Текст книги "Болотная Империя (СИ)"

Автор книги: Анита Фрэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

   Все эти благоприятнейшие перемены создавали почву для дальнейших радостей, опять же временных: графу, теперь уже почти что настоящему, надлежало освободить «сестру-блондинку» из ненавистного институтского заключения, вывезти для «дальнейших отношений» в Петергоф, где уже была присмотрена дешёвенькая гостиничка. Шкаф отправился в ту местность ещё раньше – он был главным реквизитом в той мудрёной пьесе. Все лишние персонажи были успешно удалены со сцены, а остальные серьёзно готовились к выходу. Назревал последний акт. Спектакль, разрушавший души, судьбы и тела, продолжался.

   ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

   «НЕСУСВЕТНЫЕ ИНТРИГИ»

   1 .

   Ювелирно выточенная система графа имела, всё же, некоторые недостатки. Он наивно полагал, что петергофским шпикам во время царской панихиды будет не до мелких забегаловок. Заблуждался! На царских дачах всегда было достаточно шпиков, а посему и частные гостиницы, сиречь доходные дома, построенные близ монарших летних резиденций, весьма часто попадали под пристальное наблюдение, особливо во времена торжеств. В такой обстановке никакие разговоры о подпольной делёжке наследства с кем бы то ни было, а тем паче с малознакомой девицей, не представлялись возможными. Выходит, зря уповал Пётр Сергеевич на «спасительную суету»? Да, для такого рода дел нужны не суета, а спокойствие, тишина и... нега. По возможности.

   Кроме того, у Анны не было надлежащих документов. Чем снабдила её маменька, какой такой бумагой или верительной грамотой, было непонятно, ибо девица даже фамилии своей не сообщала, а лезть в душу к такой благородной барышне... В любом случае не мешало взять тайм-аут, дабы хорошенько всё обдумать. Уже у нового нотариуса, обзавестись «сестрой». На эти хлопоты ушёл почти месяц. Всё это время Анна оставалась в институте. А куда ей было деваться, ежели из флигеля странным образом испарился шифоньер? А молодому графу было не то, чтобы не до неё, но и недосуг. Временно. Однако встречи с ней он жаждал, ох, как жаждал! Хозяин непременно выдаст шикарной парочке свой наилучший покой, единственный во всём заведении «номер люкс», даже несмотря на то, что предыдущий ещё не оплачен.

   От предыдущего интерьера тоже покамест рано было отказываться, ибо там находился шифоньер, то бишь дверь, ведущая к заоблачному успеху, к алмазным копям, в болотные выси.

   «Болотные выси» – словесная абракадабра, нонсенс, уморительная глупость, сущий смех. Но такое понимание вещей свойственно лишь людям ограниченным, кто не знаком с потусторонним миром, с зазеркальным раем, с подземными царствами и прочими тайными закоулками. Южный Полюс ничуть нее хуже Северного, а низ, если хорошенько разобраться, ничуть не порочнее верха. Противоположности, как известно, притягиваются – именно сей принцип и удерживает вместе такие разные миры: нижний и верхний, сокрытый до поры и ежедневно видимый оком. Благодаря этому, столь любимому учеными единству противоположностей, вселенная и существует – компактно и более-менее гармонично, иначе бы давно распалась. Что касаемо радостей жизни и всяческих там удовольствий, то «нижние», плотские утехи ничуть не позорнее «верхних», духовных. Любовь основана и доселе зиждется на этих двух китах. Животная страсть ничуть не постыдна, ибо животные много лучше людей. Сия нехитрая философия укоренилась в душе Петра Сергеевича довольно рано. Само имя его, данное при крещении, давало право так фривольно мыслить – ведь апостол Пётр, его небесный покровитель, был распят вниз головою не случайно. Для нижнего мира, мира отражённого, он распят правильно, ибо то, что для нас низ, для подземных обитателей есть верх. И тот факт, что Петру Болотникову, Главному Болотнянину крупнейшего болота воронежских земель, колдуну, магу и высококлассному гипнотизёру, было суждено поселиться в граде Святого Петра, являлся, несомненно, символичным: «Высокочтимое Имперское Болото», как он его нарёк, определённо знало, с кем водить дружбу, а кого гнать взашей. Вот, например, как выгнало оно молодого князя Люлина, Юрия Петровича, его недавнего соперника. С фамилией «Люлин» в столице вообще нечего делать. Нюням и размазням одна дорога из Петербурга – вон, да подальше, на Урал либо в Сибирь. Либо к японцам, на их маленькие, но чересчур гостеприимные острова – вон сколько их там набежало! Ведь если здраво рассудить, никто нигде не селится без причины, раз набежали – значит надо им было. Вот и в Петербург все мчатся, будто оглашенные, несмотря на промозглую погоду, неприветливые облака, наводнения, эпидемии и прочее. Во всём есть свой скрытый здравый смысл, даже в опасностях, так что нечего бояться риска – раз послал его Бог, значит так надо было. Испытывает Бог человека, как же без испытаний-то? А что иные хотят спокойно всю жизнь прожить, не замаравшись – в том кроется низкое кокетство.

