Текст книги "Цикл романов "Анжелика" Компиляция. Книги 1-13" (СИ)"

Автор книги: Анн Голон

Третий день ожидания совпал с воскресеньем. Это давало возможность Анжелике и ее немногочисленным спутникам выйти на люди, чтобы смягчить враждебность толпы, подозрительность и страх, которые умело поддерживались Амбруазиной, и предотвратить крайне опасный взрыв.

Под предводительством Виль д'Авре, чья обходительность в сложившейся ситуации становилась особенно ценной и могла оказать им незаменимую помощь, они отправились к мессе. К ним присоединились два матроса-гугенота с «Ларошельца». После всего пережитого на родине, они не страшились никаких трудностей и, ради удовольствия натянуть нос проклятым папистам, были готовы пустить в ход любую хитрость.

На мессу не пошел один Кантор, – он опасался, что в его отсутствие кто-нибудь попытается прикончить раненого зверя. Он пообещал Анжелике, что будет вести себя смирно.

Служба продолжалась два часа. На ней присутствовало все местное население – белые и индейцы. Все истово молились, и никто не был шокирован настойчивыми призывами отца-реформата просить пресвятую Богородицу и всех святых бретонского часослова сорвать козни нечистой силы и особенно «демонов воздуха», которые всячески отбивают у людей вкус к работе и к исполнению своих земных обязанностей, внушая при этом, что о последствиях можно не беспокоиться и т, д.

– Святой отец был излишне многословен, – сказал Виль д'Авре, когда толпа стала расходиться после очередного и последнего коленопреклонения. – Я не перестаю удивляться, с каким вниманием матросы слушают и считают удачными те проповеди, где подробно описываются козни чертей и борьба с ними ангелов и святых. Такую начинку для пирога или, если угодно, салат, они любят больше всего. Кроме того, матросам и, особенно бретонцам, явно нравится иметь повод падать на колени. Похоже, что сегодняшняя процедура немного успокоила их… Этим летом им все время не везло с ветром и они как-то растеряны. Некоторые даже дезертируют – позавчера, например, исчез молодой рыбак. Капитан так рассвирепел, что даже попросил священника помочь ему навести порядок. Увы, он сам попался в сети пашей дорогой герцогини. Она так заморочила ему голову, что это сказывается на дисциплине экипажа. Тем хуже для него и для всех тех, кто позволяет надуть себя. Подумать только, даже этот старый пень Пари вроде бы не прочь предложить ей руку и сердце…

– Господин маркиз, поскольку вы обладаете познаниями во многих науках, не сможете ли вы определить по почерку характер человека? – спросила Анжелика. – Я давно собираюсь показать вам один заинтриговавший меня документ.

Виль д'Авре признал, что имеет некоторое представление о графологии и даже считается большим знатоком в этой области.

Когда они вернулись домой, и маркиз удобно устроился в своем гамаке, Анжелика вручила ему бумагу, найденную в кармане погибшего злоумышленника, о котором уже упоминалось.

Едва взглянув на листок, он сразу же помрачнел.

– Где вы взяли эту чертову грамоту? – спросил он Анжелику, бросив на нее пронзительный взгляд.

– Я нашла ее в кармане одного человека, – ответила она. – Но что примечательного в этой тайнописи?

– А то, что она очень сродни почерку сатаны!

– Разве кто видел когда-нибудь почерк сатаны?

– Да, и существует несколько образцов его почерка. Наиболее достоверный относится к прошлому веку, ко времени процесса над доктором Фаустом. Этот текст написан непосредственно под диктовку сатаны, с чем согласны все эксперты. Как правило, сатана подписывается именем одного из своих семи главных демонов. Под фаустовским документом стоит подпись «Асмодей».

Внимательно рассмотрев заковыристую подпись, в которой Анжелика разглядела контуры мифического грифона, он прошептал:

– Велиалит!

– А кто он?

– Один из семи, самый обворожительный и самый активный из них. Он умело скрывает свою жестокость под покровом внешней красоты и привлекательности. Он обладает огромной эротической мощью, но вся его энергия направлена в конечном счете на разрушение. Не зря он пользуется репутацией самого развращенного исчадия ада. Власть его огромна, поскольку под его командой находятся восемьдесят легионов демонов, иными словами, более полумиллиона злых духов.

