Текст книги "Летопись 2 (СИ)"

Автор книги: Андрей Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

  – А нам точно туда надо? – спрашивает Алексей. – Гадюшник какой-то!

  – Другого пути нет, – покачал головой монах. – Только на острове есть одна контора, связанная с Носотрасом, через которую ты попадешь к нему. А мне надобно в монастырь, к братии.

  Последнее слово резануло слух Алексея, более привычного к другим речевым оборотам.

  – Интересно, откуда твоя «братия» появилась на пиратском острове? Раскаявшиеся бандиты?

  – Есть и такие, – кивнул монах. – Но в основную часть монашества составляют природные русаки.

  – Не понимаю. В России места мало?

  – Не в том дело. Веру надобно нести людям.

  – А они хотят, люди-то? Посмотри вокруг, ведь зверье одно. Да и вер всяких здесь было немеряно, чего только не проповедовали. И что в результате?

  – Ты прав, – согласился монах. – Но это лишь говорит о том, что веры те неистинны. Мы не навязываем свою, не заманиваем сладкими проповедями, не даем пустых обещаний. Люди сами приходят к нам, когда чувствуют, что вокруг пустота. Монастырь – это не центр развлечений. И не убежище от мирской суеты. Пустую душу надобно засеять, посевы защитить от сорняков и вредителей, а урожай сохранить. Это тяжкая работа, не каждый справится с ней в одиночку. Мы помогаем всем желающим. А заставить человека нельзя. Есть пословица – насильно мил не будешь. Она про людей, но и Бог насильно мил не станет.

  Алексей не нашелся, что ответить, только хмыкнул и махнул рукой.

  – Ладно, идем. Дело-то к вечеру, мосты поднимут, придется на берегу ночевать. Мало ли кто тут по ночам шастает!

  – На корабле тоже небезопасно, но одно хорошее местечко я знаю, – ответил монах. – Заодно и переоденешься. Уж больно ты заметный.

  Железное покрытие гулко отзывается на каждый шаг. Мосты сделаны кустарным способом из остатков мобильной мостовой переправы, которые широко используются в армии для преодоления небольших рек, оврагов и разломов в земле. Такие конструкции удобны тем, что легко перевозятся наземным и воздушным транспортом, монтируются профессионалами за считанные минуты и быстро ремонтируются после бомбежек и обстрелов.

  – А кому принадлежит все это? – спросил Алексей, обводя глазами махину авианосца. – Ни за что не поверю, что тут колхоз.

  – Есть один человечек, – уклончиво ответил монах Константин. – Место это очень хлебное, тут совсем недавно шли настоящие войны за обладание этой громадиной. Убитые исчислялись тысячами. В ход шли отравляющие вещества, огнеметные танки и чумные крысы.

  – И что ж в ней такого ценного? – удивился Алексей. – Нет, я понимаю, торговые площади, склады, просто относительно комфортабельная среда обитания относительно пустыни.

  – А вон! – кивнул монах на уличного торговца едой.

  Смуглый, аки копченая ставрида, старик жарил на плите куски мяса непонятного происхождения. Рядом пожилая женщина в хиджабе печет лепешки, булькает в котле густое варево и плюет кипятком пузатый чайник.

  – Запасы еды?

  – Гляди внимательнее!

  Алексей замедляет шаги, в босую пятку впивается что-то острое. Забыв обо всем хватается за больное место, нога выворачивается, в грязной пятке торчит кусок медного провода. Алексей аккуратно – своя нога-то! – вытаскивает кривой штырек, со злостью швыряет. Провожаемый взглядом кусочек меди летит по вытянутой дуге и пропадает за сплошной линией торговых павильончиков, склепанных из кусков фанеры, пластика и железа. И везде что-то жарится, варится и печется.

  – Так, это уже интересно! – бормочет Алексей, сразу забыв о болючей ранке на пятке. – У всех электричество... дед, это атомный авианосец?

  – «Теодор Рузвельт» к вашим услугам, сэр! – шутливо козырнул Константин. – На борту вполне исправный реактор. Даже два, второй резервный.