   Опираясь на подобные рассуждения, легко водить дружбу с совестью, и граф ни разу не усовестился за свои неблаговидные поступки. Пётр Сергеевич был уверен: всё, что с ним происходило, было результатом действия потустороннего, болотного, весьма перевёрнутого и, тем не менее, такого родного мира. Он был душою оттуда и туда должен был неминуемо вернуться. Подземная родина его не покидала, время от времени давая о себе знать. А иначе зачем, почему это вдруг, с какой это стати встретилась ему в один прекрасный день не менее прекрасная особа – розовая фея, зазеркальный ангел, отнюдь не небесный. Только бы удалось вывезти её из богадельни и доправить до гостинички – на встречу с «маменькой». А там уж он сам. Неужто же не сможет заморочить голову потенциальной тёще? Чем он хуже хлюпика и размазни Люлина? А господин Барский – тот будет наповал сражён красой, манерами и богатыми одеждами гостьи!

   Впрочем, о богатых одеждах Анны давно и помина не было. За тот месяц, что они с графом не виделись, фея изрядно пообносилась, слишком уж расшвырялась подарками, себе ничего не оставила, а новых поступлений не предвиделось, увы. Но об этом Пётр Сергеевич пока не думал. Трясясь по ухабам объездной дороги, кивая на вопросы незлобивого кучера, он мечтал, мечтал, мечтал... И то было воистину приятно!

   2.

   Добраться до вожделенного «номера люкс» старенькой петергофской гостиницы им с феей предстояло лишь на следующий день, ввечеру, а пока молодой, подающий надежды граф Скобелев лишь до южной границы Санкт-Петербурга доехать изволили. Кстати, начало смеркаться.

   – К Смольному аккурат к полуночи доберёмся, – молвил утомлённый кучер.

   Пётр Сергеевич машинально кивнул. Он, несмотря на всю усталость, лихорадочно соображал. На случай позднего прибытия в город, учитывая почти полное безденежье и невозможность останавливаться «в номерах», был у него довольно симпатичный вариантец: переночевать у распоследней капитанской пассии – у недавно взятой «на работу» дамочки по имени Аглая. Её шикарный адрес он получил заблаговременно – от Фросеньки. Дамочка та, помнится, и на него имела виды, да не смела в открытую флиртовать, капитана боялась. Теперь же охотно примет его, тут и намёка на сомнения быть не могло. Интересно, знала ли она уже о смерти капитана? Наверняка знала, ведь целый месяц прошёл.

   Ночёвка у Аглаи могла выдаться вполне весёлой, но Петру Сергеевичу, как известно, было не до веселья, по крайней мере, не до такого. Развязное поведение профессиональной проститутки могло напугать Анну. Как быть? Ну, да ладно, к чему выстраивать такие подробные планы, когда дело и наполовину не завершено. И могло в любой момент сорваться. Поскорей бы выудить «сестру» из института!

   К зданию Смольного подъехали, как и ожидалось, ночью. Ворота отворил почти трезвый привратник. Трезвость в таком месте дело не лишнее, но ближе к ночи «немножко полагается». Ну, раз погода в городе традиционно «питьевая». Хорошо, что то был не Архип. Хоть и изменил граф внешность до полной неузнаваемости, но всё же...

