Текст книги "Печать ворона"

Автор книги: Андрей Прусаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Где два патрона, Воронков? – спросил прапорщик, старый узбек, которому оставалось полгода до пенсии, и он панически боялся любых неприятностей. – Ай-яй, куда ж ты их дел?

– Не знаю. Не было их, наверно.

– Как «не было»? – вскинулся Мирзоев. – Полный магазин тебе давал! Ты проверял?

Иван не проверял, и крыть было нечем. Сержант грамотно подставил его, и после рапорта дежурного прапорщика Ивана отстранили от патруля и дали три наряда на кухню.

Вынося бачок с отбросами к помойной яме, Иван столкнулся с Мирзоевым. Дед насмешливо разглядывал его, а когда Иван прошел мимо, внезапно толкнул его ногой пониже пояса. Иван едва не упал, расплескав помои.

– Давай, иди! Чего встал? – прикрикнул Мирзоев. Иван посмотрел на него с не-скрываемой ненавистью. Что стоило ему сейчас размахнуться и выплеснуть дурно пахнущую жижу в эту ухмылявшуюся морду! Но он не посмел. Довольный выход-кой, Мирзоев удалился, насвистывая песенку.

Вечером после наряда, не торопясь идти в опостылевшую казарму, Иван присел на колоду, достал книжечку гениального французского мыслителя и про-читал: «Люди мелкого ума чувствительны к мелким обидам. Люди большого ума все замечают и ни на что не обижаются». Он понял, о чем это, и улыбнулся. Но тоска по Ленинграду, по родным и друзьям терзала день за днем. Зачеркнутых чи-сел в календарике становилось все больше, но шли они медленно, так медленно, что можно сойти с ума.

* * *

Отстояв последний наряд, Иван вышел за столовую к мусорке и увидел во-рона, сидящего на бочке с привозной водой. Ворон был иссиня-черный, с огром-ным острым клювом и выпуклыми умными глазами. Не шевелясь, он смотрел на Ивана.

Иван подошел к птице. В голове мелькнуло, что надо бы дать ворону по-есть, но сам не зная почему, он отставил в сторону ведро, почувствовав, что эта птица не станет есть объедки… Иван приблизился к бочке, а ворон соскочил с лю-ка на сварную треногу, словно в замедленном кино распахнув мощные крылья, почти такие же длинные, как человеческие руки.

Они замерли друг напротив друга. Иван смотрел на птицу, и мир качнулся, размылся и исчез. Желтая ободранная бочка съежилась и почернела, превращаясь в маленькую избушку; высокая трава раздалась вверх и вширь, заслоняя солнце; и Иван с вороном оказался на полянке у Вороновой Гати. Но это был не ворон, а ночной спаситель, вытащивший слабеющего перепуганного мальчика из трясины. Мужчина в черном, накинутом на глаза, капюшоне медленно простер руку, при-глашая идти за ним…

Иван с готовностью шагнул. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда! И оч-нулся. Все та же высохшая трава, куча сломанных ящиков и бочка на колесах. И ворон, так же внимательно смотрящий на него. Где-то за решетками сознания бился страх, но Иван не слушал его тоскливый голос. Надоело! Открывшееся жгло душу, и было интереснее, живее, необходимее. Иван чувствовал необъяснимое, что-то происходило вокруг, невидимые глазу силы двигались и вливались в него. Он не один! Теперь и навсегда он – не один!

Словно во сне, Иван протянул руку, ворон вспорхнул и сел на нее. Какой тяжелый! Узловатые пальцы с острыми когтями стиснули предплечье, но Иван не чувствовал боли, ощущая себя и птицу единым целым. Он с трудом подбросил тяжелую птицу вверх, ворон взвился стремительной черной тенью, и с небес донесся долгий торжествующий грай.

Иван провожал его взглядом, зная, что отныне у него есть друг, и больше, чем друг – ворон стал частью его, его силой и свободой. Странное чувство владе-ло Иваном: он был на земле и одновременно в небе, грудью взрезая тоскливые небеса. И каждый взмах крыльев ощущал возле сердца, там, где на коже находил-ся неведомый непосвященным знак. Иван раскинул руки и стоял, пока птица не превратилась в черную точку и не исчезла в поднимавшемся от земли полуденном мареве.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

И вот кто-то плачет, а кто-то молчит,

А кто-то так рад, кто-то так рад…

Мама, мы все тяжело больны,

Мама, я знаю, мы все сошли с ума!

