Текст книги "Долгий, долгий сон"
Автор книги: Анна Шихан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
Глава 4
Это наш первый, ознакомительный сеанс, – сказала мне психолог. – Постараемся немножко узнать друг друга. Твои приемные родители рассказывали тебе обо мне?
Я помотала головой.
– Нет. Мне просто сообщили, что я записана на прием.
– Ах, вот как. – Доктор Биджа посмотрела на свой ноутскрин и несколько раз дотронулась до него пальцем. Я до сих пор не могла освоить свой ноутскрин. Компьютеры с сенсорными экранами были мне хорошо знакомы, но эти карманные гаджеты, похожие на обычную тетрадку, оказались для меня новинкой. Конечно, здорово, что компьютеры теперь можно было запросто разбрасывать по комнате, засовывать под груды книг и даже случайно садиться на них, не боясь испортить, и при этом они продолжали исправно служить для выхода в Сеть и приготовления уроков, но все-таки ноутскрины не были настоящими тетрадками. По крайней мере, так мне казалось.
Мой психолог оказался дамой за сорок, с густыми темными волосами, уже начавшими седеть на висках, и смуглой кожей, оттененной светлым льном дорогого брючного костюма. Ее звали Мина Биджа. «Мии-на Биии-джа» – так сказал мне Барри. Он сам привез меня сюда, в одно из нескольких сотен новых зданий, выросших в Юнирайоне за шестьдесят два года моего стазиса. Я не хотела ходить к психологу, но Барри сказал, что это нужно исключительно для того, чтобы помочь мне поскорее освоиться. Лично мне казалось, что Гиллрой просто хотел шпионить за мной через психолога, но я была не в том положении, чтобы возражать.
– Значит, ты у нас Розалинда. Скажи, как тебя лучше называть – Роуз или как-то иначе?
– Роуз нормально, – сказала я, слегка удивившись этому вопросу. Гиллрой до сих пор величал меня полным именем – Розалинда, как будто я влипла в какую-то неприятность.
– Можешь называть меня Мина, – предложила доктор Биджа. Я прищурилась. Она производила впечатление весьма консервативной особы, не склонной выходить за рамки принятых условностей. Впрочем, Гиллрой тоже просил называть его Реджи. Возможно, в последние шестьдесят лет нравы опять вернулись к большей неформальности. – Тебя направил ко мне мистер Гиллрой, не так ли? – продолжала психолог.
– Наверное.
– Разумеется, я видела тебя в новостях около месяца тому назад. Ты когда-нибудь раньше посещала психолога?
Я покачала головой.
– Нет. У меня был только физиотерапевт. Правда, когда мне было тринадцать, я один раз ходила на сеанс вместе с мамой. Но это было нужно маме, а не мне.
– Значит, я твой первый психолог? – спросила доктор Биджа и усмехнулась с подкупающей самоиронией. Я слегка расслабилась. – Ладно, в таком случае, чтобы внести окончательную ясность, я должна тебе сказать, что работаю на ЮниКорп, в Юнишколе. – Я еще раз обвела глазами ее кабинет. Честно говоря, до сих пор я даже не догадывалась, что сижу в кабинете школьного психолога. – Насколько я понимаю, ты очень скоро начнешь посещать занятия?
– С понедельника, – подтвердила я.
– Так быстро? Должно быть, тебе немного страшно.
– Не страшнее, чем обычно, – пожала плечами я.
Она озабоченно посмотрела на меня.
– Конечно, ведь ты до сих пор находишься в шоке.
Я смущенно поежилась.
– Знаете, мне бы не хотелось об этом говорить.
– Конечно. Я так и поняла. А теперь еще один важный момент. Ты должна знать, что, несмотря на то, я получаю зарплату в ЮниКорп, врачебная клятва и закон обязывают меня к сохранению строгой конфиденциальности. Ни ЮниКорп, ни мистер Гиллрой, ни школьная администрация не имеют никакого доступа к моим записям. Все, что ты захочешь мне сказать, будет храниться в строжайшей тайне, и все записи, которые я делаю во время нашего общения, будут находиться исключительно в моем распоряжении.
