Текст книги "Жена пилота"
Автор книги: Анита Шрив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Часть вторая
Иногда Кэтрин казалось, что за минувшие одиннадцать дней она прожила три или четыре года. В другое время ей чудилось, что не прошло и часа, как Роберт Харт появился на крыльце их дома и произнес два слова, кардинально изменившие всю ее жизнь: «Миссис Лайонз?» Кэтрин не могла припомнить, чтобы ощущение времени так подводило ее прежде. Единственным исключением, пожалуй, были первые дни ее знакомства с Джеком Лайонзом: несясь по жизни на крыльях любви, Кэтрин измеряла время не часами, а минутами.
Сейчас она лежала на кушетке в комнате для гостей. Руки были безвольно вытянуты вдоль тела. Голова покоилась на подушке. Глаза бездумно уставились в окно на плещущееся вдали море. Утром светило солнце, но затем небо стало постепенно заволакивать белыми, как молоко, тучами. Вынув из волос заколку в виде бабочки, Кэтрин швырнула ее на пол, и она, покатившись по лакированным деревянным доскам паркета, ударилась о плинтус и остановилась.
Сегодня, проснувшись рано утром в доме бабушки Джулии, Кэтрин намеревалась съездить домой и начать генеральную уборку – первый шаг на пути к нормальной жизни. Задумка была неплохой, да только Кэтрин не рассчитала своих сил. В кухне она натолкнулась на кипу газет с фотографиями Джека на первой странице. Одна из газет упала на кафельный пол и теперь стояла торчком, чем-то похожая на крошечную туристическую палатку. На столе лежал бумажный пакет с успевшими окаменеть за время рождественских праздников рогаликами. Радом валялось с полдюжины пустых жестяных банок из-под диетической кока-колы. К счастью, кто-то догадался вынести целлофановый пакет с мусором, избавив дом от запаха гниения и разложения.
Поднявшись по ступенькам лестницы на второй этаж, Кэтрин первым делом заглянула в кабинет Джека. Ящики стола были выдвинуты, на полу лежали выпавшие листы бумаги. Компьютер исчез. Кэтрин догадалась, что этот погром – следствие посещения ее дома агентами ФБР, которые ухитрились получить ордер на обыск в канун Рождества. Сама она последний раз была здесь за два дня до праздника, когда организовывала поминальную службу по Джеку. Роберт, насколько она знала, поехал на Рождество в Вашингтон.
Прикрыв дверь кабинета, Кэтрин устало побрела по коридору, зашла в комнату для гостей и улеглась на кушетке.
Как глупо было возвращаться сюда! Слишком рано! Конечно, нельзя всю жизнь прожить в доме бабушки, но надо было еще немного подождать. Загружать Джулию работой было бы жестоко. В последнее время она сильно сдала. Поминальная служба и бесконечная забота о внучке и правнучке вкупе с обостренным чувством долга едва не загнали пожилую женщину в гроб. К тому же Джулия твердо намеревалась выполнить все срочные заказы, полученные ее антикварным магазинчиком. В глубине души Кэтрин боялась, что бесконечный бег в колесе уложит бабушку в постель, но разубеждать ее не стала. Напротив, они с Мэтти включились в процесс, упаковывая антиквариат в коробки и заворачивая его в оберточную бумагу. Несколько ночей они провели, отмечая галочками адреса клиентов, чьи заказы выполнены. В определенном смысле эта работа была лечением, полезной трудотерапией, избавившей их от бессонницы. Уставая до чертиков, они моментально засыпали, лишь только голова касалась подушки.
Этим утром Кэтрин принялась убеждать Джулию отдохнуть, поспать подольше, и, к ее величайшему удивлению, ей удалось-таки настоять на своем. Мэтти также не вылезала из кровати, и Кэтрин была уверена, что дочь ее, как обычно, проспит до полудня. Будь ее воля, Мэтти проспала бы несколько месяцев кряду, а затем, излеченная временем, пробудилась, не страдая больше от истерик и черной депрессии. Да и сама Мэтти прекрасно понимала, что сон – лучшее лекарство, и старалась как можно дальше оттянуть миг болезненного пробуждения.