  В это мгновение словно по мановение волшебной палочки вспыхивают уличные фонари на высоких столбах вдоль ограждений, моты озаряются мертвенно-белым светом неоновых ламп. Разноцветные гирлянды загораются всеми цветами радуги над забегаловками, громадный корпус авианосца озаряют десятки прожекторов. Солнце уже почти утонуло в океане, последние лучи подсвечивают багровым заревом серые облака, свет прожекторов отражается в воде. А рядом на берегу мрак и холод близкой пустыни.

  – Внушительно! – кивает Алексей. – Просто Лас Вегас какой-то!

  – Чего? – осведомился монах.

  – Город в пустыне был. Далеко отсюда, – мотнул головой Алексей на север. – Весь город состоял из игорных домов. Туда съезжались со всего света любители играть на деньги.

  – А-а ... тут тоже ласвегАсов хватает, – кивнул монах.

  Появляются люди, пустые мосты оживают, вечерняя тишина съеживается под напором людского говора, из динамиков несется музыка и крики зазывал. Публика самая разная – мужчины и женщины, пожилые и молодые, одеты кто как, в зависимости от толщины кошелька и личных предпочтений. Мужчины помоложе кичатся стройностью фигур и размером мышц, пожилые отличаются изысканностью манер и дороговизной костюмов. Женщины, независимо от возраста, подчеркивают изгибы и объемы всего и вся, а также максимально обнажают те места, где краса ненаглядная хранится лучше всего. Алексей ощутил скованность – публика-то одета, а он в коротких штанишках, да еще и грязных! Монаху хоть бы что, он не от мира сего, а ему как? Эти размышления укладываются в короткую фразу:

  – Дед, валим отсюда!

  Толпа гуляющих уплотняется с каждой минутой, все заняты собой, желающих таращиться на пару оборванцев становится все меньше. Разве что если Алексей заденет кого-то плечом или локтем сунет под дых. Однако ругань стынет на губах, едва только обиженный увидит голый торс и руки-клешни белого мужчины рядом с невысоким горбуном. Алексей ускоряет шаг, стремясь побыстрее выбраться из толпы. Скопище людей всегда тревожили, появлялось даже чувство страха и неуверенности, поэтому Алексей никогда не посещал т.н. увеселительные мероприятия типа концертов «звизданутых» певунов и прочих скоморошествующих.

  – Ты куда так разогнался-то? – спрашивает запыхавшийся Константин.

  – Не нравиться мне, – хмуро буркнул в ответ Алексей. – Топчутся тут всякие, еще ножом пырнут или вшей подцепишь.

  Старик хмыкнул, крутанул головой – так и есть, тут кого только нет – воры, убийцы, религиозные фанатики и помешанные на культах, просто идиоты и сумасшедшие. Монах крепче прижимает к себе сумку и шагает следом за Алексеем, чуть наклонив седую голову.

  Людское месиво остается позади, железная громадина старого авианосца встречает гостей гулкой тишиной. Огромная палуба заставлена контейнерами в два-три этажа, узкие проходы скудно освещены фонарями и то не везде. Алексей заметил, что по крышам контейнерного города прогуливаются люди с оружием, переброшены мостки и установлены прожектора. Они выключены, но при необходимости вооруженные люди воспользуются.

  – Куда теперь?

  Монах машет рукой, идет первым. Старик шагает уверенно, сворачивая то направо, то налево. Над головой плывут фонари, тянутся пучки проводов, мельтешат ночные насекомые. Ветер с моря не проникает в закоулки контейнерного города, углы пахнут мочой и сыростью, из-под железных коробок доносится шорох и писк крыс. Алексей идет, глядя под ноги – не наступить бы в гадость липкую!

  Проход между контейнерами расширяется, в лицо дует свежий морской ветер, впереди сияет электрическим светом небольшая площадка, на краю которой возвышается храм – все тот же морской контейнер, но с треугольной крышей и маковкой в виде перевернутой луковицы с крестом на конце. В таком храме может одновременно поместиться не более двух десятков человек, маловато будет! Алексей произнес это вслух, на что монах Константин ответил:

  – Больше и не нужно. В вертепе верующих немного.

