Текст книги "Избранные рассказы (СИ)"

Автор книги: Андрей Бирюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

–А не довольно ли нам, почтеннейший Иван Михалыч, в гляделки играть? С добрым, так сказать, утром Вас, с пробужденьицем. Как спалось-почивалось, кошмары не тревожили ? Не приснилось ли чего? А может, желаете сигарку с утра пораньше ? – тут откуда ни возьмись, в руке у чёрта появилась самая настоящая сигара, которую он немедленно засунул себе в пасть и раскурил, с явным удовольствием пуская клубы дыма в лицо хозяина.

–Э-э…м-м-м…-залепетал в ответ Иван Михалыч, с перепугу вдруг вообразивший, что после вчерашнего у него началась самая настоящая белая горячка.

–Ай-яй-яй,– укоризненно закачал головой чёрт, и в голосе его зазвучало сострадание, которое, однако, нисколько не обмануло Иван Михалыча, всем своим нутром почуявшим крупные неприятности.

–Ай-яй-яй, – ещё раз повторил чёрт, но теперь в его голосе не было и намёка на жалость, скорее наоборот. – Ну как же можно, батенька, в столь почтенном возрасте баловаться горячительными напитками, да еще в таких количествах ? Так и до греха недалеко, хе-хе. Поди головушка бо-бо, водочки просит, а ? Не желаете ли подлечиться ?

Иван Михалыч, совершенно оторопевший, глядел на чёрта и не мог выговорить ни единого слова. Но головой в ответ всё же кивнул – что ни говори, а в голове после вчерашнего действительно было нехорошо. Так что рюмка-другая совсем не помешали бы. Чёрт поколдовал пальцами, что-то пробормотал, и в воздухе медленно стала материализовываться внушительного вида бутыль, оклеенная всевозможными этикетками и акцизными марками. Водка аппетитно булькала и призывно переливалась в гранёном сосуде и выглядела столь соблазнительно, что, не смотря на абсурдность ситуации, у Ивана Михалыча немедленно потекли слюнки, а руки задрожали, как у самого горчайшего пьяницы.

–Похвально, – одобрительно загудел чёрт, словно прочитав его мысли, разлил водку в невесть откуда появившиеся стаканы и приподнял свой, предлагая выпить. Иван Михалыч отбросил сомнения и самым решительным образом отправил содержимое своего стакана в изголодавшееся нутро. Но какое горькое разочарование ожидало его ! Водка оказалась весьма мерзкого качества, тёплой и отдававшей ацетоном. Не ожидавшего такого коварства Ивана Михалыча немедленно скрючило, он широко выкатил глаза, поперхнулся и громко рыгнул, отчего в воздухе понесло характерным запахом акторного выхлопа. После всего последовал длительный и натужный приступ кашля. Упаси вас Бог вообразить, что чёрт отнёсся ко всему этому безучастно, нет, он тут же достал из кармана докторскую шапочку, натянул её себе на голову, вооружился стетоскопом и от всей души стал потчевать необъятную спину Ивана Михалыча хлёсткими ударами своих жилистых сильных лап. Кашель мгновенно стих, чёрт спрятал шапочку, раскурил сигару и осведомился :

–Хорошо прошла, не правда ли ? Не повторить ли нам ещё по одной, понимаешь ?

При таких словах Ивана Михалыча словно заклинило.

–Как вы смеете вытворять такое ! Да вы понимаете кто я такой ? Да я вас… Да мне стоит только слово сказать!

–Да ну ? – притворно удивился чёрт.– Интересно знать, как это у вас получится. Хотел бы я посмотреть. И нечего истерики устраивать, подумаешь палёной водки тяпнул, от этого ещё никто не умирал. Лучше бы спасибо сказали, за заботу, так сказать, и за лечебные процедуры, хе-хе.

После данной речи, видимо для вящего закрепления своих слов, чёрт отвесил очередную оплеуху, причём такую сильную, что Иван Михалыч мигом очутился в дальнем углу своей обширной кровати. Музыкальный центр моментально разразился восторженным рёвом, в котором Иван Михалыч признал бурные продолжительные аплодисменты, плавно перешедшие в овацию. Чёрт привстал, раскланялся и вернулся в кресло, налил себе ещё один стаканчик и опустошил её в один глоток.

