Текст книги "Цикл романов "Анжелика" Компиляция. Книги 1-13" (СИ)"

Автор книги: Анн Голон

– Это из-за той женщины, которая была тогда с вами.

– Герцогини де Модрибур?

– Да… когда я ее увидел, у меня кровь застыла в жилах… Я боялся лишь одного: что она меня узнает, или поймет, что я ее узнал… Чтобы этого не случилось, я сказал первое, что мне пришло в голову, и как будто моя выдумка мне удалась, потому что даже вы в это поверили… У меня определенные артистические способности… Господин Мольер мне говорил…

– А почему вы не хотели, чтобы она догадалась, что вы ее узнали?

– Потому что это страшная женщина! Стоит вам упомянуть о герцогине де Модрибур в некоторых кругах Парижа или Версаля, и у ваших собеседников побледнеют лица. Мне приходилось несколько раз с ней встречаться при дворе, но чаще всего это было во время сеансов черной магии, которые нужно посещать, если хочешь, чтобы к тебе относились с должным уважением. Сейчас это вошло в моду. Всем хочется пообщаться с Дьяволом. Я, правда, не в восторге от такого времяпрепровождения. Как я уже говорил вам, человек я простой, добродушный, предпочитаю мирно жить среди своих друзей, книг, среди красивых предметов, красивых пейзажей. В этом отношении Квебек мне очень подходит…

– Почему вы нам ничего не сказали об истинном лице этой женщины, которая по воле случая оказалась в нашем доме?

– Вы что, думаете, я очень хотел, чтобы она подсыпала мне яду?! Эта женщина – отравительница, моя дорогая, и одна из самых опытных… А кроме того, ситуация показалась мне очень пикантной. Флиртовать с Дьяволом с ангельскими глазками! Например, она как-то имела бесстыдство мне сказать: «Вы что-то путаете, сударь. Уверяю вас, что у меня на совести нет ни одной смерти». Это у нее-то! У той, которая отправила к праотцам добрую дюжину людей. И это, не считая ее старого мужа, нескольких служанок, которые ей почему-то не угодили, духовника, который не захотел отпустить ей грехи…

И он фыркнул, прикрывшись рукой.

– …Вообще-то она незаконнорожденная. Дочь одной знатной и очень сладострастной дамы, вроде бы даже колдуньи, которая, говорят, зачала ее от своего духовника или от своего слуги, или собственного брата, или от какого-то простого крестьянина… в общем, никто точно не знает. Склоняются скорее к духовнику, так как тот был силен в математике, и это могло бы объяснить неоспоримые способности герцогини в области точных наук, хотя одно время богословы считали, что эти способности у нее от Дьявола… И он добавил с озабоченным видом:

– Мне так и не удалось точно узнать, кто была ее мать… Мадам де Рокенкур знала ее, но я не смог от нее добиться правды… Все что я знаю, так это то, что она из знатной семьи из Дофине.

– Я думала, что мадам де Модрибур родом из Пуату…

– По этому поводу она рассказывает все что угодно. Это зависит от того, кого она решила обольстить… Не знаю почему, но мадам де Рокенкур проявила интерес к судьбе девочки… Может быть, потому, что между ней и матерью герцогини существовали несколько своеобразные узы дружбы… а может быть, и потому, что она также испытывала известную слабость к духовнику… Хотя в этом священнослужителе не было ничего интересного. Своего рода ученый-самоучка. И какое-то образование он смог получить лишь потому, что на то было разрешение Ордена. А дочь его унаследовала от него также и сатанизм! Вы слыхали что-нибудь о деле монастыря Норель?

– Нет, не слыхала.

