Текст книги "Обольститель и куртизанка"
Автор книги: Анна Кэмпбелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
– Это вас не касается, милорд. – От ее ледяного тона веяло холодом, пронизывающим до костей, промозглой зимней слякотью.
Быть может, хрупкая близость, возникшая между ними в последние дни, никогда и не существовала. Оливия возвела вокруг себя высокую стену, невидимую, но столь же реальную, как обтянутое кожей сиденье кареты. Однако, к несчастью для куртизанки, Эрит вознамерился подвергнуть осаде ее крепость. И разрушить, не оставив камня на камне, если понадобится.
– А я считаю иначе. – Граф со вздохом провел рукой по волосам. Ему хотелось верить, что им движет не только эгоизм. Голос его смягчился. – Я знаю, вы упрямы, Оливия. И теперь понимаю, что сделало вас такой. И все же прошу: уступите мне.
Губы Оливии гневно скривились, руки вцепились в зеленую бархатную сумочку, лежавшую у нее на коленях.
– Вы ничего обо мне не знаете.
Запрокинув голову, Эрит устремил взгляд на потолок кареты, затянутый роскошной парчой, и принялся изучать затейливый узор – сплетение красных, синих и золотых нитей.
– Неужели?
Он выдержал долгую паузу, повисла неловкая тишина, нарушаемая лишь скрипом колес.
– Какое вам до меня дело? – сердито выпалила Оливия. – Я для вас ничто. Всего лишь очередная женщина, согревающая вашу постель. Еще одна в бесконечной череде других любовниц. Они были до меня, будут и после. Вы расспрашиваете меня из досужего любопытства, у вас нет никакого права донимать меня вопросами.
Эрит не сомневался, что в его жизни будут другие женщины, но ни одна из них не будет такой, как Оливия Рейнз.
Он сам не понимал, откуда это настойчивое желание узнать подлинную Оливию, скрывающуюся за ослепительным фасадом знаменитой куртизанки. Его не оставляла странная уверенность, что, раскрыв эту загадку, он спасет собственную душу, а возможно, и душу Оливии. Это казалось глупым, безрассудным, даже абсурдным, но какое-то неведомое чувство подсказывало ему, что он прав.
Почему же для него это так важно? Почему Оливия так дорога ему, когда другие женщины – жаркие безликие тела – лишь помогали заполнить зияющую пустоту в его душе?
Еще одна загадка. Быть может, он разгадает ее, узнав секрет Оливии. Хотя сама Оливия сделает все, чтобы помешать ему.
Но можно ли ее винить? Слишком много жестоких, мучительных тайн скрывает прошлое этой женщины. Воспоминания терзают ее, причиняя боль.
Тогда зачем бередить раны? Ради Оливии? Или ради себя самого? Чутье нашептывало ему, что Оливия не вырвется из ледяной клетки, пока не примирится с прошлым. Но может, он ошибался?
Эрит вгляделся в лицо Оливии. В ее топазовых глазах читалась тревога.
– Не понимаю, что страшного, если вы мне ответите?
– А что за беда, если вы не узнаете?
– Я мог бы и сам догадаться.
– Или пригрозить, что расскажете всем о существовании Лео, – с горечью парировала куртизанка.
Эрит знал: ему следует поклясться хранить тайну, заверить Оливию, что никакие распри между ними не заставят его нарушить слово. Он не желал зла ни ей, ни тем, кого она любила. Совсем наоборот.
И все же он промолчал. Пополнил свой список грехов еще одним обманом.
– Сколько лет вашему сыну, Оливия? – осведомился он будничным тоном.
Куртизанка отвела глаза. Ее руки в лайковых перчатках табачного цвета безжалостно скомкали сумочку.
– В августе будет семнадцать.
– Лео, не знает, что вы его мать.
– Он не должен узнать. – В голосе Оливии слышались ярость и боль. И еще... Эрит не подозревал, что ей знакомо это чувство...
Мучительный стыд.
Глаза графа сузились, гнев клокотал в нем. Если его догадка верна, Оливии нечего стыдиться. Эрит с трудом обуздал себя. Он заставит обидчиков Оливии молить о пощаде, но прежде нужно узнать правду.
Эрит уже не спрашивал себя, почему боль этой женщины стала его болью. Он принял это как данность.
