Текст книги "Мечта для мага (СИ)"
Автор книги: Анна Агатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
94. Лиззи Арчинская
И ведь получилось!
Целых два дня никаких снов, никаких мужчин с перстнями на длинных пальцах. Да и без перстней тоже. Я просыпалась бодрая, спокойная, собиралась, вместе со Степаном ехала в Академию, слушала лекции или занималась в лаборатории. Всё было, как прежде, кроме, пожалуй, одного – взглядов студентов.
В первый учебный день гранд-мэтр сделал объявление, что теперь в Академии будет учиться девица Лиззи, первая ласточка, которая принесла новую весть – талантливые девушки тоже могут учиться техномагии. Его сиятельство рассказал, что я принята вне конкурса, поскольку подаю большие надежды, сказал, что очень рад тому, что новое так быстро находит себе дорогу, ещё что-то про самоотдачу в учёбе и стремлении к новым знаниям и тому подобное..
Не знаю, как другие, а я заметила, что воодушевления, как при первом моём представлении, когда я была парнем, наш мэтр не выказывал. И улыбался кисловато, и речь молвил не зажигательно.
Была ли тому причиной несостоявшаяся помолвка или то, что Марая сидела взаперти, ожидая разбирательства по поводу покушений – Зуртамский ещё был слишком слаб, чтобы участвовать в подобных делах. А он был главным пострадавшим.
Вот и я тоже ждала. Меня это разбирательство тоже касалось. А пока посещала занятия и игнорировала любопытные взгляды.
Сначала мне казалось, что все толпой кинутся ко мне с криком: «Да это же Ларчи!», и я вздрагивала от каждого резкого звука. Потом поняла, что никто не понял подмены. Парни просто не замечали, что у меня с Ларчи довольно много сходства. Их больше удивляло и приводило в смущение, что я умею закручивать гайки и немного разбираюсь в химии, они ходили смотреть, как я вожусь в мастерской и как невероятную диковинку рассматривали мои чертежи.
Самое удивительное было то, что присутствие Степана никого не навело на размышления. А он по-прежнему был рядом и молча помогал.
Да какой там Хозяй, он тут привычен, как стены, а вот девица у верстака – это да!..
И я посмеиваясь про себя, радовалась: смешно, забавно, а, главное, никаких томительных поцелуев, никакого жжения на ладонях и ступнях, никакой тяги к чужому мужскому телу.
Целых два дня я была довольна – прекрасные дни и замечательные ночи. А на третью стало ещё лучше – мне опять приснился мужчина.
95. Лиззи Арчинская
Он появился у моей кровати бесшумно, будто соткался из мрака, сделал единственный шаг, что разделял нас – шаг к постели. А я... я, преодолевая сонное онемение, с трудом протянула к нему руку и почти беззвучно произнесла:
– Иди ко мне! Обними меня!
Он тихо опустился рядом, прямо на пол, и нежно прикоснулся губами к моей ладони. К самой серединке расслабленной, нераскрытой до конца ладони. И тёплая волна огладила всю руку до плеча.
Потом едва ощутимо коснулся запястья – я почувствовала тепло его дыхания на коже, и волоски по всему телу встали дыбом. И вот щекотка его дыхания уже в сгибе локтя, а там, совсем рядом – грудь. И она тоже отреагировала – заныла, будто потяжелела вмиг от ощущения его тепла. Спина изогнулась, подставляя то, что жадно ожидало ласки.
– Ещё, – прошептала, намекая на эту близость, на эту жажду.
– Ты просишь слишком тихо, девочка моя!
И так сладко стало во рту от знакомых слов и предвкушения, и так сухо на губах от горячей жажды поцелуев, что я тихо застонала:
– Ещё! Поцелуй меня!
Громко всё равно не получалось, губы шевелились едва-едва.
Мужчина, чьё лицо я опять не могла рассмотреть, оставался стойким и сдержанным, и ничего большего, чем лёгкий поцелуй в губы мне в эту ночь не перепало.
Хотелось ругаться, стонать, умолять о большем.
Но голоса не было.
И я молча страдала оттого, что всё мне было мало.
Недостаточно.
Голодно.