–Ух, до чего хорошо прошла !– похвалился он и придвинувшись вместе с креслом к напрягшемуся Ивану Михалычу, предложил :

–А не выпить ли нам за …м-м…будущее депутатство ? Или может сразу за губернаторство, а?

Тут бедного Ивана Михалыча чуть удар не хватил. Лицо его сначала побледнело, затем побагровело, рот судорожно задёргался, как будто у выброшенной на берег рыбы. Чёрт внимательно наблюдал за всеми этими манипуляциями, но не сделал ни одной самой мало-мальской попытки хоть как-то помочь. И удивительное дело – Иван Михалыч немедленно обрёл дар речи. И по всей видимости, к нему окончательно вернулись все его лучшие качества, поскольку он что-то прошептал , а затем трясущейся рукой перекрестил чёрта и выкрикнул :

–Изыди, сатана !

–Ой, помираю ! Ой, плохо мне ! – истошно-дурным голосом зашёлся чёрт, но с места тем не менее не сдвинулся. Выждав небольшую, соответствующую моменту паузу, он строгим голосом давно позабытого лектора по научному атеизму произнёс небольшую речь

–А вот здесь, батенька, вы в корне не правы. Поскольку в таком серьёзном деле как религия требуется маленький, но важный довесок – вера. Неужто вы всерьёз полагаете, что понавесив крестиков на груди, да выговорив себе лучшие места в церкви, можно заполучить царствие небесное ? Стыдно без веры, а ещё партийный человек.

–Ни в какой партии я не состою, и даже партбилета у меня нет ! – истерично и как-то неуверенно пропищал Иван Михалыч.

–Как это нет ? –удивился чёрт и тут же вытащил из кармана новенький, словно только из типографии, партбилет. –А это что тогда такое ? Как это прикажете понимать ?

Иван Михалыч благоразумно промолчал, придавленный грузом неопровержимой улики. А чёрт всё крутился вокруг и тыкал в лицо красной книжицей, упорно добиваясь хоть какого-то ответа. Наконец он замолчал, вздохнул и сделав доверительное лицо, поманил его, как бы намереваясь сообщить что-то важное. Но стоило Ивану Михалычу приблизиться, как чёрт гаркнул изо всей мочи :

–А ну, соловей мой курский, живенько разъясните мне суть потребительской корзины на сегодняшний день !

Бедный, бедный Иван Михалыч ! Он был совершенно сбит с толку, раздавлен, обескуражен и мозг его решительно отказывался хоть что-то понимать в происходящем вокруг. Потому он безропотно подчинился, но понёс при этом такую ахинею, что из всей долгой речи можно было бы отметить всего пару более или менее связных предложения. И чем больше Иван Михалыч говорил, тем яснее он это понимал. Но остановиться, тем не менее, не мог. Хуже всего было то, что чёрт внимал всей несущейся из уст Ивана Михалыча галиматье с таким видом, словно принимал доклад на соискание Нобелевской премии по экономике. Время от времени он даже доставал из бездонного кармана блокнот и делал в нём записи. Постепенно Иван Михалыч стал запинаться, в речи появились паузы, нечленораздельное мычание и наконец он замолчал. На что чёрт склонился в глубоком поклоне и елейным голосом произнёс :

–Премного благодарны, ваше высокопревосходительство, за столь глубокую мудрость. Ах, до чего всё толково и понятно, лишь ленивый не разберётся !

Иван Михалыч, за долгие годы аппаратной работы поднаторевший в различных нюансах человеческих взаимоотношений, плюс, хлебнувший за последний час немало потрясений, не мог не догадаться, насколько далеки были истинные впечатления от его речи.

–Я в том смысле…– начал было он, но чёрт строго погрозил ему пальцем и он немедленно замолк. Хуже всего в данной ситуации было то, что подавляющая часть его речи состояла из фрагментов его собственной предвыборной программы и было не совсем понятно, пронюхал ли про это чёрт, а если да, то, как он к этому отнесётся. Впрочем, мелькнула где-то в глубине сознания мыль, а почему бы не обратиться за помощью к нечистому, ведь такое дело может и выгореть, чем чёрт не шутит ?