Ему хотелось обнять Оливию, подарить ей хоть немного человеческого тепла, но приходилось себя сдерживать. Участие – последнее, чего ожидала Оливия от своего покровителя. Эта горькая мысль больно кольнула Эрита.
– Мальчик любит вас.
– Да. – Оливия раздраженно расправила несуществующие складки на юбке. – Но в действительности его родители – Маргарет и Чарлз Уэнтуорт.
Эрит в этом сомневался. Он явственно видел близость между матерью и сыном. Эту близость он принял за любовное влечение. Его ослепляла ревность и неутоленное желание.
Эриту внезапно захотелось что-нибудь сокрушить. Разнести вдребезги, молотя кулаками. Он сложил руки на груди, чтобы скрыть гневную дрожь.
– Вам было пятнадцать, когда родился Лео. Оливия уже призналась в этом, но Эриту важно было произнести вслух ужасные слова. Услышать беспощадную, отвратительную правду.
Подлец овладел ею, когда она была почти ребенком. К горлу Эрита подступила тошнота. Господи, в каком же возрасте Оливия впервые узнала, что такое мужское вероломство и жестокость?
– Да. – Она все еще избегала испытующего взгляда Эрита.
«Проклятие, Оливия, здесь нет вашей вины».
Граф помолчал, стараясь заглушить в себе исступленный вой демонов ярости. Когда он заговорил, голос его, несмотря на все усилия, звучал резко:
– И все же вы испытываете добрые чувства к презренному отцу вашего ребенка.
Оливия недоуменно нахмурилась и встретила, наконец, взгляд Эрита.
– К его отцу?
Ее прекрасные глаза потемнели и затуманились, приобрели оттенок жженого сахара. Эрит вновь почувствовал раскаяние, но желание узнать правду победило.
– Лорду Перегрину. – Он гневно прорычал ненавистные слова словно проклятие.
В глазах Оливии промелькнуло странное выражение. Губы ее чуть дрогнули в подобии усмешки.
– Вы думаете, что Перри – отец Лео?
– Их сходство бросается в глаза.
– Не вы ли говорили, что Перри влечет к собственному полу?
Зачем Оливии эта пикировка? Происхождение мальчика легко читалось по его красивому лицу.
– Выходит, я ошибался.
К его изумлению, Оливия презрительно рассмеялась. Бросив на Эрита колкий взгляд из-под длинных ресниц, она отвернулась к окну. Вечернее небо уже заволокло тучами.
– Уверена, вы впервые признаете, что ошибались.
– Не судите опрометчиво.
– Этому допросу пора положить конец, лорд Эрит. – Губы Оливии сурово сжались, по лицу скользнула гримаса отвращения. – Я уже сказала вам все, что собиралась.
– Вы хотите, чтобы я спросил об этом самого Монтджоя? – «А потом убил его, медленно и жестоко», – мысленно добавил Эрит.
– Какой же вы негодяй, – прошептала Оливия, прочитав в глазах графа невысказанную угрозу. – Оставьте Перри в покое.
Потрясенный Эрит задыхался от возмущения. Как может Оливия защищать мерзавца, надругавшегося над ней и разрушившего ее жизнь? Слова вырвались у него, как пули из ружья:
– Какого дьявола вы вступаетесь за человека, который изнасиловал вас, когда вы были еще девочкой?
– Перри не насиловал меня. – Оливия отдернула занавеску, чтобы лучше видеть пейзаж за окном.
Серый свет сгущающихся сумерек упал на ее прелестное лицо. Она казалась девушкой, слишком юной, чтобы иметь такого взрослого сына, как Леонидас. И в то же время древней старухой, знающей все тайны тысячелетия.
– Не лгите, Оливия, – отрывисто бросил Эрит. – Мальчик – точная копия своего отца.
– Да. – Она снова посмотрела на графа, и на этот раз строгий взгляд ее был почти бесстрастным. – Но Перри не отец Лео. Перри его брат. Отец моего ребенка – лорд Фарнсуорт.
Во второй раз за этот день Эрит почувствовал себя так, словно из него вышибли дух одним ударом.
Любовником Оливии оказался не изнеженный красавчик лорд Перегрин, а его отец, грязный распутник и негодяй.
Эрита замутило от отвращения.
«О, Оливия...»