Виль д'Авре задумчиво покачал головой.

– Восемьдесят легионов! Ну и дела!

– Вы разделяете мое мнение, что этот почерк может быть его почерком?..

– Я вижу в этой росписи сходство с самой герцогиней…

– Так она Велиалит! – прошептала Анжелика.

Некоторое время они помолчали, затем маркиз снова растянулся в гамаке и зевнул.

– Почему вы назвали ваш корабль именем Асмодея? – спросила она.

– Эта идея пришла мне в голову, пожалуй, случайно. Асмодей – главный распорядитель игорными домами ада, именно он искушал Еву в земном раю. Он и есть змий!.. Он мне симпатичен. Я вообще люблю шутить с демонами. В конце концов, это просто бедные черти, которых никто не жалеет… Богословы ошибаются, приписывая им всевозможные злодейства. Ужасны не они, ужасен дух зла, когда он вселяется в человека.

Анжелика посмотрела на него с нескрываемым удивлением.

– Я восхищена глубиной ваших рассуждений. Маркиз слегка покраснел.

– Я изучал теологию и даже демонологию. У меня был дядюшка-епископ, который собирался завещать мне часть своих доходов. Чтобы угодить ему, я какое-то время занимался богословием. Но по правде сказать, я не люблю долго задерживаться на одном предмете, и поэтому отказался от немалых богатств моего дорогого дяди. Тем не менее, я до сих пор с интересом беседую на эти темы с понимающими «людьми. В Квебеке я познакомлю вас с братом Люком, монахом, которому нет равных в искусстве гадания на картах, с мадам де Кастель-Морга, очень эрудированной персоной, а также с маленькой госпожой д'Арребу, если она соизволит выйти из своего уединения и приедет к нам из Монреаля. Очень интересная женщина! Я люблю ее как сестру. В Квебек она приезжает только ради меня, во всяком случае в большей степени, чем ради своего мужа, который, по-моему, явно заслуживает лучшего отношения с ее стороны. Между прочим, он мой добрый друг. Да, но зачем я все это вам говорю, вы же знаете их. Ведь этой зимой он приезжал к вам в форт Вапассу…

Кстати, он сразу же потерял из-за вас голову… Так же, как и Ломени-Шамбор. Ваши чары явно сильнее, чем все восемьдесят легионов духов и возглавляющий их красавец-демон. Справиться с ними было бы для вас сущим пустяком, Анжелика!.. Что это вы так странно смотрите на меня, милый друг?

– Из нашего разговора следует скорее всего, что мы оба теряем рассудок… – прошептала Анжелика.

– Я не понимаю, – сказала Анжелика, глядя на круглое лицо Петронильи Дамур, которое на этот раз ей показалось оплывшим и побледневшим. – Так вот, я не понимаю, почему мадам де Модрибур взяла в лодку Кроткую Марию, а не вас. Конечно, она не могла знать, что «Единорог» потерпит крушение, но если бы она взяла вас, то вам не пришлось бы перенести это страшное испытание.

– Да я сама все время задаю себе этот вопрос, – воскликнула гувернантка, чуть не расплескав от волнения чашку с горячим липовым настоем, которую она держала в руке.

Анжелике удалось зазвать к себе Петронилью Дамур «поболтать у камина». Поскольку старая дама чувствовала боли в желудке, Анжелика заодно приготовила для нее специальный настой. Сейчас, сидя на скамеечке напротив Анжелики, она шумно втягивала губами целебную жидкость. Вынужденное морское купанье, волнение, усталость как-то сразу заметно состарили эту и без того страдавшую одышкой и не любившую вылезать из дома женщину. Ее руки и губы слегка дрожали. Казалось, что в застывшем взгляде ее больших светлых глаз блуждало некое подобие улыбки, как если бы она испытывала тщеславное удовлетворение от обладания какой-то важной тайной. Заподозрив некоторую невменяемость Петронильи, Анжелика поняла, что конкретными вопросами она ничего не добьется и решила сыграть ва-банк по-иному. Именно поэтому она упомянула о том, что герцогиня взяла с собой в лодку Кроткую Марию, дав таким образом почувствовать чуть тронувшейся бедняжке, что она ей искренне сочувствует.

