Текст книги "Мои семейные обстоятельства (СИ)"
Автор книги: Анна Лерой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
9. Понятие защиты
В Феникс я добираюсь с закатом. Сначала долго жду трамвай, а это достаточно утомительно после всегда доступного транспорта в Викке. Потом вагончик, покачиваясь, проносит меня по пригороду. Наконец, в поле моего зрения вырастает белая стена – ослепительная на солнце и монументальная в своем величии. Когда-то она охраняла город от вторженцев, сейчас же отчерчивает центральный район от остальных. Все-таки, будучи столицей, за эти века Феникс порядком разросся.
Мой транспорт не следует в сторону широкой арки, поэтому я спрыгиваю, как только проем двери оказывается напротив платформы остановки. Вблизи арки слишком много прохожих: и возвращающихся с работы горожан, которые спешат к остановке по ту сторону ворот, и туристов, приехавших посмотреть на одно из чудес земель Флеймов. Других таких древних стен, местами переходящих в скалы, нет ни в каком другом городе.
Я проскальзываю мимо почетного караула, который расположился там, где когда-то плотно смыкались створки тяжелых врат. Их и сейчас можно сомкнуть. Размышляя о прошлом, я как раз переступаю колеи, по которым тяжелые плиты металла и камня съезжаются. Это и есть основная причина, почему маршруты общественного транспорта не проходят под аркой.
Город внутри этих белых стен отличается от той части, которая уже промелькнула у меня перед глазами. Кое-какие улочки здесь дышат стариной, а домики полностью утопают в темной, часто пожухлой зелени. Вот виднеются стройные ведьминские башни, на горизонте маячит грандиозный дворец дяди, а в следующий миг я проезжаю мимо классического детища современности – сплава стекла и бетона. Но, несмотря на это многообразие, все здания объединяет одно – цвет. Каждое строение в центральной части Феникса – белого или бежевого цвета. Оттенков море, но смысл один. Я въезжаю в абсолютно светлый город, в центре которого виднеется лепесток пламени – дворец оберега Флеймов.
Главная улица остается далеко за моей спиной, остановка с толпой пассажиров тоже. Три поворота направо, резво пересечь оживленный перекресток – и я останавливаюсь перед скромным зданием из белого выщербленного ветрами и дождями кирпича. На светлых стенах выцветшие вывески, окна так давно не мыты, что виден налет соли. Откидываю упавшую на глаза взъерошенную морским ветром челку и решительно дергаю дверь на себя. Она скрипит, сопротивляется, но впускает меня внутрь.
⁂
– Лайм, предки возьми тебя за душу! Мне мерещится, или это и правда ты?
В скромном здании дюжина и больше контор. Я как раз проскользнула по лестнице на самый верх и, уже не таясь, зашла в ту, что расположена на последнем этаже в самом конце коридора.
– Рем, день добрый, – улыбаюсь, сбрасываю вещи на видавший и лучшие дни диванчик и оглядываюсь. Все те же стены, увешанные дипломами и вырезками из газет. Все те же шкафы, забитые книгами и журналами. Даже запах одеколона, кажется, сохранился. Однако в кабинете очевидны и следы запустения. Не завален, как когда-то, бумагами стол. Не пахнет дорогим кофе. В вазочке под видом угощения для клиентов слипаются дешевые карамельки, неудачно заменившие кусочки арельского черного шоколада в блестящей фольге. Так странно, ведь Рем всегда был подающим надежды юристом. Чтобы попасть к нему на прием, клиенты выстаивали очереди. Но, по всей видимости, последний год изменил все вокруг.
– Кому как, – отвечает Рем – Реман Йохан Верс, независимый юрист, частный детектив, мой приятель и самый верный друг моего старшего брата. По крайней мере, он им был.
– Что произошло? – я не могу сдержать порыва и не спросить. Впиваюсь глазами в деловито поправляющего лацканы пиджака Рема.
– Хм-м… – друг задумывается, будто припоминая что-то, медлит, бесит меня. – Из последнего могу только рассказать про регату на рыбацких лодках и происшествие с оберегом Фьюринов. Наши соседи вне себя от горя. Но тебя ведь не это интересует?