Фредерик Монтджой, лорд Фарнсуорт, был настоящим чудовищем, похотливым сатиром, жадным до необычных ощущений. Он не гнушался ничем. Путался с женщинами, с мужчинами, а ближе к смерти – даже с животными, если верить слухам. Ему нравилось причинять боль и самому подвергаться истязаниям. Но если он и растлевал детей, то держал это в тайне.
Давным-давно, еще до женитьбы на Джоанне, Эрит как-то видел Фарнсуорта мельком на одном из светских раутов, но потасканный старик не вызвал у него интереса. И все же граф успел составить о нем мнение. Этому мерзавцу он не доверил бы и бродячую собаку, не то, что беззащитную девочку.
– Вы узнали довольно, милорд. Я и так рассказала вам больше, чем кому-либо. – Голос Оливии надломился; Эрит заметил, что руки ее, терзавшие сумочку, дрожат. – Я ни с кем никогда не говорила о тех днях. Ради всего святого, пожалуйста, оставим этот разговор.
Жалость пронзила Эрита. Зачем он мучает эту женщину? Заставляет страдать ту, что и без того так много выстрадала?
Он вспомнил, как наполнялись страхом прекрасные глаза Оливии, когда маска равнодушия и холодности слетала с ее лица. Быть может, это нелегкое признание поможет ей избавиться от призраков прошлого, преследующих ее по пятам.
– Расскажите мне, что случилось, – потребовал Эрит. Даже в полумраке кареты он различил гневные огоньки, вспыхнувшие в ее глазах.
– Вы не оставите меня в покое?
– Расскажите, Оливия.
Она вскинула голову и с ненавистью процедила сквозь зубы:
– Мой брат отдал меня лорду Фарнсуорту в уплату за карточный долг, когда мне было четырнадцать. Теперь вы довольны?
Силы небесные, подлец брат растлил ее, продав развратному старику. Неудивительно, что она так презирает мужчин.
– Мне очень жаль. – Слова Эрита прозвучали чертовски нелепо и беспомощно.
Оливия пожала плечами и снова отвернулась к окну. Она пыталась укрыться за привычной маской холодной, равнодушной куртизанки, но Эрит слишком глубоко ее задел. Несмотря на напускное безразличие, ее лицо казалось бледным и утомленным, полные губы сжались в горькую кривую линию. Эрита кольнуло чувство вины.
Карета приближалась к предместьям Лондона. То немногое, что Оливия поведала о своем прошлом, так захватило Эрита, что он не заметил, как путешествие подошло к концу.
– Где теперь ваш брат? – Руки графа сами собой сжались в кулаки: мысленно он уже мертвой хваткой вцепился в горло гнусному негодяю.
– Он застрелился десять лет назад – не смог выплатить долги, – произнесла Оливия голосом, лишенным всякого выражения.
– И конечно, у него не было другой сестры, чтобы ее продать.
Оливия бросила хмурый взгляд на своего спутника.
– Я не какая-нибудь принцесса, нуждающаяся в защитнике, Эрит.
Графу хотелось возразить. Но как он мог объяснить Оливии то, что и сам не до конца понимал? Он глубоко вдохнул, пытаясь унять ярость, но перед глазами его проносились грязные, непристойные картины.
При мысли о том, что на месте Оливии могла оказаться его дочь, Эрит так сильно сжал пальцами локти, что рукам стало больно. У Ромы есть семья – отец и брат, готовые встать на ее защиту, – а у юной Оливии не было никого.
– У меня есть дочь. – Эрит впервые заговорил с любовницей о своей семье. Он никогда не упоминал ни о детях, ни о покойной жене в разговорах с содержанками.
– А-а. – Взгляд Оливии потеплел, наполнился пониманием.
Эрит ожидал, что она захочет его о чем-то спросить, но Оливия уже смотрела в окно. На подъезде к городу движение стало гуще, и карета замедлила ход.
Воцарилось неловкое молчание. В наступившей тишине отчетливо слышалось ритмичное поскрипывание колес да грохот проезжавших мимо экипажей. Эрит смотрел прямо перед собой, в его душе бушевали гнев и жажда мщения.
Как бы он хотел покарать негодяев, но смерть сделала это невозможным.
Брат Оливии и Фарнсуорт давно мертвы. Мерзавцы горели в аду.
Проклятие! Эрит не мог отомстить за Оливию.
Он перевел невидящий взгляд на окно, за которым мелькали лондонские улицы, и попытался побороть бессмысленную ярость, сковавшую грудь. Горечь душила его, боль жгла, как раскаленное докрасна железо.
