Текст книги "Первый отряд. Истина"

Автор книги: Анна Старобинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

3

ОХОТНИК

Клаус Йегер, президент компании «Риттер Ягд», депутат баварского парламента, господин на вид лет шестидесяти, с идеально прямой спиной, волосами цвета ржавчины и глазами цвета монеты в пятьдесят евроцентов, – этот господин чуть спрыснул лимонным соком запеченную на гриле перепелку. Затем он сделал глоток сухого красного вина, отложил нож и вилку, ибо дичь он всегда ел руками, и взял перепелку пальцами за коричневую тонкую косточку. Пальцы президента компании были покрыты пигментными пятнами, равно как и тыльные стороны ладоней.

Руки – вот что выдавало истинный возраст господина Клауса Йегера. Восемьдесят один год.

Но сдаваться он не собирался. Витаминно-минеральный комплекс, разработанный риттерягдовским отделением инноваций и биотехнологий специально для нужд президента компании и принимаемый им уже одиннадцать лет по особой схеме (неделя внутривенно, неделя перорально, снова неделя внутривенно и затем неделя перерыв), и так уже существенно замедлил процесс старения господина Клауса Йегера, однако такой результат сам Йегер не считал удовлетворительным. Поэтому в последние несколько лет сотрудники отделения инноваций и биотехнологий – разумеется, те, которые не были заняты на проекте «Регенерация», а также на проекте РА, «Риттер Антворт», – вели активную работу над средством под условным названием «Йегер Йюгенд», «Охотничья молодость». То есть молодость господина Клауса Йегера. Средство должно было представлять собой капсулу для рассасывания («…обратите внимание, господин президент, никаких инъекций, пилюлю не придется даже глотать, вы сможете просто класть ее под язык, не правда ли, это очень удобно?»), вещество же, проникающее из капсулы в организм президента компании через слизистую рта президента компании, должно было не просто блокировать процессы старения, но и запускать различные механизмы регенерации – одним словом, омолаживать господина Клауса Йегера, снабжать его мозг бурной юношеской кровью с идеальной развернутой формулой, разглаживать морщины на лбу, в уголках рта и вокруг глаз, возвращать суставам подвижность, а мышцам упругость, растворять солевые отложения и стирать с рук ненавистные пигментные пятна… Одним словом, не отдалять, а обманывать смерть. А возможно, отменять ее вовсе.

К превеликому сожалению, завершение работы над «Охотничьей молодостью» уже второй раз откладывалось. Несмотря на то что клинические испытания на крысах и кроликах давали неизменно хорошие, пусть и не идеальные, результаты (так, четырехлетняя крыса Хельга, слепая на один глаз и в силу возрастных гинекологических заболеваний не способная к размножению, после двухмесячного курса восстановила как зрительную, так и репродуктивную функцию и принесла потомство – троих детенышей; двое из них, впрочем, родились сросшимися в области живота и оказались нежизнеспособными), испытания на сложных приматах окончились неудачей (самец шимпанзе Кухулин скончался от инсульта уже после второй дозы Йегер Йюгенда; самка Брунгильда, присутствовавшая при этом инциденте, наотрез отказалась принимать препарат (хотя раньше с удовольствием жевала капсулы со вкусом тропических фруктов), а после насильственного введения препарата внутривенно затосковала и через два часа умерла в силу неустановленных – не исключено, что сугубо психологических, «но рисковать мы не в праве» – причин. Эксперимент с волонтером (в соответствии с трехсторонним договором между компанией «Риттер– Ягд», администрацией тюрьмы Штамхайм и Министерством здравоохранения, тюремные заключенные, на добровольной основе принимающие участие в экспериментальной программе «Риттер-Ягд: здоровая пища», могли претендовать на существенное сокращение срока) также не увенчался успехом. Шестидесятилетний заключенный Штамхайма Йозеф Зильберман, профессор штутгартского университета, отбывавший пожизненный срок за серию предумышленных убийств, совершенных с особой жестокостью, пройдя полугодовой курс терапии «Охотничьей молодостью» (по одной таблетке с пищей три раза в день), показал существенное улучшение физических параметров организма и дал хороший результат в области регенерации как кожных покровов, так и внутренних органов, однако же, несмотря на прекрасные показатели мозгового кровообращения, обнаружил значительное снижение интеллектуальных способностей. Он разучился читать, писать и считать, практически полностью утратил навыки устной беседы и интерес к оной и оживлялся лишь в случае, если ему задавали вопрос: «Сколько вам лет?» В ответ на этот вопрос Йозеф Зильберман несколько неуверенно, но с очаровательной улыбкой демонстрировал три пальца на правой или же левой руке, после чего складывал пальцы в кукиш и, сильно фальшивя и пуская слюну, с отчетливым восточноевропейским акцентом затягивал песенку «Happy birthday to you»… Вскоре после завершения эксперимента родственники заключенного подали на «Риттер Ягд» в суд, однако адвокатам господина Клауса Йегера удалось замять дело: родственникам заключенного выплатили очень приличную денежную компенсацию, сам же Зильберман был переведен из тюрьмы в частную клинику для душевнобольных. Господин Клаус Йегер оплачивал приходившие из клиники счета в течение нескольких месяцев, после чего необходимость в этом отпала, так как больной погиб в результате несчастного случая, подавившись за завтраком овсяной кашей с кусочками яблока. Вскоре после смерти больного его родственники подали на частную клинику в суд – но это уже не была проблема господина Клауса Йегера и его адвокатов.