Я поджимаю губы и теперь смотрю на него весьма многозначительно, слегка приподняв левую бровь. Рем не отводит взгляд, твердо отталкивая меня. Некоторое время мы играем в гляделки. Увы, я сдаюсь первой: прикрываю глаза, прижимаю пальцы к ноющим векам, на ощупь нахожу кресло и падаю в него. Моя рука машинально тянется к вазочке со сластями, замирает на секунду, все же карамелька – не то, чего сейчас хочется, но берет конфетку. На вкус она вкуснее, чем кажется по обертке. Все это занимает ни много, ни мало – целых полминуты. Именно столько мне нужно, чтобы сохранить лицо. Рем из тех людей, перед которыми не стыдно и расплакаться, но сейчас не время показывать свои слезы.
– Итак, вернемся к вопросу, с которым ты ко мне пришла, – Реман не спешит оборачиваться, дает мне время привести себя в порядок. Он знает не понаслышке, что такое чувство собственного достоинства. Я касаюсь салфеткой уголков глаз, делаю несколько глубоких вдохов и, наконец, прихожу в себя. Меня бесит моя слабость, но еще больше удивляет позиция Рема… Таким отстраненным и сухим приятель не был никогда. Что же произошло?
– Это была очень странная смерть, – медленно произносит Реман.
– Что в ней было странного?
Но мой вопрос он обходит стороной:
– Даже если бы я знал подробности, я бы тебе не рассказал их…
Я стискиваю пальцы на обивке кресла, но жду. Рем никогда не бросает фраз на ветер, не останавливается на середине пути и говорит то, что хотел сказать, полностью. Иначе он бы вообще не раскрыл рта.
– На похоронах рыдал весь город, точнее, горожане и приезжие. А вот знать и высшие чины вместо проводов твоего брата решали такие важные вопросы и открывали такие секреты, что не то что прессу не пустили внутрь комнаты для совещаний, даже секретарь был избран из числа допущенных внутрь… А само расследование несчастного случая, как окрестили смерть Амира, зашло в тупик, было закрыто, опечатано и отдано в архив раньше, чем я смог добиться доступа к бумагам и свидетельствам.
– Ничего страшного, я добуду их тебе из архива, – медитативное перекатывание карамельки на языке быстро возвращает мне уверенность в своих силах. С поддержкой Рема вывести на чистую воду того же дядю не составит труда. Хотя нет, кому я вру? Конечно, это будет нелегко и очень горько. Мне придется делать то, к чему я испытываю стойкую ненависть: лгать, давить и сталкивать противников лбами. Возможно, даже взять на себя управление землями, далее влезть в еще большие долги перед соседями или же спровоцировать новый кризис нашей и так шаткой экономики. Но дела здесь давно идут не самым лучшим образом. Так что вряд ли мое сражение с дядей хоть как-то изменит ситуацию в народе. Но мою судьбу это изменит точно.
– Напиши мне, какие документы тебе нужны. Нам к тому же надо обговорить дальнейшие действия. И мне понадобятся твои комментарии касательно тех, кто занял места в новом правительстве, – я потираю лоб. Политика – не самое мое сильное место, но сейчас надо взять себя в руки.
– Не лезь в это дело, Лайм, – произносит Рем. И вначале я просто не могу поверить собственным ушам.
– Ты один не справишься… – машинально отвечаю, но друг лишь качает головой.
– Я не собираюсь этого делать и тебе не рекомендую. Не стоит.
– Что ты имеешь в виду? – перед глазами белеет, а звукам будто приходится просачиваться сквозь плотную ткань.
– Амир уже похоронен, Лайм. Он мертв. Этого факта ты не изменишь. Случайной была его смерть или нет, – Рем разводит руками, но в его голосе нет ни намека на сожаление. Этот факт бросает меня в дрожь. – А своей беготней только привлечешь к себе излишнее внимание…
– И что ты предлагаешь? Забыть брата?! Или просто закрыть глаза на то, что его убили?! – я повышаю голос на него. Никогда раньше не кричала на своих друзей, ссорилась, спорила, но не кричала так.