  Дверь в храм заперта. Старик прикладывает ладонь к прямоугольному куску стекла, секунду спустя вспыхивает тусклый зеленый свет, щелкает замок, дверь приоткрывается. Брови Алексея ползут вверх – вход словно в правительственный бункер! В церкви пусто. Не горят лампады, одна единственная лампочка тлеет на простенькой люстре, не ведется служба и даже гостей никто не встретил. Константина это нисколько не смутило, он, похоже, и не ожидал другого. Спокойно проходит вглубь, останавливается возле алтаря. Половик сдвигается, в руке вспыхивает маленький фонарик. Старик касается рукой пола, невидимая кнопка замыкает контакты, чуть слышно лязгает железо и появляется прямоугольное отверстие.

  – Нам туда, – сообщает монах и буквально ныряет в дыру.

  Алексей с опаской смотрит вниз, с трудом различает стертые добела металлические ступени с поручнями. Лестница относительно невелика, метра три всего и упирается в рифленый железный пол. Алексей спускается медленно, боясь поскользнуться на скользких ступенях и задом наперед, как больная старуха. Как только голова опускается ниже пола, люк бесшумно становится на место, тихо щелкнув железными краями. Железный пол холодит ступни, высокий потолок поделен на прямоугольники трубами и пучками кабелей, в помещение свежо и тихо. Едва слышно щелкает тумблер, загорается настенный светильник в зарешеченном плафоне. Алексей оглядывается – помещение большое, как и все на американском авианосце – ведь америкосы страдали гигантоманией, это всем известно! – видны перегородки, двери, какие-то стеллажи.

  – Тут у тебя склад что ли? – спрашивает Алексей.

  – Все сразу, – ответил Константин, сосредоточенно роясь в сумке. – Значит так, я впущу тебя в кладовку, подбери себе одежду и обувь, а то ходишь как пляжный мальчик, тут таких не любят. В углу душ и туалет. Приведи себя в порядок и за стол. Я чего-нибудь накидаю.

  Через полчаса Алексей сидит за столом. Вымытое тело придает радостное ощущение чистоты и свежести, влажные волосы холодят макушку, одежда согревает. Выбор в церковной кладовке невелик – одежда старая, ношеная, но чистая. Одеваться, как монах, Алексей не стал. Выбрал себе брюки из синей парусины и такую же рубашку. Когда-то давно это называлось джинсовым костюмом, было «писком» моды. Широкий солдатский ремень и солдатские ботинки на пружинящей подошве завершили одевание. Константин тоже избавился от лохмотьев, вымылся и переоделся в рясу.

  – Слушай, мне всегда хотелось спросить – как вы, монахи, не наступаете на подол? – спрашивает Алексей с набитым ртом.

  – Приноравливаемся.

  – Но штаны-то носите?

  – А как же? Монах тоже мужчина.

  Еда на столе разнообразием не отличалась. Гороховая каша с мясом осьминога, немного масла и крабы. Не очень питательно, зато много. Давно не евший Алексей нажирается так, что пузо уперлось в ремень с явным желанием вырваться наружу.

  – Все, святой отец, упоролся я – дальше некуда. Полежать бы, а?

  – Валяй! Вон там, под стеной, топчан.

  Едва только голова касается тряпочного узла, заменяющего подушку, как мир исчезает и наступает тот самый крепкий сон, когда хоть из пушки стреляй – ноль на массу.

   Глава 5

  Любой корабль – это огромная железная бочка, которая резонирует все звуки, возникающие как внутри, так и снаружи. Именно поэтому подводники слышат приближающихся охотников, а те, в свою очередь, вслушиваются в толщу воды надеясь поймать звуки подводной лодки. Кто услышал первым, тот и победил! Алексей проснулся от гула и дрожи железного корпуса, словно в глубине корабля заработал неведомый механизм. «Двигатель включили? – подумал он. – Да ну, какой двигатель, корыто вросло в берег по самое никуда. Тогда что?» Сонная слабость покидает тело, мышцы наливаются силой, мочевой пузырь сообщает о предельном давлении на стенки емкости для хранения. Константин еще спит, слышно ровное дыхание старика. На потолке тлеет лампа, в полутьме Алексей быстро находит нужное помещение, приводит себя в порядок. Еды на столе нет, Константин, словно заботливая хозяйка, все прибрал и столешницу протер, лазить по шкафчикам Алексей не хотел. «Пусть дрыхнет! – решил он, – выйду осмотреться.»