…Господин Клаус Йегер подцепил вилкой мягчайшую, похожую на слегка оплавленную свечу, палочку спаржи и отправил ее в рот вслед за перепелкой.

Возглавляемая им компания специализировалась на фаст– фуде. Нет, речь шла не о пагубных для здоровья нации американских хот-догах и не о тлетворных турецких дёнер-кебабах. Речь шла о фаст-фуде – быстрой еде – в самом что ни на есть высоком, рыцарском смысле. «Охотник, не набивай себе брюхо!», «Рыцарь, хватит жевать!», «Освободи себе день для подвигов!» – гласили рекламные риттерягдовские биллборды. – «Одна капсула в день заменит тебе завтрак, обед и ужин. «Риттер Ягд» – и ты свободен для подвигов», – таков был их слоган. Риттер Ягд. Рыцарская охота.

На некоторых биллбордах красовался и сам президент компании Клаус Йегер – в рыцарских доспехах и с открытым забралом. Молодой телом и духом, он держал на ладони «рыцарскую» таблетку, от которой исходило сияние, как от Святого Грааля.

Достаточно было лишь раз увидеть господина Клауса Йегера – в доспехах или без, на картинке или вживую, чтобы тут же понять – на свете нет ничего более полезного, сбалансированного, естественного, чем эта таблетка.

Сам Клаус Йегер, впрочем, предпочитал натуральную пищу. Об этом не сообщалось широкой общественности, во избежание нежелательных встреч с папарацци господин Йегер отказывал себе в удовольствии кушать в дорогих ресторанах, а в дешевых тем более, это был его маленький секрет, его маленькая, вполне позволительная слабость: лишь натуральная пища самого высокого класса, на завтрак, обед и ужин. Дичь – из экологически чистых норвежских лесов, рыба – из незамутненных тихоокеанских глубин, овощи и фрукты – из лучших садов южной Европы. Только Европы – от азиатских фруктов депутата мутило.

…Клаус Йегер промокнул губы салфеткой и надавил покрытым пигментными пятнами пальцем на кнопку с внутренней стороны столешницы. Хэлен явилась незамедлительно. Она была хорошей секретаршей, практически идеальной. Она сочетала в себе все те качества, которые Клаус Йегер ценил в секретаршах больше всего. А именно: она была натуральной блондинкой, она никогда не опаздывала, она не задавала ему вопросов и она никогда не употребляла местоимение «я». Последнее было, пожалуй, самым приятным. Никаких там «я думаю», «я хочу», «я не смогла», «я решила», «я сделала». «К вам приходил такой-то – однако согласно вашей инструкции он не был пропущен». «Звонок по такому-то номеру был осуществлен ровно в ю: оо». «Звонила ваша супруга, но, поскольку вы были заняты, она не была с вами соединена». Самой Хэлен как бы не было вовсе. Мир был рационален и строг. В нем все совершалось правильно, согласно инструкциям Йегера, но как бы само собой. От этого становилось легко и покойно.