Молчала, выгибаясь, подаваясь навстречу этим мучительным и сладким поцелуям, этим ласковым рукам, слабо цепляясь за его мощную горячую шею в попытке притянуть его к себе, шепча что-то несдержанно сумасшедшее и умоляющее.
Без результата...
Проснулась вроде и взъерошенная, раздёрганная и злая. То ли голодная, то ли... Ну да. Голодная. Не тем голодом, при котором бежишь в столовую. А тем, другим, что оставался после таких вот снов. Но и довольная, счастливая – он снова пришёл! Он вернулся!
А о том, что это стоеросовый дубинушка Зуртамский, я вспомнила, только когда умылась и окончательно проснулась.
Вот тогда я не только проснулась окончательно, я наконец поняла, что, кажется, схожу с ума.
Это было тяжёлым ударом. Это что же? Я его ждала? Я по нему скучала? Грустила без него?!
Да, утро было тяжёлым. Самым тяжёлым оказалось понимание того, что голова моя не хочет этих снов, отвергает саму мысль о бросающих в жар картинах. А сны меня не спрашивают и снятся, а я их жду, и радуюсь, и предвкушаю.
Ещё тяжелее было понимать, чьих именно я жажду поцелуев. И ладно бы только поцелуев... Старосты Зуртамского! Заносчивого аристократа, надменного сноба и зазнайки! Женоненавистника, самого неприятного студента нашей Академии. И именно его я готова умолять хотя бы о поцелуе...
Во сне я становилась другой: какой-то бесстыдной, жадной и голодной кошкой, что по весне трётся обо всех мужчин. И неважно, что мужчина не своего круга, круга котов. Пантеры, тигры и львы и, кажется, даже ещё кто-то покрупнее тоже подойдёт. Слоны? Драконы?
Размышляя об этом, я завтракала, занималась в лаборатории, а потом и сидя на лекциях. Мне не нравилась собственная раздвоенность, то, что я не управляла ситуацией, не контролировала, не влияла на неё. Мне не нравилось, что мужчина, которому я хотела принадлежать во сне, в жизни был ненавистным Зуртамским. Осознавать это было тяжело.
Но ещё тяжелее стало, когда я увидела его через несколько дней, днём. В доме Делегардовых.
96. Лиззи Ларчинская
Повод к встрече был неприятным – суд над Мараей.
– Властью, данной мне императором, свидетельствую разбирательство по делу Мараи, дочери Иммануиловой рода Делегардовых, напавшей на мага Эриха Зуртамского и причинившей ему тяжкие увечья, – императорский поверенный говорил слишком громко. Видимо, по привычке. Как в зале суда.
Только мы были не в зале суда, а просто в зале – в гостиной дома гранд-мэтра, ведь суд был домашним.
Такое допускалось в отношении господ благородного происхождения. А Марая была юной девицей самого что ни на есть княжеского рода, для которой репутация – вещь важная. Хотя осталось ли что-то от этой важной составляющей? Гостей на помолвке было достаточно, чтобы слухи разошлись по столице.
Может, всё было и не так, как мне представлялось. Может, гости были очень преданы князю и не позволили себе болтать и разносить потрясающе скандальную, прямо-таки скворчащую и благоухающую жаренным новость, а я просто циничная маленькая дрянь? Хорошо, если так. Для Мараи хорошо.
И если была надежда спасти репутацию, то саму Мараю вряд ли что-то могло спасти. Нападение на мага, злонамеренное, несущее смертельную опасность, при большом стечении свидетелей – это не слухи. А то, что судьёй будет выступать глава рода, а значит, отец девушки, вполне компенсировалось поверенным императора. Именно он был гарантом непредвзятости и справедливости этого суда. Так что очень и очень сомневаюсь в благополучном исходе.
В гостиной собрались только заинтересованные лица: его сиятельство князь Делегардов как глава рода, княгиня с лицом страдающей от боли, Вольдемар совершенно отрешённый и витающий где-то вдалеке, сам пострадавший маг, то есть наш дубинушка Зуртамский, сильно помятый, бледный, с испариной на лбу и тёмными кругами под глазами, я, мой папенька и, конечно, представитель императора – его поверенный в делах.
Этот седой, высокий и худой как палка аристократ, с совершенно постным и непроницаемым лицом, должен был следить за соблюдением процедуры и законов и утвердить приговор.
