Текст книги "Бывшие. Жена для чемпиона (СИ)"

Автор книги: Анна Ковалева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глава 47

И хочется, чтоб вам цветная вьюга

Другой не рисовала эпилог

Чтоб все-таки вы встретили друг друга

В конце своих запутанных дорог.

Ведь кто-то же за нами наблюдает,

Кому дано заранее все знать,

И он ни про кого не забывает

И что нам остается? – только ждать…

Что пройдет зима, оживут дома,

Зашевелятся льдины рек,

И ты придешь сама, и он сойдет с ума,

И ты останешься с ним навек.

Олег Митяев

– Вот оно, Арс, – наконец Маруся поворачивает ко мне лицо. Уголки ее губ печально опущены. – Это переломный момент.

– О чем ты?

– Твоя авария. В ней всё дело. Ты сейчас много красивых слов наговорил, но… Эти слова ровным счетом ничего не значат. Вот тебе один вопрос, Сень. Подумай хорошенько и ответь честно. Где бы ты сейчас был, если бы не произошла та кошмарная авария? Где?

Я замираю, понимая, куда клонит Машка.

Намекает на то, что если бы не ДТП, то я бы продолжал зажигать в Канаде, бредить своей славой и медалями. И менять подружек как перчатки.

– Ладно, не отвечай. Я тебе сама скажу. Ты бы и не вспомнил обо мне. Жил бы и не тужил, взял свое олимпийское золото. Штамповал бы рекорды один за одним. Просто тебе не повезло с этой аварией. Очень сильно не повезло. Сложись все иначе, тебя в Питере не было бы сейчас. И моя личная жизнь была бы тебе до фени.

– Нет, Маш. Феерить в Канаде я мог долго, конечно. И десять лет, и пятнадцать. Но только вместе с тобой. Без тебя ничего бы не было.

Не знаю, откуда у меня появилось это ощущение-озарение. Оно просто появилось – и всё.

И я чувствовал, что это не просто бзик.

Это моя расплата за неверный выбор, сделанный когда-то. Расставшись с Машей, я свернул на ложный путь.

И другого исхода, кроме аварии, в конце этого пути не могло быть.

– Ты о чем? – Маша хмурится, явно не понимая, что я имею в виду.

– То, что эта авария должна была произойти, понимаешь? Знаешь, как в играх? Там в ключевых моментах герою дается выбор из нескольких вариантов. И от выбора игрока зависит то, какая цепь событий запустится и в какую сторону повернет сюжет дальше. Получаются в итоге разные ветки. Так и у меня, Марусь. Своим выбором я создал трагическую ветку. Авария – ее закономерный итог. Всё было предопределено, понимаешь? Вопрос был только во времени.

– Кем определено? – глаза у Маши увеличились до размера бильярдных шаров.

– Кем-то там, свыше, – поднимаю палец вверх и задумчиво смотрю в потолок.

Маша тоже смотрит в потолок. Потом на меня. Очень подозрительно так смотрит.

Чувствую себя дураком, но что поделать, если именно так я чувствую?

– Сколько ты выпил, Сень?

– Ну что ты, Марусь, – криво ухмыляюсь. – Я трезв как стеклышко.

– А ну, дыхни…

Делать нечего. Приходится податься вперед и дыхнуть.

– Грибы? Порошок? Колеса?

– Маш, – морщусь, – ну чего ты? Я не употреблял никогда и употреблять не собираюсь. Ни нюхать, ни колоться.

Маша еще несколько минут сверлит меня взглядом. Успокаивается, только когда видит, что зрачки у меня в норме.

– Уф, – облегченно выдыхает, словно сообразив что-то. – Сень, в тебе говорит чувство вины. Только и всего. Так что не надо вот этого вот фатализма. Брр, прямо мороз по коже. Ерунда это все. То ДТП просто случайность, и ничего более. Так бывает. Не будь его, всё было бы у тебя в шоколаде.