  Изнутри потолочный люк открывался простым нажатием, а вот чтобы попасть обратно, надобно приложить хозяйскую ладонь к считывающему устройству. Алексей решает проблему просто – сует в щель сложенный коврик. Теперь проблем с возвращением не будет. В церквушке тихо и пусто, прихожане на этом корабле либо заняты своими делами, либо их вовсе тут не существует. А может, сегодня нет службы, бывают же и у священников выходные дни! Тихо звенит засов, входная дверь бесшумно раскрывается, дневной свет раздвигает полумрак комнаты. Врываются шумы и запахи – крики чаек, возгласы людей, свежий воздух и вонь подгорелой еды, а также кислый запах старой мочи, блевотины и разлагающегося мяса. «Местечко то еще! – мелькнула мысль. – Бульвар Капуцинов наизнанку».

  Контейнерный город на палубе авианосца относительно невысок, всего лишь три ряда железных ящиков вверх. Можно было бы и больше, но тогда обзор с рубки управления будет затруднен. Контейнера уложены ровно, только слегка выступают углы. На верхние этажи ведут приставные лестницы. Улицы – промежутки между контейнерами просматриваются от начала и до конца. Если взглянуть вверх, то, помимо молчаливых часовых на крышах, можно увидеть натянутые провода, по которым медленно скользят видеокамеры, причем провода висят точно над промежутками между контейнерами. Все это Алексей увидел, высунув голову в дверной проем. Долгий плен – сначала у Шарля, затем у Мордерера – научили оценивать обстановку быстро и точно.

  – А городишко-то похож на лагерь! – подумал вслух Алексей. – Случись что – мосты поднимут, зажгут прожектора – вон сколько понатыкано! – всех загонят в контейнера. Объявят комендантский час и охранники на крышах станут стрелять по всему, что движется. Вообще-то толково!

  Поколебавшись мгновение, Алексей сходит с порога. Подошвы солдатских ботинок касаются палубы, узкий луч солнца упирается в лицо, заставляя прикрыть глаза и отвернуться. Какой-то шорох и непонятные щелчки раздаются над головой, Алексей чувствует приближение чего-то странного. Инстинкт самосохранения понуждает броситься назад, но проклятое любопытство пересиливает – Алексей поднимает взгляд и тотчас грубая веревочная сеть падает сверху, как куль с мокрым бельем, заставляя присесть и закрыться руками. Глухо звенят по стальной палубе железные болванки по краям, стягивающий трос захлопывает сеть понизу и тянет вверх. Алексей рефлекторно сгибает спину и прижимает подбородок к груди, поэтому удар о палубу получается безболезненным. Сетка взмывает вверх, к голубым небесам, будто пушечное ядро – мимо проносятся рифленые бока контейнеров, вымазанные синей и коричневой краской, злобно скалятся полураскрытые дверцы, мелькают бледные лица обитателей. Сетка вырывается из тесноты контейнеров на сияющий простор, ослепительное солнце поливает жаром, морской ветер дует сильно и весело. Подъемная сила слабеет, стремительный взлет сменяется полетом по кривой. Контейнерный город мчится внизу конвейерной лентой, веревки больно врезаются в тело. Движение замедляется, сетка снижается, наплывает серая громада рубки управления. Сквозь квадратные иллюминаторы можно разглядеть смеющиеся лица людей, которые оживленно жестикулируют и что-то говорят друг другу.

