Текст книги "Жена пилота"

Автор книги: Анита Шрив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Восемь.

Кэтрин представила себе восемь обезображенных тел, а может, даже и не тела, а разорванные в клочья человеческие останки. Она хотела спросить Роберта Харта, но не решилась.

Будут еще тела, – сказал он. – Водолазы найдут. Я уверен.

«Трупы мужчин и женщин, американцев и британцев», – пронеслось в голове у женщины.

Кто звонил? – спросила Кэтрин.

Какой-то репортер из «Рейтере».

Встав из-за стола, она проследовала по коридору в ванную комнату. Тошнота подступала к горлу.

«Все это рефлекторная реакция, – мысленно успокаивала себя Кэтрин. – Желание блевать скоро пройдет».

Она плеснула водой себе в лицо и вытерлась полотенцем. Из зеркала на нее смотрела незнакомая, потрепанная жизнью женщина.

Вернувшись в кухню, Кэтрин застала Роберта вновь разговаривающим по телефону. Говорил он тихо, ограничиваясь односложными репликами «да» и «хорошо». При ее появлении Роберт сказал: «Позже», – и повесил трубку.

Стало тихо.

А как часто причиной авиакатастрофы признают ошибку пилота? – хмуро спросила Кэтрин.

В семидесяти процентах…

А из-за чего конкретно? Что приводит к аварии?

Цепь случайных событий… Одно накладывается на другое и в конце концов приводит к крушению. Обычно пилоты к тому времени теряются, не знают, что им делать, и совершают ошибки… роковые ошибки.

Понятно.

Можно я задам вам еще один неприятный вопрос? – спросил Роберт Харт.

Да.

Был ли Джек?..

Он запнулся.

Что «Джек»? – переспросила Кэтрин.

Был ли Джек в депрессии или излишне агрессивен?

Вы имеете в виду, в последнее время? – уточнила она.

Знаю, это ужасно бестактный вопрос, но рано или поздно вам придется на него ответить. Если что-нибудь такое было, то будет гораздо лучше, если мы обсудим поведение вашего покойного мужа сейчас.

Кэтрин задумалась. По ее представлениям, только влюбленный человек, недавно познакомившийся с предметом своего обожания, может по-настоящему хорошо знать и понимать его. Когда вы влюблены до безумия, боготворите своего избранника, только тогда вы способны ловить каждый жест, каждое слово, произнесенное дорогим для вас существом. Но время идет, и вы с тревогой начинаете замечать, что страсть уже не бушует в вашей груди, да и любимый не проявляет былой прыти. Краски тускнеют, сила эмоций слабеет, и вот уже вы раздосадованы тем, что вас недостаточно хорошо понимают, а вы сами ловите себя на мысли, что не всегда знаете причины, побуждающие любимого действовать так, а не иначе. Любой человек с возрастом меняется, а появление в вашей жизни детей делает этот процесс еще более быстрым и непредсказуемым, поэтому главнейшая задача, которая стоит перед семейной парой, заключается в умении приспособиться к изменениям, происходящим в характере мужа или жены. Одним это удается, другим – нет.

Родители Кэтрин так никогда и не смогли приспособиться к неизбежности изменений. Они любили друг друга, но отец постоянно путался с другими женщинами, причем делал это скорее не из жажды разнообразия, а из-за постоянных сцен ревности, которые устраивала ему жена. Маленькая Кэтрин часто становилась невольной свидетельницей этих безобразных скандалов. Повзрослев, она поняла, что главным виновником семейного несчастья ее родителей была, как ни странно, ее мать. Слишком уж она лелеяла воспоминания о том лете, когда встретила на своем пути Бобби Халла и тот без ума влюбился в нее. Целый год она оставалась для него центром мироздания, его королевой, самой красивой женщиной в мире. Двадцатидвухлетняя девушка выскочила замуж, забеременела, родила Кэтрин, а потом безумная любовь Бобби Халла несколько охладела. Мама не смогла смириться с этим. Ведь чувствовать себя безумно любимой и чертовски привлекательной – так здорово, это сильнейший на свете стимулятор, еще более коварный, чем бурбон, к которому она пристрастилась после знакомства с отцом. Мать требовала от отца безумной страсти, а он мог предложить ей всего лишь спокойную любовь. Естественный переход от безрассудства первых месяцев к более спокойным отношениям стал для матери страшным ударом, от которого она так и не смогла оправиться. Кэтрин помнила, как ее мать истерическим голосом требовала от мужа, чтобы он раз за разом повторял, что любит ее, но Бобби Халл не отличался мягким, уступчивым характером. Из чувства противоречия он молчал, что приводило его жену в отчаяние. Не будь она столь неоправданно требовательной, все могло бы быть по-другому.