–Чёрт, разлюбезный мой, не шутит ничем, – вмешался в его мысли чёрт. – Тем более в таком важном и серьёзном деле, как предвыборная кампания. И хотя контракты такого рода в нашей епархии и предусмотрены, помогать вам я не собираюсь, поскольку имеем на вас совершенно иные виды.

«Мерзкая скотина!», подумал с содроганием Иван Михалыч.

–Не такая уж и скотина, тем более мерзкая. Впрочем это смотря на чей вкус. На вашем месте я был бы поосторожнее и подбирал бы более приличествующие эпитеты.

–Так может, махнём не глядя ? – неожиданно для себя сдерзил Иван Михалыч и от этого испугался ещё сильнее. Но чёрт, похоже, совсем не обиделся, скорее наоборот.

–Эва, куда махнули. Ну, уж дудки, таких как вы, у нас хоть пруд пруди. Тоже мне, умник. С вашими обещаниями в предвыборной программе вы по миру с протянутой рукой пойдёте. А что потом ? Снова к нам ?

–Так обещать то всё можно, выполнять не обязательно.

–Ну-ну, вам виднее.

–Реалии жизни, знаете ли…

–Реалист вы мой, выходит я не по адресу заявился, а ? Не слышу ответа. Получается, мне пора на книжную полочку, в раздел фантастики, да мистики ? Хорош гусь, нечего сказать. Только промашка вышла, дорогой товарищ, не смотря на весь ваш реализм, да ещё с такой программой.

–Не хуже, чем у других.

–Э-э, совсем оклемался. Ну значит можно и к делу приступать.

При этих словах у Ивана Михалыча снова противно задрожали коленки.

–Да не волнуйтесь вы так. Все равно рано или поздно пришлось бы вами заняться. По просьбам трудящихся, хе-хе-хе.

–Это что-то из прошлого.

–То есть, безвозвратно ушедшего ? – понимающе кивнул чёрт. – Но в мире ничего не проходит бесследно, и вы имели возможность в этом убедиться.

Чёрт замолчал, и некоторое время о чем-то раздумывал, барабаня крючковатыми пальцами по креслу. Затем откашлялся, встал, правил сюртук и торжественным голосом объявил :

–Судебное заседание по делу Ивана Михалыча объявляю открытым. Объясняю вам, подсудимый, что данное заседание назначено по настойчивым пожеланиям народа, который неоднократно посылал вас по нашему адресу. Поскольку просьбы сии игнорировались, было решено провести данное мероприятие непосредственно на месте. Ой, а что это у вас с лицом сделалось ? Нервишки небось ? Может грамм по сто для храбрости, нет ? Ну, тогда начнём-с.

–В-ваше п-п-пре,… то есть… ну… – заблеял, было, Иван Михалыч, силясь сказать что-то, но с ужасом понимавший, что сказать, в общем-то, было нечего.

– по процедурному вопросу ? – ласково осведомился чёрт.– Если нет, то попрошу Вы высказываться в порядке утвержденного мною регламента. А на выступление попрошу записываться заранее.

Тут Иван Михалыч не выдержал и хлопнулся в глубокий обморок, в тайной надежде, что очнувшись он не увидит ни чёрта, ни злополучного партбилета, ничего, кроме привычной домашней обстановки. Но, открыв глаза, он понял, что всё напрасно – чёрт всё так же сидел в кресле, злорадно ухмыляясь.

–Ну, что хватит ? Пора приступать, поскольку не вы один у меня в списке,

много вас развелось. Если с каждым валандаться, то, пожалуй, провозишься до морковкиного заговенья. А у нас волокиты не любят.

При этих словах чёрт быстро рассовал по карманам бутыль с водкой, пенсне, стетоскоп. После чего перебрался за стол и вытащил из ящика обыкновенную папку, толщиной пожалуй что в три пальца. Иван Михалыч подумал даже, что надо было бы удивиться, но сил на это совершенно не было. Кроме того, подспудно зрело чувство, что всё предыдущее было только цветочками, а сейчас будут сами ягодки. Может, именно поэтому он сидел, сжавшись в комочек в самом дальнем углу кровати, и боялся пошевелиться. Зато чёрт наоборот чувствовал себя совершенно уверенно, он вальяжно развалился, закинул ногу на ногу и раскурил очередную сигару. Неловкость хозяина явно доставляла ему удовольствие.

