Текст книги "Болотная Империя (СИ)"

Автор книги: Анита Фрэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

   Свирид Прокофьевич, узрев перебежку графа за угол, несказанно удивился и сменил мечтательное настроение на боевое. Поступок бывшего постояльца взволновал его до глубины души.

   – Чего он ещё затеял? Этакая сволочь! А не из-за него ли весь мой позор?! Могло статься, что какой-нибудь человек из охранки давно за ним наблюдал, после какого-нибудь нераскрытого преступления... Ну да! Лишь только вынюхали царские ищейки, что проходимец целый месяц у меня квартировал, немедленно предостерегли врачей, да и в главное управление сообщить успели... Да! Всенепременнейше! Так оно и было, вне всякого сомнения...

   Хозяин доходного дома бросился к бюро, схватил лист бумаги – надо было срочно писать донос в тайную полицию! Но через пару секунд ему в голову пришла более практичная идея: немного последить за преступником. Донос состряпать никогда не поздно, а вот ежели скроется подозреваемый, тогда уж никакие доносы не помогут...

   Свирид Прокофьевич запер контору, спустился вниз, вышел на улицу, раза три обогнул здание, но никого так и не обнаружил. Пусто было в радиусе, почитай, тысячи саженей. Значит, этот негодяй уже проник вовнутрь!

   – Как же это я сразу не догадался, – пыхтя и держась за печень, повторял Свирид Прокофьевич.

   Он дошёл до двери, ведущей в подвал. Та была чуть приоткрыта. Спустившись в подземные коридоры, найдя в полутьме чуланную дверь, хозяин заведения отворил её и не поверил собственным глазам: жулик стоял на коленях перед открытым зеркальным шкафом и... Рылся в нём!

   Господин Барский стал вспоминать, не клал ли он чего-нибудь туда. Нет, не клал. Да и никто другой не мог туда ничего положить, ибо никому до этого шифоньера дела не было. А до самой переноски в подвал он был пуст – несколько раз проверено.

   – Милостивый государь!..

   Граф молчал. Тогда пришлось сказать погромче:

   – Ваша светлость, не ответите ли на вопрос, по какому праву и зачем вы забрались в моё частное помещение и незаконно исследуете арестованный шифоньер?

   Слово «арестованный» произнеслось как-то зловеще, Свирид Прокофьевич даже содрогнулся. Не хотел он так говорить, да вот вырвалось. Не иначе, как знак какой, не иначе!.. Граф по-прежнему не отзывался. Тогда хозяину гостиницы пришлось подойти к нему вплотную и спросить, как можно громче:

   – Вы будете отвечать, или мне позвать...

   Свирид Прокофьевич хотел сказать «околоточного», но запнулся Голова графа покоилась на днище пустого шкафа, совершенно пустого! А сам он был, вроде как, даже мёртв... Конечно, можно было кликнуть околоточного, но можно было и повременить. Свириду Барскому не давали покоя деньги, коими ночью так развязно и так неуважительно тряс перед его лицом новопреставленный. Откуда он их взял? Уж не украл ли? То не было у него денег, а то, видишь ли, появились. И сестра тут ни при чём, да и не сестра она ему, это понятно – за двадцать с лишним лет работы в подобных заведениях Свирид Прокофьевич прекрасно научился отличать сестёр от содержанок и заботливых мамаш от виляющих задами «мамочек». Сообщница то была, не иначе!

   Не обыскать преступника было грешно. Свирид Прокофьевич тотчас же нагнулся и стал ощупывать его. Все купюры, которые он видел давеча, были на месте – за пазухой у негодяя, за почерневшим кружевным воротником. Помимо денег была и огромная связка ключей. Ого! Уж не от его ли комнат эти ключики?! Весьма и весьма вероятно! За целый месяц бесплатного пребывания в гостинице этот прохвост наделал копий, чтобы потом тайно, ночами, приходить и грабить его клиентов! Вот только... что принудило его отправиться на тот свет?

   Глянув на пол, Свирид Прокофьевич заметил у самых ног Петра Сергеевича маленький зелёный пузырёк. Красивенький, дорогой, необычный, да ещё, в придачу ко всему, на тоненькой серебряной цепочке. Яд! Несомненно яд, а что ж ещё? Понюхав содержимое флакона, а затем приблизивши лицо к физиономии лжеграфа, Барский удостоверился, что был прав – запах тот же. Оставалось завернуть трофеи в носовой платок и подумать, что с ними делать дальше. Если и нести куда-то эти вещи, то уж точно не в околоток, недосуг было Свириду Прокофьевичу общаться с какими бы то ни было властями, тем более что именно они его утром так сильно обидели.