Что касается ее собственного брака, то Кэтрин считала себя счастливицей. Кризис в их отношениях наступил позже, чем у большинства пар. Мэтти тогда исполнилось одиннадцать или двенадцать лет. Джек начал постепенно отдаляться от нее. Ничего конкретного, просто в пьесе о любви, которую, по представлениям Кэтрин, каждая семейная пара постоянно разыгрывает – и оставшись один на один, в спальне, и на людях, – появился сначала легкий, а затем все усиливающийся диссонанс. Так часто случается, когда один из партнеров начинает забывать или изменять свой текст. Его напарник теряется, и пьесе грозит полный провал.

Кэтрин трудно было примириться с охлаждением чувств мужа. Первые тревожные колокольчики зазвонили, когда она стала замечать, что Джек спит, отвернувшись от нее к стене. Процесс умирания страсти был медленным, едва заметным. Шаг за шагом муж отдалялся от нее, пока однажды Кэтрин не осознала, что они вот уже полмесяца как не занимались любовью. Тогда она списала все на его усталость, на напряженный график полетов и необходимость выспаться, но потом поняла, что ошиблась.

Иногда Кэтрин винила себя в том, что Джек больше не хочет ее. Она попыталась разнообразить секс, стать более изобретательной, игривой, раскованной, но все ее старания ни к чему не привели.

Женщина убедила себя не делать из мухи слона. Помня о горьком опыте собственной матери, она решила не паниковать, не добиваться от Джека объяснений, пустить все на самотек… Лишь по прошествии некоторого времени Кэтрин поняла несостоятельность принятого ею решения: между ними возникла если не стена, то по крайней мере завеса непонимания…

И вот Джека больше нет…

Ничего подобного, – сказала Кэтрин Роберту. – Думаю, лучше мне сейчас лечь спать.

Он кивнул.

Мы были дружной семьей, – добавила она, проводя ладонью по поверхности стола. – Были…

Однако в глубине души женщина понимала, что лукавит. По ее мнению, любой брак чем-то похож на радиопередачу: неизбежно время от времени возникают статические помехи. В целом они прекрасно ладили друг с другом, но затем, с прискорбной регулярностью, наступали периоды, когда Джек казался ей чужим, малоприятным человеком, чья речь и манеры вызывали лишь недопонимание и раздражение.

Думаю, вам следует уведомить о случившемся его родню, – посоветовал ей Роберт Харт.

Кэтрин отрицательно покачала головой.

Он был единственным ребенком в семье, – сказала она. – Его мать умерла, когда ему не исполнилось еще и десяти лет, а отец, когда Джек учился в колледже.

Кэтрин удивило, что Роберт не знает этого.

Джек не любил рассказывать о своем детстве, – сообщила она человеку из профсоюза. – Я вообще мало знаю о его прошлом. У меня сложилось впечатление, что в детстве он не был счастлив.

Фактически детские годы Джека были своеобразным табу, запретной темой, которой он касался с большой неохотой.

Если вам нужна помощь, я с удовольствием останусь и переночую здесь, – предложил Роберт.

Нет, спасибо. Здесь со мной останется бабушка Джулия… Чем занимается ваша бывшая жена? – переводя разговор на другую тему, спросила Кэтрин.

Она работает у сенатора Хэнсона из Вирджинии.

Если вас интересует, бывал ли Джек в подавленном настроении…

Да-да, – оживился Роберт.

Ну… Я припоминаю кое-что. Это с трудом можно назвать депрессией, просто в жизни Джека был период, когда он испытывал определенное разочарование…

Расскажите поподробнее, – попросил Роберт.