   Не признал другой привратник в графе бывшего уборщика и истопника, пошёл звать кого-нибудь из воспитательниц. Аккурат послышалось битьё курантов на колокольне Воскресенского собора. Когда пробило двенадцатый раз, из здания вышла дежурная дама. Вид у неё был заспанный и невероятно строгий, однако Пётр Сергеевич уже знал подход – мигом вынул из кармана камзола купюру.

   – Прежде денег не мешало бы... документы показать... – широко зевнула дама.

   Предъявил он ей документы, свои и «сестрицыны», которые были в полнейшем порядке, а затем со скорбью в голосе выдал много раз отрепетированную фразу:

   – Знаете ли, у нас в роду наследственная болезнь имеется, впервые проявляется в восемнадцать лет, а моей сестрице сейчас семнадцать. Я выписал докторов из Швейцарии, снял им два номера в гостинице...

   Все эти тирады дежурной даме, получившей деньги, были не нужны. Велела вызвать Анну. Та появилась через минут десять, в довольно скромном облачении, но Петру Сергеевичу снова было не мелочей.

   Фея-ангел до крайности изумилась. Брат?! У неё есть брат?! Но в объятия пошла, как вежливая девушка. Тут-то и сообщил ей граф, шёпотом, на ушко, что он от Юрия Петровича. От жениха.

   – Кем вы ему будете? – спросила заспанная барышня.

   – Я его давнишний приятель, с молодых ногтей, сызмальства, с самого детства!

   – Полагаю, последняя записка была от вас?

   – Так точно-с! – ответил граф. – А остальные свитки, предыдущие – все как есть от него-с...

   Пётр Сергеевич, конечно же, намекал на похищенные шекспировские сонеты, переданные барышне от князя с огромным опозданием.

   – Когда я с ним увижусь?

   – Не далее, как завтра вечером, в Петергофе.

   – А что ему мешало приехать самому... сюда... ко мне?

   – Вы ведь знаете, что у государя-батюшки встреча с братом. Ваш Юрий Петрович при этой встрече обещал присутствовать, по родственному, он ведь родственник Романовым...

   – Неужели?!

   Как приятно болотнянину дурачить болотнянку! Когда бы ещё выдалась оказия? Словом, отчалили. В гости к профессионалке. В развесёлую компанию. По пути граф неистово раззевался, а кучер – тот давно уже зевал во всю.

   Анна спала у Петра Сергеевича на плече. Её голова склонялась всё ниже и ниже, пока, наконец, не легла ему на грудь. Ангелу, похоже, всё равно было, где ночевать.

   Когда подъехали к зданию на Гороховой, Пётр Сергеевич, одной рукой придерживая спящую Анну, расплатился с кучером и велел ему завтра быть ровно в шесть утра у подъезда.

   – Пошто так рано, барин?

   – А ты разве не помнишь, тетеря, как мы ехали сюда? По ранней-то дорожке спокойней будет. Ну, как снова кто-нибудь главный путь запрудит? Вдруг ещё какие-нибудь родственники у государя объявятся, вспомнят, что у них есть кузен или дядька, работающий царём?

   Кучер в восторг не пришёл, но кивнуть кивнул. И поехал искать постоялый двор. Спать оставалось всего ничего...

   3.

   Дом по Гороховой 10, впоследствии ставший известным как «дом усатой графини» или «дом пиковой дамы», был совершенно не нужен графу – подле него он лишь бричку остановил. Дождавшись момента, когда кучер, хлестнув усталую кобылу, свернул за угол, он схватил Анну за локоток и потащил через многочисленные подворотни на соседнюю улицу.

   – К чему такая спешка? – спросила девушка, сильно запыхавшись.

   – Потом всё объясню, – ответил граф, запыхавшись не менее её, но не от бега, а от опасений. Он опасался, что кто-нибудь, мучимый бессонницей и бдящий в ту пору у окна, а было около двух пополуночи, мог заметить их и запомнить.

   – Нельзя ли было высадиться ближе к тому месту, где мы...