   8.

   Господину Барскому не хотелось видеть блюстителей порядка, но местный участковый пристав, начальник всех околоточных надзирателей Петергофа, имел насчёт него самые срочные планы. Он собирался встретиться с хозяином гостиницы для беседы, и как можно скорее. Не успел владелец заведения выйти из подвала в коридор первого этажа, как уже был встречен Кузьмой Ивановичем Переверзевым, вышеупомянутым участковым приставом.

   – Свирид Прокофьевич, я к вам за советом и дружественной помощью! Не ждали?

   От испуга у господина Барского из рук выпал носовой платок с трофеями, развернулся и...

   – Позвольте, что это у вас?!

   – Н-н-ничего-с...

   – Как это – «ничего-с»? Тут, как я вижу, денежки немецкие имеются... Вот те на! Вперемешку с царскими червонцами! Вы давеча из-за границы прибыли?

   – Не бывал я за границами, отродяся не был...

   – Тогда откуда же такая пре-е-елесть? – издевательски завыл начальник околоточных. – Кстати, вы, часом, не слыхали, что там, в столице, в Санкт-Петербурге со вчерашнего утра происходит?

   – Никак нет-с! Ничего не слыхал-с!

   – Не далее, как позапрошлой ночью была убита барышня, якобы немецким представителем консульства!

   – Такое весьма возможно-с, почему бы и нет...

   – Так вот, немец не имел ни малейшего повода убивать девицу, ибо женским полом не интересуется! Мало того: он сам был ограблен и, как я вижу, именно на сумму, которую вы только что изволили в руках держать!

   Позвенев связкой ключей, тоже лично поднятых с пола, пристав зашёлся хохотом триумфатора:

   – Ты глянь, удача-то какая! Шёл просто посоветоваться к вам, предупредить о возможных нападениях, а тут... Сказывают, на ключах квартиры, где был найден труп девицы, точнёхонько такие ключики в дверях, с выбитыми вензелями в форме буквы "F"! Недаром мне сегодня черви снились! Только лишь начал обход постоялых дворов, хотел допросить хозяев, не видели ли преступника, а тут такая испанская коррида – преступник сам на меня вышел, аки бык на тореадора! ..

   – Так уж и преступник... – еле слышно выдохнул Свирид Прокофьевич.

   Хозяин доходного дома вдруг с содроганием вспомнил, что несколько минут назад у него с языка сорвалось зловещее слово «арестованный»... Участкового ничуть не тронул вид поникшей жертвы.

   – Вы, конечно же, не знакомы с процедурой следствия, досточтимый господин Барский, иначе поостереглись бы. Преступление на Малой Морской – событие международного характера, а в таких случаях перво-наперво исследуются постоялые дворы. Я начал с вас – и мигом орден заслужил! А может быть, и премию, как знать... Пройдёмте-с!

   Свирид Прокофьевич сел на пол.

   – Никуда я не пойду-с!

   ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ

   «НЕ СУДИ, ДА НЕ СУДИМ БУДЕШЬ!»

   1.

   Свирид Прокофьевич уселся на пол не по причине опасений за свою свободу, а по иному поводу. Страх быть отведенным в участок тоже, конечно, присутствовал, но в ту минуту он более всего заботился о зелёненькой бутылочке – чтобы пристав её не заметил. Пузырёк, упав, не разбился, а удачненько закатился в пространство между правым башмаком хозяина гостиницы и левым. Присевши либо прилегши на пол, можно было незаметненько подгрести его под себя, а затем одним ловким движением переместить в карман. Если в бутылочке был быстро действующий яд, то она могла впоследствии весьма полезной оказаться. Всяко лучше, чем пожизненная каторга!

   Свирид Прокофьевич дождался момента, когда пристав отправился за подмогой, и перепрятал пузырёк понадёжнее. В том, что более обыскивать его не будут, он почему-то не сомневался: слишком уж обрадовался участковый пристав Кузьма Иванович найденным ключам и ассигнациям! Сия возвышенная радость не должна была позволить начальнику всех околоточных опуститься до ощупывания тела подозреваемого. По крайней мере, в ближайшие часы.