– Вы совершенно правы, мадам, – говорила Петронилья, покачивая головой, увенчанной помятым и чуть косо сидевшим чепцом. – Вы совершенно правы. Никому не пожелаю пережить кораблекрушение, когда холодная вода заливает и глаза, и уши, и рот, и ты не знаешь, когда и как это кончится. Не могу больше видеть все эти корабли, море, гальку, мое сердце уже не выдерживает…

Руки ее затряслись так сильно, что Анжелика взяла у нее из рук чашку с настоем.

– Видите ли, если бы вы сели в лодку с герцогиней! – сказала она успокаивающе, – вы бы не попали в эту жуткую переделку. Странно, что она не взяла вас с собой – ведь вы очень дороги ей, и она не может обходиться без вас!

Анжелика произнесла эту фразу, чувствуя, что эпизод с лодкой был ключевым в глазах старой гувернантки.

– Я думаю, что причина заключается в моей нелюбви к ее брату, – сказала Петронилья.

Что за брат?.. У Анжелики даже екнуло сердце, но она вовремя удержала себя и не стала прямо задавать этот вопрос… Ничего не сказав, она поднесла Петронилье новую чашку с отваром. Та отпила несколько глотков, но было видно, что думала она о другом.

– А я-то надеялась, что уж в Америке он до нас не доберется. Так вот, представьте себе, он уже ожидал ее здесь. И лодку за ней послал он. И я, и капитан Симон говорили ей, что уже темно, и море разволновалось. Капитан предупреждал, что здесь могут быть коварные рифы. «Виден берег с огоньками, подождите, пока мы не станем на якорь». Куда там! Попробуйте остановить ее, когда зовет брат.

Петронилья с удовольствием глотнула из чашки и сказала вздохнув:

– Очень пользительный напиток! Анжелика затаила дыхание, чтобы не нарушить этот, казалось, бессвязный монолог.

– Нельзя сказать, что она покорна ему, – продолжала дуэнья. – Она не покорна никому, но всегда тянется к нему. Это единственное в мире существо, с которым она находит общий язык. Я никогда этого не понимала. Его зовут Залиль. У него постное лицо, рыбьи глаза, весь он какой-то неприятный и даже пугающий. И что только она в нем нашла? А ведь смотрите, встреча с ним сразу же принесла нам несчастье. Корабль затонул, погибло много хороших людей.

– А почему брат герцогини ждал ее во Французском заливе?

Анжелика сразу же поняла, что совершила ошибку, задав свой вопрос так прямо. Петронилья с подозрением посмотрела на нее.

– Да что это я вам все рассказываю? Не слушайте эти глупости!

Петронилья хотела было встать, но вдруг обмякла в каком-то оцепенении и на лице у нее появилось выражение ужаса.

– Ведь она запретила мне разговаривать с вами, – пролепетала она. – Что я наделала… Что же я наделала?

– Она вас убьет?..

– Нет, меня нет, – горделиво и убежденно ответила Петронилья.

Реакция у нее была та же, что и у Кроткой Марии.

– Так значит, вы знаете, что она способна на убийство? – вкрадчиво спросила Анжелика.

Петронилью Дамур охватила дрожь. Анжелика пыталась нажать на нее, пробудить ее совесть, дать ей почувствовать, что она может искупить свое невольное попустительство преступным действиям своей госпожи, которой она преданно служила все эти годы. Но добиться ей ничего не удалось. Петронилья замолкла и даже отказалась подтвердить, что корабль, который они несколько раз замечали на своем пути, был кораблем брата Амбруазины, человека с бледным лицом.

Страх настолько овладел ею, что она, лязгая зубами на каждом слове, принялась говорить, что ей ничего, ничего не известно, кроме одного – если она отойдет хоть на шаг от дома Анжелики, «они» убьют ее… Получалось, что старая женщина собиралась оставаться здесь чуть ли не до второго пришествия.