– Звонила ваша супруга, дважды, но, поскольку вы были заняты сначала кинопросмотром, а после обедом, она не была с вами соединена, – нежно чирикнула Хэлен, собирая использованную посуду. – Она просила вас перезвонить по срочному делу.

– Спасибо, Хэлен. Будь добра, перезвони ей сама. Скажи, что я страшно занят. Скажи, что на ужин я хотел бы что-нибудь легкое – овощи-гриль, свежую зелень и кусочек форели…

Хэлен покорно склонила белокурую голову. Не поднимая головы, глядя в пол, она тихо сказала:

– Вас ждет Старуха.

– Уже?

– Да. Она попросила стакан молока.

– Дайте ей молока. И пусть подождет. – Йегер почувствовал, как вдоль хребта щекотно поползли крошечные мурашки. – Пусть подождет еще минут десять – а потом пригласи в мой кабинет.

Когда Хэлен вышла, Йегер улегся на кожаный черный диван, задрал ноги на подлокотник и полуприкрыл глаза. Он не любил, когда его посещала Старуха. Прежде чем ее принимать, стоило хоть немного расслабиться.

– …Улыбнитесь!

– Это для фронтовой газеты!

Две одинаковые блондинки в мотоциклетных куртках и галифе. Тонкие лисьи лица. Злые глаза. Щелчок фотоаппарата. Улыбающиеся лица русских солдат – картинка в картинке…

Клаус Йегер смотрел мультфильм уже в пятый раз. Он перевел взгляд на Старуху. Она сидела, положив скрюченные руки на поручни кресла и уставившись прямо в экран своими мертвыми немигающими глазами. Седые волосы стянуты в конский хвост.

Как всегда. Йегер потянулся к пульту и нажал «паузу». С полминуты Старуха оставалась неподвижной, потом медленно повернула к нему лицо. Ее глаза были цвета плесени. Цвета паутины. Невыносимого цвета.

– Зачем ты выключил, – протянула она громко и монотонно. Йегер поежился. Старуха почти не разжимала губ, когда говорила, зато на шее вздувались синие вены. Ее голос, казалось, выдавливался изнутри с болью, как стон. Не человеческий стон – стон издыхающей большой птицы.

– Вы все равно не можете ничего видеть, – сказал Йегер. – А я несколько ограничен по времени. Будет лучше, если я коротко изложу вам суть дела.

– Не могу ничего видеть, – без выражения повторила Старуха. – Могу видеть ничто. Включи.

– Да-да, конечно. – Йегер неохотно нажал на «плей». – Но я все же хочу ввести вас в курс дела. Тогда наша встреча пройдет более продуктивно.

– Говори. Можешь даже выключить звук.

Выключить звук. Слепая старуха предлагает мне выключить звук. Она все-таки сумасшедшая…

– Итак, «Первый отряд», полнометражный мультфильм-анимэ русско-японского производства. Авторы сценария – Михаил Шприц – майн гот, что за фамилия! – и Алексей Климов. Режиссер – японец Ёсихару…

– Анима – душа, – равнодушно перебила старуха, по-прежнему глядя в экран. – Это я знаю. А что такое мультфильм– анимэ?

– Такой жанр. – Клаус Йегер раздраженно наморщил ржавые брови. – Дурацкая азиатская выдумка, порожденная комплексами. У всех положительных персонажей очень большие глаза… Но давайте не будем сейчас влезать в технические детали и обсуждать формальные свойства послания. Форма в данном случае – лишь издевательская обертка. Куда важнее для нас содержание. То есть действующие лица, сюжет… СССР. Начало войны. Пятеро подростков-диверсантов – так называемый «Первый отряд». Руководитель отряда – некто генерал Белов. У подростков сильная ментальная связь, экстрасенсорные способности, телепатия, все такое. Обучаются в интернате при Шестом отделе Управления Военной Разведки СССР. Вот что написано про Шестой отдел на сайте этого проклятого анимэ… Майн гот, какой неудобный сайт, о чем они думали, эти Шприцы! – итак: «В задачи отдела входило получение и обработка упреждающей информации о противнике, анализ и прогнозирование развития ситуаций методами гипноза, экстрасенсорного восприятия и оккультных»…

– Клаус, не утруждайся. Ты говорил, что важен сюжет.