В. Цой

Нагаев закинул автомат на плечо и двинулся по маршруту. В мыслях он был уже дома, в Казани. Нагаев шел по тропинке, пиная попадавшиеся под ноги ка-мешки, и думал о будущем. До дембеля оставалось меньше двух месяцев, и Наиль уже слышал звон рюмок, чувствовал запах водки и мягкие податливые девичьи тела… Рот дембеля приоткрылся в радостной улыбке. Он залихватски заломил на затылок панаму и зашагал веселей.

Тропинка пролегала среди железобетонных ангаров, заросших травой и низким кустарником. Проходя между них, Наиль погрузился в совершеннейший мрак, но двигался уверенно, потому, что проходил здесь множество раз. Он поду-мал, что тут самое удобное место, чтобы «снять» патрульного. Офицеры рассказы-вали, что в приграничных дивизионах нападали на часовых с целью завладеть оружием, а где-то даже вырезали целый взвод… Отсюда до границы с Афганиста-ном было менее ста километров, и офицеры постоянно предупреждали патруль-ных: не спите, а то не проснетесь! Последние события в Оше взбудоражили страну. В воздухе висело ощущение больших перемен, пахло свободой и кровью… После Карабаха Узбекистан стал очередной воспаленной точкой на теле распа-давшейся социалистической империи…

В чернильной тьме раздался шорох. Наиль мигом остановился, прислушива-ясь, и снял с плеча автомат, тихо щелкнув рычажком предохранителя. Шорох не повторялся, но прошла минута, прежде чем он осмелился двинуться дальше. На-гаев старался идти тише, но сапоги предательски шуршали по каменистой дороге. Наконец, сержант вышел из тени ангаров, и стало светлее. Прохладный ночной ветерок бесшумно пробегал по краям кустов, шевеля ветви абрикосовых деревьев. Наиль поднял голову: в небе горели десятки звезд – и все же оно не такое звезд-ное, как дома… На мгновенье звезды заслонила черная тень и скрылась за де-ревьями.

Он спустился с холма и двинулся вдоль колючки. Маршрут исхожен вдоль и поперек, к концу службы Наиль мог патрулировать с закрытыми глазами. Вот и ворота, за ними замаскированный бруствер с пулеметным гнездом, потом пусковые установки. Станции слежения слева, в неприметной, задернутой масксеткой, лощине. Сделав круг, Нагаев подошел к казарме. Лишь здесь ночью горел свет – рядом с курилкой висела голая стоваттовая лампочка. Дежурного офицера не видно, но Нагаев не хотел нарываться на неприятности и не спеша побрел дальше. Мирзоев будет ждать у станции слежения, как раз на втором круге и встретимся.

Подойдя к врытому в землю вагончику с накрытыми масксеткой антеннами, Наиль увидел товарища, сидевшего в тени под засохшим деревом.

– Ну, чего, достал?

– Конечно, достал, – Мирзоев вытащил из кармана бутылку. – Где сядем?

– Да хоть здесь. Отсюда казарму видно, если дежурный появится, увидим. Кружка есть?

– Все есть!

Они расположились на траве. Нагаев снял со спины автомат и положил ря-дом.

– Наливай.

Бутылка забулькала, отдавая содержимое двум подставленным кружкам.

– За дембель! – провозгласил Нагаев.

– Не шуми, – предупредил Мирзоев. – Знаешь, как ночью все слышно! Давай!

Жидкость в кружках не задержалась, и разводящий налил еще по одной.

– Хорошо! – Нагаев расслабленно откинулся на траву и захрустел яблоком.

– Наиль, – позвал Мирзоев.

– Чего?

– Ты на гражданке что делать будешь?

– Не знаю. Смотреть буду. Может, в милицию пойду. У меня дядя там работает. Нормально живет!

– А на прапора остаться не хочешь?

– Нет, не хочу.

– А я, наверное, останусь.

– На хрена?

– А что? Делать ничего не надо, служба идет. Льготы разные, выслуга, да и дела можно проворачивать, если мозги есть.

– Можно, – согласился Нагаев. – Значит, ты остаешься?

– Да.

– Тогда наливай.

Вино приятно согревало внутренности и туманило голову.

– Слушай, Наиль, с новеньким что делать будем?

