Текст книги "Экватор. Черный цвет & Белый цвет"

Автор книги: Андрей Цаплиенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

ГЛАВА 23 – ВОЗДУШНОЕ ПРОСТРАНСТВО КОЛУМБИИ. ГРУЗ

Внутри был кусок железа, выкрашенный в зеленый цвет. Сигарообразное тело в обхват толщиной, к которому крепился стабилизатор. В общем, это была бомба. Об иракских бомбах мы с ФАРК не договаривались. Из набора бортовых инструментов я взял металлический гвоздодер и до самого верха контейнера отодрал сломанную доску и посветил внутрь фонариком. Обычно бомбы транспортируют в горизонтальном положении, но продолговатый предмет высотой чуть больше полутора метров довольно уютно устроился в вертикальном контейнере. Он был аккуратно выкрашен зеленой краской. Но не так, как советские боеприпасы, даже под слоем зеленой косметики сохранявшие заметную шероховатость. Краска на бомбе лежала ровно и так гладко, что даже хотелось ее погладить рукой. Я не удержался и погладил. Бомба была холодной. После моего прикосновения на ней осталась полоса более светлого оттенка, а на ладони следы пыли. В верхней части бомбы имелись два красных ободка. Между ними красовались две латинские буквы. В, первая, сразу же попала в луч фонарика, а вторая, Z, повторяя изгиб бомбы, терялась в глубине контейнера. Была еще и надпись, сделанная арабской вязью, неаккуратно и явно наспех, с помощью трафарета. Но я по-арабски не читал. Да и не было нужды в арабском, чтобы понять: передо мной М-44, обычная кассетная бомба, каждая из трех кассет которой начиненная шариками с «Бизед», нервно-паралитическим газом. Мне стало ясно, что прорезиненные комбинезоны иракцев, в которых так тяжело передвигаться под палящим солнцем, были частью комплектов химической защиты. На тот случай, если произойдет утечка «Бизед». Иракцы знали, какой именно груз повезет мой самолет. А я нет. Судя по размеру контейнеров, у нас на борту таких бомб достаточно для того, чтобы остановить наступление развернутой дивизии. Что же случится, если применить их против мирного населения, даже трудно себе представить.

«Твою мать!» – снова вырвалось у меня.

«У тебя что-то случилось, Иваныч?» – громко спросил меня из кабины Плиев.

«Я говорю, мы не опаздываем?» – стараюсь сохранить свой голос твердым и спокойным.

«Да, все нормально. Через час нам дадут добро на вылет, и мы аккуратно пойдем на Боготу.»

«Ты проверь еще разок свои вычисления,» – отвечаю я Плиеву. – «А я здесь осмотрю платформы.»

Я поставил на место вырванную доску и вернулся в кабину.

«Порядок, Иваныч, у меня полный порядок. А у тебя?»

А у меня в голове был полный кавардак. Я понимал, что теперь, в случае форс-мажора, я автоматически становлюсь козлом отпущения. Если меня обвинят в транспортировке оружия массового поражения, это будет в лучшем случае означать пожизненный срок. Потому что наверняка истинные владельцы моего груза уйдут от ответственности, и тогда неподкупное международное правосудие назовет меня убийцей невинных людей и самым страшным человеком за всю историю человечества. Что мне делать, я не знал.

М-44 это обычная кассетная бомба. Всего-навсего средство доставки боевого вещества к цели. Я никогда не работал с подобным товаром. Удачно избегал всевозможных предложений такого рода. Не моя номенклатура. Хлопотно, невыгодно, опасно. Смертельно опасно, с учетом начинки бомбы. Этой бомбой вряд ли можно уничтожить полмира, но ее вполне хватило бы на то, чтобы стереть с лица земли одного человека. Меня.