– Это произошло лет двадцать тому назад. Амбруазина находилась в этом монастыре, и было ей тогда лет пятнадцать. Но это был не единственный монастырь, где Дьявол устраивал свои оргии. Были еще такие монастыри в Лудене, Лувье, Авиньоне, Руане. Тогда это было модно… В Нореле сатанинским действом руководил настоятель монастыря Ив Жобер. Он заставлял монашек танцевать голыми и совокупляться друг с другом прямо в церкви или саду. Он проповедовал, что нужно грех убивать в себе при помощи греха и, подражая целомудрию наших предков, ходить как они, голыми, и следовать велению своих чувств, а не подавлять их… Эта теория не лишена соблазнительности, но. Инквизиция смотрела на это иначе. Она пропустила Ива Жобера через пыточные сапоги, а потом сожгла его живым вместе с несколькими монашками.[114]114
  Авторы напоминают читателям, что факты, изложенные Виль д'Авре, являются подлинными. Во времена Людовика XIV колдовство в жизни общества играло заметную роль Дебоши и крайние формы распутства распространились на королевский двор и монастыри. Тысячи новорожденных детей были умерщвлены при жертвоприношениях во время сеансов черной магии. Через несколько лет после описываемых событий имели место «Дело о ядах» во Франции и дело «Салемских колдуний» в Америке.


[Закрыть] Амбруазина, благодаря своей хитрости, вышла сухой из воды. Через некоторое время на ней женился герцог де Модрибур. Она смогла наконец к своему знамени незаконнорожденной девицы прикрепить знатный герб: лев с четырьмя когтистыми лапами и красные полосы на желтом фоне. Герцог считал, что совершил выгодную сделку, так как он имел привычку приобретать для себя юных девственниц и потом отделываться от них, когда те ему надоедали. Но на этот раз он встретил противника посильнее себя. В области пороков и ядов он ничему новому научить ее не мог. Обо всем этом, конечно, официальных сведений нет, или почти нет… Слишком уж знатные это фамилии. Но я в курсе всего, меня трудно обмануть… Вы понимаете, почему я так разволновался, когда встретился здесь в Америке с этой сладострастной Мессалиной. Но мне кажется, что я удачно вышел из этого сложного положения… Анжелика, у вас рассерженный вид! Почему?

– Вы меня вовремя не предупредили. Приняв эту женщину, мы подвергали себя смертельной опасности.

– Но она, насколько мне известно, никого у вас не убила.

– Но могла убить.

Анжелика внутренне содрогнулась. Теперь она поняла, что Амбруазина намеревалась отравить Абигель.

– Анжелика, я вас не узнаю, – вскричал маркиз огорченным тоном. – Можно подумать, что вы на меня сердитесь!

– Я бы вас с удовольствием убила, – сказала Анжелика. В ее взгляде было нечто такое, от чего губернатор невольно отступил на шаг.

– Только не в присутствии ребенка! – вскричал он. – Прошу вас. Послушайте, Анжелика, будьте благоразумны. Можно подумать, что вы меня упрекаете в чем-то действительно серьезном.

– Безусловно! Вы знали ужасные вещи об этой герцогине и ничего нам не сказали. Вот в чем я вас считаю виновным!

– Но напротив, я думаю, что действовал разумно и хладнокровно. Если бы я ее разоблачил, это могло бы пробудить в ней порочные инстинкты. Кто знает? Может быть, она приехала в Америку, чтобы исправиться, искупить грехи и обратиться в истинную веру? Такое случается среди наших прекрасных преступниц. Когда они пресыщаются греховными Радостями, то становятся очень благочестивыми и отличаются большой набожностью, поверьте мне!.. Мадемуазель Де Лавальер стала монашкой, мадам де Нуайон, та, которая отравила своих новорожденных детей и двух любовников, – я один об этом знаю – уже несколько лет находится в монастыре Фонтевро, и говорят, что ее собираются назначить аббатисой…

– Перестаньте мне рассказывать об этих мерзких особах! – вскричала Анжелика, устремившись к выходу.

– Анжелика! Вы расстраиваетесь из-за такой мелочи! Послушайте! Не будем же ссориться по пустякам! Признайте, по крайней мере, что я хотел сделать как лучше…

Анжелика посмотрела на него с неприязнью. Она не поверила его оправданиям. Если он смолчал, то скорее всего из страха перед Амбруазиной, но также и потому, что обожал усложнять жизнь другим и извлекать из этого пользу.

