Текст книги "Долгий, долгий сон"

Автор книги: Анна Шихан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Глава 26

У меня не было времени отреагировать. Меня остановили дважды – сначала тело Отто, загородившее меня от Пластина, а потом его сознание, обрушившее на меня бурный поток охранительной паники.

Я чувствовала сразу несколько течений мыслей Отто. Он лихорадочно сортировал все, что я знала о Пластине. Он уже знал, что это чудовище методично и не чувствует боли, но при этом его легко отвлечь. Я даже уловила очень отчетливую мысль: «Гори ты, тут нет красок!» и увидела, как Отто обшаривает взглядом комнату в поисках какого-нибудь подходящего оружия. Потом он с силой нагнул мою голову вниз. «Затихни, ни звука! Он может использовать образец твоего голоса для подтверждения идентичности. Если он решит, что это не ты, то может уйти. Я попробую отвлечь его, а ты ползи к двери».

Прежде чем я успела напомнить ему о том, что случилось с Гиллроем, Отто бросился бежать, держась ближе к углам комнаты, чтобы не попасть в поле зрения Пластина. Когда я ползком забралась за кресло, Отто незаметно выдвинул журнальный столик, поставив его между мной и Пластином. Но мой убийца просто прошел по столу, разбив его в щепки, и схватил меня за щиколотки.

Я с визгом забилась за второе кресло. Пластин одним ударом расколол его над моей головой. Клочья обивки разлетелись во все стороны, подушка пролетела через комнату. Я перекатилась на бок, мое истощенное стазисом сердце протестующе затрепыхалось от напряжения. Я не могла отдышаться, но сумела кое-как встать на ноги. Пластин по-прежнему стоял между мною и дверью. Я оказалась в западне.

Тогда я попыталась спрятаться за мебелью и краем глаза заметила Отто. Он поднял что-то с пола – это оказалась подушка от уничтоженного кресла. Отто быстро разорвал ее и вытащил подкладку. Потом сгруппировался, как кошка, и прыгнул на спину Пластину. В следующий миг голова и плечи Пластина скрылись в чехле от кресельной подушки, а Отто посмотрел на меня и кивнул в сторону двери.

Мне не нужно было повторять дважды. С колотящимся в горле сердцем я промчалась мимо своего временно ослепшего убийцы. И на бегу заметила, как его пластифицированная рука дотянулась до Отто!

Я была уже возле двери, когда услышала хруст. У меня оборвалось сердце. Я обернулась как раз в тот миг, когда раздался крик. Никогда в жизни я не слышала более ужасного крика. Представьте себе человеческий вопль, но не на человеческом языке. Однажды я слышала, как кричит кролик, пойманный собакой, – это было на одном из выездных благотворительных банкетов, куда я отправилась с мамой. Тогда у меня кровь застыла в жилах. Но крик боли, вырвавшийся у Отто, был в тысячи раз страшнее. Затем раздался звук разрываемой ткани – это Пластин сорвал с головы чехол, а вместе с ним и Отто. Мой друг с размаху ударился о стену, изогнув руку под неестественным углом, а потом сполз вниз и затих на полу слабо шевелящейся кучей. Но при этом он по-прежнему находился между мной и Пластином!

Я не могла этого допустить. Ужасный конец Гиллроя доказывал, что Пластин физически устраняет любые препятствия. Когда он наклонился и схватил Отто за рубашку, я бросилась вперед и протиснулась между ними.

Как только сияющие глаза Пластина остановились на моем лице, он тут же разжал руку и выпустил Отто. Тот свалился на пол со стуком, отдавшимся болью у меня в голове. Пластин схватил меня за руку.

– Розалинда Саманта Фитцрой, – повторил он. – Пожалуйста, сохраняй неподвижность для сканирования сетчатки.

Я застыла, позволив ему впиться в мои глаза своим сияющим мертвым взглядом.

– Идентификация подтверждена.

С этими словами он поднял контрольный ошейник и надел его мне на шею. Я не сопротивлялась.

С нечеловеческим визгом Отто поднялся с пола и попытался здоровой рукой сорвать с меня ошейник, пока Пластин не защелкнул его. Пластин поднял руку, чтобы с убийственной силой отшвырнуть его прочь, но моя рука оказалась проворнее.