– Все о чем тебе теперь нужно волноваться, так это об отношениях со Фьюрином, – Реман слишком внимательно вертит запонку и не смотрит на меня. – Тот, судя по слухам, очень воодушевился, узнав, что ты находишься в Викке. Ты с ним еще не встретилась?
– С чего бы вдруг? – я резко встаю и складываю руки на груди. Этим защитным жестом, жестом отторжения указываю Рему, что не согласна с его словами. Тот будто удивлен моим бездействием:
– Я вначале предположил, что вы вместе возвращаетесь в Феникс… Но потом случилось то происшествие. Ты точно не имеешь никакого отношения к тому, что произошло с Фьюрином у нашей границы?
– Реман, ты головой не ударялся? С чего я должна иметь к этому отношение к этому твоему Фьюрину? – я не уверена чего хочу больше возмущаться или удивляться, как не уверена в том, что смогу хоть что-то доказать Рему. – У меня брат умер! Я не увидела его тела и не попрощалась с ним. И тебя все еще удивляет, что я приехала?
– Всем известно, что оберег Фьюринов пострадал на нашей границе. Так что это естественно предположить, что ты останешься в Викке…
– С чего вдруг? – я даже рассмеялась.
– У вас же скоро свадьба, – наигранно удивился Рем, будто это я чего-то не понимаю, а не он чушь порет.
– А меня кто-нибудь спросил? – но мой стон и попытка донести всю несправедливость происходящего остались без адекватного ответа. Реман пожал плечами и, как ни в чем ни бывало, произнес:
– Разве это не наиболее выгодный выход из сложившейся ситуации? Думаю, Амир бы тоже этого хотел…
– Чего хотел? – я не сдерживаюсь, снова кричу на Рема, пытаюсь дозваться до него. – Избавиться от меня или отправить, куда подальше? Или поломать мне жизнь? Или убрать с дороги? Откуда ты знаешь, чего хотел бы Амир?!
– Защитить тебя он бы хотел! И эти земли! – Рем вдруг тоже срывается на крик, но в следующий миг понижает голос и сжимает до белизны губы. – Пусть и такой ценой.
– В болоте я видела такую защиту! – из моих глаз капают злые горькие слезы. – Это не тебя отдали как ценный приз, не тобой расплатились за будущее новых поколений, не ты будешь в постели лежать с неизвестным мужиком ради того, чтобы мой дядя и подобные ему вкусно ели и сладко спали! Да я отдам такую защиту первому встречному даром! Берите – не жалко!
– Вот она – радетельная Лайм… Только о себе речи и ведет! – ухмылка Ремана, этот ядовитый тон становится последней каплей. У меня больше нет сил кричать, горло саднит, поэтому говорю я достаточно тихо, но мои слова пропитаны отвращением:
– Вот только не нужно апеллировать к моему происхождению, Реман Йохан Верс. Ты по закону своих предков вообще должен был отметить смерть моего брата ритуальным самосожжением. Так, кажется, поступали Версы еще двести лет назад? Традиции хороши лишь тогда, когда не касаются тебя лично, ведь так?
Он молчит. Я даже рада. Кажется, впервые Рему нечего сказать. Можно восхититься собственной победой, упиться ею, если бы этот разговор не был таким гадким. Я подхватываю свои скромные пожитки и делаю три длинных шага к двери. Оборачиваюсь. Рем, родной и близкий, знакомый с детства, тот, в кого я когда-то даже была влюблена, блестящий юрист, интересный собеседник, в этот момент даже не смотрит в мою сторону, избегает моего взгляда.
– Предатель, – я ставлю точку в нашем общении и нашей истории и исчезаю за дверью.
В переулке мне становится плохо. За эти дни случилось слишком много невыносимого, тяжелого и неожиданного. Но никогда, даже в самом страшном сне, мне бы не привиделось то, что Рем откажет мне в помощи или поддержке, сдастся на милость обстоятельствам. Слезы льются из глаз почти потоком. Я не пытаюсь их вытирать, просто рыдаю, даю злобе, ярости и горечи выйти, покинуть мое сердце. За своими всхлипами не сразу слышу незнакомый голос:
– Извините, но с вами все в порядке?