Он разочаровался в своей работе. Это было… лет пять назад. Джеку надоело летать на международных авиалиниях. Некоторое время, недолго, насколько я помню, он даже хотел уволиться с работы и заняться исполнением фигур высшего пилотажа в авиационном шоу. Кажется, он хотел летать на русском Як-27. Еще он подумывал о том, чтобы открыть собственное дело: чартерные перевозки, летную школу или торговлю небольшими самолетами.

Я и сам иногда подумываю об этом, – признался Роберт Харт. – По-моему, каждому пилоту время от времени приходят в голову похожие мысли.

Джек жаловался, что компания растет слишком быстро. Каждый отдельный человек теряется в общей массе. Лично он мало что знал о своих коллегах, о членах экипажа. Большинство летчиков были британцами и жили в Лондоне. К тому же Джеку надоело летать на автопилоте. Он снова хотел летать по-настоящему. Некоторое время он получал по почте буклеты, рекламирующие самолеты, пригодные для выполнения фигур высшего пилотажа. Однажды Джек зашел так далеко, что предложил мне переехать в Боулдер, где какая-то женщина продавала свою летную школу. Я, конечно, согласилась. Меня очень беспокоило его подавленное состояние. Я тогда думала, что перемена места жительства и новая работа могут помочь Джеку. Со временем, впрочем, все утряслось само собой. Муж успокоился и больше не заводил разговоров об увольнении из «Вижен».

И это, значит, случилось с ним пять лет назад?

Да. Где-то так, – наморщив лоб, сказала Кэтрин. – Я плохо ориентируюсь во времени. Помогло то, что его перевели на маршрут Бостон – Хитроу. Помню, я была очень рада, что все позади. Я даже старалась не заговаривать с ним на эту тему, – боялась, что Джек вновь вернется к своим глупым фантазиям. Теперь-то я понимаю, что лучше бы он тогда уволился из «Вижен».

А после у него случались периоды депрессии?

Нет.

Произнося это слово, Кэтрин думала, что лукавит: трудно быть полностью уверенным в том, что происходит в душе другого человека. Возможно, Джек поборол свою неудовлетворенность работой, скрыл ее от жены, как скрыл обстоятельства своего несчастливого детства.

У вас усталый вид, – сказала она Роберту.

Вы правы.

Может вам лучше поехать сейчас в отель, отдохнуть?

Он не двинулся с места.

Так и не дождавшись ответа, Кэтрин задала несколько неожиданный вопрос:

Как выглядит ваша бывшая жена?

Она примерно одного с вами роста. Высокая. Симпатичная. У нее темные, коротко остриженные волосы.

Я верила мужу, когда он говорил, что с ним ничего плохого не случится, – тяжело вздохнула Кэтрин. – И теперь чувствую себя обманутой. Ужасно, не правда ли? Он умер, а я жива. Он наверняка страдал, по крайней мере, несколько последних секунд.

А теперь страдаете вы.

Это разные вещи.

Возможно, вы кое в чем правы, – сказал Роберт, – и вас действительно обманули, вас и Мэтти.

При упоминании о дочери у Кэтрин сжалось сердце. Она закрыла руками лицо, давая собеседнику понять, что с нее довольно.

Вы должны позволить себе плыть по течению. Бороться бессмысленно, – тихо произнес Роберт.

Неудачное сравнение. Это скорее смахивает на поезд, на всех парах несущийся по мне.

Я хочу вам помочь. Предаваться горю в одиночестве – не самый лучший способ преодолеть депрессию.

Кэтрин опустила голову на стол и закрыла глаза.

Мы должны похоронить Джека, – сказала она.

Давайте обсудим это завтра.

А если тело не будет найдено?

Каково ваше вероисповедание? – спросил Роберт.

Ну, когда-то я посещала методистскую церковь, как бабушка Джулия.

А Джек?

Он был католиком. Но он давно уже не был в церкви. Мы даже не были обвенчаны.

Женщина почувствовала, как пальцы Роберта осторожно прикасаются к ее волосам.

Я, пожалуй, пойду, – сказал он.

Когда Роберт ушел, Кэтрин посидела еще немного, затем встала и прошлась по комнатам первого этажа, выключая везде свет. Ее мысли блуждали вокруг одного вопроса: «Что можно назвать “ошибкой пилота”?» Человек поворачивает штурвал налево вместо того, чтобы повернуть его направо? Неправильный расчет потребления топлива? Игнорирование предписаний? Случайно задетый переключатель? На какой еще работе человек может совершить ошибку и убить тем самым больше сотни людей? Инженер-железнодорожник? Водитель автобуса? Человек, соприкасающийся во время своей работы с опасными химикатами или радиоактивными отходами?

