Текст книги "Жена пилота"

Автор книги: Анита Шрив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Похоже на второй медовый месяц, – с трудом стараясь казаться довольной, сказала Кэтрин.

Привет, Лайонз! – послышался сверху зычный голос.

Кэтрин подняла голову и прищурилась, ослепленная лучами солнца, показавшегося в просвете между тучами. Сонни Филбрик – мужчина с огромным пивным животом, обтянутым футболкой с эмблемой «Пэтриотс», – шутливо пнул Джека ногой в лодыжку.

Привет, Сонни! – улыбнулся тот в ответ.

Как поживает авиационный бизнес? – поинтересовался «пивной живот».

Прекрасно. А как дела в сфере видеопроката?

Потихоньку-полегоньку. Куда ты теперь навострил свои лыжи?

Кэтрин отвернулась и принялась распаковывать сыр бри.

Джек поджал ноги под себя. Она знала, что муж не встанет. Филбрик не входил в число людей, с которыми Джек горел желанием вести долгие беседы.

В Лондон.

Лондон?..

Сонни неопределенно хмыкнул.

В Лондон, – повторил Джек.

Кэтрин чувствовала, что ее муж с большим трудом сдерживается. Он-то прекрасно понимал, к чему клонит этот жирный боров. Мужчин с интеллектуальным уровнем Сонни Филбрика всегда интересует только одно.

На сколько? – глядя Кэтрин прямо в глаза, спросил толстяку Джека.

На две недели.

Две недели! – гадливо ухмыляясь, заявил Сонни. – Две недели в обществе стюардесс! Ну, мужик, тебе везет так везет!

Филбрик игриво подмигнул Кэтрин.

«В школе он наверняка был задирой и хвастуном», – подумала она.

Да, везет, Сонни, – с невозмутимым спокойствием сказал Джек. – Я не пропускаю ни одной юбки…

На лице Филбрика появилось выражение крайней растерянности, сменившееся вдруг глумливым смехом. При звуке оглушительного хохота окружающие, как по команде, повернулись в сторону Сонни.

Лайонз! Ну, ты и даешь! – выдавил из себя качающийся из стороны в сторону «пивной живот».

Джек сохранял молчание.

Хорошо, увидимся на игре, – отступая на шаг, сказал Сонни. – Ты ведь будешь играть?

Джек кивнул и отвернулся, делая вид, что ищет что-то в корзинке для пикников.

Кэтрин неприязненно проводила толстяка взглядом.

Ублюдок, – тихо прошептал ее муж себе под нос.

У стойки регистрации они стояли обособленно от других пассажиров.

За огромными стеклами окон был виден козырек, заваленный большими сугробами чистого снега.

Роберт сложил свое пальто вдвое и повесил его на пластиковую спинку стула. Сверху опустилась мужская спортивная сумка. («Женщина никогда бы так не сделала», – неодобрительно подумала Кэтрин.) Роберт сел на соседнее сиденье и принялся читать «Уолл-стрит джонел». Перекинув через руку сложенное пальто, Кэтрин встала у окна, разглядывая белоснежный лайнер, медленно ползущий по взлетной полосе. На борту самолета алела щегольская эмблема «Вижен». Со своего места Кэтрин видела кабину экипажа. Маленькие фигурки летчиков в белых форменных рубашках с короткими рукавами склонились над приборной доской, проходя положенный по правилам контрольный перечень проверок перед взлетом. Знакома ли она с кем-нибудь из этих летчиков? Присутствовали ли они на поминальной службе?

Ноги слабо ныли. Хотелось присесть, но Кэтрин отнюдь не улыбалось втискиваться на свободное место между двумя толстяками. К тому же оставалось не более десяти минут до начала посадки. На Кэтрин был черный шерстяной костюм, тот самый, в котором она присутствовала на поминальной службе по Джеку. Она подозревала, что со стороны ее могли принять скорее за деловую женщину или юриста, летящего в Лондон давать письменное показание под присягой, чем за школьную учительницу. Волосы свободно спадали на плечи. В ушах – жемчужные серьги. Вокруг шеи повязан черный синелевый шарфик, рука сжимает кожаные перчатки. Учитывая обстоятельства, Кэтрин выглядела вполне «на уровне», вот только лицо несколько осунулось и казалось лет на пять старше, чем до смерти Джека.