Ужасная тайна прошлого так глубоко потрясла Эрита, что первое время он не мог думать ни о чем другом. Но внезапно вспыхнувшая тревога вытеснила бессильный гнев. Черт, черт, черт! Он должен был придумать, как удержать Оливию, не дать ей уйти.
После долгого молчания он, наконец, заговорил:
– Наш договор еще в силе.
Оливия резко повернула голову и смерила Эрита колючим взглядом. Хрупкое перемирие, безмолвно заключенное между ними, когда граф упомянул о дочери, было тотчас забыто.
– Разумеется, об этом не может быть и речи. Я изложила вам свои условия, а вы их нарушили.
– Я не позволю вам разорвать соглашение, – упрямо возразил Эрит.
Хотя, что он сможет сделать, если Оливия решит уйти?
– Вы ведь не станете вынуждать меня силой, угрожая раскрыть тайну моего сына, Эрит? – Черты Оливии заострились, в глазах сверкнуло отчаяние. – Вы причините боль не только мне, но Лео, моей кузине и славному человеку, за которого она вышла замуж. Не стоит разрушать жизнь стольким людям, чтобы потешить свою гордость.
Ее кузине? Это интересно. Эрит вспомнил женщину с добрым лицом, которую мельком видел возле дома священника. Должно быть, семья Оливии принадлежала к более высоким слоям общества, чем он думал. Если это так, благородное происхождение ее брата, лишенного всякой чести и благородства, делало его преступление еще чудовищнее.
– Эрит? – Теперь в голосе Оливии звучал страх, лицо ее исказилось и побледнело.
Граф неожиданно осознал, что так и не ответил.
– Хоть меня и считают сущим дьяволом, у меня еще осталось немного чести.
– Что это значит?
– Это значит, я не предам ни вас, ни Лео.
– Как я могу вам доверять? – гневно воскликнула куртизанка.
– Даю вам слово: я сохраню вашу тайну.
Конечно, бессмысленно было просить Оливию довериться ему. Она не доверяла никому. В особенности мужчинам.
Оливия окинула его хмурым взглядом. Слова графа ее не убедили.
– Даже если я уйду от вас?
Проще всего было бы удержать ее, используя свое знание как оружие, но Эрит почувствовал, что не может солгать ей, хотя на карту поставлено так много. Обмануть ее было бы низко и подло. Недостойно мужчины.
– Даже если вы меня оставите. – Немного помолчав, он воспользовался единственным козырем: – А как насчет нашего пари? Вы признаете, что я выиграл?
Губы Оливии нерешительно дрогнули. Казалось, она смутилась.
– Не думаю, что обоюдное решение расстаться, можно считать поражением.
– Иного ответа я не ожидал. – Эрит коротко рассмеялся и откинулся на подушки. – И все же вы проиграли. Задумали сбежать, воспользовавшись моим сегодняшним безобразным поступком как предлогом, дабы оправдать собственную трусость.
Оливия презрительно изогнула бровь.
– Вы уже прибегали к этой тактике, Эрит. Не надейтесь, что она снова сработает.
Граф пожал плечами:
– Тогда останьтесь ради любви к игре, примите вызов. Останьтесь, потому что вы этого хотите. После свадьбы дочери я уеду, а вы вернетесь к прежней жизни, сохранив воспоминания о нашей экстравагантной связи.
Карета резко накренилась и замерла, кучер обрушился на кого-то с бранью. Эрит затаил дыхание, ожидая ответа.
Оливия посмотрела на свои руки в лайковых перчатках, затем подняла глаза. В ее взгляде читались смятение и тревога.
– Только не притворяйтесь, что все так просто, Эрит. – Ее ладонь яростно рубанула воздух. – Вы уже знаете обо мне больше, чем кто-либо другой, не считая Перри. Это дает вам власть, с чем я не могу примириться. Всю свою жизнь я избегаю мужчин, которые пытаются подчинить меня себе.
Эрит не спешил отвечать, задумавшись над словами куртизанки. Оливия, несомненно, чувствовала притяжение, возникшее между ними, но сопротивлялась ему изо всех сил. Зная историю ее жизни, граф понимал почему.
– Я не хочу ничего о вас знать – вот что дает мне власть, – тихо произнес он.
Оливия недоуменно нахмурилась.