«Это не ошибка пилота! Это не может быть ошибкой пилота! Пусть это будет неправдой! Ради Мэтти!» – твердила она себе.

Постояв немного на верхней ступеньке лестницы, Кэтрин поплелась по коридору.

В спальне было холодно. Кэтрин подождала, пока ее глаза привыкнут к царящему здесь сумраку. Постель была в таком же беспорядке, в каком она ее оставила рано утром.

Обойдя кровать, женщина приблизилась к ней с другой стороны. Двигалась она медленно, с осторожностью дикого животного. Отодвинув в сторону стеганое ватное одеяло и махровую простыню, Кэтрин уставилась на старую фланелевую простыню, долгие годы верой и правдой служившую ей. Сколько раз они с Джеком занимались на ней любовью? Сколько раз за все шестнадцать лет их брака? Кэтрин осторожно коснулась кончиками пальцев изношенной материи. Какая гладкая и мягкая на ощупь! С опаской, словно боясь не выдержать и впасть в истерику, Кэтрин опустилась на краешек кровати. Ничего. Ровным счетом ничего. Возможно, она уже выплакала все свои слезы и ее уже ничем не проймешь.

Ошибка пилота, – вслух произнесла женщина, как будто испытывая этим свое самообладание.

«Но падение самолета не могло произойти из-за ошибки Джека, – мысленно одернула себя Кэтрин. – Не должно было и не могло».

Не раздеваясь, она улеглась на кровати.

«Теперь это только моя кровать, – подумала вдова. – Моя, а не наша. Эта комната слишком велика для одного человека».

Она посмотрела на часы: девять двадцать семь.

Осторожно, словно минер, боящийся сделать маленькую, но роковую ошибку, Кэтрин укрылась махровой простыней. Ей показалось, что она улавливает слабый запах пота мужа. Ничего удивительного. Она не меняла простыни со вторника. Впрочем, сильно доверять своим чувствам не приходилось. Вполне возможно, запах Джека ей только почудился.

Взгляд женщины переместился на мужскую рубашку, висящую на спинке стула. Давным-давно, еще в начале их совместной жизни, у Кэтрин вошло в привычку не убирать в доме, когда Джек находится в рейсе. Сейчас женщина чувствовала, что не сможет прикоснуться к рубашке. Пройдет еще много времени, прежде чем она будет в состоянии безбоязненно дотронуться до ее материи, сможет почувствовать запах мужа и не впасть в истерику.

Повернувшись на другой бок, Кэтрин попыталась успокоиться. В призрачном лунном свете хорошо знакомая обстановка спальни казалась ей преисполненной скрытых тайн и страхов. Издалека долетал слабый шум моря. Перед ее мысленным взором предстала картина: труп Джека скрючился на песчаном морском дне.

Натянув махровую простыню на голову, женщина часто задышала, надеясь, что это поможет подавить растущую в груди панику. Ей захотелось перебраться в комнату к Мэтти и бабушке Джулии, тихонько лечь на пол рядом с их кроватью и попытаться заснуть.

Как глупо было надеяться, что она сможет выдержать это!

Вскочив с кровати, Кэтрин пошла в ванную комнату за оставленным там Робертом пузырьком с валиумом.

Она приняла одну таблетку, затем, подумав, проглотила на всякий случай еще одну. «Не принять ли третью?» Одолеваемая сомнениями, женщина присела на край ванны и сидела, пока не почувствовала легкое головокружение. Она подумала, что, пожалуй, лучше будет прилечь на кушетке в комнате для гостей и попытаться заснуть.

Проходя мимо кабинета Джека, Кэтрин увидела, что забыла выключить там свет.

