Текст книги "Печать ворона"

Автор книги: Андрей Прусаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Он смотрел на Ивана, ожидая реакции, но Иван молчал. Смерть Мирзоева потрясла его, но смерть Немченко не вызывала никаких эмоций. Мозг спокойно констатировал факт того, что бывший сослуживец уже не будет бить молодых, пить водку, говорить, любить, смеяться… Что посеешь, то и пожнешь, подумал Иван, мне не жаль тебя, Немченко…

– Что ты молчишь? – спросил Оврагин.

– А что говорить? Экс нихило нихил фит.

– Это латинский?

– Да.

– Что это означает?

– Из ничего ничего не происходит. Что посеешь – то и пожнешь, если по-русски.

Следователь потрогал бородавку:

– Ты любопытный человек, Воронков. Знаешь, что нашли в руке у Немченко?

– Нет.

– Пучок вороньих перьев.

– Ну и что? – Иван уже не боялся. Он понял: следователь ничего не сможет сде-лать и ничего доказать. Потому что силу, стоящую за ним, человеку не перело-мить!

– И патологоанатом говорит странные вещи. Будто сержанта Немченко заклевали птицы… В вагонном туалете! Удивительно, да? Я думаю, это были вороны. А ты что думаешь?

– То, что я думаю, я уже сказал, – Иван, улыбаясь, дерзко смотрел на следова-теля. – И добавить мне нечего.

– Ты врешь, Воронков! – мягко сказал Оврагин. – Воронков… и вороны. Даже фамилия у тебя… соответствующая.

В палату вошел Эдик. Увидав посетителя, замер, потом пошел к своей кро-вати.

– Выйди, солдат, – повернулся к нему следователь. Эдик уставился на него, не понимая. Чего этот гражданский выделывается?

– Выйди отсюда, солдат, что не понятно?! – повысил голос до командного следо-ватель, и Эдик, шлепая тапочками по пяткам, вылетел за дверь.

– Ты знаешь больше меня, Воронков, – сказал офицер. – Но не хочешь говорить. Ты детективы любишь?

– Ненавижу.

Следователь запнулся, кашлянул и продолжил:

– Так вот, в детективах сыщики всегда ищут того, кому смерть была наиболее вы-годна, понимаешь?

– Ну и что?

– Ты ненавидел Немченко и Мирзоева. И наверняка хотел их смерти. Разве не так? Вот только ты непохож на законченного мерзавца, Воронков – так откуда в тебе столько ненависти?

Иван выпрямился. Лицо его помрачнело, взгляд черных как смоль глаз вон-зился в следователя.

– Я ненавидел их! И Немченко и Мирзоева. И всех, таких, как они. Вам невдомек, какими они были, вы же можете только характеристики читать! Вы знаете, что де-лал Немченко с молодыми!? Когда он избивал Леху-Художника, где вы были? Ты-сячи подонков рядом с вами, а вы поймали хоть одного? Так что я рад, понятно! Пусть хоть кто-то из них получил свое! Так и запишите!

– Пойми, Воронков, они были живыми людьми! А ты радуешься их смерти.

– Не радуюсь. Но и не огорчаюсь!

– Мы с тобой живы, Воронков, а они уже нет! Они были. А мы есть. Почувствуй разницу. Я тебе как человек, а не как следователь говорю!

– Такими, как они, лучше не быть. Вообще не быть. Что они дадут людям, чему научат своих детей?

– А чему ты научишь, Иван? Любви, состраданию? Они у тебя есть?

Иван не ответил. Этот человек не понимает. В мире должна быть справед-ливость. Должна! Иначе жить незачем. И если раньше он был слаб, то теперь во-роны помогут ему! Странным было лишь то, что он не приказывал убивать Нем-ченко. Да, он ненавидел, но убивать не хотел. Но так ли это? Посмеет ли он ска-зать себе правду?

– Что вы от меня хотите? – сказал Иван устало. Он хотел остаться один. И поду-мать.