Я кивнула. Насколько я могла судить, это было довольно стандартным соглашением. Я раньше никогда не имела дела с психологами, но любой человек, вхожий в круг ЮниКорповской элиты, имел маломальское представление об их деятельности. Похоже, контроль над миром пробуждает у великих людей острое желание обсудить свои проблемы с психологом.
– Итак, что ты знаешь о Юнишколе?
Я снова помотала головой:
– Ничего.
Кивнув, доктор Биджа сняла с одной из полок брошюрку и протянула мне:
– Если ты собираешься у нас учиться, я обязана вручить тебе наш пресс-релиз, так что изучай! Юнишкола – это частная средняя школа самого высокого и, по известному совпадению, самого дорогого уровня. Сюда прилетают учиться молодые люди со всей солнечной системы. В Юнишколе учатся как пансионеры, так и приходящие ученики. Пансионеров у нас около шестидесяти процентов. Что касается приходящих учеников, к каким будешь относиться ты, то это в основном дети высокопоставленных сотрудников ЮниКорп. Ты уже заметила, что практически все жители Юни-района работают на ЮниКорп?
– Мои родители участвовали в основании этого поселения, – напомнила я. – Они с самого начала имели это в виду.
Юнирайон на самом деле был настоящим небольшим городком, включавшим в себя жилой комплекс Юникорн и множество других, более дешевых домов и кондоминиумов, населенных сотрудниками среднего и низшего звена ЮниКорп. Все жители Юнирайона либо сами работали на ЮниКорп, либо обслуживали людей, работавших на корпорацию. Через шестьдесят лет после смерти своих родителей я пожинала плоды их дальновидности. Юнирайон был идеально спланированной средой обитания. Здесь не было нищеты и насилия, за порядком неусыпно следила Юнирайонная полиция – само собой, нанятая, оплаченная и подчинявшаяся ЮниКорп. Перед тем как я в последний раз погрузилась в стазис, Юнирайон только-только закладывался. Это было очень удобно маме и папе – они могли пешком дойти до Юни-Билдинга, где располагались главные офисы корпорации. Это, конечно, не означает, что мои родители куда-то ходили пешком. В отличие от них, мне приходилось регулярно таскаться в город, чтобы посещать ту или иную школу. В то время в Юнирайоне не было учебных заведений для детей элиты. Теперь, помимо нескольких начальных школ, появилась Юнишкола для старшеклассников, а также Юнирайонная школа для детей – я честно старалась придумать синоним к словосочетанию «корпоративная пехота», но у меня ничего не получилось – короче говоря, для детей, чьи родители не принадлежали к верхушке ЮниКорп.
– Ну, конечно, – еле заметно улыбнулась Мина. – Я уже вижу, что мне придется как следует готовиться к нашим сеансам. Наверное, мне нужно будет освежить в памяти историю. После беседы с тобой мне захотелось как следует поговорить со своей мамой.
Ее слова вызвали странную бурю у меня в груди. В эти дни такое случалось со мной постоянно. Доктора сказали, что я еще, по меньшей мере, целый год буду страдать от последствий стазисного истощения. Неприятное ощущение в груди объяснялось воздействием эмоций на мое истощенное сердце и застоявшиеся легкие. Я закашлялась, пытаясь заново запустить работу своих внутренних органов, хотя это редко помогало. Не помогло и на этот раз, поэтому я сделала глубокий вдох и как можно небрежнее сказала:
– Конечно.
При этом я посмотрела на доктора Биджа. Я не сказала ей: «Мне бы тоже хотелось поговорить со своей мамой», но похоже, мы обе знали, что я об этом подумала.
– Непременно позвоню ей сегодня вечерком, – сказала Мина, прежде чем сменить тему. – Как ты относишься к тому, что тебя зачислили в Юнишколу? Готова вернуться к занятиям?
Я опять покачала головой.
– Не знаю. Наверное.
– Совсем не волнуешься? – не отставала Мина. – Как-никак, тебе придется нагонять шестьдесят лет истории и технологии!
