Текст книги "Злобный гений (СИ)"
Автор книги: Андрей Щепетов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
Между тем голос Мифареса сделался громче. Ритм колыбельной, которую он пел, ускорился. Андрею хотелось закрыть уши. Не то чтобы ему было плохо. Просто призванная убаюкивать песня навевала тоску и вселяла страх.
Студент, словно завороженный наблюдал за тем, как закрыл глаза Серафим. Клоун повис прямо в воздухе, его руки были скрещены на груди. Лицо шута побледнело, словно мел. Он не дышал. Андрей этого не видел, потому что находился далеко. Но почему-то точно знал, что Серафим умер.
Злобный гном оборвал колыбельную на полуслове и приблизился к своему врагу. Он пнул несчастного шута ногой – тот не пошевелился. Вперив взгляд в неподвижного клоуна, палач застыл, любуясь зрелищем поверженного противника. Потом он закинул голову назад и захохотал. Это был отвратительный смех. Наверное, так веселятся демоны. Андрей не смог больше сдерживаться – по его щекам текли слёзы.
Глава 16.
Братья не торопясь ступали по мраморным плитам роскошного собора. Во всём Риме не было здания красивее церкви Святого Павла. Поражающая своим великолепием, она казалась сплошным сиянием золота, красок и цвета.
Войдя в огромную дверь с чёрным крестом, они оказались в длинном зале с множеством колонн. Высота потолков потрясала воображение, а красота мозаик вызывала восхищение перед искусством мастеров, украсивших храм.
Константин направился в сторону триумфальной арки, где виднелись две фигуры в сутанах. Чуть поодаль шёл Михаил. Он будто заслонял брата со спины. Подойдя ближе, византийцы поклонились.
– Великая честь для нас находиться перед лицом самого папы, – глядя в пол, произнёс философ.
Человек в красной мантии сделал несколько шагов навстречу гостям и положил руки на плечи Константину. Это был высокий мужчина с длинными седыми волосами, горбатым носом и тонкими губами. Его взгляд был оценивающим и настороженным.
– Рад видеть детей Византии в вечном городе, – тембр его голоса был мягким, приятным.
– Мы много наслышаны о папе Николае Первом и хотим выразить наше восхищение его деяниями, – братья снова поклонились. Николай едва заметно кивнул.
– Вы верно устали с дороги, и хотите отдохнуть? – византийцы знали, что это лишь ритуал, обычная вежливость. Невозможно было представить, чтобы кто-то мог в присутствии главы церкви сослаться на усталость и отложить разговор с первосвященником.
– Усталость покинула нас в тот момент, когда мы переступили порог этого дивного храма, – слова Михаила пришлись по душе Николаю. Он улыбнулся.
Рядом послышалось покашливание. Папа, словно о чём-то вспомнив, повернулся к молчавшему до сих пор человеку.
– Познакомьтесь, – Николай обратился к братьям, – это отец Майнрад, епископ баварский.
Немец скинул с головы капюшон и едва заметно кивнул. Братья ответили лёгким поклоном. Священник подошёл ближе, и византийцы смогли разглядеть его получше. Перед ними стоял человек невысокого роста, с невыразительным лицом. Обычная, ничем не примечательная внешность. Однако было в нём что-то, что насторожило философа. Кроме надменности человека, привыкшего повелевать другими, в его взгляде читалось презрение, словно он глядел на низших существ. Епископ старался ничем не выдать своего пренебрежения, но ему это плохо удавалось.
– Он прибыл в Рим с жалобой, – продолжал Николай. – И знаете на кого?
– Нет, ваше святейшество, это нам не известно, – осторожно ответил Михаил. Он посмотрел на брата – тот был спокоен.
– Германский епископат возмущён тем, – снова заговорил итальянец, – что два человека проводят церковные службы в Моравии на варварском языке. И эти двое – вы.
Философ посмотрел прямо в глаза Майнрада, тот отвёл взгляд.
– Мы по мере сил служим Господу нашему, – произнёс Константин. – И несём слово божье людям.
– Но ведь вам известно, – вступил в разговор немец, – что хвала Богу может воздаваться лишь на трёх языках, на которых была сделана надпись на Кресте Господнем: еврейском, греческом и латинском?!
Голос епископа оказался крикливым, с истеричными нотками в конце фраз.
– Хвала Господу, – спокойно возразил Майнраду Константин, – может воздаваться на любом наречии. Уж не хотите ли вы сказать, что запрещено обращаться к Творцу тем, кто не владеет языками, которые вы только что упомянули?
– То, что вы проповедуете – ересь! – взвизгнул епископ. Он покраснел. Было видно, как вздулась вена на его шее.
– Разве можно назвать ересью служение Богу? – философ обращался уже не к Майнраду, а смотрел прямо в лицо папы.
Николай в задумчивости хмурил брови.
– Вот из-за таких, как вы, – продолжал бесноваться баварец, – и происходят бунты! Ваши речи провоцируют беспорядки, а идеи приводят к расколу в церкви!
– О каком расколе идёт речь? – философ посмотрел на покрасневшего священника.
– Немецкий епископат считает, – снова взял слово папа, – что это из-за вас моравский князь Ростислав изгнал германских священников со своей земли, что спровоцировало войну между двумя странами.
– Действительно, мы прибыли в Велеград, столицу Моравии, по приглашению Ростислава, – после короткой паузы произнёс Константин, – и вели богослужение на славянском наречии. Но это была не наша прихоть, а воля народа, пожелавшего слушать законы божьи на своём родном языке.
Философ сунул руку за пазуху и извлёк оттуда Евангелие.
– Разве может это, – продемонстрировал он книгу присутствующим, – служить поводом для распрей? Разве слово божье, произнесённое на другом языке, является ересью? Кто это выдумал? Не германское ли духовенство, изо всех сил ратующее за всеобщее равенство и процветание?
Наступила пауза. В тишине слышалось хриплое дыхание возмущённого епископа. Он молча смотрел на философа и готов был испепелить того взглядом.
– На самом деле всё очень просто, – продолжал византиец. – Чем больше святых книг мы переводим на разные языки, тем больше людей становятся ближе к Богу. Вот и всё.
– Но ведь война… – начал было Майнрад.
– Войну развязал немецкий король Людовик, – перебил священника Константин. – Он привык считать Моравию своей вотчиной, а Ростислава – вассалом. И ему пришлось не по нраву, что его перестали считать хозяином. Немецкие епископы покинули страну, а Людовик двинул туда войска. Причиной всему явилось тщеславие и гордыня. А наши мирные проповеди здесь ни при чём.
Николай протянул руку к Евангелию. Философ передал книгу папе. Тот осторожно провёл рукой по уродливому шраму на твёрдой обложке.
– Что это?
– Эта книга когда-то спасла мне жизнь, – ответил византиец.
Первосвященник не стал больше ни о чём спрашивать. Он одну за другой перелистывал страницы, внимательно всматриваясь в незнакомые буквы. Николай ещё раз провёл пальцами по страшной ране на бумаге и, наконец, закрыл том. Он вернул книгу философу и очень тихо, но так, чтобы слышали все присутствующие, произнёс:
– Данной мне властью я утверждаю богослужение на славянском языке, а переведённые книги приказываю положить в римских церквях.
– Я прошу только об одном, – философ поклонился папе.
– Да? – Николай вскинул брови.
– Позволите ли вы мне, ваше святейшество, – произнёс византиец, – оставить у себя этот экземпляр. – Константин погладил рваную рану на Евангелии.
– Да будет так! – торжественно произнёс первосвященник.
Он взял философа за руку и подвёл его к Майнраду. Немец никак не отреагировал на это. Его глаза смотрели в пол, и только по бьющейся на шее вене можно было догадаться, что его состояние далеко от спокойного. Николай протянул руку в сторону немца.
– Я был бы рад, – тихо произнёс папа, – если бы между германским духовенством и византийскими посланниками не было больше непонимания. Во всяком случае, мне бы этого очень хотелось.
Майнрад не торопясь поднял глаза. Посмотрел сначала на братьев, потом на папу. Все ждали, что он скажет.
– Я не могу противиться воле первосвященника, – Майнрад хоть и говорил сейчас тихо, но высокие нотки в конце фраз по-прежнему резали слух. – Признаюсь, не ожидал такого поворота. Но если сам Рим покровительствует новому порядку, то я, и в моём лице весь германский епископат, принимаем это, как должное.
Майнрад поклонился. Папа подошёл к епископу и положил одну руку на плечо немца.
– Я очень рад слышать такие слова из твоих уст, сын мой, – произнёс он.
Епископ снова поднял голову и, глядя прямо в лицо Константину, произнёс:
– В честь нашего примирения хочу пригласить византийских посланников сегодня к себе, дабы они смогли разделить со мной скромную трапезу.
Михаил хотел ответить первым, но философ сумел опередить брата.
– Это будет честью для нас, – произнёс он.
– Да будет так! – подвёл черту под мирным договором папа.
Он взял недавних противников под руки и повёл их к выходу из собора. Позади троицы ступал Михаил. Ему не понравилось то, как быстро смирился со своим поражением немец. В сердце византийца поселилась тревога. Он с тоской смотрел в спины идущих впереди людей. Священник предчувствовал беду, но изменить что-либо было не в его силах.
Дом Майнрада находился в самом центре Рима, неподалёку от церкви Святого Павла. Это был большой особняк, обставленный с вычурной и крикливой роскошью. Братьев встретил важный, хорошо одетый привратник. Не говоря ни слова, он повёл гостей на второй этаж, в большой зал. Там был накрыт стол. Навстречу посланникам спешил сам хозяин дома. Его лицо выражало радость, словно он встречал не недавних противников, а старых знакомых.
– Рад видеть вас в моём доме! – истеричные нотки в конце фраз никуда не делись. – Прошу, проходите, – священник изобразил приглашающий жест, – садитесь за стол.
Братья заняли места на стульях с высокими спинками. Напротив расположился Майнрад. Слуга собрался наполнить бокалы, но епископ что-то выкрикнул по-немецки, и лакей поспешил покинуть место пиршества.
– В наших краях считается проявлением уважения и искреннего расположения, когда хозяин сам наливает вино гостю, – пояснил епископ.
В его руках появилась пузатая бутылка с бордовой жидкостью и три бокала. Кубки были разного цвета. Епископ поставил зелёный фужер перед философом, синий достался Михаилу. Себе немец оставил красный кубок. Майнрад торопливо налил вино и поднял руку.
Михаил, не отрываясь, смотрел на суетливые приготовления германца. От него не ускользнуло, что руки хозяина дома дрожат. Наливая вино, он пролил несколько капель на скатерть.
– Я хочу произнести тост за моих гостей, – продолжал изображать радушного хозяина Майнрад. – И пусть останутся в прошлом разногласия и непонимание.
Константин встал и взял в руки свой бокал.
– Все мы служим единой цели, – ответил он, – и несём Слово Божье людям.
Он собрался пригубить рубиновую жидкость, но Михаил перехватил руку брата.
– Не мог бы досточтимый епископ, – византиец посмотрел прямо в глаза немца, – первым испить из наших кубков?
– Что это значит?! – истеричные нотки в голосе епископа сделались громче. – Вы хотите меня оскорбить?!
Его лицо покраснело, а дыхание сделалось частым, как после бега.
Философ взял брата за руку.
– Епископ Майнрад проявил добрую волю, – глядя на брата, произнёс он. – И нам известно, что это далось ему нелегко. К тому же он, как радушный хозяин, пригласил нас в свой дом. Поэтому мы не имеем права обидеть его недоверием и подозрениями. Он не может причинить нам вреда, потому что он – добрый христианин, к тому же священник.
Константин снял руку брата с запястья и опустошил свой бокал с вином. Михаил вперил взгляд в германца. Тот опрокинул свой кубок и с обидой посмотрел на недоверчивого византийца. Потом его лицо вновь сделалось гостеприимным, оно расплылось в добродушной улыбке.
– Это вино двадцатилетней выдержки, – с гордостью объявил германец. – Очень редкий сорт. Я держу этот напиток для особенных случаев. Как раз для такого, как сегодня.
– Вы очень добры, – поклонился философ. – Но не слишком ли мы злоупотребляем вашим временем? Ведь у вас, верно, много дел.
Вместо ответа Майнрад поднялся со стула, снова взял в руки кувшин и наполнил бокал философа до краёв. Он хотел налить вина и Михаилу, но кубок старшего из братьев оказался полон. Майнрад с удивлением посмотрел на мрачного византийца.
– Боитесь, что я вас отравлю? – германец рассмеялся, словно сказал что-то очень весёлое.
– Вы не выпили из наших кубков! – сдвинул брови Михаил.
Внезапно Майнрад перестал веселиться. Его лицо сделалось злым. Он схватил синий кубок и сделал из него два больших глотка.
– Теперь-то вы верите, что я не убийца? – выкрикнул он. – Или вам нужны новые доказательства?!
– Вы должны простить моему брату чрезмерное недоверие, – примирительно произнёс философ. – Просто жизнь научила его быть более осмотрительным, иногда даже слишком.
– Согласен, – кивнул германец, – в наше время лишняя осторожность не помешает. Я вот помню случай…
Епископ принялся рассказывать малоинтересную историю из своей жизни. При этом он смеялся собственным шуткам и жестикулировал руками. Константин улыбался и иногда кивал головой. Время от времени он прикладывался к кубку и делал из него маленькие глотки. Михаил был мрачен и не притронулся ни к чему на богато накрытом столе.
Наконец, вино было выпито. По большей части употребил его сам хозяин дома, отчего заметно захмелел. Гости стали прощаться, и после долгих уверений в искреннем расположении и даже дружбе, которые источал раскрасневшийся епископ, гости покинули гостеприимный дом. Настроение у обоих братьев было тревожное. У одного из-за грубости брата, у другого – из-за дурных предчувствий.
Константин слёг через неделю. Три дня его мучила жестокая лихорадка. Он относил своё недомогание к дальней дороге и напряжённой работе. Философ пил снадобья и травы, прописанные ему присланным папой лекарем. Но болезнь не отступала. Напротив, византийцу день ото дня становилось хуже. В один из дней он не смог подняться с постели.
Вновь послали за доктором – тот только беспомощно разводил руками, говоря, что у больного неизвестная медицине болезнь и призывал молиться Всевышнему. Лицо философа осунулось, приобрело неестественную желтизну. Он часто впадал в забытьё, иногда бредил. Михаил ни на минуту не отходил от постели брата. И даже спал здесь же, обустроив себе небольшую постель у изголовья.
Однажды он проснулся, как от толчка. Было раннее утро, солнце только-только показалось из-за горизонта и не успело ещё полностью прогнать ночную мглу. Михаил приподнял голову – его сон тут же прошёл. На него смотрел философ. Он ничего не говорил, только слегка улыбался. Не веря глазам, византиец бросился к брату.
– Наконец-то, – в глазах священника показались слёзы. – Как ты себя чувствуешь? Тебе легче? Почему ты молчишь?
Константин положил бледную руку на голову брата и провёл ей по волосам.
– Обещай мне исполнить то, что я сейчас скажу, – слабым голосом проговорил он.
– Конечно, брат, – Михаил посмотрел на больного. – Всё, что скажешь.
Константин закрыл глаза и помолчал, словно собираясь с силами. Потом его веки задрожали, и он снова обратился к брату.
– Мы с тобой, как два вола, – сказал он, – от тяжёлой ноши один упал, другой должен продолжать путь.
– О чём ты? – голос Михаила дрогнул. – Ты поправишься, мы вернёмся домой и вместе продолжим нашу работу.
– Нет, – ответил философ. – Сегодня я видел сон.
– Какой? – по щекам священника потекли слёзы.
– Я видел её. Ко мне приходила Аруб, – бледные губы философа тронула едва заметная улыбка. – И ещё. Мне велели принять схиму.
Мокрые глаза священника расширились. Он стал сомневаться. Может, Константин бредит?
– Кто? – боясь услышать ответ, спросил он.
Ясный, абсолютно осмысленный взгляд больного развеял все сомнения византийского священника.
– Ты знаешь сам, – ответил Константин.
Он сказал это тихо, но Михаилу показалось, что слова оглушили его. Он был не в силах пошевелиться. Его будто парализовало. Когда он очнулся, то обнаружил, что брат снова впал в беспамятство. Его лоб покрылся испариной, а губы шептали что-то неразборчивое.
Прошло ещё три дня, прежде чем больной снова пришёл в себя. Он открыл глаза и не спеша осмотрелся. Михаил тронул брата за руку, тот улыбнулся.
– А кто там, позади тебя? – казалось, что голос философа раздаётся издалека, настолько он был слабым.
– Это отец Павел из церкви святого Климента, – ответил византиец. – Он поможет провести обряд.
Михаил обернулся, приглашая человека в рясе подойти ближе. Незнакомец приблизился к постели и скинул капюшон с головы. Константин с большим вниманием осмотрел священника. Это был высокий человек, с добрым, открытым лицом. Он нагнулся к философу, коснулся его плеча и тихо произнёс по-гречески:
– Я рад познакомиться с таким человеком, как вы.
– Вы очень добры, – кивнул головой Константин. Было заметно, что слова даются ему с трудом. – Мне надо принять схиму.
– Я знаю, – человек достал из-под сутаны белую рясу и простые сандалии.
– У меня мало времени, – прошептал философ.
Он вдруг закашлялся. Михаил схватил со стола бокал с водой и поднёс его к губам брата. Больной отвёл руку с кубком в сторону, из его рта показалась тонкая красная струйка. Но приступ прекратился. Михаил вытер губы больного салфеткой.
– Надо начинать, – прохрипел философ.
Михаил отошёл в дальний угол, чтобы не мешать священнику выполнять то, зачем он сюда явился. Византиец плохо понимал, что говорит Павел. И совсем не потому, что он вдруг забыл греческий. Он думал о своём несчастном брате. О том, как горячо убеждал его философ в необходимости этой поездки. Он говорил, что нужно обязательно встретиться с папой и постараться убедить его в нечистоплотности немецких епископов. И он опять оказался прав. Ему удалось совершить то, о чём он мечтал. Но какой ценой? Стоит ли жизнь такого человека, как он, достигнутой справедливости? Кому нужна такая победа?
– Помогите мне, – голос Павла вывел Михаила задумчивости.
Византиец подошёл к постели. Они вместе со священником облачили больного в новую рясу и надели на ноги сандалии.
– Именем Господа нашего нарекаю тебя новым именем, – торжественно произнёс священник. – С этого дня ты будешь зваться Кириллом!
В руках Павла появился крест, которым он трижды осенил лежащего перед ним человека. Философ едва заметно кивнул и потерял сознание. Его дыхание сделалось ровным, потом стало затихать. Вскоре оно прекратилось совсем.
Михаил, стоя на коленях возле постели, громко рыдал, уткнувшись лицом в бездыханное тело брата. Он не знал, что Кирилл ступает сейчас по светящейся дороге, и его, держа за руку, ведёт в направлении света длинноволосая дева, которую счастливый философ называет Аруб. Они идут рядом, о чём-то беседуют, а перед ними, мельтеша тройным колпаком, скачет забавный скоморох.
Глава 17.
Туман внезапно рассеялся, Андрей почувствовал, что движется вперёд. Хотя он мог поклясться, что находился на месте. Было ощущение, что его сознание достали с дальнего шкафчика и возвращают теперь на место. Он вновь очутился на твёрдой почве. За время поединка ничего не изменилось, словно не было никакой драки. Всё те же ангелы, голова лётчика по-прежнему торчит из земли. Золотая клетка тоже в наличии. Единственное, что изменилось, был Серафим. На месте неунывающего клоуна лежало теперь бездыханное тело. Маленький трупик одиноко валялся в пыли, по его лицу ползала большая муха. Неожиданно раздались громкие аплодисменты – это Белиал в образе двух ангелов хлопал в ладоши.
– Примите мои поздравления, – елейный голос “светлых” приторной патокой разливался в воздухе. – Это было гениально!
Палач демонстративно поклонился.
– А я и есть гений! – карлик выпятил цыплячью грудь, а потом свистнул.
Издалека послышался знакомый рык.
– Убийцы! – донеслось со стороны торчащей головы. – Вам всем светит пожизненное! – Макаров помолчал, а потом добавил. – Я выступлю на стороне обвинения.
Странно, но сидящая перед бунтарём кобра не тронула возмущённую голову. Наоборот, она слегка отпрянула от неё, будто опасаясь нового вербального приступа.
– Может, уже отрубишь эту говорящую тыкву?! – Мифарес повернулся к ангелам. – А моя кошечка тут всё подчистит.
Чёрный тигр уже стоял возле своего хозяина. Андрей не заметил, когда тот появился. Скорее всего, он всё ещё находился в некотором оцепенении от увиденного. Но больше всего, наверное, оттого, что погиб его маленький друг – смешной скоморох в забавном колпачке.
– Отличная мысль! – двойной ангел потёр руки. – Только зачем же всё делать самим? Пусть это сделает наш друг!
Белиал с лёгкой небрежностью махнул рукой в сторону Андрея – золотая клетка исчезла. В руках студента возник знакомый топор. Невидимая сила толкнула человека в спину, он побрёл в сторону торчащей из земли головы. Тяжёлое оружие волочилось по песку. Андрей хотел его бросить, но избавиться от топора оказалось не таким уж простым делом. Ладони помимо воли хозяина сжимали холодную рукоять.
– Эй, ты чего?! – говорящая голова выпучила глаза. – Брось эту хреновину, кому говорю!
Андрея призыв друга не остановил. Единственное, что ему удалось предпринять, это пожать плечами. Лётчик расценил этот жест правильно. Он переключил своё внимание на светящихся от возбуждения ангелов.
– А я всё осознал! – сообщил он демону. – Изменил своё мнение и даже раскаялся! В чём могу поклясться незамедлительно и при свидетелях!
По всей видимости, приступ словоблудия возник в торчащей голове от отчаяния. Лётчик не знал, что ему предпринять, а потому нёс всякую ахинею. Правда, на “светлых” этот спич не подействовал. Вернее, подействовал, только не так, как хотелось бы зарытому по шею Макарову. Белиал от беспомощной тирадыпленника пришёл в совершеннейший восторг и в нетерпении вскочил со своего места.
Тем временем, Андрей уже приблизился к жертве. Он пытался как-то сопротивляться или хотя бы свернуть в сторону, но сила демона не позволила даже на мелкий градус отклониться от курса. Она привела его прямиком в нужную точку. А именно – к возмущающейся голове. В какой-то момент Андрей с ужасом понял, что его руки наливаются силой. В другое время это обстоятельство его, наверное, порадовало бы. Только не сейчас. Он с лёгкостью взметнул тяжёлый топор над головой. Лётчик издал нецензурный вопль, в этот момент воображение студента пронзил образ Серафима.
Откуда он взялся, студент понять не мог. Может, это неприличная реплика друга так на него подействовала, а, может быть, он находился под впечатлением от недавней гибели джокера. Но, так или иначе, видение было очень чётким, почти реальным. Оно как бы заполнило организм целиком, вытеснив оттуда демоническое наваждение. Андрей почувствовал, как оцепенение слетело с него, как пух с одуванчика. Он понял, что может снова управлять собственным телом. Вместе с тем его обуяла злость. На этих довольных собой выскочек – он зыркнул в сторону демона с карликом.
Решение возникло в долю секунды. Студент напрягся и, что есть силы, рубанул топором кобру. Под истошный вопль лётчика голова змеюки была отделена от её бесхребетного туловища. В то же мгновение послышался сдвоенный крик. Андрей посмотрел в сторону духа – каждый из демонов прижимал одну руку другой. Из-под лощёных пальцев показалась тонкая струйка крови.
Андрей пребывал в каком-то странном состоянии. Его голова налилась свинцовой тяжестью, но он точно знал, что нужно делать дальше.
Он отбросил топор в сторону, схватил туловище змеи и сложил из него несколько колец. Затем поднял валявшуюся под ногами палку и начертил внутри змеиного круга нужные знаки. Демон с карликом не успели прийти в себя – у студента на всё ушло всего несколько секунд. Андрей вписал в центр фигуры слово “Мастер”. В то же мгновение Магический круг вспыхнул.
Несмотря на огонь, Андрей схватил пылающую фигуру с земли и швырнул ею в Белиала. Крылья на спине демонов тут же вспыхнули, демон взвыл. С лётчиком тоже начали происходить изменения. Почва вокруг бедняги вздулась, его, как пробку из-под шампанского вышибло из земли. Несчастный подлетел на высоту человеческого роста, а потом рухнул вниз. Плевки, с помощью которых недавний пленник пытался очистить рот от песка, слились с отборными репликами непечатного содержания.
В следующую минуту Андрей услышал заунывную мелодию. Ту самую, из Колыбельной. Которой злой карлик убил Серафима. Поначалу это была еле слышная мелодия, но постепенно звук набирал силу.
Студент посмотрел в сторону, откуда слышалась песня и остолбенел. Тело джокера по-прежнему лежало на земле, но оно выпрямилось. И даже не в этом была главная странность. А в том, что над тельцем появилось едва различимое пятно. Оно вибрировало в такт заунывного мотива. Внезапно Серафим сел, его руки метнулись вперёд – призрачное облачко с резким вскриком ринулось в сторону Мифареса. Злобный карлик не успел увернуться. Воющий фантом угодил точно в его голову – палач вспыхнул. Его окутало зелёное пламя – он закричал.
Андрей в состоянии полнейшего ступора наблюдал за разворачивающимися перед ним событиями. В то, что произошло, было трудно поверить. Но факт оставался фактом – ужасная колыбельная поразила того, кто её призвал. В голове студента почему-то возникло “Спички детям не игрушка”. Известное предостережение заняло большой кусок сознания и не собиралось оттуда улетучиваться. Справиться с самозванкой помог кто-то извне.
– И долго ты собираешься изображать памятник?
Эти слова подействовали на Андрея отрезвляюще. Он вздрогнул и обернулся. Перед ним, как ни в чём не бывало, стоял Серафим. Выглядел он по-прежнему, только был более пыльным, чем обычно.
К тому, что произошло далее, Андрей отношения не имел. Он не собирался ничего такого предпринимать. Но его рука сама по себе, то есть без всякой команды свыше, потянулась в сторону карлика. Наверное, она решила проверить человечка на подлинность. Серафим не стал ждать, пока его ущипнут, а просто взял да и укусил студента за палец.
Андрей ойкнул и хотел возмутиться, но клоун вытянул ручонку в сторону полыхающего демона. Студент взглянул в предложенном направлении и обомлел. Над объятым пламенем Белиалом возник огромный бак. И он, этот бак, заполнялся водой. Причём источника поступления жидкости в обозримом пространстве не наблюдалось. Через мгновение ёмкость опрокинулась, невероятный объём воды обрушился прямо на горящего демона.
– Книгу! – рявкнул джокер.
Андрей аж подпрыгнул – настолько непривычным был голос шута. Он сделался громким и приобрёл командирский тон.
– Где этот клоун? – Серафим принялся озираться по сторонам.
В этот момент по его шапочке постучали. Сделано это было с деликатной осторожностью, но расходившийся гном подпрыгнул так, будто его огрели чем-то тяжёлым. Он обернулся и обнаружил перед собой лётчика. Лицо пилота было вымазано землёй, в руках он держал “Руководство по управлению самолётами”.
В другое время Макарову наверняка досталось бы на орехи от гаера. Но сейчас на сведение счётов просто не было времени. Рассмотрев, что предлагает в качестве компенсации лётчик, Серафим тут же забыл обо всех распрях. Он схватил книгу и принялся листать её со скоростью кассира, пересчитывающего за день тысячную пачку банкнот. Его пальчики мелькали среди страниц незримыми мотыльками, их мельтешение сливалось в сплошное размытое облачко.
Наконец, он нашёл то, что искал. Его руки перестали мучить книгу, она оказалась раскрытой на странице с чертежом фюзеляжа.
– Возьмите меня за руки! – приказал джокер.
Макаров уже открыл рот, чтобы отпустить в сторону шута какую-нибудь колкость, но в следующий момент отказался от этой затеи. Во-первых, потому что у него моментально пересохло во рту. Во-вторых, из-за того, что из его мозга улетучились все мысли. Кроме одной – лишь бы им удалось поскорее отсюда смыться. Эта мгновенная метаморфоза произошла с пилотом из-за того, что его взгляд упал на демона.
Белиал и раньше-то производил неприятное впечатление, но тогда он хоть выглядел прилично. А теперь… Теперь это обгоревшее существо было настоящим воплощением зла. Сквозь дымящуюся плоть проглядывал жуткий остов адского туловища. Ноги Белиала оканчивались копытами, тело имело шипастые выросты.
Но самое ужасное зрелище представляла его голова. Она была смесью вороньего клюва и козлиного черепа. Кроме того на ней росли отвратительные рога. Из чёрных глазниц на пришельцев, не мигая, смотрели прекрасные голубые глаза. Смесь детского взгляда и дьявольского оскала производила непередаваемый эффект. От такого зрелища хотелось забиться в какую-нибудь щель и тихонько выть на луну.
Белиал задрал череп, испустил дикий вопль и шагнул в сторону троицы бунтовщиков. Этот шаг оказался настолько гигантским, что, сделав ещё один шаг, демон без труда смог бы добраться до своих врагов. Это было полной неожиданностью, и троица пришельцев вряд ли успела бы что-нибудь предпринять. Но им помог Мифарес. Злобный карлик до сего момента спокойно горел в сторонке, и о нём все как-то забыли. Вернее, не то чтобы забыли, но посчитали его картой битой и не достойной внимания. Но палач решил напомнить о себе сам.
В самый критический момент он зелёным шаром выкатился на первый план и ударился прямо в Белиала. Из пламени вырвалась новая порция криков. Этим своим воплем, скорее всего, Мифарес призывал своего союзника соорудить над ним какую-нибудь ёмкость с водой или, на худой конец, тучку. Тучки в распоряжении демона не было. А, может быть, он хотел поскорее расправиться со своими обидчиками. Дух хотел отпихнуть от себя полыхающего карлика, но тот, проявляя завидную настырность, снова и снова лез под ноги чудища.
Возникшей заминкой сумели воспользоваться пришельцы. Пока демоны выясняли отношения, два человека нарисовали Магический круг, а затем вцепились в стоявшего между ними клоуна. Причём вцепились так, что едва не отдавили тому руки. Карлик поморщился, но предъявлять претензии не стал. Всё его внимание было сосредоточено на “Руководстве”.
Через мгновение книга засветилась, пространство вокруг троицы путников сделалось размытым. В следующую секунду невесть откуда взявшийся вихрь втянул в книгу джокера. За ним тут же нырнул студент, последним растворился среди страниц лётчик. “Руководство” завертелось юлой, а потом лопнуло, оставив после себя только клочья белого тумана.
Белиал в замешательстве посмотрел на дымное кружево. Затем задрал голову вверх и взревел. Только исчезнувшие в книге этого не услышали. Потому что находились уже далеко от беснующегося духа. Они опять оказались в самолёте.
Макаров, обнаружив себя сидящим в кабине пилота, впал в состояние, в каком обычно пребывает ортодоксальный йог. Он не шевелился и не дышал. Ему казалось, что как только он сделает хоть какое-то движение, мираж исчезнет. Тогда он закрыл глаза и решил досчитать до ста. Этим приёмом он пользовался с детства. Почему-то мысленное перечисление цифр приводило его мысли в порядок и действовало успокаивающе.