– Вы очень плохо обо мне думаете, – сказал он, действительно расстроенный из-за всего, что между ними произошло. – Ну, что ж! Когда-нибудь вы узнаете меня лучше и будете сожалеть о вашей суровости. А пока не будем портить наши отличные отношения из-за этой недостойной особы. Сейчас она далеко отсюда и никому не может навредить… Анжелика, улыбнитесь, жизнь прекрасна! Вы придете на мои именины, не правда ли?

– Нет, не приду.

На следующий день маркиз снова зашел к братьям Дефур, чтобы повидаться с Анжеликой. Он так красноречиво заверял ее в своих дружеских чувствах и приводил столько доказательств чистоты своих намерений в этом истории с Амбруазиной, что она в конце концов уступила его просьбе. Хорошо, она придет на его именины! Хорошо, она его прощает! Да, она признает, что именно благодаря ему ее нога сегодня почти зажила! Что она обидит его, если пропустит столь великолепный праздник на «Асмодее» и не увидит, как замечательно Марселина вскрывает мидии…

Кроме того, он был расстроен из-за Александра, который вернулся одновременно с двумя старшими братьями Дефур. Александр хочет продолжать плавать по рекам и не собирается возвращаться в Квебек вместе со своим покровителем… Между ними состоялся очень бурный разговор.

– Как молодежь неблагодарна, – вздыхал маркиз. – Анжелика, хоть вы не расстраивайте меня еще больше.

Ладно! Она пообещала прийти на празднование его годовщины и немного привела в порядок свой туалет.

Она всю ночь не могла уснуть и очень плохо выглядела. Она сердилась на себя за то, что очень уж близко к сердцу приняла рассказы этого злоязычного Виль д'Авре. Ведь Анжелика хила при дворе и не услышала от маркиза в общем-то ничего нового.

Разве она забыла о черных мессах, тайно организуемых по ночам в Версале, когда карлик Баркароль провожал ее и охранял от покушений на ее жизнь со стороны маркизы де Монтеспан? «Тогда я была менее уязвимой, менее чувствительной к человеческой мерзости…» Здесь, в этих девственных местах, опьяненная истинной и ослепительной любовью, она начала забывать о тех временах. Ее жизнь приобрела иной смысл, стала более полной, более здоровой, более созидательной, более соответствующей ее натуре. Намерены ли «они» преследовать ее даже здесь, чтобы заставить расплачиваться за прежние заблуждения? Это казалось настоящим кошмаром. Здесь, на краю земли, в этом царстве непорочности?! Сквозь открытое окно она увидела индейца Пиксарета, который охранял ее. Другой мир, другие люди. Недалеко отсюда спал ее сын Кантор. Она подумала об Онорине… о Северине, о Лорье, о маленькой Элизабет в ее деревенской колыбели, об Абигель… Она быстро встала с постели, чтобы пойти посмотреть на звезды, черпая в этом созерцании чистого ночного неба так необходимую ей сейчас силу.

– Нет, «они» нас не одолеют…

Она не переставала думать о Жоффрее де Пейраке, выделяя его из всех людей, с которыми ей пришлось встречаться. Он был единственным, с кем она мыслила совместную жизнь, с кем могла заключить духовный договор о дружбе и любви. Это усугубляло их одиночество среди других людей, но позволяло им также не сбиться с пути и идти вперед той дорогой, которая была предназначена им судьбой.

«Как я могла столь долго жить без тебя?.. Без тебя, единственного, кто знает обо мне все… кто сознает, что я подобна тебе, хотя я женщина, а ты мужчина. Были ли в моей прошлой жизни такие моменты, где бы ты не присутствовал? Нет, не были, так как твой образ позволял мне, несмотря на мои слабости женщины, не затеряться в стаде других людей и не смешаться с ним…» В конце дня она отправилась в сопровождении Пиксарета и Кантора в усадьбу Марселины Реймовдо. Братья Дефур Уже были там, облаченные в свои суконные фраки и туфли с застежками, которые они доставали из сундуков не чаще, чем раз в год. Они держались более или менее достойно и непринужденно, ведь на этот раз они были просто обязаны понравиться губернатору.

Утром они присутствовали на богослужении в часовне отшельника, этого седовласого монаха-реформата, одетого в серую сутану. Без особого удовольствия, но громкими голосами они пели псалмы.