– Не думаю, что замечу какую-нибудь разницу, – пожала плечами я.
– Вот как? Надеюсь, ты легко освоишься, это сделает обучение гораздо более приятным.
– Я не это имела в виду, – призналась я. – Я знаю, что не смогу освоиться. Вернее, смогу, но… не сразу. Просто… Просто я никогда не успевала в школе. Поэтому у меня просто не может быть хуже с учебой, чем было раньше. Даже со всем этим новым материалом. – Я опустила глаза на свои колени, обтянутые серой льняной формой Юнишколы. У меня был большой выбор между шерстяными юбками в форменную зелено-сине-золотую шотландскую клетку и льняными юбками темно-серого и темно-зеленого цветов, в тон жакетам. Гиллрой обеспечил меня полным гардеробом ученицы Юнишколы, включая несколько готовых комплектов каждого варианта формы. Это было огромным облегчением. Забота Гиллроя избавила меня от необходимости покупать одежду. Патти один раз свозила меня в магазин, чтобы выбрать пижамы и нижнее белье, и это был настоящий ад. Я привыкла к изменениям моды, но абсолютно не привыкла сама решать, что мне надеть. Очень жаль, что в Юнишколе не было форменных пижам.
– Ты плохо училась в школе? – спросила Мина.
– Всегда, – кивнула я.
– Но ведь ты понимаешь, что Юнишкола стремится к совершенству во всех областях? – нахмурилась Мина.
– Вы думаете, мне стоит попроситься в другую школу? – спросила я, прекрасно понимая, что боюсь услышать утвердительный ответ. Строго говоря, доктор Биджа должна была прежде всего заботиться об интересах корпорации. Но мне не хотелось переходить куда-то еще. Во-первых, это означало бы расстаться с удобной формой. А во-вторых, Юнишкола была частью проекта моих родителей, самым близким подобием того образа жизни, который я вела бы, будь мама и папа живы. Мне не хотелось от этого отказываться.
– Нет, – твердо сказала Мина. – Но я думаю, нам нужно будет посоветоваться с твоим школьным психологом-консультантом и, возможно, пригласить репетиторов.
На этот раз настала моя очередь хмуриться.
– Разве не вы мой школьный психолог?
– Нет, – снова сказала Мина. – Я твой постоянный психолог, а это совсем другое дело. Записи школьного психолога-консультанта – это школьные записи. Мои – сугубо конфиденциальны и принадлежат только мне. Я работаю в школе для того, чтобы пансионерам было проще посещать мои сеансы. Многие из них находятся очень далеко от дома, и в первое время нуждаются в психологической поддержке. Но у меня также есть клиенты за пределами школы и даже за границами Юнирайона.
Я заметно приободрилась. Значит, мне не придется беспокоиться насчет того, как беседы с Миной отразятся на моем пребывании в школе. А раз так, можно выложить все начистоту.
– Понимаете, я не слишком умная. Я всегда старалась, но толку было ноль, поэтому в конце концов я перестала из-за этого расстраиваться.
– То есть так было еще до того, как ты попала в больницу? – уточнила Мина.
– До того как я погрузилась в стазис, – подтвердила я, недоумевая, почему Мина не стала употреблять этого слова. – Иногда я отставала так сильно, что приходилось махнуть на все рукой и оставаться на второй год.
Лицо Мины было непроницаемо, однако она мгновение помедлила, прежде чем задать мне новый вопрос.
– И это помогало?
Странно, что никто никогда не спрашивал меня об этом раньше!
– Да нет, вообще-то, – призналась я.
Больше мы ни о чем особом не говорили.
Я рассказала Мине о Патти и Барри, а все остальное время расписывала ей свою новую студию. Наверное, болтала без остановки не меньше получаса. Мина попросила разрешения взглянуть на мои работы, и я сказала, что подумаю над этим. Короче, я ушла домой вполне довольная своим психологом. Меня даже не огорчало то, что по распоряжению Гиллроя мне предстояло посещать Мину раз в неделю в течение… думаю, как раз до Страшного суда. Должно быть, он просто не знал, какая она замечательная.