– Мужчины всегда имеют власть над женщинами, – с горечью заключила она.
– Только не над вами.
– Так было не всегда.
Как ни ужасно, она сказала правду. Теперь Эрит это знал.
– Я вам не враг, Оливия.
Лицо ее ожесточилось, на губах мелькнула циничная усмешка. Эрит мгновенно узнал холодную, расчетливую куртизанку, которую впервые увидел в доме Монтджоя. Он успел забыть эту женщину, для него Оливия давно стала другой.
– Нет, враг. «Да, враг».
Желание делало его врагом Оливии. Непреодолимый зов плоти. Влечение, неудержимое и страстное.
Экипаж снова тронулся. Эрит привычно откинулся на подушки. Дождь забарабанил по крыше кареты, добавив уныния и без того мрачному настроению графа.
Впервые в жизни он представления не имел, как завоевать женщину. Чем больше он смотрел на Оливию, тем сильнее желал ее. Подлинную Оливию Рейнз, а не прекрасную фальшивую оболочку.
Сквозь сгущающиеся сумерки и мутную пелену дождя (за окном уже бушевал ливень) Эрит различил знакомые фасады домов. Карета приближалась к Йорк-стрит.
– Что вы собираетесь делать? – спросил он и с запинкой добавил: – Я хочу, чтобы вы остались.
– До июля, – язвительно уточнила Оливия.
– Пока что я пытаюсь удержать вас хотя бы на ближайшие пять минут. – В голосе Эрита послышалась резкая нотка. – Не рано ли беспокоиться о том, что случится через пару месяцев?
Оливия упрямо выпятила подбородок. Граф тотчас узнал этот жест.
– И все же...
Эрит перебил ее прежде, чем прозвучали роковые слова:
– Нет.
Он яростно постучал в крышу кареты и дождался, пока кучер откроет окошко.
– Да, мадам? Милорд?
– Поезжайте в парк, – отрывисто приказал граф.
Глава 11
– О Господи, что вы делаете? – изумленно воскликнула Оливия, – Мы почти доехали до Йорк-стрит.
– Я хочу поговорить с вами. – Эрит сделал вид, что не замечает любопытного кучера, сверлившего жадным взглядом его затылок.
Нетерпеливая гримаска вновь оживила черты Оливии.
– Побойтесь Бога, мы говорили всю дорогу.
– Я хочу поговорить с вами за стенами этой проклятой черной клетки на колесах, принадлежащей чертову Перегрину Монтджою.
– Но на улице льет как из ведра.
– Мне все равно.
– Мадам? – подал голос кучер. Бедняга явно подозревал, что господа лишились рассудка.
Оливия недоуменно взглянула на Эрита, словно засомневалась, не безумен ли он. Сам Эрит не смог бы с уверенностью ответить на этот вопрос. Граф знал точно только одно: он не намерен покорно наблюдать, как Оливия исчезает из его жизни.
Он готов был сражаться, добиваясь своего. Возможно, впервые в жизни. Его одержимость граничила с безрассудством.
Несколько долгих мгновений Оливия испытующе смотрела Эриту в глаза. Одному дьяволу известно, что она в них прочитала, но внезапно лицо ее приняло решительное выражение.
– Шеррин, его сиятельство желает прогуляться по парку. – Она невозмутимо кивнула кучеру. – Едем в парк.
– Да, мадам, – с несчастным видом отозвался кучер. Принимая во внимание, что вода лилась ручьями с его плаща, Эрит не стал бы винить беднягу за недостаток рвения.
– Остановитесь у первого же павильона.
– Хорошо, милорд. – Шеррин закрыл окошечко.
Экипаж снова тронулся, Оливия бросила на Эрита мученический взгляд.
– Все кончится тем, что мы оба схватим смертельную простуду. Не говоря уже о несчастном Шеррине. Между прочим, у него жена и шестеро детей.
– Если я отвезу вас домой, вы покинете меня, – упрямо возразил Эрит, отлично сознавая, что выставляет себя на посмешище. Он хотел бы остановиться, но не мог, словно в него вселился злой дух.
– Я могу проститься с вами и в парке, не только в гостиной.
Вскоре карета остановилась. Посмотрев в запотевшее от дождя окно, Эрит увидел возвышавшуюся громаду греческой церкви. Окошечко в потолке экипажа снова открылось.