– А что с ним делать? – не понял Нагаев. Он блаженно растянулся на траве и за-курил. – Пусть службу тянет. Мы свое отслужили.

– Знаешь, что я узнал? – сказал Мирзоев. – Он в бригаде чумошником был! Го-ворят, стучал. Потому его сюда и отправили. Там бы загасили!

– А я думаю: чего он все с прапором трется? Стучит помаленьку. Мне он сразу гнильем показался! Ладно, разберемся! – Наиль недобро оскалил редкие гнилые зубы.

– Погоди ты разбираться, – предупредил Мирзоев, – он же настучать может! Надо прижать его так, чтобы сам прибежал, на коленях…

– Это просто. Он у нас еще задницы лизать будет, увидишь! Я знаю, что делать.

Бутылка опустела, и Мирзоев зашвырнул ее в кусты.

– Пора нам уже, – сказал он, подергав приятеля за китель. – Вставай, Наиль.

Нагаев медленно и с неохотой поднялся. Ладно, осталось полкруга – и спать. Он поднял автомат, нахлобучил мятую и выцветшую дембельскую панаму и побрел по дороге. Подойдя к ущелью меж ангаров, Нагаев криво усмехнулся былым страхам и уверенно затопал вперед, размышляя, как будет чморить проклятого стукача. Только по уставу есть тысячи способов сделать любого шелковым и послушным, думал он, и вдруг услышал перестук камешков. За ним кто-то шел! Сержант обернулся, выставив автомат со штык-ножом. Приятный хмель стреми-тельно проходил. А вдруг это проверка? Дежурный офицер? Или кто?

Шорох повторился.

– Стой! – сказал Нагаев. – Стой на месте! Стрелять буду!

Камешки зашуршали где-то в стороне, и Нагаев развернулся на звук, едва не потеряв равновесие. А может, Мирзоев решил пошутить?

Неожиданно что-то больно ударило в грудь. Нагаев отмахнулся штык-ножом, но ни в кого не попал. Над головой захлопали крылья – но разве птица станет нападать на человека? Его что-то стукнуло по колену, да так, что сержант едва не упал от боли. Нагаев испугался и, прихрамывая, попятился, дрожащими пальцами снимая оружие с предохранителя. Кто здесь? В кого стрелять – ни черта не видно!

Удары следовали один за другим, словно остро заточенной палкой били по всему телу. Чьи-то когти вцепились в волосы, и сильный удар в голову заставил сержанта закричать. По лицу потекла кровь. Спотыкаясь, Нагаев бросился бежать. Клюющая и царапавшаяся чернота преследовала его и, не помня себя от ужаса, патрульный выпустил во тьму полобоймы. Пули зацокали и засвистели, отражаясь от железобетонных стенок ангара, но крылатые бестии налетали отовсюду, кру-жились и клевали, клевали…

Нагаев упал и катался по дороге, отмахиваясь автоматом, потом стал стре-лять, пока где-то рядом не услышал слабый вскрик. И твари испугались! Нагаев услышал хлопанье многочисленных крыльев и разглядел неясные птичьи тени, промелькнувшие в начинавшем светлеть небе. Сержант поднялся на ноги и, тяже-ло дыша, побрел вперед.

И увидел лежащего поперек дороги человека. Кто это? Нагаев услышал то-пот ног и понял, что стрельбой взбудоражил всю часть. Вот черт, что же это бы-ло? И кто здесь лежит? Он нагнулся над окровавленным телом и обомлел: на тра-ве лежал его друг Мирзоев…

Подбежавший Шевцов выбил автомат из рук Нагаева, а сержант Магомедов схватил за руки, но это вряд ли требовалось, Наиль и не думал сопротивляться.

– Никому не подходить! – крикнул капитан Морозов. Расставив руки, он оттеснял сбежавшихся на шум полуголых солдат. – Паша, тащи его в казарму! – крикнул он Шевцову. – Автомат давай мне! Всем назад, кому говорю! В казарму!

Через полтора часа в дивизион прибыли все офицеры, в том числе командир и начальник штаба, еще через час подъехало начальство из штаба бригады, военный прокурор и следователь. Мирзоева увезли в городской военный госпи-таль, но то, что он не выживет, было понятно: пули буквально изрешетили дембе-ля.