   За время сидения на полу господин Барский перебрал в мозгу массу разных воспоминаний. Неожиданно всплыл образ графини Скобелевой. Как она там, горемычная? Её названный брат упокоился в шкафу, а она, должно быть, в пруду каком-нибудь плавает, водоёмов-то вокруг предостаточно. Свирид Прокофьевич был не так уж далёк от истины, утопилась бы графиня, да ей не дали этого сделать. Когда она, отвергнутая маменькой, бросилась во дворец, на поиски «князя Люлина, династического родственника семьи Романовых», её остановили сыщики в штатском и отвели куда следует. Допрос продолжался недолго.

   – Вы утверждаете, что князь Юрий Петрович Люлин был официально приглашён на панихиду?

   – Утверждаю.

   – Кто сообщил вам об этом?

   – Брат мой, Скобелев Пётр Сергеевич.

   – Где он сейчас?

   – Не знаю...

   – Кто доставил вас Петергоф?

   – Брат мой, Скобелев Пётр Сергеевич.

   – Может быть, стоит разыскать его?

   – Ни в коем случае! Он украл у меня шифоньер, и теперь я не имею ни малейшего желания общаться с этим недостойным человеком!

   После таких признаний обычно направляют далее, в тихую лечебницу для затерявшихся в этом суетном мире, но... На графинино счастье, во дворце нашлась масса докторов, пожелавших дообследовать прекрасную сестру непорядочного брата. Один из них был по образованию психолог, учился в Сорбонне, имел награды за многочисленные успехи. К тому же, имел неблагозвучную фамилию: Пупышкин. Соблазнившись возможностью жениться на графине с одновременным получением фамилии и титула, он вызвался после окончания дворцового мероприятия отвезти барышню к себе в родовое имение и там, в домовой церкви, обвенчаться с ней. К странностям будущей супруги обещал иметь снисхождение.

   2.

   Получалось, что неправ был Свирид Прокофьевич, думая, что болотная царевна, присланная в этот мир для счастья и любви, могла вот так запросто пропасть, пусть даже отвергнутая маменькой.

   Другой болотный представитель, Пётр Сергеевич, тоже не был обречён на погибель, отнюдь. То состояние, в котором застал его господин Барский, было всего лишь переходным – он аккурат давал молчаливую присягу Высокочтимому Имперскому Болоту, или «Зазеркалью», торжественно стоя на коленях, а посему не мог отвлекаться на всякие там мелочи, как то: обыск его карманов, кружевной пазухи и прочее. Ведь пятью минутами ранее, незадолго до прихода хозяина гостиницы, когда граф, стоя перед зеркалом, собирался выпить из зелёненькой бутылочки, к нему явилась несостоявшаяся тёща и предупредила:

   – Подумай, прежде чем совершить сей поступок!

   – Чем опасен для меня сей поступок? – игриво спросил Пётр Сергеевич, привычно отослав в сторону зеркала поцелуй. Но и в этот раз, равно как и в миг прощания с дочерью, зазеркальной даме было не до поцелуев.

   – Я справлялась о тебе.

   – Где?

   – По месту рождения, на воронежских топях. Те, кто подарили тебе земную жизнь, сожалеют об этом, но сожаления сии запоздалы. Ничего уже нельзя вернуть. Ты – убийца и безнадёжный глупец!

   – Но не глупее вашей дочери, ведь правда?

   Дама немного помолчала.

   – Если бы не Анна, я бы не стала с тобой говорить! Ни минуты! Но ты помог ей, спас от бесчестья, и этот долг я обязана вернуть. Хотя я не так богата, как ты воображаешь ...

   Дама поведала Петру Сергеевичу о своём интересном статусе. Она действительно не имела доступа к подземным благам, о которых так мечталось графу, да и титул у неё был по меньшей мере странный: «привратница». По её словам, таких как она, подземных привратниц и привратников, раздававших вежливые поцелуи всем, кого только увидят, Высокочтимое Имперское Болото обязало хранить выходы и входы, через которые болотные принцы и принцессы иногда попадают в наземный мир. Правда, последние не всегда с умом распоряжались своими преимуществами перед простыми смертными, многие из них, подобно Анне, не возвращались в Зазеркалье, навсегда унося энергию, то бишь жизненную силу, потраченную на их воплощение. Кстати заметить, титулы «привратник» и «привратница», как это ни странно, являлись в подземно-зазеркальном царстве самыми высокими и уважаемыми – ведь в отзеркаленном пространстве всё наоборот! Потому и привратничьих чад называли «принцами» и «принцессами». А к «большому золоту» у стражей хода не имелось, потому как оно ими ни разу не было востребовано: ведь в том мире деньги являются предметом сугубо энергетической подпитки. Распределением энергий занимались и занимаются поныне другие подземные чины, куда более низкие – ибо не привратницкое это дело.

