Текст книги "Жена пилота"

Автор книги: Анита Шрив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

На другой стороне стойки, оживленно болтая, сидели две женщины в почти одинаковых костюмах светло-синего цвета. Каждый посетитель паба отрывался по полной программе. Чем-то это все напоминало вечеринку, только на вечеринке гости обычно не ведут себя столь раскованно.

Возвращая полотенце бармену, Кэтрин молча указала пальцем на краник. Полившийся из него эль имел бронзовый оттенок.

В полутьме паба светились огоньки тлеющих сигарет, отражаясь от полированной поверхности стойки. Вверху клубился сизоватый табачный дым.

Охваченная жаждой, Кэтрин залпом выпила эль, словно это была обыкновенная вода. Приятный жар разлился по всему телу. В туфлях чавкала дождевая вода, и женщина сбросила их прямо на пол. Взглянув вниз, Кэтрин увидела, что промокшая ткань блузки стала полупрозрачной. Залившись румянцем, женщина запахнула пальто на груди.

Повернувшись к ней, бармен вопросительно поднял брови. Кэтрин утвердительно кивнула в ответ. Бармен протянул ей еще один наполненный стакан. Живительное тепло достигло кончиков ее пальцев на руках и ногах.

Вокруг нее велись деловые разговоры, мужчины флиртовали с женщинами.

Головная боль усилилась. В висках застучало. Кэтрин попросила у бармена таблетку аспирина. Усатый мужчина справа бросил на нее оценивающий взгляд. Запивая таблетку пивом, Кэтрин обратила внимание на рекламу «Гиннесса», висящую над барной стойкой. Джек любил эту марку пива и иногда привозил из рейсов пару бутылочек настоящего ирландского «Гиннесса». Воспоминание о покойном муже больно резануло Кэтрин. Она опустила глаза и уставилась на залитую пивом барную стойку. От дерева резко пахло солодом.

Ей захотелось в туалет, но она осталась сидеть на месте, опасаясь, что кто-то в ее отсутствие может занять ее стул. Кэтрин подняла вверх руку, но бармен проигнорировал ее призывный жест. Зато его заметили женщины, сидящие у противоположного конца барной стойки, и о чем-то зашушукались, глядя на Кэтрин. Сочтя дальнейшее игнорирование вызывающим, бармен холодно предложил ей третий стакан. Только сейчас Кэтрин поняла, что, должно быть, нарушила какой-то неписаный закон пабного этикета.

Отрицательно покачав головой, она встала. Мокрая шерсть пальто отлипла от винилового сиденья стула. Стараясь сохранять равновесие, Кэтрин начала пробираться через толпу пьющих и разговаривающих людей, собравшихся в пабе после окончания рабочего дня. Она вступила во что-то липкое и только тогда осознала, что забыла надеть туфли. Возвращаться назад не хотелось, и она продолжила свой путь.

Женский туалет… Какое облегчение!..

Много хлопот принесли Кэтрин липнущие к телу мокрые колготки. В тесной кабинке бороться с ними было крайне неудобно, поэтому у нее возникло сильное искушение вообще избавиться от этой части своего туалета. К счастью, она вовремя подумала, что за окном сейчас не лето и подхватить простуду проще простого.

К горлу подступила тошнота, но женщина справилась со спазмами и вышла из кабинки.

Вымыв руки над грязной раковиной, Кэтрин посмотрела на свое отражение в зеркале. Женщина из зазеркалья мало чем была похожа на Кэтрин Лайонз. Мокрые волосы, казавшиеся темнее, чем обычно, прилипли к ее голове. Под глазами чернели потеки туши, делая ее похожей на героиню старого черно-белого фильма ужасов. Покрасневшие глаза сверкали на горячечно-розовом лице, что резко контрастировало с бледными, без единой кровинки, губами.

Вытерев руки полотенцем, Кэтрин вышла из туалета. Проходя мимо висящего на стене телефона, она резко остановилась. Желание позвонить дочери было просто непреодолимым.

Плакат с инструкцией был прикреплен рядом с аппаратом. Не особенно вчитываясь, Кэтрин попыталась набрать нужный ей номер. Неудачно… После нескольких безрезультатных попыток она остановила пожилого мужчину в мягкой лайковой куртке, который направлялся в туалет, и попросила его помочь ей. Человек набрал продиктованный ею номер, а затем передал ей трубку. При этом его глаза, как магнитом, притягивало к полупрозрачной блузке. Повернувшись, мужчина исчез за дверью туалета, и только тогда Кэтрин вспомнила, что забыла его поблагодарить.