– Ну и обуза на нас свалилась, – сказал Кантор, когда Анжелика рассказала обо всем ему и Виль д'Авре. – Но ведь нельзя и выставить ее за дверь, она и впрямь боится оказаться убитой.

– Возможно, на это есть основания, – отреагировал Виль д'Авре.

Вечером герцогиня де Модрибур прислала человека за дуэньей. Анжелика ответила, что та нездорова и останется на ночь у нее подлечиться. Анжелика опасалась, что Амбруазина явится к ней с протестом, но, к счастью, этого не произошло. Ночь прошла беспокойно. Петронилья пребывала в прострации, изредка прерываемой плачем и стонами. Потом у нее начались боли в животе, и Анжелике пришлось несколько раз сопроводить ее в туалет, поскольку та сама не могла ступить и шагу. Ей повсюду чудились монстры, притаившиеся убийцы. Наконец, Петронилья вспомнила, что в сумочке у нее хранится хорошее лекарство от колик. Анжелика дала ей его, после чего все заснули.

К утру Петронилье полегчало. За завтраком Виль д'Авре и Анжелика всячески убеждали бедную гувернантку сделать вид, что ничего особенного не произошло, и вернуться к королевским невестам. Такое естественное поведение могло бы избавить ее от подозрений. А скоро прибудет граф де Пейрак, и все уладится.

Петронилья несколько приободрилась. А когда Виль д'Авре признался, что при первом же взгляде на нее он понял, что она из Дофине, и они побеседовали о ее родной провинции, она и вовсе почувствовала себя молодцом.

Предпочитая не пользоваться гостеприимством Никола Пари и стремясь теснее сплотить своих сторонников в окружавшей их зловещей атмосфере, Анжелика позаботилась о том, чтобы не только завтраки, но и обеды и ужины проходили у нее с участием Кантора, Барсампюи, Дефура, сына Марселины и, разумеется, Виль д'Авре, чей повар и адъютант обслуживали их.

Между тем, завтрак продолжался, как вдруг на пороге появилась герцогиня де Модрибур в сопровождении своих обычных кавалеров – старого Пари и капитана дю Фауе. Сейчас вся эта милая компания возвращалась с мессы.

Герцогиня была одета в красное муаровое платье с огненным оттенком, от чего против света казалось, что вокруг ее темноволосой головы образовалось нечто вроде золотистого ореола. Переступив порог, она сказала:

– Я пришла справиться о вашем самочувствии, Петронилья. Что с вами случилось, милая?

Толстая гувернантка побледнела и задрожала с головы до пят. Дикий ужас, овладевший ею, настолько преобразил ее лицо, что оно превратилось в отвратительную карикатуру: выпученные глаза, трясущиеся щеки, толстая, повисшая вниз губа, с которой сыпались крошки пирога. Картина была настолько тяжкая, что даже самый светский из них человек, маркиз де Виль д'Авре, не смог найти никакой шутки, чтобы прервать наступившее гнетущее молчание.

– Что с вами, Петронилья? – спросила Амбруазина ангельским голосом с некоторой ноткой удивления. – Можно подумать, что вы испугались меня.

– Разве я всегда не заботилась о вас, госпожа, как о своем родном дитяти? – спросила старая женщина, изобразив на лице жалкую улыбку. – Разве это не так…

Амбруазина с грустью оглядела всех присутствующих.

– Что все же с ней произошло? Похоже, ей не по себе…

– Ведь я во всем вам потакала, не так ли? – продолжала несчастная женщина. – Разве я не помогала вам удовлетворять вашу страсть к наслаждениям?..

– Похоже, она теряет рассудок, – прошептала Амбруазина, глядя на Анжелику. – В последнее время я замечала какие-то странности в ее поведении. Вы непременно поправитесь, моя славная Петронилья, – сказала она погромче и стала приближаться к дуэнье, которая вдруг стала похожей на большую жабу, загипнотизированную змеей. – Вы просто немного переутомились, но это не страшно. Вам надо подлечиться. Где то лекарство, которое обычно вам помогает?

