Текст книги "Мечта для мага (СИ)"

Автор книги: Анна Агатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

87. Эрих Зуртамский

Этого не могло быть! Нет, мой разум отказывался верить в это! В моих руках было приглашение, обычное такое приглашение на бал.

«Мы рады будем видеть Вас на нашем торжестве, посвящённом нашей помолвке», -золотые буквы на розовом кусочке тонкого картона с серебристыми голубями не оставляли сомнений в том, чему бал будет посвящён. Но я не мог поверить в другое – в имена, которые значились под этой избитой фразой: Вольдемар Делегрдов и Лиззи Арчинская.

Моя Лиззи? Помолвка с младшим князем?

Голова закружилась.

Не может этого быть! Моя Лиззи не может выйти за Вольдемара! Это какой-то бред...

– Мне доставили платье от модистки, и я уже его примерила. Ах, оно просто великолепно! Мы будем самой красивой парой на этом вечере, даже красивее жениха и невесты!

Я с трудом разобрал, о чём болтала Марая, лучась от счастья и предвкушения. Нужно было поддержать игру и я улыбнулся. Получилось неловко, будто губы никогда не знали улыбки.

Да, улыбаться не хотелось. Хотелось прокричать в это улыбающееся лицо: «Это ложь! Этого не может быть!», но я проглотил слова, рассматривая фамильные черты Делагрдовых на хорошеньком девичьем личике и размышляя о том, что же ей сказать. Орать точно не стоит. А осторожно выяснить, нет ли здесь ошибки, очень даже стоит.

– Это правда, что... – я чуть не произнёс дорогого для меня имени – Лиззи, но вовремя остановился, проглотил его и задал вопрос правильно, – что твой брат женится?

– Пока это только помолвка, – Марая явно праздновала победу, только непонятно почему и над кем. – Но, думаю, свадьбы долго ждать не придётся – Вольдемару весной ехать в Зоны, и лучше, чтобы он к этому времени уже был женат. Так папенька говорит!

Она сияла. И меня это раздражало всё сильнее.

– Вот как... – протянул я, пытаясь сообразить, что же я делал неправильно.

А глупенькая княжна продолжала болтать, сияя, как новая монета:

– Она не смогла справиться с искушением. Не каждый день купеческую дочь князь замуж зовёт. Но мы можем себе это позволить. К тому же приданое за ней дают неплохое. Не так обидно.

88. Эрих Зуртамский

Марая дёрнула точёной бровью и улыбнулась немного, самую малость, снисходительно. И мне пришлось отвернуться, засмотреться на низкие облака, чтобы не сказать ей гадость. Через несколько долгих мгновений я снова взглянул на сияющую триумфом девицу. Я полностью держал себя в руках и контролировал выражение лица. Спросил ласкововежливо: – Значит, сегодня?

Марая стрельнула глазками:

– Почему спрашиваешь?

– Не хотелось бы испортить твой праздник, оказавшись в не подобающей случаю одежде: надо успеть забрать фрак из дома.

– Успеешь, Эрих, – демонстрируя изящную линию плеч, Марая склонила голову к плечу. Все эти ужимки были знакомы. Может, всех, подобных Марае, барышень учит какой-то один-единственный преподаватель? А княжна у него, наверное, самая отстающая ученица? – Всё состоится сегодня вечером. Хочешь, попрошу отца, чтобы он освободил тебя от занятий?

Она взглянула на меня кокетливо. Вкус этого вопроса был до омерзения неприятный. Интересно, кто я для неё, чтобы она, соплива девчонка, делала мне столь нелепые предложения?!

– Что?! Ты? – я не сдержал гнева, и Марая перестала улыбаться и побледнела. Закусила губу, сглотнула, улыбнулась нервной, короткой улыбкой. – За меня просить? Княжна, это насмешка?

В другое время я бы обошёлся с ней более деликатно, но, право, сил терпеть ещё и такое, не было.