Марая тоже как бы присутствовала. То есть физически была здесь же, в зале, – сидела на отдельном стуле, недалеко от входа. Но частично всё же и отсутствовала, поскольку была лишена возможности говорить и двигаться, спелёнутая заклинанием. Её взгляд был мутноватым и явно выдавал её скорее номинальное присутствие среди нас.
Все были очень серьёзны, а значит, надо внимательно слушать, ведь разбирательство касалось и меня. Но... Но при встрече лицом к лицу с моим ночным кошмаром, таким сладким и будоражащим, что до сих пор в животе поднималась дрожь при воспоминании о прикосновении его губ, мысли были об одном: не думать о нём и «не замечать» его.
Второе удавалось плохо – Зуртамский каким-то чудом всё время оказывался на линии моего взгляда. Постоянно. Упорно. Как дятел долбит дерево, так его взгляд долбил меня, куда бы я ни поворачивалась. И только когда я схватила под руку батюшку и почти полностью задвинулась ему за спину, более или менее смогла вытеснить старосту с глаз долой.
А вот первое – не думать – вообще удавалось отвратительно. Я почти не слушала, когда перечислялись титулы присутствующих, излагались суть дела и его обстоятельства. Я пыталась не думать точно ли снится именно он? Может, это ошибка?
Как же узнать наверняка? Надо отвлечься. Например, послушать, что вещает длинно-жердый поверенный. Но как проверить – он это или не он? Ведь во сне я так и не видела лица, не рассмотрела никаких примет. Да и какие у него приметы? Или есть?
Нет, нет! Не буду на него смотреть! Надо просто попробовать его вспомнить. Вот звучит его голос, и это хорошо. Под эти знакомые звуки легче вспоминается его образ. Это сейчас под глазами у него тени, от этого взгляд кажется особенно тяжёлым и обжигающим, губы запеклись, скулы и нос заострились, и всё лицо бледное в прозелень, что при смуглой коже выглядит вообще ужасно. Да, досталось ему из-за меня. А так-то он красавец, Мараю можно понять. Хотя внешность ли его стала самым главным в её привязанности?
От мыслей меня оторвало моё имя, произнесённое вслух.
97. Лиззи Арчинская
– ...поссорились? Или могла быть какая-то другая причина? – спрашивал гранд-мэтр у Зуртамского.
– Я увидел Лиззи, – раздалось хриплое оттуда, куда я старалась не смотреть.
Но взглянуть на его сиятельство я себе позволила, хоть он и был в опасной близости от... ну просто в опасной близости и выглянула из-за круглого папенькиного плеча.
Ещё никогда мне не доводилось видеть гранд-мэтра таким.
Нет, солидным он был всегда. Ну за исключением тех случаев, когда речь шла о свежей идее. Тогда он становился словно сеттер, сделавший охотничью стойку. А вот таким, как сейчас, – не видела никогда.
Сейчас он был очень строгим. Даже суровым.
Ещё бы!
Марая своим нападением ставила под удар всю семью, весь свой род. Такой выверт девчонки, и неважно, что лет ей ещё мало, грозил не просто наказанием самой Марае, но и всей её семье. И гранд-мэтр сейчас стоял перед серьёзной проблемой: оправдать дочь и обеспечить ей более или менее нормальное будущее или пожертвовать её будущим, обеспечив будущее всего рода, в первую очередь своего наследника, Вольдемара.
– Нет, ваше сиятельство, мы с Мараей не ссорились, – отвечал староста, и его попытку встать, чтобы ответить высокопоставленной особе с должным почтением, пресёк императорский представитель, придержав за плечо. – Я... Я разглядел нездоровую бледность на лице своей... знакомой – девицы Лиззи Арчинской. Я подумал... Мне показалось...
Да чего мне сейчас бояться? Он даёт показания, и у меня есть законная возможность, не скрываясь, смотреть на него, и я воспользовалась этой возможностью: пялилась просто неприлично.
Как же ему всё-таки досталось!
Выглядит совершенно больным, едва шевелит губами, на лбу собрались горестные морщины и заметно, как над верхней губой выступает пот.
Да ему же больно!
Хотя это странно, вроде заклятье в грудь ему попало, не в голову. Почему это он едва мычит?