А вот оно…

С озабоченным видом она вынула из коврового ридикюля гувернантки флакон с пилюлями, которые Анжелика уже давала ей ночью, положила их в чашку Петронильи, налила немного воды и поднесла к губам больной.

– Выпейте, мой бедный друг. Выпейте, вам станет лучше. Мне так больно видеть вас в таком состоянии. Пейте, пейте…

– Да, госпожа, – ответила Петронилья, – вы так добры… да, да, вы всегда были добры ко мне…

Руки ее дрожали так сильно, что часть жидкости вылилась из чашки ей на кофту. Амбруазина снова помогла ей, и она, наконец, допила лекарство, причмокивая, как толстый напуганный карапуз.

– Какое несчастье, – вполголоса сказала герцогиня, обращаясь ко всем присутствующим. – Бесконечные испытания помрачили ее рассудок. Столь опасные приключения не для такого возраста. Я пыталась отговорить ее ехать со мной в Америку, но она не захотела расставаться…

В этот момент Анжелика взглянула на Кантора, который стоял с Вольвериной у камина. Устремленные на Амбруазину глаза и юноши и зверя сверкали от ужаса и неистребимой ненависти.

– Ой, мне больно! – застонала вдруг Петронилья Дамур, схватившись обеими руками за живот. – Ой, я умираю!

Лицо бедной женщины посерело, она обливалась слезами. Анжелика встала, стряхивая с себя странную апатию, которая как бы приковала ее к табуретке.

– Пойдемте, Петронилья! – сказала она, – пойдемте, бедняжка. Я помогу вам дойти до туалета.

Она приблизилась к дуэнье и нагнулась помочь ей подняться.

Герцогиня сказала вполголоса:

– Неужели вы не испытываете никакой брезгливости? Завидую вашей доброте, я бы так не смогла. Нет ничего страшнее картины начинающегося маразма!

Пока Анжелика – в который раз за последние сутки – вела старую женщину по неудобной тропинке к туалету, больная начала причитать:

– Она убьет меня, убьет, как убила герцога, аббата, Клару Терезу, матушку-настоятельницу, юношу, который увидел ее через окно, и слугу, такого славного человека. Я была против. Я сказала ей тогда, что это тяжкий грех, но она в ответ засмеялась… Она всегда смеется при виде смерти…

Теперь настала моя очередь погибнуть… Вы сами сказали мне это, мадам, я погибну, а она будет смеяться, я скоро умру, я чувствую, что Бог простит мне мои грехи…

– Ну вот, мы дошли, – сказала Анжелика, которую саму трясло, как в лихорадке, от страшных признаний Петронильи. – Теперь оставайтесь здесь и никуда не уходите, пока вам не полегчает. Я постараюсь убедить герцогиню не забирать вас, скажу, что ваша болезнь может оказаться заразной… Наберитесь бодрости и не выказывайте перед ней свой страх…

Вернувшись в дом, Анжелика застала Амбруазину на прежнем месте в гостиной. Сидя, как королева среди своих вассалов, в царственной и одновременно обольстительной позе, она слушала разливавшегося соловьем Виль д'Авре:

– Вот мы заговорили о Дофине – какой это прекрасный край. Вы знаете эти места, герцогиня?..

Он нарочно завел разговор на эту щекотливую тему, потому что ему было известно, что она была родом из этой провинции, но, стремясь завоевать доверие Анжелики, объявила местом своего рождения Пуату.

– В то же время Дофине – страна бунтарей, превыше всего ставящих свою независимость, – продолжал маркиз. – Особенно это характерно для жителей горных плато, которые зимой полностью отрезаны от долин и могут общаться лишь с медведями и волками…

Потом разговор перешел на другие темы, и его непринужденный характер, ослепительная красота Амбруазины, тщательно скрываемые чувства всех присутствующих – все это вызывало у Анжелики ощущение участия в какой-то зловещей нереальной комедии.

Внутренняя напряженность была такой, что всех подташнивало. К тому же, к обычным запахам прилива примешивался довольно зловонный дух засоленной трески, сушившейся на берегу, и разложенной рыбаками на решетках тресковой печени – солнце выплавляло из нее высоко ценимое масло.

Казалось, время остановилось.