Ждать пришлось довольно долго. Где-то сильно хлопнула, закрываясь, дверь… раздался звон бьющегося стекла… пронзительно засмеялась женщина… Кэтрин ждала. Ей просто необходимо было сейчас услышать голос Мэтти. Она ждала…

Алло!

Голос дочери звучал так, словно она только что пробежала полмили или, по крайней мере, с полчаса тренировалась.

Мэтти! Слава Богу! Ты дома! – выкрикнула в телефонную трубку Кэтрин.

У нее отлегло от сердца.

Мама! Что такое? У тебя все хорошо?

Кэтрин глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Она не хотела огорчать родную дочь.

Как у тебя дела? – уже более спокойным голосом спросила она.

Ну-у-у… У меня все тип-топ.

В голосе Мэтти слышалась настороженность.

Кэтрин попыталась говорить как можно более непринужденно:

Я в Лондоне. Город – просто загляденье.

В трубке слышалась громкая музыка.

«Один из дочкиных компакт-дисков, – подумала Кэтрин. – “Саблайм”. Да, это “Саблайм”».

Можешь сделать музыку потише? Я не слышу тебя, – попросила она.

В пабе было шумно. Кэтрин зажала пальцем свободное от телефонной трубки ухо.

Мэтти пошла выключать проигрыватель, а ее мать уставилась на посетителей, толпящихся за стойкой бара. Рядом с ней сидели мужчина и женщина, зажав в руках высокие пивные стаканы, и что-то кричали друг другу, каждый раз наклоняясь к уху своего собеседника.

Ну?.. – вернувшись, спросила дочь.

Я ходила по городу и попала под дождь. Вот теперь сижу в пабе. Жду, пока дождь прекратится.

Ты поехала в Лондон с мужчиной? – бесстрастным голосом поинтересовалась дочь.

Нет… То есть да… с Робертом.

Мам, это…

Не сейчас, – оборвала ее на полуслове Кэтрин.

Мам! У тебя все нормально?

Да. Чем ты сейчас занимаешься?

Ничем… так просто… бездельничаю… – не очень уверенно ответила дочь.

Когда ты подняла трубку, я слышала, что ты тяжело дышишь.

Разве? – запнувшись, сказала Мэтти. – Мама! Я сейчас занята. Давай поговорим после.

Джулия с тобой? – спросила мать.

Нет. Она поехала за покупками.

Почему ты не можешь со мной сейчас говорить?

В трубке откуда-то издалека прозвучал приглушенный, явно мужской голос.

Мэтти?

Нечленораздельный шепот дочери. Хихиканье. Еще одна нечленораздельная фраза, произнесенная глубоким мужским голосом.

Мэтти? В чем дело? Кто с тобой?

Молчание.

Мэтти? Кто с тобой? Я слышу его голос.

Ну-у-у… Это Томми.

Томми Арснот?

Да.

Мэтти…

Мы с Джейсоном поссорились…

Сидящего рядом с Кэтрин мужчину толкнули, и он пролил пиво ей на рукав. Виновато улыбаясь, мужчина попытался загладить свою вину, вытирая пролитую жидкость грязной ладонью.

Когда вы поссорились? – отстраняясь от неуклюжего выпивохи, спросила Кэтрин.

Вчера вечером. Который сейчас час?

Посмотрев на свои наручные часы, которые она так и не удосужилась выставить по лондонскому времени, Кэтрин сказала:

Без четверти шесть.

Шесть часов, – повторила за ней Мэтти.

Почему ты рассталась с Джейсоном? – не желая менять тему разговора, спросила мать.

У нас мало общего…

Ну знаешь, Мэтти!.. – с трудом держа себя в руках, воскликнула Кэтрин.

Все путем, мама! Так будет лучше.

И чем же вы с Томми занимались, когда я тебе позвонила?

Ничем. Болтали… Расслаблялись… Мам, давай поговорим после. Я спешу.

Кэтрин с трудом удалось подавить вспышку раздражения.

Что ты будешь сегодня делать?

Я не знаю, мам. Погода сегодня ясная, солнечная, но слякотно… С тобой точно все тип-топ? – сделав паузу, спросила Мэтти.