   – Хм! – молвил Пётр Сергеевич, выслушав грустно-лирическую исповедь. – Всё же не верится, что вы мне... благодарны. Да, я спас вашу Анну от бесчестья, но я же и подвёл её под него! Кто разлучил её с выгодным женихом?

   – Всё правильно, но и тот коварный твой поступок будет ей во благо! Князь так слабоволен, он не готов быть отцом семейства. Пусть оба помыкаются по мирам, поднаберутся сил и, кто знает, может быть в какой-нибудь из следующих жизней сойдутся более достойно, в крепком браке... Не для того я свою дочь выпускала в мир людей, чтобы она ссорилась со слабовольными мужьями из-за мелочей...

   – Так ведь высохнуть может ваше болото, ежели каждый его выкормыш, зело охочий до воли, начнёт исчезать бесследно! – посочувствовал Пётр Сергеевич, и в этот раз был почти искренен.

   – Имперское Болото высохнуть не может, – ответила мадам привратница, – ибо высыхать ему не полагается.

   – Думаете, что энергии ваши бесконечны?

   – Нет, разумеется. Их пополняют добровольные посредники. Ты станешь одним из них, если согласишься дать присягу.

   – А без присяги никак нельзя?

   – Никак. Не согласишься дать мне своё слово – пойдёшь на каторгу. До подземелья докатились вести, что по твоим следам уже идут!

   – Кто? Ищейки?

   – Нет! Ищеек ты пока удачно миновал, вина ложится на другого, но за тобой крадутся новые искусители, которые подвигнут тебя на новые тяжкие преступления! Ты убьёшь ещё нескольких человек и неминуемо попадёшь в неволю.

   – Но всё-таки... Нет ли другого ритуала, без присяги?

   – Нет. Ритуал таков: сначала дай торжественное слово, затем прими похищенный тобой у Анны эликсир, сперва зелёный, и постепенно начнёшь своё восхождение к «болотным высям». Так ты, кажется, назвал наше обиталище?

   Пётр Сергеевич достал красный пузырёк.

   – А сие тоже понадобится?

   – Непременно, но сначала выпей из зелёного...

   Не успел фальшивый граф хлебнуть из зелёного флакончика, как сделался слегка прозрачным – чего Барский впопыхах так и не заметил. Он заметил лишь то, что хотел увидать: нахала, роющегося в пустом шкафу. А после совершения обыска, никем не санкционированного, Свирид Прокофьевич покинул чулан, и беседа прозрачного графа с маменькой Анны продолжилась. Длилась она минут пятнадцать. Ближе к концу Пётр Сергеевич снова спросил:

   – Так принимать из красного флакона или пока подождать? Ведь зелёный-то похищен! Я, не хуже вашей Анны, по рассеянности выронил его...

   – Не печалься, отдаст тебе его твой друг...

   – Друг?!

   В тот самый момент за дверью раздались шаги. Это Свирид Прокофьевич уговорил Кузьму Ивановича посмотреть на труп преступника, покоящийся в шкафу. Излишне описывать реакцию вошедших, ибо она, во-первых, оказалась долгой – тянулась почти целую минуту, а во-вторых, вошедшие сильно рисковали сделаться психическими.

   Устав глядеть на разинутые рты и хватания за сердце, оживший труп предложил гостям чувствовать себя как дома и ни о чём не волноваться. Второе, о чём он попросил, было сущим пустяком: оставить его ещё минут на десять наедине с очень уважаемой особой, с придворной дамой подземной категории, ибо он не успел обсудить с ней своё будущее.

   В связи с этим у господина Барского тоже возникла просьба к приставу: никоим образом не верить вору, убийце и симулянту, а сразу тащить его в околоток, пока не удрал.