– Ну что ты, Эрих! Что ты! Я просто подумала... – она подняла на меня взгляд собачонки, что тявкнула на хозяина, а потом поняла, как оплошала. – Извини, я... просто приходи на бал. Хорошо?

– Я и на помолвку приду, – и глянул жёстко.

Марая сглотнула, растерянно посмотрела на меня, а потом решилась:

– Хорошо. Тогда на час раньше, чем в приглашении.

Отлично. На подобные мероприятия попасть просто так шансов было немного. Но Марая поможет мне, хочет она того или нет.

Я вежливо попрощался и пошёл в главный корпус. А растерянная вестница осталась стоять на дорожке, что вела от главного корпуса к калитке их особняка.

Да, я приду на помолвку, взгляну в глаза князя Делегардова, в глаза его сына. Да и Лиззи стоило бы увидеть. Не верилось, что это правда. Мысль о нелепой ошибке не выходила из головы – не может выйти за другого девушка, которая едва не каждую ночь умоляла меня о поцелуе. Неразборчиво, едва слышно, но вполне определённо. Она тянулась ко мне, выгибалась навстречу, часто дыша. Ко мне, а не к Вольдемару Делегардову!

89. Эрих Зуртамский

Улыбающийся князь встретился мне раньше – когда я, тяжело дыша, шёл от развороченного полигона.

– Что это ты, Зуртамский, опять полигон перепахал?

Я дышал тяжело, хотя чувствовал себя намного лучше. Но мне однознчно не было весело. Однако, вежливость – достоинство аристократа, потому ответил сдержанно, без улыбки:

– Застоялся на вакациях, ваша светлость, магии выход нужен.

– Это хорошо, Зуртамский, это хорошо. Уметь вовремя выплеснуться дорого стоит. Какие-то новости есть?

– Да, есть одна, как раз хотел спросить, если позволите, – и вынул из кармана розовую карточку с серебристыми голубями. – Вас можно будет поздравить?

Князь глянул вопросительно и удивлённо.

– Откуда?

– Ваша дочь, – я намеренно сделал паузу. – Пригласила.

Может, папенька девчонку повоспитывает, пользуясь случаем?

Но его светлость, казалось, не услышал двусмысленности в моей фразе. Нет, он погрозил пальцем мне. Погрозил со словами:

– Эрих, будь осторожен с моей дочерью. Она слишком ветрена и непостоянна. И... ей только шестнадцать.

Ничего себе! Вот как это нынче называется?

Девушка без ведома родителей пригласила мужчину на бал – само по себе неслыханное дело, а её отец предупреждает меня? Это, оказывается, не глупость, не отсутствие воспитания, не неподобающее поведение? Ах да, это же ветреность и непостоянство. Потрясающе! Ну что ж...

– Да, мэтр, я помню, – отвесил вежливый поклон, в тайне надеясь, что отец объяснит девчонке, что мне она не нужна. – Вам не стоит беспокоиться за свою дочь. Она прекрасная девушка, обворожительная и красивая, но... моё сердце принадлежит другой. Так что...

Я развёл руками и опустил глаза. Пусть лучше это выглядит как смущенье, чем... как-нибудь иначе.

– Эрих! Вас тоже можно поздравить?! – князь воскликнул так, будто получил потрясающе важную и приятную информацию.

– Пока ещё рано о чём-то говорить, – я справился с чувствами и поднял на мэтра глаза. – Мне ещё предстоит завоевать ту, что царит в моём сердце.

– Ну что же, – князь похлопал меня по плечу по-отечески, с улыбкой, – желаю тебе успеха, Эрих. Надеюсь, что у вас всё сложится хорошо. А пока разрешаю тебе побыть кавалером моей дочери, раз уж ты не представляешь для неё угрозы.

Он засмеялся своей нелепой шутке. Я вежливо улыбнулся, чувствуя, что полигон снова притягивает меня с невероятной силой. Но нужно было успеть привести себя в порядок и быстро найти фрак.

