула на себя в зеркало в прихожей. Глаза у нее сейчас стали безумными и огромными, ну просто как у кошки, брошенной в море. В зеркале отразился торопливо удаляющийся на кухню Валера, она секунду помедлила, а потом решительно отлепилась от зеркала и вошла в комнату.

Лучников появился после того, как прожурчала вода в туалете, прогромыхали трубы в ванной и жалобно звякнуло что-то на кухне. В руках он держал два бокала и бутылку вина. Марку Наташа не разглядела, да ее она и не особенно интересовала. На бокалах, только что ополоснутых водой, застыли мелкие брызги. Она представила, как они будут целоваться при свете, с мучительной ясностью отмечая все неровности, шероховатости и пятнышки на лицах друг друга. Потом разденутся и лягут в постель, и на стуле останется висеть ее черный лифчик с маленьким атласным бантиком. И как вообще можно ложиться в постель, предварительно договорившись об этом? Что, просто вот так лечь и раздвинуть пошире ноги? Или повернуться лицом друг к другу и по команде «три-четыре» продолжить обмен поцелуями?

– Выпьем вина? – спросил Валера, присаживаясь рядом с ней на диван. Он произнес это неуверенно, как, впрочем, и все, что говорил в последнее время. А глаза его в этот момент тревожно вглядывались в ее лицо, пытаясь прочитать в нем объяснение происходящему. Она вдруг заметила, что губы у него нежно-розовые, как у пластмассового пупса, и местами обветренные. Наверное, ее «будущий супруг» имел детскую привычку облизывать их языком на ветру. Может быть, он поцелует ее и тоже оближется? Скорее бы уже, скорее бы все кончилось!

– Задерни шторы, пожалуйста, – попросила она, чувствуя, что голосовые связки отказываются повиноваться. Лучников вздрогнул.

– Понимаешь, – развел он руками, – у меня только тюлевые гардины, темнее все равно не станет.

– Тогда не надо. Тогда давай вина…

Пробка поддалась с трудом. Валера долго возился со штопором, покраснел от натуги, как верхнее окошечко светофора. Наташа смотрела на него и думала о том, что все очень глупо. Что потом, если, конечно, у них будет это самое «потом», им будет стыдно вспоминать сегодняшний день. Все должно быть не так. Не так, как у них, не так, как у Олеси с Вадимом в больничном душе. А как?..

Пробка наконец выскочила, разломившись пополам. Лучников покраснел еще сильнее и разлил вино по бокалам. Они выпили, не чокаясь, не глядя друг на друга и не произнеся ни слова. Да и говорить было не о чем. Что мог сказать ей Валера? «Я люблю тебя»? Это прозвучало бы глупо и наверняка было бы враньем. «Я хочу тебя»? – еще глупее и неестественнее. Наверное, он тоже подумал об этом. Потому что просто приблизил свое напряженное лицо к ее лицу и неуклюже обнял за плечи. Наташа покорно подвинулась, раскрывая навстречу ему губы. Почувствовала, как он нервно и торопливо пытается раздвинуть ее зубы языком, как поглаживает ладонью спину. А изо рта у него пахло карамельками. Так всегда пахло от Вики Наумовой, девушки из их поселка, жившей когда-то по соседству, а потом уехавшей в город и там вышедшей замуж за «нового русского». Она была старше Наташи всего на три или четыре года, но казалась сейчас совсем взрослой и даже не особенно молодой женщиной. К родителям в гости она всегда приезжала без мужа, а на прежний запах карамелек наслаивался аромат дорогих духов. В поселке до сих пор жил парень, с которым Вика когда-то встречалась. Она приезжала не только к родителям, но и к нему… Наташа однажды слышала, как бабы судачили: «Вот Вика странная какая! Ладно бы говорила, что с мужем живет по долгу или по расчету, а Серегу любит. Так нет же: говорит, мужа люблю, а к Сереге – животная страсть! Естественно, выдвигались стандартные версии, что любит она вовсе не мужа, а четырехкомнатную квартиру с дорогой бытовой техникой и гардеробом, полным платьев и шуб, что честная женщина давно бы развелась. Сейчас же, вдыхая сладкий карамельный запах и чувствуя в своем рту скользкий чужой язык, Наташа поняла, что нельзя, невозможно спать с одним мужчиной, если любишь другого! Потому что без любви все грязно и мелко, потому что если есть любовь, все остальное неважно. Просто нет тогда всего остального! А если остается еще какое-то левое «животное влечение», то с другим человеком – это что угодно, но только не любовь…

Наташа резко дернула головой, отстраняясь от его губ, отодвинулась в угол дивана и заговорила быстро, торопливо, сбивчиво:

– Валера, прости меня, пожалуйста! Я в самом деле мерзкая и гадкая. Я не рисуюсь, это правда… В общем, я не могу. Не могу, и все. Я люблю другого человека. Он меня не любит, нет! Ты только не подумай, что я таким способом хотела кому-то отомстить. Ты хороший, умный, добрый. Тебе просто не повезло, что попалась такая, как я… Прости меня, пожалуйста! Я пойду, ладно?

Он растерянно кивнул, зачем-то взял свой бокал, взглянул на него удивленно и поставил на место. Его волосы смешно растрепались, а глаза сейчас были, как никогда, похожи на глаза беззащитного пастушка Иванушки. Наташа встала и бегом кинулась к двери. Она уже знала, что приедет сейчас в дом, из которого вечером уйдет навсегда, подойдет к Андрею и скажет, что любит его бесконечно, но мучить своим присутствием больше не будет. А еще попросит прощения за то, что ненавидела Оксану, и за то, что мысленно называла его влюбленным идиотом, придумавшим себе страдания и не желающим видеть, кроме них, ничего вокруг. Она скажет ему, что он имеет право на свою любовь, и никто не может, не должен заставлять его жить по-другому…

Когда она уже надевала куртку, сзади послышались шаги.