И я встретилась взглядом с Зуртамским – именно в этот момент он поднял на меня глаза.
– Мне показалось, что Лиззи обручается по принуждению.
Интонация была ровная, но в словах я услышала вопрос. Вопрос, а ещё боль, тревогу и ещё что-то, что я не могла опознать вот так, сразу. Но сделала возмущённое лицо и только тихо сказала «пфф» – вот ещё! А мой «защитник» будто спорил с кем-то (уж не со мной ли?), проговорил, повышая голос и прожигая меня своим тёмным опасным взглядом:
– Да, показалось! Она не такая обычно. Она... – наконец это взгляд ушёл в сторону, на князя,
– покорность – это не про неё.
Я от удивления приоткрыла рот. О боги ржавого железа, откуда у него такое глубокое знание моей натуры? А староста продолжил, запинаясь и заикаясь:
– И я... я хотел спросить у Лиззи, в самом ли деле она хочет замуж за Вольдемара.
98. Лиззи Арчинская
Поименованный несостоявшийся жених сидел на стуле, чуть в стороне от нас с папенькой, почти обняв себя за плечи, нахохлившись, будто воробей на морозном ветру, и ни на кого не смотрел. И на имя своё не отреагировал.
– Что, прямо во время церемонии помолвки решили спросить? – гранд-мэтр не удержался от вопроса явно личного характера, но императорский поверенный смолчал.
Может, ему тоже стало интересно?
– Я пошёл в сторону помоста, потому что Лиззи не услышала меня, – Зуртамский склонил голову, но не в знак покорности. Этот взгляд был скорее угрозой, и спокойствие его тона не могло никого обмануть.
– Но между вами и Лиззи оставалось не менее десяти саженей, когда вы мгновенно оказались перед ней. Как вы переместились так быстро? И почему Марая выпустила в вас заклинание?
Его сиятельство не просто соблюдал процедуру, ему было действительно важно это знать.
– Она не в меня его выпустила, – тяжело выдохнул Зуртамский. – Она метила в Лиззи. И то, что предназначалось ей в лицо, из-за разницы в росте попало мне в грудь.
– Что?! – Ольга Леоновна вскочила с места. Всё время разбирательства она сидела совершенно белая и застывшая, не сводя такого же застывшего, неживого взгляда с дочери.
– Этого не может быть! Какой ей прок был у... – голос несчастной матери сорвался, но она взяла себя в руки, – убивать невесту собственного брата?
Зуртамский сморщился ещё больше, качнул головой и проговорил устало:
– Княжна ревновала. Она задолго до этого случая угрожала Лиззи, – и опять его совершенно горячечный взгляд упёрся в меня. Он будто требовал рассказать всё прямо сейчас.
Взгляды всех присутствующих скрестились на мне. Большей частью в них сквозило удивление, а у князя ещё и недоумение.
– Лиззи? – спросил он требовательно.
Отец обернулся ко мне. Сложил брови домиком и чуть двинул ими, будто просил: «Расскажи, дочь! Давай! Не бойся, я с тобой».
Я поднялась в недоумении.
– Я не знаю, что говорить, – пожала плечом и сжала переплетённые в нервный узел пальцы.
Взгляд Ольги Леоновны был наполнен болью и надеждой, князя – суровой требовательностью. Вольдемар не смотрел ни на кого, и как и прежде, взгляд его блуждал где угодно, но точно не в гостиной родного дома. Куда смотрел Зуртамский, я не знала.
На него я не хотела смотреть и не смотрела!
99. Лиззи Арчинская
Я всё ещё испытывала неловкость, но теперь ещё и страстно желала стукнуть старосту чем-нибудь тяжёлым. Например, гаечным ключом. Вот ведь защитник стоеросовый!
– Правда ли то, что Марая, – князь кивнул в сторону дочери, всё так же неподвижно сидевшей у двери, но уже с более осмысленным взглядом, – угрожала тебе?
Я снова взглянула на княгиню. Солгать я не могла – присутствие императорского поверенного и артефакт записи явно препятствовали этому, но видеть муку на её лице я тоже не могла. Отвернулась, опустила глаза на свои пальцы, что уже занемели в скрюченном положении. Отец тихонечко пожал моё запястье в знак поддержки.