Помолвка молодого князя Делегардова проходила в тесном семейном кругу – только ближайшие родственники со стороны жениха и невесты. Что ж, всё правильно, к гостям, что начали съезжаться на бал, выйдет уже помолвленная пара: слушать поздравления, пожелания любви и счастья, поздравления и шутки о скорой свадьбе.

Марая висела на моей руке, улыбалась, счастливая и сияющая, снова и снова вопросительно заглядывала мне в глаза, ждала чего-то. А я смотрел по сторонам, ожидая и страшась увидеть Лиззи.

Я не нашёл её в академии. Пришлось даже подпоить привратника, чтобы убедиться, что моей девочки в академии нет. Неужели она не вернётся? Неужели после помолвки она уйдёт из академии? Холод закрадывался в душу и тяжёлой леденящей змеёй сворачивался там, раня и замораживая всё внутри.

Её я увидел только сейчас.

Все выстроились перед возвышением, на котором стояли сияющий гранд-мэтр, Вольдемар Делегардов и мальчишка-паж. Невысокий толстячок с блестящей лысиной степенно вывел Лиззи из боковой двери. Они шли к возвышению медленно и можно было подумать, что торжественно.

Я пытался рассмотреть её лицо из-за спин гостей – Марая всё же не решилась провести меня вперёд. Она что-то тихо говорила мне едва не в ухо, но я не прислушивался – между гостей увидел её, мою Лиззи. Я был не в силах отвести взгляд от бледного, застывшего лица моей девочки.

Она двигалась медленно и, казалось, не спешила туда, где ждал её Вольдемар. Разве такими бывают счастливые невесты?!

Но что я знаю о невестах? А о счастливых – тем более...

Сердце сжималось, не верилось, что вот она, моя Лиззи, ещё чуть-чуть и станет чужой. И я пустил маленький воздушный поток, что обернулся вокруг её шеи и вернулся ко мне. Счастье? Счастьем здесь и не пахло! Обречённость – вот что это было! А значит...

– Погодите! – сказал я тем, кто стоял на возвышении, и попытался стряхнуть тяжесть, не дававшую мне сделать шаг вперёд. Дёрнул рукой раз, два, стараясь освободиться, позвал:

– Лиззи!

Наконец, то, что мешало, отцепилось от моей руки, и я сделал несколько больших шагов, раздвигая людей, закрывающих от меня Лиззи.

А следующий шаг неожиданно перенёс меня к моей девочке, и мгновеньем позже я уже смотрел в глаза, полные ненависти и отчаяния, в глаза Мараи.

Смотрел с возвышения.

Услышал, как за спиной кто-то судорожно подавился вдохом. Вокруг раздалось дружное «ох!», а мне в грудь влетело чёрное заклятье.

Мгновенье, взрыв.

Всё...

90. Эрих Зуртамский

– Идём, Лиззи, идём. Надо поблагодарить молодого человека, это простая вежливость.

– Папенька, да мне ничего не грозило! – тихо поскуливала девушка, и даже по голосу было слышно, как ей не хочется идти в палату.

– Мы уже наверняка разбудили господина мага, и будет неудобно, если ты не зайдёшь. Ну же, иди. Я подожду тебя в усадьбе.

Я не спал и, конечно, слышал препирательства у двери. Один голос – это была моя Лиззи, я узнал бы её, даже если бы она была простужена и хрипела. А вот второй, надо полагать, принадлежал её отцу. Я сжал кулаки – в ладони смялась простая льняная простыня, – не хотелось выдать своего волнения. Увидел, что бока у тощего тюфяка обнажились, и быстро разгладил ткань дрожащими пальцами и постарался успокоиться.

Они зашли вдвоём, отец и дочь. Очень непохожие, разве что ростом одинаковые -невысокие. Хотя нет, было у них общее, очень неожиданное общее.

Отец Лиззи улыбался очень знакомой улыбкой – сияя глазами, лучась радостью и заражая хорошим настроением.

Я бросил быстрый взгляд на мою девочку. Правда ли? Мне не оказалось?