Кэтрин уже хотела ответить «нет», но вовремя остановилась. Шантажировать дочь таким образом бессмысленно и болезненно для обеих.

Да. Все просто отлично.

Мне надо идти, мам.

Я буду дома завтра вечером.

Отлично. Пока.

Я люблю тебя, – не желая вешать трубку, сказала Кэтрин.

И я тебя люблю, – выпалила Мэтти.

В трубке щелкнуло.

Женщина устало прижалась лбом к холодной стене. Молодой мужчина в полосатом костюме, который до этого терпеливо ждал своей очереди, взял трубку из рук Кэтрин.

Отыскав свои туфли у барной стойки, женщина обулась и вышла на улицу под дождь.

Зонт она купила в газетном ларьке. Платя двойную цену, Кэтрин подумала, что производство зонтов в Англии, должно быть, очень выгодный бизнес. Ей было жалко себя. Ко всем своим бедам она, безусловно, подхватит чудовищную простуду. Бабушка Джулия всегда свято верила, что, плача в общественном месте, человек подвергается серьезной опасности заболеть, раздражая тем самым слизистую оболочку глаз и оставляя организм незащищенным перед вредоносными микробами. Как ей не хватало сейчас Джулии! Как бы ей хотелось незамедлительно очутиться в ее уютном домике на холме, выпить чашечку чая, поговорить с бабушкой!..

Под защитой зонтика Кэтрин почувствовала себя увереннее. Глядя себе под ноги, она наклонила его перед собой, заслоняя лицо от глаз прохожих.

«В Эли сейчас тепло и солнечно, а Лондон поливает как из ведра», – подумала она.

Парк. Кэтрин остановилась в нерешительности, не зная, будет ли благоразумно с ее стороны гулять по нему ночью. Но на аллеях ярко светили фонари, и женщина храбро зашагала вперед. На островках света под фонарями темнели окрашенные в черный цвет скамейки. Дождь стих и теперь едва моросил.

Почувствовав страшную усталость в ногах, Кэтрин уселась на скамейку возле круглой клумбы, усаженной розами. Сейчас из земли торчали одни лишь обрезанные, покрытые длинными шипами стебли.

«Джек предал не только меня, – думала Кэтрин. – Он предал также и нашу Мэтти… и Джулию… Он разорвал священный семейный круг».

Дождь окончательно стих, и женщина, закрыв зонтик, положила его рядом с собой на скамью.

Бросив взгляд вниз, Кэтрин увидела, что уголок ее черного синелевого шарфика начал распускаться. Взявшись двумя пальцами за петельку, женщина легонько потянула за нее.

«Ничего страшного, – подумала она, – дома я смогу зашить его. Нужна только черная синелевая нитка».

Кэтрин дернула сильнее. В ее руке осталось несколько оторванных нитей. Странное удовольствие наполнило ее сердце. Вновь схватившись за край шарфа, она, преодолевая слабое сопротивление материи, начала его распускать. Ряд за рядом… ряд за рядом… Когда-то Джек подарил ей этот шарф на день рождения, а теперь она медленно рвала его… Нитки мягко опускались ей на колени, щекотали лодыжки. Кэтрин «трудилась» до тех пор, пока от шарфика почти ничего не осталось. Последний небольшой лоскут нераспущенной ткани она бросила на мокрую траву рядом с собой. Пальцы замерзли, и Кэтрин засунула руки в карманы пальто.

«Теперь надо собраться с мыслями. Припомнить все события сегодняшнего дня».

Проходящий по аллее парка пожилой мужчина в рыжевато-коричневом дождевике остановился возле скамейки, на которой она сидела. Возможно, его обеспокоило эмоциональное состояние женщины, понуро сидящей поздним вечером на мокрой скамейке с остатками распущенного шарфика на коленях. А может, он подумал о чем-то своем. Но прежде чем старик успел заговорить с Кэтрин, она опередила его:

Добрый вечер!

Найдя конец длинной нитки, она принялась проворно скручивать ее в клубок. Деланная улыбка скользнула по ее лицу.

Ужасная погода, – сказал старик.

Да, – согласилась Кэтрин.

Мужчина смутился и, повернувшись, пошел своей дорогой.

Кэтрин забросила остатки шарфа подальше под скамью.