Иван, как и все, не знал, что произошло. Лишь потом, в курилке, обрывка-ми, до него долетели странные и будоражащие подробности. Будто бы Нагаев ут-верждал, что не убивал Мирзоева, и даже его не видел, а стрелял по крылатым тварям, напавшим на него в ночи. С виду Нагаев был трезв как стеклышко, но за-пах дешевого домашнего вина выдал его с головой.

После обеда весь личный состав дивизиона построили, и незнакомый офи-цер прошелся вдоль строя, заглядывая солдатам в глаза.

– Я следователь военной прокуратуры капитан Оврагин. Хочу объявить всем, что сегодня ночью в части произошло ЧП. Сержант Нагаев, совершая патрулирование по периметру, застрелил разводящего младшего сержанта Мирзоева. Как это про-изошло? Во-первых, сержант Нагаев был пьян, что является грубейшим наруше-нием устава! Во-вторых, по его же словам, он не произвел предупредительного выстрела вверх, как положено. Таким образом, следствие пришло к выводу, что сержант Нагаев халатно отнесся к своим обязанностям патрульного, с учетом того, что патрулирование производится с боевым оружием, многократно нарушил устав и инструкции, что привело к гибели вашего товарища…

Следователь прокашлялся:

– У следствия есть еще одна версия происшествия. Погибший Мирзоев был на призыв младше, чем сержант Нагаев, поэтому речь может идти о неуставных взаимоотношениях. Кто из вас может что-нибудь сказать по этому поводу?

Строй молчал. Иван не верил своим ушам. Мирзоев мертв! И Нагаев убил его! Они же были друзьями, а следователь говорит о неуставщине. Чепуха какая-то!

– Молчите? – с сарказмом сказал Оврагин. – Нет у вас неуставных отношений? Поздравляю. Все же, если у кого-нибудь есть какие-то сведения относительно На-гаева и Мирзоева, или кто-нибудь что-то видел или слышал, настоятельно советую ничего не скрывать и немедленно доложить мне или непосредственному на-чальнику.

Следователь повернулся и пошел в сторону столовой.

– Вольно, разойдись, – сказал стоявший неподалеку Ордин.

Через час к Ивану подошел Шевцов:

– Иди, тебя следователь вызывает.

Иван вошел в столовую, где временно устроили кабинет следователя. Там находились Ордин, несколько офицеров из штаба бригады и следователь, высокий крепкий мужик с открытым русским лицом, которое портила огромная бородавка на лбу.

– Рядовой Воронков по вашему приказанию прибыл.

– Садись, – капитан указал на табуретку рядом с собой. Иван сел. Их разделял стол, накрытый невесть откуда взявшейся новенькой клетчатой клеенкой. На-сколько Иван помнил, в дивизионе никогда не накрывали столы клеенками. Их во-обще ничем не накрывали.

– Итак, рядовой Воронков, что вы можете сказать о том, что случилось?

– А что я могу сказать? – удивился Иван. – Я ничего не знаю. Я спал в это вре-мя.

– Спал, значит?

– Спал.

– Ну, хорошо, – следователь переложил какие-то бумаги и продолжил. – В каких отношениях вы были с Мирзоевым и Нагаевым?

– Ни в каких, – пожал плечами Иван. Что ему рассказывать? Бесполезно. Никто не поможет. Здесь каждый сам за себя.

– Солдаты говорят, что вы странный и злой человек. Ни с кем не общаетесь, не дружите. Это правда?

– Мне все равно, что они говорят, – произнес Иван, – плевать я на них всех хо-тел!

– Это почему? – уцепился следователь. Иван молчал.

– Отвечайте, рядовой! – приказал Ордин.

– Потому что они мне безразличны, – сказал Иван, поражаясь своим словам. Не-ужели это я говорю?

– И вам безразлично, что погиб ваш товарищ? – спросил Оврагин. Иван заметил, что присутствующие офицеры внимательно смотрят на него, ожидая ответа.

– Нет, мне жаль его, – сказал Иван. «Хотя он был порядочной скотиной!» – до-бавил он мысленно. Ему приходилось видеть, как Нагаев воспитывал молодых: преимущественно сапогами по ребрам. Интересно, они что чувствуют сейчас? Их об этом спросили?

– Хорошо. Теперь восстановим хронологию происшествия, – следователь при-стально посмотрел на Ивана. – Когда Нагаев сменил вас?

– В два часа.

– Ночи? – уточнил следователь.