Кэтрин очень хотелось бы впасть на время в кому, а не дергаться, как угорь на сковородке, от каждого неприятного сюрприза, которые так и сыпались на нее, не мучиться от мыслей о том, что ждет ее семью. Доброта окружающих – Роберта, Джулии, едва знакомых ей людей – помогала на время сгладить самые острые углы, но ведь были еще и толпы назойливых репортеров, фотографов и простых зевак. Воспоминания о прошлом то и дело наваливались на Кэтрин тяжким бременем. Временами она испытывала такое нервное напряжение, что не могла ни спать, ни есть, ни даже дочитать газетную статью до конца. Ей трудно было сосредоточиться. Иногда, беседуя с Джулией или Мэтти, Кэтрин вдруг забывала, о чем говорит, и останавливалась, не закончив предложения. В другой раз она вдруг приходила в себя, стоя с телефонной трубкой в руке, слыша длинные гудки и не понимая, кому и зачем она собиралась звонить. В голове у нее была такая каша, что Кэтрин диву давалась.
Хуже, однако, были периоды относительного затишья, предшествующие беспричинным вспышкам гнева, направленным не на какого-то конкретного человека, а так, вообще… Иногда Кэтрин охватывал зуд раздражения на мертвого мужа, словно он, живой и здоровый, стоит рядом с ней. Любая мелочь, даже то, что Джек не счел нужным сообщить ей имя их страхового агента, выводило женщину из себя. И не важно, что Кэтрин легко выяснила нужную информацию, сделав один звонок в офис «Вижен». Ярость обожгла ее душу, когда Артур Калер, который много лет был партнером ее мужа по теннису, встретив ее у «Ингер-бретсона», повел себя так, словно имеет дело с душевнобольной или наркоманкой. Даже вид супружеской пары, нежно обнимающейся перед витриной антикварного магазинчика, чуть было не вызвал у Кэтрин истерику.
Она понимала, что ее поведение иррационально, но ничего не могла с собой поделать. Против нее были средства массовой информации, служащие авиакомпании «Вижен», агентства со сложными аббревиатурами названий и просто излишне социально активные граждане, донимающие Кэтрин звонками по телефону и пристающие с вопросами на улицах. Не менее болезненно было слышать комментарии случайных прохожих по телевизору. Так, например, один мужчина, глядя в камеру, обвинил ее в утаивании информации, которая могла бы пролить свет на причину взрыва авиалайнера.
Вскоре после беседы со следователем из отдела безопасности Роберт предложил Кэтрин совершить автомобильную прогулку. Даже не спрашивая его, куда они поедут, она последовала за ним.
Выйдя из дома, они подошли к машине. Роберт галантно открыл перед ней дверцу.
Только очутившись внутри автомобильного салона, Кэтрин спросила о цели их поездки.
Мы едем в церковь Святого Иосифа, – ответил Роберт.
Зачем?
Мне кажется, вам надо поговорить со священником.
Оставив позади Эли, они мчались по дороге мимо болот со стоячей солоноватой водой, мимо заброшенных заводов и витрин магазинов, которые не обновлялись с конца шестидесятых годов.
Роберт затормозил возле дома приходского священника – темного кирпичного здания, нуждающегося в косметическом ремонте. Кэтрин никогда не переступала его порога. В детстве она часто ездила с подружками на службу в церковь Святого Иосифа, ездила на автобусе, ездила почти каждое воскресенье. Сидя в одиночестве на темной церковной скамье со спинкой, Кэтрин зачарованно смотрела на казавшиеся влажными каменные стены, на покрытую замысловатой резьбой исповедальню, где за темно-красными шторами ее подруги беседовали со священником. Кэтрин не была католичкой, поэтому никогда не была внутри исповедальни. Ей нравилось рассматривать красивую резьбу со сценами восшествия Иисуса Христа на Голгофу. Ее подруга Пэтти Реган пыталась однажды объяснить Кэтрин смысл страстей Христовых, но тщетно. Девочку больше интересовали нарядные подсвечники в виде красных стеклянных сфер, в которые после выхода из исповедальни Пэтти вставляла зажженные маленькие свечки.