– Маш… – пытаюсь поймать ее ладошку, но моя вредина не дается. Сцепляет пальцы в замок и кладет ладони перед собой. А на меня накатывает чувство тоски и глухой обреченности. – Ты никогда не простишь меня, да? Даже маленького шанса не дашь?

Всматриваюсь в любимые глаза, чтобы найти хоть проблеск надежды, но, вижу в них только сожаление и тоску.

– Сень, выслушай меня, пожалуйста. Не перебивая.

– Хорошо.

– Я прощаю тебя – выдает мне она с тихой улыбкой, отчего в груди что-то дергается. – Прощаю тебя и не держу зла. Ты поступил тогда, как посчитал нужным. Выбрал то, что оказалось важнее для тебя. То, как всё обернулось в итоге – это уже другое дело. Мне жаль, что твои надежды не оправдались. И хочу, чтобы ты знал. Я никогда не желала тебе зла. Даже в горячке обиды не желала тебе краха карьеры. И тем более такой жуткой аварии.

– Знаю, – голос у меня становится совсем хриплым. – Ты у меня не такая, Маш. Не из тех, кто мстит и злорадствует.

– Так вот, – продолжает, пропустив мои слова мимо ушей. – Теперь настал мой черед делать выбор. И я его сделала. У меня теперь есть мужчина, Сень. И этот мужчина не ты.

Эти слова для меня становятся ударом под дых. Они будто пронзают меня насквозь. Не дают нормально дышать.

Лихорадочно блуждаю глазами по лицу бывшей жены и понимаю, что она не врет. Говорит предельно серьезно.

– Значит, шансов у меня нет? – слова вылетают с трудом. Язык ворочается еле-еле. Обычно так говорят люди, пережившие инсульт.

– Нет, – такое короткое уверенное «нет». Будто выстрел в сердце навылет.

Ранение, несовместимое с жизнью.

– Это он, да? Тот мужик, который был с тобой на приеме?

Глупый, наверное, вопрос. Кого еще Машка могла найти за неделю? Но мне нужно было знать точно.

– Да, это Ярослав, – Маруська сразу же напрягается. – Арс, только не делай глупостей, ладно? Если ты заявишься к Яру и развяжешь драку, я тебя за это не прощу. И не буду уговаривать его не подавать заявление. И не надо искать встреч со мной больше. Это лишнее. Всё, что могли, мы сказали друг другу сегодня. И да, я не хочу привлекать отца, но сделаю это, если потребуется. Так что не доводи до греха. Давай расстанемся по-человечески и не будем мучить друг друга.

– Значит, всё кончено?

– Сень, между нами всё было кончено еще шесть лет назад. Только ты почему-то упрямо цепляешься за прошлое. А я хочу жить дальше. Без тебя.

Я закрываю глаза, силясь справиться с бурей эмоций, терзающей грудь. Перед глазами проносится вечер недельной давности.

Машка так дрожала в моих руках, так бурно реагировала на поцелуи, кончила от пары касаний.

Как после всего этого можно говорить, что всё кончено? Как? Если бы она была равнодушной и холодной как лед, я бы еще понял, но…

Хотя о чем я? Шесть лет я тоже безумно хотел Машку. Между нами всё искрило и пылало. Но тем не менее подал на развод.

Это такая ответочка прилетела?

– О том, что было неделю назад, даже не заикайся, – бывшая жена словно мысли читает. – Это ровным счетом ничего не значило. Выплеск гормонов, стресс, долгое воздержание. Только и всего. И этого больше не повторится. Я не хочу быть с тобой, Харламов, пойми это уже.

– А с ним хочешь, да? С ним хочешь? Уверена, что хочешь быть с ним?

– Да!

– Почему, Маш? – голос срывается в полупридушенный хрип.