  Полет прекращается, сетка начинает раскачиваться на неподвижном тросе. Алексей закрывает глаза, тело расслабляется, обостряется слух. Понятно, что его похитили, вчерашнее путешествие в толпе зевак на мосту не прошло даром. Сетка качается на ветру, словно гамак, морской бриз ласково обдувает со всех сторон, не давая сердитому солнцу обжечь кожу. «Посмотрим, что дальше будет, – думает Алексей. – Если похитили, то убивать не станут, разве что плюну в морду главному похитителю или его бабенку пожмакаю как следует. Похоже, надо переходить к ночному образу жизни!» Сетка ползет вниз, жесткие пальцы цепляются за веревки, пахнет немытыми подмышками.

  – Уснул, что ли? – недовольно бурчит хриплый тенор.

  – Отрубился. Не летал ни разу! – уверенно отвечает пропитой баритон.

  По легкому сотрясению веревок Алексей понял, что его распутывают. Путы спадают, тень заслоняет солнце.

  – И чё теперь, тащить его? – выражает недовольство обладатель тенора.

  – Ну, дай понюхать свои трусы, – предлагает баритон. – Взбодрится?

  Тенор злобно ругается матом, баритон ухмыляется. Костлявые руки подхватывают под руки, ботинки гулко стучат каблуками по железу, затем звук становится слабее и прибавляется чуть слышимый скрип. Алексей приоткрывает один глаз – тащат по деревянным мосткам, перекинутыми между контейнерами. Доски прогибаются, конвоиры опасливо жмутся к середине, движения становятся неуверенными. Пистолет одного из бандитов болтается в кобуре прямо перед лицом, можно даже зубами вытащить. Соблазн слишком велик! Оружие мигом извлекается из самодельной кобуры, руки вытягиваются вперед и резко прижимаются к телу, сбивая с ног бандитов. Оба падают ничком, даже не сообразив, что произошло. От удара мостки подпрыгивают, как батут, Алексей взлетает и ловко опускается на ноги. Доски шатаются, чтобы удержать равновесие пришлось вытянуть руки в стороны и замереть. Взгляд невольно опускается, успевая выхватить из полумрака два стремительно несущихся вниз тела. Истошные вопли обрываются смачным шлепком о железо палубы. Наступает мгновение полной тишины – лица в рубке застывают восковыми масками, стражники на постах замирают с оружием в руках, ухмылки замерзают на потных физиономиях, время словно останавливается. Даже колебания хлипкого мостика под ногами ощутимо замедлились и вот-вот совсем остановятся. Странное чувство спокойствия овладевает Алексеем – он вдруг осознает, что может не торопиться. Нет страха, паника не разрывает мозг на кусочки и ужас приближающейся смерти не парализует волю. Наступило то самое состояние, о котором ему говорил Мордерер – ускорение всех процессов в организме, которое воспринимается психикой как замедление времени. Нет никакого замедления, просто он, Алексей Снегирев, начал соображать очень быстро!

   Железные коробки контейнеров стоят все-таки не так что б уж совсем ровно, есть выступы, за которые можно уцепиться или поставить ногу. Даже не очень опытный паркурщик способен без особых усилий путешествовать по контейнерному городу, попутно заглядывая в окна и распахнутые двери. «Фигня по сравнению со скалами в ущелье Шарля!» – подумал Алексей и без раздумий прыгает вниз, в движении пряча пистолет за пояс. Приземление на выступ, короткая перебежка по краю, новый прыжок и снова перебежка. Несколько железных коробок поставлены кое-как – видимо, крановщик был пьян! – выступы превратились в тропы, по которым можно на велосипеде ездить, Алексей идет как по бульвару, даже не глядя под ноги. Металлическая тяжесть оружия за поясом придает уверенность, движения точны, тело работает как часы. До края выступа несколько шагов, есть время подумать. Итак, его в очередной раз собрались похитить. Похоже, «слава» мутанта – то есть урода, если говорить по-русски! – настигла и здесь. Стоило только ступить на палубу элеонора ... тьфу, блин! ... «Теодора Рузвельта», как «засекли» и начали «пасти» местные урки. Еще на мосту вычислили. Конечно – белый и голый, если не считать одеждой дурацкие шорты! – в толпе смуглых и чернокожих виден за версту. Только вот кому он понадобился, весь такой из себя? Этот хрен должен обладать большими связями и немалыми деньгами, чтобы местная шушера его слушалась. Или просто большими деньгам, ведь любой «крутой» гангстерито, в сущности, продажная шавка по сходной цене.