– Я не знаю, какую роль играешь во всем этом ты, Воронков, у меня нет прямых доказательств, а то, что было… Эти смерти связаны между собой узлом, который можешь распутать только ты. Вот в этом я уверен. Думай, Иван.

– О чем?

– О жизни.

Следователь поднялся со стула. У дверей остановился:

– Если ты уверен, что никто никогда не узнает о твоей тайне, что скажешь своей совести, если она у тебя осталась?

Дверь закрылась. Потом открылась снова, и в палату вошел Эдик.

– Вано, кто это был?

– Отстань, Эдик, – Иван подошел к окну и посмотрел на пышные кроны дубов и кленов, окружавшие травматологическое отделение. Темнело, но фонари еще не зажглись, и мысли, от которых он хотел избавиться, захлестнули с новой силой. Он не приказывал им убивать, и не будет отвечать ни перед судом, ни перед своей совестью!

Иван несколько раз вздохнул, успокаивая заколотившее, словно в набат, сердце. Через минуту эмоции схлынули, и Иван подумал о воронах. Они защищают его, потому и напали на Нагаева, а смерть Мирзоева была случайностью. Они уг-рожали мне, подумал Иван, вот вороны и разделались с ними. Но как же Немчен-ко? Он ехал домой и никак не мог угрожать мне! Почему они убили его?

Иван помрачнел. Ответа он не знал, но предчувствия были не из лучших. Еще этот следователь с нравоучениями. Что он может понять? Он думает: все про-сто! Нарушил устав – на гаупвахту или в дисбат… Иван слышал историю, как в одном дивизионе рядовой ударил офицера. И отправился в дисциплинарный ба-тальон на полтора года, а то, что офицер издевался и избивал его, никто не при-нял во внимание. Иван вспомнил, как Оврагин грозил отправить его на губу и зло прищурился: все вы такие! Сначала вежливые, а потом, чуть что, дисбатом пуга-ют. Двуличные твари!

Он увидел следователя, выходящего из здания. Иван проводил глазами вы-сокую подтянутую фигуру… и заметил черную тень, слетевшую с ближайшего де-рева. Крупная птица планировала над головой следователя, и Иван понял, что медлить нельзя! Он выскочил из палаты, не слушая крик Эдика:

– Ты куда, Вано? Ужин скоро!

Иван промчался по коридору и выскочил на лестничную площадку. Здесь было накурено, сизый дым висел плавающими слоеными облачками. Иван с ходу разметал их и поскакал вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступени. Отби-тые ребра отзывались болью, но Иван не обращал внимания. Наконец, он выско-чил на улицу и замер, прикидывая, как срезать угол, чтобы нагнать Оврагина как можно быстрей. Протиснувшись сквозь кусты, Иван побежал наперерез. Ясно, что следователь пойдет по боковой аллее до центральной, выводящей к воротам гос-питаля. Чувство тревоги нарастало, Иван бежал изо всех сил, но мешали тапочки. Слишком большие, на два размера больше, они хлопали по пяткам и норовили слететь. Иван раздраженно сбросил их и побежал босиком.

Срезав порядочный угол, он выскочил на боковую аллею и увидел следова-теля, неторопливо идущего к воротам… и шевелящиеся ветви деревьев, нависшие над усыпанной гранитной крошкой дорогой. Пробежав по ней несколько метров, Иван ощутил нестерпимую боль в подошвах ног – крохотные камешки немило-сердно резали ступни. Захромав, Иван остановился.

– Товарищ следователь!

Офицер обернулся. И черные тени слетели с деревьев, разом набросившись на него. Оврагин закричал, отбиваясь от воронов, но те вились хищной, хлопаю-щей крыльями тучей. Иван похолодел от ужаса.

– Не смейте! – он бросился к следователю, превозмогая боль. Десяток метров он преодолел за секунды и без страха врезался в щелкающую клювами черную кару-сель. Вороны разлетелись, узнавая хозяина. Иван повалил заклеванного, исте-кающего кровью офицера и закрыл собой. Глядя на вьющуюся над ними стаю, он повторял:

– Улетайте, улетайте, улетайте!