И я кивнула.
– Да, правда.
И мысленно попросила прощенья у Ольги Леоновны.
– Расскажи, как и когда это было, в чём была причина.
Я перевела дыхание и, ни на кого не глядя, ответила:
– Первый раз – в доме у князя Делегардова...
– То есть это было не однажды? – строгий тон его сиятельства пробирал колючками по спине и требовал ответа.
Я кивнула, ни на кого не глядя.
– Да. Первый раз – когда я, готовясь к императорскому балу, бывала у вас, ваша сиятельство несколько раз. Это было угрозой в прямом смысле, даже ультиматум. А второй раз... – у Ольги Леоновны взлетели вверх брови, и я это заметила, как не отводила глаза. Да, похоже, её сиятельство не знала, что птенчик, выросший под её крылом, вовсе не птенчик, а крокодильчик. – Второй раз это была именно угроза расправы, даже с небольшой демонстрацией магических возможностей. Это было в коридоре у портальной залы в самой Академии, я как раз спешила туда, чтобы перейти во дворец императора. Причина же...
Я покусала губу, помялась, уставилась в потолок, но всё же выдавила:
– Причина заключалась... в студенте Зуртамском. Марая считала его своей собственностью, заявляя, что он принадлежит ей, и требовала, чтобы я на него не зарилась.
Черты Ольги Леоновны исказились, а князь нахмурился, будто не мог понять, о чём я говорю.
– Но почему она тогда бросила заклятье в студента Зуртамского?
Я со вздохом ответила:
– Так не в Зуртамского она его бросала, а в меня. А Зуртамский просто переместился быстро и... прикрыл... меня, – договорила я совсем уж тихо.
– Подтверждаю, – кивнул пострадавший. – Заклятье летело Лиззи в лицо. И если бы попало, то она скончалась на месте, а мне, получается, досталось в грудную клетку, и я выжил.
100. Лиззи Арчинская
Я глянула на старосту.
– Да нет, Зуртамский, – про дубинушку стоеросового я, конечно, проглотила, но дальше не сдержала ехидства. – Ты выжил потому, что у меня был защитный амулет, и он частично поглотил заклинанье. А вот если бы его не было, то...
И я прикусила губу – Ольга Леоновна почему-то казалась мне сейчас самой пострадавшей, и говорить, что её дочь легко могла стать убийцей, я не стала.
– Откуда такая уверенность? – вдруг подал голос императорский поверненный, и поднимая на него взгляд, я увидела глаза Ольги Леоновны. Это были глаза не просто загнанной лани, это были глаза лани подстреленной, смертельно раненной.
Я горько улыбнулась, мысленно умоляя её сиятельство меня простить. Но вопрос поверенного требовал ответа, и я достала из волос покорёженную, оплавленную серебряную шпильку и протянула её господину, облечённому властью.
– Здесь, где сейчас оплавленная оправа, был один крупный и шесть мелких камней. Они были отшлифованы на поглощение деструктивных магических явлений. Теперь их нет, видите? Они выгорели. Полностью. А это были очень, очень-очень дорогие камни. И заклятье они с Зуртамским разделили. Так что смерть была неизбежна.
Потрясённая тишина была мне ответом.
И я глянула на Марайю. Она уже вышла из своего оцепенения, и взгляд её горел ненавистью, такой бешеной, такой лютой, что я не выдержала и закрыла глаза. Лишь бы только отгородиться, не видеть этого, спрятаться как можно дальше. Марая задвигалась, забилась на своём стуле то ли пытаясь вырваться, то ли просто встать.
– Давайте дадим слово и девушке. Нужно быть объективными. Возможно, у неё есть оправдание, – проговорил императорский поверенный, привлечённый этим движением.
Неужели? Неужели юной княжне поверят больше, чем мне?
Путы, сдерживающие Мараю, ослабели настолько, чтобы она поднялась со стула и смогла говорить, но не могла свободно двигаться.
– Это всё из-за неё! Из-за неё пострадал Эрих! Она должна была получить всё, но и здесь прикрылась. Она отняла у меня любимого!
– Лиззи! – это уже гранд-мэтр возмущённо обратился ко мне. – Вы строили глазки Зуртамскому, собираясь выйти замуж за моего сына?!
