Текст книги "Бывшие. Жена для чемпиона (СИ)"

Автор книги: Анна Ковалева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Весной я переехала в родительскую квартиру, продав жилье, доставшееся от Арса. Продала и машину, которую он мне дарил на двадцатилетие.

Если рвать связи, то до конца.

Нужно полностью избавляться от воспоминаний…

В целом, у меня получилось неплохо. Я окончила последний курс, успешно защитила диплом и…приняла приглашение на стажировку в Англию.

Кажется, дверь в новую жизнь для меня все же открылась.

Глава 18

Два с половиной года спустя (с момента развода)

Декабрь

Арсений

День за днем ты исполнен молитв,

Жаждешь больше и больше побед.

Ты хоть помнишь начало всех битв?

И о том, сколько прожито бед?

Больше, больше, ты полон мечты,

И реальность меняет свой ход.

Тени меркнут, рисуют черты,

Ты обрел, что хотел в этот год.

День за днем ты играешь с судьбой,

Каждый шаг, каждый выбор, ты смог.

Так скажи, ты доволен собой?

Как тебе этот вольный итог?

Татьяна Овчинникова

Было тяжело, очень тяжело поначалу, но я справился. Я заслужил свое место в основе, удачно вписался в команду и завоевал уважение болельщиков.

Чтобы было легче освоиться, ускоренными темпами изучал язык. Английский я знал хорошо, но в Монреале основным был французский, вот и приходилось лезть из шкуры вон, чтобы научиться понимать язык и сносно изъясняться.

Акцент убрать не смог, конечно, но спустя года полтора начал говорить вполне себе уверенно. По крайней мере, собеседники меня понимали.

Что касается Маши, то… Я смог ее отпустить. Все-таки смог.

В первые дни меня мучила странная тягучая тоска, наваливалась апатия, но постепенно все это сходило на нет.

Я загружал себя занятиями, тренировками, обустройством квартиры.

И женщинами, да.

Не скажу, что пустился во все тяжкие, но и монахом жить не собирался. В конце концов, я здоровый молодой мужчина, и пар выпускать мне нужно было не только на льду.

Да и забыться хотелось, заглушить в себе остатки чего-то непонятного, никак не дающего душе покоя.

Каждую ночь девок не менял, как раньше, но находил себе спутниц на неопределенный срок.

Ничего серьезного, просто секс и приятный совместный досуг. Относительно свободные отношения.

Никаких претензий и обязательств. Никакого выноса мозга. Тех, кто начинал позволять себе слишком многое – отфутболивал сразу же.

Более понятливые задерживались подольше и в накладе не оставались по итогу. На подарки я не скупился.

Так что образ Машки постепенно таял, выцветал в моем сознании. Можно сказать, почти исчез.

Лишь временами во сне я слышал ее тонкий звонкий голос. Он меня куда-то звал, но я не мог понять куда. Не мог найти нужное направление.

А проснувшись, лишь морщился и выкидывал странные сны из головы. Мало ли какие глупости во сне привидятся.

Через год я в составе сборной вновь стал чемпионом мира, и вдобавок лучшим бомбардиром турнира.

А потом поднял вместе с командой свой первый кубок Стэнли.

Это был мой триумф. Начало пути к успеху. А значит, я сделал всё, как надо.

На следующий год всё повторилось: кубки, медали, награды. Меня приняли и полюбили болельщики, после каждой игры желающих взять автограф было навалом.

Я переехал в собственные апартаменты. Приобрел новый автомобиль.

В общем, все у меня шло зашибись.

И вот на горизонте замаячила долгожданная олимпиада. Руководство клуба не горело желанием меня отпускать, но я выгрыз себе разрешение зубами.

Пусть и с неохотой, но добро мне дали, и теперь осталось только получить официальный вызов в сборную.

В сентябре мне позвонил Звягинцев, наш главный тренер. Говорили мы долго, обстоятельно и в итоге пришли к взаимопониманию.

Олег Сергеевич убедился, что я по-прежнему рвусь играть за сборную, и сказал, что возлагает на меня большие надежды.

А я заявил, что не подведу.