«Я не знала о том, что моя дочь уже не девственница. Я не имела ни малейшего представления о романе Джека».

Вновь полил дождь. Со стороны улицы деревья парка озарялись светом уличных фонарей. Слышался нестройный хор автомобильных гудков.

Мужчина и женщина, держась за руки, перебегали через дорогу. Оба были одеты в длинные дождевики. Молодая женщина пошатывалась на высоких каблуках. Ежась под холодным дождем, люди зябко втягивали шею в плечи. Удерживая полы дождевика одной рукой, мужчина обнял свою спутницу за плечи, увлекая за собой.

Кэтрин подумала, что еще совсем недавно ее Джек и Мойра перебегали вот так же через дорогу, спеша в ресторан, паб, театр… или в постель.

Брак Мойры Боланд имел вес. Двое маленьких детей против одной Мэтти.

В холле гостиницы царили тишина и полумрак. Единственным человеком, которого встретила Кэтрин, был сидящий при свете ночника за конторкой портье. Молодой человек молча кивнул ей. Кэтрин обрадовалась, что помнит, в каком номере остановилась. Беседа с портье не входила в ее планы.

Стесняясь своей мокрой и казавшейся непомерно тяжелой одежды, женщина быстро преодолела расстояние, отделявшее ее от лифта.

Когда Кэтрин достигла своего номера и уже намеревалась вставить ключ в замок, Роберт Харт, как призрак, возник из-за двери соседнего номера.

Боже правый! – воскликнул он. – Я с ума сходил от беспокойства! Куда ты пропала?

В ярком свете ламп было видно, что его лоб изборожден глубокими морщинами, а галстук висит на шее измятой тряпкой.

Моргнув от неожиданности, Кэтрин убрала рукой волосы, спадавшие ей на лицо.

Ты знаешь, который час? – спросил Роберт.

В его голосе звучали неподдельная обеспокоенность и отеческая забота. Казалось, он разговаривает не с взрослой женщиной, а с заблудившимся ребенком.

Кэтрин понятия не имела, который сейчас час.

Час ночи, вернее, уже утра, – сообщил ей Роберт.

Вытащив ключ из замка, женщина подошла к нему. Через распахнутую настежь дверь его номера она увидела, что стоящий на подносе в изножье кровати ужин остался нетронутым. В воздухе витал табачный дым.

Входи, – пригласил Роберт. – Ты выглядишь ужасно.

Переступив порог номера, Кэтрин сбросила с плеч пальто.

Где ты так перепачкалась? – спросил он.

Она сняла туфли. Они покоробились и утратили первоначальный цвет.

Роберт придвинул ей стул.

Садись.

Кэтрин повиновалась. Он сел напротив нее на кровать. Их колени соприкоснулись: влажные колготки Кэтрин и серые шерстяные брюки Роберта. На нем была свежая белая рубашка. Кэтрин подумала, что сейчас он выглядит гораздо старше, чем несколько часов назад, когда они вместе обедали. Уставшее, изможденное лицо. Глубокие морщины вокруг глаз. Должно быть, и она выглядела не лучшим образом.

Роберт зажал ее ладони в своих. Маленькие ручки Кэтрин просто утонули в его ручищах.

Расскажи мне, что случилось, – попросил он.

Я ходила… просто ходила… Не помню где… Я пошла в какой-то паб и немножко выпила… Потом я отправилась в розарий и распутывала клубок…

Распутывала клубок, – озадаченно повторил за ней Роберт.

Распутывала клубок моей жизни, – объяснила Кэтрин.

Неужели все так плохо?

Да, хуже не бывает.

Я подождал тридцать пять минут, а потом поехал по адресу, где живет Мойра Боланд. Когда я добрался, тебя там, должно быть, уже не было. Я проторчал на улице полтора часа, пока не увидел, как не знакомая мне женщина выходит из дверей дома. С ней было двое детей…

Кэтрин задержала взгляд на стоящей на подносе тарелке с нетронутым сандвичем из мяса индейки.

Я хочу есть, – сказала она.

Роберт передал ей тарелку. Кэтрин поставила ее себе на колени и постаралась унять предательскую дрожь.

Поешь, а затем прими горячую ванну, – посоветовал Роберт. – Хочешь, я закажу тебе чего-нибудь горячительного?