Я совершила намеренную жестокость. Я собрала всю самую черную, самую глубокую боль, которую чувствовала в своем теле, самые темные и самые колючие уголки своей души, добавила к этому агонию и мучительные воспоминания о выходе из стазиса, и с такой силой швырнула всем этим в Отто, что тот захрипел. Он инстинктивно отшатнулся от меня, и этого мгновения хватило, чтобы Пластин с последним неумолимым щелчком застегнул на мне ошейник.

Первые секунды оказались ужасны. Все мое сознание корчилось в панике. Это было все равно что входить в стазис без успокоительных препаратов. Тело отказалось повиноваться. Все мои системы отныне зависели от электродов, внедренных в мой мозг. На какую-то долю секунды все остановилось, и в эту секунду я была мертва. Потом все запустилось снова, только странно, как будто не по-настоящему. Мое сердце рывком вернулось к жизни, легкие жадно растянулись, требуя воздуха, а мускулы сначала сжались, а потом расслабились – это Пластин настроил свои процессоры на работу моего организма. Контрольный ошейник был подсоединен к нему напрямую.

Завершив первую фазу программирования, Пластин приступил ко второму этапу.

Мои ноги автоматически пришли в движение, когда приказы пластифицированных процессоров полились в мой мозг через Сеть. Я не могла повернуть голову, чтобы посмотреть, в порядке ли Отто. Я даже думать не могла. В первые мгновения я могла только повиноваться, не обращая внимания на боль во всем теле. Пластин двигал моими ногами, заставлял мои легкие дышать и даже продолжал поддерживать рефлекторный ритм моего сердца. Но он не знал, как лучше сокращать мои мышцы, поэтому я постоянно спотыкалась. Он не знал ритма моего тела, потому мое сердце билось неровно. Каждое дыхание обжигало меня болью, потому что он втягивал в мои легкие слишком много воздуха, а потом с излишней силой выталкивал его наружу.

Мы шли через кампус. Пластин не принял в расчет работу слезных желез и протоков, поэтому глаза у меня так пересохли и болели, что я не могла моргать. Несмотря на это, я кое-как видела. Пластин шел к глиссеру. И не к обычному глиссеру, а к роскошной воздушной яхте Гиллроя.

Дверь в нее была открыта, и Пластин забрался внутрь. Мое тело насильно согнулось и полезло следом. Но когда я взялась за дверь, чье-то тело с размаху ударилось в меня с такой силой, что наверняка остались синяки. Я с ужасом узнала Брэна. Я не видела, как он подбежал. Ну, конечно, ведь я теперь смотрела глазами Пластина и видела только то, на что он мне указывал.

Брэн пытался сорвать ошейник с моей шеи. Пластин обернулся. «Нет! – подумала я. – Нет, Брэн, беги! Беги! Беги, беги, беги, беги!» Мое тело продолжало послушно лезть в яхту, но когда Пластин пригнул мне голову, электроды на какую-то долю секунды потеряли контакт с моим мозгом. И я смогла закричать вслух. Всего одно слово, но этого было достаточно.

– Беги!

Брэн меня услышал. Вопреки моим ожиданиям, он послушался. Прежде чем Пластин успел распознать в нем помеху, а следовательно, цель, Брэн упал на землю и закатился под яхту.

Целую вечность длиной в долю секунды Пластин топтался у двери яхты, перебирая варианты действий в своей программе. Но поскольку помеха исчезла, он в конце концов забрался в яхту, и мы тронулись. Мне очень хотелось повернуться и посмотреть, как там Брэн, но мое тело полностью подчинялось Пластину.

И все-таки это было очень сложное тело. Сотни различных автономных функций и тысячи нервов отвечали за мою моторику. В моей естественной программе было столько различных систем, что Пластину приходилось постоянно поддерживать на пределе свои ограниченные возможности. Это замедляло его действия.

Замедляло настолько, что я получила возможность освоиться. Первым делом я попыталась выяснить, какая часть сознания все еще принадлежит мне. Если я до сих пор могла испытывать боль, то значит, могла и думать. Отто знал этот секрет. Его воздействие на электроимпульсы моего мозга было очень бережным, осторожным и легко устранимым. Наверное, если бы я захотела, то могла бы запросто прогнать Отто из своего сознания. Импульсы ошейника грубо и бесцеремонно контролировали мое сознание, полностью подчиняя все мои моторные функции. Я не могла даже глазами пошевелить. Не могла самостоятельно дышать, хотя моя дыхательная система отказывалась работать в навязанном ритме и весь организм корчился от недостатка кислорода.