Она редко заходила в кабинет мужа. По ее мнению, эта комната была слишком уж деловой, слишком уж «мужской»: «голые» окна без штор, металлические картотечные шкафы, выстроившиеся вдоль стен, преобладание белого и серого цветов, металла и пластмассы. Кэтрин казалось, что в отличие от других комнат дома кабинет живет собственной жизнью, понятной только Джеку. На массивном металлическом столе стояли два компьютера, клавиатура, факс, два телефона, сканер, кофейные чашки, припавшие пылью модели самолетов, кружка с соком кроваво-красного цвета («Ее оставила Мэтти», – догадалась Кэтрин) и голубая глиняная подставка для карандашей, которую дочка сделала для отца во втором классе на уроке труда.

Женщина взглянула на мигающий огонек факса. Роберт сегодня заходил в кабинет Джека, пользовался факсом и телефоном.

Подойдя к столу, Кэтрин уселась на стул и выдвинула ящик слева. Там лежали журналы Джека для служебных записей – тяжелые тетради в темных виниловых переплетах и маленькие блокнотики, которые можно было носить в нагрудном кармане рубашки. Там же валялись маленький фонарик, нож для разрезания бумаги с рукояткой из слоновой кости, купленный мужем много лет назад в Африке, справочники по навигации устаревших типов самолетов, книга о метеорологической PJIC, учебная видеокассета о «сдвиге ветра», погончики из Санта-Фе, какие-то летные приборы…

Задвинув ящик слева, Кэтрин открыла продолговатый средний ящик стола. Ее рука нащупала связку ключей, оставшихся, должно быть, в качестве сувенира от их квартирки в Санта-Фе. Старые очки в черепаховой оправе, купленные Джеком у старьевщика в «Караване». Муж утверждал, что ими еще можно пользоваться. В ящике валялись коробочки со скрепками для бумаг и чертежными кнопками, авторучки, карандаши, резинки, две батарейки и свеча зажигания. Под ворохом исписанной бумаги лежал набор принадлежностей для шитья. Женщина улыбнулась.

В большем по размерам правом ящике стола, предназначенном для папок формата А4, Кэтрин нашла еще один ворох бумаг. Вытащив толстую, никак не меньше фута в толщину, стопку и положив ее себе на колени, она стала пересматривать накопившийся хлам. Здесь была поздравительная открытка ко дню рождения Джека, нарисованная и подписанная Мэтти, служебные записки от авиакомпании, местный телефонный справочник, несколько формуляров из службы страхования здоровья, черновик школьного сочинения дочери, каталог книг об авиации, самодельная «валентинка», которую она подарила мужу в прошлом году… Кэтрин задержала взгляд на открытке. На ней было написано: «Валентин! Я обожаю то, что ты делаешь с моим разумом…» Открыв «валентинку», она дочитала: «…и с моим телом!»

Кэтрин устало прикрыла глаза.

Засунув уже просмотренные бумаги обратно в ящик, она продолжила «ревизию»: несколько скрепленных степлером бланков отчета о состоянии банковского счета Джека, у нее с мужем были разные банковские счета. Кэтрин распоряжалась по своему усмотрению деньгами, предназначенными для покупки еды, одежды для нее и Мэтти, а также всего необходимого для ведения домашнего хозяйства. Оставшиеся деньги Джек копил себе на пенсию.

Глаза начали слипаться. Аккуратно сложив оставшиеся бумаги, Кэтрин вернула их на место. Ее внимание привлек старый нераспечатанный конверт, содержавший, судя по виду, очередную рекламу банка «Бей бэнк», предлагавшего оформить у них кредитную карточку «Виза» под выгодные, по их мнению, 9,9 процента. Женщина взяла конверт и уже собиралась выбросить его в мусорную корзину, когда ее взгляд остановился на надписи, сделанной рукой Джека: «Позвонить в “Эли-Фолз Фармаси”. Позвонить Алекс. Банковский депозит. Мартовские расходы. Позвонить Ларри Джонсону по поводу налогов. Позвонить Финну по поводу автоприцепа».

Кэтрин помнила, что человек по фамилии Финн – представитель автомобильной корпорации «Додж-Плимут» в Эли-Фолз. Четыре года назад они купили у него автоприцеп. С тех пор, насколько она знала, Джек не виделся с Томми Финном.

Она перевернула конверт. На обратной стороне рукой Джека было написано: «Мойра в 15:30».

«Что за Мойра?» – подумала Кэтрин.

На ум пришел только Рэнделл Мойр, служащий банка.