– Сюда, ваше сиятельство?
– Да, Шеррин. Подождите под крышей, пока мы вас не позовем.
– Хорошо, милорд.
Кучер спрыгнул с козел, опрометью бросился к церкви и скрылся внутри. Проводив его взглядом, Эрит повернулся к Оливии.
– Пройдемся?
Оливия недоверчиво округлила глаза.
– Но на улице настоящий потоп.
– Всего лишь легкий весенний дождик. – Эрит резко распахнул дверцу кареты и вышел под дождь, потянув за собой Оливию. – Не бойтесь, вы не растаете.
– Сдается мне, что вам самое место в Бедламе. Эрит ожидал, что Оливия станет сопротивляться, но она послушно выбралась из кареты.
– Возможно.
Взяв Оливию под руку, он упрямо направился к мокрой серой рощице в стороне от тропинки. Его сапоги тотчас захлюпали по грязи. Оливии пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать. Ее изысканный наряд намок, превратившись в бесформенную кучу тряпья, а элегантная соломенная шляпка раскисла.
Оливия сняла ее и, повертев в руках, швырнула в полную воды канаву.
Они, наконец, подошли к небольшому леску, и Эрит потянул Оливию к клочку твердой земли под ветвями.
– Вы должны остаться со мной. Я единственный мужчина в христианском мире, способный вынести ваши капризы и причуды.
– Уж кто бы говорил. Кто заставил меня мокнуть под этим ливнем?
Оливия дрожала. Ее лицо казалось белым как бумага. – Вы пытались держать меня на расстоянии, – угрюмо бросил Эрит, остро ощущая собственное бессилие.
– Утопив меня, вы станете ближе ко мне? Если такова ваша цель, нельзя ли проделать это в теплой ванне?
При мысли о грациозном теле Оливии, скользком от мыла и горячей воды, Эрита охватило желание, несмотря на ледяной ветер и дождь.
Оливия вытерла лицо, но едва ли это имело смысл: вода ручейками лилась сквозь ветви деревьев.
И все же она выглядела восхитительно, Эрит никогда не видел женщины прекраснее.
Куртизанка смерила его непокорным взглядом.
– Выкладывайте все, что хотели сказать, и позвольте мне вернуться в карету.
Эрит шагнул ближе, стараясь заслонить Оливию от дождя и ветра, ему хотелось защитить ее своим телом. В воздухе чувствовался запах дождя и влажной земли, но к нему примешивался тонкий аромат ее духов. Эрит различил бы его даже издали.
Он устремил на Оливию неподвижный взгляд. Что-то дикое, необузданное полыхало в его серых глазах. Графа сотрясала дрожь. Он чувствовал себя потерянным, уязвимым, загнанным в угол.
– Вы собираетесь уехать? – произнес он сдавленным голосом.
Лицо Оливии исказилось от волнения. – Не нужно. Я этого не стою.
– Конечно же, стоите, – с внезапным гневом вскричал Эрит. Его пальцы сжали плечо Оливии. – Черт побери, я сдаюсь. Можете публично заявить, что взяли надо мной верх. Если останетесь.
– Наш спор меня не волнует, – резко бросила куртизанка. – Почему для вас так важно, чтобы я оставалась вашей любовницей?
Эрит ответил с откровенностью, поразившей его самого:
– Понятия не имею. Но я хочу вас.
В сверкающих глазах Оливии мелькнула боль.
– А я не хочу.
– Я могу заставить вас. – В надломленном голосе Эрита звучало глухое отчаяние. Грудь его тяжело вздымалась, словно ему не хватало воздуха.
– Нет, не можете.
– Оливия, – прошептал Эрит.
Он почувствовал, как куртизанку охватила дрожь. Что это? Холод? Страх? Или... желание? Граф и сам не знал, но когда придвинулся ближе, Оливия не отшатнулась.
– Нет, Эрит. – Ее голос упал до еле слышного шепота. Теплое дыхание коснулось холодных губ графа.
– Да, – так же тихо шепнул он, обхватив ладонью ее подбородок.
На мгновение дождь и ветер вдруг затихли. Исчезли холод и непогода, осталась лишь женщина и обещание поцелуя.
Оливия тихонько застонала, когда губы Эрита прижались к ее губам. Граф не услышал бы ее стон, если бы не стоял так близко. Всего на миг он замер, наслаждаясь вкусом ее прохладной кожи и свежестью дождевых капель, а затем медленно отстранился. Поцелуй прервался, но губы помнили его сладость.