Глава 5
Архитектор Юнишколы меньше всего заботился о том, чтобы проявить радушие к будущим ученикам. Здание было выстроено в стиле так называемой возрожденной готики через несколько лет после окончания периода, который Брэн назвал Темными временами. Я хмуро окинула взглядом зубчатую каменную крепость со сводчатыми окнами и высокими щипцовыми крышами. Школа была похожа на огромный мавзолей, украшенный нелепыми громоздкими скульптурами и лепниной, похожей на плесень. Того и гляди, из ближайшей двери выпрыгнет Носферату и вцепится в глотку. Похоже, в эти Темные времена людям было по-настоящему туго.
Зато внутри школа оказалась довольно приятной. Сводчатые окна совсем неплохо пропускали солнечный свет. Ученики, сновавшие туда-сюда с ноутскринами под мышками, хохотали и улыбались слишком беззаботно для обитателей склепа. Я заметила, что модуляция речи и акцент несколько изменились за время моего стазиса, отовсюду до меня долетали совершенно непонятные слова. «Жжешь, да это же небо!», «Гори ты, девиант!», «Да загрузил я, отстрелись!»
Я поежилась.
Брэн ободряющим жестом дотронулся до моего плеча.
– Добро пожаловать в Юнишколу! – Он сам назначил мне встречу в центральном дворе, который на деле оказался унылой бетонной ямой в центре школы, совершенно безосновательно претендовавшей на громкое Звание сада, предъявляя в качестве растительности несколько изможденных деревьев, печально чахнувших в своих кадках. – Извини, так уж у нас тут, – хмыкнул Брэн и начал знакомить меня с обстановкой. – Вон там у нас гравполя для интерпланетных игр. Там есть специальные гравитационные силы для Марса, Луны, Титана, Каллисто и Европы. Видишь вон ту группку девочек? – Брэн указал на стайку приземистых, коренастых и крепких, как черепахи, девушек, двигавшихся с поразительной балетной грацией. – Это наша Юниволейбольная команда. Задаваки, воображают себя таким небом! В основном они с далеких планет, а сюда поступили, чтобы подготовиться к экзаменам в другую среднюю школу. Они почти все пансионерки и всегда ходят вместе. Подружки – не разлей вода! Попробуй задеть хоть одну из них, и на следующем уроке физры они сделают из тебя отбивную или, в лучшем случае, испортят всю домашнюю работу.
Брэн повернул меня в другую сторону.
– А там у нас стипендиаты. – Еще несколько учеников, сбившись в плотную кучку, о чем-то оживленно болтали под поникшим деревцем. На первый взгляд они выглядели совершенно обычно, но, присмотревшись, я заметила, что их одежда неуловимо отличалась от формы остальных учеников. Трудно было сказать, в чем тут дело – то ли их форма была дешевле, то ли они просто носили ее как-то иначе. – Они чаще всего ходят все вместе, для безопасности. Эти детки совершенно безобидны, и, в целом, они совсем неплохие ребята, но старайся держаться от них подальше, если не хочешь получить клеймо нищенки. Потом не отмоешься. Я понимаю, это жжет, но так уж заведено.
Брэн указал на узкий выход из двора, по обеим сторонам которого высились два здания, похожие на двух телохранителей, прикрывавших школу с тыла. Довершая сходство, оба здания выглядели приземистыми и громоздкими на фоне неоготического великолепия школы, хотя в их облике чувствовалась рука все того же мрачного архитектора.
– Это корпуса для пансионеров. Безумный режим безопасности. Всех сканируют на входе, причем там жуткие строгости насчет мальчиков и девочек. С пансионерами лучше не связываться, иначе непременно огребешь выговор. У нас существует некоторая вражда между пансионерами и приходящими. Ничего страшного, но в прошлом были отдельные случаи хулиганства, так что постарайся, чтобы тебя не заподозрили в чем-то подобном.
Какой-то пожилой учитель вышел из двери и направился через двор. Брэн тут же указал мне на него.