Сама Кэтрин была прихожанкой методистской церкви Святого Матфея, расположенной на главной улице Эли. По сравнению с церковью Святого Иосифа здание поражало белизной и стерильностью: крытая коричневой щепой крыша, стены, обшитые деревом желтоватого цвета, белоснежная штукатурка, огромные, почти до потолка, окна, через которые лились потоки яркого солнечного света. Казалось, архитектор, спроектировавший церковь, хотел передать в своем творении свет протестантизма. Джулия возила Кэтрин в воскресную школу до шестого класса, пока библейские истории не перестали развлекать ее. После этого девочка изредка ходила в церковь, главным образом на Рождество и на Пасху. Иногда Кэтрин ощущала слабые угрызения совести из-за того, что не отправила Мэтти в воскресную школу, лишила ее возможности подробнее изучить христианскую доктрину и самой решить, что к чему. Вот ей позволено было самостоятельно разобраться в ценности религии, а Мэтти – нет. Кэтрин догадывалась, что ее дочь едва ли когда-нибудь задумывалась о божественной сущности.
В первые годы их брака Джек выказывал ярую неприязнь к католицизму вообще и к римско-католической церкви в частности. Он учился в колледже Святого Распятия в Челси, где до сих пор в ходу были телесные наказания. Даже скучная и грязная начальная школа, о которой у Кэтрин не осталось ни одного светлого воспоминания, казалась по сравнению с колледжем Святого Распятия сущим раем. Со временем, однако, Джек перестал произносить антирелигиозные тирады. Возможно, его мнение изменилось, или он просто успокоился.
Кэтрин и Роберт вышли из машины и постучали в большую деревянную дверь.
Им отпер высокий мужчина с копной темных жестких волос на голове.
Случилась трагедия, – не тратя времени на бесполезные объяснения, сказал Роберт.
Священник кивнул и перевел взгляд с мужчины на женщину.
Кэтрин Лайонз, – представил вдову Роберт. – Ее муж погиб в авиакатастрофе у берегов Ирландии.
Женщине показалась, что священник побледнел. Впрочем, это продолжалось не дольше доли секунды. Овладев собой, он протянул гостям руку и сказал:
Отец Пол Лефевр. Прошу, входите.
Они последовали за священником в большую комнату со створчатыми окнами, уставленную высокими шкафами с тысячами книг. Отец Пол жестом пригласил гостей сесть у каминной решетки. На вид священнику было чуть меньще пятвдесяти лет. Под черной сутаной угадывались мощные мышцы.
«Интересно, что делают священники, чтобы поддерживать хорошую физическую форму? – спросила себя озадаченная Кэтрин. – Ходят ли они в спортзал, как обыкновенные люди?»
Я хочу отдать последние почести моему мужу, – заявила она вслух.
Отец Пол раскрыл блокнот на коленях и приготовил ручку.
Кэтрин напрасно искала подходящие слова, желая полнее донести до него свою мысль. Впрочем, это было излишним. Отец Пол одобряюще кивнул, давая тем самым понять, что не видит необходимости в дальнейших объяснениях. Проницательность католического священника поразила Кэтрин. Впоследствии она еще не раз смогла убедиться в том, что отец Пол прекрасно знал человеческую психологию. Казалось, он лучше нее понимает ее мысли и тайные стремления.
Я не католичка, – объяснила Кэтрин, – но мой муж был католиком. Он родился в набожной семье. Его воспитывали и обучали в католических школах. Мне стыдно в этом сознаться, но в последнее время он не был ревностным прихожанином.
Возникла пауза, во время которой священник «переваривал» то, что она ему сообщила.
«Почему я чувствую неловкость за Джека? Почему я должна за него извиняться?» – спрашивала себя Кэтрин.
А вы сами? Во что вы верите? – поинтересовался отец Пол.
В детстве я посещала методистскую церковь, но уже давно там не была.
По воскресеньям они с мужем не ходили в церковь к заутренней службе. Когда Джек был дома, они спали допоздна, нисколько не задумываясь о том, что же им предстоит сегодня сделать. Воскресенье было днем, когда можно было позволить себе поваляться без дела под одеялом, увидеть еще один сон или заняться чем-нибудь более интересным. Приоткрыв глаза, они первым делом тянулись друг к другу и…
У него были родственники кроме вас? – спросил священник.