–Иван Михалыч, а вы не находите что с вашей стороны весьма неприлично вести себя таким образом ? Вы либо молчите, либо бекаете, да мекаете в ответ. Право слово наказание какое-то.

–Господи, ну за что же мне это ?

–Вот тебе на ! –удивился чёрт. – Как это за что? В деле как раз все причины прописаны чёрным по белому, не угодно ли взглянуть ?

При этих словах чёрт достал из кармана сюртука, поистине оказавшегося бездонным и таившим в себе массу всевозможных вещей, очередную папку на этот раз с множеством печатей. Иван Михалыч с чувством растущей тревоги следил, как чёрт ловко сорвал печати и начал пробегать глазами страницы дела, изредка цокая языком от удовольствия.

–Сами прочитаете или мне доверяете ?

Иван Михалыч только рукой в ответ махнул.

–Ну и ладно.– сказал чёрт и начал зачитывать длиннющий список всевозможных клятв и обещаний, когда-либо сделанных Иваном Михалычем, начиная с пор ранней юности и заканчивая нынешним днём. Дочитав до конца, черт бережно собрал бумаги и вложил их

в дело.

–Ну-с, что будем делать ?

–Что будем делать ? – эхом отозвался Иван Михалыч.

–Только без пошлостей, пожалуйста. Не трудно было бы догадаться и самому. Пора выполнять пожелания народа, а они, как вы любите говорить, важнее всего. Разве что за набольшим исключением – ко всем чертям отправить вас не удастся – слишком много работы но, во всяком случае, я здесь.

–Не хочу ! – завизжал Иван Михалыч.

–Как это «не хочу» ? – в свою очередь возмутился чёрт.– Да и кто будет спрашивать ваше мнение ?

–Тогда я требую адвоката.

–А как насчёт вашей совести, что во всём вам порука ? Мы, правда, со всех

ног сбились, разыскивая её но, увы, нигде ничего похожего обнаружить не удалось. Так что придётся обходиться тем, что есть в наличии.

–А нельзя решить…м-м как-нибудь по-другому ?

–Никак. Поскольку, что заключай с вами контракт, что не заключай, всё равно к нам попадёте. А значит, никакой корысти с вас не выйдет. Да и мелковата у вас душонка для крупного торга. Ну-с, заболтался я с вами. Пора и честь знать.

При этих словах облик чёрта стал резко меняться, из пасти показались ужасающего вида клыки, глаза заполыхали ярким огнём, комнату заволокло удушающим запахом серы и почва ушла из-под ног. Сердце зашлось в истошном приступе животного ужаса, от ощущения полной безысходности Иван Михалыч дико закричал и … и неожиданно он проснулся. Дрожащею рукой он вытер липкий пот со лба, судорожно перевёл дыхание и истерично рассмеялся. Это был сон, кошмарный, слишком похожий на правду. Но всё-таки сон. Господи, и приснится же такое. Постепенно истерика пошла на убыль и слегка пришедший в себя Иван Михалыч шаркающей походкой поплёлся к заветному шкафчику. Да-а, после всего пережитого рюмашка-другая хорошего коньяка не повредит, скорее наоборот. При самой мысли о добром коньяке ноги сами ускорили ход, а руки чуть не сорвали дверцу с петель. Вот он, вожделенный момент ! На свет Божий показывается бутылка и…

–А-а-а ! – раздаётся истошный крик и Иван Михалыч медленно оседает на пол, сжимая в руке бутыль. Глаза его открыты, но уже ничего не видят. В предрассветной мгле комнаты наступает тишина, лишь только мерно тикают часы, да с бутылочной этикетки весело скалит зубы чёрт.

Спасение

Телефон, как всегда, зазвонил неожиданно.

–Судья Ельников слушает.

–Ну, здравствуй Сережа. – зарокотал в трубке знакомый басок.

–Что-то ты совсем подзабыл старого приятеля.

–Так ведь дел вон сколько, сам знаешь, вот и некогда.

–Дела, это конечно важно. Вот и я тебе по делу звоню.