– Что-то долго нет Петронильи, – внезапно сказал молчавший до сих пор Кантор.

– В самом деле, ведь прошел уже целый час, а ее нет и нет, – подтвердил Виль д'Авре, взглянув на часы в золотой оправе.

– Пойду взгляну, как там она, – встрепенулась Анжелика, стремясь опередить Амбруазину.

Движимые неясным предчувствием, за Анжеликой потянулись все.

У самой двери лежало рухнувшее на пол тело мертвой Петронильи. Лицо ее посерело и покрылось черными пятнами. В туалете сильно пахло рвотой.

– Это ужасно, – прошептал маркиз де Виль д'Авре, прикрывая нос кружевным платочком.

Оцепеневшая Анжелика отказывалась понять, что подобное злодеяние возможно.

«Выходит, что герцогиня отравила ее только что, у нас на глазах!.. Когда все сидели за столом, и она заботливо подала ей лекарство… Значит, ей удалось незаметно подсыпать туда яд! Она заставила ее испить чашу смерти в нашем присутствии!..» С испугом и сомнением она посмотрела на Амбруазину и вдруг увидела на ее губах адресованную ей беглую усмешку как символ торжества и сатанинского вызова.

– Надо, чтобы отец приехал именно теперь, – сказал Кантор голосом обиженного ребенка, – иначе мы здесь все пропадем. Ведь это какой-то кошмар, как в страшном сне…

Приоткрывшиеся глубины жизненной бездны заставили отступить юношескую самоуверенность и категоричность.

– Подойди ко мне, дитя мое, – сказала Анжелика, протягивая ему обе руки.

Он сел рядом, опустил голову ей на плечо.

– Придется ехать, – сказала она Кантору. – Ты должен разыскать отца, где бы он ни был, и поторопить его.

– Но как выбраться отсюда? – с горечью спросил он. – Корабли заходят на здешний рейд очень редко. «Ларошелец» прибудет не ранее, чем через две недели, а у нас нет даже ореховой скорлупки, чтобы доплыть до Ньюфаундленда и обследовать весь залив.

После похорон умершей утром женщины они собрались вечером у камина, маленькая группа надежных друзей, сплотившихся вокруг Анжелики, ее сына и маркиза де Виль д'Авре.

С похоронами медлить было нельзя – ясно, что дряблое толстое тело скончавшейся вот-вот начнет разлагаться. Быстро выкопали могилу, прочитали молитву, опустили гроб, установили крест на могильном холмике. Потусторонним хладом повеяло на всех: на королевских невест, побледневших и притихших, на суеверных бретонцев, что-то бормотавших о нечистой силе, на местных жителей-акадийцев, белых и индейцев, опасавшихся эпидемии чумы и оспы…

Все люди Анжелики ощущали на себе всеобщую враждебность и подозрительность, особенно после истории с росомахой.

– Ты должен ехать, – повторила Анжелика Кантору, которому сейчас угрожала наибольшая опасность. – Если не сможешь морем, пойдешь по суше, как эго было, когда мы оказались на косе Макуа, пока не доберешься до какого-нибудь пункта, какого-нибудь порта, например до Шедиака, где удастся сесть на корабль.

– Но ведь в лесу полно сообщников Амбруазины? Они вряд ли дадут мне пройти…

Кантор имел в виду рассказ Пиксарета. Обнаружив в соседней бухточке два небольших корабля, он спрятался за деревьями и начал разглядывать матросов. Среди них оказались виновники гибели корабля во Французском заливе. Сейчас вся эта братия бродила по соседним лесам, спаивая огненной водой индианок. Можно было предположить, что герцогиня-дьяволица рассчитывала использовать этих людей как свой вооруженный резерв.

– Может ли Кантор пройти через лес, не подвергая себя опасности?

Этот вопрос был задан Пиксарету, который у очага курил трубку.

Пиксарет отрицательно покачал головой.

– Так значит, мы окружены? – спросил Кантор. Анжелика снова обратилась к Пиксарету:

– А ты уверен, что матросы из леса действительно связаны с этим сатаной в женском облике?..