Кэтрин взглянула на Роберта и солгала:
Нет.
Ей стало очень стыдно за себя. Лгать католическому священнику, находясь в его доме. До чего она докатилась!
Расскажите мне о вашем муже, – мягко попросил отец Пол.
Джек погиб на днях. Его самолет взорвался. Он был пилотом.
Отец Пол кивнул.
Я читал о катастрофе в газете.
Кэтрин лихорадочно соображала, как лучше описать Джека.
Он был хорошим человеком, – начала она. – Работящим. Любящим. Прекрасно ладил с нашей дочерью.
Кэтрин плотно сжала губы. Слезы навернулись ей на глаза. Роберт положил свою руку поверх ее дрожащей руки. Священник терпеливо ждал, пока Кэтрин немного успокоится.
Джек был единственным ребенком в семье, – запинаясь, продолжила она. – Его мать умерла, когда ему было девять лет… Потом умер его отец. Джек вырос в Бостоне, учился в колледже Святого Распятия, воевал во Вьетнаме… Я познакомилась с ним, когда он летал в транспортной авиации. Сейчас он работает на…
Кэтрин замолчала и тряхнула головой.
Он любил рыбалку и компьютеры, играл в теннис и проводил много времени с Мэтти, нашей дочерью.
«Я перечисляю голые факты, – подумала она. – За ними не видно человека, настоящего Джека Лайонза, такого, каким он был».
Он любил риск, – поддавшись внезапному воодушевлению, сказала Кэтрин.
Брови священника удивленно поползли вверх.
Он ненавидел дождь и растительное масло, поэтому свою порцию пиццы промокал бумажной салфеткой. Его любимый кинофильм – «Свидетель». Когда Джек смотрел сентиментальные фильмы, то часто плакал в конце. Он ненавидел дорожные пробки. Джек предпочел бы съехать с автострады и сделать крюк в пятьдесят миль, чем стоять без дела в заторе. Он не умел одеваться. На работе муж носил форму, поэтому не уделял должного внимания своему гардеробу. У него была любимая кожаная куртка. Он был нежным и ласковым…
Кэтрин замолчала и отвела взгляд.
Как вы себя чувствуете? – поинтересовался отец Пол.
Я? – переспросила женщина. – Я чувствую себя ужасно.
Священник понимающе кивнул.
«Он похож на врача», – промелькнуло в голове у Кэтрин.
Что выдумаете о вашем браке? – спросил отец Пол.
Мне повезло, – бросив взгляд на Роберта, сказала она. – Мы были очень близки. Я не побоюсь сказать, что мы сохранили свежесть чувств дольше, чем другие пары… Ну… я, конечно, не могу ничего знать о других супружеских парах… просто мне так кажется.
А потом?
Потом… – повторила за священником Кэтрин. – Потом страсть утихла, но мы продолжали любить друг друга.
Любить друг друга – это все, что Господь требует от человека.
Кэтрин нечасто задумывалась над тем, чего Бог хочет от нее.
Наш брак длился шестнадцать лет.
Капитан Лайонз уже возвращен на родину? – закидывая ногу на ногу, спросил отец Пол.
Возвращен? – не поняла вдова.
Я имею в виду его тело.
Нет, – быстро ответила Кэтрин. – Тело моего мужа еще не найдено.
Тогда речь может идти только о поминальной службе.
Женщина посмотрела на Роберта. В ее взгляде читалась мольба о помощи.
Да, конечно, – согласилась она.
В таком случае существует два варианта, – начал священник. – Я могу в ближайшие дни провести поминальную службу по капитану Лайонзу. Желательно сделать это до Рождества. Так будет легче и для вас, и для вашей дочери. Поверьте мне, ждать, пока закончатся праздники, неразумно.
Слова отца Пола не показались Кэтрин очень уж убедительными.
Или мы можем подождать, пока не найдут тело вашего мужа.
Нет, – приняв решение, ответила вдова. – Мы должны как можно скорее воздать Джеку последние почести. Ради моей дочери, ради его памяти… ради меня самой, в конце концов. Журналисты поливают его имя грязью. И по телевидению, и в газетах одно и то же. Они распяли Джека!