– Это просто ужас, – сказал Виль д'Авре, выходя из часовни. – Из-за них у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. О, дорогая моя, вы услышите пение во время церковной службы в Квебеке! Хор в соборе и хор в церкви иезуитов…

– Вы, я смотрю, уверены, что мы будем в Квебеке… Я думаю, что это не представляется в настоящее время реальным. Сейчас сентябрь, и я не знаю, где находится мой муж… И в любом случае я не могу провести зиму так далеко от маленькой дочки, которую я оставила в отдаленном форте на границе с Мэном…

– Возьмите ее с собой! – сказал Виль д'Авре, как будто это было так просто сделать. – Урсулинки обучат ее азбуке, и она будет кататься на коньках по льду залива Святого Лаврентия…

* * *

Несмотря на все соблазны предстоящего праздника, который привлек сюда всех окрестных акадийцев, в том числе нескольких английских, вернее, шотландских колонистов, а также «знать» соседних племен, Анжелика не испытывала особого удовольствия от того, что ей придется на нем присутствовать.

Она была далеко не в том душевном состоянии, в каком находилась два месяца тому назад в Монегане. Какое приятное воспоминание! Она прыгала через костер, зажженный в честь Святого Иоанна, чтобы изгнать злых духов и пуститься затем в сумасшедший пляс с баскским капитаном Эрнани д'Астигуерра под осуждающими взглядами иезуита Джека Мэуина и пастора Томаса Пэтриджа. И того и другого сегодня уже не было в живых!.. Какой ужас! Когда, наконец, кончится это проклятое лето?!.

Разноцветные фонари были развешаны на реях корабля и отражались в спокойной воде фиорда, где стоял на якоре «Асмодей».

Кантор настраивал свою гитару, так как она в этом нуждалась после всего, что выпало на ее долю, в Порт-Руаяле.

На борт корабля всех должны были доставить на лодках. И там будут все пировать, петь и танцевать.

Но Анжелика не смогла в тот вечер доставить удовольствие своим присутствием бедному губернатору Акадии.

В суете приготовлений, когда начало темнеть, к ней подошел молодой индеец и сказал на хорошем французском языке, что отшельник на горе просит ее прийти к нему в часовню, так как какой-то человек хочет поговорить там с госпожой де Пейрак и с ее сыном Кантором. Анжелика резко ответила:

– Я не люблю подобных посланий… Какой-то человек… Это слишком неопределенно! Пусть он назовет себя, и тогда я приду.

– Он сказал, что его зовут Кловис.

Кловис!.. Это действительно был он.

Когда Анжелика и Кантор вошли в пещеру отшельника, они при свете чадящего факела сразу узнали этого коренастого овернца по его черным, как уголь, бровям, пронзительному и злому взгляду маленьких глаз. Тем не менее, когда они вошли, он встал и остался стоять перед ними, держа шапку в руках, с более или менее почтительным видом. Его рубаха стояла колом от пропитавшего ее жира, лицо его было плохо выбрито, волосы на голове торчали во все стороны. Словом, выглядел он настоящим лешим.

– Кловис! Вы здесь? – сказала Анжелика. – Мы никак не думали, что придется снова с вами увидеться!.. Почему вы дезертировали?

Он несколько раз шмыгнул носом, приняв тот упрямый вид, с которым он обычно выслушивал ее замечания.

– Я не хотел, – сказал он. – Но «они» обещали мне каракасский изумруд, и вроде поначалу мне казалось, что ничего такого дурного «они» от меня не требуют. А потом, когда я ввязался в эту историю, я понял, что, как бы дело ни обернулось, я оставлю здесь свою шкуру. Тогда я решил, что пора смываться…

– А кто это «они»? – спросила Анжелика. Она сразу поняла, что Кловис имеет в виду их таинственных врагов…

– Я не знаю… Какие-то пришлые люди, которые хотят причинить вам неприятности! А почему? Кому это нужно?.. Этого я не знаю.

– Что они вас просили сделать, чтобы навредить нам? Кловис, придя в замешательство, снова шмыгнул носом.