   – Тс-с-с!.. – прервал спутницу Пётр Сергеевич. – Мы здесь инкогнито. Если кто-нибудь узнает, что невеста самого Юрия Петровича...

   Тут граф, перейдя на тишайший шёпот, объяснил, почему приличным барышням, княжеским невестам не пристало ходить ночью по незнакомым подворотням. В конце добавил:

   – Мы переночуем у жены моего друга, который сейчас находится в Москве по весьма важному правительственному поручению...

   Барышня притихла. Казалось, она поверила и в эту ложь, по крайней мере, более вопросов не задавала.

   Выйдя на Малую Морскую, заговорщики совершили легкую пробежку к дому номер девять и сразу же вошли в подъезд. Тот трёхэтажный особняк некогда принадлежал кому-то из московской знати, затем был продан за долги в казну, затем много раз перепродан и перестроен. Наконец, после смены очередного владельца, сделался доходным домом, причём, неофициальным. Официально, по бумагам, там должны были располагаться служебные конторы и прилегавшие к ним апартаменты представителей местных национальных общин, наиболее крупной и влиятельной из которых слыла немецкая.

   Первые два этажа отличались роскошными дверьми из деревянного массива, украшенными инкрустацией и вензельными табличками. Между мраморными лестничными пролётами стояли мраморные же скамейки, сзади которых, в весьма живописных нишах с лепниной, помещались напольные вазы с искусственными цветами. Некогда цветы в тех вазах были натуральными, и меняли их чуть не каждый день.

   Последний этаж, третий, выглядел скромнее, да и постояльцы тут менялись чаще, нежели насельники обох нижних, нарочито респектабельных покоев. Пётр Сергеевич и измученная фея добрались именно сюда, на самый верх и остановились, чтобы оглядеться и слегка перевести дух. За одной из дверей слышалась игра на пианино. Или на клавесине – граф не очень разбирался в инструментах. Согласно адресу, написанному рукой Фросеньки, именно та дверь и вела в квартиру самой последней и самой обожаемой наложницы капитана. Граф давно подозревал, что убогая контора владельца «салона любви», где последний переставился, выпив отравленного шампанского, была неким прикрытием, чисто для отвода глаз, а также для сокрытия истинных доходов. Основное лежбище, скорей всего, было именно здесь и выглядело оно, разумеется, иначе. За время пахоты на ниве сбора «розочек» для утех богатых «соловьёв», капитан вполне мог накопить деньжат на дорогущий модный интерьер, который, по многочисленным слухам, располагался также в самом центре города, недалеко от убогой официальной конторы. По тем же слухам, владелец «салона любви» менял в том секретном вертепе наложниц не реже двух раз в месяц. Последняя, Аглая, невероятная красотка и хитрюга, сумела задержаться там подольше. «Так знает она или нет, что хозяин умер?» – несколько раз подумалось графу, прежде чем музыка за дверью прекратилась.

   На стук вышла Аглая, вся в чёрном. «Знает!» – успокоился Пётр Сергеевич.

   Кружевная траурная шаль исключительно шла молодой хозяюшке вертепа, несказанно украшая её миленькое, почти юное, но в то же время серьёзное личико. Она, конечно же, узнала графа, ибо видела его в свой самый первый «рабочий день», когда и он явился туда же, в сводническую контору, в роли просителя. Тогда-то и пробежала между ними искра. И позже они пару раз пересекались, хотя и мельком.

   «Хороша!» – сделал спонтанный вывод граф, в очередной раз поймав себя на мысли, что сравнивает чью-то кралю со своей ненаглядной Авдотьей. Мысль ту он с брезгливостью отверг, решив не дожидаться особого приглашения.

   – Нам бы... комнату! – бойко сказал он и с нежностью обнял Анну за плечи.

   Несколько секунд ветреница в трауре молчала, изучая их пронзительными, но чертовски обаятельными, вовсе даже не заплаканными, большими тёмно-изумрудными глазами. Затем вальяжно произнесла:

   – Конечно-конечно! Я же вижу, как мадмуазель устала! Она хочет хорошенько выспаться, чтобы утром выглядеть неотразимо, да?