Начало истории М-44 теряется, как исток Днепра в белорусских болотах. Кажется, работать над ней начали еще в пятидесятые. Американцы возлагали на газ «Бизед» большие надежды. Они не оправдались. Начинка оказалась самым неудачным боеприпасом за всю историю оружия массового поражения. Перед учеными поставили задачу – создать химвещество, способное нейтрализовать противника, причем, убивать его необязательно. Достаточно вселить панику в сердца солдат и обездвижить вражеские порядки. С первым условием ученые справились блестяще. Вдохнув газ «Бизед», человек впадал в панику, его сознание сковывал необъяснимый страх. С тем, чтобы обездвижить врагов, дело обстояло сложнее. При небольшой концентрации вещества противник сохранял способность к самостоятельному движению, а при значительной просто умирал, как и от любого другого химического оружия. Военные были не очень довольны. Облако газа довольно легко распознать на поле боя. Увидев его, солдату достаточно заранее надеть маску, чтобы спасти свою жизнь. Восемьдесят процентов пораженных выживали, правда, у них основательно сдвигалась крыша, и они надолго становились пациентами психлечебниц. А самое главное, газ оказался неимоверно дорогим в производстве. Химический компонент был настолько сложен, что к концу восьмидесятых американцы отчаялись и отказались от выпуска этих бомб. И снова стали тратить бюджетные деньги, теперь уже на уничтожение химбоеприпасов. Правда, я и раньше слышал о том, что какая-то часть этих бомб попала в Багдад как раз в самый разгар ирано-иракской войны. Теперь же я в этом убедился окончательно. Что же на самом деле происходило между Ираком и Америкой, неизвестно. То ли янки продали иракцам это оружие под видом инсектицидов, то ли разведка Хусейна где-то слямзила несколько образцов М-44 с газом, но теперь это уже не слишком важно. Важно лишь то, что у Саддама появилась собственная химическая бомба. Она удивительно точно повторяла американский прообраз. Все говорило о том, что именно этот опасный хлам оказался у меня на борту.

Я вдруг очень ясно представил себе, что мне конец. Что эти парни из джунглей просто послали меня на убой. Потому что, если бомбы с газом окажутся у них, то искать будут не партизан, а меня. Человека, который их привез. Меня назовут продавцом оружия массового поражения, и весь мир будет охотиться на меня, как на бешеного волка. Охотников не будет интересовать, что я с самого начала ничего не знал о грузе. Стоп! А кто истинный владелец груза? Неужели колумбийцы задумали газовую атаку против правительственных войск? Эти бомбы возможно применить только в одном случае – если сбросить их с самолета. Мне ничего не было известно о партизанской авиации, кроме, конечно, легких самолетов, на одном из которых и я посетил гостеприимные берега реки Путумайо. Эти летающие такси отлично справлялись с перевозкой кокаина, но в качестве бомбардировщиков были абсолютно непригодны. Конечно, бомбу можно взорвать с помощью дистанционного устройства. Можно разобрать и достать оттуда кассеты с ядовитым веществом, а потом использовать его в чистом виде, теоретически это возможно. Но для того, чтобы заложить фугас, М-44 слишком велика. Боеприпас ростом с человека сложно незамеченным доставить в расположение правительственных войск. Да и опасно. Разве что сунуть ее в кузов фургончика и посадить за руль идеологически стойкого смертника, но ФАРК не Аль-Кайеда, коммунистические партизаны по-другому воспитаны. Разобрать бомбу? Нет, на это они тоже не пойдут. Тут нужен не просто сапер, а уникум, сапер-универсал, хорошо знакомый с устройством авиабомб. Кроме того, такой сапер должен обладать неплохими знаниями в области боевой химии. Такого сложно найти даже в Боготе, не говоря уже о труднодоступных джунглях. Можно, конечно, выкрасть какого-нибудь студента химфака, желательно, отличника. Но на следующий день это станет известно колумбийским спецслужбам. А, значит, и американским. Выходит, ФАРК эти бомбы ни к чему. Но тогда зачем я везу их в джунгли?

«Иваныч, нам дают взлет,» – крикнул Плиев из кабины, и я сел в свое кресло. Машина побежала по взлетной полосе и резко взлетела, задрав стеклянный нос к потемневшему небу. Солнце садилось на Западе. Над морем до самого горизонта протянулась алая дорожка. Она грустно подмигивала мне золотыми вспышками, бегущими по гребням вечерних мелких волн. «Хорошо бы здесь задержаться подольше,» – подумалось мне. Я даже позавидовал этим черным грузчикам, которые, пытаясь ограбить меня от нужды и безнадеги, нехотя помогли мне открыть ящик Пандоры на борту моего собственного самолета.