Нет. Спасибо. Я уже и так наклюкалась. Знаешь, ты разговариваешь со мной, словно я твоя дочь.

Боже упаси, Кэтрин!

Мясо в сандвиче было таким жестким и безвкусным, что женщине показалось, будто она жует кусок скользкого винила. Кэтрин положила недоеденный бутерброд на тарелку.

Я уже собирался звонить в полицию, – сказал Роберт. – Набрал номер, но там было занято. Ты появилась как раз вовремя.

Дети, которых ты видел сегодня, от Джека. Это дети Джека, – собравшись с духом, заявила Кэтрин.

Роберт сохранял невозмутимое спокойствие.

Ты об этом знал? – спросила она.

Нет, не совсем. Я попросту догадался. Та женщина, что выходила из дома, и была Мойра Боланд? Я прав?.. Его любовница?..

Жена, – выдавила из себя Кэтрин. – Они обвенчались в церкви.

Роберт откинулся назад. На его лице отразилось крайнее изумление.

В католическом соборе… – добавила она.

Когда они обвенчались?

Четыре с половиной года назад.

На кровати лежала расстегнутая спортивная сумка, из которой торчала скомканная мужская рубашка, на полу были разбросаны страницы вчерашней газеты, а на столе красовалась полупустая бутылка минеральной воды.

Роберт внимательно вглядывался в лицо Кэтрин. Так, должно быть, врач всматривается в лицо своей пациентки, стараясь разглядеть в ее чертах внешние проявления недуга.

Худшее уже позади, – заверила его Кэтрин. – Я справлюсь.

Твоя одежда в ужасном состоянии.

Ничего. Высохнет.

Роберт прикоснулся к ее коленям.

Мне жаль, что все так случилось, Кэтрин.

Я хочу вернуться домой.

Хорошо. Утром я поменяю билеты.

Мне не следовало прилетать сюда, – возвращая Роберту тарелку, сказала она.

Нет, следовало.

Ты меня отговаривал.

Роберт отвел глаза.

Я хочу есть, но этот сандвич такая гадость, – жалобно произнесла Кэтрин.

Я закажу тебе фрукты и сыр. Хочешь супа?

Да. Спасибо.

Женщина встала со стула, но пошатнулась, почувствовав легкое головокружение. Роберт поддержал ее. Кэтрин зарылась лицом в белое сукно его рубашки.

Все эти годы! – простонала она. – Наш брак был сплошным обманом.

Успокойся, – поглаживая ее по голове, прошептал он.

У него сын…. И дочь.

Роберт обнял Кэтрин, стараясь утешить ее.

Все это время… четыре с половиной года… я занималась любовью с человеком, который изменял мне… С двоеженцем. Я помню все, что мы делали… Как он мог?

Все в порядке.

Ничего не в порядке. Я посылала ему любовные SMS-ки и дарила открытки, а он…

Роберт погладил ее по спине.

Хорошо, что я наконец-то узнала правду.

Возможно, ты и права, – согласился он.

Жить во лжи нельзя.

Роберт икнул. Отстранившись, Кэтрин взглянула ему в лицо. Роберт выглядел крайне уставшим. Он потер рукой покрасневшие глаза.

Я сейчас приму ванну, – сказала она. – Извини, что заставила тебя волноваться. Я обязана была позвонить.

Роберт махнул рукой, давая понять, что извинения излишни.

Главное, что с тобой ничего не случилось, – превозмогая напряжение, сказал он. – Ты еле стоишь на ногах.

Я приму ванну здесь. Не хочу оставаться одна в своем номере. Купание меня освежит. Вот увидишь!

Лицо Роберта выражало недоверие.

Пустив горячую воду, женщина вылила бутылочку геля в ванну. Вздыбилась густая белая пена. Кэтрин разделась, с изумлением разглядывая свою испачканную одежду. Даже рубец на подоле ее юбки распоролся в нескольких местах. Кэтрин стояла обнаженная посреди ванной комнаты.

Босые ступни ее ног оставляли грязные отпечатки на белом кафеле.

На стеклянной полочке лежала стопка полотенец и стояла миленькая корзинка с туалетными принадлежностями.

Кэтрин сунула ногу в горячую воду и вздрогнула, затем ступила в ванную и медленно погрузилась в воду. Слишком уставшая, чтобы тянуться за шампунем, она вымыла волосы и лицо пеной. Взяв полотенце, женщина свернула его и подмостила себе под голову.