Но она не улыбалась. Она вообще не смотрела в мою сторону, гораздо больше её интересовал потолок академического лазарета. Я тихо хмыкнул: там точно ничего примечательного не было – я изучил его вдоль и поперёк за эти несколько дней беспомощного лежания в постели.

– Господин Зуртамский! Не могу передать всю глубину моей благодарности! Ваше благородство покорило меня. Позвольте выразить вам свою признательность за ваш геройский поступок.

Моя девочка недовольно поджимала губы. Она не была благодарна? Не разделяла радости отца? Я наблюдал молча, ожидая, чем это всё закончится. Чувствовал себя непривычно и очень тревожно – никогда ещё не был в таком беспомощном положении, тем более – перед самым важным для меня человеком...

Купец , круглый, какой-то гладкий и всё такой же улыбающийся обернулся к Лиззи и сказал:

– Ну же, дочь, поблагодари своего спасителя.

Она вздохнула обречённо и, глядя на подушку за моей головой, кисло проговорила, не забыв добавить толику яда:

– Ты был очень великодушен, защищая простолюдинку. Благодарю. Хотя даже не представляю, какую благодарность ты соизволил бы принять от меня, убогой.

Я глянул на неё тяжело. Знала бы она какую благодарность я принял. Жаль, не принято говорить об этом в обществе.

Вздохнула тяжело, скользнула взглядом по моему лицу – я даже глаз её не увидел толком -и уронила:

– Да только зря.

91. Эрих Зуртамский

– Что зря? – прокашлялся я, немного сбитый с толку.

– Зря геройствовал, – Лиззи устало объяснила, как малому ребёнку, всё так же глядя в сторону, – у меня на подобный случаи амулет был. Мне Марая угрожала, давно ещё, перед императорским балом. А я, знаешь ли, легко складываю два и два, быстро учусь и выводы делать умею по слабым сигналам. Вот и сделала – запаслась на всякий случай. Так что напрасно ты, Зуртамский, портал строил, магию свою расходовал.

Она скривилась презрительно и уколола ещё больнее:

– На меня, простолюдинку.

Опять хотелось одновременно и поцеловать её, и укусить, и обнять, и придушить... Вот только сил не было. Может, и был у неё амулет, а у меня-то не было. И досталось мне по полной. Теперь вот лежу, беспомощный, как птенец, и даже мысли еле-еле движутся в голове. Но язык двигался сам, хотя тоже небыстро.

– Это не магия. И... Марая тебе угрожала? – до меня наконец дошло, что сказала Лиззи, и я даже привстал с подушек, пытаясь по её лицу прочитать ответ. – Но почему?!

Привстал и тут же представил, как выгляжу, – всклокоченные волосы, круги под глазами, больничная рубаха. Дёрнулся поправить хотя бы волосы, пригладил их, но всё бесполезно

– не расчёсанные, они топорщились и не хотели изобразить даже слабое подобие приличной причёски. Я опять откинулся на подушки – слабость изматывала так же, как ощущение себя безобразным чудовищем у ног той, что, стоя рядом, не смотрела на меня.

– Да, господин маг, – купец Ларчинский улыбнулся знакомой улыбкой, улыбкой моей Лиззи.

– Я купил и переслал дочери защитный амулет – у меня есть связи среди артефакторов. Вот только она не сказала мне, что это из-за того, что у неё с кем-то настолько плохие отношения.

Папаша моей девочки глянул на неё строго-вопрошающе. Она хмыкнула недовольно и уставилась на отца. Подвигала бровью, потом двумя, потом сжала губы в точку, но Ларчинский непонимающе пожал плечами и развёл руки в стороны. Её знаки он не понимал.

И она недовольно проговорила, сдерживая раздражение:

– Ну мужчины, ну мужчины!.. Что один, что другой, словно дети! Да ревность это! Ревновала она меня к Зуртамскому... – и прошептала чуть слышно, поджимая в недовольстве губы, – к дубинушке стоеросовому...