– Остерегайся нашего мистера Стиббса. Не знаю, будет он у тебя что-то вести или нет, но ты должна знать, что он обожает заглядывать девушкам в декольте. По крайней мере, мне так рассказывали. Короче, если он наклонится проверить твою работу, немедленно выпрямись и опусти подбородок.
Он обвел глазами остальную часть двора:
– Пожалуй, больше тут нет никаких опасностей, о которых тебя стоит предупредить. Все загрузила? – Я догадалась, что он хотел знать, все ли я поняла, но не была уверена до конца. На всякий случай я кивнула, и это, кажется, сработало. – А теперь мне пора бежать на урок. Ты получила свое расписание?
– Нет. Ты не знаешь, где администрация?
Брэн указал на довольно мрачную дверь у меня за спиной:
– Через эту дверь и направо. Тебя проводить?
Я улыбнулась. Брэн был очень предупредительным.
– Нет. Думаю, я сама разберусь. Не опоздай!
– Ладно. Тогда до обеда!
Я испустила судорожный вздох облегчения:
– Спасибо.
В какую бы новую школу я ни приходила, для меня всегда оказывалось пыткой найти себе место за обедом. Но если Брэн возьмет меня под свое крылышко, все будет замечательно.
Администрация оказалась именно там, куда послал меня Брэн, и, к моему величайшему удивлению, в кабинете меня уже поджидал мистер Гиллрой.
– А вот и Розалинда! Я как раз беседовал с твоим школьным психологом, хотел убедиться, что в твоем расписании будут все нужные предметы. Мы записали тебя на курс истории для десятиклассников, потому что они как раз начинают изучать начало столетия, то есть то самое время, когда ты… хм… прервала свое обучение. Я полагаю, тебе будет полезно узнать обо всем, что ты пропустила.
Я сглотнула. У меня не было никакой уверенности в том, что мне хочется об этом узнать.
– Спасибо, мистер Гиллрой.
– Пожалуйста, зови меня Реджи! – в который раз предложил он. Порой мне становилось интересно, помнит ли он, что уже предлагал мне это раньше, или же просто машинально отвечает так всем, кто называет его мистером Гиллроем. – Так, с этим решено… Думаю, английский и китайский тебе следует начать с того уровня, на котором ты остановилась. Я нашел в городских архивах твои… да… гхм… самые последние школьные записи. Ты изучала китайский, я не ошибаюсь?
Я изучала мандаринский диалект китайского только потому, что мои родители считали это очень полезным для моего будущего, как-никак второй по значимости коммерческий язык после английского. Но я не слишком в нем преуспела.
– Да, спасибо.
– Я только что обсудил с мисс Легри список остальных дисциплин. Что ты скажешь по поводу социальной психологии и курса элементарной астрофизики?
Неужели астрофизика может быть «элементарной»?
– Замечательно, – сказала я, послушно забирая у мисс Легри копию своего расписания, хотя прекрасно знала, что оно уже загружено в мой ноутскрин.
– Думаю, астрофизика тебе пригодится, ведь ты у нас наследница межпланетной империи! – Гиллрой и мисс Легри рассмеялись, и я тоже заставила себя похихикать из вежливости.
– Проводить тебя на первый урок, Розалинда?
– Нет, спасибо, я сама справлюсь, – сказала я, но мистер Гиллрой одной золотой рукой взял меня за плечо, а второй вырвал у меня из пальцев расписание. – Так-так, первым уроком у тебя социальная психология! Кажется, это у нас совсем рядом.
В это время почти все ученики галопом неслись по коридорам, чтобы не опоздать на свои занятия, но при виде меня и мистера Гиллроя застывали, словно налетев на кирпичную стену. Если у кого-то еще оставались сомнения в том, кто я такая, то присутствие мистера Гиллроя расставило все точки над «и». Все провожали меня взглядами, я шагала по коридору, создавая вокруг себя застывшее море любопытства. Я слышала, как ученики перешептываются у меня за спиной. «Так это и есть Спящая красавица?», «Жжешь, ничего себе красавица!», «Я слышала, она нарочно погружала себя в стазис, чтобы продлить жизнь!», «А мне кажется, она ненастоящая! Юни просто понадобилось подставное лицо, вот и все», «Вы только поглядите, как она семенит рядом с Гиллроем! Вот подлиза!», «Марионетка девиантная!» Я шла, опустив голову, не в силах встретиться взглядом с теми, кто меня рассматривал. Гиллрой, ничего не замечая, уверенно рассекал толпу.