– Это было в Хоусноке, – объяснил он. – Ко мне подошел какой-то парень, дал мне немного мелочи и обещал, что, если все удастся, я получу изумруд. Он сказал, что в бухте находится какой-то пират, который перед этим ограбил испанцев в Каракасе, и что он даст им для меня изумруд. Ничего особо дурного он не просил меня сделать.

– Так что же он хотел?

– Да ничего особенного, – ответил Кловис, покачав головой.

– Но все-таки?

– Он хотел, чтобы я сделал так, чтобы вы, госпожа графиня, отправились к англичанам и чтобы господин граф об этом не знал. Говорили, что нужно отвезти маленькую англичанку на другой берег Кеннебека. Мне казалось это очень простым делом. Я сказал Мопертюи и его сыну, что господин граф поручил им сопровождать вас вместе с вашим сыном до английской деревни и что он будет ждать вас в устье реки. Они не увидели в этом подвоха. Канадцы, те всегда согласны идти в лес, не задавая лишних вопросов. Они сказали об этом молодому господину, – Кловис показал подбородком на Кантора, – и тот ничего не заподозрил. Молодые тоже всегда готовы идти куда угодно, не ломая себе особенно голову…

– Ну уж спасибо, – сказал Кантор, поняв, что воспользовались его юношеской импульсивностью, чтобы ввести в заблуждение отца и завлечь в западню мать.

В Хоусноке он подошел к Анжелике и сказал ей от имени отца, что она должна отправиться одна в Невееваник, и она Так и сделала, не усомнившись в источнике отданного распоряжения.

План был составлен столь хитроумным способом и с таким знанием личных особенностей каждого, что Анжелика сильно усомнилась в том, будто все это было задумано самим Кловисом.

– Как выглядел человек, который подошел к вам в Хоусноке?

Она спросила, уже заранее зная ответ. И стала говорить вместо замолчавшего овернского углекопа.

– Бледный мужчина, с леденящим взглядом, не правда ли?

– Да, первый раз был он, – сказал Кловис. – Но я видел и других. Их было много. Все они моряки. Думаю, что у них два корабля. Они подчиняются какому-то человеку, который сам не показывается и только отдает им приказы. Лишь иногда они с ним встречаются. Они называют его Велиалит. Это все, что я знаю.

И он протянул руку, чтобы взять с земли свой почти пустой мешок, из которого состояла вся его поклажа, как бы давая этим понять, что это все, что он хотел им сказать.

– Вы не можете не знать, Кловис, что в английской деревне мы попали в западню и чуть не потеряли свою свободу, а может быть, и жизнь…

– Да, я узнал об этом, поэтому я и удрал. А кроме того, они меня обманули. Никакого изумруда я не получил. Пират, у которого были эти изумруды, вступил в союз с господином графом. Я должен был сообразить, что если господин граф там окажется, то это он будет таскать каштаны из огня. Я поступил правильно в тот день, когда пошел к нему служить, и должен был там и оставаться.

– Да, – строго сказала Анжелика. – Но у вас всегда голова плохо варила, Кловис. Вместо того, чтобы сохранить верность хозяину, доброту, а также силу которого вы знаете, вы предпочли следовать вашим дурным наклонностям, завидовать и вредить другим людям, в частности, мне. Вы были бы очень довольны, если бы со мной что-нибудь случилось, не так ли? Ну что ж, можете радоваться. У меня действительно были неприятности, и они еще не кончились. Но я не уверена, что вы извлекли какую-нибудь пользу из своего сговора со злом.

Кловис с виноватым видом опустил голову.

Несмотря на все его дурные проступки, Анжелика испытывала жалость к этому затравленному одинокому человеку. Это был ограниченный, хотя и не глупый парень, имевший кое-какие способности в своей профессии кузнеца, но слишком примитивный, чтобы в одиночку бороться с превратностями судьбы в этом сложном и жестоком к простым людям мире. Она знала его тайну: страсть человека, которому в пляшущих языках пламени кузнечного горна мерещится богатство, его любовь к драгоценным камням, из которых он мечтал в один прекрасный день соорудить пышный алтарь в маленькой церкви Сент-Фуа города Конк в провинции Руэрг, откуда он был родом.