«Не вел ли Джек переговоров о получении займа?»

Она вновь посмотрела на лицевую сторону конверта. Почтовая марка была проштампована четыре года назад. Бросив письмо обратно в ящик, Кэтрин задвинула его коленом правой ноги.

Ей ужасно хотелось спать. Выйдя из кабинета, она вернулась в комнату для гостей, ставшую теперь ее временным приютом. Упав на цветастое покрывало, Кэтрин заснула в мгновение ока.

Ее разбудили голоса. Один кричал на грани истерики, другой, чуть потише, старался доказать что-то первому.

Вскочив с кушетки, Кэтрин распахнула дверь. Голоса стали четче: Мэтти и бабушка Джулия спорили о чем-то в «длинной» комнате.

Сбежав вниз, Кэтрин застала их сидящими на полу. На Джулии был фланелевый халат, а на Мэтти – тенниска и удлиненные шорты. Вокруг них лежали груды порванной и скомканной оберточной бумаги – красной и голубой, золотистой и серебристой. Всюду змеились сотни ярдов разноцветных ленточек.

Джулия первой заметила появление внучки.

Мэтти проснулась и спустилась вниз. Она хотела завернуть купленные ею рождественские подарки, – кратко объяснила она сложившуюся ситуацию.

Тем временем Мэтти, приникнув к полу, свернулась на ковре в позе эмбриона.

Кэтрин легла рядом с дочерью.

Я не могу больше выносить этого, – пожаловалась девочка матери. – Куда бы я ни глянула, всюду он. В каждой комнате, на каждом стуле, в каждом окне. Даже глядя на обои я вижу папу. Я не выдержу этого, мама!

Ты заворачивала его подарки? – отодвигая волосы, падавшие Мэтти на лицо, спросила Кэтрин.

Девочка кивнула и разрыдалась.

Я отвезу ее к себе, – предложила Джулия.

Который сейчас час?

Около полуночи. Может, начало первого. Я отвезу ее и уложу спать.

Я поеду с вами, – сказала Кэтрин.

Нет. Ты слишком устала. Тебе надо выспаться. Возвращайся в свою спальню. Я позабочусь о Мэтти, вывезу ее из-под огня. Ей нужно сменить обстановку.

«Вывезу ее из-под огня, – повторила про себя Кэтрин. – Какая удачная метафора!»

Уже давно ее не покидало смутное чувство, что она, они все каким-то образом стали участниками боевых действий и теперь им угрожает безрадостная перспектива оказаться в числе «жертв войны».

Пока бабушка Джулия укладывала в большую спортивную сумку вещи Мэтти, Кэтрин лежала на полу рядом с дочерью, нежно поглаживая ее по спине. Временами плечи девочки вздрагивали от беззвучных рыданий. Мать запела ей песенку, которую сочинила, когда Мэтти была еще совсем маленькой. Песенка начиналась словами: «“М” значит “Мэтиган”…»

Когда Джулия и Мэтти уехали, Кэтрин вернулась в свою комнату. На душе стало как-то спокойнее. Зарывшись во фланелевую простыню, женщина попыталась заснуть…

Тщетно…

Утром Кэтрин услышала истошный собачий лай. Что-то в нем показалось ей до боли знакомым.

Внезапно ее охватило чувство сродни тому, что охватывает водителя, остановившегося на красный свет и видящего в зеркало заднего вида, что машина, едущая за ним, не сбавляет скорости.

Судя по волосам, Роберт Харт недавно принимал душ. На нем была чистая светло-синяя рубашка из грубой хлопчатобумажной ткани и галстук бордового оттенка.

На столешнице стояла чашка с кофе. Засунув руки в карманы брюк, мужчина нервно ходил из стороны в сторону.

Кэтрин посмотрела на часы. Без двадцати семь.

«Зачем он приехал в такую рань?» – пронеслось у нее в голове.

Заметив замершую у подножия лестницы Кэтрин, Роберт вытащил руки из карманов и в несколько шагов преодолел разделяющее их пространство.

Он заботливо обнял ее за плечи.

Что? – встревоженно спросила Кэтрин.

Вы знаете, что такое «черный ящик»?

Да.

Водолазы нашли его, – буравя ее взглядом, произнес Роберт.

И что же?