– Вот и пришли, – объявил он. – Кабинет 207. Хочешь, я переговорю с преподавателем и найду тебе место в классе?
– Нет, спасибо, все нормально, – начала было я, но Гиллрой уже прямиком направился к учительнице, и его золотистое лицо просияло от усердия.
– Это Розалинда Фитцрой! Надеюсь, вас уже проинформировали о том, что ей требуется особое отношение? – спросил он, не делая ни малейшей попытки понизить голос.
Я залилась краской и безуспешно попыталась спрятать лицо за волосами. В такие моменты, как этот, я мучительно жалела, что родилась светлокожей блондинкой, обреченной при любом замешательстве становиться пунцовой, как роза, в честь которой меня назвали. У меня всегда была очень прозрачная кожа, и я постоянно то краснела, то бледнела. Папа называл меня своей «маленькой розой». Ученики, уже занявшие свои места, во все глаза смотрели на меня – кто с удивлением, кто с неприкрытым любопытством, а кто и с откровенным отвращением. Мне захотелось выбежать из класса и вернуться сюда с другой группой.
Когда мистер Гиллрой наконец убрался (прихватив с собой копию моего расписания), миссис Уиби, преподавательница психологии, указала мне на место в первом ряду. К счастью, оно находилось в самом левом углу, так что я не чувствовала на себе сверлящих взглядов.
Из урока я не поняла ни слова. Если бы кто-нибудь поинтересовался моим мнением, я попросила бы записать меня на повторные курсы всех предметов и передать в руки десятку репетиторов. Но это, наверное, было бы слишком сложно. Даже если доктор Биджа нашла время переговорить со школьным психологом, как она собиралась, то ее рекомендации были благополучно проигнорированы. Но это меня уже не касалось.
Вместо того чтобы слушать совершенно непонятную лекцию, я стала рисовать пейзаж в своем ноутскрине. Я хотела зарисовать один из своих стазисных снов, со скрюченными деревьями и тающими линиями горизонта, но ноутскрин слишком сильно отличался от обычного альбома. Несмотря на использование палитр с тысячами разных оттенков, рисунок все равно не казался мне настоящим.
Когда звуковой сигнал объявил об окончании урока, я прилежно скопировала домашнее задание, которое миссис Уиби распечатала для нас на настенном экране, хотя я прекрасно понимала, что вряд ли смогу далеко продвинуться в его выполнении.
На английском мы должны были изучать писателей начала века, которых мистер Гиллрой считал достаточно древними для меня. Я не посмела сказать учителю, что никогда не слышала и половины имен этих почтенных людей и не прочитала ни единой книги по программе. Скорее всего произведения авторов, которых тут считали классиками, в свое время прошли не замеченными для публики.
Китайский язык оказался для меня все равно что греческая грамота.
Физкультура была как раз перед обедом, и я с ужасом обнаружила, что в программе стоит преодоление полосы препятствий. Я пробежала около двадцати ярдов, прежде чем наш преподаватель, мистер Катц, вывел меня из игры. Я вся тряслась и задыхалась, и меня непременно вырвало бы, останься у меня в желудке хоть что-то после завтрака. Но я съела так мало, что просто нечем было тошнить. Стазисное истощение по-прежнему контролировало большую часть моей психомоторики. Мистер Катц пообещал договориться о том, чтобы меня освободили от зачета по физкультуре.
– Это… не… обязательно, – пропыхтела я.
– Нет. Обязательно, – возразил мистер Катц. – Таков приказ мистера Гиллроя. Я обещал оказывать вам особое внимание.