   Схватив Анну за руку, она потащила её по длинному, почти не освещённому коридору, вдоль стен которого мерцали хорошо отполированные ручки совсем недавно выкрашенных дверей. Пётр Сергеевич шёл следом в полной уверенности, что хозяйке тихой любовной заводи не терпится избавиться от соперницы и поскорее заключить его в свои объятия. Граф, всегда имевший о себе самое высокое мнение, решил было, что потерявшая любовника дамочка, не найдя ни в ком другом утешения, теперь строила планы именно на него. А ему, признаться, страшно не хотелось отношений в ту минуту, несмотря на длительное воздержание.

   4.

   Дошли до маленькой, более скромной, чем все остальные, двери, находившейся в тупике. За той дверью обнаружилась крошечная спальня с одной-единственной небольшой кроватью, тумбой, ореховым комодом и бронзовым умывальником в углу. Судя по несмятым кружевам, запахам лаванды, руты и ещё чего-то непонятного, едва уловимого, то был типичный девичий будуар, принимавший гостей крайне редко.

   – Располагайтесь, барышня! – скомандовала Аглая.

   Фея-ангел, высвободившись из объятий Петра Сергеевича, послушно вошла в комнату.

   – Ночная ваза под кроватью, она вам пригодится на тот случай, если я вас запру! – безапелляционно и слегка кокетливо произнесла хозяйка, зачем-то подмигнув Петру Сергеевичу.

   – Запрёте?!

   – А как же, яхонтовая моя, а как же! Тут, в этом большом гостеприимном доме, встречаются такие посетители... Здесь бывает немало желающих покуситься на юную и непорочную леди. Вы ведь всё ещё непорочны?

   От таких вопросов неиспорченные девицы обычно краснеют, поджимают губки и опускают глазки, не зная, что ответить. Точно так же поступила и Анна. Хозяйка вертепа зашлась от восторга:

   – Я так и думала! Ложитесь тут – и вас никто не тронет! Будете в полной безопасности!

   Перехватив недоумённый взгляд Петра Сергеевича, дамочка скороговоркой пояснила:

   – У меня нынче ночью двое гостей – по случаю траура. Вы ведь ещё не в курсе, что умер мой друг и главный благодетель?

   – Слыхал. Весьма сожалею и сочувствую, – смиренно сказал граф и вынул из кармана носовой платок.

   – Ну и мужчины нынче пошли, чуть что – сразу в слёзы! – развеселилась Аглая.

   – Думаете, ваши гости могут меня выкрасть? – решила, всё же, уточнить свою судьбу Анна.

   Фею пугала перспектива быть запертой на ключ в одной из комнат совершенно чуждого ей дома, где во время траура играют на музыкальных инструментах, громко хохочут, небрежно прикрыв смеющийся рот траурной шалью.

   – А кого же им красть, как не вас, моя золотенькая? Я для такого дела уже не подхожу, стара уже, скоро двадцать пять стукнет!

   Она, как и обещала, заперла фею-ангела в кружевном ароматическом будуаре, затем сунула ключ в недра корсета и повела Петра Сергеевича в соседние апартаменты.

   В модно обставленной, но неважно прибранной гостиной разило сигарным дымом, дорогим спиртным, маринованными огурцами и прочими атрибутами долго продолжавшегося банкета. Посреди комнаты стоял рояль, а подле него – круглый столик, на мятой скатерти которого были набросаны окурки и огрызки. В дальнем углу, на софе, неприлично раскорячившись, то бишь широко расставив ноги, сидел молодой всклокоченный финн с расстегнутой ширинкой, или то был эстонец, одним словом, «пьяное чухно». Рядом с ним восседал огромный рыжий веснусчатый немец, лет сорока с гаком, тоже с незастёгнутой прорехой. Лица обоих гостей были хмельными и чересчур уж веселыми, как для траура. Без каких-либо признаков интереса к пришельцам.

   – Шнапс! – только и смог вымолвить немец, узрев Аглаю и незнакомца.

   – Сейчас! – в тон ему ответила хозяйка и, снова подмигнув Петру Сергеевичу, бросилась к буфету.

   – Может быть, я сам найду какое-нибудь место, лягу где-нибудь... в чулане? – спросил граф.