– Извольте. 22 июня 1941 года все члены Первого отряда, за исключением одного – подростка по имени Надежда Русланова, – взяты в плен и казнены представителями Аненербе. Казнью руководит обергруппенфюрер СС Линц и его помощницы Эльза и Грета Раух, сестры-близнецы. Посредством священного меча барона фон Вольффа, павшего 700 лет назад в ходе Ледового побоища, подростки обезглавлены…

– Все четверо?

– Все четверо.

Глядя слепыми глазами в экран, старуха издала громкий, протяжный стон. И еще один. И еще. Клаус Йегер почувствовал, что у него пренеприятнейшим образом намокает рубаха под мышками. Старуха смеялась.

– Жаль, что я не могу видеть этот мультфильм. Как выглядят в мультфильме отрубленные головы пионеров?

– Головы остаются за кадром…

Йегер покосился на телеэкран. В бункере, украшенном свастиками, шесть мрачных гномов, наряженных в лиловые балахоны поверх эсэсовской формы, колдовали над старинным мечом.

– …Далее по сюжету. 1942-й год. Сотрудники «Аненербе» вызывают из мира мертвых дух барона фон Вольффа и просят его помочь им в решающей битве с русскими. Подросток Надя по приказу Шестого отдела отправляется в царство мертвых к своим погибшим товарищам с аналогичной просьбой: она просит их…

– Отправляется в царство мертвых? На чем отправляется? На велосипеде? На ковре-самолете?

– В послании фигурирует так называемый некропортал, «Спутник 01», специальный аппарат, разработанный Шестым отделом…

– Герр Клаус Йегер. – Старуха оторвалась. наконец, от экрана и резко повернулась к нему, дернув худой шеей, как птица. – При всем уважении, депутат Йегер, почему вы называете эту галиматью посланием?

– Фрау Грета. Совершенно очевидно, что произошла утечка информации. «Первый отряд» – при всей его карикатурности, при всех передергиваниях – доказательство этой утечки. Это демонстрация. Вызов. Кто-то явно с нами играет. Вот поэтому, я полагаю, мультфильм можно смело назвать посланием.

– Идиот, – протяжно сказала Старуха; два пустых белых глаза уставились ему в переносицу. – Этот мультфильм можно смело назвать посланием, потому что в нем есть кадры, которые вижу я.

– Что вы видели, Грета?

– Полую землю. Что еще я могла увидеть? Полую землю, покрытую тонким льдом…Перепишите мне этот мультфильм на диск, дорогой Клаус. Я буду смотреть его на ночь. В «Кабинете доктора Калигари» тоже есть пара неплохих кадров – но он мне уже надоел.

– Он ваш лечащий врач, этот Калигари?

Старуха потянулась скрюченным пальцем к лицу, поскребла ногтем в уголках пустых глаз.

– Идиот, – повторила она едва слышно, массируя кожу под нижними веками.

– Простите?…

– Вы просто не представляете, депутат Йегер, как сильно порой хочется моргнуть.

– Я могу что-нибудь для вас сделать, Грета?

– Да, Клаус. В следующий раз принимать меня в свежей рубашке: у незрячих людей очень развито обоняние. И еще ознакомиться с шедеврами немецкого киноэкспрессионизма. Впрочем, нет. Экспрессионизм – это, пожалуй, не ваше. Лучше смотрите японские анимаусы.

– Анимэ, – огрызнулся Йегер.

Старуха тяжело поднялась. Внутри нее что-то хрустнуло, точно сломали сухую тонкую ветку. Лабрадор-поводырь, расползшийся у ее ног бесформенной черной кучей, суетливо вскочил и стал отряхиваться так яростно, будто все это время провалялся на дне грязной лужи.

– Я поговорю с Оборотнем, – сказала Старуха с порога. – Если есть послание – значит, есть отправитель.