С тех пор я находился в ожидании грядущих игр. Нет, спустя рукава не играл, наоборот. На энтузиазме выкладывался сильнее обычного и на играх, и на тренировках.

Отчаянно рисковал, ведь любая травма могла мне дорого стоить. Но беречь себя и играть осторожно просто не мог.

Это было не в моей манере.

Удивительно, но мне везло, и максимум повреждений, что я получил – это один выбитый зуб, сломанный нос и небольшое растяжение связок голеностопа. Что быстро удалось исправить.

Пустяки, одним словом.

Возомнив себя неуязвимым, я вообще забыл об осторожности. Свято уверовал в свое везение.

Только вот один декабрьский вечер доказал, что даже самое фантастическое везение имеет свой конец.

И когда оно кончается, то любой неосторожный шаг может обернуться катастрофой.

****

Был вечер пятницы. Погода стояла отвратная. Скользкая дорога, ветер, легкий снег.

До тренировочных олимпийских сборов оставалось чуть больше месяца, но я уже был на взводе.

Хотелось ускорить время и приблизить желанные Игры. Хотелось побыстрее оказаться на олимпийском льду и почувствовать близость пьедестала.

Жаль, это было невозможно, поэтому приходилось запасаться терпением.

Я как раз возвращался с тренировки, когда начала названивать Джесс. Её настойчивый звонок кое-как оторвал меня от размышлений о грядущей олимпиаде.

Джессика была моей очередной подружкой. Мы встречались уже четыре месяца, и пока меня всё устраивало.

Малышка была немного глуповата и легкомысленна, зато весьма сговорчива. Понимала, куда лезть не стоит, и принимала мои правила игры.

Возможно, чего-то большего ей и хотелось, но она об этом молчала. А я сразу расставил все точки над Ё.

Никакого брака. Никаких знакомств с родителями. Просто ни к чему не обязывающие отношения.

– Привет, Арси, – заверещала девушка, стоило мне принять вызов. – Ты уже освободился?

– Да, еду домой. – ответил поморщившись. Когда Джесс начинала так верещать, мне хотелось срочно вставить в уши беруши.

Ощущение от ее визга было такое, будто где-то неподалеку кот отчаянно душил канарейку.

– Оу, здорово, – с визга она тут же перешла на пошловатое мурлыканье. – Встретимся сегодня? Я очень соскучилась.

– Я не против.

– ОМГ, круто! Давай поедем в ресторан к Микеле Флорансу? Места есть, я только что узнавала. Могу забронировать столик.

– Окей, давай. – мне было по большому счету все равно, куда ехать. Мыслями я был уже далеко, на сборах сборной на тренировочной базе под Москвой. – Часов на восемь бронируй, не раньше. Я за тобой заеду к семи.

– Хорошо, мой сладкий пупсик…

Еще раз поморщившись, отключился. Раздражение глухо кипело внутри. Иногда Джессика сильно перебирала со своими нежностями.

Чуть ли не до тошноты и трясучки доводила своими сюсюканьями.

Если бы делала это часто, уже давно бы пошла куда подальше, а так я пока терпел. В остальном-то она была нормальная.

Удобная, во всяком случае.

Помотав головой, попытался успокоиться и сосредоточиться на дороге.

Только какой там. Впереди плелся какой-то тихоход, что меня еще сильнее взбесило.

Честно выдержав пятнадцать минут, плюнул и решил пойти на обгон. Только вот сильно не рассчитал погодные условия и коварность скользкой дороги.

Моя обычно послушная тачка внезапно вильнула, и меня на скорости вынесло на встречку.

– Твою мать! – намертво вцепившись в руль, я выкрутил его вправо, и в последние секунды все же смог разминуться с проезжающим фургоном.

Кажется, водила меня обматерил, но мне было плевать. С трудом переведя дыхание, я вернулся на свою полосу, снизил скорость и перехватил баранку поудобнее.

Впереди был крутой поворот.

Дальнейшее сохранилось в памяти только обрывками.

Машину занесло на повороте, она перестала слушаться руля и завиляла из стороны в сторону.

Управление полностью вышло из-под моего контроля. Чересчур резко крутанув руль, я добился только того, что авто завертелось юзом.