Виновата ли я в том, что строила кому-то глазки? В том,что согласилась на помолвку? В том, что не погибла? Или в том, что глупая девчонка, что пыталась убить меня, сейчас окончательно разрушала свою жизнь, вела себя недостойно, доказывая свою злонамеренность, а её отец возмущается не её поведением и словами, а моими якобы некрасивыми поступками?
Я глянула на папеньку, что сидел рядом. Его круглое лицо было повёрнуто ко мне, он легко улыбнулся и проговорил одними губами: «Мы проживём и без них». Ах, папенька! Я это уже поняла.
И только я открыла рот, чтобы ответить гранд-мэтру, как тихо и сумрачно заговорил Зуртамский.
101. Лиззи Арчинская
– Разрешите сказать, ваше сиятельство?
Тот кивнул, не отводя от меня подозрительного изучающего взгляда.
– Лиззи, ваше сиятельство, не строила мне глазки. Она не добивалась моего внимания, как ваша дочь, не цеплялась и не надоедала мне, как ваша дочь, не предлагала себя, как ваша дочь...
– Что?!
– Да как вы смеете!
Два возмущённых возгласа слились в один – голоса князя и княгини.
Но Зуртамский смотрел на меня, смотрел сверху, и я только сейчас поняла, что он стоит, а императорский поверенный пытается его образумить и усадить обратно на стул. Но староста только зло дёрнул плечом, отмахиваясь от него, как от мухи, продолжил, а я вцепилась взглядом в окно.
– И она ничего мне не обещала. Более того, пресекала все мои попытки просто заговорить с ней, не то, что выразить свои чувства. Она игнорировала меня, выводила из себя, злила и строила между нами барьеры.
– Вот! Она не любит тебя! Она тебя недостойна, маленькая низкородная дрянь, выскочка, мерзость! А ты глаз с неё не сводил, дышать переставал в её присутствии! Даже руки дрожали...
Я не смотрела на Мараю. Не могла.
За окном было мало интересного, но это всё же лучше, чем её перекошенное покрасневшее лицо, летящие изо рта капли слюны, безобразно открытый в крике рот. И обида вперемешку с лютой ненавистью.
А взгляд Зуртамского жёг, даже если смотреть в окно. Хоть что-то разделяло нас, например, не встретившиеся взгляды. Слова Мараи про дрожащие руки и пресекающееся дыхание нашего стоеросового почему-то заставили дрожать и трепыхаться подстреленным перепелом уже моё сердце... Это было слишком. Я закусила губу и еле сдерживала взволнованное дыхание.
Как узнать, с кем он помолвлен?!
– Голубушка, вы нарушаете порядок, – поверенный несколькими словами пресёк истеричный крик и, очевидно, наложил какое-то заклинание на Мараю, потому что она мгновенно замолкла. – Прошу вас, ваше сиятельство, продолжайте.
Но князь молчал. И на него смотреть не хотелось, но я усилием воли повернула голову -надо следить за событиями этого странного представления. Его сиятельство с болью и сожалением смотрел на дочь, а потом перевёл взгляд на Зуртамского.
– И что вы скажете на это, Эрих?
Это судебное разбирательство всё больше напоминало разбирательство надо мной и Зуртамским, а не над несостоявшейся убийцей.
Староста устало прикрыл глаза и ответил:
– Да, ваша дочь права, ваше сиятельство. Я не кружил ей голову, был с ней достаточно холоден и держал дистанцию. Я очень хорошо помнил ваши слова о том, что она слишком молода. Я не строил планов в отношение неё и не давал поводов к построению таких планов ею. И ко всему... – Зуртамский полюбовался теми же видами, что и я (окно сегодня было в центре не только моего внимания), и поморщившись глянул на князя, – вы ведь помните, что я мгновенно оказался на пути заклинания?
Я снова спряталась за батюшкой, одним глазом наблюдая за князем. Его лицо было необычайно злым. Как если бы он догадывался о чём-то неприятном. Спросил отрывисто:
– Да, и что?
– Это не случайность. И не магия, – окно сегодня рисковало быть протёртым до дыр. – Это такая родовая особенность – защищать того, кого... – он опять замялся. – В общем, того, кто нуждается в защите.