   Кузьма Иванович Переверзев, участковый пристав с огромным стажем, не любил принимать поспешных решений. Для начала он запер обоих подозреваемых в чулане, воспользовавшись торчащим в двери ключом, и покинул подвал для дальнейших критических размышлений. По дороге в участок он принял дозу свежего воздуха, что помогло ему мыслить яснее. В результате сих умственных упражнений было вынесено негласное решение: спрятать – до поры, до времени – вещественные доказательства, о коих никто пока не ведал, кроме двоих сумасшедших, на показания которых опираться вряд ли стоило. Тем более что у жены Кузьмы Ивановича накануне был припадок магазиномании, что разрушило их семейный бюджет основательно.

   Бросив связку ключей в близлежащий пруд – до поры, до времени – остальные вещественные доказательства уважаемый участковый пристав положил за пазуху, по недавнему примеру графа, ибо привычки с вещами воистину передаются. Оставалось дать команду санитарам и навсегда вычеркнуть из памяти сей досадный инцидент, вполне имевший право считаться недоразумением. Команда была тотчас же дана.

   3.

   Когда Кузьма Иванович, в сопровождении двух дюжих представителей медицины, вторично приблизился к чулану, за его дверью слышалось веселье. Два мужских голоса восторженно перебивали друг друга:

   – Прокопыч, а давай на брудершафт?

   – Давай! С графом на «ты» перейти для меня, крепостного холопа, большая честь!

   – Тогда бери зелёную бутылочку!

   – А ты?

   – Я из неё уже пил! Мне теперь красненькая полагается, для завершения ритуала!

   – Я тоже хочу красненькую!

   – Не хитри! Прими сначала из зелёной!

   Ещё чуток послушав и убедившись, что его совесть полностью чиста, что он не здоровых господ в психические записал, а именно сумасшедших, участковый пристав приказал детинам в белых робах не стесняться и действовать согласно предписанию. Шкаф, по требованию обоих пациентов, в виде большого исключения, был переправлен в их новые покои. Против этого управляющий дома скорби не возражал: у него хронически не хватало мебели.

   В новых покоях стены были серыми, а обстановка бедной. Но это лишь для тех, у кого напрочь отсутствует воображение и связь с потусторонним, более богатым, миром. Для Петра Сергеевича и его нового друга, господина Барского, всё было исключительно в розовых тонах. И стол был покрыт изысканной скатертью, вышитой крестиком, и самовар на том столе был не каким-нибудь, а золотым, а уж про чашки тонкого китайского фарфора и говорить не приходилось – заграничный шик! Меняя мутные стаканы и захватанный графин на чистые, санитары всякий раз дивились восклицаниям:

   – Умоляю, только не разбейте! Этот сервиз мне тёща подарила!

   – И самовар не мешало бы почистить!

   – Да! Хоть он и золотой, но всё-таки...

   Шушукаясь по коридорам, всполошенные медики жалели насельников «комнаты с самоваром»:

   – Такие бедолаги эти двое, прямо сердце разрыватеся!

   – И не ходит ведь к ним никто! Впрочем, кто сейчас кому нужен...

   Неправы были сердобольные санитары, ох, как же сильно они заблуждались! Во-первых, мнимых бедолаг было никак не двое. Зеркальный шкаф, который кишел одним им видимыми важными персонами, нельзя было не принимать в расчёт. Получалось, что со шкафом их было даже не трое, а гораздо больше. Кто только в гости к ним не хаживал! И поэты заграничные, и писатели, и музыканты с композиторами. Даже французские повара с новыми рецептами, которые тут же воплощались. Правда, те поэты-писатели-композиторы-повара все давно умерли и прибывали всякий раз из разных сфер: кто из рая, а кто из подземелья. А вот из живеньких никто к закадычным друзьям в гости не жаловал. Зря! Такое бы услышали... Много полезного бы узнали, в частности, про Болотную Столицу, как с ней обращаться нужно, чтобы не погибнуть почём зря...

   4.

   Всё свободное от бесед и пения под музыку время граф, до беспамятства влюблённый в природу, украшал местный сад растительностью. Розы у него были исключительные! Свирид Прокофьевич посильно помогал – грядки вскапывал. За такие добрые дела Петру Сергеевичу с господином Барским увольнительные полагались, хотя и тайные, неофициальные, но далеко не бесполезные. Тупо сидеть в неволе графу с бывшим крепостным холопом вовсе не приходилось, сие поспешное утверждение действительности не соответствует. Кто знал их в лицо, тот частенько мог видеть обоих на каком-нибудь богатеньком подворье – в роли «зазывал», то бишь посредников Болотного Зазеркалья. Если случалась после этого сделка, не выгодная заезжему купцу, но чрезвычайно выгодная Подземелью, то можно было смело утверждать: присяга приносилась не напрасно, очередная миссия сработана. Ведь деньги, как мы много раз усвоили, суть жизненная энергия!