Вороны повиновались. Взмыв в темнеющее небо, стая скрылась за деревья-ми. Иван помог следователю сесть. Оврагин прижал ладонь к рассеченному лбу: кровь сочилась сквозь пальцы. Изорванная и исклеванная фуражка лежала рядом.

– Как вы, товарищ следователь?

Незакрытый ладонью, выпученный глаз смотрел на солдата. Зрачок расши-рен, как у сумасшедшего.

– С тобой, Воронков, или в психушку попадешь, или на тот свет, – глухо прого-ворил Оврагин. – Значит, правильно тебя местные узбеки колдуном называют.

– Я не колдун, – возразил Иван.

– Конечно. Эти вороны просто дрессированные. Приказал – убили, приказал – улетели!

– Я не приказывал убивать! – сказал Иван.

– А кто приказал? – вскинулся офицер, и Иван замолк. Он сам хотел знать ответ. Иван помог следователю подняться.

– Я сам дойду, – сказал Оврагин. Иван чувствовал его страх и неприязнь и от-ступил.

– Будьте осторожны, – сказал он. Оврагин посмотрел на него, потом вверх:

– А куда я денусь? Все под этим небом ходим.

– Я не хотел этого, – сказал Иван. – Честно, не хотел!

Он не любил извиняться, но чувствовал вину за то, что случилось. Чертовы птицы! Его-то за что?

– Ладно, прощай… Спасибо тебе, – выдавил из себя следователь, и Иван понял, что и ему нелегко дались эти слова.

– Пожалуйста, – нарушая субординацию, Иван повернулся к офицеру спиной и побрел к корпусу. Стопы ног саднило, и он выбрался на газон, в прохладную мяг-кость травы. Труднее всего было вспомнить, где спали с ног тапочки. Пошарив по кустам, Иван плюнул и пошел в отделение босиком.

Все-таки вороны повинуются мне! Иначе я бы не спас следователя. Но по-чему они набросились на него? Он ничем не угрожал мне, думал Иван, поднимаясь по холодным, как лед, бетонным ступеням. Ноги болели, словно он бегал по ост-риям иголок.

И откуда вороны могут что-то знать? Но, если они понимают его, то почему не могут понимать других людей? А вдруг они знают то, чего не знает он, и дейст-вительно пытались защитить? И он напрасно прогнал их? Может, следователь хо-тел его в дисбат отправить, только с виду такой добрый? Но что же тогда делать, убить его?! Вопросы стучали в голове, как колокол, и Иван вошел в палату совер-шенно измученный.

На ужин он не пошел и лег в кровать, с головой завернувшись в одеяло. Иван пытался уснуть, но сон не приходил, а голова гудела. Он может управлять воронами, определенно может! Еще недавно он радовался этому дару. Но зачем дар, не приносящий счастья? Это в сказке просто: двое из ларца, одинаковы с ли-ца, взяли да и выполнили любое желание. А что могут вороны? Неужели только убивать?

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Я люблю этот город, но зима здесь слишком длинна.

Я люблю этот город, но зима здесь слишком темна.

Я люблю этот город, но так страшно здесь быть одному.

За красивыми узорами льда мертва чистота окна.

В. Цой.

Облака из иллюминатора казались смешными ватными комками, подвешен-ными в воздухе, а земля была поразительно красива. Теперь Иван понял, за что летчики любят небо: свысока не видно мусора на улицах, собачьего дерьма на тротуарах, и людей как будто нет, а ты летишь, и сам себе хозяин. Как птица. Не-бо вокруг огромное-огромное, земля гораздо меньше, и от этого лишь красивее. Кажется, что запросто можешь обнять ее всю: эти горы, леса и реки. Как бог. Ма-гия неба, блин.