  Снизу доносится топот и крики, замысловатую ругань разнообразит женский визг, лай собак, кудахтанье кур и лязг железа. На краю выступа появляются чьи-то пальцы, возникает обритая наголо голова. По узкому лобику ползут капли жирного пота, глаза выпучены, ноздри раздуваются ... Алексей отстраненно взглянул, тупой носок солдатского ботинка сбивает голову, будто поганый гриб с дороги. Потный дурак летит вниз, стесывая неровности контейнеров собственной задницей и головой. Крики и визг на дне железного ущелья возрастают лавинообразно, добавляются одиночные выстрелы и визг рикошетирующих пуль. Выступ заканчивается, очередная щель разевает пасть. Алексей подпрыгивает, пальцы сжимают боковое ребро железного ящика. Рывок и он стоит на следующем уровне. Здесь выступ очень узкий, идти можно только боком, на носочках, плотно прижавшись всем телом к стене. Алексей так и делает, попутно продолжая размышлять. Итак, на чем я остановился? Ага, какой-то хрен с деньгами... Кто-то вроде Мордерера, очередной исследователь непознанного и загадочного? Вот бы морду набить! Но его сначала надо найти и помочь в поисках может только тот, кто руководит поимкой меня, такого непознанного и таинственного. Значит, надо идти в рубку управления этим корытом!

  Алексей добирается до края контейнерного города. До рубки остается метров десять, не перепрыгнешь, даже если разбежаться. Но если считать до площадки, огороженной фальшбортом, получится примерно три с половиной. Тоже немало, но если как следует разогнаться, то получится. Алексей подтягивается на руках, осторожно выглядывает. По верху бродят часовые, настороженно заглядывая в каждое отверстие. Некоторые вовсе опустились на колени и смотрят вниз, в промежутки между нагромождением контейнеров. Они так внимательны и сосредоточены, что Алексею до щекотки захотелось подойти и надавать пинков под зад всем глядельщикам. Увы, нельзя – подстрелят. Но вот тому, кто ближе всех, надо дать пинка обязательно. И автомат забрать, старательный болван даже в руках оружие не держит, положил рядом и пялится вниз, будто чудо должно явиться.

  – Щас ты узришь свою «чуду»! – цедит сквозь зубы Алексей.

  Словно гигантская ящерица он ползет по нагретому солнцем железу, грязные пятки и обтянутый штанами тощий зад охранника приближаются со скоростью такси, спешащего к одинокому пассажиру. Пальцы левой руки плотно обхватывают приклад автомата, правый кулак отправляет не в меру бдительного стражника в полет. Автомат летит за спину, Алексей разбегается и прыгает. К счастью, контейнер находится выше надстройки, а прыгать сверху вниз всегда проще. Короткий перелет завершается чувствительным приземлением с перекатом и впечатыванием в железную стену рубки, от которого звенит в ушах и громко хрустит в спине. Острая боль пробивает от затылка до задницы и заканчивается коротким треском и щелчком. «Позвоночник сломал! – мелькает мысль, но сменяется трезвым рассуждением, – да ну на фиг, чему там трещать-то!» Встает на четвереньки, на железный пол сыплются кусочки пластмассы и погнутые железки. Последним падает согнутый в дугу затвор с отломанной рукояткой.