В следующую секунду Кэтрин смущенно замолчала. Использовать слово «распяли» в данном контексте, да еще в присутствии священника было равносильно богохульству. Впрочем, как еще можно назвать то, что журналисты делают с добрым именем ее покойного мужа?
Они считают, что Джек совершил самоубийство, что он убил сто три человека, – продолжала говорить Кэтрин. – Если я не устрою по нему поминальной службы, если члены его семьи не будут на ней присутствовать, то кто тогда воздаст ему должное?
Священник внимательно смотрел ей в лицо.
Пусть будет поминальная служба, – попросила она, замолчала, прочистила горло, а затем добавила: – Сомневаюсь, что тело моего мужа удастся когда-нибудь найти.
Ночь выдалась бессонной. Джулия и Мэтти давно пошли спать, а Кэтрин все сидела и сидела в знакомой с детства кухне бабушкиного дома и думала о событиях прошедшего дня. Ее мучило чувство вины. «Надо было рассказать отцу Полу о матери Джека», – мысленно повторяла про себя женщина. К тому же Кэтрин раздирали сомнения: «Надо ли уведомлять мать Джека о смерти ее сына или лучше оставить все, как есть?» В глубине души она склонялась к мысли, что сообщить горестную новость ей все же придется, хотя образ прикованной к инвалидному креслу старухи, в чьих чертах присутствует неуловимое сходство с сыном, вызывал в ее душе не самые приятные эмоции. Кэтрин не особенно волновало, что муж скрыл от нее правду. Куда важнее было то, что на свете живет его мать, и Кэтрин не имела ни малейшего понятия, как к этому относиться.
Повинуясь минутному порыву, она сняла трубку и связалась с информационной службой. Узнав номер дома престарелых, она позвонила туда.
Форист-Парк, – раздался молодой женский голос.
Здравствуйте, – преодолевая невольную нервозность, сказала Кэтрин. – Я хотела бы поговорить с Мэтиган Райс.
Да неужели! – воскликнула женщина.
В трубке хорошо было слышно, как она чавкает. Не то ест, не то жует жвачку.
Это третий звонок за сегодня, – добавила жующая женщина. – А до этого миссис Райс не звонили месяцев… шесть… кажется.
В трубке раздался всасывающий звук. Должно быть, говорившая начала пить что-то через соломинку.
Как бы то ни было, – продолжила она, – миссис Райс не может подойти к телефону. Она не в состоянии самостоятельно передвигаться даже по своей комнате. К тому же за последнее время ее слух резко ухудшился. Боюсь, она просто не услышит вас по телефону.
Как ее здоровье? – спросила Кэтрин.
Все по-старому.
Немного поколебавшись, Кэтрин сказала:
Я вот тут пыталась вспомнить, когда миссис Райс поступила в ваш дом престарелых…
На другом конце провода молодая женщина, сделав паузу, настороженно спросила:
Вы ее родственница?
Кэтрин не знала, что ответить. Родственница или нет? По неизвестным ей причинам Джек скрыл от нее правду. Все эти годы Кэтрин и Мэтти считали, что его мать давно покоится в могиле. Ее внезапное воскрешение не особенно обрадовало Кэтрин. Она попросту не знала, что ей делать с Мэтиган Райс. Почему Джек скрыл от нее существование своей матери? Из-за стыда? А может, он когда-то крупно поссорился с ней? Так, что не смог ее простить.
Нет. Я не родственница, – сказала Кэтрин. – Скоро состоятся похороны ее сына, и я бы хотела уведомить об этом миссис Райс.
Ее сын умер?
Да.
Как его звали?
Джек. Джек Лайонз.
О’кей.
Он погиб в авиакатастрофе.
Да! Неужто? – изумилась женщина. – А это случайно не самолет авиакомпании «Вижен»?
Да.
Боже мой! Какой ужас! Каким чудовищем надо быть, чтобы, убивая себя, лишить жизни стольких ни в чем неповинных людей!
Кэтрин промолчала.