– Потому что он лучше тебя, Сень. Лучше тебя во всем, – отвечает она, вонзая невидимое лезвие мне в грудь. – Ты махровый эгоист, любящий только себя. Готовый ломать всё и всех, ради достижения своих целей. Ты не хочешь слышать и понимать никого, кроме себя. У тебя только твое Я и твои желания во главе угла. Сначала я была тебе нужна, потом карьера, теперь снова я. А что завтра, а? Завтра я снова стану балластом, и ты опять задвинешь меня в угол в угоду своим амбициям? Я не посылка, которую можно швырять туда-сюда, пока не надоест.

– Никогда, Маш. Ты никогда не была балластом и не будешь им. Ляпнул по пьяни тогда глупость. А ты поверила. И я изменился, милая. И готов меняться дальше ради тебя. Я слушаю и слышу всё, что ты говоришь. Сделаю всё ради тебя. Только скажи, чего ты хочешь?

– Я хочу, чтобы ты дал мне жить спокойно. Мне хорошо с Яром. Он хороший и надежный. И способен сделать меня счастливой.

– И я способен, Марусь, – каждое ее слово режет кожу как лезвие, но я все еще не сдаюсь. Лихорадочно хватаюсь за последнюю соломинку. – Я люблю тебя, Маш. Очень сильно люблю. Если дашь мне шанс, я докажу это. Клянусь.

Маша вздрагивает, и на мгновение я улавливаю в ее глазах отблеск былых чувств, но этот отблеск исчезает слишком быстро.

Всего секунда – и она снова становится холодной и бесстрастной. Лишь по дрожащим пальцам заметно, что Маруся сильно нервничает. Да еще правый глаз едва заметно дергается.

– Если у тебя действительно есть хоть капля чувств, то ты оставишь меня в покое. Дашь мне возможность быть счастливой. Разве я не заслужила хоть капельку счастья?

– Заслужила.

– Тогда давай закончим сейчас. Оставим наши отношения в прошлом. Я желаю тебе удачи на тренерском поприще. И счастья тоже желаю. Но оно не со мной. Прощай, Арс.

Маша хочет уйти, но я перехватываю ее руку и заставляю обернуться.

– Скажи, у вас с ним было, да? Ответь, Марусь, ты спала с этим своим хахалем?

– Тебя это не касается, – недовольно бурчит и выдергивает руку. Но при этом краснеет и старательно отводит в сторону глаза. – Прощай, Харламов.

И только теперь я понимаю, что всё действительно кончено. Я сильно опоздал со своими извинениями.

Моя Маруська теперь не моя. Она отдала себя другому мужчине.

Это не просто удар, это мощный нокаут. После такого не оправиться.

Сознание мутится, сердце отчаянно барахлит, будто хочет разорваться на части.

– Прощай, любимая, – бормочу уже почти в полубреду…

И похоже, ненадолго отключаюсь, потому что пропускаю тот момент, когда Маруська исчезает.

От нее остались только пустая кружка и букет цветов, к которому она даже не прикоснулась.

– С вами всё в порядке? – озабоченно спросила официантка, девушка лет девятнадцати. Студентка, похоже, подрабатывающая во время каникул. – Вы плохо выглядите. Левую руку не тянет, случайно? Болей нет в области сердца?

– В меде учитесь? – не сдерживаю улыбки.

– Да, – кивает, – хочу стать кардиохирургом. А вы выглядите так, будто у вас предынфарктное состояние.

– Да нет, ничего такого. Не переживайте. День был тяжелый, только и всего. – отмахиваюсь. – Принесите счет, пожалуйста.

– Да, конечно.

– И возьмите букет, пожалуйста. Это вам за беспокойство.

Девушка охает, краснеет, но букет всё же забирает. А спустя пару минут возвращается и приносит счет. К которому я добавляю щедрые чаевые.

Улыбнувшись ей на прощание, выхожу на улицу и замираю. Прикидываю, в какой бар лучше завалиться.

Сегодня у меня тысяча и один повод нажраться в хлам…

Эпилог

– Ночь по улицам пошла звёздной поступью цариц!!!!– голова у меня кружилась, в глазах двоилось, немного подташнивало.

И почему-то очень хотелось петь.

А где-то рядом ворчал недовольный друг, усиленно пытающийся вытащить меня из салона автомобиля.