– А может быть, ты все-таки останешься? – Валера стоял в дверях комнаты, упираясь одной рукой в косяк, а другую безвольно уронив. – Нет, я не в этом смысле… Мы могли бы просто посидеть вдвоем. Или, еще лучше, сходить куда-нибудь. Если хочешь, расскажи мне, что у тебя случилось… Останься!

– Я не могу. Мне нельзя остаться, – сказала Наташа и захлопнула за собой входную дверь.

* * *

Ее нет уже два часа, а она сказала, что вернется к вечернему кормлению. Впрочем, какая разница? С приготовлением смеси он прекрасно справится и сам. Кроме того, Настенька уже большая и вполне можно приглашать к ней приходящую няню. Нет, Наташа пусть, конечно, живет здесь, сколько захочет. И, вообще, какие могут основания для обиды? Она имеет право на личную жизнь – красивая, обаятельная, молодая. Почему она должна сидеть целыми днями в квартире, как приклеенная, и без того уже сделав для него и ребенка столько, что ему не расплатиться за всю жизнь?.. Надо было в самом деле жениться на Алке. Тогда бы никаких проблем вообще не было ни у кого. Сейчас в шифоньере висели бы Алкины платья, у порога валялись Алкины тапочки, а сама она наверняка стояла бы у плиты, как обычно разведя ступни чуть ли не по первой балетной позиции, спокойная, довольная жизнью…

Андрей осторожно, стараясь не шуметь и не тревожить спящую в кроватке Настеньку, встал из кресла и подошел к окну. На подоконнике лежала Наташина заколка для волос, коричневая, «под дерево», с блестящей пряжечкой посредине. Он взял ее тремя пальцами, щелкнул несколько раз автоматическим зажимом и снова положил на место. Сегодня она ушла, не заколов хвоста, как обычно, а свободно распустив волосы по плечам. Ему в последнее время очень нравилось смотреть на эти матово поблескивающие пряди, на изящную, как у балерины, шейку, когда Наташа вдруг решала подобрать волосы в высокий валик. Нравилось смотреть, как она мелко, точно птаха крыльями, взмахивает мокрыми после стирки руками, стряхивая с них капли воды. Ему вообще нравилось смотреть на нее, слышать ее шепот и тихий смех, когда она наклонялась над кроваткой Настеньки.

Ему нравилось смотреть на нее, думать о ней. Он вспомнил, как где-то читал о знаменитом путешественнике, который, отправляясь в очередное странствие, брал с собой самую некрасивую женщину, какую только мог найти. Когда эта женщина начинала казаться ему привлекательной, он понимал, что пора возвращаться домой. А Андрей просто заехал в гости к одной старой доброй подружке, с которой много лет был знаком еще до Оксаны. Подружка не изменилась, и ничего не изменилось вообще. Все было так же легко, просто и неотягощено взаимными обязательствами. Вот только на душе у него не было так дерьмово, наверное, с того дня, как ушла Оксана.

Накануне по дороге домой он выпил баночку водки. Можно сказать, для храбрости, потому что решил больше не откладывать и поговорить с Наташей. Объясниться с ней, что ли. Когда он вошел в комнату, она сидела в кресле с книжкой: ноги под себя, острые коленки торчат, глаза сощурены. Услышав скрип двери, стремительно вскочила, словно пружинка, и быстро заговорила:

– Андрей, в ванной нестираные пеленки, вы не обращайте, пожалуйста, внимания. Они замачиваются с детским мылом. Через пять минут иду стирать!

Глазищи огромные, тревожные, будто хочет подать ему какой-то знак или, наоборот, разглядеть что-то в его лице, и не может. Он молча кивнул и ушел в гостиную…

А сегодня днем она ушла. Объяснила, что у нее встреча. Как-никак жена, обязана отчитываться! Он хотел улыбнуться, пожелать удачи, но не получилось. Ему не хотелось думать о том, кто вечером, возможно, будет целовать ее темные губы, о том, кто может запросто коснуться ее руки, легкой и воздушной, как веточка весеннего дерева. Он убеждал себя, что будет лучше, если она уйдет из его жизни. По крайней мере, спокойнее. Останется Настенька, останется фотография Оксаны…

Он стоял у окна, задумчиво изучал коричневую заколку с золотой пряжечкой и думал о том, что еще все вещи Наташи здесь, будто она никуда и не уходила, что она придет и все будет по-прежнему. В какой-то момент понял: не будет! Он представил себе пустой крючок вешалки в прихожей, где нет ни ее курточки, ни пальто, кресло, в которое она никогда уже не заберется с ногами, пустой подоконник, с которого заберет заколку. Наверное, это будет последняя вещь, которую Наташа бросит в сумку. Встанет посреди комнаты, окинет ее быстрым взглядом, посмотрит на подоконник, подойдет…

Наверное, так животные чувствуют приближение землетрясения или извержения вулкана. Андрей вдруг ясно, безошибочно, больно понял, что процесс уже пошел, что его жизнь в очередной раз рушится именно сейчас. Наташа уходит, уже ушла, хотя формально она еще здесь. Можно внушать себе что угодно, объяснять происходящее и физиологией, и психологией одинокого мужчины, и еще черт знает чем! Но если ее не удержать, не найти прямо сейчас, сию секунду, то все сломается, и уже навсегда. Наверное, жить без нее будет возможно, только вот зачем? «Я ее люблю? – спросил он сам себя удивленно. – Нет, не может этого быть! Есть Оксана, есть Настя, и никто больше мне не нужен… Неужели я люблю ее?»