Но высшие функции мозга все еще подчинялись мне.

Более того, я была не совсем одна. Так как и с Отто, я ощущала присутствие Пластина в моем сознании. Он подключился к моим системам, но ведь и я, сама того не сознавая, была подключена к нему! Контроль полностью принадлежал ему. Но мои мысли могли направиться туда, куда я пожелаю.

Как только мне удалось дистанцироваться от терзающей тело боли, гулкое присутствие чужака в моем мозгу стало почти осязаемым. Боль маскировала его. В моем мозгу бушевал оглушительный поток информации, слишком огромный для моих органических процессоров. Возможно, у меня получилось бы, если бы я могла зажмуриться и отвернуться. Но информация бурлила внутри меня, поэтому это было невозможно. Я запаниковала. Похоже, мне был предоставлен выбор между болью и безумием. Но внезапно поток информации милосердно замедлил свой бег, и я отчетливо увидела слова:

ИНФОРМАЦИОННЫЙ ПОТОК 197 СКАНИРОВАНИЕ.

ПРИНЦИПАЛ НЕДОСТУПЕН.

Что? Что это значило?

НАЧАТЬ СКАНИРОВАНИЕ 198: ЗАПУСТИТЬ.

Новая вереница неразборчивой информации хлынула через мое сознание. Но на этот раз я сумела кое-что разглядеть. Во-первых, я вдруг отчетливо поняла, что Пластин что-то ищет в Сети. Как только я осознала, что колоссальный поток данных поступал из Сети, а не от самого Пластина, мне стало гораздо проще дистанцироваться от самой информации и сосредоточиться на программе Пластина.

Сначала я смогла уловить совсем немного:

СКАНИРОВАНИЕ… СКАНИРОВАНИЕ… СКАНИРОВАНИЕ…

ИНФОРМАЦИОННЫЙ ПОТОК 198 СКАНИРОВАНИЕ.

ПРИНЦИПАЛ НЕДОСТУПЕН.

Я решила отталкиваться от загадочного слова «принципал». Оно отыскалось в программе Пластина, в подфайле, присоединенном к слову. ПРИНЦИПАЛ: ОСНОВНАЯ ОПЕРАЦИЯ.Должно быть, это и есть тот, кто его послал! Первый файл, присоединенный к основной операции, был образцом сетчатки, и это мне ровным счетом ничего не говорило. Второй файл оказался программой распознавания голоса, но там не было ничего, кроме образцов звуковых волн. Третий был именем: МАРК ЭНДРЮ ФИТЦРОЙ.

Папа.

Все функции, которые могли бы позволить мне побледнеть, зарыдать, заорать или стошнить, надежно контролировались Пластином, поэтому я лишь почувствовала, как это имя прожгло мне мозг. Все сходилось.

Мои мама и папа были очень высокопоставленными и известными людьми. Они с раннего детства запугивали меня жуткими историями о похитителях детей, которые могут выкрасть меня и держать в заложницах, чтобы причинить боль моим родителям. Я принимала эти предостережения близко к сердцу и до смерти боялась сделать хоть шаг в сторону от маршрута, предписанного мамой с папой. Из дома в школу, из школы домой, ни ногой из комплекса Юникорн, и никогда в жизни за пределы Юнирайона. Если я когда-то выходила за эти границы, то только с мамой или папой.

Если бы я все-таки стала жертвой похитителей, этот ходячий пластифицированный кошмар должен был спасти меня и доставить обратно. В этом случае Пластин был запрограммирован вывести из строя или уничтожить моих похитителей, вот почему Гиллрой погиб, а Отто, Брэн и Завьер едва не стали жертвами освободителя.

Жутко, да. Печально, но… целесообразно. Потому что всегда существовал вариант, что меня никто не похищал. Предположим, что я сама сбежала.

Допустим, хотя бы гипотетически, что эта идеальная, очаровательная маленькая дочурка вдруг решит, что больше не хочет жить с мамой и папой. Что им делать в этом случае? Разрешить невоспитанному ребенку уничтожить их репутацию во вселенском обществе? Позволить людям узнать, что я оказалась совсем не таким идеальным пластиковым ангелочком, в которого они пытались меня превратить? Дать мне возможность разболтать все их секреты, выплеснуть в Сеть все их грехи и недостатки, вытряхнуть из шкафов все скелеты и послать их маршировать парадом по главной улице? Нет. Этого ни в коем случае нельзя было допустить.

В таком случае, лучше всего сделать вид, что дитя похищено. Даже если бы я сбежала по своей воле, Пластин не стал бы меня слушать – он не был запрограммирован подчиняться моим приказам. В его программе было четко записано, что всякий, пытающийся его остановить, – сообщник преступника. Поэтому любой, кто захотел бы воспрепятствовать моему возвращению, будь то друг, школьный товарищ или официальное лицо, автоматически становился враждебной целью и выводился из строя. И никаких улик. Никаких отпечатков пальцев. Ничего, что позволило бы связать эти смерти с моими родителями.

ИНФОРМАЦИОННЫЙ ПОТОК 199 СКАНИРОВАНИЕ.

ПРИНЦИПАЛ НЕДОСТУПЕН.

Разумеется, принципал был недоступен. Папа давно умер. Но я не могла объяснить этого Пластину.

Вместо этого я попробовала просмотреть его программу целиком. Сверху значилось: ОСНОВНАЯ КОМАНДА.Очень хорошо, посмотрим. Никаких сюрпризов: ОСНОВНАЯ КОМАНДА: ВЕРНУТЬ ЦЕЛЬПРИНЦИПАЛУ. Я была целью, и меня следовало вернуть папочке.

Но там было нечто другое, отчего у меня, наверное, застыла бы кровь, сохрани мой организм способность реагировать на эмоции . ВТОРИЧНАЯ КОМАНДА, ПРИНЦИПАЛ НЕДОСТУПЕН: УНИЧТОЖИТЬ ЦЕЛЬ.

Это означало убить меня. Если Пластин окончательно убедится в том, что меня невозможно вернуть родителям, он должен был меня уничтожить. Я уже слышала это раньше. Я знала, что Пластин был убийцей. Но меня привело в ужас то, что мои мама и папа готовы были скорее видеть меня мертвой, чем непокорной. Это была не любовь. Это было рабство.

Внезапно я обратила внимание на файл цель. Почему в нем не один подфайл, а несколько?

Самый первый подфайл не вызвал никакого удивления. Снимок сетчатки, образец голоса и мое имя: РОЗАЛИНДА САМАНТА ФИТЦРОЙ.

Но в других двух файлах тоже оказались образцы сетчаток и голосов. И два имени:

СТЕФАНО ЛЮЦИУС ФИТЦРОЙ.

СЕРАФИНА АЛЕКСАНДРА ФИТЦРОЙ.

Оба файла все еще были активны. Значит, обе цели до сих пор не были уничтожены.

Серафина? Сара. Моя маленькая подружка из далекого детства. Что, если она не была дочерью управляющего? Серафина Александра Фитцрой. Она была моей сестрой! Моей старшей сестрой! Я была не одна. У меня была семья. У меня где-то были брат и сестра, возможно, они до сих пор находятся в стазисе, как я до недавнего времени! Я должна была найти их. И внезапно мне стало наплевать, что это невозможно.

Я снова переключилась на Пластина, обыскивавшего Сеть. Он проводил систематическую проверку всех возможных сведений. Несмотря на кажущуюся бесконечность Сети и ее постоянную изменчивость, этот поиск имел свои пределы. Пластин уже несколько раз просеял все информационные потоки, и когда он не сможет найти ни образца сетчатки, ни голосового совпадения, ни недавнего отзыва на имя МАРК ФИТЦРОЙ, настанет время активизировать программу уничтожения. Но куда тогда он меня везет?

Сама постановка вопроса содержала в себе половину ответа. Это же было записано в его программе: ВЕРНУТЬ НА СТАНИЦИЮ. Отлично. И где же находится эта станция? Я просмотрела нужный файл и нашла запись: ГЛОБАЛЬНАЯ ТОЧКА с точным указанием широты и долготы с точностью до пятидесятого знака после запятой. Порывшись еще немного, я нашла фотографию из оперативного отчета. Судя по креслу, это была какая-то зарядная станция. Тогда я вернулась к самому началу и стала искать протокол его передвижений за последние несколько дней.

Пластин оказался беспокойным малым. Я листала протокол назад. Вот Пластин врывается в Юнишколу и выполняет первый пункт своей команды. Стоп. Перед этим он как раз возвращался на станцию на воздушной яхте Гиллроя, но через сеть Юнишколы получил известие о совпадении моей сетчатки.