У меня на душе потеплело. То ли от того, что у Мараи и в самом деле ревновала, то ли от знакомых слов про дубинушку. Я лежал на подушках и смотрел на знакомый овал лица, на закрытое платье под самый подбородок, на тонкие пальцы, что сейчас были обтянуты изящными женскими перчатками. Какая же она хорошенькая!

– Марая? Ревновала? – уточнил на всякий случай, любуясь своей девочкой.

– Ой, только не надо опять строить из себя непроходимую ту... – купец толкнул дочь в бок, и я бы не заметил, наверное, но она чуть качнулась и прикусила язык, а фразу закончила по-другому, – непроходимое непонимание! «Запомни, он – мой!» – проговорила она пискляво, передразнив, видимо, Мараю. – И ещё магию продемонстрировала, чтобы показать, что не шутит. Ты хоть знал, что ты – её?

И я наконец поймал её яркий голубой взгляд. Он, как и слова, сочился насмешкой. Да что же такое? Как можно быть такой ядовитой?

– Ей не на что было надеяться, – я посмотрел тяжело, пытаясь взглядом сообщить, что следующие мои слова более чем серьёзны. – И её отец знал, что моё сердце занято другой.

Лиззи бросила на меня короткий острый взгляд и задумчиво прикусила губу. И снова спросила ехидно:

– А сама Марая знала об этом?

Интонации этих слов не предусматривали ответа. А я с досадой понял, что любой ответ означал бы то, что и было на самом деле – Марае никто об этом не говорил.

– Мужчины! – и столько пренебрежения было в этом слове, столько уничижения, что я... промолчал. Отвёл взгляд и промолчал – она была права. Быть может, скажи я Марае, что ей не на что надеяться, всего этого не случилось бы?

И я перевёл разговор на другое.

– Так что помолвка? Состоялась? – спросил у купца, не глядя на Лиззи, давя глубокое внутреннее недовольство.

– Зуртамский! – ответила всё же она сама, сверкнув своими невозможными глазами. И так обвиняюще и устало прозвучали эти слова, что мне в который раз за этот разговор стало стыдно. А ведь верно – какая помолвка, если сестра жениха хотела убить невесту?

92. Лиззи Арчинская

Моё потрясение было слишком велико, и нужно было время, чтобы всё улеглось и стало на свои места – слишком много открытий за такое короткое время.

– Надо идти, папенька, – сказала, едва сдерживая чувства и отступая к двери.

– Да, Лиззи, конечно, – отец перевёл взгляд с меня на Зуртамского и с самой доброжелательной улыбкой распрощался с «несчастненьким» раненым: – До свидания, господин маг.

Уже в дверях я бросила взгляд через плечо. Староста смотрел вслед своими тёмными глазами. Теперь на бледном, болезненном лице они казались и вовсе чёрными. Правда или нет, но мне показалось, что там стыла тоска и горечь. Я отвернулась и сделала решительный шаг за порог единственной в нашей академии лекарской палаты, а потом постаралась побыстрее выбраться и из самого медицинского блока.

И только в коридоре я остановилась, прислонилась к стене плечом, пытаясь справиться со своим потрясением.

Я узнала перстень.

И руку, на которую он был надет тоже узнала – длинные тонкие пальцы с крупными узлами суставов и характерный жест, когда эти знакомые пальцы поправили волосы. И знакомо мне это было по снам.

Значит, это он.

Это он соблазнял меня во снах. Это он заставлял меня умолять о поцелуе. Это он, тихо смеясь, шептал у самых моих трескающихся от жажды губ: «Не слышу, Лиззи, не слышу, девочка моя! Скажи громче. Ну? Скажи: поцелуй меня, милый!»

И тянулась к нему, стараясь если не поцелуем, то коснуться хотя бы носом, рукой, грудью, и шептала, с трудом одолевая сонное оцепенение: «Поцелуй меня, милый!»

Меня бросило в жар.

Дубина Зуртамский – и нежное «Девочка моя! Лиззи!»? Какой-то кошмар!

Интересно, он тоже видел эти сны?

– Лиззи, дитя моё! С тобой всё в порядке?