– Да.

– Вы ничего особенного не заметили в его поведении? Может быть, он был из-лишне возбужден? Как он разговаривал с разводящим Мирзоевым?

– Нормально разговаривал.

– Нагаев был пьян?

– Нет, – покачал головой Иван. – Я не заметил.

– Он сменил вас, и вы сразу пошли спать?

– Да.

– А вот дежурный по кухне видел вас с Мирзоевым у туалета уже после того, как вы сдали пост Нагаеву.

– Что, мне нельзя было в туалет сходить?

– О чем вы говорили с Мирзоевым?

– Ни о чем.

– Отвечайте на вопросы, рядовой, и учтите: за дачу ложных показаний вы будете нести ответственность, как за сокрытие информации от следствия! О чем вы раз-говаривали с Мирзоевым?

– Ни о чем! – упрямо повторил Иван. Когда же его оставят в покое?

– Значит, вы отказываетесь сотрудничать со следствием, рядовой! – Оврагин вы-прямился. Его красивое лицо вмиг стало злым и напряженным:

– Думаешь, я с тобой церемониться буду? – Следователь резко перешел на «ты». – Я могу задержать тебя по подозрению в соучастии убийства Мирзоева, поси-дишь пару недель на губе, подумаешь, и тогда поймешь, что мне надо говорить только правду!

О ташкентской губе ходили страшные слухи, и Иван невольно содрогнулся. Говорили, с попавшими туда штрафниками делали жуткие вещи, а издевательства и пытки столь изощренны и унизительны, что отсидевшие там никогда и никому о них не рассказывают. Говорили, что особо зарвавшиеся дембеля после недели от-сидки становились тише воды и не то, чтоб молодых гонять, глаз от пола оторвать не смели! Там воспитывали быстро, эффективно и жестоко, невзирая на звания и срок службы.

– Позовите Нагаева! – сказал следователь. Один из офицеров вышел.

– Ты умный парень, Воронков. В Ленинграде живешь. Должен понимать, что ока-зать помощь следствию – твоя прямая обязанность как военнослужащего и, кста-ти, как комсомольца.

– Я и не отказываюсь, – сказал Иван.

– Это мы сейчас увидим, – сказал Оврагин.

Через минуту привели Нагаева. Дембель был бледен и всклокочен. Навер-ное, только сейчас до него дошло, что домой он не поедет, а отправится в совсем иные места. Увидав Ивана, дембель глянул на него с нескрываемой ненавистью.

– Итак, – продолжил следователь, когда Нагаева усадили неподалеку от Ивана, – сержант Нагаев, что вы можете сказать о рядовом Воронкове?

– Это он сделал так, что я попал в Ильфата! – выкрикнул Нагаев. Кроме нена-висти, Иван увидел страх в его глазах. Нагаев его боится?

– Как он это сделал? – спросил следователь.

Нагаев исподлобья глянул на Ивана:

– Это он сделал! Я не виноват! Это он сделал! – повторял дембель.

– Что он сделал? Сержант, говорите четко и ясно!

– Он наслал этих птиц!

Офицеры переглянулись, а Иван почувствовал, как в кишки вбили ледяной кол. Холод пронизал до самых пят, и Иван невольно вздрогнул. От следователя это не укрылось. Он увидел нить, и следовало немедленно потянуть за нее.

– Ты понимаешь, о чем он говорит? – спросил Оврагин. Повинуясь внутреннему инстинкту, Иван покачал головой:

– Нет, – внутри все застыло. Холодный лед растворялся в гудящем круговороте мыслей. Птицы! На него напали птицы!!

– Под дурачка косишь, Нагаев? – следователь поднялся из-за стола. – Какие птицы? Ты был пьян! Вот и причудилось черт знает что! Но теперь-то ты понима-ешь, что надо отвечать за свои действия! Ты убил своего товарища, Нагаев! А пы-таешься заморочить мне голову какими-то птицами!

– Они клевали меня! – крикнул Нагаев, рванув на груди грязный китель. Иван увидел синяки и кровоподтеки. Капитан Оврагин улыбнулся:

– Ты был пьян. Вы с Мирзоевым подрались. Вот и синяки. А потом ты застрелил его.

– Я не хотел! Я не видел его! Там было темно, и те птицы налетели на меня! Я в них стрелял, а не в него!