Сверхумные управляемые платформы ждали своего часа. В память бортовых компьютеров уже были заложены данные о точке сброса и подробная карта местности вместе с розой ветров. Система могла сама управлять парашютом после того, как прервется связь с бортом. Как только сработает механизм мягкой посадки, на частоте, известной только мне и Rocco Sovsky, заработает радиомаяк. Он будет работать в течение трех суток, ежедневно включаясь в одно и то же время ровно на шестьсот секунд. Такие маяки установлены на каждой из трех платформ. Все продумано. Результат известен заранее, и он не может быть неудачным. Во всей операции ничего опасного не было. Кроме самого груза.

Мы приближались к точке сброса. Под нами была Колумбия. Над нами «Боинг-767» американских авиалиний. Пара сотен пассажиров на его борту, мирно расслабившись в мягких креслах, понятия не имели, что в данный момент они прикрывают собой транспортировку оружия массового поражения. Мне бы отказаться от этой операции. Еще на гостеприимной Гваделупе я хотел было набрать номер Рокоссовского или де Сильвы и отменить наш контракт. Но это было невозможно. Связь с ними была односторонней. Они сами выходили на меня, когда это им было нужно. Механизм обратной связи оговорен не был. Оставаться на острове я не мог. Если бы французским властям стало известно, что находится в моих контейнерах, я тут же оказался бы в центре самого крупного мирового скандала современности. И жить бы мне тогда оставалось недолго. Ровно до первого судебного заседания.

«Иваныч, внимание, выходим на заданную точку,» – прозвучал в наушниках голос Плиева.

«О-кей,» – кивнул я головой. Сейчас раскроется рампа, и три контейнера покинут, наконец, мой самолет. Пусть тогда по поводу отравляющих веществ болит голова у де Сильвы. И тут внезапно меня озарило. Я понял, что это ловушка. Бомбы из Ирака. Скорее всего, сделаны в Штатах. А им сейчас больше других нужно прижать Саддама. Химическое оружие в Ираке это прекрасный повод начать превентивную войну. А химическое оружие, доставленное из Ирака в Колумбию, это еще лучше. Одним махом решаются две проблемы. Первая – Саддам, человеконенавистник и тиран, собравшийся отравить полмира. Вторая – сумасшедшие коммунисты в колумбийских джунглях, окончательно потерявшие представление о реальности. Они купили у Саддама дюжину химических бомб, чтобы установить в демократической стране диктаторский режим. Именно так будет звучать речь американского представителя во время заседания Совета Безопасности, после которого Объединенные Нации дадут свою санкцию аж на две войны сразу.

За бортом, под нами, белым одеялом стелились плотные облака. В это время года здесь всегда бывает облачно. Что поделаешь, начинается сезон дождей. Тропическое море дышит густым туманом, который стелется до самой Боготы. И дальше, за горы, аж до Тихого океана. Когда поднимаюсь вверх и гляжу на облака, мне хочется нырнуть в них, как в бабушкину перину, а она у нее была толстая, пуховая, всегда с уютной башней подушек, мал мала меньше, построенной в голове кровати. Тогда мой слух перестает улавливать гул моторов, а тело уже не чувствует никакой вибрации. Так видит мир заядлый курильщик марихуаны после хорошего косяка. А мне хорошо и без наркотиков. Гляди только на белую бесконечность, теряясь во времени, и расслабляйся.

Для расслабления я выбрал не самое лучшее время. Эти никчемные бомбы могут принести много бед. Прежде всего, мне самому. Если я неправ насчет американцев, существует еще одно объяснение ситуации. Вполне вероятное. У Саддама сейчас много проблем с американцами. Они ищут повод, чтобы начать войну и сбросить Хусейна. Химическое оружие в арсеналах Саддама, даже такое несовершенное, как «Бизед», это прекрасное объяснение необходимости будущей войны в Ираке. Надо только найти всю эту бытовую химию, которую, кстати, американцы сами продали усатому диктатору. Теперь я в этом почти не сомневался. Сделанная в Америке М-44, набитая газированными кассетами, могла попасть в Ирак только легальным путем. А теперь, напуганный бесконечными инспекциями, Саддам решил спрятать химическое оружие. На время. Чтобы потом забрать его назад. Джунгли для этого вполне подходят. «Вы ищете у меня химическое оружие, потому что знаете о нем?» – думает могущественный араб, – «А вот ни за что не догадаетесь, что я свои бомбы спрятал у вас под носом! Если что, могу их даже привести в действие. И постараюсь, чтобы вы, треклятые американцы, об этом узнали.»