4

ОБОРОТЕНЬ

…Они были глупы и наглы. Они хотели лишь власти. Лишь экспансии. Лишь превосходства. У них не было мыслей и чувств – их вел звериный инстинкт. Но, беря след, они сами толком не знали, какую дичь загоняют. Они не имели права на Истину – и Истина ускользала от них. Самых талантливых в своих рядах они истребляли сами…

5

НИКА

– Они такие загадочные – и в то же время такие наивные… Они почти что дети – но в то же время уже вполне профессиональные артисты… О них слагают легенды – и кто знает, сколько вымысла, а сколько правды в этих легендах…

Ведущая тянет время. Представление длится час, а дельфины и морские котики выполняют все свои трюки минут за двадцать. Остающиеся сорок заполняются голосом Тамары Васильевны. Ее голос слащаво дребезжит, как липкий железный подстаканник в поезде дальнего следования. Этот голос нелегко выносить, но зато у Тамары Васильевны есть одно бесценное качество – она может говорить бесконечно, без пауз, генерируя одну бессмысленно-благостную банальность за другой.

– …Наши маленькие артисты – им так важно ваше внимание, ваша вера, ваша любовь! Я хочу попросить вас об одном одолжении – когда наши артисты выйдут на сцену, поприветствуйте их громкими аплодисментами. Ведь каким бы маленьким ни был артист, ему важно знать, что его труд ценен и нужен!..

Раньше Тамара Васильевна работала «тамадой» в секте: «О господь, аллилуй-йя! Я знаю, как тяжек труд твой, аминь! О, мы ценим его, этот труд, потому что мы знаем, чего он стоит тебе, аминь! Я знаю, ты сегодня придешь и будешь с нами, аминь, как ты делаешь это всегда, аллилуйя, и ты благословишь нас сейчас, потому что ты уже живешь в наших сердцах, аминь, Господи, наши сердца, наши души, наш дух – все это раскрыто для тебя, О Господь, аллилуйя, мы раскрыты для тебя и закрыты для Дьявола, трижды аминь, потому что мы твои дети, Господь! Сегодня особенный день, аллилуйя, потому что мы собрались здесь сегодня, чтобы благодарить тебя и чтобы славить тебя!..»

– …Раскройте свои сердца для наших маленьких артистов, друзья! Ведь все мы собрались здесь сегодня, чтобы подарить друг другу радость и праздник! А теперь я со своей стороны раскрою наш маленький, но очень важный секрет – сегодняшняя программа будет особенная. Потому что ее подготовил для нас мастер высшего класса, приехавший издалека! Итак, встречайте: один из лучших дрессировщиков Европы, заслуженный артист, гер-р-р Йеманд Фремд!

– Мам, це шо, прынц? – раздается детский голос из зала.

…На нем черный костюм, плотно облегающий тело. Пепельно-русые кудри, жесткие от морской соли. Тонкий золотой ободок в волосах – чтобы пряди не падали на лицо. Он похож на валета червей из сувенирной колоды. Он похож на древнего викинга из подарочной книги в бархатном переплете. Он подходит к самому краю бассейна и поднимает правую руку в приветствии…

Подбельский сидит в заднем ряду, я чувствую спиной его взгляд. Его взгляд – как холодный сквозняк. Как прикосновение мокрых пальцев к горячей коже на шее…

– …Самое смешное, что все это действительно было, – сказал мне в том разговоре Подбельский. – Надя Русланова. И этот отряд. И этот отдел.

– Шестой отдел? Из мультфильма?

– Шестой… Второй… Пятый… Цифра часто менялась. Но суть оставалась прежней. Спецотдел. Когда-то на него работали великие люди…

Я подумала, что было бы здорово ударить его по лицу. Он надо мной издевался. Я рассказала ему все, что он хотел слышать, – а он в ответ решил отбрехаться пошлейшей сказкой про людей в черном и советский филиал школы Хогвартс.

– …Потом великие измельчали. Но шанс все равно оставался.

– Шанс на что?

– Шанс, – он посмотрел на меня своими глазами-медузами, – на победу.