Встречка… Слепящий свет фар несущегося навстречу форда. Визг клаксона, скрежет металла о металл. Глухой звук удара, звон разбившегося стекла и мчащийся навстречу отбойник.

– Нет! Нет! Нет! Блядь!!!! – это последнее, что я успел выкрикнуть перед столкновением.

Дальше сознание накрыла тьма.

Глава 19

Глаза открыл еле-еле. Голова ощущалась тяжелой, а веки будто свинцом налились. Таким же тяжелым ощущалось и все тело.

По лицу текло что-то горячее и липкое. Судя по металлическому привкусу – кровь.

Очень много крови.

Похоже, дело мое – труба…

Как ни странно, но страха, отчаяния и паники не было. Была лишь отстраненная фиксация происходящего.

Мозг как-то слишком хладнокровно фиксировал ситуацию: покореженную машину, металл отбойника, прошивший заднюю часть машины, свет фар приехавших скорых, мельтешение медиков, спасателей и очевидцев снаружи.

Попытки деблокирования покореженных дверей.

Боли, как ни странно, тоже не было. Хотя, по идее, должна была быть. Но я ее не чувствовал.

Я вообще не чувствовал ничего: ни рук, ни ног. Словно мое сознание заперли в начисто парализованном теле.

Но даже это не пугало. Эмоции тоже были заблокированы.

Донимать меня начал только холод. Ветер, проникающий в салон из разбитых окон, начал вымораживать до костей.

Снаружи по-прежнему суетились люди, спасатели начали снимать дверь. Я слышал голоса, явно обращающиеся ко мне, но не разбирал слов.

Наконец, водительскую дверцу вытащили, и меня обдало новой волной ледяного воздуха.

Я судорожно вздохнул, насколько позволяла перетянутая ремнем грудь, и закашлялся. Из правого уголка губ тут же потекла кровь.

– Mесьё, вы меня слышите? – надо мной склонился медик, мужчина лет тридцати пяти.

Он задал несколько вопросов, но, не добившись ответа, начал осторожно меня ощупывать.

Я по-прежнему ничего не чувствовал и не мог пошевелиться. Лишь голову смог повернуть в сторону.

С трудом сделал вдох, прикрыл глаза на минуту, а когда открыл их, то пораженно уставился на пассажирское сиденье…

Нет, этого не может быть! Этого просто не может быть!

Ее тут никак не могло быть. Но тем не менее я ее видел.

– Маша, – прохрипел я, глядя на светловолосую фигурку, сидящую рядом. Она реально была рядом и смотрела на меня.

Только вместо нормальной одежды на ней было одно свадебное платье. Даже без теплой пушистой накидки.

Волосы были растрёпаны, на бледном лице ни следа макияжа, а из голубых глаз горячим градом катились слёзы.

– Маша? – выдавил из себя с трудом. – Ты в порядке?

– Что вы сказали? – тут же насторожился врач, но мне сейчас было не до него.

Меня интересовала бывшая жена, непонятно каким образом очутившаяся у меня в машине.

Жена, которая сейчас, по идее, должна находиться в Питере.

Я плохо понимал, что происходит, был полностью дезориентирован. Не видел разницы между бредом и реальностью.

А Маша казалась такой реальной, живой, настоящей, что любой начал бы сомневаться в своем рассудке.

Вот и я усомнился. Поэтому начал звать ее, чтобы убедиться, что она не пострадала.

Но Машка не отзывалась, она просто смотрела на меня с болью и отчаянием в глазах, и плакала навзрыд.

Не знаю, как у меня получилось, но я все же смог приподнять руку. Я потянулся к Маше, почти дотронулся до кончиков ее пальцев, почти смог уловить их тепло…

Но в тот самый момент, когда я почти дотянулся до хрупкой ладошки, мир для меня померк…

***

Пришел в себя я уже в движущейся машине скорой помощи. Надо мной усиленно суетились медики: осматривали мое тело, проверяли реакции, что-то вкалывали.

Они о чем-то переговаривались, но заторможенный мозг не успевал переводить.

Над самым ухом что-то пиликало и пищало.

– Это же он, да? Тот русский хоккеист, которого не так давно купили Быки? – с запозданием, но до меня начало доходить, о чем говорили врачи.

– Судя по документам, да. – раздался второй мужской голос. – Эх, как его так угораздило? Только же матч недавно смотрели. Хорош был, чертяка. Такие шайбы клал. Жаль парня, такой талант был.

– Да он же еще не умер, Эл. Хорош причитать, – возмутилась женщина.

– С такими травмами, боюсь, живым не довезем, – сокрушенно заметил некто Эл. – Он же весь переломанный. Руки, ноги, месиво вместо колена. И легкое пробито однозначно, кровотечение внутреннее. Черепно-мозговая тяжелая, сами видите. Про кровопотерю уж молчу.

– Ты лучше за показателями следи, – вмешался первый мужчина, на бейдже которого было написано Венсан. – Амели, еще обезболивающих.

– О, смотрите, в сознание даже пришел. И показатели выровнялись.

Все трое снова надо мной склонились, опять начали расспрашивать.

Я же не мог различить их лиц, как и ответить на задаваемые вопросы, зато прекрасно видел Машу, сидящую в самом углу.

Она уже не плакала, лишь беззвучно шевелила губами.

«Не смей умирать» … – вот что я по ним прочитал.

– Маша, – тихо прохрипел я из-под маски, закрывающей лицо. – Машенька… Не уходи…

– Что он говорит?

– Зовет кого-то, похоже.

– Галлюцинации, это плохо. – нахмурился Венсан. – Состояние ухудшается. Третья степень смешанного шока. Скоро начнется агония. Бен, давление?

– Снова падает. 80, уже 70, 60… Пульс нитевидный, слабый.

– Амели, готовь адреналин и дефибриллятор, живо!

«Маша, не уходи» – шепчу беззвучно, ощущая, как сознание начинает затягивать тьма. Та тьма, из которой уже не будет выхода.

«Не уходи, пожалуйста,» – продолжаю шевелить губами, но все бесполезно. Фигурка бывшей жены исчезает, как туман с восходом солнца.

А тьма наваливается на меня и тащит на самое дно. И только откуда-то сверху доносятся странные крики.

– Давление не определяется! Пульс не прощупывается! Фибрилляция желудочков!

– Ами, дефибриллятор! 200, разряд!

– Нет реакции…

– Еще 200, разряд!

– Нет реакции…

– 300! Разряд!

– Нет реакции…

– Бен, интубируй, живо! Адреналин! Ждем… 360, Разряд!

– Ничего…

– ……

– ……

– Венсан, хватит… Пять минут прошло. Оставь. Его не вытащить. Время смерти…

– Ну уж нет! Сегодня никто у меня не умрет! Еще адреналин! 360!

– Вен…

– Разряд, я сказал…

– Есть! Есть отклик, появился ритм, по пока слабый…

– Отлично, продолжаем!!! Мы его вытянем, или пусть меня гром поразит!

Глава 20

Приходил в себя я долго.

Сначала было стойкое ощущение, что я попал в трясину, из которой пытаюсь выбраться. Но в ответ на каждый мой рывок меня лишь сильнее засасывало.

Пару раз я будто бы даже уходил с головой в эту трясину, но каждый раз меня вытягивало наружу какой-то неимоверной силой…

Не знаю, сколько по времени это длилось, но постепенно тиски трясины начали ослабевать, и я начал подниматься вверх.

Куда именно вверх? Понятия не имел.

Я не знал, где именно нахожусь, не ощущал собственного тела, да и вообще ничего не ощущал.

Были только чувство парения и безграничная темнота.

А вот потом. Тьму, плотно окутавшую меня, начали прорезать ослепительно яркие вспышки света.

Постепенно этих вспышек становилось всё больше, и тьма начала отступать. А уже потом появилось и остальное: звуки и тактильные ощущения.

Пока еще смутные, но они всё-таки были.

Я ощущал осторожные прикосновения к своему лицу, чей-то ласковый голос, явно обращающийся ко мне.

Он был мне до боли знаком, но точно распознать говорившего я не мог. Знал я только одно: от звуков этого голоса мне становилось легче.

Появлялась уверенность в том, что всё будет хорошо….

***

– Ма…ма? – зрение было нечетким, перед глазами всё плыло, но лицо матери я распознать сумел. – Ты здесь?

– Сенечка, мальчик мой, – мама склонилась надо мной, прижав ладонь к губам. Несмотря на расфокусированное зрение, я видел, что она дрожит. – Конечно, я здесь. Где же мне еще быть?

– Что со мной? – эти три слова дались мне с неимоверным трудом. Язык распух и еле ворочался во рту, а губы жутко потрескались.

Я был полностью дезориентирован и не понимал, что происходит. Силился вспомнить, что произошло, но никак не выходило.

– Сейчас, мой хороший, – мама смочила влажной губкой мои пересохшие губы и вроде бы нажала какую-то кнопку, вмонтированную в стойку кровати. – Ты попал в аварию, милый. Очень тяжелую аварию. Но теперь всё будет хорошо. Врачи сказали, что если ты придешь в себя, значит, кризис миновал. Сейчас придет врач, тебя осмотрят. Потерпи немного.

Я видел, как дрожат ее руки, чувствовал, что она плачет. Хотел было сказать что-то успокаивающее, но сил не было.

Я буквально чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. Которая только и может, что бессильно бить хвостом по песку и безмолвно открывать рот.

Вот и я просто лежал.

Моргал, уставившись в потолок, пытаясь вернуть зрению четкость.

Пытался внутренне оценить свое состояние, но понял только то, что ни черта не контролирую свое тело.

Не чувствую его.

Всё, что мне удается сделать – это моргать, вращать глазами и двигать челюстями. Остальные функции стали недоступны.

Врач действительно появился очень быстро. Я даже не успел осмыслить слова матери об аварии и понять, что же произошло.

В голове было пусто.

Нет, какая-то ниточка дернулась, воспоминания забрезжили на подкорке, но как-только я начал нащупывать эту нить, мне вкололи новую дозу лекарств, и я снова отправился в отключку.

***

После следующего пробуждения чувствовал я себя немного лучше. По крайней мере, голос звучал не как у младенца, учащегося говорить.

И зрение вернулось к норме.

Рядом со мной снова находилась мама. Всё еще встревоженная, но уже не рыдающая.

Она улыбнулась, легонько поцеловала меня в лоб и села нас стул, поставленный рядом с кроватью.

– Как ты себя чувствуешь, сынок?

– Относительно терпимо, – поморщился я, пытаясь устроиться поудобнее. А сделать это было почти невозможно, учитывая, что тело было в полностью разбитом состоянии, а конечности зафиксированы. – По крайней мере, лучше, чем в прошлый раз.

– Давай я тебе помогу. – мама захлопотала надо мной, поправила подушку, чуть приподняла спинку кровати. Поднесла к губам поильник. – Пить будешь?

Я лишь молча кивнул и обхватил губами трубочку. С жадностью сделал несколько глотков. Во рту будто раскаленная пустыня образовалась.

– Не спеши, Сень. Врачи говорят, что надо пить маленькими порциями. – мама отняла у меня поильник, а я лишь едва заметно кивнул и обессиленно упал на подушку.

Пиздец какой-то. Пара глотков воды лишила меня последних сил. Я будто двадцатичетырехчасовую тренировку выдержал.

Мысли о тренировке заставили мозг шевелиться. А может, мне дозу лекарств уменьшили, поэтому я начал соображать.

Пусть медленно и со скрипом, но все же соображать. Сумел вспомнить момент аварии, и то, что ей предшествовало.

Медленно окинул взглядом собственное тело и понял, что я в полной заднице. Поломало меня знатно, особенно ноги.

Немного обнадеживало только то, что я начал чувствовать. Мог шевелить пальцами рук и ног. Чувствовал боль.

О да, боль, наконец, пришла. Даже под препаратами я ощущал ее мощные тиски. Но в моей ситуации боли можно было только порадоваться.

Ведь боль и чувствительность означают, что я еще жив. И что не останусь запертым в парализованном теле до конца своих дней.

– Как долго я был в бессознанке? – собравшись с силами, задал самый насущный в данный момент вопрос. Очень тяжело было чувствовать себя потерянным во времени.

– Три недели в реанимации, – мама судорожно вздохнула. – И еще неделю в палате общей терапии.