Я не знала, что сын миссис Райс был на борту того самолета, – продолжал свой монолог молодой женский голос в телефонной трубке. – Вы хотите, чтобы я сказала ей о смерти сына. Извините, но вы, вероятно, не понимаете, что миссис Райс не вполне адекватна…
Я хочу, чтобы вы сделали это, – ледяным тоном заявила Кэтрин.
Ну… Сперва мне нужно поговорить со своим начальством… Спасибо, конечно, что позвонили. Я очень надеюсь, что на том злосчастном рейсе не летели близкие вам люди.
Вообще-то летели.
Боже мой! Я вам так сочувствую.
Мой муж был пилотом разбившегося авиалайнера.
В последующие дни они часто встречались. Отец Пол дважды ездил поговорить с Кэтрин в доме ее бабушки. Еще во время их первой встречи в доме священника Роберт убедил отца Пола в необходимости соблюдать строгую секретность. Кэтрин ограничивалась осторожными разговорами об оказании последних почестей покойному мужу, а священник шел ей навстречу.
Если бы не твердость и рассудительность отца Пола, то вся затея с поминальной службой закончилась бы полным фиаско.
Они выехали на час раньше, чтобы избежать вероятных дорожных пробок. На Мэтти была длинная серая шелковая юбка и свободный черный жакет. На Кэтрин и Джулии – строгие темные костюмы. Они крепко держались за руки, словно делясь друг с другом физическими и душевными силами, помогая справиться со стрессом. Вернее, Джулия держалась за руку Кэтрин, а та – за руку дочери.
Служба закончилась. Кэтрин поднялась со скамьи и повернулась. Перед ней сидели летчики в темных костюмах. Все они были из разных авиакомпаний. Большинство из них и понятия не имели о Джеке Лайонзе до его гибели. А за ними поднимались со своих мест одноклассники Мэтти. Кэтрин споткнулась, покачнулась, но, поддержанная заботливой рукой дочери, удержалась на ногах. Они поменялись ролями. Теперь Мэтти стала опорой для своей матери. Две женщины и девушка-подросток медленно шли по длинному проходу. Кэтрин казалось, что ему не будет конца. В ее голове, как старая грампластинка, крутилась мысль: «Когда я дойду до двери церкви и сяду в машину, ожидающую меня у крыльца, в нашей с Джеком совместной жизни будет поставлена жирная точка».
На следующий день в газетах появилась фотография Кэтрин, выходящей из дверей церкви Святого Иосифа. Весь стеллаж с прессой в «Ингербретсоне» был уставлен газетами, с первых страниц которых на Кэтрин взирало ее собственное лицо, искаженное горем до неузнаваемости: глубокие борозды морщин на лбу, впалый рот, печальные глаза… На фотографии она опиралась на руку дочери. Скорбь состарила ее лицо лет на десять. Оно застыло в гримасе боли.
Впрочем, не эта фотография вызвала у Кэтрин настоящее раздражение. Куда хуже был снимок, который настырный папарацци сделал на берегу моря, когда застукал вдову и Роберта в их убежище из валунов. Снимок запечатлел их оторопелые лица, кажущиеся испуганными и даже виноватыми. Какая чушь! На самом деле Роберт пришел в ярость от беспардонности папарацци и долго гнался за ним по берегу, ругая его на чем свет стоит. Неистовство спутника, перескакивающего с валуна на валун с грацией горного козла, передалось и Кэтрин. Преисполнившись праведного гнева и решимости, она вернулась в дом и сделала заявление, а потом… потом Сомерс посадил ее в лужу, сообщив о том, что мать Джека жива.
После того дня в «Ингербретсоне» Кэтрин перестала читать газеты и смотреть новости по телевизору. Первоначально планировалось, что Кэтрин и Мэтти лишь переночуют в доме Джулии после поминальной службы, но они задержались на все рождественские праздники. Ни матери, ни дочери не хотелось возвращаться в их полный горьких воспоминаний дом. Только однажды, находясь в доме бабушки, Кэтрин неосторожно переключила телевизор на канал новостей. Еще не успев понять, что к чему, она как завороженная уставилась на компьютерную анимацию, воспроизводящую взрыв рейса № 384. Первый взрыв оторвал кабину экипажа, второй разнес авиалайнер вдребезги. Компьютерная анимация воспроизводила предполагаемые траектории падения в океан различных частей самолета. Согласно комментариям появившегося на экране журналиста, падение не заняло и полутора минут. Кэтрин не могла оторвать глаз от телевизора.