   Тут ненароком может вспомниться один из самих ярких зазывал – бордельный капитан. Что, если он тоже в посредниках у Болотного Города служил? Не себе ведь он денежки оставил, с собой в могилу ведь не забрал. А что убит был, так это согласуется с церковным правилом: «С убиенных снимается пол-Суда». Якобы, половина грехов снимается с преступника, ежели его свои же братья-бандиты кокнут. Верить или нет? Можно ли верить всему, что скажут люди? Одно яснее ясного и вероятнее вероятного: «Не суди, да не судим будеши!» У каждого от рождения своя судьба прописана.

   И Авдотья к друзьям-посредникам приходила. Всё сидела и молчала. Один раз лишь рот открыла: «Отмолила я тебя, Петруша». Перед кем отмолила, не уточнила. То ли перед небесными силами, то ли...

   А однажды... Японские купцы пожаловали! Те двое, изображения коих Барский видел на изразцах своей «рыжей» кафельной печи. Лица у них были радостные, а поклоны – частые-пречастые. С чего бы это? Купцы поведали, что хоть Япония и далеко, но гостей оттуда в Петербург однажды понаедет видимо-невидимо. Правда, не скоро, а лишь «после второй войны». И дёрнуло же Барского тогда полюбопытничать, мол, когда война вторая будет, и какую надо первою считать – уж не от наполеонову ли? Оба купца зыркнули на него, переглянулись и сказали хором: «Он!» Затем один из них сунул бывшему директору гостиницы подвеску из цельного лазурита, да ещё и с напутствием: носить на груди, не терять, ибо с этим знаком он сможет в будущем беспрепятственно заманивать в столицу японских купчиков. На сам-конец другой добавил: камень должен сильно потемнеть, лишь тогда обретёт нужную силу. Не знал тогда Свирид Прокофьевич, что лазурит со временем темнеет.

   5.

   Интересный город Санкт-Петербург. Он же «Северная Пальмира», «Город на Неве» и «Северная Мекка». Не одна легенда про Болотную Столицу сложена. И все, как одна – достоверные. Наша легенда вполне правдивая, верьте-верьте, и продолжение у неё имеется – как же без продолжения? Переселение душ пока ещё никто не отменял. Сказ о болотных жителях, осмелившихся выйти в мир людей, отнюдь не закончен, но все их похождения описывать – места не хватит. Рассказ пойдёт лишь о самом интересном.

   Много с той поры поколений минуло, много, даже сосчитать трудновато. Рядовые болотняне, Пётр Сергеевич с Авдотьей, и Анна, болотная царевна, дочь мадам привратницы, все трое по многу раз перевоплотились, кем только не перебывали! И всё время вместе держались, то бишь рождались для новой жизни одновременно.

   Не отставал от вышеозначенной троицы и князь Юрий Петрович – на правах бывшего жениха феи-ангела. Хоть он и не болотный выходец, а влюбился ведь в болотнянку – чисто как тот царевич из другой сказки влюбился в Царевну Лягушку! Кстати, князь Юрий Петрович, позднее ставший Юрой Лялиным, неведомо в какой по счёту новой жизни, обрёл-таки своё счастье, таки выстрадал его! Соединилась с ним новая Царевна Лягушка, очередное воплощение графини Скобелевой, сочеталась-таки законным браком. Да что там князь! Свирид Прокофьевич – и тот женился на любимой женщине, правда, после многих перипетий.

   А вот бывшему Петру Сергеевичу так и не свезло, по крайней мере, никто не слышал, чтобы он снова сошёлся с Авдотьей. Имя он приобретал всякий раз новое, но привязанности оставались те же: цветочки-розочки, букашки-таракашки... Приходилось ли ему в следующих жизнях убивать? Конечно приходилось, и не только насекомых, портящих растения, но и более крупную живность – вплоть до человеков. В этом деле стоит только начать! В общем, продолжал Пётр Сергеич природу любить – ну, чисто Мичурин-Дуремар! А природа отвечала ему взаимностью. Иногда. В отличие от Авдотьи. Говорят, что настоящая любовь убийцам не положена, особенно тем, которые болотного происхождения. Хотя, бывают исключения – и такое тоже говорят.