– О, Господи, за что мне это всё, а? Сень, вот где это я так нагрешил в прошлой жизни, что судьба мне тебя в друзья подкинула?

– Ну чего ты, Вить, ик… Нормальный я друг. Нормальный, я сказал. Ик…

– Угу, вижу я, какой ты нормальный. Давай выбирайся, дотащу тебя до хаты. Только не ори, бога ради. Два часа ночи на дворе Люди спят.

– Не забудутся никем праздник губ, обид и глаз. Забери меня в свой плен. Эту линию колен целовать в последний раз…

– Кому сказал – прекращай горлопанить.

– Не могу молчать. Ик… Душа просит музыки…

– Какая музыка? Ты орешь как мартовский кот, которому дверью шары прищемило. Захлопнись!

– Только рюмка водки на столе… Ууу… Ветер плачет за окном… ууу…

– Сень, я тебе сейчас кляп в рот вставлю, если ты не заткнешься. Мне не улыбается всю ночь в вытрезвителе с тобой сидеть.

– Среди тысяч женских лиц пусть глаза мои молчат…

– Да едрить тебя в коромысло…

– Умм… Омм… Ик… Мгмм… Тьфу…

– Скажи спасибо, что это не грязный носок.

– Ик … Ик… Ммм… Буэээ…

– Да бля!

***

Открываю глаза и морщусь.

Мать вашу, че ж так чердак раскалывается? И глаза режет… Кто врубил этот противный свет?

И где я вообще?

Проморгавшись, сажусь в кровати и оглядываюсь. Матерюсь, обнаружив, что нахожусь в больничной палате.

На лбу приклеен какой-то пластырь, а на правой руке отчетливо видны следы от иглы. Приплыли.

А что вчера было-то? Как я загремел в больничку?

Напрягаю мозги, пытаясь угнаться за вчерашним днем. Только вот ни черта не получается.

Только смутные обрывки ворочаются в памяти. Разрозненные кадры, которые никак не хотят складываться в полноценный фильм.

Бар, бухло, музыка. Витек, на плече тянущий меня в машину.

А потом провал…

– Очухался? – в этот момент Витька вваливается в комнату, и я просто охреневаю. У друга под глазом здоровенный фонарь и царапина на щеке.

– Пиздец, это кто тебя так разукрасил?

– Ты, дружище, кто ж еще?

– Я? – у меня глаза на лоб лезут.

– А ты не помнишь, что ли? Хотя ты так нажрался, что неудивительно, что память отшибло.

– Я помню, что сидел в баре и бухал. А потом провал.

– А потом ты позвонил мне и попросил забрать твое тело из бара. – Витя вздохнул и уселся в кресло. Потрогал свой синяк, поморщился. – Среди ночи с постели поднял. Когда я приехал в бар, ты уже был в неадеквате. Кое-как удалось тебя в салон запихнуть. Всю дорогу горланил песни, даже у самого подъезда орал. А потом облевал всю парадную и навернулся со ступенек. При попытке тебя поднять заехал мне локтем в глаз. Вот буду красоваться теперь.

– Пиздец. А потом что?

– Ну, у тебя кровищей все лицо залило, так что я понял, что тут без врачей не обойтись. Вызвонил Олега, с ним и доперли тебя сюда. Я отделался фингалом, а у тебя пять швов на лбу и интоксикация. Ночью две капельницы ставили. И еще одну скоро поставят. Хорошо хоть без сотряса обошлось.

– Ой, бля, – я потер лицо. Выпил стакан воды, стоящий на тумбочке. А то во рту всё буквально горело. Посмотрел на друга. – Прости, Вить, за эту херню.

– Да ладно, переживем. Ты скажи лучше, что случилось-то? Из-за чего ты нажрался как портовый грузчик?

– А я ничего не говорил вчера? А то сейчас один туман в голове. Ни хрена не помню.

– Вроде что-то про Машку трындел. Но у тебя так заплетался язык, что я ни черта не разобрал. Еще и музыка грохотала.