Иван летел и не мог поверить, что все позади. Подъемы, отбои, поверки, весь этот кошмарный бардак, именуемый советской армией. Иван вспоминал и пе-ребирал в памяти лица, которые уже не увидит, и не жалел. Что ни было – все прошло, он выдержал и вернулся. Кому-то на радость, кому-то назло. И плевать он хотел на вторых.

Он не заметил, как заснул, и проснулся от объявления по громкой связи. Самолет заходил на посадку в Пулково. За иллюминатором повисла непроглядная ночь, внизу горели крохотные огни, и Иван поразился, как летчики что-то видят в этой темноте. Тем не менее, самолет уверенно снижался и вскоре коснулся коле-сами земли. «Дома!!!» – орал Иван про себя, и губы расплывались в невероятной ширины улыбке.

Спустившись с трапа, Иван глотнул влажный питерский воздух и улыбнулся капавшему дождю: пусть льет, родной, питерский! Там, за три тысячи километров, не бывает таких дождей, там светло и тепло, но Иван не стал бы там жить ни за какие миллионы.

С остальными пассажирами он съехал по эскалатору куда-то вниз и прошел через вестибюль и турникеты. Был пятый час ночи, автобусы не ходили, и Иван присел в зале ожидания, раздумывая, брать такси или ждать утра. Ждать не хоте-лось, и через две минуты Иван ехал по Пулковскому шоссе. Замелькал огнями Мо-сковский, такси свернуло направо и вот уже Апраксин. Родные края! «Неужели я не сплю, – думал Иван, не веря глазам, – неужели я на Невском? Я в Ленинграде, я дома!»

Белые ночи еще не начались, и в семь часов было темно. Через гулко раз-носящую звуки шагов арку Иван прошел во двор и остановился у знакомого ко-зырька. Постоял, дыша влажным, ни с чем несравнимым, особенным воздухом центра, и по истертым ступеням, не торопясь, поднялся на последний этаж.

Иван вставил ключ в замок и повернул. Невольно помотал головой, не веря, что не был здесь два года. Или целую жизнь? А может быть, всего ночь? И не бы-ло ни армии, ничего, все это только сон. Дикий страшный сон…

В коридоре все осталось по-прежнему. Круглое зеркало так же висело на-против старого платяного шкафа, а старенький зеленый телефон – в самодельном деревянном ящичке на стене, исписанной давно забытыми номерами. Иван не удержался и, подойдя к шкафу, слегка толкнул: тот послушно качнулся, как в ста-рые добрые времена. «Все так, как было, а где был я?» – подумал Иван. Он от-крыл дверь в комнату и вошел, не снимая ботинок. Не стоило думать о грязи в та-кой момент. «Здесь не может быть грязи, – думал Иван, – здесь мой дом!» Не-сколько минут он бесцельно ходил по комнате, брал в руки и ставил на место ста-рые вещи, чувствуя странное «дежавю». Мать бывала здесь изредка, наводя по-рядок, но кое-где обнаружился толстый слой пыли, накопившейся за два года.

Завтра! Завтра будет счастливейший день! Он выйдет из дома, пройдется по Невскому, через Дворцовый на Стрелку, потом к Петропавловке, сделает круг, и вернется на Литейный, а потом снова гулять, дышать и радоваться жизни! Улыба-ясь мыслям, Иван быстро, по-армейски, постелил на большой двуспальной крова-ти, разделся и лег. И как два года назад, за окнами стучали трамваи, хлопая рас-крывавшимися дверями, гулко, точно рассерженные шмели, гудели проносящиеся машины, и свет качавшихся фонарей играл с тенями на стенах и потолке.

* * *

Неделя пролетела, как один день. Иван гулял по Ленинграду, узнавал и не узнавал любимый город. По улицам ездили шикарные иномарки, которые раньше он видел только в кино, повсюду открывались бутики и рестораны, повсеместно расплодились ларьки, торговавшие всякой всячиной. Казалось, город превратился в гигантский рынок, где можно купить что угодно, были бы деньги, а население разделилось на покупателей и продавцов, причем вторых было отнюдь не меньше первых. Иван побывал в Эрмитаже, но иные магазины поражали не меньше зна-менитого дворца. Откуда все это взялось?