Что? Ах да. Папенька. Улыбнулась через силу.

– Не надо было к нему ходить. Он плохой, папенька. Я его не люблю!

А отец посмотрел на меня с жалостью и пониманием, взял под руку, позволяя мне опереться на него, и повёл к выходу.

– Я не мог не поблагодарить господина мага, Лиззи.

– Почему? – мне было не очень интересно – в голове кружились совершенно невероятные предположения, заставлявшие цепенеть спину, руки и ноги, но нужно было отвлечь отца от моего состояния, и я послушно шла за ним. – Меня защищал амулет.

– Какая же ты молодая ещё, дитя моё, – ласково похлопал папенька по моей руке. – А от себя самой кто тебя защитил? Он, господин маг.

Я остановилась, повернулась к отцу и уставилась на него в упор.

– Не понимаю. Объясни, отец.

93. Лиззи Арчинская

– Мне всё время казалось, что ты не рада предстоящей помолвке, – почти невидные брови на высоком лбу отца двинулись вверх умильно, как в детстве. – Не по душе тебе это всё, грустная ты была какая-то. И ещё казалось, что что-то тебя мучает. Или за душу тянет.

Отец вглядывался в моё лицо, в его глазах читался вопрос. Но я молчала. В душе царило пытаясь смятение, и я пыталась его не выдать. Отец продолжил:

– Господин маг сделал то, на что я не решился – он вовремя вмешался, и этим расставил всё на свои места. Я очень ему благодарен за это. За это, а не за то, что закрыл собою. Хотя это тоже достойно восхищенья.

Я неверяще качала головой.

Я ненавижу Зуртамского, ненавижу всей душой, но ночами, во сне, тело тянется к нему, как кошка к ласковой руке. При свете дня сердце замирает, ожидая новых встреч. А ещё он закрыл меня собой от чудовищного, мощнейшего смертельного заклятья. Да, амулет меня защитил бы, но всё равно он не знал этого и принял на себя удар, предназначенный мне.

– Пепенька, мне надо пройтись. Я скоро вернусь – до полигона и обратно.

Я развернулась и пошла туда, где завывал ледяной ветер в кронах редких деревьев, а земля вздыбилась и застыла от мороза.

С трудом передвигая ноги по заснеженной земле, ловила ртом мелкие снежинки, что с силой секли лицо и руки, и не знала, что делать.

Понимание того, что во сне я была готова на всё с чужим мужчиной, жгло калёным железом. А Зуртамский – чужой, и не потому, что мы почти незнакомы, хотя и это тоже, а потому, что он занят. И это не слова самоуверенной Мараи, а его собственные.

Моё сердце занято другой – вот что он сказал. И родовой перстень, который появился совсем недавно на его руке, как раз на вакациях.

Да, точно, я впервые увидела его в том сне, когда отдыхала дома. И ещё подумала – почему раньше не обратила на него внимание? Горько усмехнулась и закрылась воротом дохи от снега и ветра, прошла в калитку и оперлась спиной на столбик ограды.

Староста на каникулах обручился. С той, которая занимает его сердце.

А он... Он теперь занимает мои сны.

Сердцу было тесно в груди, казалось даже, что оно мнётся о рёбра, а это больно. Эти ночи были моей отрадой, моей радостью, утешеньем – такая нежность, такое тепло шло от этого мужчины. И я верила, заставила себя поверить, что это Вольдемар.

Что теперь будет? Как жить с этим?!

Слёзы катились из глаз и застывали тонкими ледяными дорожками на щеках. Но мне всё было мало – горячая, пылающая боль в груди не утихала.

Надо вычеркнуть Зуртамского из своей жизни. И из мыслей вычеркнуть, и из снов!

Я сильная, я справлюсь.

И я развернулась и пошла к отцу. Он ждал меня в наёмном крытом экипаже у ворот Академии – мы сняли в Делегардове две комнаты с общей гостиной, и гранд-мэтр не стал возражать. То ли занят был другим, то ли в самом деле это теперь было можно.