Ну, конечно! Все дело было в сканировании сетчатки. В памяти Пластина хранился образец моей радужки, и каждый раз, когда я проходила через сканер, он получал по Сети сигнал тревоги. Значит, все это время меня спасал допотопный домашний сканер отпечатков пальцев и то, что я никуда не ходила, кроме школы и кабинета психотерапевта. Если бы Отто решил поговорить со мной в школьном саду, а не в общежитии, мы бы сейчас сидели там, целые и невредимые, и у Отто не была бы сломана рука, а меня не везли бы на уничтожение!

Перед этим Пластин побывал в ЮниБилдинге и убедился, что меня там нет. Оставил после себя искалеченных охранников и горы разбитого стекла. Краем глаза я увидела Ксавьера, кричавшего на кого-то, и у меня оборвалось сердце.

Я поскорее переключилась на путешествие Пластина на Нирвану. И мысленно сжалась при виде ужасной гибели Гиллроя. Никто не заслуживал такой смерти. Дальше шла поездка Пластина на похищенном глайдере, и я снова, только в другом ракурсе, увидела новостную программу о буйстве монстра на дороге, которую мы смотрели вместе с Гиллроем.

Ага, попался! Наконец я нашла протокол о путешествии Пластина через какую-то новую территорию. Что это за сад? Секретный вход? Я не догадалась, что вижу перед собой, пока не узнала чугунные ворота комплекса Юникорн.

Проклятая тварь все это время была у меня под ногами! Я увидела, как Пластин идет через полуподвал мимо моей стазисной капсулы! Значит, он прошел прямо возле меня, когда я спала там после первого нападения.

Секретная дверь… а может, никакая не секретная. Просто забытая. Металлическая панель отодвинулась, и Пластин, задом наперед, вернулся на свою станцию в углу комнаты.

Эта комната показалась мне пугающе знакомой. Я узнала планировку. Папин кабинет в ЮниБилдинг выглядел точно так же – с кучей экранов, подсоединенных к Сети, с огромным столом и роскошным кожаным креслом. Теперь экраны были черными и пыльными, но один-два из них время от времени вспыхивали, давая понять, что ток все еще продолжает судорожно течь по проводам. Кожаное кресло потрескалось от времени, какой-то грызун устроил гнездо в его обивке. Но я все равно знала, что это второй домашний кабинет моего папы. Тот самый, где он планировал все не вполне легальные операции, которые в конечном итоге превратили ЮниКорп в крупнейшую коммерческую компанию в мировой истории.

Я прекратила просмотр. Теперь мне было ясно, куда мы едем. И еще я знала – или думала, что знаю – как положу этому конец. Все зависело от той секунды, когда Пластин поднимет меня на ноги и заставит выйти из яхты. Я хорошо помнила, что единственное мгновение, позволившее мне вернуть контроль над собственным телом, наступило, когда Пластин наклонил мне голову и вывернул шею, чтобы загнать в яхту. Если я смогу воспользоваться долей секунды, в течение которой электроды ошейника частично отсоединяются от моей головы, у меня появится шанс на спасение. Но все зависело от того, закончит Пластин обшаривать Сеть до приезда в Юникорн или нет.

Вся надежда была на то, что мой организм окажется сложнее электроники. И на то, что наноботы, поддерживающие работу моего сердца и почек, замыкают часть его систем. И еще на то, что Пластин тратит большую часть своей мощности на контроль живого человеческого тела. Только в этом случае поиск в Сети займет достаточно много времени. Информация из Сети лилась через его систему, как песок через горловину песочных часов, но оставалась надежда, что песка осталось еще много.

Пластин остановил яхту у комплекса Юникорн и вышел наружу. Мои ноги последовали за ним, руки взлетели вверх, чтобы тело сохранило равновесие, а голова наклонилась, чтобы драгоценная цель могла невредимой выйти из яхты.

Но еще до того как он привел меня в движение, я приказала своей руке подняться. Подняться, гори ты огнем, и схватить меня за шею. Когда я наклонила голову и соединение на миг прервалось, моя рука тут же отреагировала на посланный сигнал. Она взлетела вверх так быстро, словно ее обожгло. Моя правая рука вцепилась в ошейник и…

И мгновение прошло. Я сумела пошевелить рукой, но действовала недостаточно быстро. Вместо того чтобы сорвать ошейник с шеи, я успела только просунуть под него пальцы. Все было бесполезно. Если бы я могла обреченно сгорбиться, я бы непременно сделала это. Но я уже шла. Послушно шагала через гараж, в полуподвал, к своему неминуемому концу. Пальцы застряли под ошейником, и правая рука неуклюже болталась сбоку.