К этому времени мама переехала жить к тетке, которая нуждалась в уходе. А перед дембелем бандеролью прислала ключи от комнаты и квартиры. Иван был только рад. Правда, деньги стремительно кончались, пора было думать о работе.

Утром дядя Миша встретил его громким и восторженным:

– О-о! Морячок! – и притащил початую бутылку водки. – Ну, давай! Раньше не предлагал – молодой ты еще был, а сейчас настаиваю! Теперь ты мужчина!

И налил каждому по полстакана. Потом спохватился:

– Погоди! – залез в новый холодильник, которого раньше не было. На кухонном столе явились хлеб, вареная колбаса и банка с огурцами. – Вот теперь давай!

Иван выпил и улыбнулся, заметив на щеке соседа следы от ногтей. Снова дежавю.

– Молодец! – сосед залпом осушил стакан и зажевал колбасой. – Ну, Ваня, рас-сказывай, как служба?

Иван помрачнел. Он ожидал и боялся таких расспросов. Ну, что рассказы-вать? Что армия – жуткий бардак? Что потерял там два года и разуверился в лю-дях? Что поблекшую траву там красят зеленой краской, а военную подготовку за-меняют сельхозработами? Что красивые слова о защите родины и долге оборачи-ваются бесправием и беззащитностью солдат, немногим отличавшихся от зеков. Только уголовников сажают за преступление, а его отправили туда ни за что…

– Нормально, – выдавил Иван, долго и старательно хрустя огурцом, чтобы за-мять тему.

– Твоя мать говорила, ты далеко служил…

– Туркестанский военный округ, – отрапортовал Иван. Выпитая водка расслабля-ла, прогоняя злость. «Все прошло, Иван, – сказал он себе, – чего уже злиться?»

– Ничего себе! Ну, да я тоже служил не близко. На Кубе, представляешь?

– Представляю.

– Представляешь… Там же до Америки рукой подать! Да, гоняли нас тогда – да-же страшно вспомнить! Зато, говорят, мы такого жару им дали, что в Америке из окон сигали, думали: война началась! Во как! А ты говоришь… Боялись нас тогда. И уважали. А сейчас? – дядя Миша расстроено махнул рукой и налил по второй.

– Сейчас не уважают, – согласился Иван.

– Вот именно! А почему? – дядя Миша поднял вверх указательный палец с кри-вым покарябанным ногтем. – Потому что уважают только сильного. Согласен?

– Согласен, хотя это и неправильно, – не удержался Иван.

– Ну, ты… не надо философию там всякую, – возразил сосед. – Я говорю про жизнь. Как есть, понимаешь?

– Понимаю.

– Вот тебе наверняка в армии приходилось кое-кому рыло начистить, правильно? Чтобы уважали! Иначе нельзя, что б ты понимал в семейной жизни! А сейчас? Ви-дишь, что творится? Развалили страну, сволочи!

Иван понимающе покивал и ушел, сославшись на дела. Он знал: в этом со-стоянии дядя Миша может говорить о чем угодно до бесконечности. А говорить на такие темы у Ивана не было желания. Хотелось все забыть и начать жизнь заново.

* * *

Иван встретился с приятелями, с которыми учился, но вот до Кира дозво-ниться не смог. Впрочем, он тесно сошелся с бывшим одноклассником Димкой по прозвищу «Удав», который дембельнулся чуть раньше Ивана и уже устроился на работу в типографию. Он позвал Ивана к себе.

– Работа несложная, а деньги платят хорошие, – сказал Дима, – и от дома тебе недалеко. Сел на троллейбус, и через двадцать минут на работе. Не то, что мне.