Выдержав паузу, он сказал:

Они думают, что пилот совершил самоубийство.

Обняв ее, Джек пошел к самолетам. Издалека они казались почти игрушечными: любой ребенок запросто смог бы оседлать такой крошечный самолетик.

Асфальт излучал потоки обжигающего жара. Было трудно дышать.

«Это мужской мир, – думала Кэтрин. – Мир сложной техники, диспетчерских вышек и помещений для предполетного инструктажа».

Вокруг – ярко сверкающий на солнце металл.

Джек быстро шел к самолету, увлекая Кэтрин за собой. Вблизи самолет показался ей миленьким, особенно яркая белоснежно-красная окраска фюзеляжа и хвоста.

Крепко сжимая руку Джека, Кэтрин взобралась на крыло, а оттуда втиснулась в маленькую открытую кабину. Как можно летать в такой тесноте? Полеты всегда казались Кэтрин чем-то на грани фантастики, но сейчас она сомневалась, что хочет испытать радости «парения в воздухе». Такое случалось с ней и прежде. Всякий раз, когда Кэтрин оказывалась в одной машине с молодым водителем-лихачом или, скрепя сердце, садилась в кабинку головокружительного аттракциона во время традиционной масленичной ярмарки, она убеждала себя, что все скоро закончится и ей нужно только немножко потерпеть.

Джек без труда залез в кабину и сел рядом с Кэтрин. У него на носу переливались всеми цветами радуги солнцезащитные очки с голубоватыми зеркальными стеклами. Джек попросил Кэтрин пристегнуться и протянул ей наушники.

Так мы будем лучше слышать друг друга, – сказал он. – В воздухе довольно шумно.

Самолет медленно пополз по изрытой выбоинами бетонированной площадке перед ангаром. Кэтрин затрясло. Она уже хотела попросить Джека остановиться, сказать ему, что передумала, но самолет, подпрыгнув несколько раз, оторвался от взлетно-посадочной полосы.

Ее сердце бешено заколотилось. Джек повернулся к ней и улыбнулся. Улыбка вышла озорной и несколько самонадеянной. Он как будто говорил Кэтрин: «Это будет классно. Расслабься и получай удовольствие».

Вокруг простиралась бескрайняя голубизна. А где же земля?

В воображении Кэтрин самолет поднимался к облакам, а затем, как подбитый, камнем падал вниз.

Только взгляни, – показывая на расстилавшуюся за бортом панораму, сказал Джек.

Они пролетали над побережьем. Ближе к берегу лазурная поверхность океана казалась безмятежно гладкой, но чем дальше от земли, тем выше волны, тем темнее цвет воды. Лодка покачивается на гребнях волн. На горизонте маячат скалы острова Шоулз. Вдалеке едва заметное темное пятно Портсмута. Под крылом самолета раскинулась электростанция, а дальше виднеется сплошной массив темного ельника, тянущегося на многие и многие мили. А вот и Эли! Кэтрин показалось, что она видит дом своей бабушки.

Самолет сделал крутой вираж. Кэтрин ойкнула и непроизвольно закрыла лицо руками. Она хотела попросить Джека быть осторожнее, но вовремя поняла абсурдность своего малодушия. Ведь Джек – профессионал, он знает, что делает.

Словно желая подвергнуть ее доверие испытанию, пилот резко взял вверх, нарушая тем самым, по мнению Кэтрин, все законы физики.

«Мы упадем», – пронеслось в ее голове.

Она выкрикнула его имя, но Джек, поглощенный пилотированием самолета, не ответил.

Страшная сила вжала Кэтрин в спинку кресла…

Мертвая петля… Какой ужас!..

Находясь в самой верхней точке петли Нестерова, самолет завис на долю секунды вверх тормашками, а затем понесся вниз, к быстро приближающимся водам Атлантики. Кэтрин истошно завизжала и мертвой хваткой вцепилась в пристежные ремни. Мельком взглянув на нее, пилот довел угол наклона к земле почти до 900. Его движения были спокойными и размеренными, а на лице застыло выражение безмятежной уверенности в себе, словно не он сейчас играл в рулетку со своей судьбой, бросая вызов закону всемирного тяготения.