Но что-то изменилось. Я могла шевелиться. Правда, совсем немного. Я могла дернуть ногой, хотя в следующее мгновение она снова следовала приказам Пластина. И еще я могла заскулить от боли за секунду до того, как эта реакция подавлялась. Что это значило?

Я поняла это, когда перегруженная система Пластина наградила меня очередным приступом аритмии. Как только мое сердце пустилось вскачь, пальцы сильнее впились в ошейник. Это был мой пульс! Биение крови под пальцами разомкнуло соединение с ошейником. Меньше чем на миллиметр и на одну секунду. Но и этого могло быть достаточно.

Жаль, что я не могла сморгнуть, чтобы лучше видеть. Все кругом расплывалось перед моими сухими глазами. Но когда мы свернули за угол, я увидела все, что нужно. И то, что нужно. Моя стазисная капсула с блестящим логотипом «Нео-фьюжн», различимым даже сквозь туман.

Собрав последние крупицы оставшегося контроля, я накренила тело влево. До сих пор я шла прямо за Пластином, но теперь медленно, но неуклонно, меняла курс, чтобы врезаться в свою капсулу. Активационный контроль располагался на корпусе слева, возле моего колена. После того как Ксавьер капитально поработал с электроникой моей капсулы, она стала включаться с одного тычка. Если бы мне удалось правильно нацелиться, то я смогла бы активировать механизм при столкновении.

Это был отчаянный план. Если он провалится, я просто уйду в небытие – как и задумали мои родители.

Пластин продолжал шагать вперед, не замечая моего отклонения от курса. Он прошел мимо моей стазисной капсулы. А я не прошла.

С ослепительной вспышкой свежей боли мое правое колено врезалось в металл, и приглушенная музыка полилась над моим роскошным стазисным ложем. Значит, автоматика включилась. Толчок от столкновения с корпусом швырнул мое безвольное тело вперед, и я рухнула ничком на капсулу. Стазисная система немедленно включила основную программу. Сладкий газ хлынул в мои легкие, унося в безмятежный сон. Прозрачная крышка камеры начала автоматически задвигаться. Поскольку я лежала без движения, она начала наползать мне на ноги. Но что еще более важно, она наехала на мою скрюченную руку.

Получив толчок, рука привела в действие пальцы, вцепившиеся в контрольный ошейник. Я заехала себе локтем в ухо, да с такой силой, что чуть не вывернула плечо из сустава, и одновременно сдвинула ошейник.

С чмокающим звуком электроды отлепились от моей головы. Стазисные препараты уже вовсю делали свою работу, и у меня начали слипаться глаза. В прошлой жизни я всегда пыталась ухватиться за мелькающие стазисные сны. Но сейчас я боролась с ними, я гнала прочь умиротворяющие штормовые бури воображения, заставляя себя смотреть не на яркие краски снов, а на синевато-серую обыденность полуподвала. Боль в ушибленном колене, плече и горящих сухих глазах стала моим союзником и помогла мне оторваться от капсулы. Электроника тоненько запищала, объявляя о сбое в системе. Стеклянная крышка начала медленно возвращаться на свое место.

Я получила достаточную дозу препаратов, чтобы не испугаться Пластина, который уже обернулся, осознав неожиданное нарушение запрограммированного алгоритма. Он застыл, возвращая все системы в исходное положение. Я знала, что как только программа найдет точку сбоя, он немедленно бросится в погоню за мной. Наверное, я могла бы кинуться наутек, но вряд ли успела бы далеко уйти. Боль сводила меня с ума, а наноботы полностью отключились, поэтому Пластин без труда настиг бы меня на полпути к лифту. Но бегство было не единственным способом спасения.

Отсутствие страха всегда было для меня умиротворяющей формой ясности. Наверное, именно поэтому я так часто цеплялась за стазис, даже когда в этом не было необходимости. Вот и сейчас стазисная ясность помогла мне увидеть единственный способ победить бессердечного пластикового монстра.

Огонь!

Я с размаху воткнула жесткий край своего контрольного ошейника в нежный розовый шелк, которым была выстлана моя капсула. Острые электроды зацепились за ткань, а крепкие края ошейника вырвали целые куски набивки. Я знала, что ищу, и знала, где искать.