– Так подсказывает мне мой дух, – медленно ответил Пиксарет, – но одной внутренней уверенности недостаточно, особенно когда имеешь дело с белыми. Я сказал Униаке:

«Наберись терпения, если ты сейчас начнешь снимать скальпы с этих людей, ты сойдешь либо за безумца, либо за провокатора, желающего развязать войну…» Нужно, чтобы они сами разоблачили себя, показали свое истинное нутро, всю черноту своей души. Пока они только спаивают индианок, склоняя их к разврату. Но в основном они варят смолу и чинят свои суда, как все матросы, приходящие сюда на лето. Пока нет оснований убивать их, надо выждать. Может быть, вскоре кто-то из них попытается встретиться с этой женщиной, или же она сама отправится на встречу с ними. Все это будет нам известно – ведь у леса есть глаза.

– Ждать, ждать… – недовольно сказал Кантор. – А завтра они сами перебьют нас всех до последнего. Он порывисто поднялся.

– Я должен убить ее немедленно! – с яростью сказал од – Оставлять живыми таких людей – тяжкий грех. Мы обязаны опередить их, иначе они убьют вас. Я должен убить ее!

– Я готов идти с тобой, мой мальчик! – воскликнул Барсампюи, также встав из-за стола. Но тут вмешалась Анжелика.

– Пожалуйста, успокойтесь. Убив ее по непонятным для окружающих причинам, вы почти наверняка обречете на смерть всех нас. Надо выждать, пока не выявится вся правда, и тогда наступит возмездие.

– Твоя мать права, малыш, – поддержал Анжелику Виль д'Авре. Если мы начнем подгонять события, то твой отец, граф де Пейрак, скорее всего найдет здесь лишь одни трупы. Пьяные индейцы в лесах, готовые на все мерзавцы, послушно выполняющие волю своей госпожи, запуганные женщины, доведенные до отчаяния люди – все это готово вспыхнуть моментально… На этих проклятых берегах кровавые войны в конце лета – весьма обычное дело. И одному дьяволу известны их подлинные причины.

– Но я не могу оставить вас, матушка, она же убьет вас.

– Нет, не меня, – ответила Анжелика. Она вспомнила, что точно так же говорили Кроткая Мария и Петронилья, и поправилась.

– Пока не меня. Со мной она расправится только тогда, когда почувствует свой конец, неизбежность своей гибели… В нашем распоряжении есть еще несколько дней.

Виль д'Авре твердо придерживался того же мнения:

– Малыш, ты должен собираться в поход. Здесь ты наиболее уязвим. О молодость, какое благословенное время! И этот юный гнев против низостей мира сего – как это трогательно… Надо, надо попытаться найти хоть какое-то судно…

У Анжелики возникла идея раздобыть шлюпку для Кантора у бретонских рыбаков и, чтобы задобрить их капитана, Марьена Альдуша, она предложила свои услуги в лечении его больного сына, который находился на борту стоявшего на рейде корабля. Однако капитан встретил это предложение настороженно и даже враждебно, и Анжелика ничего не добилась.

Проходя мимо толпы в сопровождении своего телохранителя Пиксарета, Анжелика отчетливо слышала ропот и даже Насмешки в свой адрес. Некоторые сплевывали на землю, другие, завидев ее, начинали креститься.

Но вот к вечеру шестого дня небо прислало им помощь в виде барки с квадратным парусом, бросившей якорь почти у самого берега. Экипаж собрался было высадиться на берег за питьевой водой, но жители Тидмагуша стали кричать, чтобы они убирались отсюда, что никаких чужаков они не потерпят и откроют по ним огонь. Анжелике показался знакомым гнусавый голос капитана барки, который оказался человеком явно не робкого десятка. Его ответ был совершенно категоричен:

– Хотел бы я увидеть на любом побережье мира того, кто помешал бы сойти на сушу мне и моим братишкам!.. А ну, расступись, мелюзга, иначе сейчас я выбью из черепушек ваши дурацкие мозги. У меня для этого есть все, что нужно.

Тут Анжелика распознала Аристида Бомаршана, который с пистолетами в руках уже шел по берегу в сопровождении Жюльены и негритенка Тимоти с сосудами для воды.