– Это мы уже слышали. Плохи твои дела, Нагаев. Мало того, что пил на посту, подрался со своим товарищем и убил его, ты еще пытаешься уйти от ответствен-ности! Ты сам прекрасно знаешь, что никаких птиц не было!

– Я их видел! То есть не видел, а… я их слышал! Они клевали меня! Вот!

Оврагин покачал головой:

– Мне все ясно. Ты трус, Нагаев, если не хочешь отвечать за свои поступки! Будь мужчиной! Скажи, как все было.

– Это он их послал! Он с воронами разговаривает! Это все знают! У него и знак на груди есть! – крикнул Нагаев. – Посмотрите!

– Какой еще знак? – удивился следователь. Он посмотрел на Ивана.

– Что за знак?

– Не знаю, о чем он говорит, – проронил Иван. Он словно впал в дрему, одной частью находясь на допросе, другой же – далеко, где синь неба и свист крыльев, а свобода не иллюзия, а награда тому, кто посмеет…

– Воронков, снимите китель, – приказал следователь.

Иван нехотя оторвался от грез, поднялся, совершенно спокойно снял ремень и расстегнул пуговицы на кителе. Стащил майку. Следователь удивленно воззрился на отпечаток птичьей лапы:

– Это что такое?

– Родимое пятно.

Следователь пристально поглядел на Ивана. Иван встретил взгляд уверенно и расслабленно. Даже медицинская комиссия признала Печать за родимое пятно. Иван был спокоен. Он знал, что никто не поверит словам Нагаева. Поверить мог только тонувший на Вороновой Гати!

– Одевайся. Уведите его, – сказал следователь, кивнув на Нагаева. Он понял, что дальнейший допрос превратится в никому не нужный фарс. И так все понятно. В сказки про птиц-убийц и колдунов он, как работник военной прокуратуры и ком-мунист не верил и верить не имеет права.

Иван смотрел, как два офицера взяли Нагаева за руки и подняли с табурета. Дембель в последний раз огляделся, и его полубезумный взгляд остановился на Воронкове:

– Я знаю, что ты убил моего друга! Клянусь аллахом, когда я выйду, я найду и убью тебя!

В столовой стало тихо. Даже конвоиры замерли, ожидая от Ивана ответа. Он прозвучал незамедлительно и спокойно:

– Хочешь умереть – приезжай.

* * *

После того, как Нагаева увели, следователь повернулся к Ордину:

– От вас, майор, требуется предоставить подробные характеристики на Нагаева, Мирзоева и Воронкова. Я останусь здесь до вечера, думаю, вы успеете.

– Воронков здесь совершенно ни при чем, – удивленно сказал Ордин. – Во время происшествия он был в казарме. Вы же опрашивали дневальных.

– Это мне решать, – отрезал капитан, – кто при чем, а кто ни при чем. Кстати, предупреждаю: вы, как командир дивизиона, будете нести полную ответствен-ность за происшествие. Хотя на самом деле все просто: пьяный солдат застрелил своего товарища. Такое случается сплошь и рядом. Остается выяснить, случайно он это сделал или нет, то есть, был ли в его действиях умысел. Это важно для прокурора. Но странно то, что Нагаев упорно утверждает, что на него напали ка-кие-то птицы. И обвиняет рядового Воронкова, будто он их на него наслал.

– Это бред какой-то, – сказал Ордин.

– Согласен, бред сумасшедшего. Ну, а вот… любопытное пятно у Воронкова, что скажете?

– Необычное, конечно, – майор не знал, что еще говорить. Ну, похоже на птичью лапу, ну и что? Мало ли какие пятна бывают? Вон, во всех газетах про летающие тарелки пишут, а он, майор ПВО, охраняет небо двадцать лет, служил по всей стране, и никаких тарелок никогда не видел. Только на кухне.

– Думаю, Нагаев пытается закосить под сумасшедшего. И валит все на Воронкова, который, по показаниям дневального, из казармы не выходил. Странный способ отвести от себя вину, вам не кажется? – следователь задумчиво потрогал боро-давку на лбу. – В любом случае, его ждет психиатрическая экспертиза.

– А если его признают сумасшедшим?

– Тогда у прокурора будет вопрос к вам, майор. Как вы допустили, что психиче-ски неуравновешенного человека поставили в патруль и дали боевое оружие?

– А кто его в армию призывал? – спросил Ордин.