Текст книги "Жена пилота"

Автор книги: Анита Шрив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Согласна, – сдавая позиции, сказала Кэтрин. – Но это совсем другое дело.

Нет, не другое.

Женщина положила ладонь себе на лоб и начала массировать.

Мама, а если окажется, что это правда? Что тогда? Значит, папа убил пассажиров самолета? Значит, он убийца?

Где ты услышала такую глупость? – спросила Кэтрин так, словно дочь ее все еще оставалась маленькой девочкой, которая подхватила в школе бранное слово и теперь по своей наивности повторяет его перед матерью.

Впрочем, услышать такое из уст родной дочери!..

Ниоткуда. У меня и у самой есть голова на плечах.

Послушай, Мэтти! Давай я приеду к тебе. Прямо сейчас.

Нет, мама! Не приезжай сюда. Я не хочу, чтобы ты меня успокаивала, рассказывала всякую утешительную ложь. Я не хочу этого. Понятно? Ложь не утешит меня. Я не хочу притворяться, что все в порядке. Оставь меня, пожалуйста, в покое.

«Как может пятнадцатилетняя девочка говорить с такой прямотой, с такой решительностью?» – в растерянности думала Кэтрин.

Правда была настолько ужасна, что не всякий взрослый мог бы вынести ее. Возможно, подростки больше склонны принимать действительность такой, какой она есть, они не пытаются выдумывать малодостоверные объяснения постигших их бед.

Кэтрин поборола в себе желание повысить голос, перекричать, подавить страхи и сомнения дочери. Она знала, что сейчас спорить с Мэтти бесполезно.

Мама! Я видела незнакомых людей. Они ходят вокруг дома.

Не волнуйся. Это сотрудники службы безопасности. Они охраняют бабушкин дом от назойливых зевак и прессы.

Ты думаешь, кто-то захочет вломиться в дом? – испуганно спросила Мэтти.

Кэтрин не хотелось пугать и без того напуганную дочь.

Нет, но журналисты бывают такими надоедливыми. Сиди дома. Я скоро приеду.

Хорошо, – бесстрастно сказала Мэтти.

Сжимая телефонную трубку в руке, женщина стояла на месте как громом пораженная, пытаясь «переварить» разговор с дочерью. Она подумала, стоит ли перезвонить Мэтти и попытаться утешить ее, но, зная характер своей пятнадцатилетней дочери, нехотя повесила трубку. Надо дать ей время успокоиться.

Пройдя к «длинной» комнате, Кэтрин остановилась на пороге и прислонилась плечом к дверному косяку. Скрестив руки на груди, она обвела взглядом собравшихся в гостиной летчиков и следователей.

На лице Роберта Харта застыл обращенный к ней немой вопрос.

Надеюсь, все в порядке, миссис Лайонз? – поинтересовался следователь Сомерс.

Да!.. Все просто за-ме-ча-тель-но, за исключением того, что моя дочь сейчас страдает от мысли, что ее отец, возможно, совершил самоубийство, прихватив с собой в могилу еще сто три человека!

Миссис Лайонз…

Мистер Сомерс! Могу ли я задать вам вопрос?

В голосе Кэтрин звучали нотки гнева, столь свойственные ее дочери.

«Гнев заразителен», – подумала она.

Да… конечно… – осторожно сказал Сомерс.

Какие еще теории, помимо самоубийства, вы рассматриваете, опираясь на сведения из «черного ящика»?

Мужчина пришел в замешательство.

Я не вправе обсуждать этот вопрос сейчас, миссис Лайонз.

Да?.. Разве?.. – не без ехидства в голосе произнесла она.

Она посмотрела куда-то вниз, а затем перевела взгляд на оставшиеся в тени лица собравшихся в комнате людей. Льющийся из окон свет создавал вокруг голов служащих авиакомпании иллюзию маленьких сверкающих нимбов.

В таком случае я не намерена отвечать на ваши вопросы, – заявила Кэтрин.

Роберт поднялся со своего стула.

Допрос окончен, – твердо заявила она.

Кэтрин медленно шла по скованной морозом лужайке, низко опустив голову, защищая лицо от ледяного дыхания с моря. Под ногами хрустела покрытая изморозью трава. Не прошло и пяти минут, а женщина уже стояла перед «морской стеной» – так в Эли называли вереницу скользких от соленых брызг валунов, тянущихся вдоль, берега. Вскочив на большой, размером с ванну, валун, Кэтрин почувствовала, что ее нога соскальзывает с каменной поверхности. Она прыгнула на другой камень, пошатнулась, но удержала равновесие и стала прыгать дальше. Чтобы не упасть, ей приходилось постоянно двигаться.

Наконец она достигла «плоского» камня. Это название придумала Мэтти лет в пять. С этого времени «плоский» камень стал любимым местом для пикников, которые мать и дочь часто устраивали жаркими летними днями. Кэтрин спрыгнула с края камня на небольшой песчаный участок побережья, площадью не более пяти квадратных футов. С трех сторон его окружали валуны, служившие неплохой защитой от ветра. Здесь можно было укрыться от любопытных глаз. Кэтрин повернулась спиной к дому и опустилась на мокрый песок, скрестив руки на груди.

Черт побери! – выругалась она.

Усилием воли Кэтрин постаралась выбросить из головы лица, виденные ею в доме – строгие физиономии, подернутые пеленой сочувствия, скорбные разрезы ртов, пристальные взгляды холодных глаз, светящееся в зрачках честолюбие. Шум бьющихся о берег волн заполнил ее сознание. Кэтрин прислушивалась к шелесту гальки, перекатываемой отхлынувшими от берега волнами. Призраки прошлого замелькали перед ее внутренним взором. Женщина зажмурилась и постаралась сосредоточиться.

На нее нахлынуло яркое воспоминание. Жаркий летний день. Ей тогда было лет девять или десять. Она и живой тогда еще отец сидели на морской гальке близ Фортуна– Рокс, одетые в одни лишь купальные костюмы. Волны набегали на них, обдавая тучей брызг. Маленькие камешки впивались в голые бедра и лодыжки. Почему рядом с ними не было мамы и бабушки? Кэтрин не помнила. Вообще-то такое случалось крайне редко. Отец часто и заразительно смеялся, смеялся чистым и звонким смехом невинного ребенка. Беспричинная, казалось бы, веселость отца озадачила и даже несколько напугала девочку. Папа вообще нечасто смеялся. Кэтрин нахмурилась. «Что-то не так?» – заметив хмурое выражение лица дочери, спросил он. Девочка, поняв, что допустила оплошность, деланно засмеялась, слишком громко, слишком развязно. Отец отвернулся и уставился куда-то в океанскую даль. Он больше не смеялся. Кэтрин помнила, как неискренне звучал ее смех…

Она сидела, рисуя круги на мокром песке.

«В этом наши судьбы похожи, – думала Кэтрин. – И я, и Джек были в определенном смысле сиротами… круглыми сиротами… не с раннего детства, но были…»

У обоих родители умерли довольно рано. Мать Джека скончалась, когда мальчику едва исполнилось девять лет. Отец, никогда в достаточной мере не проявлявший своей любви к сыну, окончательно ушел в себя после смерти жены, поэтому его собственную смерть Джек перенес довольно легко.

Родители Кэтрин до самой гибели оставались взрослыми детьми, не способными позаботиться о единственном ребенке. Почти с самого рождения дочери они поселились в высоком каменном доме Джулии, расположенном в трех милях к юго-западу от города. Оставшись после закрытия промышленных предприятий Эли без работы, родители Кэтрин оказались в полной финансовой зависимости от Джулии, которая неплохо зарабатывала на продаже антиквариата. Ее муж умер, когда их внучке было всего три года. Положение иждивенцев не особенно способствовало установлению добросердечных отношений между родителями Кэтрин и ее бабушкой. К тому же Джулия всегда имела решающий голос при принятии любых решений, относящихся к ведению домашнего хозяйства. Даже покладистый Бобби Халл иногда бунтовал против диктата матери.

В детстве Кэтрин не считала свою семью ущербной, не такой, как другие. В начальной школе с ней училось много детей из неблагополучных семей. Сначала в ее классе было тридцать два ученика, но постепенно их число снизилось до восемнадцати. Некоторые ее подруги жили в трейлерах, у других в домах даже зимой не работало центральное отопление. Бывали семьи, где отцы или дяди весь день отсыпались после бурно проведенной ночи, а детям полагалось тихо слоняться по полутемному дому, все окна которого были наглухо закрыты ставнями. Конечно, родители Кэтрин часто дрались, а еще чаще напивались, но таких семей повсюду было хоть пруд пруди. Куда более экзотичным было то, что они вели себя, как малые дети.

Единственным человеком, который кормил и одевал маленькую Кэтрин, была ее бабушка. Именно она учила ее читать и играть на пианино, провожала и встречала из школы. Днем девочка помогала бабушке в антикварном магазинчике или играла на улице, а вечером, спрятавшись в комнате Джулии, слушала бесконечную мыльную оперу из жизни родителей. Чуть повзрослев, она вынуждена была играть крайне странную роль «родителя» для собственных мамы и папы.

Уехав в Бостон учиться в колледже, Кэтрин иногда подумывала о том, чтобы никогда больше не возвращаться в Эли. Слишком уж неприятными были воспоминания о бесконечных пьяных драках и скандалах, то и дело вспыхивавших между ее родителями. Но жизнь преподносит сюрпризы, причем иногда крайне неприятные.

Январь в тот год выдался не по сезону теплым. Почему ее родителям взбрело в голову переходить по камням ту бурлящую от переизбытка талых вод речушку? Кто знает? У пьяных своя логика. Известие об их гибели застало Кэтрин в начале второго семестра. К ее удивлению горе нахлынуло со свирепостью тайфуна… Когда все формальности, связанные с похоронами, были позади, девушка почувствовала, что не сможет расстаться с Джулией, покинуть Эли…

…Сверху послышался шум: кто-то перепрыгивал с камня на камень. Кэтрин оглянулась. На валуне, прищурив глаза, стоял Роберт. Ветер трепал его волосы.

А я уж думал, что вы сбежали, – спрыгивая вниз, сказал он.

Кэтрин поправила рукава парки и убрала спадавшие на глаза волосы.

Роберт оперся спиной о камень и пригладил свою прическу. Из кармана он извлек пачку сигарет и зажигалку. Здесь было не так ветрено, но даже это не очень-то помогло ему. Наконец Роберту удалось прикурить. Глубоко вдохнув табачный дым, мужчина небрежным щелчком захлопнул крышку зажигалки. Налетевший порыв ветра чуть не затушил едва тлеющий кончик сигареты.

Они ушли? – спросила Кэтрин.

Нет.

Ну и?..

Не обижайтесь. Просто у них такая работа. Я не думаю, что они и впрямь надеются узнать от вас что-нибудь новенькое. Просто таковы правила.

Женщина собрала волосы в конский хвост и села, опершись локтями о согнутые колени.

Надо похоронить Джека, – сказала она.

Роберт кивнул.

Мэтти и я должны отдать последний долг самому близкому для нас человеку. Особенно это важно для Мэтти.

Только произнеся эти слова, Кэтрин по-настоящему осознала важность предстоящих похорон.

Мой муж не кончал жизнь самоубийством. Я в этом уверена.

Сверху раздался резкий крик чайки. Кэтрин и Роберт как по команде подняли головы вверх. Над ними кружилась белая птица.

В детстве, – сказала женщина, – я хотела переродиться в следующей моей земной жизни в чайку. Но потом Джулия открыла мне глаза: чайки – очень нечистоплотные птицы.

Их называют крысами моря, – затаптывая в песок окурок, сказал Роберт.

Он засунул руки в карманы пальто и нахохлился, как воробей. Кожа вокруг его глаз покрылась мертвенной бледностью. Роберт замерз, причем основательно.

Кэтрин поправила прядь волос, попавшую ей в уголок рта.

Жители Эли не любят океан зимой, – сказала она. – Считается, что вид морской воды способствует возникновению у людей, живущих на побережье, подавленного состояния. Я не согласна с ними.

Завидую вам.

Вы меня не совсем верно поняли. Депрессии у меня случаются, однако не из-за океана.

В ярком солнечном свете глаза Роберта показались Кэтрин темно-коричневыми, а не светло-карими.

Для окон соленые морские брызги – это сущее наказание, – глядя в сторону дома, сказала женщина.

Роберт присел на корточки. Ему показалось, что от песка исходит тепло.

Когда Мэтти была еще маленькой, я очень волновалась из-за близости к океану. Мне всегда приходилось быть начеку.

Кэтрин пристально глядела на воду, полную скрытых угроз и опасностей.

Два года назад здесь неподалеку утонула пятилетняя девочка. Она каталась со своими родителями на лодке и выпала за борт. Ее звали Вильгельминой. Я, помнится, всегда удивлялась, почему ее родители назвали свою дочь таким старомодным именем.

Роберт кивнул.

После гибели Вильгельмины я могла думать только о том, каким предательским может быть океан, как быстро он способен убить человека. Только что все было в порядке, а через минуту человек мертв, утонул.

Вы как никто другой должны понимать это, – заметил мужчина.

Кэтрин глубоко вонзила каблуки своих сапог в песок.

Вы думаете, что все могло быть гораздо хуже? – спросила она.

Да.

На борту разбившегося самолета могла находиться Мэтти?

Да.

Это просто ужасно! Для меня невыносима сама мысль об этом!

Роберт отряхнул ладони от прилипшего к ним песка.

Хотите уехать отсюда? – предложил он. – Вы и Мэтти. Вдвоем.

Куда?

На Багамы или Бермуды. Поживете там пару недель, пока шумиха в прессе не утихнет.

Кэтрин с трудом представляла себе такой поворот событий, поэтому отрицательно покачала головой.

Я не могу. Если мы сейчас сбежим, люди поверят той лжи, что рассказывают о Джеке по телевизору. К тому же я не думаю, что Мэтти согласится на ваше предложение.

Можно поехать в Ирландию. Некоторые родственники погибших так и поступили.

Зачем? Я не хочу жить в переполненном мотеле, каждый день отправляться на место падения самолета и ждать, когда водолазы поднимут на поверхность очередной труп.

Кэтрин пошарила в карманах своей парки: использованная гигиеническая салфетка «Клинекс», монеты, две купюры, просроченная кредитная карточка, пачка жевательных резинок «Лайфсейвз».

Хотите? – протягивая жвачку Роберту, предложила женщина.

Спасибо.

Устав от сидения на полусогнутых ногах, он опустился на песок и оперся спиной о скалу.

«Он испортит себе пальто», – подумала Кэтрин.

Здесь красиво, – произнес Роберт. – Очень красиво!

Да, красиво, – согласилась она.

Кэтрин вытянула ноги перед собой. Хоть и влажный, песок был на удивление теплым для этого времени года.

Пока скандал не утихнет, журналисты будут кружиться вокруг вашего дома, как стервятники… Извините…

Это не ваша вина.

Признаюсь, я еще никогда не видел такого столпотворения, как сегодня у ваших ворот.

Я испугалась, – призналась Кэтрин.

Должно быть, жизнь здесь приучила вас к тишине и уединению.

Да, приучила.

Роберт обнял свои колени.

Как вы жили раньше, до трагедии? – спросил он у Кэтрин.

Каждый день по-разному. Какой день недели вас интересует?

Ну… не знаю. Ну, в четверг, например.

В четверг. – Женщина задумалась. – По четвергам Мэтти играла в хоккей на траве и лакросс, а я репетировала с оркестром днем после уроков. В кафетерии мы брали пиццу на двоих, а на ужин я запекала в духовке курицу. Потом мы смотрели по телевизору телесериалы «Зайнфельд» и «Пункт первой помощи».

А Джек?

Когда он был дома, то присоединялся к нам: запекал курицу, смотрел «Зайнфельд»… А вы? Чем вы занимаетесь помимо работы в профсоюзе?

Я инструктор, – сказал Роберт. – В свободное время даю уроки пилотирования. У меня есть маленький аэродром в Вирджинии, не аэродром, а так себе: поле и две «сэсны». Бывает весело, пока они не падают.

Кто не падает? – удивилась Кэтрин.

Мои ученики во время своего первого самостоятельного полета, – пошутил он.

Женщина засмеялась.

Они сидели, опершись спиной о скалу, и молчали. Убаюкивающий шум моря вносил в их души успокоение.

Надо подумать о том, как лучше организовать похороны, – прервала затянувшееся молчание Кэтрин.

Где бы вы хотели отслужить заупокойную?

Мне кажется, церковь Святого Иосифа в Эли-Фолз как раз подойдет. Во всяком случае, это ближайший к нам католический храм.

Помолчав, она добавила:

Представляю, как там удивятся моему визиту.

Что за черт! – выругался Роберт.

Кэтрин была ошарашена. Роберт дернул ее за рукав, заставляя подняться. Она повернула голову в том же направлении, в каком смотрел Роберт: молодой мужчина с длинными, завязанными в конский хвост на затылке волосами нацелил на них огромный фотоаппарат. Кэтрин видела их с Робертом отражение в гигантском объективе.

Раздались резкие неприятные щелчки.

Вернувшись в дом, Кэтрин застала всю компанию в кухне. Сомерс вертел в руках бумажную ленту факса. Рита разговаривала по телефону, прижав трубку плечом. Даже не сняв куртки, Кэтрин громогласно заявила, что хочет сделать заявление. Сомерс оторвал взгляд от факса.

Мой муж Джек никогда не употреблял наркотиков и не злоупотреблял алкоголем. Ни я, ни другие знавшие его люди ни разу не замечали за ним признаков психической неуравновешенности или склонности к депрессии. Также я заявляю с полной ответственностью, что Джек был здоров, физически и психически.

Сомерс сложил лист факса вчетверо.

Мы были счастливы в браке, – продолжила свой монолог Кэтрин, – жили так, как полагается жить любой нормальной семье в таком маленьком городке, как Эли. Больше я не отвечу ни на один ваш вопрос без присутствия моего адвоката. Я запрещаю вам брать что-либо из бумаг моего покойного мужа без письменного постановления суда. Моя дочь сейчас живет у моей бабушки на окраине города. Никто из вас не имеет права допрашивать или даже приближаться к ним. Это все!

Миссис Лайонз! Вы знакомы с матерью Джека? – спросил Сомерс.

Его мать умерла, – не задумываясь, ответила Кэтрин.

Воцарилась мертвая тишина, слышен был лишь приглушенный гул холодильника. Восемь пар глаз уставились на Кэтрин. Она поняла, что допустила ошибку. Возможно, это ей только показалось, но легкая улыбка скользнула по губам Сомерса, а его брови иронично поднялись вверх.

Вы уверены? – засовывая свернутый вчетверо лист бумаги в нагрудный карман, мягко спросил он.

Кэтрин почувствовала, как пол заколебался у нее под ногами, словно она стояла в кабинке движущегося аттракциона в луна-парке.

Сомерс вытянул из другого кармана листочек, вырванный из блокнота, и, развернув его, начал читать:

Мэтиган Райс, дом престарелых «Форист-Парк», Адамс-стрит, сорок семь, город Весли, штат Миннесота.

Кабинка все набирала скорость. Пол накренился. Кэтрин почувствовала легкое головокружение.

Семьдесят два года, – продолжал читать Сомерс, – родилась двадцать второго октября 1924 года. Трижды выходила замуж и трижды разводилась. Первый брак – с Джоном Фрэнсисом Лайонзом. Один ребенок, сын Джек Фицвильям Лайонз, родился 18 апреля 1947 года в бостонской больнице Фолкнера.

Во рту у Кэтрин пересохло, и она облизала губы.

«Может, я чего-то недопоняла?» – пронеслось в ее голове.

Мать Джека жива? – спросила она.

Да.

Джек всегда говорил…

Кэтрин запнулась. Ее муж говорил, что его мать умерла от рака, когда ему было девять лет. Она взглянула на Роберта: на его лице застыло выражение неподдельного изумления. От высокомерия и самодовольства, которые сквозили в каждом сказанном Кэтрин слове, не осталось и следа.

Что? – не скрывая злорадства, спросил Сомерс.

Откуда вы узнали о его матери?

Из армейского личного дела.

А его отец?

Умер.

Комната завертелась у нее перед глазами. Чувство было такое, словно Кэтрин опьянела, и основательно. Опустившись на ближайший к ней стул, она зажмурилась.

«У Мэтти есть бабушка, о которой она не знает, – подумала Кэтрин. – Почему Джек врал мне все это время? Почему?»

Стоял густой туман. Пологий песчаный берег, изгибаясь полумесяцем, плавно переходил в мелководье. Кучи гниющих водорослей лежали на мокром песке цвета мореного дерева. За дамбой виднелись пустующие в это время года летние домики.

Они медленно брели по пляжу. Одетая в куртку с эмблемой «Рэд Соке» Мэтти забегала вперед в поисках крабов. Кэтрин подумала, что ей следовало бы попросить маленькую Мэтти разуться. Слишком поздно. Ее пятилетняя дочь уже успела промочить ноги.

Плечи Джека дрожали от холода. Ее муж, как всегда, был одет в тонкую кожаную куртку, которую носил в любую погоду. Возможно, он просто «форсил», а может, не хотел тратить лишние деньги на парку. Фланелевая блузка Кэтрин плохо согревала тело под тонкой джинсовой курточкой. Женщина плотнее обмотала шею шерстяным шарфом.

Что-то не так? – спросила Кэтрин мужа.

Нет. А что?

У тебя такой вид, словно что-то случилось.

Нет. У меня все тип-топ.

Джек шагал по пляжу, засунув руки в карманы. Осанка, как на плацу. Рот крепко сжат. Кэтрин была уверена, что ее муж расстроен, и сильно.

Я чем-то обидела тебя? – спросила она.

Нет.

Мэтти завтра играет в футбол, – сказала женщина.

Отлично.

Ты будешь присутствовать на матче?

Нет. У меня работа.

Возникла неловкая пауза.

Знаешь, ты мог бы хоть изредка просить, чтобы твое начальство считалось с нашим существованием. Ты почти не проводишь время со своей семьей.

Джек промолчал.

Мэтти скучает по тебе.

Послушай, Кэтрин! Мне и так тошно. Не надо об этом сейчас.

Краем глаза следя за резвящейся на берегу дочерью, женщина внимательно разглядывала хмурое лицо мужа. Могучая сила влекла ее к этому мужчине. Подавленность Джека тяготила Кэтрин. Может, он нездоров? Вероятно, он всего лишь устал от напряженного графика полетов. Кэтрин знала печальную статистику: большинство пилотов умирают, не доживая до пенсионного возраста, умирают, прежде чем им исполнится шестьдесят. Причиной тому служат постоянный стресс, переутомление от плотного графика полетов и большие физические нагрузки.

Кэтрин прижалась к Джеку, обхватив ладонями его напряженную мускулистую руку.

Муж даже не посмотрел в ее сторону.

Джек, скажи мне, что случилось?

Не приставай, – грубо отрезал он.

Как ужаленная, Кэтрин отпрянула от него.

Извини, – схватив ее за руку, сказал Джек. – Я не знаю, что со мной. Наверно, во всем виновата погода.

Теперь его голос звучал почти умоляюще.

И что же такое с погодой? В чем она виновата? – не желая мириться с его грубостью, холодно спросила Кэтрин.

Пасмурно. Туман. Я ненавижу такую погоду.

Я тоже не в восторге от нее, – уже спокойнее сказала женщина.

Кэтрин, ты не понимаешь.

Вытащив руки из карманов, Джек поднял воротник куртки. Казалось, он все сильнее и сильнее съеживается на холодном ветру.

Сегодня день рождения моей мамы, – тихо сказал он. – Вернее, должен был быть.

Извини, дорогой, – вновь прижимаясь к мужу, произнесла Кэтрин. – Я не знала. Почему ты мне не сказал?

Тебе повезло, что у тебя есть Джулия. Она заменила тебе родителей.

Возможно, ей показалось, но Кэтрин могла бы поклясться, что в словах Джека звучала зависть.

Да, мне повезло, что у меня есть Джулия, – согласилась она.

Взглянув на мужа, Кэтрин увидела, что от холода у него посинело лицо. В глазах Джека блестели слезы.

Тебе было очень больно, когда умерла твоя мама? – спросила Кэтрин.

Я не хочу об этом говорить.

Я знаю, – как можно мягче сказала она, – но иногда бывает просто необходимо излить душу.

Сомневаюсь, что это поможет.

Она долго болела?

Замявшись, Джек неохотно ответил:

Нет, не долго.

Отчего она умерла?

Я тебе уже об этом говорил. Рак.

Рак груди? – не унималась Кэтрин.

Да. Тогда еще не знали, как его лечить…

Тяжело остаться без матери в девять лет, – обнимая мужа за руку, сказала Кэтрин.

«Всего на четыре года старше Мэтти», – подумала она.

От этой мысли ей стало не по себе.

Ты когда-то говорил, что она была ирландкой.

Да. Она родилась в Ирландии. У мамы на всю жизнь сохранился акцент. Знаешь, такой мелодичный ирландский акцент?

Но ведь у тебя был отец?

Джек саркастически хмыкнул.

«Отец» – не совсем подходящее наименование для этого ублюдка.

Бранное слово резануло слух Кэтрин. Расстегнув змейку куртки, она просунула руку мужу за пазуху.

Джек…

Он притянул ее к себе. Кэтрин положила голову ему на плечо. Запахло старой кожей и морской солью.

Я не знаю, что со мной происходит, – сказал Джек. – В пасмурные дни я иногда испытываю беспричинный страх, мне кажется, что я потерялся в океане жизни.

Не бойся. У тебя есть я.

Да… есть…

И Мэтти.

Конечно, и Мэтти.

Мы всегда будем с тобой.

Где Мэтти? – отстраняя жену, спросил Джек.

Кэтрин в замешательстве уставилась на пустой пляж.

Муж первым заметил дочь – маленькое красное пятнышко на сером фоне океана. Кэтрин парализовал страх, но Джек в несколько прыжков преодолел расстояние до кромки прилива и стремглав бросился в воду. Волна накрыла его с головой. У Кэтрин сжалось сердце. Через несколько мгновений, показавшихся ей вечностью, он вынырнул на поверхность, сжимая дочь в руках. Голова девочки свисала вниз. В мозгу Кэтрин промелькнула неуместная ассоциация с маленьким, вытащенным из лужи щенком.

Мэтти заплакала. Опустившись на песок, Джек снял с себя кожаную куртку и завернул в нее дрожащую дочь. Преодолев нервный столбняк, Кэтрин добежала до них. Склонившись над дочерью, муж вытирал ее мокрое лицо рукавом своей рубашки. У девочки был растерянный вид.

Волна сбила Мэтти с ног, – задыхаясь, сказал Джек, – а отлив чуть было не затащил ее в море.

Кэтрин взяла дочь на руки, прижала к себе.

Пошли, – вскакивая на ноги, сказал Джек. – Через минуту ее начнет бить озноб.

Они быстро зашагали по направлению к дому. Мэтти кашляла и хрипела, сплевывая морскую воду. Мать мурлыкала ей на ухо ласковые слова. Лицо дочери покраснело от холода.

Джек не выпускал руку Мэтти из своей, словно прирос к ней. Его одежда промокла, а рубашка вылезла из брюк. Его бил частый озноб.

Мысль о том, что могло бы случиться, не будь Джек столь внимательным и решительным, была просто чудовищной. У Кэтрин ослабели ноги, и она остановилась. Муж заключил ее и дочь в объятия и расцеловал.