Она сказала ему:

– А почему, когда вы поняли, что поступили дурно, вы не пошли и не поговорили откровенно с господином графом?

Он посмотрел на нее, не скрывая возмущения…

– Вы что, принимаете меня совсем за кретина… Это после всего, что я сделал! Я, можно сказать, послал вас на смерть, вас, госпожа графиня! И вы хотите, чтобы я обо всем этом ему рассказал… Вы думаете, что он сжалится над тем, кто хотел вам навредить? Сразу видно, что вы женщина и воображаете, что мужчины могут просто таять от жалости, как это делаете вы, женщины… Я его знаю, знаю лучше, чем вы. Он бы меня убил… или еще хуже! Он на меня бы так посмотрел, что я бы подох от страха… Нет уж, я предпочел убежать… Потому что вы для него все… дороже вас у него ничего нет… А когда обладаешь самым для тебя дорогим, то у тебя вот здесь жжет, – сказал он, положив руку себе на грудь. – Никто не смеет к этому прикоснуться и попытаться у вас его отнять… Я знаю, что это такое… У меня тоже есть самое для меня дорогое, это моя жизнь… и я не хочу ее потерять, и поэтому я убежал… Потому что «они» идут за мной по пятам. «Они» так опасны, – продолжил он тихим голосом, – что только взглянешь на них, и кровь у тебя застывает в жилах. Среди них есть такие типы, как Зверюга, Одноглазый, Хмурый, Невидимка (это тот, кого они посылают первым, потому что никто его не заметит, так он похож на кого-то, кого ты уже видел). Все они – отродье Сатаны. Может быть, они захотят узнать, где я прячу самое дорогое, что у меня есть, но дудки, я им не дамся.

Он забросил мешок за спину и направился к выходу из пещеры.

Кантор одним прыжком преградил ему дорогу.

– Не так быстро, Кловис! Ты нам еще не все сказал.

– Как это не все? – ответил углекоп.

– Не все! Ты что-то от нас скрываешь. Я это чувствую.

– Ты похож на своего отца, – выдавил Кловис, посмотрев на него с ненавистью. – Ну ладно, дай мне пройти, пацан. Я вам сказал, что не хочу оставить в этом деле свою шкуру. Хватит и того, что я попытался спасти ваши две шкуры…

– Что ты хочешь сказать? – перебил его Кантор. – От какой опасности ты хотел нас спасти?

– Да, говорите! – настойчиво попросила Анжелика, поняв из слов Кловиса, что Кантор угадал правильно. – Кловис, мы всегда были добрыми друзьями, и вы жили вместе с нами в Вапассу. Будьте настоящим товарищем и окажите нам свою помощь до конца.

– Нет! Нет! – упрямо повторял Кловис, оглядываясь с затравленным видом. – Если я сорву их план, То «они» меня убьют.

– Какой «план»? – вскричал Кантор. – Кловис! Ты не можешь позволить им одержать над нами верх. Ты же один из наших…

– Я вам сказал, что я оставлю в этом деле свою шкуру, – повторил Кловис с отчаянием. – «Они» убьют меня. «Они» не отступят ни перед чем. Это демоны… они следят за мной, я всегда их чувствую у себя за спиной…

– Кловис, ты ведь один из наших, – повторил Кантор, посмотрев на него своими зелеными глазами, как змея, которая хочет загипнотизировать свою добычу. – Говори… или иначе, от них, может быть, тебе удастся уйти, но ты не уйдешь от божьей кары, от проклятья твоей овернской святой.

Углекоп, прислонившись к стене пещеры, напоминал загнанное животное. Он пробормотал:

– Вы мне как-то сказали, мадам, что я должен покаяться. Как вы об этом узнали?

– По вашим глазам, Кловис. Вы человек, который не может никак решить, находится ли он на стороне добра или на стороне зла. Этот момент наступил.

– Они взорвут корабль!

– Какой корабль?

– Корабль губернатора, который стоит на якоре недалеко отсюда.

– «Асмодей»?

– Может быть, он так называется.