Сергей Борисович невольно поморщился. Он очень хорошо знал того, кто сейчас звонил ему и потому отчетливо понимал, для чего и по какому делу он звонит. Тем не менее, подавив легкое недовольство, он добавил в голос душевности и спросил:

–Чем могу быть Вам полезным?

–Вот именно, полезным, – в трубке послышался довольный смешок.

–Пост у тебя хороший, и пользы от него много. Дело по сбитым женщинам

у тебя в производстве находится?

–У меня.

–Тебе хорошо известно, кто водитель и что она значит для нашей с тобой партии?

–Вообще-то, по закону о статусе судей…

–Знаю-знаю, но мы с тобой не первый год друг друга знаем, можно сказать, одной веревочкой связаны, свои люди, и можем не кобениться выспренней риторикой. Слова мы для тупого электората оставим, им это приятно. А вот ты хорошо знаешь, кому ты обязан своим постом, положением твоего сына, да и в конечном итоге, счетом в банке. Понимаю, что неприятно выслушивать, но…

Последовала многозначительная пауза. Сергей Борисович понимал, что от него не ждут моментального ответа, правила аппаратных игр им были хорошо усвоены. Но вот, так сказать, стратегическое направление дела он должен был определить как можно скорее.

–Я все прекрасно понимаю, – начал он, добавив, насколько возможно, искреннего тепла и дружелюбности в свой голос. – Но существуют определенные процессуальные нормы, обходить которые, к моему сожалению, мы не можем. Тем не менее, я сделаю все, что в моих силах.

–Слова не мальчика, но мужа. – похвалил его голос. –Надеюсь, что благоприятное решение не займет у вас много времени?

–Сделаю все возможное, – пообещал Сергей Борисович.

–Ждем результата.

После чего на другом конце провода положили трубку. Сергей Борисович вздохнул и придвинул к себе дело. Суть дела была весьма простой – водительница не справилась с управлением и выехав на тротуар сбила трех пешеходов, отчего один из них скончался на месте, а остальные получили травмы средней тяжести. Будь на ме6сте водителя обычный рядовой гражданин, то все решилось бы в несколько дней, и разнесчастный водила уехал бы в места не столь отдаленные. Однако, ситуация осложнялась тем, что водителем машины была дочь одного из местных функционеров. Да и сама девушка принимала активное участие в деятельности правящей партии.

Выхода, по крайней мере, в замках законности, не было. И потому Сергей Борисович ломал голову в поисках нужного партии решения. Он еще раз перелистал дело и не смог найти ни одной зацепки. Он закрыл папку и откинулся в кресле. Тем не менее, что-то надо было делать. Но что? Прикрыв глаза, он снова и снова прокручивал в голове детали дела. Если бы не видеозапись, тогда можно было бы…Видеозапись! Вот он выход! Сергей Борисович вскочил, вытащил из пакета кассету с записями и вставил ее в проектор. И вновь перед его глазами пронеслась картина трагедии. Но теперь он смотрел на нее не глазами беспристрастного судьи, а глазами человека, от которого зависела дальнейшая судьба симпатичной девушки. Он снова и снова прокручивал пленку, пока не понял, что именно может ей помочь, после чего снял трубку и позвонил следователю. Ему не понадобилось много времени, чтобы убедить своего собеседника – в конце концов, не первый раз так бывало – в необходимости пересмотра обвинительного заключения, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами…            Прошло всего два месяца и районный суд вынес решение, что водитель машины не могла избежать наезда по причине другой машины, не установленной следствием, которая отбросила машину свидетельницы на тротуар. В связи с этим, свидетельница освобождается от уголовной ответственности по отсутствию состава преступления, а потерпевшим отказывается в удовлетворении иска о возмещении ущерба до момента поимки истинного виновника инцидента…

Она проснулась почти на рассвете, от того, что собаки заливались яростным лаем. «Волки», мелькнула у неё первая мысль, и тут же исчезла. Волков в станице не видели давно, лет этак с двадцать, а то и более. И ночи проходили довольно спокойно, война, бушевавшая по всей стране, как-то обошла станицу стороной, разве что порой налетал разъезд красных, иногда проходили пьяной оравой «зеленые», сметая подчистую припасы, кур и гусей . Но чаще наезжали белые, да свои же казаки, прибиравшие к своим рукам то, что еще оставалось на базах и в сараях, не разоряя, впрочем, хозяйства до конца.