Гениальная идея, с точки зрения Саддама. На его месте я поступил бы так же. От химического оружия избавился. Имею возможность вернуть его назад. И обязательно сделаю это, как только опасность войны с Америкой сойдет на нет. Так думает Хусейн. Но я, Андрей Шут, знаю, что американцы всегда и все делают с гораздо более дальним расчетом. И если бомба М-44 появилась в Ираке, то однажды она сработает. Для этого ее необязательно взрывать. Достаточно только найти.

Я не хочу, чтобы ее нашли. Если это случится, то вместе с бомбой неминуемо найдут и меня. И тогда моя перспектива сузится до выбора между самоубийством и международным трибуналом. Стоит ли рисковать жизнью и свободой ради трех миллионов? Нет, не стоит. Лучше деньги отдать. А от товара избавиться. Перепрятать его так, чтобы его не нашел никто – ни американцы, ни колумбийцы, ни иракцы. Ни даже я сам.

– Шеф, подходим к точке сброса, – сказал Плиев. Кажется, я слышал от него то же самое минуту назад. Решение никак не созревало в моей голове, пока что. А времени оставалось в обрез.

– Подходим, – повторил я интонацию Плиева. – И что же дальше?

– Я жду Вашей команды, не знаю, что делать.

– Не знаешь, что делать, тогда жди команды.

– Я жду. Но Вы молчите.

Он прав, надо срочно принимать решение. Внизу была Колумбия. Землю, укрытую ковром их облаков, совсем не было видно. Лишь далеко, на горизонте, возвышались над белым ковром вершины гор. Я отдам де Сильве его миллионы. Так будет правильно.

– Примерно пять минут до точки сброса, – слышу я обратный отсчет, который ведет Плиев. Надо будет выписать ему премию. За классность и за верность.

– Четыре минуты. – Что бы я ни предпринял, отныне я не могу себя чувствовать в полной безопасности.

– Три. – Любое мое решение в этой ситуации не больше, чем лотерея. Рулетка, где на кону стоит моя жизнь.

Я еще раз посмотрел на облака. Ну, что же, Андрюша, ты выберешь? На черное или на красное? Миллионы долларов или спокойная жизнь?

Внизу была Колумбия. Дистанция между мной и получателями кассетных бомб сокращалась. Она сокращалась еще три минуты. До минимума. А потом начала возрастать. Плиев так и не дождался моей команды открыть рампу. Он посмотрел на меня непонимающими глазами горца. А горцы не умеют скрывать эмоции. Он явно был зол на меня. И одновременно растерян.

– Ладно, Казбек, не переживай. Свои деньги ты получишь.

– Да хрен с ними, с деньгами! Я ничего не понимаю, Иваныч!

– А тебе и не надо понимать. Я и сам не понимаю. Просто чувствую, что так надо.

Возможно, я спас целый мир. Как минимум, сохранил жизни двум-трем сотням крестьян в колумбийской сельве. Но судьба человечества заботила меня меньше всего. Кроме, пожалуй, единственного его представителя. Меня самого. Я взвесил шансы и принял решение. Могу ли я договориться с иракцами? Нет, не могу. Кроме усатого майора, я не знаю ни одного араба, причастного к отправке моего груза. Темная личность в иорданском аэропорту вообще не в счет. Да и что я, собственно, знаю о майоре? Только то, что зовут его Ахмед и учился он в Одессе. Теперь американцы. Вполне возможно, это спланированная ими хитроумная провокация. Но кто персонально стоит за ней, мне неизвестно. Более того, я этого никогда не узнаю, а, значит, и здесь шансов договориться у меня тоже не было. Я имел дело только с колумбийцами. Конечно, де Сильва очень опасный человек. Что там он говорил про деньги? Вернуть предоплату и оплатить эвакуацию партизанской базы? Деньги за доставку я, конечно, верну. А вот с остальным этим парням из тропического леса придется подождать. С расчетом буду тянуть настолько долго, насколько возможно. Если выйдет, то всю свою жизнь, о спасении которой я сейчас думал.

Но опасность для меня все еще не миновала. Мы вышли из воздушного пространства Колумбии и повернули в сторону Гавайских островов. Гавайи, пятьдесят первый штат самого могущественного государства планеты. Того самого, которое сделает меня козлом отпущения и поводом для начала новой войны где-нибудь на Ближнем Востоке. Это в том случае, если после посадки, кроме нескольких листов дорогостоящей фанеры, у меня на борту найдут контейнеры с грузом несколько иного характера.