   – В чулане?! Побойтесь Бога! Кто же устраивает гостей в чулане? – лопотала дамочка, тщетно пытаясь острым ножом, смахивавшим на кавказский кинжал, откупорить бутылку водки. – Кстати, познакомьтесь: это постоянный представитель консульства Германии в Петербурге, барон фон Штрелиц. У нас с ним чисто платонические отношения! А это – его близкий друг и советник по всем местным вопросам, Пекка Хуттунен...

   Граф брезгливо поморщился.

   – Мне всё равно где спать, лишь бы отдохнуть, хоть пару часиков. Завтра в полшестого, то бишь через три часа, нам снова уезжать...

   – Уезжать?! – вздрогнула и неожиданно посерьёзнела Аглая.

   – Да, к сожалению, завтра утром я вынужден буду покинуть это гостеприимное жилище...

   Граф, теперь уже нахмурясь, ещё раз обвёл взглядом комнату.

   – Погодите-погодите, не спешите, ведь мы ещё не побеседовали! – стрекотала дамочка, порхая у софы и перемигиваясь с пьяными гостями.

   – А есть о чём? – снова сильно морщась, спросил граф.

   – Конечно! Нам непременно надо переговорить...

   Посерьёзневшая было дамочка, снова сделала бесшабашную мину и громко расхохоталась. Она тоже была изрядно пьяна. Пётр Сергеевич на всякий случай сделал вид, что ему интересно и что он с удовольствием примет участие в беседе.

   Финский гость, тем временем, взял откупоренную бутылку и, игнорируя чистые рюмки, стал надираться прямо из горла. Затем он предложил бутылку консульскому представителю. Затем оба иностранных представителя обнялись, рухнули на пол и через секунды две дружно захрапели.

   – Вот и отлично! – сказала дамочка. – Теперь никто не помешает нам отдаться деловой беседе...

   «Боже мой! Какие у неё со мной могут быть дела?!» – внутренне взмолился граф, но смятения не выказал. Аглая вывела его в коридор, но вместо того, чтобы осыпать лобзаниями, а граф был уверен, что именно с того и начнётся их разговор, потащила его за руку на кухню, где уже во всю кипел самовар.

   – Прислуга ночью не работает, так что мне приходится хлопотать самой, – молвила хозяйка салона, предлагая гостю табурет и сигару. Тот присел с унылым видом. «Что дальше? К чему эти ужимки? – думал он. – Не-е-ет, поспать она мне определённо не даст. Ну, да ладно, высплюсь в дороге...»

   – Сейчас я налью вам чаю, вы несколько придёте в чувство, и мы с вами немножко поболтаем!.. – продолжала стрекотать хозяйка. – Так вы сказали, что собираетесь увезти девицу?

   – А вы, как я вижу, против?

   – Конечно! Сами-то вы можете ехать куда угодно, хоть на все четыре стороны, но барышню, уж будьте так любезны, оставьте мне!

   В очаровательных глазах хозяйки была написана решимость, а в голосе звучал металл.

   – П-п-позвольте, а вам-то она зачем?

   – Ах, да! Вы ведь не в курсе, что мы с покойным капитаном, незадолго до его трагической кончины, обвенчались, и он составил завещание, по которому вся его собственность и все его дела перешли ко мне... Надеюсь, вы не думаете, что именно я убрала его?

   – Я... Я – нет... Как можно-с?!

   – А ведь курсируют такие слухи! Не верьте никому! Я его любила! Да!.. Любила!

   Такого сильного и коварного удара граф давно не получал, с самого момента разорения его родителей.

   – Вы хотите взять эту девушку на работу?

   – Фи, какие глупости! «На работу»! Вы, вероятно, издеваетесь? Два месяца назад вы сами изволили пообещать моему мужу, что доставите ему непорочную смолянку, а он под это обещание выдал вам аванс и терпеливо ждал результата. Срок истёк! И клиент давно готов, оплатил все услуги наперёд. И с лихвой! Если ему вовремя не предоставят обещанную девственницу, у меня будут большие неприятности, а я, естественно, взыщу компенсацию за ущерб! Как вы думаете, с кого?..