И все же, по сравнению со всей областью Всевеликого войска Донского, жаловаться на жизнь было бы грехом. Редкие наезды, опустошавшие кладовые и курятники, почти что не мешали течению жизни, и только в последний год стало тяжелее, уже меньше улыбались станичники при встрече с друг другом, реже слышался смех, и все чаще то тут, то там, раздавался истошный крик и плач по убитому. По Светлореченсокй станице все чаще теперь тянулись похоронные процессии, и люди смотрели друг на друга со смешанными чувствами. Все чаще станичники устраивали пьянки со стрельбой и разгулами. Все реже поминали Бога, и все чаще костерили всех и вся.

Но последнюю неделю было на удивление тихо. Воспользовавшись этим, отец и мать Наталии уехали к куму, дабы разжиться городскими товарами, если повезет, а заодно узнать каких-нибудь новостей. Новости доходили Светлореченской крайне редко, в основном через тех, кто изредка отваживался выбраться в город, а в последнее время новости дополнились пугающими слухами о том, что вот-вот красные ворвутся в станицы. Но привыкшие к относительно спокойной жизни станичники боялись не особенно, потому-то и была сегодня Наталия одна в доме, что, впрочем, ее нисколько не пугало. Движимая скорее любопытством, нежели страхом, Наталия резво сунула ноги в чирики, и вышла во двор, попутно окинув взглядом двор. На первый взгляд все находилось на своих местах, слышалось сонное мычание коров, блеянье овец, да кудахтанье чудом оставшихся от последнего наскока сотни Уфимцева кур. А вот возле сарая с сеном собаки неистово продолжали лаять, порой чуть ли не навзрыд. Было непохоже, чтобы там был кто-то чужой, но, поскольку бережёного Бог бережёт, то Наталия вооружилась здоровенной палкой, и, осторожно ступая, подошла к сараю и отогнала собак.

–Цыть, окаянные, всех переполошили! Пошли, пошли отседова!

Недовольно повизгивая, собаки начали отступать от сарая, время от времени взлаивая. Наталия выждала ещё немного и приоткрыла дверь. Несмотря на яркую лунную ночь, в сарае почти ничего не было видно. Но когда глаза привыкли к сумраку, она увидела на охапке сена лежавшего ничком человека.

–Эй, ты кто? – тихонько сказала Наталия. Но человек ничего не ответил, продолжал лежать совершенно неподвижно.

–Умер ты, что ли? – прошептала растерянно Наталия и крадучись приблизилась к лежавшему. Теперь, когда глаза полностью привыкли к темноте, она уже могла рассмотреть, что человек лежал на спине, слегка раскинув руки и неровно, хрипло, дышал. Человек был бос, шинель его была грязная, рваная, со следами не то грязи, не то какой-то темной жидкости. Рядом с ним лежала смятая фуражка, с красной звездой на околыше.

«Красный! Значит не сон то был, что стрельба была ночью, не снилось ей это», отшатнулась от него Наталия и поспешила к выходу. «Надо отцу будет сказать, когда приедет с Титовки, а он уж пущай сам решит, что с энтим красным делать», подумала она. «Отвезти ли его в город, или же свои сами с ним разберутся». И тут же остановилась, поскольку вспомнила, как пару недель назад станичники порубили пленных красноармейцев, просто так, для куража, с лютой и слепой ненавистью и злобой. Сердце невольно захолонуло страхом и жалостью.

Немного подумав, она снова подошла к лежавшему и нагнулась. Человек все так же неподвижно лежал, полуоткрытые глаза его невидяще смотрели на Наталию. Дыхание его то прерывалось, то судорожно ускорялось. Лицо его, поначалу показавшееся лицом пожилого человека, было совсем юным, несмотря даже на недельную небритость и гримасу боли. «Молоденький какой», подумала Наталия, и легко прикоснулась рукой к щеке. Человек застонал и судорожно дернулся. От этого шинель с правого бока сползла, обнажив давно не стираную гимнастерку, на которой расплылось темное пятно. «Ранен», поняла Наталия и побежала в дом. Там, недалеко от божницы, в старом бабкином сундуке лежали разные старые вещи, в том числе исподнее и рубахи, и недолго думая, она схватила парочку рубах, зачерпнула ковшом с чугунка, стоявшего на печи, еще горячей воды и вернулась в сарай.