Густые ресницы Оливии затрепетали, глаза открылись, и Эрит вдруг увидел ту прелестную юную девушку, которой Оливии так и не суждено было стать.
И тотчас ее оцепенелость сменилась ужасом.
– Вы поцеловали меня.
– Да, – беспомощно признал Эрит, умирая от желания.
– Уберите от меня руки. – Голос Оливии дрожал.
Иронично-покорным жестом Эрит выпустил ее плечи. Оливия пыталась отгородиться от него, прикрываясь маской холодной отчужденности, но она была слишком уязвима.
Эрит мог гордиться победой. Хотя бы временной.
Отпустив Оливию, он снова почувствовал промозглую сырость и зябко поежился. Лил холодный дождь, ветер усилился. Сердце его грохотало в такт раскатам грома. Земля поддеревьями раскисла, превратившись в вязкое месиво. Ледяные струи воды хлестали его по лицу и затекали за воротник. Его щегольской галстук промок насквозь.
– Я собираюсь вернуться в дом. Не преследуйте меня.
– Позвольте мне проводить вас до кареты. – В этот ненастный день парк был безлюден, но Эриту не хотелось отпускать Оливию одну.
Она издала короткий смешок, похожий на сдавленное рыдание.
– Я хочу пройтись.
– Пожалуйста, не глупите. – Эрит попытался взять ее за руку, но Оливия отступила.
– Будьте так добры, позвольте мне хотя бы в этом поступить по-своему. – Она резко повернулась, волоча намокшие юбки, сменившие цвет с зеленого на черный. Расправив плечи и, высоко вскинув голову, она вышла из-под деревьев под дождь.
Эрит не мог позволить ей уйти, так ничего и не решив. К своему собственному изумлению, он произнес слова, которые никогда бы не смог выговорить:
– Оливия, пожалуйста, не покидайте меня.
На краткий миг она повернулась. Надменное выражение слетело с ее лица. Казалось, она охвачена глубоким волнением. Потом, глухо пробормотав про себя проклятие, она подобрала юбки и отвернулась. Эрит в отчаянии смотрел, как Оливия бежит по размякшей от воды земле и исчезает в серой пелене сумерек.
Глава 12
Дверь спальни с шумом распахнулась, всколыхнув яркие занавески с вышитыми павлинами и пионами; оконные стекла жалобно задребезжали.
В дверном проеме показался граф Эрит – огромный, сильный, охваченный отчаянием. Таким Оливия оставила его в парке. Казалось, он принес с собой бурю.
С тяжелым вздохом Оливия глубже погрузилась в остывающую ванну, держа перед собой словно щит полный бокал бренди. Горничная пронзительно взвизгнула и уронила кувшин, из которого ополаскивала волосы госпожи. Фаянсовый сосуд разлетелся вдребезги, залив водой все вокруг.
– Боже мой, мисс! – воскликнула Эми. Переведя испуганный взгляд на Эрита, она присела в неуклюжем реверансе. – Милорд.
– Выйдите, – приказал граф девушке, стоя в дверях. Мокрые черные волосы облепили его лицо, с одежды ручьями стекала вода. Лихорадочно блестевшие серые глаза неотрывно смотрели на Оливию.
Эми, слишком испуганная, чтобы расслышать предупреждение в ровном голосе графа, принялась бросать полотенца на залитый водой пол.
– Ох, как бы ковер не погиб...
– Я сказал, выйдите, – еще тише произнес Эрит. На этот раз Эми различила в его тоне угрозу. Выронив полотенца, она сделала еще один неловкий реверанс и поспешно ретировалась в гардеробную.
Оливия и граф остались одни. В сгустившейся тишине незримо витало воспоминание об удивительном поцелуе под дождем. Оливия вновь почувствовала терпкий вкус губ Эрита, холодное прикосновение рук. Граф с нежностью держал в ладонях ее лицо, словно касался драгоценного сокровища. Дрожащие губы Оливии приоткрылись, как тогда, в парке.
Тот убийственный поцелуй разделил ее душу надвое.
Даже вспоминать о нем было мучительно.