Лежа в ванной, Кэтрин безучастно взирала на форменный китель с позолоченными пуговицами, висевший на привинченном к двери крючке для одежды…

Раздался приглушенный стук в дверь номера. Скрипнула, открываясь, дверь. Роберт что-то сказал. Ему ответили. Дверь захлопнулась.

«Обслуживание номеров», – поняла Кэтрин.

Она пожалела, что не догадалась заказать себе чашку чая.

Маленькое окошко вверху оставалось чуть приоткрытым, так что слышен был далекий уличный шум проезжающих мимо гостиницы автомобилей. Несмотря на поздний час, движение было довольно-таки оживленным.

Кэтрин впала в полудрему. Ее глаза закрылись. Страшная усталость охватила все ее тело. Было лень шевельнуть рукой или ногой, а мысль, что рано или поздно придется вылезать из ванны, казалась ей просто глупой. Очистить свой разум от всего постороннего. Горячая вода, мыло и больше ничего.

Когда дверь открылась, Кэтрин осталась лежать в воде без движения. Она не сделала ни малейшей попытки прикрыться, хотя большая часть пены уже растаяла и ее грудь виднелась в полупрозрачной воде. Колени вздымались над поверхностью подобно островам вулканического происхождения. Пальцы ног касались цепочки, прикрепленной к пробке.

Роберт поставил чашку чая и стакан бренди на край ванны. Выпрямившись, он оперся о раковину и засунул руки в карманы брюк. Его глаза невольно уставились на тело Кэтрин.

На твоем месте я бы добавил бренди в чай, – сказал Роберт.

Кэтрин приподнялась и села в ванне. Ее грудь вынырнула из воды.

Я, пожалуй, пойду, – произнес он.

Не уходи.

Висевшее над раковиной зеркало запотело. У приоткрытого окна, где холодный воздух сталкивался с горячим, клубилось небольшое облако пара. Кэтрин взяла чашку покрытыми пеной пальцами, налила бренди в чай, размешала его ложечкой и сделала большой глоток. Жар разлился по ее телу.

«Хорошая вещь бренди», – подумала она.

Роберт зевнул, вынул руку из кармана и вытер большим пальцем капельки воды, осевшие на краешке раковины.

Мне нужен халат, – заявила Кэтрин.

В конце концов она рассказала ему все.

Лежа в темноте на кровати, Кэтрин подробнейшим образом пересказала содержание разговора, состоявшегося между ней и Мойрой Боланд. Роберт внимательно слушал, изредка вставляя «дежурные» реплики. Лишь пару раз он задал Кэтрин уточняющие вопросы.

На ней был только фирменный купальный халат с логотипом гостиницы. Роберт оставался полностью одетым. Когда стало прохладно, он укрыл себя и Кэтрин одеялом.

Женщина положила голову ему на плечо. Пальцы его рук нежно гладили ее кожу. Жар его тела согревал Кэтрин.

Она вслушивалась в учащенное дыхание засыпающего Роберта. У нее появилось смутное желание сказать что-нибудь еще, попытаться выразить словами чувства, которые она начинала испытывать к этому человеку, но ее сморил сон…

Утро следующего дня застало Кэтрин сидящей в купальном халате в постели чужого номера. Найдя в корзинке с туалетными принадлежностями набор для шитья, она принялась подшивать подол своей юбки.

Пока женщина еще спала, Роберт ухитрился на скорую руку принять душ и переодеться. Затем он позвонил в кассу аэропорта и поменял билеты на другой рейс, а сейчас с головой ушел в чистку ее туфель.

Через завешенное гардиной окно в комнату лились потоки яркого солнечного света.

Больше ничего поделать нельзя, – сказал Роберт, скептически разглядывая женские туфли, которые утратили свой первоначальный цвет и покоробились от воды.

И так сойдет. Мне бы только до дома добраться…

Давай спустимся в ресторан и позавтракаем, – предложил он.

Хорошо, – согласилась Кэтрин.

Не спеши. До отлета у нас еще много времени.

Она шила медленно и терпеливо, как в детстве ее учила бабушка.

«Надеюсь, выдержит», – глядя на тоненькие ровные стежки, подумала Кэтрин.

Она чувствовала, что Роберт не сводит с нее глаз. Что-то неуловимое изменилось в его поведении за прошедшую ночь. Излишний интерес к ее персоне не особенно радовал Кэтрин.