Она никогда не перевязывала раны, и потому боялась даже глядеть, когда отрывала подол гимнастерки, пытаясь не слушать стоны раненого. Наконец, ей это удалось, и ее взору предстала рана, на удивление совсем небольшая, всего лишь дырочка, из которой, однако, продолжала слабо сочиться кровь. Решившись, Наталия оторвала кусок рукава от рубахи, и смочив её водой, стала осторожно обмывать края раны. Человек застонал снова, на этот раз громко, и открыл глаза. Воспаленные губы что-то прошептали, но Наталия ничего не поняла.

–Лежи спокойно, скаженный, – сказала она ему. –Опосля скажешь чего тебе надо. А пока дай перевяжу тебя, а то истечешь кровью, словно порося на бойне. Да лежи ты, кому говорю!

Раненный слабо улыбнулся и утвердительно кивнул, стиснув зубы. Наталия же настойчиво продолжала стирать лоскутом кровь. Затем, взглянув ему в глаза, спросила:

–Очень больно?

Раненный в ответ утвердительно кивнул головой. Его лицо, и без того бледное, теперь казалось белее снега, и Наталия почему-то опять испугалась: уж не вурдалак ли какой? И чтобы отогнать страх, сказала быстро, горячо:

–Дай-кось поверну тебя, сможешь вытерпеть? А то вить, и на спине, поди, кровищи полно. Раненный снова согласно кивнул и Наталия, уже почти не боясь, уверенно повернула его на левый бок и слегка приподняла. Раненый показался ей слишком легким, словно вместе с кровью и уходила из него земная тяжесть жизни. На спине также виднелась рана, в широком пятне крови.

–Навылет? – прохрипел раненый.

–Ага, – ответила Наталия.

–Это хорошо, что навылет. Значит, жив буду.

–Не говори ничего, и не шевелись, а я тебе тама ишо промою, да перевяжу. Держись за меня, ежели сможешь, а то мне тебя одной рукой держать, да второй перематывать, дюже несподобно.

–Спасибо тебе, – прошептал раненый, и сделал попытку схватиться за рукав Натальиной шубы, но рука слегка царапнув кожу, бессильно упала вниз.

Наталия ничего не ответила, лишь крепче ухватила его одной рукой, продолжая широкими и осторожными движениями второй руки смывать кровь вокруг раны. Затем она оторвала от рубахи широкий лоскут и стала неумело перевязывать, стараясь не причинять боли раненому. Но, видимо, это не очень получалось, судя по судорогам, иногда пробегавшим по телу, особенно когда приходилось поворачивать его, чтоб сделать очередной оборот. Наконец, она закончила и осторожно уложила его на спину. Раненый облегченно вздохнул и закрыл глаза. Несмотря на холод, по его лицу струился пот. Наталия смотрела на его лицо, и тот, видимо почувствовав на себе ее взгляд, открыл глаза, и, в свою очередь, стал ее пристально рассматривать.

Наталия неожиданно почувствовала, что краснеет.

–Ну, будет, чего зенки свои вылупил на меня? – грубо сказала она, и прикусила губы.

–Красивая ты, – прошептал раненный, и погладил ее по руке.

–Так что с того? Не по тебе така красота. Лежи себе и силу копи. Тебе вить, ишо до своих иттить надо, за это думай, а не на меня засматривайся.

–Красивая, – снова прошептал раненный и закрыл глаза.

–Откель будешь-то, – спросила Наталия. –И звать-то тебя как?

–Андрей я, с Питера буду. Слыхала про такой город?

–Слыхала. Ну дак что с того?

Она хотела еще что-то сказать, но в этот момент на базу заголосил петух, в ответ ему закричали соседские петухи, и по станице пролетел целый концерт. Наталия встала, и не оглядываясь вышла из сарая. В доме она еще раз пошарила в старом бабкином сундуке, в который крайне редко заглядывали отец с матерью, и вытащила от туда старую, но еще годную вязаную кофту и небольшой половичок. Затем вернулась в сарай и присев, протянула их раненому.

–На-ка, вот, ноги обмотай, а то ведь совсем синие у тебя.