Прошло больше часа с тех пор, как она выбежала из парка под проливным дождем словно безумная. Ничего не видя от боли, она вышла, пошатываясь, на залитую водой улицу и уселась в пустую извозчичью пролетку. Оливия успела продрогнуть до костей, когда добралась до особняка на Йорк-стрит. Выскочив из обшарпанного наемного экипажа, она вбежала в дом, собираясь привести себя в порядок и немедленно уехать. Ей следовало исчезнуть до того, как вернется Эрит и станет донимать ее своими требованиями, расспросами и проклятой нежностью, от которой Оливия чувствовала себя потерянной, беззащитной и смущенной.
Рассудок и опыт подсказывали ей, что с графом нужно расстаться. Немедленно. Сию же минуту.
Так почему же она не уехала?
Оливия встретила отчаянный взгляд серебристых глаз, и ее словно пронзил электрический разряд. Что это? Тревога? Страх? Негодование? Что угодно, только не волнение. Ее пальцы сжали тяжелый хрустальный бокал.
Эрит вошел в комнату, подчеркнуто аккуратно закрыв дверь, что свидетельствовало о том, что он едва владеет собой.
– Вы все еще здесь, – тихо произнес он, стоя поодаль.
– Да.
Одним движением загорелой руки он стянул с себя мокрый галстук и швырнул на пол.
– Почему?
Силы небесные, Оливия не желала отвечать. Да и вряд ли смогла бы. Вдобавок это не имело смысла. Прежде она могла бы сказать, что осталась, желая поддержать славу королевы лондонских куртизанок, но теперь это было бы ложью. Возможно, это было неправдой с самого начала. К чему отрицать: ее влекло к лорду Эриту, как железные опилки притягивает к магниту.
«Я здесь, потому что вы поцеловали меня под дождем. Вы поцеловали меня так, словно я разбила вам сердце».
Какая нелепость.
Оливия решила перевести разговор в более безопасное русло.
– Эрит, вы схватите смертельную простуду в этой мокрой одежде. Почему бы, не приказать, чтобы вам наполнили ванну? Я уже закончила и распоряжусь насчет ужина, если вы останетесь.
– Хорошо, я останусь. – Его чувственные губы скривились в подобии усмешки. – Почему вы все еще здесь, Оливия?
Черт бы его побрал! Граф продолжал упорствовать, будто мастифф, вцепившийся в кость. Оливия решила перейти в наступление.
– Судя по тому представлению, что вы устроили в парке, полагаю, мое присутствие необходимо хотя бы для того, чтобы вы сохранили рассудок, – язвительно заметила она.
Как и следовало ожидать, Эрит оставил без внимания ее ребяческую выходку – попытка вывести его из себя провалилась. Его голос оставался ровным и тихим, но Оливия достаточно хорошо знала его, чтобы угадать за внешней невозмутимостью волнение.
– Я думал, что застану вас за сборами. Или вовсе не застану. – Эрит не без труда стянул с себя тесный сюртук (мокрая ткань плотно облепила тело) и бросил на пол рядом с галстуком.
Оливия вдруг произнесла, словно сам черт толкнул ее под руку:
– У меня есть определенные правила, милорд. Я не желаю оставить ваш дом растерзанной, будто меня окунули в Северное море.
Вода в ванне успела остыть и неприятно холодила тело. Оливия сказала себе, что Эрит уже видел ее обнаженной, но сумбурные события этого дня и пережитое потрясение сделали ее стеснительной.
Это даже смешно.
– Вы никуда не уедете.
– Это угроза?
– Нет, просто наблюдение. Кстати, довольно верное.
Словно желая доказать свою правоту, Эрит наклонился и взял бокал из рук Оливии. Сделав щедрый глоток, он поставил бокал на крышку серванта, возле нескольких уцелевших полотенец, сложенных стопкой.
Оливию охватила дрожь, и не только из-за холодной воды. Отпив из ее бокала, Эрит будто заявил свои права на нее.
«О Господи, сколько же можно сидеть в этой ванне? Холодно!»
– Подайте мне полотенце, Эрит, – резко бросила Оливия. – Если сумеете найти сухое.
Граф взял с серванта полотенце.
– Вот.
Оливия схватила полотенце и с унизительной неуклюжестью завернулась в него, выходя из ванны.
– Спасибо.
Эрит подошел ближе. Теперь их разделял всего один фут мокрого ковра. Оливия невольно попятилась и, наткнувшись на твердый край ванны, поморщилась от боли.