  – Бл...ь, чтоб я еще раз взял в руки пиндосовское оружие! – в сердцах произносит Снегирев, снимая со спины то, что недавно называлось автоматической винтовкой. На ремне болтается согнутый ствол, искореженная ствольная коробка с пистолетной рукояткой без спускового крючка и намертво зажатый магазин в отверстии для подачи патронов. В это мгновение из-за угла выскакивает человек с оружием наизготовку. Алексей швыряет автомат, неизвестный наступает на него. Кусок штампованного железа и пластмассы скользит по металлическому полу, как роликовая доска по асфальту. Мужик с оружием шлепается на пол, как жаба на песок, высоко задирая ноги и растопырив руки, автомат выскальзывает из рук. Ни секунды не медля Снегирев бросается вперед, на ходу подхватывая оружие. Удар прикладом дробит череп, указательный палец ложится на спусковой крючок, приклад упирается в плечо. Короткий взгляд на указатель режима огня сообщает, что автомат готов к непрерывной стрельбе. Слышен нарастающий топот, металлический пол гудит и вибрирует. Алексей в кувырке уходит в сторону, спина упирается в фальшборт, в прорези прицела возникают фигуры бегущих навстречу людей с оружием. Длинная очередь на уровне пояса сметает толпу, кровь брызжет на рубку, по полу растекаются кровавые лужицы. Стихают выстрелы, наваливается тишина. Алексей торопливо меняет пустой магазин, оглядывается. На плоской крыше контейнерного города никого не видно, откуда-то снизу доносятся приглушенные расстоянием крики и выстрелы. Осторожно, брезгливо перешагивая через растущие на глазах лужи крови, идет вперед. Дверь в рубку приоткрыта. Когда остается пара шагов, Алексей останавливается – прямо у порога лежит труп. Пули вдребезги разнесли череп и порвали шейные сосуды. Кровищи натекло – ступить некуда, даже дверь залита коричневой жидкостью, с порога медленно и надменно стекает густая кровь, а прямо под ногами валяются ошметки мозга и глаза. А духан какой!

  «Вегетарианцем стану, – решил Снегирев. – Вот выберусь из этого дерьма и стану кушать салат из одуванчиков, морковные котлеты и протертый суп из чечевицы. Никаких колбас, особенно кровяных!»

  В рубке слышно какое-то шевеление, доносится шуршание и позвякивание. Не медля ни секунды Алексей бросается вперед, рифленые подошвы солдатских ботинок впечатываются в кровяную лужу ... тихо лопается глазное яблоко, разжижая загустевшую кровь, которая выполняет роль смазки между железом и каучуковыми каблуками ... пол уходит из-под ног, синее небо стремительно исчезает за горизонтом. Вместо того, чтобы эффектно появиться на пороге рубки с оружием в руках – рукава предусмотрительно закатаны до локтей, взгляд строг и прицелен, на морде отвага и решимость – Алексей Снегирев, бывший интендант 3 класса, делает растяжку, достойную солистки балета Большого театра. В последний момент пальцы зажимают дверную рукоятку, вероятное приземление на промежность меняется на реальное шлепанье на ягодицы. Это больно, особенно если задеть край порога. Алексей невольно съеживается, выставляя автомат перед собой и на мгновение закрывает глаза от боли. Тотчас гремят выстрелы, пули с визгом режут воздух над головой, от ударов гудит металлическая обшивка. Автомат выбивает из рук, кистевые суставы пронзает острая боль. Выстрелы обрываются, в тишине отчетливо звучит сухой щелчок, раздается стон, слышны ругательства. Алексей открывает глаза – в противоположном конце рубки на полу сидит человек. Спина прижата к стене, в руке пистолет, затворная рама отведена назад до упора, рядом валяется пустая обойма. Мужчине на вид лет сорок, худощав, голова обрита наголо, неестественно белое лицо лишено какой бы то ни было растительности. Поразили глаза – блеклые, с кровавыми прожилками, лишенные ресниц и громадными, ярко-красными зрачками. Несмотря на боль в нижней части спины и отсутствие оружия – в данной ситуации это смертельно опасно! – Алексей находит в себе силы шутить.

  – Полагаю, Влад Дракула? – вежливо спрашивает он, поднимаясь с пола.

  Краем глаза замечает свой автомат, хватает и быстро осматривает. Пуля попала в стальное основание приклада, вторая ударила по металлической накладке цевья – ничего страшного, «калаш» готов к бою.

  – Вот это машина, я понимаю! – кивает Алексей. – Так я не слышу ответа, мой красноглазый друг, ты упырь или результат неудачного опыта над кроликом? – спрашивает он повторно, наводя ствол в лоб противнику.