Иван согласился и стал работать с другом. В выходные они отправлялись на дискотеки или шлялись по Невскому, кадря симпатичных девчонок.

Однажды Димка предложил съездить на Московский проспект. Там, в глуби-не старых сталинских застроек, стояли корпуса институтских общежитий, и в каж-дом на первом этаже располагался видеосалон.

– Видик посмотрим, – сказал Удав, – там классные фильмы показывают. А потом спецпрограмма.

– Какая спецпрограмма?

– Вчера с девчонками познакомился, – пояснил Димка. – Живут в этих общагах. Пригласили в гости, врубаешься? Деньги есть?

– Немного есть.

– Бери все – не пожалеешь! – посоветовал Димка. Он был парень видный, высо-кий, с вьющимися черными волосами, и с девчонками знакомился на раз, чего нельзя было сказать об Иване.

Вечером друзья встретились на выходе из метро, купили три бутылки вина и знакомой дорогой направились к общагам. Миновав старые институтские корпуса, друзья пересекли заросший травой пустырь и оказались возле первой многоэтаж-ки.

– Так, что у нас тут идет? – Удав взглянул на расписанный вручную плакат и по-качал головой. – Нет, фигня, пошли во второй корпус.

Там выбор был интересней. Они даже поспорили, на какой фильм пойти. Димка предлагал посмотреть «Голый пистолет-2», а Иван – «Телетеррор». Со-шлись на «Бандитах во времени». Фильм оказался неплох и, выйдя из душного за-ла на воздух, Дима посмотрел на часы:

– Через двадцать минут они спустятся. Пошли, – и приятели направились к со-седнему корпусу. Через стеклянный вестибюль Иван увидел просторный холл и суровую бабулю у турникета, над которым висели объявления: «Посторонним вход воспрещен», «Вход только по пропускам» и «После 23 часов вход в общежитие прекращается».

– Ну, и как мы пройдем? – кивнув на плакаты, спросил Иван.

– Они сказали, что проведут.

Ровно в назначенное время в холл спустилась девушка с ярко накрашенными губами и модной джинсовой миниюбке. Димку она тотчас признала, а тот пред-ставил друга:

– Это Иван. А это Юля.

Иван улыбнулся. Юля тоже. Глаза у нее были карие, а пухлые губы вызы-вающе дразнили. Ивану она понравилась.

– Пошли за мной, – сказала она. Стараясь не звякать бутылками, друзья двину-лись следом.

– Их будет трое, – наклоняясь к Ивану, шепнул Димка. Иван опешил. Как трое? Трое надвое не делится. А, ладно, разберемся как-нибудь.

Юля уверенно и спокойно провела гостей мимо дежурной. Бдительный страж проводила парней подозрительным взглядом и проронила, обращаясь, ви-димо, к провожатой:

– Чтоб в одиннадцать часов посторонних не было!

– Конечно, конечно, – снисходительно и развязно подтвердила девушка.

В холле был лифт, но наверх отправились пешком. Иван никогда не бывал в общежитиях, и глазел по сторонам, представляя местную, и наверняка бурную жизнь. Наконец, они подошли к заветной двери, и Юля открыла ее ключом. «Да, здесь звонков не напасешься, – подумал Иван, глядя на бесконечный коридор с множеством одинаковых дверей. Мимо сновал разношерстный народ, никто не об-ращал на пришельцев внимания, и Иван, чувствовавший себя не в своей тарелке, приободрился.

Дверь открылась, они вошли внутрь. Небольшую комнату, метров на пятна-дцать, разделял платяной шкаф. Здесь находилась прихожая и кухня одновремен-но. В углу стоял стол с тарелками и чайником, вешалка для одежды, вся занятая, так что Юле пришлось унести ворох курток куда-то в комнату. Тут же – тумбочка со стоявшим на ней зеркалом.

– Обувь не снимайте, – разрешила Юля, и Иван вслед за Димкой прошел дальше.

Центр комнаты занимал стол, у окна стоял второй, письменный, с горящей настольной лампой и отрывным календарем на стене. А справа находилась кровать и раскладывающийся диван, над которыми висели плакаты «Миража» и каких-то западных групп.

– А где Таня? – спросил Дима. Видимо, он всех тут знал.

– Сейчас они придут, – ответила Юля. – Садитесь.

Иван сел на стул, а Дима на диван. Ждать долго не пришлось. Вскоре в комнату впорхнули две девицы одного роста, одетые в одинаковые синие джинсы. Одна носила полупрозрачный обтягивающий свитер, другая – пушистый пуловер с «горлышком».

– Наташа, – представилась первая.

– Таня, – прощебетала вторая. Какой звонкий голос, подумал Иван. Он тоже представился. Диму они уже знали.

Они сели рядышком на диван.

– Где учитесь? – спросил Дима.

– Я же тебе говорила, – сказала Юля.

– Так, может, они в другом институте, просто живете вместе, – пояснил он.

– Нет, мы и учимся и живем вместе, – сказала Наташа.

– Долго еще учиться? – спросил Иван.

– Ей два года осталось, – указала Наташа на Таню, – а нам три.

– Понятно.

Девчонки оказались веселыми, с ними было интересно, и Иван припомнил знакомых, утверждавших, что в общагах живут одни шлюхи. Фигня, думал он, до-пивая вино, если я и трахнусь с какой-то из них, никогда не скажу, что она шлюха. Шлюхи – они за деньги…

– Ой, у меня сигареты кончились, – сказала Наташа, – а магазин уже не работа-ет.

– Кури мои, – Димка мигом достал пачку «Космоса».

– Нет, я такие не хочу. Девчонки, я сбегаю, спрошу у кого-нибудь.

– Не ходи, Натаха, – сказала Таня. – Кури, что есть. Какая тебе разница?

– Ты не куришь, вот и не говори! – парировала Наташа. – Я быстро.

– Да уж, – усмехнулась Юля. – Только никому не треплись, что мы тут… Сама знаешь, пол-общаги прибежит. Оно нам надо?

– Да ладно тебе, – обиделась Наташа. – Я мигом.

Застолье продолжилось. Вторая бутылка вина опустела, Удав начал разли-вать третью, и тут в дверь постучали.

– Наташка, – сказала Юля. – Таня, открой.

Сидевший спиной к дверям Иван обернулся и увидел Наташку, вслед за ко-торой в комнату вошла целая компания человек в пять. Высокий скуластый парень держал раскрасневшуюся Наташку под ручку. Отпустив ее, он оглядел стол и при-свистнул:

– Оба! Здесь такая компания, а нас не пригласили! Меня Руслан зовут, – он про-тянул ладонь Ивану. Иван пожал, чувствуя, что их план на вечер и ночь стреми-тельно рассыпается. Слова Юли оказались пророческими.

– Иван, – назвался он.

– Дима, – сказал Удав.

– Выпить-то уже нечего, – сказал один из парней. – Ребята, давай скинемся на водку. Рублей по пять.

На стол полетели скомканные бумажки. Дима и Иван добавили свои.

– Отлично, – сказал Руслан. – Тема, сходи!

Парень со смешным хохолком на голове сгреб деньги и исчез. Ивану пока-залось, что девчонки сами не рады такому повороту, Удав тоже не выглядел во-одушевленным. И если бы не музыка, за столом было бы совсем скучно.

– Ванюха, пошли, покурим, – сказал Димка. Иван хотел сказать, что не курит, но вовремя догадался, что Удав хочет с ним поговорить.

– Пошли, – он поднялся из-за стола.

– Ваня, ты же не куришь, – сказала Юля. Она что-то почувствовала.

– Это когда я трезвый, то не курю, – выкрутился Иван, – а так курю.

Они вышли в коридор и прошли до лестничной площадки. Димка закурил и, затянувшись пару раз, проговорил:

– Блин, я как чувствовал, нельзя было эту дуру из комнаты выпускать! Раззвонила повсюду! И подружки ей говорили!