Киваю, что все нормально. Но мне не верят. В голосе слышна улыбка:
– Извините еще раз, но почему-то мне кажется, что вы говорите неправду. Послушайте, я не буду лезть вам в голову. Но здесь через две улицы есть маленькая кафешка, я там работаю. Она приличная, не подумайте чего-то ужасного. Давайте мы вместе туда прогуляемся, и я угощу вас имбирным чаем?
– Зачем это вам? – удается мне спросить между всхлипами.
– Пару месяцев назад мне помог один парень, когда я так же плакала в подворотне. Считайте, что я отдаю долг… Да и кафешка действительно хорошая, вы не пожалеете!
Я сдаюсь этому напору, принимаю из рук незнакомки бумажный платочек и кое-как утираю зареванное лицо. Оказывается, пока я разговаривала с Ремом и плакала, уже наступил вечер. В свете фонаря виднеется моя провожатая – молодая, задорно рыжая и улыбающаяся.
– Привет, – говорит она. – Ты очень красивая, и у тебя все получится! А печали хорошо изгоняются парой рюмочек настойки на красной релле.
– Собранной после первых холодов? – мгновенно заинтересовываюсь.
– А как же иначе? – подмигивает мне незнакомка и предлагает свой локоть, чтобы я зацепилась за него. И я соглашаюсь на предложение. Плохо мне или нет, но кто я такая, чтобы отказываться от правильно собранной и настоянной красной реллы?
10. Настойка на красной реле
– Вот мы и пришли, – с гордостью указывает мне на вывеску моя рыжая «спасительница».
На медном щите выгравированы знаки медицины и кружка с пивом. Название «Под аптекой» не просто говорящее, а подталкивающее к действию. Мы действительно должны спуститься в подвал. Широкие двери из белого ясеня ведут в крошечный холл, стены которого увешаны старыми снимками, гравюрами и выписками из исторических хроник. Чтобы каждый знал, что не просто дали этому заведению такое название. На углу старинного дома действительно когда-то работала одна из первых аптек. В комнате находится начало винтовой лестницы, окруженной для безопасности вычурными перилами. Моя провожатая проворно слетает вниз по широким металлическим ступеням. Я колеблюсь недолго, скорее осматриваюсь, принюхиваюсь. Запахи же, как назло, манящие. Мне не остается ничего другого, кроме как, цокая каблуками по металлу, попасть в «Под аптекой».
Подвальные помещения обычно меня не особо привлекают. Наверное, потому что сложно терпеть отсутствие нормальной вентиляции, низкие потолки, полумрак и сырость из-за холодных полов. Ступень за ступенью, чем ниже, тем больше успеваю увидеть. Спуск выводит прямо к барной стойке: тяжелой, из темного дерева, широкой и частично уставленной заказами, а частично занятой клиентами. Над головой висят яркие лампы-шары с матовой поверхностью, из-за чего свет вокруг приглушенный и равномерный. Когда вместо металлической ступени под ногами оказывается кирпичный пол, останавливаюсь и оглядываюсь.
Налево от барной стойки уходит вдаль прямоугольный узкий зал. В старых домах не могло быть больших помещений в подвале, по крайней мере, больше самого дома точно. По углам вычурные рожки горелок, так что мрак не клубится нигде. Да и холод посетителям не грозит. Все столы и стулья в зале непомерно высоки, ноги попросту не касаются пола. Для самых неустойчивых посетителей есть угловые столы, расположенные на деревянных пандусах.
– Сюда-сюда, – у стойки появляется моя знакомая.
Она здесь как в родном доме. Это чувствуется по одобряющим взглядам других работников, по приветственным кивкам клиентов, по тому, как заботливо она поправляет слегка сдвинутый стул.