В то памятное утро, когда Кэтрин сообщила Роберту о своем решении полететь в Лондон, она первым делом поехала к Джулии оповестить родных о намечающейся авантюре. К ее крайней досаде, Мэтти встретила сообщение с удивительным безразличием. Дочь повздыхала, приглушенно проворчала что-то невразумительное, а затем прошептала: «Делай, как хочешь».

Я уезжаю на два дня, – сказала Кэтрин.

Хорошо, – промямлила Мэтти. – Я пойду спать, ладно?

В кухне Джулия попыталась объяснить внучке притворное безразличие Мэтти.

Ей всего пятнадцать лет, – сказала старушка.

Джулия провела на ногах несколько часов. Ее одежда состояла из джинсов, эластичного пояса и зеленой хлопчатобумажной рубашки.

Девочке просто необходимо найти кого-нибудь, чтобы возложить на него вину за случившееся. Понимаю, это звучит бессмысленно, но так оно и есть. Ты, конечно же, этого не помнишь, но после гибели родителей ты некоторое время обвиняла в их смерти меня.

Не помню, – честно призналась Кэтрин.

А я помню. Ты никогда не говорила мне этого прямо в глаза, но я-то прекрасно все понимала. К счастью, это скоро прошло. Пройдет и у Мэтти. Сейчас она в глубине души хотела бы обвинить отца в том, что он бросил ее, разрушил привычное течение ее жизни, но в то же время Джек является единственной ее защитой, светлой памятью об утраченном. Поэтому Мэтти переместила свой гнев на тебя, но это, уж поверь мне, ненадолго. Скоро она найдет для него более подходящую цель. Единственное, что по-настоящему важно, – это сделать все возможное, чтобы Мэтти не стала обвинять себя в гибели отца.

Тогда мне, быть может, лучше остаться.

Но Джулия настояла, чтобы внучка не меняла своих планов. Впрочем, Кэтрин прекрасно понимала, что бабушка хочет удалить ее из дома. Так будет спокойнее для всех.

Будучи вдовой пилота, Кэтрин имела право бесплатного перелета первым классом в любую точку мира, куда летали самолеты «Вижен». Единственное условие – наличие свободных мест.

Жестом она пригласила Роберта сесть у иллюминатора, а сама засунула багаж под переднее сиденье. Воздух внутри самолета показался ей спертым. Явственно пахнуло чем-то ненатуральным. Дверь, ведущая в кабину экипажа, оставалась настежь открытой. Кэтрин всегда удивляла их теснота. Кабины пилотов некоторых самолетов уступали в размерах передним сиденьям автомобилей. Женщина никак не могла понять, как в такой тесноте могли подраться три человека, если даже разместиться там они умудрялись с величайшим трудом.

Со своего места Кэтрин удалось разглядеть лишь часть кабины и спины трех летчиков в белых форменных рубашках с короткими рукавами. Сидевший в крайнем слева кресле мужчина был неуловимо похож на ее мужа. Кэтрин закрыла глаза, вспоминая ширину его плеч и белизну ладоней. Ей так и не довелось полетать на большом пассажирском самолете, управляемом Джеком.

Командир экипажа встал со своего кресла и повернулся к пассажирам. Его глаза встретились с глазами Кэтрин. В них читалось сочувствие. Это был сухопарый мужчина около пятидесяти с копной седых волос и светло-карими глазами. Лицо командира выражало сочувствие. Кэтрин была благодарна ему и одарила его легкой улыбкой. Он выразил ей положенные при данных обстоятельствах соболезнования. Она заверила его, что с ней все в порядке. Командир поинтересовался, куда Кэтрин направляется. В Малин-Хед? Она хочет присоединиться к другим родственникам погибших в авиакатастрофе? «Нет», – возможно, слишком поспешно ответила женщина. Командир замялся. Кэтрин представила его Роберту Харту. Мужчины обменялись взглядами так, словно прежде когда-то встречались. Командир извинился и вернулся в кабину. Дверь захлопнулась, щелкнул замок.

Стюардесса собрала пустые бокалы из-под шампанского. К своему величайшему удивлению Кэтрин вдруг обнаружила, что она, не отдавая себе в этом отчета, опорожнила свой бокал. Во рту стоял кисло-сладковатый привкус. Женщина посмотрела на часы: 20.14. В Лондоне сейчас час четырнадцать ночи.