Погруженная в безрадостные мысли, Кэтрин и не заметила, как небо заволокло густой пеленой облаков, солнце померкло и в комнате стало темно.
«Надо приниматься за работу», – нехотя отрывая голову от подушки, подумала она.
Услышав шаги в коридоре, женщина опустила ноги с кушетки и привстала. Первые секунды ей показалось, что это Джулия, передумав, все же решила помочь ей с генеральной уборкой. Но это оказалась не бабушка, а Роберт Харт.
Остановившись на пороге комнаты, он, не тратя времени на пустые формальности, сказал:
Я был у вашей бабушки, и она послала меня сюда.
Его руки, как обычно, были засунуты в карманы спортивной куртки светло-коричневого цвета. В джинсах Роберт выглядел как-то по-другому, чем в брюках, не столь официально. Прежде тщательно уложенные волосы растрепались. У Кэтрин возникло ощущение, что он только что поправлял прическу всей пятерней.
Я здесь как частное лицо, – сказал Роберт. – У меня появилось несколько свободных дней, вот я и решил проведать вас.
Женщину несколько удивило то, что она не слышала ни звонка, ни стука в дверь. А может, ее собеседник не стал утруждать себя излишними, по его мнению, формальностями? Вслух она этого не произнесла.
Я рада вас видеть, – улыбнулась Кэтрин.
Ей и впрямь стало немного легче на душе. Как будто часть груза спала с ее плеч.
Как Мэтти? – подойдя к окну и сев на красный лакированный стул, спросил Роберт.
В уме Кэтрин промелькнула шальная мысль – сфотографировать его на фоне светло-зеленой стены. Красивое, мужественное лицо. Импозантная фигура. Небрежно зачесанные назад волосы пепельного цвета. Роберт сидел, чуть ссутулившись, не вынимая рук из карманов куртки. Чем-то он был похож на героя британских фильмов о Второй мировой войне – на шифровальщика или разведчика.
Тихий ужас, – ответила она, радуясь, что у нее появился собеседник, которому можно излить накопившееся на душе.
С бабушкой, которой и так приходилось несладко, Кэтрин старалась не разговаривать на тревожащие ее темы, не делиться страхами относительно душевного состояния Мэтти. Она боялась, что для семидесятивосьмилетней женщины события последних недель могут иметь роковые последствия.
Такой нервной я ее еще никогда не видела, – откровенно призналась Кэтрин. – Каждую минуту как на иголках. Не может ни на чем сосредоточиться. Пытается смотреть телевизор, но каждый раз это заканчивается плачем. Даже малейшая ассоциация с авиацией напоминает Мэтти о погибшем отце. Вчера она ездила к Тейлор развеяться, а вернулась вся в слезах. Один идиот спросил ее: «Будет ли суд?» У Мэтти случилась истерика. Старшему брату Тейлор пришлось срочно везти ее обратно к Джулии.
Роберт с интересом разглядывал лицо Кэтрин.
Я не знаю, что делать, Роберт. Я беспокоюсь за Мэтти, очень сильно беспокоюсь. Ей плохо. Она почти ничего не ест. Временами у нее случаются приступы истерического смеха, а чаще она плачет. Моя дочь ведет себя, прямо скажу, неадекватно. Вчера я сказала ей, что жизнь, несмотря на все, продолжается, поэтому ей следует подчиняться правилам поведения, существующим в обществе. Мэтти пришла в ярость и заявила мне, что для нее больше не существует никаких правил.
Роберт закинул ногу на ногу.
Как прошли рождественские праздники? – спросил он.
Грустно и, я бы сказала, жалко. Тяжелее всего было видеть, как Мэтти старалась показать, что ей весело и она рада празднику. Я понимаю, она делала это ради меня и Джулии, ради памяти Джека, но лучше бы мы вообще ничего не праздновали. Ну а вы? Как вы отпраздновали Рождество?