У тебя почти довольный вид, – тихо произнесла она, глядя на него.

Безумие вчерашнего дня заволокло пеленой. Душевная боль затихла, улеглась, скрылась, притаилась, забившись в темный уголок ее подсознания. Теперь она вечно будет скрываться во тьме, поджидая удобного момента, чтобы наброситься на Кэтрин. Сейчас женщине казалось, что худшее уже позади, что она получила свою порцию горя и отчаяния, но рассудок подсказывал, что будущее таит в себе новые опасности и тревоги. Стоит только представить себе, что в следующий раз в падающем самолете может очутиться ее Мэтти, и от вновь обретенного душевного спокойствия не останется и следа.

Кэтрин отложила в сторону свое шитье и засмотрелась на ловко орудующего щеткой Роберта. В эту минуту он так напоминал ей покойного мужа!

Поднявшись со стула, женщина подошла к нему и чмокнула в губы. Тень удивления скользнула по лицу Роберта. Он тупо уставился на недочищенную женскую туфлю.

Спасибо, что поехал со мной в Лондон, – сказала Кэтрин. – Я и представить себе не могу, как бы я справилась без тебя вчера.

Он хотел что-то сказать, но Кэтрин опередила его:

Пойдем вниз. Я умираю от голода.

Располагавшийся на нижнем этаже гостиницы ресторан производил вполне благоприятное впечатление: светло-голубые, приятные для глаза обои, обшитые деревянными панелями на два ярда вверх стены, свисающая с потолка огромная хрустальная люстра, красный восточный ковер, расстеленный на полу… Метрдотель проводил их к пустому столику, стоявшему в задрапированной тяжелыми гардинами нише полукруглого эркера. Роберт усадил Кэтрин лицом к окну. Официант застелил столик накрахмаленной, девственно чистой скатертью и разложил на ней столовое серебро и фарфор. Кэтрин расстелила салфетку у себя на коленях и принялась ждать. Она праздно рассматривала развешанные по стенам гравюры и эстампы каких-то архитектурных памятников.

Большинство сидящих вокруг людей были бизнесменами. Кэтрин взглянула в окно: яркий солнечный свет заливал умытую вчерашним дождем улицу.

Ресторан чем-то напоминал великосветские гостиные из старых британских фильмов. Возможно, когда-то эта комната на самом деле была гостиной какого-то зажиточного семейства. В отличие от своих американских коллег владельцы этой гостиницы не позаботились о том, чтобы придать ей с помощью идеальной стерильности безликий вид, создать иллюзию того, что в этом доме никто никогда прежде не жил.

В камине весело пылал огонь. Кэтрин и Роберт заказали яичницу с вареными сосисками и гренки. Кофе подали обжигающе горячим, и Кэтрин пришлось долго дуть на него.

Оторвав глаза от дымящихся сосисок, она увидела женщину, в нерешительности застывшую на пороге. Рука Кэтрин дрогнула, и кофе пролился на белоснежную скатерть. Роберт сдернул с себя льняную салфетку и промокнул расползающееся по столу пятно. Кэтрин схватила его за руку. Он повернул голову, чтобы увидеть, что привлекло ее внимание.

Заметив Кэтрин и ее спутника, женщина стремительно зашагала к их столику. Поверх свитера и короткой шерстяной юбки на ней болталось расстегнутое длинное пальто. Волосы вошедшей были собраны сзади в конский хвост. На лице застыло выражение растерянности и страха.

Недоумевающий Роберт поднялся навстречу незваной гостье.

Извините, вчера я была слишком резка с вами, – глядя американке прямо в глаза, сказала женщина.

Роберт Харт, – представила своего спутника Кэтрин.

Мужчина протянул руку для рукопожатия.

Мойра Боланд, – тихо произнесла вошедшая, хотя Роберт и так с первого взгляда понял, кто перед ним.

Мне надо поговорить с вами, – недоверчиво косясь на него, сказала Мойра.

Все в порядке. Он мой друг, – развеяла ее опасения Кэтрин.

Роберт указал женщине на свободный стул.

Вчера я была не в духе, – торопливо, так, словно ее ждали где-то безотлагательные дела, затараторила Мойра.