А потом наступила тишина, и в этой тишине самолет начал медленно падать, словно пожелтевший лист, сорванный ветром с дерева. Испуганная Кэтрин уставилась на Джека. Аэроплан завертелся волчком. Крик замер у нее в горле, спина конвульсивно прогнулась.

Из штопора самолет вышел за сотню футов до поверхности океана. Кэтрин даже смогла разглядеть белую пену на гребнях волн. Не совладав с собой, она разрыдалась.

Извини, – увидев ее слезы, сказал Джек.

Его рука легла на ее бедро.

Я не должен был этого делать. Надеюсь, с тобой все в порядке? Я думал, тебе понравится.

Не сводя с него глаз, Кэтрин положила свою руку поверх его ладони и глубоко вздохнула.

Ужасно, – сорвалось с ее губ.

Именно так она чувствовала себя в тот момент.

В машине было холодно. В спешке покинув дом, Кэтрин забыла надеть перчатки и теперь страдала, сжимая голыми руками ледяной на ощупь руль.

«Сколько сейчас градусов?» – думала она. – Пятнадцать? Двадцать?»

По ее мнению это не имело особого значения. Сильный мороз всегда трудно переносить.

В спине ныла каждая мышца. Стараясь ни к чему не прикасаться в промерзшем автомобиле, даже не опираться о холодную спинку кресла, Кэтрин сидела за рулем прямо, как жердь.

Несмотря на заверения Роберта Харта о том, что сообщению не стоит доверять, она была не на шутку встревожена. Первым чувством, возникшим у нее, была непреодолимая тоска по дочери, стремление защитить ее от всех угроз и горестей этого мира. Лишь на мгновение Кэтрин задержалась, чтобы еще раз взглянуть на встревоженное лицо Роберта, а затем сорвалась с места. Даже не переодеваясь, оставшись в той же одежде, в которой только что спала, Кэтрин проскользнула между Робертом и стеной, накинула на себя парку, засунула ноги в сапоги и сорвала с крючка связку ключей.

Сев в машину, женщина на большой скорости помчалась по подъездной дорожке, проскочила группу незнакомых ей людей, сгрудившихся у ворот ее дома, и около мили неслась со скоростью, превышающей шестьдесят миль в час. На крутом повороте автомобиль занесло. Кэтрин справилась с управлением, но затормозила на песчаной обочине дороги. Прижавшись лбом к холодному рулю, женщина некоторое время сидела неподвижно…

«Это не могло быть самоубийством, – мысленно убеждала она себя. – Это невозможно! Чудовищно! Немыслимо! Невообразимо!»

Сколько времени она так сидела? Минут десять, не больше. Затем Кэтрин снова завела машину и поехала, теперь уже значительно медленнее. Ее охватил странный покой, вызванный, возможно, нервным истощением.

«Я поеду к Мэтти, а все, что сказал Роберт, неправда», – решила она.

Из-за горизонта выглянул краешек солнца, окрасив снег в бледно-розовый цвет. На заснеженных лужайках вытянулись длинные голубоватые тени, ползущие от деревьев и автомобилей. Городок спал, хотя то тут, то там Кэтрин замечала белесый пар, вырывающийся из выхлопных труб автомобилей, оставленных их владельцами на подъездных дорожках с работающими вхолостую двигателями. Лобовые стекла не были покрыты узорами инея, а обивка сидений наверняка не промерзла. На карнизах многих домов перемигивались огоньки гирлянд, а глядя на окна, Кэтрин видела украшенные мишурой и стеклянными игрушками рождественские елки. В одном из окон переливалась всеми цветами радуги конусообразная искусственная елка. «Как неоновая реклама в магазине автомобильных запчастей», – увидев это чудо на прошлой неделе, сказал Джек.

«Сказал, но больше никогда ничего не скажет», – пронеслось в голове у Кэтрин.

Волна печали нахлынула на нее. Сердце сжалось, но быстро успокоилось. Истерики не было, была лишь грусть и тоска по утраченному. Кэтрин поняла, что постепенно привыкает к мысли о смерти Джека. С каждым разом, когда его образ всплывал в ее памяти, душевные переживания становились все менее и менее острыми. Возможно, это временная передышка, вызванная страшным нервным потрясением минувшего дня, но Кэтрин надеялась, что самое тяжелое уже позади.