И тут меня накрывает воспоминаниями. Имя бывшей жены служит мощным триггером, и я моментально вспоминаю весь тот пиздец, что творился вчера.

И почему я нажрался в баре как последняя скотина.

Хотел заглушить боль.

Утопить сознание в алкогольном угаре.

Схватившись за голову, рассказываю обо всем Вите. Тот молчит, вздыхает, а потом хлопает меня по плечу.

– Ну что я могу сказать. Наломал дров, своими же руками толкнул Машу в объятия другого мужика. Чего теперь сопли на кулак мотать? Фарш невозможно провернуть назад, как любит шутить моя незабвенная теща.

– И что делать, а? – вопрос чисто риторический. Сам знаю, что дело – труба.

– Что делать, что делать, – фырчит друг. – Снимать штаны и бегать с голой жопой вдоль Лиговского. А если серьезно, то жить дальше, Сень. Жить самому и дать жить ей. Если хочешь, чтобы она была счастлива, конечно.

В этот момент приходит медсестра с капельницей, и Витя подрывается.

– Ладно, ты тут капайся пока. А я тебе вещи съезжу привезу. А то вчерашняя твоя одежда на мусорку отправилась.

– Спасибо, дружище. Леське привет. И извинись за меня. Я не хотел, чтобы так вышло.

– Разберусь, не переживай. Лисёнок у меня девочка чуткая, всё поймет. А ты смотри не куролесь тут.

– Так, давайте, молодой человек, кулаком поработайте, – вмешивается в наш диалог медсестра, протирает мне кожу тампоном и вставляет в вену иглу. – О, как хорошо пошла. Любо-дорого, когда вены хорошие. Так, скорость я настроила. Если станет плохо – жмите на кнопку.

– Понял, – отзываюсь я и прикрываю глаза.

Прозрачная жидкость из пластиковой бутылки медленно скатывается по длинной трубке и через иглу поступает в кровь.

Голова очищается, сознание становится ясным, отступает головная боль.

А вот мыслей становится больше.

Я снова прогоняю в памяти слова Маруси, а потом и слова друга.

«Разве я не заслужила хоть капельки счастья?»

«Отпусти ее, если хочешь, чтобы она была счастлива.»

Да, бывшая жена права. Я действительно махровый эгоист. Потому что мне чертовски сложно отпустить Машку.

Мне эгоистично хочется снова ощутить тепло ее рук и сладость губ. Хочется быть в ней, под ней и на ней.

Хочется, чтобы она смотрела на меня такими же безумно влюбленными глазами, как в день свадьбы.

Но походу это всё так и останется несбывшимися мечтами.

Если Маруське я стал так отвратителен – что ж, я оставлю ее в покое. Дам ей возможность стать счастливой.

Наступлю себе на горло, но отойду в сторону.

Главное, чтобы она действительно была счастлива. А не строила отношения назло мне.

Да, это самое главное. Счастье должно быть настоящим, а не фальшивым.

Что до меня… Никто не вправе заставить меня перестать любить мою Маруську.

Я буду любить ее на расстоянии.

Даже если ей моя любовь никуда не уперлась – всё равно любить буду…

От автора: в тексте использованы строки из песни Григория Лепса «Рюмка водки на столе»

* * *

Два месяца спустя

Арсений

В жизнях чужих каждый третий – буддийский мудрец

Только в своей зачастую и смысл не найти…

Если всё плохо, то, значит, ещё не конец…

Это всего лишь начало большого пути.

Ирина Самарина

– Ой, здравствуйте, Арсений Петрович, проходите, пожалуйста. Егорушка вас уже заждался.

– Я же говорил, что можете звать меня просто Арсений. – улыбнулся я, проходя в маленькую прихожую. – К чему эти расшаркивания? Держите, это вам.

– Спасибо большое, – улыбнулась Нина, принимая от меня коробку с тортом и пакет с фруктами. – Пойду тогда чайник поставлю.