Указанный мне столик совсем рядом с лестницей. Пока я устраиваюсь, догадываюсь, где здесь крючки для того, чтобы повесить поклажу, и привожу себя в порядок, рыженькая успевает исчезнуть и появиться с уставленным посудой подносом. На столе оказывается узкая цилиндрическая рюмочка с вольно изображенным растительным орнаментом, к ней такой же крошечный и сходный по дизайну графинчик. На нем тоже рисунки, но их сложно разглядеть из-за темно-алой и густой настойки. Любопытство побеждает: стоит емкости оказаться на столе, как я аккуратно приподнимаю узкий клинышек пробки и принюхиваюсь. После рыданий мое обоняние еще не способно распознать все нотки богатого запаха, но кое-что, а именно нежную сладость, уловить получается. Во рту тут же скапливается слюна, и я невольно улыбаюсь. Хорошо, что есть такие примитивные вещи, как вкусная еда или приятные запахи, которые способны переключить мысли от унылых к более оптимистичным. Но общая картина стола влияет на меня гораздо сильнее. Желудок уныло квакает, напоминая, что кроме карамельки в нем немало часов ничего не было.
– Я оплачу, – сглатывая, киваю на стол, уставленный красивыми керамическими плошками. Стопка ароматных небольших лепешек, десяток начинок и соусов, тонкие листы салфеток, чтобы можно было взять еду, хрустящие длинные пирожки с сырной прослойкой, маринованные и пропеченные овощи, одуряюще пахнущие мясные ломтики, крохотные пирожочки… Все сочное, свежее, ужасно сытное, но другой закуски к настойке и желать нечего. Не дело, конечно, заедать плохие новости, но отказываться от вкусностей моей силы воли не хватает.
– Не нужно, все за счет заведения, – довольная моей реакцией, девушка улыбается.
– А хозяин не оштрафует?
– Саму себя штрафовать я не буду.
– Значит, ты здесь хозяйка? А почему сразу не сказала? – я немного расслабляюсь, не хотелось, чтобы эта хорошая девушка как-то пострадала из-за своей доброты. А так все складывается как нельзя лучше.
– Чтобы не напугать, – объясняет мне она. – Обывателям часто кажется, что свое дело начинают либо зазнайки, либо толстосумы, либо обманщики. Считаю, что не отношусь ни к одной из этих категорий. Да и «я работаю в кафешке» звучит приятнее и проще, чем «я владею кафе».
– Действительно, – соглашаюсь.
– Так что не робей, приступай!
– С удовольствием, – принимать подарки тоже нужно уметь, и я с достоинством благодарю. – Думаю, «Под аптекой» только что приобрела постоянного посетителя в моем лице. И, кстати, мы так и не познакомились. Я – Лайм.
– Очень приятно! Ктена, – представляется моя собеседница и присаживается напротив, проворно вскакивая на высокий табурет. Легкими движениями наливает настойку мне и лимонад из высокого запотевшего кувшина себе. – За знакомство!
– За твою помощь, – серьезно благодарю еще раз. Обида на Ремана еще теплится, но за эти дни я так устала, что нет никаких душевных сил накручивать себя и разбирать сейчас нашу с бывшим приятелем беседу. Я подношу полную почти по края рюмку к губам и медленно тяну жидкость. Она, обжигающе холодная, прокатывается по пищеводу колодезной водой, а потом разгорается пожаром. В голове сначала все путается, потом через сладость внезапно прорываются яркие кислые нотки – и вся неразбериха внутри меня постепенно упорядочивается. Именно так и действует настойка на красной, как кровь и как огонь Флеймов, релле. Эта ягода, собранная в первые холода, правильно обработанная и выдержанная нужное количество времени, – природный стимулятор и энергетик. Настойка на ней краткосрочно пьянит, но не тормозит мыслительный процесс и не вызывает похмелья. Процесс приготовления такой настойки непрост и доступен не каждому зельеделу, только тем, кто посвятил себя именно настоям и готовил их не одну сотню раз. Я лично ее готовила всего лишь восемнадцать раз, и только два из них вышли именно такими, как надо.
– Теперь лепешку, – слышу совет, когда немного прихожу в себя и ставлю на стол пустую рюмочку. Ктена подвигает ко мне блюдо. Я складываю слой за слоем – лепешку, кусочек мяса, ломтик баклажана, хрустящий, слегка опаленный салат – и макаю получившуюся трубочку в медового цвета соус с вкраплениями мелкорубленых орехов и круглых крошечных зерен горчицы.
– Вижу умельца, – смеется Ктена, потягивая сквозь полую деревянную трубочку лимонад, ослепительно-желтый с фиолетовыми искрами мяты и базилика.
– Вкусно-то как, – закончив пережевывать, делюсь впечатлениями. Вторая доза настойки сперва не оказывает какого-либо воздействия. Она сладкая и мягкая, почти нежная, и не кажется холодной. Я выдыхаю спокойно и даже размеренно, а потом понимаю, что по щекам текут слезы. Это так неожиданно, что мне сложно определить, почему они бегут. Перед глазами проносится полдюжины прочитанных мной книг и статей о красной релле и ее влиянии, но беспокоюсь я зря.
– Ничего страшного, – убеждает меня Ктена и протягивает салфетку. – Это невыплаканные слезы. Такие, когда мы внезапно решаем, что рыдать сейчас не ко времени, и гасим порыв. А они есть и копятся, копятся, давят, мешают четко думать и смотреть вперед. Так что пусть текут…
– Сколько плакала ты? – задаю может и бестактный вопрос, но мне интересно. Да и нужно чем-то себя отвлечь от капающей со щек на ладони и салфетку влаги.
– Почти час, – Ктена чертит дорожки на запотевшем стакане и не смотрит мне в глаза. – Я уже устала и заскучала, а они все текли и текли…
– Я могу спросить, из-за чего?
Она зарывается пальцами в свои рыжие крупные кудри и перебирает их. Молчание слегка затягивается. Но вот Ктена решительно опирается локтями об стол и кладет подбородок на скрещенные руки:
– В принципе, ничего кошмарного в моей истории нет, и надо бы оставить ее в прошлом…
– Но только начинаешь вспоминать, как на сердце возникает тяжесть?.. – продолжаю я, Ктена согласно кивает:
– И даже похвастаться нечем. Плач мой был не из-за несчастной любви. Никаких нечестных мужей, неудачных сделок, смертей. Только разочарования много и обмана. А сердиться на этих людей толком не получается… Они утверждают, что хотели как лучше.
– Это ты о своих родителях? – предполагаю и попадаю в точку.
– Увы, да… С чего бы начать? – она в раздумьях жует соломинку. – Ты, главное, ешь, не такая это и драматичная история.
Под внимательным взглядом я цепляю длинный пирожок и демонстративно откусываю. Внутри выпечка неожиданно все еще горячая, соленый сыр тонкими паутинками тянется, не рвется, и безумно вкусный.
– В Фениксе я оказалась случайно, хотя о самих землях Флеймов слышала множество историй с самого детства. Мои предки сбежали отсюда…
– Сбежали? – это слово повисает в воздухе. Мне кажется, я ослышалась, но Ктена пожимает плечами, дескать, именно это она и сказала.
– Есть у меня знакомый из архивов Флеймов, он мне так и объяснил, что стало с теми местами после того, как мои предки переселились в другие земли и прихватили с собой всю свою казну и казну того города, которым управляли, – она хмыкает. – Это я о Фишерской заставе. А ведь это поселение сейчас могло бы быть хорошим торговым центром. Если бы у него не отобрали возможность развиваться…
– Так ты аристократка… – тяну я вслух, а сама судорожно вспоминаю хроники. Кто там был такой умный и на руку нечистый? И ведь ни грамма неправды не сказала моя новая знакомая. Фишерская застава непопулярна среди торговцев именно тем, что она мелкая, бедная и непривлекательная. Поэтому все торговые пути в итоге идут через земли Фьюринов и Манияров. А ведь наша застава удобнее расположена. Но средств, чтобы сделать ее привлекательной сейчас, нужно в сотню раз больше, чем можно было потратить несколько поколений назад.
– Была когда-то. Из числа благородных в землях Флеймов наш род исключили, а вот там, куда моя семья переехала, никто таких аристократов видеть не хотел. Одного не отнять: мы в десятке богатых семей земель Манияров.
Такое означает лишь то, что сидящая передо мной девушка очень богата. Я всегда хотела для своих земель благосостояния, но достигнуть уровня наших вторых соседей настолько нелегко, что кружится голова. Недра их земель как раз богаты на различные ископаемые. Кто-то скажет, что ресурсная экономика это бич и такая система не вечна, но Манияры пока справляются.
– Так что я обычная богатая девушка из столицы с приличной школой и приличной академией управления за душой. Даже слишком приличной. Родители настояли и на самом заведении, и на круге моих знакомств. Но я не особо переживала, потому что все предложенное ими вполне подходило мне. Наверное, первый конфликт у нас случился, когда я окончила академию и хотела сразу приступить к работе. Мама тогда предложила мне несколько лет насладиться жизнью без рабочих будней, посмотреть на людей. Я начала сопротивляться, но в итоге махнула рукой. Ведь полгода-год это не так страшно…
– Почему бы и нет? – мои слезы начинают заканчиваться, глаза немилосердно жжет, да так, что приходится закапывать их специальным увлажняющим зельем. Оно давно валяется у меня в сумке, потому что температура в лабораториях может быть разной, как и испарения от котлов. А хороший зельедел всегда носит с собой множество зелий.
– И я так думала… Вот только когда вернулась, оказалось, что большая часть моих контактов потеряна. Знакомые отдалились, у многих появились другие интересы, связи, которые были созданы в период учебы, тоже стали бесполезными. А ведь я собиралась открыть свой ресторан!
– Сильно расстроилась?
– Еще бы! Кое-кто из моих сокурсников уже вовсю бился в этой жизни. Даже маленький собственный магазинчик на меня производил большее впечатление, чем мой заваленный карманными деньгами секретер. Родители, конечно, предложили мне работу…
– Семейный бизнес?
Между тем мои слезы окончательно высыхают. Настроение поднимается до максимума, оптимизм бьет ключом. Организм сообщает, что эмоциональный всплеск прошел и силы потрачены, так что теперь его нужно продолжать кормить. Крошечные пирожки, начиненные рублеными овощами, подходят для этого как нельзя лучше. Удобно брать, внутри мягкая начинка и тесто, и сложно чем-то подавиться, заслушавшись.
– Да, горнодобывающий, – Ктена широким жестом хозяйки отодвигает опустевшие тарелки и ставит передо мной полные. – Но я отказалась, мне действительно хотелось создать что-то свое и нести радость людям. В общем, нашла я чудное место под мое заведение. Конечно, помещение было занято, но действительно объединяло в себе многое, что я хотела бы видеть в своем ресторане. Просторный холл, широкая кухня, отличная вытяжка. Расположено оно было на углу здания между спальным районом и туристическим центром. Неделю спустя мне повезло узнать, что место выставлено на продажу. Дальше все было как в сказке. Я набрала персонал очень быстро. Мне удалось переманить к себе невероятного повара, поставщики едва ли не сами напрашивались работать со мной. Вскоре вокруг меня образовалась новая компания. А столики в моем заведении никогда не были пусты. Понятное дело, что моя фамилия играла в этом всем не последнюю роль. Ничего страшного в этом не было…
– Счастливая такая жизнь, – пока рассказ не звучал для меня хоть сколько-то трагичным.
– Ничего страшного и не будет, – мягко улыбается Ктена. – Я спокойно вела дела, которые шли на удивление отлично. На горизонте маячила свадьба с приятным парнем, он однажды зашел в мой ресторанчик, стал завсегдатаем и влюбился в меня. Он мне показался симпатичным, хотя я боялась, что Йорен мог быть охотником за наследством. Около года мы встречались, и с каждой встречей я привыкала к нему все больше. Он работал в маленькой торговой фирме и остался бы на плаву даже без связей моих родителей. Будущее становилось более отчетливым, чарующим, распланированным. Это было ведьмовство какое-то…
– Как это ведьмовство? – от удивления я даже пирожок отложила.
– Шучу, никаких ведьм в моей истории. Но обман был. Все это было обманом, – голос Ктены срывается на последних словах, она выдыхает, собирается с силами и продолжает уже более веселым тоном: – Хотя нет, ресторанчик точно существовал! Я управлялась с официантами, пробовала новые блюда в меню, иногда спорила с поставщиками и выходила в зал по просьбе гостей. Глаза мне начала открывать подруга моего великолепного повара. Придавила меня к стенке выдающейся грудью и забросала обвинениями, что ее парень давно мечтал отойти от дел, а я его чем-то шантажирую…
– Ты удивилась?
– Мягко сказано. Но с того момента стала чуть более внимательной. Повару действительно угрожали. Поставщики продавали мне товар дешево, потому что имели определенную компенсацию с каждого контракта. Мой бухгалтер работал на родителей. Официанты писали обо мне целые доклады, – она, не отрываясь, смотрит на свои руки и быстро тараторит: – Понравившиеся мне гости, которые не были угодны родителям, исчезали даже слишком быстро. Здание ресторана досталось мне не случайно. Прошлые владельцы очень быстро обанкротились и переехали, кто-то перекупил у них парочку весьма дорогостоящих контрактов. Случайно этим человеком оказался мой жених. Да, я ему действительно нравилась. Вот только вся его фирма – это всего лишь дочернее предприятие моей семьи. Так что начинал он ухаживать за мной из-за соглашения с моими родителями. Перечить он им не мог…
– Это… странно! – мне сложно подобрать слова.
– Не странно, – Ктена допивает остатки лимонада залпом и со звоном ставит бокал на стол. – Это обычная ситуация. Если бы я принимала правила игры и знала, что и почему делается. В нашем мире пока много всяких традиций и предрассудков. Аристократов до сих пор могут выдать замуж или женить без согласия. Профессии передаются по наследству, ведьмы верны заветам и клятвам, а оберег берет на себя все проблемы собственных земель. Для меня было бы нормальным воспользоваться всей мощью семьи и быть одной из точек на семейном древе… Но я не этого хотела!
– Ты сказала им?
– Почти сразу. Был скандал, я пыталась что-то объяснить, но так и не смогла. Хорошо, что никто не додумался до домашнего ареста. Разговоры продолжались еще дней десять. Но когда ко мне вызвали врача, чтобы полечить мою дурную головушку, я заволновалась всерьез. Дров в костер добавили слуги, они видели список зелий, которым меня собирались пичкать.
– И ты сбежала? – произношу я очевидное.
– Ага! – хмыкает Ктена. – Жалеть меня, в общем, незачем. Я прихватила с собой столько наличных денег и ценных вещей, сколько смогла. А вот как я окопалась в Фениксе, понять не могу! Никогда не хотела здесь оказаться…
– Это все случилось, чтобы ты меня угостила этой чудной настойкой, – смеюсь, передавая свое настроение. Запах реллы стоит в воздухе, щекочет ноздри, дразнит. Едва в голове оформляется мысль о еще одной порции напитка, как рюмка оказывается полной. Моя новая знакомая карикатурно кланяется, улыбаясь.
– Все может быть, – говорит она. – Именно здесь моя депрессия прошла. Нашлись новые друзья. А незнакомец помог найти себя. Моя «Под аптекой» собирает немало людей. Вечерами я хожу между столами, помогаю официантам и чувствую себя причастной к жизни.
– Выпьем за это! – провозглашаю.
Новый глоток настойки на красной релле имеет для меня привкус жизни: пряный, капельку острый, он собирается ярким солнцем в желудке и стекает огнем в пальцы рук и ног. Неожиданная горечь на языке внезапно сменяется легкой сладостью. С этого момента печальные темы никому из нас поднимать не хочется. Я качаю ногой под столом и подыгрываю небольшому ансамблю. Музыканты расположились в центре зала и выбивают бешеные ритмы, от которых мне хочется задыхаться от любви к миру. Ктена подпрыгивает на месте и одновременно поглядывает на заполняемость зала и на то, как справляется коллектив. Когда же клиентов становится много, а гам вокруг еще сильнее, она встает и потягивается.