– То есть, – я нервно сглотнул. – Сейчас уже январь?

– Да, сегодня пятое января…

Блять! Я прикрыл глаза и придушенно застонал. Осознание кувалдой прошлось по темечку.

Я потерял целый месяц своей жизни. Целый гребаный месяц.

Тренировочные сборы начинались семнадцатого числа, но мне и без подсказок врачей было понятно, что эта Олимпиада пройдет без меня.

– Сеня, сынок, тебе больно? Позвать сестру?

– Терпимо, – отозвался я, чувствуя как на меня накатывает отчаяние вперемешку с тоской и горечью. – Просто я понял, что профукал поездку на Олимпийские игры.

– Господи, сынок, – мама укоризненно покачала головой. – Ты мог потерять жизнь, понимаешь? Олимпийские игры будут еще. А жизнь у тебя одна. И если бы тебя не откачали, тебе было уже все равно на игры.

Тут с мамой поспорить было сложно. Будь я мертв, Олимпиада меня бы уже не волновала.

Но я выжил, а потому трудно было смириться с тем, что я своими руками лишил себя мечты, к которой так долго шел.

Даже пар выпустить было нечем. Я полностью обездвижен. Оставалось только с силой сжимать челюсти и мысленно костерить себя.

Как будто это могло мне помочь.

– Где отец? – спросил, стараясь хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей.

– Разбирается с делами. – мама поморщилась. – Вечером должен приехать. Он разговаривал с представителями клуба и сборной о твоем состоянии, с журналистами тоже вопросы решал. Они все держат руку на пульсе. Кстати, тут к тебе уже приходила настоящая делегация. Посмотри.

Я чуть повернул голову и слабо улыбнулся, увидев цветы, шары и открытки с пожеланиями выздоровления.

– Ясно, – вздохнув чересчур глубоко, скривился от боли. Пришлось закрыть глаза и замереть, ожидая, когда приступ стихнет. Но боль только усиливалась, становясь невыносимой. – Черт, больно-то как.

– Сейчас, Сень. Сейчас сделают укол, потерпи.

Вызванная матерью медсестра прибежала быстро и вколола какой-то анальгетик. Уже минут через пять приступ пошел на убыль, и я весь обмяк на больничной койке.

Правда, была и обратная сторона у действия этого лекарства. Сознание снова начало уплывать, а глаза закрываться.

Но уже в полусонном состоянии меня внезапно прошило еще одно воспоминание.

В сознании отчетливо всплыл образ Маши, сидящей на пассажирском сиденье, а затем и в карете скорой помощи.

Она была такой хрупкой, беззащитной и невероятно несчастной.

Нет, это однозначно бред. Такого точно быть не могло.

Но тем не менее я не мог не спросить. Я должен убедиться, что Маша была лишь галлюцинацией, созданной моим травмированным мозгом.

– Мам, скажи, в машине я был один? – произнес, с трудом удерживая себя в сознании.

– Да, один, – озадаченно ответила она. – Твоя девушка не пострадала.

Я, конечно, не о Джессике волновался, но маме ведь не объяснишь этого. Впрочем, плевать, самое главное я ведь узнал.

Маша действительно в Питере, и с ней всё хорошо. Остальное – мелочи.

– Джесс тоже здесь? – спросил просто так, для видимости.

– Она приезжала, спрашивала как ты. Но в палату не стала заходить. Сказала, что безумно боится больниц. Попросила связаться с ней, как только сможешь.

В голосе мамы слышалось явное неодобрение, а мне было даже смешно немного. От таких, как Джесс, преданности не дождешься.

Впрочем, наши отношения и не подразумевали ничего подобного. Если ты ничего серьезного не обещаешь партнерше, то не вправе и требовать чего-то серьезного взамен.

В этом я был честен и сам с собой, и с ней, а потому на Джессику не обижался. Напротив, был очень рад, что она тут не ошивается. Ее мне видеть в своей палате совсем не хотелось.

Пусть лучше сюсюкает с кем-то другим.

На этом связные мысли у меня закончились.

Я уплыл в тяжелый медикаментозный сон, в котором со мной снова была Маша….