Это меня окончательно добило. Оказывается, после ухода из класса социальной психологии мистер Гиллрой по очереди обошел всех моих преподавателей, чтобы, бесцеремонно прервав занятия, проинформировать их об особом отношении, которого я заслуживаю. Если большая часть школы еще не была настроена против меня, то мистер Гиллрой с успехом исправил это упущение. Нужно будет спросить миссис Биджа, нельзя ли сделать так, чтобы занятия физиотерапией засчитывались мне вместо физкультуры. Я могу делать предписанные мне упражнения, пока все остальные плавают и бросают мячи в корзину.
Когда меня наконец-то отпустили, я помчалась в кафетерий, надеясь поскорее разыскать там Брэна. Но количество и многообразие учеников оглушило меня. Разыскать одного смуглого парня и двухтысячной толпе учеников, цвет кожи которых варьировался от розового до кофейного, было практически невыполнимой задачей. Я встала в очередь и принялась аккуратно накладывать себе стандартную еду.
Не успела я выйти из очереди, как ко мне сразу же подошел очень хорошо одетый парень, похожий на азиатскую копию мистера Гиллроя.
– Значит, ты и есть загадочная Спящая красавица, – льстиво воскликнул он. – Меня зовут Сунь Линь. Очень приятно познакомиться. – Судя по его тону, все обстояло совсем наоборот. Тем не менее он протянул мне мягкую ладонь для приветствия. Я не смогла придумать, как пожать ее, чтобы не выронить либо поднос, либо ноутскрин, поэтому оставила протянутую руку висеть в воздухе. Но Сунь Линь не обратил внимания на мое пренебрежение. – Не хочешь сесть с нами?
За его спиной тихонько хихикала большая группка парней и девушек. Большинство из них выглядели старше меня. Я не знала, над чем они смеются, но мне стало не по себе от их взглядов.
– Роуз!
Мое имя прорезало гул кафетерия, и я обернулась в сторону брошенного мне спасательного круга. Рука Брэна взметнулась над головами учеников, и я с облегчением вздохнула.
– Меня ждут друзья, – сказала я Сунь Линю.
Он посмотрел на Брэна, и его черные глаза стали похожи на два кинжала.
– Уже лебезишь перед шишками? Что ж, этого следовало ожидать, – процедил Сунь Линь, поворачиваясь ко мне спиной.
Я судорожно сглотнула, почувствовав облегчение с примесью растерянности. Что он имел в виду? Что это значит – лебезить перед шишками?
Брэн занял мне место напротив своего столика. Когда я подошла, он убрал со стула свой ноутскрин и кивнул мне. Если в этой школе и было что-то хорошее, то это дизайн. Стулья здесь были из желтого дерева с подушками из красной искусственной кожи. Казалось, что сидишь в дорогом ресторане, а не в школьной столовой.
– Спасибо, – сказала я, садясь на свое место.
– Не за что, – скороговоркой ответил Брэн и указал на ребят, сидевших вокруг его стола. – это Молли, Анастасия, Джемаль, Вильгельм, Набики и Отто. А это Роуз.
Все они смотрели на меня скорее с изумлением, чем с неприязнью.
– Привет, – сказали они почти хором.
Я тихо сидела за своим столом, ковыряя вилкой еду. Я все еще не могла съесть ни куска без тошноты и рези в желудке. Доктор сказал, что должно пройти несколько лет, прежде чем я смогу нормально питаться. Когда я проглотила несколько крошек, Брэн откашлялся.
– Как прошел день?
– Нормально, – пожала плечами я.
– Я видел, тебя атаковали шакалы, – продолжал он.
– Шакалы?
– Ну да, Сунь и его дружки. Шайка девиантов. Они здесь маргиналы. Их держат только из-за хороших отметок, но у них не хватает способностей заработать на стипендию. Их родители лезут из штанов, чтобы казаться богатыми, а детки стараются подцепить на крючок реально богатых ребят, чтобы потом выклянчивать у них подарки. Прости, что не предупредил тебя о них сегодня утром.
– Все в порядке, – прошептала я.
– Нет, не в порядке, но я подумал, что они вряд ли к тебе припиявятся. Мы с ними в разных классах. Выходит, я недооценил твою известность.
– Я ничем не примечательна, – покачала головой я.