– Где мы сейчас? – спрашиваю Плиева.

– Над Тихим океаном, – буркнул тот. – Нужны более точные данные?

– Я хочу знать, что под нами. Вода или какой-нибудь хренов остров.

Внизу, насколько видел глаз, были облака. Такие же, как над Колумбией. Иорданией. Или какой-нибудь другой землей. Я знал, что внизу океан. Мне подсказывали это приборы и карты. Я знал лучше Плиева, что внизу нет ни одного острова. Его слова мне нужны были для уверенности в том, что все я делаю правильно. И чтобы через минуту я смог принять решение, которое, возможно, доставит мне много больших неприятностей, но спасет от гораздо более серьезных. Эти его слова мне нужны были, как пятьдесят грамм водки для новобранца на поле боя. Или лучше сто. Что там, Казбек, все чисто?

– Чисто, босс, ни острова, ни корабля, ни шлюпки.

Я отстегнул ремни и вышел в грузовой отсек. У меня в руках был нож. Обычный штатный нож выживания, который находится в специальной сумке у каждого пилота, на случай непредвиденных ситуаций.

– Постой, командир, – сказал Плиев. – Ты хочешь обрезать стропы?

– Нет, пару проводков в компьютере этих умных парашютов.

– Но ведь до Колумбии они все равно не долетят, верно?

– Верно, – говорю, – и что?

– Сбросим их здесь, и пусть планируют, куда хотят. Чем дальше от нас, тем и нам проблем меньше.

Молодец, этот осетин. Голова у него варила, как, впрочем, у всякого другого первоклассного пилота. Он не просто продумывал ситуации в воздухе. Он предугадывал их. Он понимал меня без лишних слов.

– Ну, что? – переспросил Казбек.

– Сбрасывай, – кивнул я головой, усевшись на свое место. Когда моя рука искала под сиденьем аварийную сумку, чтобы вернуть нож на место, рампа в хвостовой части самолета открылась.

Спусковое устройство было компактным и все же довольно сложным. Целая система – тележки с электродвигателями, бортовые компьютеры, парашюты, – была продумана и смонтирована таким образом, чтобы сбросом возможно было управлять из кабины пилота. Важно, чтобы контейнеры, сваливаясь в свободное падение, не задели друг друга. Все было идеально просчитано самыми талантливыми в своей области конструкторами. И сделано, хоть и за небольшие деньги, но с любовью. Которая на сей раз оказалась безответной.

Я не слышал, как сошел первый контейнер. Он должен был некоторое время лететь вниз в режиме свободного падения. Но самолет шел вперед, не обращая внимания на сантименты своего экипажа. У нас не было желания сделать круг над точкой, в которую превратился деревянный контейнер, набитый химическим оружием. Он ушел в курчавую облачность, и я себе хорошо представил, как на небольшой высоте, в подбрюшье у облаков, раскрывается огромный купол главного парашюта системы доставки. Вслед за первым контейнером ушли футляры для бомб М-44 под номером два и номером три. Даже если кто-нибудь и заметит, как три странных контейнера дрейфуют по воздуху в сторону Колумбии, мы будем уже далеко. Когда бомбы прорвут гладь океана, мы будем еще ближе к главному из островов Гавайского архипелага.

Ковер облаков разорвало в трех местах. Три точки на монохромном белом фоне падали с небес. Если бы там, внизу, был досужий наблюдатель, скажем, одинокий мореплаватель, пересекающий великий океан на яхте, или заблудившийся во время шторма рыбак, он наверняка увидел бы, как три маленьких черных точки в течение считаных секунд разрастаются в три кубических объекта. А потом над ними внезапно и неожиданно, как лепестки цветка во время ускоренной съемки, раскрываются уникальные парашютные системы. Они, меняя направление вопреки ветру и прочим превратностям погоды, устремляются назад, к латиноамериканскому берегу, чтобы, никогда не достигнув его, уйти в толщу воды и сложить свои парашютные цветы моментально и бесповоротно.

Но никто этого не видел. Сумасшедший гений из Крыма никогда не узнает, что его уникальные приборы, опередившие время, доставили полезный груз в бездну и безвестие. Через десять лет его изобретение повторят другие люди в другой стране. Любое, даже самое маленькое, движение их мысли будет просчитано до единого доллара.