Я тоже улыбнулся, глядя вслед женщине, маме того самого маленького хоккеиста, сбитого машиной.

Да, я сдержал свое обещание, данное волонтёру Алине. Пришел к пареньку в больницу и… как-то привязался к нему, что ли…

При виде меня у него настолько сильно загорелись глаза, что сердце невольно защемило.

Паренек реально смотрел на меня как на какого-то супергероя. Жаль, что я им не был, но в тот момент мне захотелось стать лучше, чем я есть.

Чтобы в полной мере заслужить те восторг и обожание, с которыми на меня смотрел этот мальчишка.

Совсем юный и наивный, с душой, нараспашку открытой этому миру.

Я смотрел на него и вспоминал себя в детстве. Когда-то и я был таким же.

Только отец пытался выковать из меня звезду, беспринципного эгоистичного парня, готового идти по головам ради побед.

Он втолковывал мне, что результат в спорте может быть только один: первое место, золото. Всё остальное – позорное поражение.

Что только тот, кто берет золото, заслуживает уважения. Все остальные – лузеры.

Егора же воспитывали совсем по-другому. Я понял это сразу, едва увидев его родителей.

Сына они будут любить вне зависимости от того, станет ли он чемпионом, останется рядовым игроком или вовсе уйдет из спорта.

Поэтому мне хотелось, чтобы этот паренек не оскотинился, став взрослым. Сохранил те свет и чистоту, что в нем чувствовались сейчас.

Мы говорили с ним долго в тот день, до тех пор пока в палату не принесли обед. Я оставил ему несколько автографов и согласился сделать селфи.

И, судя по тому, как у паренька загорелись глаза, я сделал всё правильно. И слова подобрал нужные.

– Арс, а ты еще придешь? – спросил он меня на прощание. И столько надежды было в его взгляде, что я не мог не сказать.

– Обязательно.

И я пришел. И не один раз.

А после того как Егора выписали, пришел к нему домой. С подарком в виде настольного хоккея.

Раз он не может играть сам, можно хоть фигурками поиграть.

И мы поиграли, да. Очень хорошо поиграли. Сложно даже сказать, кому было веселее – мне или ему.

В общем, запал мне в душу пацан. Общаться и радовать его мне было не в напряг, а родители его светились все, говорили, что Егор стал поправляться быстрее после моих визитов.

И сегодня в эту уютную квартирку на Петроградке я пришел уже в четвертый раз.

– Арс, привет! – завидев меня, пацан тут же подорвался с кровати. Он уже ходил без костылей, но реабилитация предстояла долгой.

– Здорово, Гор, – я пожал ему руку как взрослому. – Как дела? Что врачи говорят?

– Раньше Нового года тренироваться не смогу, – уныло пробормотал. – Пока только реабилитация, легкие нагрузки и никакого льда.

– Ну и чего нос повесил, а? – потрепал его по макушке. – Ты у нас молодой, растущий организм. Восстановишься и снова побежишь покорять вершины. Это с возрастом травмы заживают сложно и долго.

– Думаешь? – и глаза, полные такой надежды, что у меня снова ёкает в груди.

– Уверен. Всё у тебя будет хорошо. По-другому и быть не может.

В комнату заходит мама Егора и зовет нас на кухню пить чай с тортом.

А у меня сегодня выходной, так что я никуда не тороплюсь. Мы долго сидим за столом, разговариваем, пьем чай.

Под шумок меня еще и накормить умудряются.

А потом Гор тянет меня в комнату, где мы долго играем в настольный хоккей.

– Арс? – спрашивает он меня внезапно.

– А ты в СКА навсегда тренером останешься?

– Ну, я пока даже не тренер, учусь только. А навсегда – это слишком долгий срок, чтобы говорить об этом. Но ближайшие годы точно связаны с родным клубом. Больше нигде я себя не вижу.

– Не уходи, пожалуйста. Из тебя получится суперский тренер. Просто высший класс.

– Откуда ты знаешь? – хитро на него взглянул.