– И когда?

– Откуда я знаю? Сейчас, через час… или через два. Но это произойдет этой ночью во время праздника, который там устроили…

Лица Анжелики и Кантора застыли от ужаса.

– Поэтому я и сделал так, чтобы вы оба пришли сюда… когда я узнал, что вы будете присутствовать на этом празднике. Я не хотел, чтобы вы взлетели в воздух вместе со всеми… Вот, я все сказал… Теперь дайте мне уйти…

Он резко отстранил их и выбежал из часовни. Они услышали, как, продираясь сквозь кустарник, словно дикий кабан, он спустился в овраг.

Слава создателю, который сделал индейцев столь же быстрыми в беге, как олень!

Пиксарет устремился вперед по дороге, которая вела к владениям Марселины, перепрыгивая через препятствия, почти не касаясь земли, иногда буквально летя по воздуху, пересекая ночную тьму, как молния, как ветер. Глядя на него, боги должны были испытывать гордость за род человеческий.

Будучи предупрежденным Анжеликой об опасности, которая нависла над гостями губернатора на борту «Асмодея», он бросился вперед, быстро обогнав Кантора. Кантор бежал очень быстро, но Пиксарет летел, как на крыльях.

Анжелика следовала за ними столь быстро, насколько ей это позволяла больная нога. Ужас подгонял ее, и она, задыхаясь, добежала до фактории братьев Дефур. Оставалось пробежать еще полмили.

Она остановилась. Незадолго перед этим она крикнула Кантору, чтобы его задержать. Храбрый мальчик бросился спасать других, вовремя предупредить их, рискуя, как и благородный индеец, своей жизнью.

А если корабль взлетит на воздух в тот момент, когда они оба будут на его борту, раньше чем им удастся убедить всех участников праздника покинуть его?

Эта мысль повергла Анжелику в такой ужас, что она не могла ни думать о чем-либо другом, ни даже обратиться с молитвами к небу.

«Это невозможно, – повторяла она себе, – это было бы слишком ужасно. Это не должно случиться».

Каждая секунда решала судьбу многих людей и, может быть, судьбу ее сына, рискующего жизнью ради спасения других. В трюмах «Асмодея» некий смертельный груз пожирал время и приближал мгновение катастрофы. В какой момент пересекутся неотвратимый взрыв и бешеный бег Пиксарета и Кантора? Произойдет ли это до их прибытия? Или тогда, когда они будут на борту корабля? Или потом, когда все будут спасены?

Анжелика бежать уже не могла и пошла шагом. Когда она находилась на полпути к берегу, в глубине леса возник ослепительный сноп света, и гром взрыва отозвался эхом в скалах.

Как она дошла до дома Марселины? Она об этом никогда не узнает…

Ее глазам предстал пылающий корабль, который погружался в черную гладь воды. Затем при свете пламени она увидела на берегу многочисленную толпу и силуэт маркиза де Виль д'Авре, который непрерывно сновал взад и вперед, что-то при этом крича.

Пиксарет и Кантор прибежали вовремя.

Пиксарет появился на полуюте среди участников праздника.

– Спасайтесь! – закричал он. – В трюмах корабля находится смерть!

Маркиз де Виль д'Авре был единственным, кто всерьез воспринял его слова. Другие были наполовину пьяны и ничего не слышали. Но маленький губернатор оказался на высоте положения. Держа на руках своего сына, с невероятной энергией, при помощи Пиксарета и Кантора, он вывел всех на палубу, погрузил в лодки, которые стояли у борта корабля, и переправил на берег.

Оказавшись на твердой земле, люди смотрели друг на друга, ничего не понимая.

– Что произошло? Где мой стакан?.. Виль д'Авре стряхнул пыль со своих манжетов и посмотрел снизу вверх на высокого Пиксарета.

– А теперь объясни, сагамор! – сказал он торжественно. – Что все это означает?..

И в следующее мгновение раскат грома потряс бухту. Из трюмов судна взвились вверх языки пламени. За несколько минут огонь охватил весь корабль. Он накренился и затонул, унося на дно моря весь свой груз, все меха и другие богатства губернатора Акадии.