   Пьяная скандальная проститутка, да ещё и без охраны – невероятный искус для убийцы-теоретика, который никогда не чаял стать реальным душегубом, кровавым, то бишь своими руками никогда никого... ни-ни... И вот теперь получалось, что...

   Графу пришлось напрячься. Неимоверно. Дабы не выдать своего истинного настроения.

   5.

   Пётр Сергеевич сделал вид, что его страшно напугали Аглаины угрозы.

   – Не кипятитесь, душенька, умоляю! Я действительно хотел на время увезти Анну из Петербурга, но с единственнейшей целью: чтобы её не нашли воспитатели и не вернули обратно в институт. Вы ведь знаете, какие там порядки, на какой позор она была бы обречена и каким наказаниям подверглась бы. После смерти капитана я, честно говоря, не знал, что делать с барышней, которую легко уговорил и которая давно хотела сладкой жизни, спала и видела себя наложницею толстосума, но если вы действительно наследница усопшего...

   – И продолжательница дел! – добавила вдова. – Однако, вы меня успокоили, а то я начала было подозревать...

   – А уж как вы меня успокоили! Я, честно говоря, всё то время, что мы не виделись, жил мечтами о вас, втайне надеялся хоть на одно на свиданьице, украдкой от капитана, как вдруг слышу: «Оставьте девицу мне!» Сами понимаете, что я мог подумать...

   Вдовушке приятны были эти речи, видимо никто и никогда не делал ей подобных признаний, несмотря на всю её жгучую красоту.

   – Что вы, что вы! Я увлекаюсь исключительно мужчинами...

   Она вскочила с табурета, резко поправила корсет, да так, что груди моментально вывалились из глубокого декольте – излюбленный приём дам полусвета, весьма распространённый фокус.

   Пётр Сергеевич сделал вид, что потрясён, что видит такое чудо впервые.

   – Прошу прощения, но... я нынче не при деньгах...

   – Фи, какие глупости, я ведь теперь ваша должница! Девица, приведенная вами, пойдёт по наивысшей категории!

   – И кто же пожелал иметь эту невинность, если не секрет?

   – А вот это – не ваше дело! Ну, что, пойдёмте? Докажете мне свою удаль?

   Граф, лукавя, продолжал сидеть, бешено таращась на выпавшие груди и глотая слюни – делал вид, что вот-вот утратит контроль над собой.

   – Ну, как замконсула сейчас войдёт?!

   – Не войдёт, я его знаю, из такого состояния ему бы к утру вылезти, а дружок его...

   – Любовник?

   – Именно! Тот вообще неделю не встанет на ноги – молодой, а законченный пьянюга...

   Пётр Сергеевич тут же вскочил, начал лихорадочно разоблачаться, аккуратно складывая одежду на табурет. Аглая смотрела на всё это с любопытством.

   – Неужто вы от меня... до такой степени без ума?

   – Да-да-да-да-да! И ежели вы меня тотчас не осчастливите...

   – Осчастливлю, но не здесь! – умилённо-удивлённо воскликнула вдова. Она подошла к кухонному шкафу, порылась в одном из ящиков, извлекла связку ключей. Затем взяла графа под руку и повела по уже знакомому коридору в совершенно незнакомый интерьер. В том интерьере отсутствовали окна. И стояла огромная кровать, устланная восточным шёлком. Она занимала почти всё пространство – кроме неё решительно ничего не было. «Типичный номер для свиданий, надо полагать, большинство здешних комнат именно так и выглядят», – мысленно отметил граф и, не тратя понапрасну времени, без словесных отступлений, начал удивлять Аглаю набором всех тех знаний, которые были накоплены им со времени первого опыта на сеновале, с крепостными девками, ещё в имении его отца.

   На сеанс много времени не ушло, вдова оказалась не слишком падкой на телесные удовольствия, ей этого хватало и по службе. Она довольно быстро отключилась, заснула, уткнувшись лицом в подушку. Удобнейшая позиция! Нет, оно, конечно, было бы удобнее, ежели бы лицом кверху, но тогда поди знай, в какой миг ей вздумается глаза открыть. Без её изумрудного взгляда куда как спокойнее!