– Знаю, и всё. И я хочу, чтобы ты меня тренировал. Очень хочу. С тобой у меня получится стать чемпионом!

– А ты, значит, непременно хочешь стать чемпионом?

– Да! И обладателем кубка, и чемпионом мира, и олимпийским чемпионом тоже.

Ох, ты ж чёрт. Как это знакомо.

– Гор, – я положил руку ему на плечо, – чемпионство – это хорошо. Плох тот солдат, который не хочет стать генералом. Но запомни одну вещь: никогда не ставь медали и кубки самоцелью. Есть вещи куда важнее наград.

– Например? – пытливо на меня посмотрел.

– Например, семья. Любовь родных и близких – самое ценное, что может быть в этой жизни. Не стоит их разменивать, как это сделал я в свое время.

– А что ты сделал?

– В погоне за медалями и титулами я потерял свою жену. Девушку, которую очень любил. Я ее сильно обидел, и теперь она знать меня не желает.

– И что, – Егор насупился, – ничего нельзя исправить? Извиниться? Мама говорит, что всегда нужно извиняться, если сделал что-то нехорошее. Искренне попросить прощения.

– Это не всегда помогает, Гор. Есть вещи, которые одним словом «прости» не исправишь. Запомни мои слова, чтобы не жалеть потом так, как жалею я…

– И что ты теперь будешь делать?

– Жить, Гор, просто жить. Работать. И да, я буду рад видеть тебя у нас в команде, как подрастешь. Так что давай, поднимайся на ноги… Клюшка, коньки и шлем ждут тебя.

Лицо паренька озаряется счастливой улыбкой, и я еще раз жму ему руку. Что-то мне подсказывает, что у Гора большое будущее.

Будет таковым, если пацан не пойдет по пути соблазнов.

– Кстати, Егор, – я хитро улыбнулся. – Ты не хочешь сходить на хоккей в следующую субботу, м? На домашний матч с Авангардом?

– Хочу, конечно! – пацан чуть ли не к потолку взлетел.

– Тогда держи, – я вытащил из бумажника три билета. – Это для тебя и родителей…

И чуть не рухнул на пол под весом мальчишки, бросившегося мне на шею.

– Спасибо, Арс! Это круто!

* * *

Я сдержал свое слово, данное Марусе.

Оставил ее в покое.

Удалил ее номер из телефона, хотя на подкорке всё равно отложились его цифры. Не стал ездить к ней домой и на работу.

Кусал кулаки, чтобы не сорваться и не наделать глупостей.

В первое время было особенно тяжело. Знать, что любимая с другим и быть бессильным это изменить.

И это мне только воображение всякие непотребные картины рисует, а Маруська видела мои снимки с другими женщинами.

Мудаком я был, да. Жаль, слишком поздно это понял. Когда лишился последнего шанса на счастье.

От баб теперь воротило напрочь. Мне на хрен не нужны были ни клубные шалашовки, ни фанатки, которые снова начали виться вокруг, стоило мне вернуться в клуб.

Я с головой ушел в работу, познавал азы тренерского мастерства. С началом сезона времени стало еще меньше, начались перелеты.

В клубе я быстро влился в коллектив. Руководство на меня действительно рассчитывало.

Молодые парни, совсем еще желторотики, потянулись ко мне. Для них я был звездой, они застали то время, когда я феерил за клуб и сборную. И теперь буквально смотрели мне в рот.

И я, пожалуй, с первых дней понял, что мне нравится с ними возиться. Что-то сломавшееся во мне после аварии начало наконец-то оживать.

Возможно, из меня получится неплохой тренер.

Пересекался я и с основной командой. Правда, знакомых лиц там осталось маловато, но я был рад увидеться с товарищами по арене. Да и они со мной.

Пусть теперь и по разные стороны площадки.

Помимо основных обязанностей, я работал еще и с медиа-службой клуба. Всё-таки когда-то я был звездой, и мое лицо намерены были посветить в прессе.

Пропиарить по полной программе, так сказать.