Крохотные зрачки подрагивали и слегка шевелились, как мошки в желе. Я подумала: такие глаза обычно бывают в кино у маньяков. И еще я вдруг поняла, что совсем не чувствую боли. Значит, он мне не врал. В кои-то веки говорил то, во что верил.

– Михаил Евгеньевич, вы – сумасшедший?

– Кажется, это ты только что рассказывала мне про гнилую луну, тонкие тени и пустой крут на льду. – Подбельский весело хохотнул. – У тебя галлюцинации, куколка. Так кто из нас сумасшедший?.. Все закончилось в девяносто втором. – Улыбка одернулась с его лица резко, как фальшивая борода. – Ельцин всех сдал. Пропил мозги – и империю тоже пропил… Когда развалился Союз, я уже несколько лет работал на спецоперации здесь, в Крыму… Но Крым стал чужим. Я получил приказ бросить все и возвращаться в Москву. Начались перетряски. Нас передавали из одного ведомства в другое. В итоге нас отдали в ведение ФСО РФ…

– Кого – нас?

– Нас. Спецотдел. Нас решили оставить. Не как реальную силу – как игрушку, как маленький цирк уродов при Федеральной службе охраны… Нам полагалось служить штатными клоунами для новой России. Но уважающие себя люди присягают раз в жизни и служат только одной стране. Мы себя уважали. Поэтому мы просто исчезли…

– …А теперь встречайте нашего юного морского артиста! – гундосит Тамара Васильевна.

Амиго вплывает из подводной дверцы в бассейн и выпрыгивает из воды, приветствуя публику. Тусклый глаз точно затянут серой полиэтиленовой пленкой. Обратно в воду он падает брюхом, неловко и некрасиво. Он явно не в настроении, он не готов выступать.

– Комм, – одними губами говорит дрессировщик, и Амиго покорно подплывает к нему.

Дрессировщик ставит правую ногу на мокрую спину Амиго – как победитель, как воин-завоеватель. Он толкает его этой ногой вниз, под воду, – или нет, просто переносит вес тела. Вторая нога отрывается от края бассейна – и вот дрессировщик уже скользит по воде, стоя на спине у дельфина…

…Горящий обруч опускается сверху на тросе и зависает над бассейном. Дрессировщик легко соскакивает обратно на кафельный бортик. А Амиго резко уходит под воду.

– …А сейчас, друзья, дрессированная афалина Амиго продемонстрирует вам свой самый любимый номер!..

Когтистая лапка боли сжимается у меня в животе: она врет. Она знает, Амиго это не любит.

Амиго выныривает и прыгает в центр огня. Он самую малость промахивается – пролетает не в середине обруча, а чуть ближе к нижнему краю. Я вижу, как красные горячие язычки лижут его живот. Он снова ныряет, выныривает, широко раскрывает свой рот, похожий на клюв. Дрессировщик кидает ему снулую рыбину из ведерка…

Зал аплодирует. Парни в тельняшках, сидящие в переднем ряду, пронзительно свистят. А я слышу еще один свист – тонкий свист афалины.

Он расстроен. Он хочет уплыть на другую сторону дна.

– …Что значит «просто исчезли»?

– Ну – навык имелся… Скажем так: мы самораспустились. Сожгли архив. Сменили имена и фамилии. Сменили род деятельности. «Сейчас я буду медленно считать до десяти. – Подбельский сделал каменное лицо и причмокнул. – Раз… Вы абсолютно спокойны… Два… ваше тело почти невесомо… Три… вы испытываете чувство полета…Четыре… Ваши внутренние будильники прозвонят завтра вовремя… Пять… вы совершенно расслаблены…»

Он «исчез». Он заделался экстрасенсом (благо навык имелся) и несколько лет кочевал по своему когда-то огромному, а теперь уже не существующему советскому государству, выступая в различных ДК и концертных залах, вводя в гипнотический транс стадионы – а иногда отдельно взятых клиентов.

Это правда.

Потом ему надоело. На деньги от выступлений он открыл интернат в Севастополе. Чтобы дать несчастным детям надежду.

Это ложь. Вернее – что-то из этого ложь.

– Вот тут, – я прикоснулась к животу чуть выше пупка, – тут мне больно, когда ты врешь, папа.