   Граф на цыпочках метнулся к вороху Аглаиной одежды. В потайных кармашках корсета нашёлся ключ от кружевного будуара, несколько ассигнаций, а также записка, адресованная неведомо кому: «Этих двух доставьте на Итальянскую». Видимо, речь шла о товаре, о неких проститутках.

   Ещё раз глянув на спящую, Пётр Сергеевич покинул номер, не забыв прихватить и связку ключей. Зачем ему была эта связка? Ключ, которым вдовушка отпирала комнату для утех, торчал в двери, достаточно было повернуть его – и можно было бы бежать из той квартиры вместе с Анной, не совершая преступления и не отягчая душу лишними воспоминаниями. Но каменное сердце, давно превратившееся из куска рыхлой породы в наитвердейший камень, в диабаз, задавало новый ритм, обычное: «тук-тук» уже напоминало «вдруг-вдруг»... Вдруг Аглая, проснувшись, заявит на них? Вдруг отберёт Анну?! Когда речь идёт о жизни или смерти, богатстве или бедности, перестраховка – вещь не последняя.

   Петру Сергеевичу без феи-ангела возвращаться было в Петергоф никак нельзя, это было равноценно постригу в монастырь, либо осуждению на каторгу, на пещерно-подземельный быт. Денег без Анны не будет, а значит, никогда он не вернётся к своей Авдотье. Либо вернётся слишком поздно... Всё время чаепития на кухне, он неустанно помнил о кинжале, оставшемся в гостиной, коим вдовушка откупоривала бутылку. И одежду снял неспроста: не от переполнявшей его страсти, а из соображений безопасности. Дабы не испачкаться. Ежели чего...

   Кинжал оказался не тупым, отнюдь, так что горло вдовушке граф перерезал быстро и аккуратно, памятуя, как в детстве нянька резала кур. То зрелище ему не нравилось, он всячески избегал его, но теперь вот пригодилось – снова выручил деревенский опыт. А уж вложить кинжал в руку мертвецки пьяному немцу оказалось сущим развлечением, опять-таки на манер деревенской забавы.

   6.

   В гостиной, где валялись пьяные любовники, тоже имелся ключ – точно так же торчал из скважины. Пришлось и его на связку повесить. Граф плохо отдавал себе отчёт, зачем похитил ту огромную связку ключей, но бросить, однако, было жаль – и тут сказалась деревенская хватка. Оставалось вымыться на кухне из-под самовара, вытереться посудным полотенцем и, наконец, вернуть тело в одежды, которые остались незапятнанными. После этого можно было и Анну проведать.

   Девица спала сном ангела, жалко было будить. Да и не к спеху: в её одеждах тоже порыться не мешало! Букетик из искусственных цветов, вместе с пояском, к которому он крепился, лежал на комоде. Миниатюрные бутылочки на серебряной цепочке были на месте – не потерялись. Пётр Сергеевич радостно выдохнул. Уф-ф-ф... В его коллекции как раз таких бутылочек и не хватало!

   А чего не хватало в коллекции Анны – так это отличных французских платьев из гардероба усопшей.

   Пётр Сергеевич тихо выскочил из будуара, ринулся на поиски дамской одежды – благо в шифоньерах гостиной, да и в капитанской спальне этого добра было навалом. Разрешения спрашивать было не у кого – бывшая владелица корсетов, рюшей и умопомрачительных рукавчиков аккурат завершала свой земной путь в комнате для утех, а в дальнейших путешествиях ей одежда никакая уже не требовалась.

   Проверив остальные комнаты, коих было свыше дюжины, граф убедился, что они пусты, и что других покойников, равно как и живых, там нет. Покойников Пётр Сергеевич перестал бояться с тех пор, как почили его родители, невинные жертвы Высокочтимого Имперского Болота. Если уж им, наивным, судилось безвременно умереть, то хитрая Аглая заслуживала ещё худшего. Ей-то поделом было вдвойне! Никто из жителей Курской губернии, откуда эта дамочка прибыла на заработки в столицу, не всплакнёт и не заохает, ибо ничего не узнает. Да и нечего тут узнавать: зряшная, бесполезная личность была та Аглая. Словом, чувствовал себя Пётр Сергеевич в покоях у покойницы покойно.