Поэтому активно снимались ролики и выкладывались интервью в соцсетях. Пришлось даже завести канал в телеграмме для общения с фанатами.

Так что днем дел у меня было по горло.

А вечером… Вечером я возвращался в служебную квартиру, ужинал и рассматривал наши с Машкой фотографии.

С одной стороны, мазохизм чистой воды, да. А с другой стороны, мой спасательный круг.

Машка вычеркнула меня из своей жизни, а я ее так и не смог. Вот и любовался ночами на старые снимки и спускал пар, когда совсем припирало.

Может, дрочить ночами на снимки бывшей жены и не совсем нормально, но я смирился с этой ненормальностью.

Лучше уж мозоли на руках после эротических фантазий о любимой женщине, чем голый секс с непонятными телками.

Да, лучше так.

Неделю назад ко мне приехала семья: мама, брат, сестра и отчим. Мне наконец-то удалось показать им любимый город. Ради этого удалось выцарапать себе пару отгулов.

На счастье, и погода выдалась шикарная. Последние погожие денечки в году. Так что мы хорошо погуляли. И покатались тоже, и Кронштадт посетили, и Петергоф.

Перед самым отъездом мы с мамой вдвоем вышли погулять по Невскому, прошлись по Исаакиевскому скверу и набережной Мойки.

– Сень… – внезапно спросила она, когда мы свернули на Конногвардейский бульвар.

– М?

– Что у тебя с твоей Машей?

– Да ничего, мам. Абсолютно ничего. Не моя она уже.

– Поделишься?

Я сначала замолчал, а потом рассказал всё, что наворотил. От момента встречи у гостиницы до последнего разговора в кафе.

Мама в ответ лишь покачала головой и замолчала на некоторое время.

– Знаешь, Сень.

– Что?

– Мне почему-то не верится, что это действительно конец.

– Мне тоже не верилось, но факты – вещь упрямая. Она выбрала другого мужчину. Которому я и в подметки не гожусь.

– Ну, это надо посмотреть ещё, чем она выбирала.

– В смысле?

– В прямом, – мама сощурила глаза. – Ты же любил, но развелся. Не послушал сердце, а повёлся на ядовитые слова отца. Может, и Маша твоя так же поступила. Выбрала рассудком, но не сердцем. А ему ведь не прикажешь. Оно не выбирает, не оценивает, не сортирует. Оно просто чувствует свою настоящую пару и тянется к ней. Вопреки всему.

– Кажется, ты перечитала ванильных романов, – добродушно поддел я ее.

– Нет, это просто жизненный опыт. Послушай меня, сынок. Родную душу судьба посылает лишь раз. И если уж эта душа родная по-настоящему, то жизнь вас так или иначе, но столкнет снова. Даст еще один шанс на счастье. А если нет, то… значит, не была Маша по-настоящему твоей. Значит, ее место с кем-то другим. А твоя родная душа ждет тебя впереди. И не смотри на меня так, я еще не настолько стара, и из ума не выжила.

– Ладно, мам, – я хмыкнул и попытался перевести разговор в другое русло, – оставим это. Как насчет перекусить, м? Давай я закажу столик у Строгановых? Там мы еще не были, и вы не можете уехать, не попробовав их фирменных стейков.

– А почему бы и да, сынок? Давай сходим.

– Тогда поворачиваем обратно, – улыбнулся я, предложив маме руку.

Мы развернулись и пошли в сторону Исаакиевского собора. Недалеко от него я припарковал машину.

После слов мамы в голове затеснились самые разные мысли, а в душе заворочалось что-то непонятное.

То ли тревога, то ли надежда, то ли еще что-то…

Впрочем, я решил, что подумаю об этом потом, на досуге.

А сегодняшний вечер будет целиком отдан семье. Тем, кто меня любит, и кому я нужен, несмотря ни на что…

Такой как есть нужен, со всеми недостатками.

Да, жизнь научила меня ценить родных людей. И за это я ей очень благодарен.