–Спасибо.

–Да на что мне твое спасибо. Лежи тихо, а то станица просыпается, не ровен час, заметят тебя. А нам энтого ненадобно. Не любят вас шибко-то, красных.

И не дожидаясь ответа вышла. Весь день Наталия хлопотала по хозяйству. Не смотря на то, что белые и красные, зеленые и прочие, исправно реквизировали кто живность, кто вещи, работы по хозяйству все равно хватало. Слава Богу, и куры, и овцы, и коровы, и свиньи еще остались. Не сравнить, конечно, с временами до войны, но на жизнь хватало. А потому, до самого вечера Наталия бегала по двору, успевая задать корм скотине и птицам, убрать за ними и за лошадьми, приготовить ужин. Стемнело, как всегда, рано, и Наталия, собрав немного хлеба, вареной картошки и сала, крадучись скользнула в сарай. К ее удивлению, Андрея на месте не было.

–Эй, где ты? Ушел, что ли?

–Здесь я, – раздался голос с дальнего угла.

–А я испугалась, думала, ушел ты. А на улице-то мороз, не приведи Господь.

–Хотел уйти, но сил нету. – признался Андрей. –К своим надо, да и за тебя боязно.

–Ишь ты, заботливый какой. За меня ему боязно. А за себя не страшно?

–Страшно, конечно. Это только дурак ничего не боится. А умный всегда про страх знает, да только бороться с ним умеет.

Андрей закашлялся. Наталия подошла к нему поближе и протянула еду.

–На-ка, вот, поешь, с голодухи никакой поправы не будет. Андрей с трудом приподнялся и принялся жадно есть. Наталия смотрела на него с непонятной ей самой жалостью и состраданием. Андрей, видимо, почувствовал, что она пристально смотрит на него, оторвался от миски с картошкой и виновато сказал:

–Суток трое, как не ел ничего, ты уж прости.

–Видать, больно хороша у вас жизнь, у красных, коли по три дня не евши живете.

–Хороша, – улыбнулся в ответ Андрей, нисколько не рассердившись. –Будет время – и у нас всего в достатке будет. Знаешь ли ты, какую мы жизнь построим? Солнечную, чтобы у всех полные закрома, чтоб достаток в доме, чтобы лица сияли, чтобы все друг другу братьями стали.

–Ох и врешь же ты, Андрюшка, зато как складно. Где ж это видано, чтобы ваши городские с нашими казаками мирно жили? Какой уж год друг друга шашками рубаете, с винтовок палите, да пушками косите. Кака еще дружба промеж нами может быть? Врешь ты все.

–Это сейчас мы друг друга в кровь хлещем. Так ведь война же не вечная, когда-нибудь да кончится. А там и помиримся.

–С вами кончится. Чего вам, городским, неймется? Сидели бы у себя в городах мирно, да нас не трогали. Вы ж за нас пахать, сено косить, за коровами ходить не будете. Чего ж тады мешаете?

–Глупая ты.

–А уж какая есть. И не тебе меня учить, – рассердилась Наталия и встала. –Как поешь, положь сюда все, а завтра я тебе с утра еще принесу.

–Не сердись на меня, – виновато произнес Андрей. -Ей-Богу, не со зла. Такую как ты – обижать грех.

–А ну тебя, – улыбнулась против воли Наталия и вышла.

На следующий день Андрей выглядел уже намного лучше, он мог даже сидеть, и Наталия только диву давалась, как он быстро шел на поправку. В этот день она занималась делами быстрее, чем обычно. Ее почему-то тянуло к этому немного странному парню, который, не смотря на то, что был серьезно ранен, был уверен в чем-то таком, чего она не знала. И это что-то казалось ей грозной, неодолимой силой, которая вот-вот придет и в их станицу. И от этого страшно было, и одновременно пьянило, словно бы пришла весна с ее бурной зеленью и цветущими садами.

Удивительно, но в этот день Андрей ей почти ничего не говорил, а она сидела рядом и просто смотрела на него. В принесенной ею старой, но добротной теплой папахе, он выглядел довольно уморительно, но при этом, душевная сила, исходившая от него, казалось еще весомее. Лишь только когда она собралась уходить, он вдруг спросил ее: