Текст книги "Самая страшная книга 2014"
Автор книги: Андрей Буторин
Соавторы: Ольга Дорофеева,Олег Кожин,Дмитрий Тихонов,Алексей Жарков,Альберт Гумеров,Ирина Скидневская,Михаил Павлов,Дмитрий Костюкевич,Александр Юдин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)
Вот это удар, восхищенно крякнул ученый. И моментально вспомнил предостережение Сладунова о нечеловеческой силе Муля.
Татьяна Степановна оглянулась, увидела гостя и смущенно заулыбалась:
– Нешто проголодались? А я тут пока с картохой проканителилась… то да се… Через часок приходите, тогда можно будет кушать.
– Ничего, ничего, – заверил ее профессор, спрятав канделябр за спину, – я не спешу. Я просто так зашел… А где Василий Васильевич, не знаете?
– Василич-то? – презрительно скривилась повариха. – Где ж ему быть? Поди надрался уже, да где-нить дрыхнет, огрызок красноносый.
– За что вы его так? – улыбнулся Костромиров, с опаской поглядывая на тесак, который женщина продолжала держать в руке.
– А… терпеть не могу маленьких мужичонков!
– Какой же Василий Васильевич маленький? Он среднего роста.
– Огрызок и есть, – отрезала Степанида, махнув тесаком, – На цельную голову ниже меня. Да ко всему алкаш.
Ученый предпочел больше не спорить на эту тему. Заметив на столе кофейник, он попросил:
– Можно мне чашечку кофе?
– Вот я дурында старая! – заохала Степанида – Сама-то не догадалась предложить!
Она налила ему горячего кофе в большую глиняную чашку и указала на стул.
– Да вы садитесь, чего столбом-то стоять. Садитесь и попейте как следует. Может, вам к кофию гренок подать? Холодные, правда.
– От гренок не откажусь, спасибо.
Повариха отложила, наконец, страшный тесак в сторону, вытерла руки о передник и поставила перед ним блюдо с гренками.
– Скажите, Татьяна Степановна, – продолжил расспросы ученый, – откуда вы продукты берете? Сами в Мале ездите или как?
– Раз в три дня оттель катер приходит. А если чего особенное требуется, Антоху посылаем. Он с ентим катером в Мале уплывает, отоваривается там, а после, уже на такси ихнем водном, возвращается.
– Не очень удобно, – посочувствовал Горислав Игоревич, – лучше, если бы на острове свой катер был.
– Пожалуй, допросисьси, – с неожиданной злостью процедила толстуха. – Нашего еще тот жмот! На всякой малости экономит. А тут – катер!
– Да-а, катер нужен, – покивал профессор, с интересом наблюдая за женщиной. – На той лодчонке, что у Антона, далеко не уплывешь.
– Куды уж!
– Кстати, а где Антон?
– Небось, на рыбалке.
– Так темно уже!
– А ему все одно.
– М-да… Свежая рыбка – это хорошо. Какая обычно здесь ловится?
– И-и! Хрен на веревочке у него ловится, а не рыбка!
– Это почему?
– Какой из него рыбак, из дурачка малохольного? Он даже крови боится.
– Неужели?
– На дух не выносит. Тут третьего дня видала я, как он с комаром расправляется. Так, верите ли? он его бумажкой раздавил, чтоб кровью, не дай бог, не замараться. Умора! Ой, что это с вами? Поперхнулись; никак? Постучать по спине?
– Нет, спасибо, – откашливаясь, просипел Костромиров – Я, пожалуй, пойду пройдусь перед ужином.
– Вот правильно, – напутствовала его повариха, – Пока дождя нету. Чего сиднем-то сидеть?
Вокруг дома и на аллее царила почти кромешная тьма. Так что ориентироваться пришлось буквально на ощупь. Но Костромиров твердо решил прогуляться до берега, а возвращаться за фонариком не хотелось. И потом он полагал, что в темноте будет даже в большей безопасности.
Когда аллея гибискусов закончилась, и он вышел на поросшую низким кустарником поляну, видимость значительно улучшилась. Полная луна давала достаточно света, чтобы он смог разглядеть за пальмовыми стволами мерцающую гладь лагуны.
Он вышел на пляж и медленно побрел вдоль береговой линии. Бесчисленные крабьи батальоны неохотно размыкали свои ряды, уступая ему дорогу.
Профессор думал.
Через полчаса, завершив круг, Костромиров уселся на ствол поваленной пальмы и хотел было закурить, но вспомнил, что оставил трубку в доме. Он помянул нечистого и встал, собираясь идти обратно. Тем более ужин, наверняка, на столе.
Но вдруг замер.
А где же сторож Антоха? Степанида уверяла, что он рыбачит. Ни самого сторожа, ни его лодки он не видел. Странно… Ковалев тоже куда-то подевался.
И вдруг целый рой диких мыслей и причудливых предположений вихрем закружился в его сознании. Еще бы чуть-чуть, и их количество вполне могло сложиться в новое качество – в некую догадку. Но тут, как назло, раздался сигнал мобильника. Пришло смс-сообщение от Вадима Хватко.
Горислав Игоревич быстро пробежал эсэмэску глазами, на мгновение застыл, уподобившись библейскому соляному столбу, а потом звучно хлопнул себя по лбу и потрусил к дому.
В дом Костромиров вошел крадучись. На цыпочках миновав столовую (ужин уже дымился на столе), он осторожно заглянул на кухню. Там, как он и ожидал, никого не было. Пошарив взглядом, выбрал из десятка ножей наиболее подходящий – достаточно длинный, острый и с ухватистой рукояткой – и проследовал к обшарпанной двери в самой глубине кухни. Вот оно, жилище Степаниды, «закуток», как назвал его сторож Антон.
Теперь, когда все прояснилось, всякий страх оставил его. А голова работала как отлаженный часовой механизм. Если враг разоблачен, он уже не столь страшен. Но осторожность тем не менее не помешает. Он нажал на дверную ручку, толкнул – заперто. Провел ладонью по притолоке – так и есть, ключ лежал там.
Дверь отворилась с легким скрипом, профессор нащупал выключатель, зажег свет и шагнул внутрь.
Помещение и впрямь представляло собой нечто вроде чулана, кое-как оборудованного под жилую комнату. Обстановка в комнатенке царила спартанская. Из мебели – трюмо, ржавая железная койка с грязным матрацем да тумбочка. На тумбочке – початая бутылка водки.
Окна не было, его место как раз занимало высокое трюмо, заваленное целой грудой разнообразной косметики, в основном, судя по всему, профессиональной. Костромиров подошел и с любопытством принялся разглядывать бесчисленные коробочки, баночки, пузырьки и кисточки.
Помимо обычных помад, тушей, теней, пудр и румян, на предзеркальном столике лежали накладные ресницы, брови, щеки и несколько носов; в специальном бархатном пенале – комплект контактных линз. Рядом с трюмо на специальной вешалке висели парики. Под вешалкой стояла пара туфель на высоченной платформе. Чтобы, при необходимости, увеличивать рост, догадался ученый. Итак, все улики налицо, как говаривал следователь Хватко.
Костромиров скорее ощутил, чем услышал, что больше не один в комнате. Он резко обернулся, выставив перед собой лезвие ножа. Дверной проем загородила монументальная фигура Татьяны Степановны Костерьяновой. Точнее, фигура определенно была ее – бедра в два топорища, раздутые груди… разве что в росте она несколько уменьшилась – а вот венчалась эта фигура усатой башкой майора Ковалева.
– Е! Глядитя, кто к нам у гости пожаловал! – гундявым голосом Антохи произнесло создание. – Профессор, итить твою мать!
* * *
– Только без глупостей, Яков Семенович, – требовательно произнес Костромиров, демонстрируя нож, – холодным оружием я владею отменно.
– Ах! Я вся трепещу, – низким грудным голосом Степаниды ответил Муль.
– Довольно бы паясничать, – пожал плечами Горислав Игоревич.
– Думаешь, пора выбросить белый флаг? – спросил Муль, переходя на пропитой майорский баритон.
– Полагаю, что так.
– Как бы не так! – незнакомым, на сей раз, вероятно, своим голосом воскликнул мужчина и, растопырив руки, вразвалку двинулся на Костромирова.
Встав к нападающему вполоборота, профессор со свистом крестообразно рассек воздух перед самым его носом.
Муль на мгновение смешался, но тут же сдернул с тумбочки бутылку водки и метнул в Костромирова. Тот ловко уклонился, и бутыль угодила в трюмо за его спиной; зеркало со звоном разлетелось на куски, осыпав противников водопадом осколков. Впрочем, особого вреда они не причинили.
Муль матерно выругался, ухватил обеими руками тумбочку, легко поднял над головой и отправил следом за бутылкой. Чтобы избежать попадания, Костромирову пришлось упасть на пол. Воспользовавшись моментом, Муль одной ногой наступил ему на руку, а второй выбил нож, зашвырнув его под койку.
Профессор попытался подняться, но Муль ударил его ногой в лицо, потом – в живот и снова – в лицо; Костромиров откатился в сторону, но удары Муля настигли его и там. Ученому оставалось только прикрывать руками голову.
Муль продолжал наносить удары ногами, пока не увидел, что противник больше не сопротивляется. Тогда он ухватил профессора за одежду и вздернул обмякшее тело вверх. И в тот же миг получил мощнейший удар головой в лицо.
Фальшивый нос превратился в лепешку, а судя по брызнувшей крови, и настоящий тоже. Муль взревел и швырнул Костромирова о стену. Тот врезался в нее с такой силой, что на секунду потерял сознание и мешком сполз вниз.
Муль прыгнул.
Однако профессор уже пришел в себя и толкнул его обеими ногами в грудь. Нападавшего отбросило назад, но он устоял на ногах и прыгнул снова. Профессор попытался встретить его тем же приемом, но Муль был к этому готов. Он крепко схватил профессора за лодыжки и дернул на себя. Тот резко крутанулся вокруг своей оси, разорвал захват и вскочил на ноги.
Муль склонил голову и кинулся на приплясывающего в боксерской стойке ученого, точно бык на матадора. Прямой хук в челюсть не смог его остановить. Он лишь мотнул башкой и в свой черед врезал профессору кулаком в грудь так, что того вынесло через открытую дверь на кухню.
Костромиров налетел спиной на разделочный стол и опрокинул его. На пол посыпались кастрюли, сковороды и целый арсенал разнокалиберных ножей. Он быстро подобрал один из них.
Обнаружив, что противник снова вооружен, Муль пошарил вокруг глазами и схватил по ножу в каждую руку.
– Тебе конец, – прохрипел он, плюясь кровью.
– Еще раз предупреждаю, – ответил Горислав Игоревич, – в юности я был чемпионом Москвы среди саблистов.
– Я рискну.
Они закружили вокруг опрокинутого стола.
Костромиров просто держал нож на уровне лица, готовый в любой момент отразить выпад. Тогда как его противник со зловещим «вжик-вжик» точил одно лезвие о другое. Словно мясник перед разделкой туши. Тем не менее первым нервы сдали именно у него – он перемахнул через стол и бросился в атаку.
Профессор ловко ушел от рубящего удара в лицо, отбил колющий в живот и, в свою очередь, глубоко полоснул врага по груди.
Муль лишь усмехнулся – фальшивый бюст был ему теперь вместо панциря – и напал вновь. Все повторилось: ученый отбил выпад и нанес удар.
…Когда грудь Муля стала напоминать со стороны распотрошенную диванную подушку, он сорвал ее и швырнул в Костромирова. И тут же метнул следом один из ножей.
Профессор легко уклонился от фальшивого бюста, но пропустил нож – тот врезался ему точно в лоб. Правда, не лезвием, а рукоятью. А потому лишь рассек кожу. Костромиров потряс головой и перешел в контратаку.
Первым же выпадом он ранил противника в предплечье; Муль выронил нож и отпрыгнул назад.
– Сдаешься? – спросил ученый.
Вместо ответа тот сорвал со стены огромный тесак и взметнув его над головой, двинулся на Костромирова. Это уже было серьезно. Дабы хоть как-то уравновесить силы, профессор взял в левую руку массивную сковороду. Теперь у него был щит.
Неожиданно Муль остановился и пробормотал: «Какого черта». Опустив тесак, он тяжело рухнул на стул.
Горислав Игоревич тоже присел на край опрокинутого стола, внимательно наблюдая за врагом.
Лица обоих мужчин были залиты кровью; тяжело дыша, они молча смотрели друг на друга.
– Ничья? – первым нарушил молчание Муль.
– Похоже на то, – не стал спорить Костромиров.
Муль сунул руку под цветастый халат, повозился с какими-то застежками, и накладные бедра грузно шлепнулись на пол.
– Пить охота, – с видимым облегчением выдохнул он.
– И я бы пропустил стаканчик, – согласился профессор. – Но бутылку ты раскокал.
– В холодильнике есть пиво. Холодное.
Стараясь не выпускать противника из вида, Горислав Игоревич подошел к холодильнику и достал две бутылки пива; одну протянул Мулю.
– Я спиртного не пью, – покачал тот головой. – Уже лет десять.
– Не пьешь? А как же…
– Вечно пьяный майор-управляющий? – усмехнулся Муль. – Просто мочил усы в водке.
Он встал, повесил тесак на место и, подойдя к раковине, надолго присосался к кранику.
– Тьфу! – заявил он, напившись, – Вода здесь отвратительная… Как ты меня так быстро вычислил?
– Элементарно, Ватсон, – пожал плечами профессор.
– А все-таки?
– Перевоплощаться ты, бесспорно, мастер. Это ж надо, так сыграть Степаниду! Я до последнего момента не мог поверить, что она – мужчина. Однако временами ты все же переигрывал. Да, да! Персонажи у тебя выходили чрезмерно… карикатурными. Впрочем, признаюсь, поначалу я решил, что Муль скрывается лишь за одним из них.
– А потом?
– Потом мне бросилось в глаза, что обитатели дома никогдане показываются вместе. А между собой общаются, только когда я не могу их видеть. Да еще этот вечный полумрак во всех комнатах. Кстати, со свечами это ты сам придумал, или и впрямь есть такое указание Сладунова?
– Сам, сам. К чему рисковать понапрасну?
– Я так и подумал. Но окончательно я все понял, получив информацию о том, что Яков Семенович Муль, после ухода из облдрамтеатра, организовал собственный театр «одного актера». По примеру Аркадия Райкина. И с успехом в течение года – вплоть до неудавшегося покушения и ареста – каждый вечер играл несколько ролей разом. Особенно ему удавались пародии на политических деятелей и, что важно, женскиеперсонажи. А шоу называлось «Человек с тысячью лиц».
– Понятно, – кивнул Муль – Между прочим, многие зрители искренне отказывались верить, что всех персонажей в спектакле играю я один. А женские роли – это вообще мой «конек», женщины мне всегда особенно удавались. Мой педагог в театральном училище, бывало, говаривал: это, дескать, оттого, что у меня лицо бесполое. А одна сахалинская газетенка и вовсе написала, что я трансвестит. Идиоты! Все дело в таланте. Я не просто перевоплощаюсь, не просто играюсвоих персонажей, я на самом деле становлюсьдругим человеком, иной личностью! На какое-то время, конечно.
– Талант налицо, – согласился Костромиров, – но все равно, если бы я с тобой был знаком раньше, твой спектакль однозначно бы провалился.
– Если бы да кабы, – хмыкнул Муль.
– Что ж, теперь ваша очередь, Яков Семенович, – переходя на «вы», предложил профессор. – Может, расскажете, как вам удалось через десятилетия пронести столь незамутненной ненависть к бывшему другу детства и деловому партнеру? Вы же здесь, на острове, Бориса Глебовича Сладунова в засаде поджидали, не так ли?
– Его, гниду, – сплюнул Муль. – А насчет ненависти… Если бы он ваших детей и жену убил, вы бы небось тоже и через двадцать, и через сорок лет его не простили.
– Сладунов утверждает, что непричастен к гибели ваших жены и двоих сыновей.
– А вы чего-то другого от него ждали?
– Но вдруг это действительно был несчастный случай? Вы такого не допускаете?
– При чем тут, допускаю я или нет?! – воскликнул Муль – Я знаю,что они были убиты по приказу Сладунова!
– Расскажите мне, – попросил Горислав Игоревич.
Яков Муль с сомнением посмотрел на профессора.
– Ладно, – махнул он рукой, – почему бы и нет?
Он не спеша отклеил пышные майорские усы и бакенбарды, стянул парик, небрежно кинул все это на стол. Потом снова прошел к раковине, намочил вафельное полотенце и несколько раз с усилием протер лицо и всю голову.
Теперь, когда профессор мог лицезреть Муля в его истинном обличим, он поразился, какие у того невнятные, даже бесформенные черты. Обычно такое лицо – приговор любому артисту. Но Яков Муль, по всей видимости, сумел использовать этот недостаток себе во благо – не имея сколь-нибудь выразительных собственных черт, он научился великолепно имитировать чужие.
– Слушайте, – начал Муль, усевшись перед Костромировым на стул, – так понимаю, кое-что вам уже известно. Сладунов наверняка изложил вам свою версию тех событий. Иначе откуда вам вообще знать про меня? Ведь он вас по мою душу прислал, верно?
– Во всяком случае, он предполагает, что вы можете прятаться где-то поблизости.
– Тогда перейду сразу к главному… В общем, мы были совладельцами сахалинской компании по добыче трепангов. Он вам об этом рассказывал? Да? Ну вот. Дела наши шли в целом неплохо, как говорится, своим чередом. Но Чике этого было, разумеется, мало. Ему всегда всего было мало! Хотел, чтобы все и сразу. И побольше! Он еще с малолетства жаден был. До жратвы, до денег, до баб – до всего. А уж чиновничья служба испортила его окончательно. Привык, понимаешь, чтобы купюры ему прямо в кабинет приносили, да еще с поклоном… И вот однажды Сладунов предложил мне продать компанию (дескать, он как раз нашел выгодного покупателя), а вырученные деньги перевести на материк и там вложиться в разработанную им схему. Если коротко, суть схемы сводилась к следующему.
Мы быстренько регистрируем новенькую фирму, и ее гендиректор презентует перед руководством подходящего региона какой-нибудь проект. Неважно какой. Это может быть строительство газопровода, распределительной электростанции или нужного области комбината. Повторяю, суть проекта совершенно неважна. Главное, чтобы он входил в одну из федеральных целевых программ. А поскольку Сладунов, как бывший вице-губернатор, вхож во многие областные и краевые администрации, то наш проект непременно встречает там «понимание». На практике это означает, что в региональный бюджет соответствующей строкой вносятся гарантии того, что регион компенсирует нашей фирме, скажем, тридцать процентов затрат на строительство. По результатам, понятно. Потом мы начинаем стройку, заключаем с поставщиками, подрядчиками и субподрядчиками договоры поставки и на выполнение работ. Но стоимость материалов и работ значительно – в разы – завышаем. Ну, например, берется некое ООО «Трубадур» поставить нам трубы ценой в пять миллионов, а ООО «Техногаз» – сложить из них ветку газопровода за десять миллионов. Наша компания заключает с ними договоры. Но только удваивает цену труб и стоимость работ. Поскольку и «Трубадур», и «Техногаз» – подставные фирмы-однодневки, излишки они немедленно возвращают. А государство, как положено, возвращает нам восемнадцать процентов налога на добавленную стоимость. Разумеется, не с реальных, а уже с договорных сумм. Да потом регион, как обещал, возмещает еще тридцать процентов. Итак, наша компания, затратив на строительство пятнадцать миллионов, получает от государства четырнадцать с половиной миллионов возврата. Значит, вся стройка обходится нам в полмиллиона. Ну, а после мы продаем этот, к примеру, газопровод по его якобы «номинальной» стоимости. Или почти номинальной. Скажем, за тридцать пять миллионов. Просто и гениально! А чтобы прибыль была помасштабней, Сладунов намеревался реализовывать эту схему в нескольких областях одновременно.
Я категорически отказался. Почему? А вы бы согласились? Я тогда полагал, что беспредел в стране не будет вечным, и хотел остаться чист перед законом. Наивно? Может быть. Но мой кусок пирога вполне меня устраивал. Я и так отнюдь не бедствовал.
Муль глубоко вздохнул, словно собираясь с духом для дальнейшего рассказа, потер руками лысую голову и решительно продолжил:
– Борис принялся меня уговаривать и убеждать, дескать, одних его денег на реализацию схемы не хватит, нужно больше, и тому подобное. Я не внял ни уговорам, ни убеждениям. Тогда Борис стал настаивать. Потом перешел к угрозам. Я их проигнорировал. Хотя знал, что он тесно связан с местными «авторитетами». Но он же мой друг детства! Мы со школы дружили. В конце концов, Сладунов прямо намекнул, что у меня есть жена и дети. Но и это предупреждение я не воспринял всерьез. А потом случилось ужасное… Как и что именно произошло, рассказывать не стану – слишком тяжело, даже после стольких лет… Но чтобы внести окончательную ясность, скажу вам вот что: по делу я был признан потерпевшим, а потому имел право знакомиться со всеми его материалами; так вот, в материалах дела среди прочего имелся протокол первого допроса предполагаемого исполнителя. Там он почти во всем сознавался и пояснял, что действовал по указанию некого якобы незнакомого ему лица по кличке «Чика». Потом у этого исполнителя появилась толпа адвокатов, и он моментально «ушел в отказ» – заявил, что показания те дал под физическим воздействием со стороны сотрудников милиции. В общем, оговорил себя. А следствие неожиданно стало расценивать все произошедшее чуть ли не как трагическую случайность! Короче, дело даже до суда не дошло. Деньги и связи решают многие проблемы. И еще скажу: звали того исполнителя Чингиз Раджиев.
– М-да, – задумчиво произнес профессор Костромиров, – звучит убедительно. Не будь вы серийным убийцей, я бы, пожалуй, проникся к вам сочувствием…
– Какой еще серийный убийца? – поднял брови Муль. – Кто вам такое набрехал?
– Ну как же? А супруга Сладунова? А его же любовница с сыном? Вы ведь сами признали, что их смерти на вашей совести.
– Ах, вы про мои эсэмэски! Каюсь, писал. И посылал. Но и только! Понимаете, мне до безумия хотелось сделать ему больно. Чтобы он хотя бы отчасти почувствовал то, что в свое время довелось пережить мне. Признаю, это было глупо с моей стороны. Глупо и наивно. Мне ли не знать, что Борису ничья жизнь, помимо собственной, не важна.
– Предположим. Хотя верится с трудом. Но допустим. Ну а Ковалев, Костерьянова и Безрукий? Станете уверять меня, что к их… исчезновению тоже не причастны? Или они, усовестившись, сами вернулись в Россию, предоставив вам тут полную свободу действий?
– Ха-ха-ха! – схватился за бока Муль. – И вы купились! Выходит, не такой уж я плохой актер, а?
– На что это я купился? – нахмурился ученый.
– Ни майора Ковалева, ни Степаниды, ни сторожа Антохи не существует вовсе! Всех троих я сам родил.
– То есть как?!
– Ну, в творческом смысле. Они, как вы правильно заметили, все лишь персонажи. Причем без прототипов.
– Персонажи? Без прототипов? Извольте пояснить.
– Когда мне стало известно, что Сладунов подыскивает на роль обслуги в свое островное поместье каких-нибудь бедных родственников, я понял – это шанс. И сам их выдумал! Полностью выдумал – от внешности до биографии. На самом-то деле мне пришлось создать значительно большее число персонажей – чтобы промашки не вышло. Просто Сладунов в результате польстился на этих троих.
– Ну… это же не так просто.
– Совсем непросто! Я больше года потратил, чтобы их всех создать и «вырастить». А потом каждому из них еще надо было как-то выйти на Сладунова, заинтересовать его… Ну, это уже моя кухня.
– Феерично! – вынужден был признать Костромиров. – Вы настоящий гений мистификации.
– Спасибо. Теперь вы понимаете, что я просто вынужденбыл напасть на вас. Ведь, если вы разоблачите меня перед Сладуновым, все мои труды пропадут впустую. И Чика, как и всегда, выйдет победителем. Он вновь останется безнаказанным! Зло опять восторжествует! А я не могу, не имею права допустить этого! Кровь моих жены и сыновей вопиет к отмщению!!!
Муль вскочил, но потом снова рухнул на стул, в отчаянии закрыв лицо руками.
– Что же мне делать?! Ума не приложу… Как поступить? Господь Вседержитель! Вразуми!
Горислав Игоревич с минуту смотрел на него, нервно покусывая нижнюю губу, а потом, словно на что-то решившись, упрямо мотнул головой и произнес:
– Знаете… мне необходимо выкурить трубку и хорошенько обдумать всю эту ситуацию. В одиночестве. Я сейчас поднимусь к себе в комнату. Вы не против?
В ответ Муль лишь молча махнул рукой.
Горислав Игоревич вернулся примерно через полчаса и нашел Муля сидящим все в той же, полной отчаяния, позе. Профессор задумчиво посмотрел на него и заявил:
– Знаете, Яков Семенович, я решил заключить с вами соглашение.
– Какое соглашение? – вскинул тот голову.
Костромиров коротко обрисовал ему свой план.
– И вы пойдете на это ради меня?! – воскликнул Муль. – Но почему?
– Я ученый, и поиск истины – моя страсть. Но я не борец за справедливость или законность. Это я оставляю другим. Тем паче, то, что считают справедливым одни, для других – вопиющее беззаконие. И вообще, ученым зачастую свойствен некоторый нравственный релятивизм. Я – не исключение. А главное, я чертовски не люблю, когда меня используют! Быть пешкой в чужой игре? Увольте!
Они еще раз проработали детали, после чего Горислав Игоревич набрал на своем мобильном номер Сладунова. Тот ответил сразу же, точно ждал этого звонка.
– О, кого я слышу! Горислав Игоревич, вы? Что-нибудь случилось?
– Случилось, Борис Глебович, еще как случилось.
– Да? Так говорите же, не тяните кота за эти… за хвост!
– Я нашел вашего Муля. Вы оказались правы в своих подозрениях.
– Как?! Где?!
– Как, расскажу при встрече, а прятался он прямо здесь, на острове. Оборудовал для себя нечто вроде землянки, в ней и прятался. Но, к несчастью, это не все новости. В одиночку я не рискнул с ним связываться, пришлось привлечь к его поимке ваших родственников. Но… не знаю, как и сказать…
– Да что вы там мычите?! Вы его упустили, так?
– Нет, Муль пойман, связан и заперт в чулане…
– Слава богу! – выдохнул Борис Глебович. Но тут же обеспокоился: – А сбежать оттуда он никак не может?
– Нет, не волнуйтесь. Повторяю, он связан, кроме того, окон в чулане нет, а дверь – под нашей с майором Ковалевым охраной.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– Отлично! Поздравляю вас, профессор! Я в вас не ошибся. Но вы сказали, что это не все новости?
– Увы. Муль оказал нам бешеное сопротивление…
– Ну, и..?
– В общем, Антона и Татьяны Степановны больше нет с нами. Они погибли от руки маньяка.
– Печальное известие, – с облегчением произнес Сладунов.
– Да, весьма печальное. Но мы с Василием Васильевичем находимся теперь в затруднении. Как нам поступить? Придется, по всей видимости, поставить в известность местную полицию. Двойное убийство, и с преступником надо что-то…
Реакция мультимиллионера оказалась именно такой, на какую рассчитывал профессор.
– Вы в своем уме?! – с жаром перебил его Сладунов. – Ни в коем случае! Я не доверяю туземным властям. Потом… потом в этом году я баллотируюсь в Думу. В Думу, понимаете? И скандалы мне абсолютно не нужны!
– Но…
– Повторяю, никому ни о чем сообщать не надо, – с металлом в голосе произнес предприниматель. – Завтра… нет, послезавтра утром я буду у вас, и сам все улажу. На месте. И все дела.
– Однако ж… – продолжал сомневаться ученый.
– Все, я сказал! Передайте трубку Ковалеву.
Профессор подчинился.
– Управляющий Ковалев у телефона! – отрапортовал Муль, – …Да… Да… Да… Понял… Так точно, Борис Глебыч! Будет исполнено, Борис Глебыч.
Абонент отключился.
– Велел мне ни при каких обстоятельствах не допустить, чтобы вы обратились в полицию, – пояснил Муль. – Говорит, если надо будет, свяжи и его тоже. И брось, говорит, в чулан к Мулю.
– Вот свинья! – не сдержался Горислав Игоревич. – Что ж, после послезавтра утром он прилетает. Что будем делать?
– Готовить теплую встречу.
– Мне кажется, он прилетит не один.
– Огласка ему ни к чему, поэтому если и захватит кого с собой, так разве зятя Чингиза. Вообще-то я на это очень надеюсь.
– Но как же вы с двумя сразу?..
– Это уже моя забота, – с нехорошей усмешкой сказал Муль.
* * *
Весь следующий день Горислав Игоревич посвятил купанию в водах Индийского океана. Перерывы делал, только чтобы поесть. И оно того стоило, ибо Яков Муль в этот день по части кулинарного искусства превзошел повариху Степаниду. А значит, самого себя.
Правда, несмотря на активный отдых и усиленное питание, ночью ученый спал плохо, беспокойно. Его мучила совесть: за два дня он не прибавил ни строчки к своей рукописи.
А в семь утра к причалу Сладулина пришвартовался катер из Мале. С его борта на берег сошли двое: Сладунов и Чингиз Раджиев.
На подходе к усадьбе их встретили профессор Костромиров и управляющий Ковалев. Увидев их побитые опухшие лица, Борис Глебович удовлетворенно кивнул:
– Вижу, вижу, геройство налицо. Придется, хе-хе, выписывать премиальные, так? Ну, Василии, напои-ка нас пивком холодненьким с дорожки, а вы, Горислав Игоревич, тем временем расскажете все подробности. А потом пойдем смотреть вашего пленника.
– А на трупы Татьяны Степановны и Антона не желаете сначала посмотреть? – со скрытой иронией полюбопытствовал Костромиров.
– Трупы от нас не убегут, – криво усмехнулся Раджиев.
А Сладунов лишь взглянул на профессора с искренним недоумением.
Все прошли в гостиную, управляющий принес бокалы с пивом. Подавая бокал Раджиеву, он попросил:
– Чингиз Тамерланович, не пособите мне маленько? Там, на кухне…
– Чего на кухне? – не понял Раджиев.
– Буквально на секундочку. Мне одному – никак.
– Чего «никак»?
– Чингиз! Сходи и посмотри, – распорядился Борис Глебович, – а профессор мне пока все расскажет.
Раджиев с ворчанием вышел следом за управляющим. Сладунов жадно выпил пиво, удовлетворенно крякнул и повернулся к ученому:
– Так, значит, в землянке прятался? Вот жаба. А как вы его обнаружили? Нет! Лучше все сначала и по порядку. Я слушаю!
Но тут в гостиную вернулся майор Ковалев, почему, то один. Кроме того, он был совершенно лыс, где-то потерял свои бакенбарды, усы и огромный картофельный нос. Сладунов бросил в его сторону взгляд и широко открыл рот.
– Что… Кто… Кто это?!… Му-уль!! Ты!!! А где Чингиз?!
– Ему стало нехорошо, – ответил Муль, облизывая губы. – С дороги, видно, устал, сердешный.
Горислав Игоревич отставил бокал, встал и поднял заранее приготовленные дорожные сумки.
– До свидания, господин Сладунов, – заявил он с легким полупоклоном. – Обстоятельства сложились так, что я вынужден покинуть ваш гостеприимный дом досрочно.
– Куда?! – рявкнул предприниматель. – Стоять! У нас договор!
– Вы забыли про форс-мажор, – покачал головой профессор, – и вообще это дело почти семейное, в такие дела я стараюсь не мешаться. Разрешите откланяться.
Костромиров вышел из дома и, нигде не останавливаясь, достиг причала; там он показал хозяину не успевшего отчалить катера пятидесятидолларовую банкноту и попросил немедленно отвезти его в аэропорт. И пока катер удалялся от Сладунова, профессор ни разу не оглянулся.
Таким образом, Горислав Игоревич так никогда и не узнал, как развивались дальнейшие события. Оно и к лучшему, ибо в противном случае его нравственный релятивизм мог быть поколеблен.
Как только дверь за профессором закрылась, лицо Муля исказилось до неузнаваемости: рот ощерился в похожей на волчий оскал ухмылке, на посиневших губах выступила пена, а глаза налились кровью и теперь бешено вращались в глазницах; при этом казалось, что вращаются они едва ли не в разные стороны.
В один прыжок подскочил он к сомлевшему Борису Глебовичу, схватил за шиворот и поволок на кухню.
Там он крепко привязал его к стулу рядом с бесчувственным и уже связанным зятем. Отступил в сторонку, любуясь делом своих рук.