Самолет затрясся по взлетной полосе. Пилот – летчик со светло-карими глазами – увеличил обороты мотора, готовясь к взлету. Сердце Кэтрин, казалось, остановилось в груди, затем испуганно заколотилось, готовое разорваться. Взор затуманился, в ушах зашумело. Кэтрин вцепилась мертвой хваткой в подлокотники своего кресла и зажмурилась, закусив нижнюю губу.

Вдруг пелена спала с ее глаз, и женщина увидела… Обломки перегородки, разнесенной в щепки взорвавшейся в кабине экипажа бомбой… Пристегнутый ремнями безопасности ребенок летит в пустоту на вращающемся юлой кресле… Пожар, начавшийся в багажном отделении, распространяется по всему самолету…

Авиалайнер несся вперед с чудовищной скоростью. Все быстрее и быстрее. Самолет трясло.

«А если он не взлетит? Как такая громадина как Т-900 вообще может летать?»

Женщина закрыла глаза и начала молиться. Единственная молитва, которая приходила ей на ум, была «Отче наш, иже еси на небеси…»

Никогда прежде она не испытывала страха перед полетами. Даже во время трансатлантических перелетов Джек не проявлял ни малейшего волнения. Частичка его невозмутимости передавалась Кэтрин. Однако эта невозмутимость погибла вместе с мужем, и вдову охватила паника. К своему ужасу и стыду Кэтрин почувствовала, что ее сейчас стошнит.

Роберт обнял ее за плечи.

Когда авиалайнер оторвался от взлетной полосы, Роберт Харт подозвал стюардессу и попросил ее принести охлажденную льдом воду, холодные полотенца и бумажный пакет. Кэтрин до конца боролась с подступающей к горлу тошнотой, но, к сожалению, не справилась. Шампанское вырвалась на свободу. Как силен у нее страх перед смертью! Так плохо ей не было даже тогда, когда она узнала о гибели мужа.

Когда знак «Пристегните ремни» погас, Кэтрин нетвердой походкой направилась в уборную. Стюардесса протянула ей целлофановый пакет с зубной щеткой и пастой, полотенцем, брусочком мыла и расческой. Кэтрин подумала, что такие вот пакетики «скорой помощи» хранятся на случай возникновения «чрезвычайных ситуаций». «Интересно, они предназначены только для пассажиров первого класса или для всех без исключения?»

В крошечной уборной Кэтрин умыла лицо. Ее блузка и комбинация промокли от пота. Женщина вытерла плечи и шею бумажными полотенцами. Самолет качнуло. Кэтрин ударилась головой о перегородку. Она тщательно почистила зубы, вспоминая, сколько раз прежде жалела людей, испытывающих страх перед полетом.

Когда Кэтрин вернулась, Роберт поднялся со своего места и подал ей руку.

Я не знаю, что со мной, – садясь в кресло, сказала она, – испугалась, что самолет не взлетит и мы разобьемся.

Роберт легонько сжал ее руку.

Кэтрин откинулась на спинку кресла. Он последовал ее примеру. С неохотой он вытащил из своего портфеля журнал.

Женщина провела пальцем по обручальному кольцу.

Через систему внутренней связи командир экипажа звучно сообщил, что полет идет нормально. Но Кэтрин все же не смогла подавить смутную тревогу. Она понимала основы аэродинамики, знала законы физики, позволяющие летать, но в глубине души испытывала неясный страх перед возможной гибелью, перед мыслью, что самолет, несмотря на совершенство современной техники, может упасть, повинуясь закону всемирного тяготения, и разбиться.

Когда Кэтрин проснулась, сумрак царил как внутри самолета, так и за бортом. На большом экране беззвучно плыли нечеткие фигуры – транслировали какой-то художественный фильм.

«Мы летим навстречу солнцу. Скоро рассвет, – подумала она. – Когда Джек погиб, его самолет летел навстречу ночи, “убегал” от солнца».

Через иллюминатор женщина видела облака.

«Где мы пролетаем? Над Ньюфаундлендом?.. Атлантическим океаном?.. Мысом Малин-Хед?..»

Затем мысли Кэтрин обратились к смерти мужа. «Когда перестало биться его сердце? Что его убило? Взрыв бомбы или страх от осознания неизбежности смерти? Ужас падения в ночной тьме или страшный удар о поверхность воды?»

Что чувствует человек, крепко пристегнутый ремнями безопасности к креслу пилота, вырванному чудовищным взрывом из развалившейся кабины экипажа? Если Джек не потерял сознание, то наверняка понимал, летя через ночную тьму, что вот-вот столкнется на чудовищной скорости с водой. Что он кричал перед смертью? Имя жены? Имя ее соперницы? Имя дочери? А может, в последнее мгновение своей жизни он выкрикнул имя своей матери?

Кэтрин очень надеялась, что ее муж погиб, так и не осознав, что происходит.

В такси Роберт уселся поудобнее, вытянув ноги в серых брюках. Ярко горели на солнце позолоченные пуговицы форменного кителя, заставившие зазвенеть металлоискатель в аэропорту. На белой рубашке красовался галстук пейсли [1]1
  Пейсли – особая черно-золотистая расцветка ткани, первоначально производившейся в шотландском городке Пейсли. (Примеч. пер.)


[Закрыть]. В форме он казался куда стройнее, чем в штатском.

Кэтрин подняла руку, поправляя собранные на затылке волосы. На пассажирском сиденье между ней и Робертом стоял весь их багаж – две небольшие спортивные сумки с самыми необходимыми в дороге вещами. Свою сумку она собирала в спешке, не особенно задумываясь над тем, что ей понадобится в Лондоне. Смена нижнего белья и колгот, запасная блузка – вот и весь ее багаж.

Въехали в Лондон. Вдоль шоссе потянулись опрятные домики. Вдруг такси резко притормозило и остановилось у обочины.

Шел дождь. Сквозь полупрозрачную завесу падающих капель Кэтрин взирала на ряд оштукатуренных домов, чьи фасады поражали безукоризненной белизной. Все дома на этой улице были четырехэтажными, а окна имели закругленную вверху форму. Газоны были огорожены изящными коваными решетками. Украшенные колоннами крылечки увешаны сделанными под старину фонарями. Только входные двери выражали индивидуальность своих хозяев, отличаясь цветом, материалом и отделкой. На двери ближайшего к такси дома виднелась медная табличка: «№ 21».

Кэтрин откинулась на мягкое сиденье такси.

Пока рано, – сказала она.

Может, лучше я пойду вместо тебя? – предложил Роберт.

Обдумывая его предложение, женщина начала медленно расправлять складки на юбке.

Тихо гудел двигатель. Таксист с флегматичным видом привычно ожидал дальнейших указаний.

Что ты будешь делать, войдя в эти двери? – спросила она.

Роберт пожал плечами, давая понять, что еще не думал об этом. А может, он хотел сказать, что сделает то, о чем она его попросит.

А что будешь делать ты? – поинтересовался он.

Кэтрин почувствовала легкое головокружение. Последнее время она стала замечать за собой неспособность предугадать, как ее тело отреагирует на то или иное событие во внешнем мире.

«Не думая о ближайшем будущем, ты остаешься безоружным перед действительностью», – всплыла в голове прочитанная где-то мысль.

Дорога до гостиницы не заняла много времени. Квартал, в котором она располагалась, как две капли воды был похож на место, откуда они только что приехали. Когда-то тут стояли богатые частные дома, впоследствии перестроенные в отель. Вход был один, а верхние этажи украшала старая белоснежная балюстрада.

Роберт снял два смежных, но не сообщающихся номера. Он помог Кэтрин донести ее сумку до двери.

Давай пообедаем в пабе, – посмотрев на наручные часы, предложил он. – В полдень. Годится?

Да, – согласилась она.

Ее номер был маленьким, но уютным. Стены были оклеены обоями нейтральных расцветок и освещены медными настенными канделябрами. Из мебели – стол и кровать. Еще в номере был пресс для брюк. В небольшой нише – все необходимое для приготовления чашки кофе или чая.

Кэтрин приняла душ, расчесала волосы, сменила нижнее белье и блузку. Разглядывая свое отражение в зеркале, она поймала себя на мысли, что пытается скрыть от себя и окружающих охватившее ее волнение. Что-то важное вот-вот должно случиться с ней, и теперь ей понадобится все ее мужество, чтобы не свернуть с избранного пути, чтобы не испугаться и не сбежать перед лицом страшащей неизвестности.

В пабе царил полумрак. Стоящие вдоль стен столики были отделены друг от друга тонкими деревянными перегородками. На стенах висели гравюры в позолоченных рамах с изображением лошадей. С полдюжины мужчин расположились за барной стойкой, попивая пиво из больших стаканов, да еще несколько человек в деловых костюмах сидели в уединении у стен. Роберта она увидела не сразу: вальяжно развалившись на мягком сиденье обитой дерматином скамьи со спинкой, он всем своим видом излучал удоволетворение. Увидев Кэтрин, он помахал ей рукой.

Пройдя через зал, она уселась бок о бок с Робертом, положив кошелек на краешек стола. Их ноги коснулись, но Кэтрин не отстранилась, решив, что такое поведение будет расценено как грубость.

Я имел смелость заказать тебе эль, – сказал Роберт.

Она посмотрела на высокий стакан с пивом, стоящий перед ней. Себе он заказал минеральной воды.

Почему ты не пьешь спиртное? – спросила она. – Извини, если вмешиваюсь не в свое дело, но…

Ничего, – качнув головой, сказал Роберт. – Мои родители были профессорами одного из колледжей в Торонто. Каждый вечер они приглашали к себе в гости студентов… что-то вроде светского салона или клуба… Поднос с разнообразными алкогольными напитками весь вечер находился в центре всеобщего внимания. Лет с пятнадцати я стал участвовать в «заседаниях» клуба. Теперь-то я понимаю, что мои родители невольно способствовали спаиванию не одного десятка юных неокрепших душ.

Ты канадец?

Да, был. Я сменил гражданство.

Кэтрин изучала лицо сидящего возле нее мужчины. Что она знала о нем? Он был добр к ней. Прекрасно справлялся со своими обязанностями. Кэтрин находила его внешность весьма и весьма привлекательной. Интересно, не связано ли то, что он сейчас сопровождает ее, с его непосредственными служебными обязанностями?

Возможно, мы зря прилетели сюда, – с надеждой в голосе сказала она.

Так женщина, в груди которой обнаружена вызывающая беспокойство припухлость, надеется, что доктор успокоит ее словами: «Это не злокачественная опухоль».

Роберт, я должна извиниться перед тобой. Все это ерунда! Ты, должно быть, считаешь меня полной дурой. Извини, что втянула тебя в это.

Я люблю Лондон, – сказал он. Роберт явно не горел желанием расставаться со своей спутницей и возвращаться в Америку. – Но терпеть не могу ирландскую музыку. Она такая тоскливая!

Кэтрин улыбнулась.

Ты уже останавливался в этой гостинице?

Да… и довольно часто… Мы тесно сотрудничаем с нашими британскими коллегами.

Женщина взяла меню, лежащее на полированной столешнице, липковатой на ощупь, развернула его и принялась читать.

У тебя очень красивое лицо, – сказал Роберт.

Кэтрин покраснела. Уже давно ей не говорили комплиментов. Уже давно она не краснела, смущенная вниманием, которое ей оказал мужчина.

Я не хочу есть, Роберт, – возвращая меню на прежнее место, произнесла она.

Знаешь, я должен тебе кое-что сказать…

Кэтрин предостерегающе подняла руку. Она не хотела сейчас говорить с ним ни о чем важном.

Извини, – глядя куда-то в сторону, проговорил Роберт. – Я, видно, не вовремя…

Просто я не хочу портить себе настроение, – тихо произнесла женщина.

К ее удивлению на его лице проступило разочарование.

Я сейчас пойду к ней, – твердо сказала Кэтрин.

Можно я буду тебя сопровождать?

Нет. Я должна сделать это сама.

Роберт нагнулся и поцеловал ее в щеку.

Береги себя.

Такси остановилось перед уже знакомым Кэтрин, высоким, но узким домом. Она окинула взглядом улицу, остановившись на мгновение на маленькой лампочке, светившей в окне первого этажа. Подгоняемая внезапным порывом, женщина заплатила водителю и, уже захлопывая дверцу и становясь на тротуар, вдруг осознала, что переплатила.

Дождь лил как из ведра. Зонт не мог защитить Кэтрин, и не успела она дойти до крыльца, как ее колготки промокли, а капли воды побежали по лодыжкам вниз.

Встав перед внушительной деревянной дверью, Кэтрин подумала: «Зачем я это делаю?» Подняв тяжелый медный дверной молоток, она резко ударила им по металлической пластине.

Кэтрин услышала за дверью звук торопливых шагов. Закричал ребенок. Дверь внезапно распахнулась, словно человек ждал у порога прихода гостей.

В дверном проеме появилась высокая худощавая женщина. На вид ей было лет тридцать, возможно, тридцять пять. Ее темные волосы спадали вниз спутанными прядями. На руках у женщины сидел маленький ребенок, столь похожий на Джека, что Кэтрин с трудом подавила рвущийся из груди крик.

Она ощутила, как предательская дрожь расползается по ее телу. Зонт покосился и едва не выпал из ослабевшей руки.

Сначала женщина с ребенком удивилась появлению незнакомки на пороге ее дома, но затем тень понимания скользнула по ее лицу.

Я часто представляла себе нашу первую встречу, – с шокирующей откровенностью сказала она.

Черты лица женщины навечно врезались в память Кэтрин, как кислота навсегда въедалась в фотопластинку, использовавшуюся в старинных фотоаппаратах: карие глаза и густые темные ресницы; длинные ноги, обтянутые узкими джинсами; стоптанные комнатные тапочки светло-кремового оттенка; розовая рубашка с закатанными рукавами… Тысячи вопросов роились в голове у Кэтрин: «Когда?.. Как долго?.. Как?.. Почему?..»

Ребенок на руках женщины был голубоглазым мальчиком. Один глаз малыша – чуть светлее другого, впрочем, цветовой контраст был не таким резким, как у Джека.

В ушах у Кэтрин зашумело. Чувство ирреальности бытия нахлынуло на нее, как девятый вал.

С большим трудом она подавила в себе желание тут же свалиться в обморок.

Проходите.

Сказанное слово прервало долгую паузу, сковавшую обеих женщин. Впрочем, едва ли это было приглашением. Женщина не улыбнулась гостье, не отступила на шаг, давая Кэтрин возможность пройти, она стояла, глядя на незваную гостью бесстрастными и холодными глазами, словно давая понять: «Если уж ты пришла, то другого выбора у меня нет».

Подчиняясь скорее инстинктивному желанию укрыться от дождя, чем голосу разума, Кэтрин шагнула вперед.

Хозяйка стояла, держа дверь одной рукой, а ребенка – другой. Дитя, почувствовав что-то неладное, с любопытством уставилось на незнакомку.

В коридоре играла девочка постарше. При виде Кэтрин она замерла, глядя на вошедшую.

Кэтрин положила зонтик в углу прихожей на полированный паркет. Несколько секунд обе женщины молча стояли друг перед другом. Кэтрин отметила великолепную стрижку хозяйки дома. У нее самой волосы были неухоженными, и она с сожалением тронула их рукой.

В помещении было тепло, даже жарко, и очень душно. Кэтрин чувствовала, как пот стекает у нее по спине. Ткань блузки, хоть и была защищена от дождя пиджаком и пальто, казалась влажной.

Вы ведь Мойра Боланд? – задала Кэтрин риторический вопрос.

Ребенок на руках черноволосой женщины, несмотря на то что он был мальчиком, а не девочкой, как две капли воды походил на Мэтти в возрасте пяти месяцев. Ну разве что волосы чуть темнее, чем у ее дочери. У Кэтрин возникло странное, неприятное чувство, как будто незнакомка украла ее ребенка.

«У Джека есть сын».

Мойра Боланд молча повернулась и пошла в гостиную, и непрошеной гостье не оставалось ничего другого, как последовать за ней.

Красивая девочка с большими глазами и губками бантиком собрала в охапку несколько кубиков конструктора, прижала их к груди и, не спуская с Кэтрин глаз, проскользнула вдоль стены к матери и прислонилась к ее ноге. Девчушка была похожа на мать, в то время как мальчик – на Джека.

Кэтрин вошла в гостиную. Мойра Боланд ждала ее там, повернувшись спиной к камину. Ее лицо оставалось все таким же бесстрастным. Она молчала, не предлагая гостье сесть.

Стены комнаты были окрашены в светло-желтый цвет. Причудливая лепнина карнизов высокого потолка поражала снежной белизной. Полукруглые окна были завешены длинными гардинами на французских карнизах. Вокруг резного деревянного кофейного столика в стиле сказок тысяча и одной ночи сгрудились низенькие стульчики из кованой стали с непомерно большими белыми подушками на сиденьях. Над камином висело большое зеркало в массивной золоченой оправе. В нем Кэтрин видела и свое отражение, и отражение затылка Мойры. На каминной полке стояли фотография в резной деревянной рамке, розовато-золотистая стеклянная ваза и бронзовая статуэтка. По обеим сторонам эркера громоздились высокие книжные шкафы. На полу был разостлан серо-зеленый ковер. Несмотря на ненастный день и внушительную архитектуру дома, в гостиной было светло и уютно.

Ноги Кэтрин подкосились, и она неуклюже-плюхнулась на ближайший к ней деревянный стул.

Она-чувствовала себя старой развалиной, гораздо старше, чем ее соперница, которая на самом деле была ненамного моложе ее. В чем дело? Почему младенец так повлиял на ее душевное состояние? Возможно, всему виной то, что он являлся неоспоримым доказательством недавней близости Мойры и Джека? Или дело в модных джинсах соперницы, которые молодили их обладательницу, в то время как темный костюм Кэтрин делал из нее старуху?

Правую ногу Кэтрин свело судорогой, как будто она долго лазила по холмам.

Одетый в полосатую тенниску и темно-синий вельветовый комбинезон, младенец захныкал. Его мать взяла с кофейного столика соску-пустышку, облизала и сунула ее ребенку в рот. Тот замолчал и принялся усиленно сосать.

Только сейчас Кэтрин заметила, что у соперницы полные и очень чувственные губы.

Оторвав глаза от Мойры, она посмотрела на фотографию, примостившуюся на краешке каминной полки. От неожиданности Кэтрин чуть не вскочила на ноги. На снимке ее лучезарно улыбающийся муж баюкал на изгибе правой руки новорожденного младенца. Пальцы левой ерошили кудри старшего ребенка – уже знакомой Кэтрин девчушки. На фотографии ее лицо сохраняло то же торжественное выражение, что и сейчас. Фоном служил какой-то пляж.

Неоспоримое доказательство двойной жизни. Впрочем, Кэтрин и не нуждалась в подобного рода доказательствах.

У вас на пальце кольцо, – невольно вырвалось у нее.

Мойра дотронулась большим пальцем правой руки до золотого ободка.

Вы замужем? – недоуменно спросила Кэтрин.

Была.

Кэтрин не поняла. Ее сбило с толку употребление прошедшего времени в данном контексте, но вот луч истины проник в ее разум.

Мойра пересадила ребенка с одной руки на другую.

Когда? – лаконично спросила Кэтрин.

Четыре с половиной года назад.

Мойра почти не шевелила губами. Ее речь отличалась мелодичностью, свойственной уроженцам Ирландии.

Мы венчались в католическом храме, – добавила она.

Эта новость шокировала Кэтрин.

И вы знали? – спросила она.

О вас?.. Конечно, знала.

В словах соперницы звучало удивление. Как будто это в порядке вещей, что Мойра все знала о первой жене Джека, а Кэтрин и не догадывалась о ее существовании.

Американка отложила в сторону блокнот с адресом Мойры Боланд, который продолжала сжимать все это время в руке. В доме было слишком жарко, и Кэтрян жутко вспотела. Даже по ее затылку катились капли пота. Одним движением она стряхнула с себя пальто.

Как его зовут? – глядя на ребенка, спросила Кэтрин.

Ее саму удивила та граничащая с вежливостью сдержанность, с которой она задала этот вопрос.

Дермот. Я назвала его в честь моего брата.

Наклонив голову, Мойра поцеловала макушку детской головки.

Сколько ему?

Сегодня исполняется пять месяцев.

Успокоившись, ребенок начал засыпать. Несмотря на все треволнения последних часов, несмотря на неприятные открытия, свалившиеся на ее голову, как снег посреди лета, Кэтрин вдруг почувствовала странный всплеск материнских чувств при виде этого симпатичного малыша, так похожего на пятимесячную Мэтти.

Она зажмурилась.

С вами все в порядке? – спросила хозяйка дома.

Кэтрин открыла глаза и вытерла лоб рукавом пиджака.

Я все думала, прилетите вы увидеться со мной или нет, – тихо говорила Мойра. – Когда вы мне позвонили, я поняла, что вам все известно. После смерти Джека у меня не оставалось ни малейшего сомнения, что все выплывет на поверхность.

Я не знала о ваших детях, – выдавила из себя Кэтрин.

«Или знала, догадывалась все это время, но не имела храбрости признать страшную правду?» – подумала она.

Вокруг глаз черноволосой женщины лучились маленькие морщинки. В уголках рта проступали тени будущих глубоких морщин, которые очертят ее лицо через несколько лет.

Ребенок вдруг проснулся и начал капризно хныкать. Мать попыталась убаюкать плачущее дитя, прижав его к плечу и легонько похлопывая по округлой попе, но тщетно.

Я уложу его спать и вернусь, – перекрывая детский крик, сказала Мойра.

Девчушка, не желая оставаться наедине с незнакомым человеком, побежала за мамой.

Оставшись в одиночестве, Кэтрин попыталась собраться С мыслями.

«Эта женщина знала, что Джек женат на мне гражданским браком, и при этом обвенчалась с ним в церкви».

Она приподнялась, но нахлынувшая внезапно слабость заставила ее вновь опуститься на стул. Колени дрожали. Желая унять предательскую дрожь, Кэтрин скрестила ноги. Не помогло. Медленно поворачивая головой на словно онемевшей шее, она принялась внимательно осматривать комнату: латунные канделябры с электрическими лампочками вместо свеч на стенах, стопка иллюстрированных журналов на кофейном столике, картина маслом, изображающая улицу в рабочем квартале девятнадцатого века…

Кэтрин удивляло собственное спокойствие. Вместо ярости и неистового гнева – подчеркнутая любезность. Единственное разумное объяснение заключалось в том, что шок был настолько сильным, что она временно утратила способность испытывать сильные эмоции. Такое бывает, когда человек получает глубокую колотую рану: первые секунды он даже не чувствует боли.

Мойра морально подготовилась к их встрече, а вот Кэтрин оказалась совсем неподготовленной.

У одной из стен стоял шкаф, в котором, по предположению гостьи, находились телевизор и аудиосистема. Ей почему-то вспомнился сериал «Розовая пантера». Джек брал видеокассеты напрокат, а затем просматривал и пересматривал их вместе с Мэтти. Они смеялись до слез и часто использовали в разговоре запомнившиеся им шутки.

Раздался звук приближающихся шагов. Кэтрин повернула голову. На пороге появилась Мойра. Не говоря ни слова, она пересекла комнату и уселась на один из стульев с белыми подушечками на сиденьях. Открыв крышку стоявшей на столике деревянной шкатулки, женщина извлекла оттуда сигарету, прикурила от лежавшей рядом зажигалки и затянулась.

«Джек всегда возмущался, когда в его присутствии курили», – подумала Кэтрин.

Вы хотите знать, как и почему я связала свою жизнь с Джеком? – спросила Мойра.

От природы ирландка была худощавой, но недавняя беременность существенно округлила ее формы, даже появился небольшой животик, не портящий, впрочем, ее красоты.

Кэтрин вспомнилась одна фотография, которую Джек сделал втайне от нее. Она тогда мирно посапывала, лежа на животе, на незастеленной кровати, одетая в один лишь стеганый купальный халат. Джек укачивал пятимесячную Мэтти, а когда ребенок заснул, положил ее матери на спину. Умиленный их видом, счастливый муж и отец взял фотоаппарат и запечатлел их.

Мойра подложила подушечку себе под бок и закинула ногу на ногу. По приблизительной оценке Кэтрин ее рост составлял футов шесть. Почти такая же высокая, как ее муж. Кэтрин постаралась представить себе соперницу без одежды. Мойра и Джек извиваются на простынях, занимаясь любовью. Образ обжег ее сознание каленым железом. Черт! Кэтрин качнула головой, отгоняя неуспевшую сформироваться в ее мозгу картинку.