Анжелика бросилась им навстречу. Ее появление не вызвало у них особого удивления.

– Гады видеть вас, мадам. «Бесстрашный» еще не пришел?

– «Бесстрашный»?..

– Какие противные рожи у здешних людей, – продолжал Аристид, – уж я-то понимаю, что к чему!

– Вы случайно зашли сюда?

– И да, и нет. Мы знали, что господин граф де Пейрак назначил здесь встречу «Бесстрашному» в начале осени, Гиацинт обещал привезти мне сахарной водки.

– А как скоро он будет здесь? – спросила Анжелика, обеспокоенная тем, что к местным бандитам присоединится еще и Гиацинт Буланже.

– Это вопрос. Все будет зависеть от ветра со стороны Караибских островов. Но раз «Бесстрашного» пока нет, задерживаться здесь я не стану – здешние жители явно не любят визитов.

– Это настоящие бандиты, будьте осторожны и не оставляйте барку без присмотра, – посоветовала ему Анжелика, с беспокойством поглядывая на стекавшийся к берегу народ.

– Я не боюсь! – усмехнулся Аристид. – Моя посудина неплохо защищена.

Мистер Уилаби, восседая на корме барки, грозно рычал на всех, кто пытался подойти к нему слишком близко.

– Я работаю в паре с одним гугенотишкой из Коннектикут – объяснял бывший пират, набирая воду из родника, бившего из-под скалы и тут же уходившего в песок. – Договорились, кто чем будет торговать и хорошо поработали в Новой Шотландии. А вот здесь дела идут плохо. Что поделаешь – Канада… Местные ничего не смыслят в роме, предпочитают свой пшеничный самогон. Придется как-то перебиваться до появления Гиацинта. Я собирался подождать его здесь, но что-то мне не понравилось, как нас встретили, а потом тут все провоняло треской… Лучше покуда уйти отсюда восвояси.

– А господин граф? – спросила Жюльена.

– Я жду его здесь, он должен скоро прибыть.

– Наверное, не так уж приятно находиться здесь одной, – сказала Жюльена, которая учуяла в воздухе что-то неладное, но виду не подала – жизнь отучила ее чему-либо удивляться.

– Здесь ужасно. А вы для нас оказались просто посланцами небес.

– Вы так думаете?

Аристид недоверчиво поглядел на Анжелику. Ему и Жюльене никогда ранее никто не говорил столь лестных слов.

– Да. Мы оказались здесь в ловушке и никак не можем послать за помощью. А теперь Кантору удастся уехать с вами.

Она быстро ввела их в курс дела. Рассказала о том, как с самого начала лета им чинили всевозможные козни и даже угрожали их жизни. Все это выполнялось руками негодяев, видимо, нанятых некоторыми европейскими правительствами, чтобы помешать им закрепиться на жительство в этом районе Америки. Похоже, что из-за кулис этими мерзавцами командует герцогиня де Модрибур.

Узнав о близости «благодетельницы», Жюльена побледнела.

– Неужели нам никогда не избавиться от этой злодейки, – вздохнула она. – Это же мошенница, шлюха, убийца… вот кто она. Нет божьей милости для честных людей!..

– Выходит, девушки с «Единорога» и впрямь предназначались нам?.. Я так и думал! Значит, ничего чужого мы не взяли… – сказал Дырявый живот.

– А вы, мадам, неужели мы бросим вас здесь на произвол судьбы? У меня в отношении вас есть обязанности – какую рану на брюхе вы мне тогда зашили!

– Спасите Кантора и пришлите мужа нам на помощь. Этим вы сполна оплатите свой долг и искупите те неприятности, которые вы мне когда-то доставили.

Операцию удалось провести без сучка и задоринки. Чтобы никто не смог навредить им в самый последний момент. Кантор по совету матери спрятался с Вольвериной за прибрежной скалой. Как только барка стала разворачиваться, Аристид приспустил парус, а Кантор, распугав зевак, вбежал в воду, посадил Вольверину и сам забрался на барку с помощью Жюльены и Илая Кемптона.

Тем временем Аристид осыпал отборными ругательствами толпу ошарашенных акадийцев.