– Нет, я не имею в виду, что ты школьный кумир или что-то вроде того, но абсолютно все знают, кто ты такая.
Я вздохнула, не в силах больше смотреть на свой практически нетронутый поднос. Меня снова затошнило.
– Брэн? Сунь сказал мне… что я уже начала лебезить перед шишками. Что это значит?
Брэн хмуро усмехнулся:
– Мой дедушка стоит всего на одну ступень ниже, чем Гиллрой. Исполнительный директор, конечно, не президент, но это реально очень крупная фигура. Мой отец входит в правление и находится четырьмя ступенями ниже, а мама – научный руководитель Центрального графического отдела. – Он стал по очереди кивать на остальных ребят. – Отец Набики – основатель и руководитель Нейро-лингвистического отдела исследований…
– Моя мать – вице-президент Департамента научных исследований и инженерной психологии, – вставил Вильгельм, говоривший с отчетливым немецким акцентом.
– А мои родители возглавляют Группу контроля биохимического качества сельского хозяйства на Титане, – сообщила Анастасия. Кажется, она была русской, и я с трудом понимала ее произношение.
– А родители Джемаля владеют половиной планеты Европа, – воскликнула Молли.
Джемаль запрокинул черноволосую голову и расхохотался.
– Всего третью, – поправил он.
– А ты? – спросила я у Молли.
– Я? – Она очаровательно улыбнулась, сияя веснушками. – Я стипендиатка. Мои родители одни из первых колонистов на Каллисто, потому там я практически особа королевской крови. Но на Земле мой царственный статус не стоит даже приглашения на приличный ужин!
– Не верь ей, – усмехнулся Брэн. – Наша Молли – гений в фундаментальной экономике. Помяни мое слово, она перевернет всю экономическую систему нашей планеты, как только закончит колледж. Мой дедушка уже сейчас хочет приглашать ее на заседания правления.
Я почувствовала себя неуютно.
– А мне совсем нечем похвастаться, – еле слышно прошептала я.
Джемаль и Вильгельм расхохотались. Зубы Джемаля сверкали, словно жемчужины на смуглом лице. Вильгельм был высоким, как человек-сора, поэтому ему пришлось наклониться, чтобы заглянуть мне в лицо.
– Ты владеешь всеми нами, либхен, – сказал он.
Я почувствовала, что снова заливаюсь краской, но все равно пролепетала:
– Нет, не владею.
– Но вполне можешь, – уточнил Джемаль. – В особенности… – Но я так и не узнала, что он хотел сказать, потому что Набики ударила его локтем в ребра. Я украдкой покосилась на единственного члена компании, до сих пор не принимавшего участия в разговоре, и перебрала в памяти имена, перечисленные Брэном. Отто! Да, точно.
Я никак не могла разглядеть лица Отто. У него были длинные растрепанные черные волосы, которые он не зачесывал назад, как другие ребята. И он не поднимал глаз от тарелки, наполненной сырыми овощами и фруктами.
– А кто родители Отто?
Повисло неловкое молчание. Я не понимала, в чем дело, ровно до тех пор, пока Отто не посмотрел на меня. Тогда я оцепенела. До сих пор я думала, что он азиат или кавказец, но он не был ни тем, ни другим. У него были желтые глаза и практически голубая кожа. При этом прямой нос и резкие черты лица делали его удивительно похожим на индейца. Вот только раскраска у него была явно не индейская.
– Отто не разговаривает, – сказала Набики, улыбаясь Отто, чье лицо оставалось совершенно непроницаемым. Набики дотронулась до его плеча таким жестом, по которому я сразу догадалась, что их отношения были не вполне платоническими. – В общем, ему это не нужно.
– Ч-что он такое? – Еще не договорив, я поняла, что сказала ужасную грубость, но это вырвалось не нарочно. Просто я испугалась.
– Генетическая модификация на базе чужеродной ДНК, обнаруженной на Европе, – объяснила Анастасия. – Строго говоря, он твоя собственность. Как и технология его создания.
До меня не сразу дошел смысл ее слов. Анастасия говорила с очень сильным акцентом и совершенно невероятные вещи.