Грустно и жалко, – пошутил Роберт.
Кэтрин улыбнулась.
Что вы здесь делаете? – осматривая комнату, спросил он.
Прячусь от работы. Я всегда здесь укрываюсь, когда хочу отдохнуть или прийти в себя. Лучше скажите, что привело вас в наши края.
У меня сейчас небольшой отпуск… – начал Роберт.
И?..
Он вытянул ноги, засунул руки в карманы джинсов и наконец выдавил из себя:
Накануне катастрофы Джек не ночевал у себя в номере.
Воздух в комнате показался Кэтрин спертым, даже удушливым.
И где же он ночевал? – тихо спросила она.
Способность людей быстро задавать вопросы, ответы на которые они на самом деле не хотят услышать, всегда удивляла ее. Как будто одна часть раздвоенной человеческой души бросает вызов другой.
Мы не знаем, – ответил Роберт. – Он ведь был единственным американцем в экипаже. Когда самолет приземлился, Мартин и Салливан разъехались по домам. Мы знаем, что Джек ненадолго заходил в свой номер. Он сделал два звонка: один – вам, другой – в ресторан. Он заказал столик на вечер. На допросе горничная заявила, что Джек не ночевал в своем номере в ночь с воскресенья на понедельник. Сотрудники отдела безопасности узнали об этом через пару дней после падения самолета, а сегодня в полдень эту информацию сообщат по телевидению.
Кэтрин прилегла на кушетку и уставилась в потолок. Звонок Джека не застал ее дома. Муж оставил ей сообщение на автоответчике: «Привет, дорогая! Я добрался. Сейчас я иду в ресторан поужинать. Ты звонила Альфреду? Перезвоню тебе позже».
Я не хотел, чтобы эта новость застала вас врасплох, – сказал Роберт.
Мэтти…
Я сказал Джулии.
Встав со стула, он подошел к кушетке и сел в ногах у Кэтрин.
Она обратила внимание, что его рубашка того же цвета, что и куртка, возможно, чуть темнее, хотя и не намного.
В голове у Кэтрин бушевал чудовищный по силе ураган беспорядочных мыслей. Если Джек не спал в своем номере, то где же он в таком случае был? Она зажмурилась, не желая соглашаться с напрашивающимся выводом. Минуту назад, если бы кто-то спросил у нее, был ли Джек верным мужем, она бы, не колеблясь, ответила: «Да». Супружеская измена казалась чем-то несовместимым с характером Джека Лайонза.
Все будет хорошо, – попытался успокоить ее Роберт.
Это не было самоубийством, – упрямо заявила Кэтрин.
Он наклонился вперед и положил свою руку поверх ее руки. Повинуясь инстинкту, женщина попыталась высвободить руку, но он ее удержал.
Кэтрин видела, что Роберт ждет очередного вопроса. Она не хотела его задавать, но прекрасно понимала, что глупо прятать голову в песок, как страус. Медленно, но настойчиво высвободив свою руку, Кэтрин приподнялась на локтях.
На скольких человек Джек зарезервировал столик? – как можно небрежнее спросила она.
На двоих.
Кэтрин плотно сжала губы.
«Это еще ничего не означает, – мысленно успокаивала она себя. – Он мог заказать столик для своего товарища».
Женщина видела, что глаза Роберта беспокойно бегают, осматривая комнату.
«А может, с ним ужинала одна из стюардесс?»
Когда Джек был на работе, как вы связывались друг с другом? Кто кому звонил? – спросил Роберт.
Он. Так было проще. Мое расписание ведь, в отличие от его, никогда не менялось. Добравшись до своего номера, Джек звонил мне. Если возникала срочная потребность, я оставляла сообщение на его автоответчике, и Джек перезванивал мне. Мы условились об этом давно. Ему нужно было высыпаться, а мой звонок мог разбудить его.
Кэтрин попыталась вспомнить, чья это была идея. Ее или Джека? Они договорились об этом много лет назад. Когда именно, Кэтрин уже не помнила. У нее никогда не возникало ни малейших сомнений в целесообразности и практичности принятого решения, ни малейших подозрений, что Роберт может злоупотребить ее доверием.