  – Не твое свинячье дело!!! – кричит красноглазый, голос срывается на визг.

  – Ну, на хрюшку больше похож ты, – рассудительно отвечает Алексей. – Ладное, нет времени меряться красотой ... кто такой и что от меня надо?

  Альбинос молчит, красные зрачки буквально пылают от ненависти, дрожащие пальцы судорожно сгибаются и цепляются ногтями за рифленый пол. Белесое чудило отвечать явно не собирается, а времени на расспросы да уговоры у Алексея нет. В замкнутом помещении рубки одиночный выстрел звучит, как удар грома – проседает слух и звенит в ушах. Пробитое колено разлетается быстро кровенеющими кусочками, аккуратная дырочка сверху заполняется кровью. Против ожидания альбинос только брезгливо морщится, как будто голень не его и стреляли не здесь.

  – Ты идиот, мутант! Убьешь меня – никогда не узнаешь, кто за тобой охотится, – цедит сквозь зубы красноглазый. – Так что убери пушку.

  Алексей молчит, изучающий взгляд притормаживает на разбитом колене, в тишине слышен грустный вздох. Ствол неторопливо упирается во второе колено, палец плотнее ложится на спусковой крючок.

  – Меня не особенно интересует персона ищущего, а твоя так и вовсе на фиг не нужна. Кто-то из недобитых друзей вероятно, – задумчиво произносит он, краем глаза осматривая помещение. Внимание привлекает электронный пульт управления размером с двухстворчатый шкаф. На экране монитора суетятся цифры всех оттенков зеленого цвета, вертикальные полоски индикаторов тоже горят успокаивающей зеленью. Надписи все выполнены на английском языке, без интерактивных очков не разобраться, что к чему. «Так мне ж не работать, мне ж ломать!» – подумал Алексей и подходит к пульту. Раненый на полу беспокойно завозился, злобный рык волшебным образом превращается в просящее чириканье:

  – Ты что-то спрашивал у меня ... слушай, не трогай там ничего ... я отвечу на вопросы, слышишь? Отвечу!

  – Да-а? – озадачился Алексей. – Надо же, полноги чуть не оторвал и ноль эмоций, а из-за кнопочек и тумблеров так взволновался! Что ж, пару минут у нас имеется ... вопрос прежний, блондинка в законе – кто такой и что надо?

  – Я владелец этого корыта, – дрожащим от волнения голосом рассказывает альбинос. – Мое имя...

  – … мне на хрен не нужно! – нагло перебивает Снегирев. – Шуруй дальше.

  – Ага... на хрен, – кивает альбинос. И без того белая кожа бледнеет еще сильнее, выступают синие прожилки, под глазами обозначаются темные круги, на гладком лбу набухают капли пота. Из раздробленного колена вытекла приличная лужа крови.

  – ... я инвалид, – бормочет альбинос, – когда-то давно пуля задела позвоночник и нижняя часть тела обездвижена. Вон, в углу инвалидная коляска стоит. Даже боли не чувствую, поэтому выстрел в ногу бесполезен. Недуг можно вылечить, но для этого нужен ты. В тебе есть что-то такое – забыл название, его хрен выговоришь! – эту фигню надо только изъять каким-то образом и пересадить мне. Нет-нет, ты не думай, что надо убивать! – восклицает альбинос и даже руки поднимает вверх для пущей убедительности. – Наоборот, ты нужен живым. В тебя же не стреляли, правда? А могли уложить одной пулей, когда ты из церкви выходил.

  – То есть, за мной следили?

  – Конечно! – вскрикнул альбинос. – Чувак, да ты совсем, что ли, не в тренде? Тебя ищут все кому не лень, за твою задницу – ну, и все остальное конечно, – обещают бабла тыщщу кило!

  – Старик, с которым я пришел?

  – Поп? Не, дед ни при делах. Он из ваших, из русских. Его снарядом по спине долбануло, горбатым стал, землей завалило, едва живым откопали. Ну, крыша поехала, молиться начал и в попы ушел. Это давно было.