Теперь, когда она сидела гораздо ближе к Кэтрин, чем вчера, американка отчетливо разглядела, что зрачки ее глаз неестественно увеличены, как у Дирдри.

После смерти Джека я злюсь на весь мир… Если уж начистоту, то я сердита на вас уже много лет. Вы почти полностью отнимали его у меня.

Кэтрин была возмущена до глубины души. О чем она сейчас болтает? Не собирается ли ирландка простить свою соперницу? Прямо здесь, за этим столом? Снизойти до милости и простить?

Это не было самоубийством, – выпалила Мойра.

Во рту у Кэтрин пересохло.

Хотите чашечку кофе? – все еще соблюдая светские формальности, предложил Роберт.

Ирландка отрицательно покачала головой.

Я должна спешить, – заявила она. – Я ушла из дому. Вы меня больше никогда не увидите.

На лице женщины застыло жалкое выражение, не имеющее, впрочем, никакого отношения к раскаянию о содеянном или к горю, вызванному потерей близкого человека.

«Это страх. Она чего-то боится», – догадалась Кэтрин.

У меня есть брат Дермот, – продолжила Мойра. – Когда-то у меня было три брата, но одного застрелили боевики на глазах у его жены и детей. Они вломились в дом, когда семья обедала, и убили его. Второй погиб во время взрыва бомбы.

Кэтрин попыталась понять, к чему клонит Мойра. Ей показалось, что она понимает. Откровения ирландки шокировали ее.

Я была курьером, когда работала на «Вижен». С самого начала моя работа стюардессой была всего лишь прикрытием. Вот почему я выбрала международный маршрут Бостон – Хитроу. В мою задачу входила перевозка денег из США в Лондон. Затем я передавала их человеку, который доставлял «посылку» в Белфаст.

Время остановилось. Все вокруг – официанты, сидящие за столиками посетители, машины и прохожие на улице – казалось Кэтрин чем-то нереальным, находящимся по ту сторону бытия. Единственным, что не утратило смысла и своей материальности, были Мойра Боланд и Роберт Харт, сидящие за покрытым белой льняной скатертью столом.

Официант подошел к их столику, вытер пролитый кофе и заменил испорченную салфетку. Он спросил у Мойры, не хочет ли она заказать себе завтрак. Женщина отрицательно покачала головой.

Они молчали, пока официант не отошел от столика.

В каждом аэропорту меня ждал курьер. Я оставляла свою сумку в комнате отдыха для персонала и уходила. Через несколько минут я забирала ее. Все шло своим чередом, пока я не встретила Джека и не забеременела.

Черноволосая женщина взяла стакан Роберта и отхлебнула из него глоток воды.

Кэтрин чувствовала, как у нее холодеют пальцы ног.

Когда я уволилась из авиакомпании, – продолжала свою исповедь Мойра, – Дермот пришел ко мне домой и попросил Джека продолжить мое дело. Брат взывал к римско-католической вере и ирландским корням Джека.

Женщина замолчала и нервно потерла лоб.

Мой брат – прирожденный оратор, он может быть очень убедительным. Вначале Джек немного обиделся на меня за недостаток доверия к нему, но я объяснила, что не хотела вмешивать его в такое рискованное дело. Он согласился на предложение Дермота. Вначале это была жажда приключений, не больше, затем Джек постепенно стал чувствовать себя частью чего-то значительного, проникся идеями нашей борьбы. К концу он стал почти что таким же приверженцем дела, как и мой брат.

Фанатиком, – произнес Роберт.

Кэтрин зажмурилась и тряхнула головой.

Я не хочу причинять вам боль, – сказала Мойра американке. – Просто пытаюсь объяснить, что к чему.

Кэтрин открыла глаза.

Не уверена, что вам удастся обидеть меня сильнее, чем вы уже сделали, – сказала она.

В отличие от прошлого раза женщина, сидевшая перед ней, имела немного неряшливый вид. Кэтрин показалось, что прошлую ночь ирландка спала одетой.

Подошел официант с кофейником, но Роберт жестом руки прогнал его.

Я знала, что Джек многим рисковал, но он был не из тех, кто боится поставить все на карту. За это я его и полюбила.

Слова Мойры задели Кэтрин за живое. С необычайной ясностью она поняла, что стало краеугольным камнем всех ее бед: «Джек полюбил тебя только потому, что ты привнесла в его жизнь риск и чувство опасности».