– Да, я знаю. Там, где солнечное сплетение. Там, где душа.

– Тогда не ври. Скажи, чего ты от нас всех хочешь.

– Хотел. Правдивее будет в прошедшем: хотел. Я хотел… мне нужен был мой собственный Первый отряд. – Он говорил очень медленно. – Я искал детей, способных… на многое. – Он аккуратно подбирал слова, выискивая более общие и потому более честные. – Детей, способных переходить грань.

– Зачем?

– Чтобы у нас был шанс на победу.

– Победу в чем?

– Победу в войне.

– Разве идет война?

– Она скоро начнется…

…Когда программа дельфинов заканчивается и появляются морские котики, я быстро протискиваюсь по ряду, задевая чьи-то волосатые коленки и икры, огибаю здание дельфинария и захожу в него с черного хода.

Дверь в гримерную чуть приоткрыта. Новый дрессировщик сидит ко мне спиной перед зеркалом. Его отражение, жмурясь, деловито стирает ватным тампоном золотистые блестки с лица.

– Йеманд Фремд!

Он оборачивается ко мне почти сразу, но все же с крошечной задержкой – и несколько более резко, чем стоило бы. Наверное, поначалу так реагирует на оклик любой, кто представился не своим именем и еще не успел с ним как следует сжиться. Изобретательный псевдоним. Йеманд Фремд. Некто Неизвестный.

– Изобретательный псевдоним, – говорю я ему по-немецки.

Он улыбается во весь рот, во всю свою идеально квадратную челюсть.

– Можно по-русски, – говорит он. – Я в детстве учил.

У него мягкий, убаюкивающий какой-то акцент.

– Но практики у меня давно нет…

Мне нравится, как он говорит это «нет», – аккуратно и нежно выдыхая на последней согласной, точно сдувая крохотную пылинку с цветка.

– Чем могу вам служить?

Мне нравится этот его старомодный высокий штиль…

– Этот дельфин, – говорю я. – Амиго… Он мой. Ну то есть – я его здесь опекаю. У меня с ним хороший контакт. Я изучила его повадки, особенности его поведения. Он не совсем обычная афалина…

– О да, конечно…

– …У него очень подвижная психика, он впечатлителен и легко возбудим…

Некто Неизвестный смотрит на меня, улыбаясь. Мне не нравится эта его улыбка. Слегка снисходительная.

– С тех пор как вы его дрессируете, он стал очень нервным, – резко говорю я. – Вы обращаетесь с ним слишком жестко. Амиго… Это животное привыкло здесь к совершенно другому обращению.

– Немецкая школа дрессировки. – Он беспомощно разводит руками. – Возможно, вы правы. Возможно, я был слишком строг.

Что-то в этих словах – неправда. Ясно, что: он просто не собирается со мной спорить. Что бы он там себе ни думал, ему легче отделаться от меня вежливой фразой.

– Впредь я буду с ним мягче, – говорит Неизвестный. – Обещаю.

Боли нет. Это странно – но боли нет. Значит, он и впрямь обещает.

– Меня зовут Ника. А вас? Как вас на самом деле зовут?

– Томас, – широко улыбается он и протягивает мне загорелую руку.

Я стою неподвижно. Я слушаю боль.

– Очень приятно, – смущенно бормочет он и неловко прячет руку в карман.

– Ви хайст ду? – говорю я.

– Томас… – Он игриво глядит на меня. – А вас на мякине не проведешь!.. – В слове «мякина» ударение он ставит на первом слоге. – О'кей. Меня зовут Генрих.

Я молча качаю головой.

Он совсем перестает улыбаться. Он смотрит внимательно, не мигая. У него красивые глаза. А вокруг них – нестертые блестки, такого цвета… как липовый мед на солнце. Одна блестка прилипла в уголке его глаза.

– Эрвин, – говорит он. – Меня зовут Эрвин.

– Теперь похоже на правду.

Он пожимает мне руку, потом той же рукой трет глаз. Тот, с золотой соринкой.

Мне отчего-то становится его жалко.

– Три к носу, – говорю я ему. – Если хочешь, чтоб вышла, три пальцем в направлении к носу.