Рукой, облепленной обрывками тонкого шелка, я лихорадочно рылась в капсуле в поисках места подсоединения аккумулятора «Нео-фьюжн», питавшего мою камеру. Нащупав защитную панель, я оторвала ее и нашла то, что искала. Аккумулятор «Нео-фьюжн», большая цилиндрическая батарея длиной в мое предплечье и толщиной с мою голову. Только бушевавший в крови адреналин дал мне силы вырвать ее из гнезда. Это было тяжело, но я справилась.

Моя стазисная капсула сердито взвыла и умерла, светящиеся индикаторы и распылители препаратов моргнули и погасли. Пластин снова пришел в движение, он был уже в пяти метрах от меня. Я встряхнула батарею с огромным логотипом «ЮниКорп», поменяв ее естественную полярность. И мысленно послала к черту своего отца за то, что он заставил меня поверить в свою тупость. Да я могу запросто управлять ЮниКорп! Смогла же я разобраться в самом главном продукте корпорации, правильно? Запомнила, что аккумуляторы «Нео-фьюжн» нельзя использовать в глиссерах и любых средствах передвижения, поскольку они взрываются при столкновении!

Совсем как я.

Я швырнула в Пластина аккумулятором, надеясь, что он взорвется от удара. Но Пластин легко поймал батарею в воздухе, и у меня упало сердце. Тогда я плюхнулась в свою отключенную капсулу, надеясь, что остатки стазисных препаратов позволят мне уйти без страха. Я была мертва. Прощай, Ксавьер. Прощайте, Брэн, Отто, Мина, солнце, луна, звезды, любовь, боль, сожаление, счастье, искусство, красота.

Но я забыла о чудовищной силе Пластина и о его программе. Останови все, что пытается помешать возвращению цели. Одним молниеносным движением рук Пластин разбил оболочку аккумулятора, и необузданная стихия вырвалась на свободу.

У меня хватило ума протянуть руку к крышке капсулы и дернуть ее на себя, чтобы закрыть над головой. Но я слегка опоздала. Первая волна жара обожгла меня болью, и все мое тело стало красным, как от солнечного ожога. На кончиках пальцев, которыми я цеплялась за обшивку, мгновенно вздулись волдыри. Но сама капсула была спроектирована так, чтобы выдержать и пожары, и путешествие в глубоком космосе, и даже ядерный удар. Что для нее какой-то слабенький взрыв «Нео-фьюжн»!

Я зажмурилась, чтобы пересидеть в темноте самое страшное. Когда я снова открыла глаза, все было залито мерцающим светом, и я осмелилась поднять глаза и посмотреть через колпак из «неогласса». Бешеная вспышка уже угасла – она длилась всего несколько секунд после разрыва оболочки аккумулятора – но этих секунд оказалось достаточно, чтобы Пластин загорелся.

Мой убийца плавился на глазах, языки пламени плясали по его пластиковому телу, но при этом он продолжал неспешно приближаться к моей капсуле. Его программа не умела распознавать боль. Он продолжал гореть, огонь уже лизал потолок полуподвала. Пожарная сигнализация сработала моментально, но первая вспышка жара оказалась настолько сильна, что вывела из строя потолочную систему огнеподавления. Стеллажи, забитые старым барахлом, пылали за спиной Пластина и вокруг него. Вот одна его нога подогнулась и растеклась лужей на полу. Рука оплывала, как свеча.

Сдвинув крышку капсулы, я молча смотрела, как мой смертельный враг, орудие моего отца, превращается в пылающую лужу. Голова его была объята пламенем, половина лица расплавилась, и я услышала его последние слова, искаженные растекшимся пластиком. «Миссия прервана. Отчет о повреждении… 11 процентов… мощности… 10 процентов… 6… про…» А потом голос расплавился вместе со всем остальным.

Я хотела бы почувствовать радость победы. Но чувствовала только безмерную усталость.

И тут, с большим опозданием, включилась резервная система подавления огня, и на меня обрушился целый ливень воды. Не знаю, почему это так меня рассмешило. Холодная влага успокоила боль от ожогов. Я запрокинула лицо и подняла руки. Я была жива – несмотря на все опасности. Последний инструмент родительского контроля плавился у моих ног, запутавшись в колючей сети шипов, через которые не смог пробиться. Я была розой. Я была дикой розой. И колючим терновником.