– Ей и звонить не надо было, – сказал Иван, – на нее просто посмотреть доста-точно. Видно, что где-то пила.

– Я эти общажные темы знаю, – сказал Димка, выпуская дым в потолок. – Здесь, если где-то пьют, всегда найдется до хрена народа, которым на халяву хочется. Обломались мы с тобой, Ваня.

– Почему? – не понял Иван. – Они выпью, да уйдут. Хотя, вообще-то…

– Вот именно! Ты бы ушел? Это же их общага, а мы здесь никто! Врубаешься?

– Врубаюсь.

– Короче, они сейчас только того и ждут, чтобы мы припухли и слиняли, – Удав посмотрел на Ивана. – Но я хочу их разочаровать. Очень хочу! Девчонки хоро-шие, да и денег мы потратили, жалко, и вообще… Но один я не останусь. Ты как?

Иван вспомнил Юлю, ее многообещающие взгляды и очертания аппетитных грудей под обтягивающей блузкой. Эта ночь должна быть нашей. И пошли все на хер!

– Я с тобой! – ответил Иван. – Я понял.

– Только учти: мы играем на чужом поле…

Они вернулись в комнату, через минуту прибежал Тема с бутылками, и пир продолжился. Правда, Ивану уже не было так весело. Водку он почти не пил, предвидя, что трезвая голова и четкая координация еще пригодятся, зато гости пили, не стесняясь. За Димку Иван не опасался – Удав перепьет любого. Закуски было немного, и она исчезла быстро – хозяйки не рассчитывали на такое сбори-ще. Наташка упилась довольно быстро, почти ничего не говорила, лишь хихикала, неловко отбиваясь от лапавших ее парней.

– Эй, слышь! – Руслан наклонился к Ивану, его пьяные глаза уставились на при-шлого с непонятной и пугающей ненавистью:

– Давай выпьем!

– Давай, – равнодушно согласился Иван. – Наливай.

Руслан плеснул в стаканы водки. Рука с бутылкой на секунды зависла в воз-духе, и Иван приметил татуировку в виде змеи, обвивающей предплечье Руслана:

– Я что хочу сказать… Все ленинградцы – гнилье! Я сюда приехал, я здесь никто, да? Но я здесь всех держу! Никто мне ничего не может сделать! Я всех здесь, – он грязно выругался, – понимаешь? А почему? Потому что ленинградцы – чу-мошники! За это и выпьем!

Потом Иван жалел, что не выплеснул водку в лицо этому уроду, а промед-лил, обдумывая возможные последствия.

– Что ты сказал? – проговорил Удав. Он сидел неподалеку и все слышал. Руслан повернулся к нему:

– Он тебе скажет, что я сказал, – палец указал на Ивана. – Я повторять не буду, понял!

– Ах ты, козел! – сказал Дима, поднимаясь. – Ты, чмо, в наш город приехал, и еще вые…шься!?

– Че ты сказал? – вскочил Руслан. – Кто чмо?

Они смерили друг друга взглядами, затем кулак Руслана мелькнул над сто-лом, но Димка среагировал и перехватил руку. Они сцепились над столом, опро-кидывая на пол бутылки. В юности Димка занимался самбо, и силой его Бог не обидел. С таким корешем Иван ничего не боялся.

– Вы что, мальчишки! – запищала Юлька. – Прекратите!

Она одна не побоялась вскочить и вклиниться меж драчунами. Остальные девчонки сидели смирно. Для них такое было привычным зрелищем.

– Тогда пойдем, выйдем! – прошипел Руслан.

– Пойдем, – согласился Димка.

Испуганные лица девчонок не сулили ничего хорошего. Иван вышел за дру-гом, затылком ощущая взгляды местных, и пытался идти раскованно и неторопли-во, хоть это было и сложно. Адреналин кипел, а выхода у них было два: бежать или драться. Иван видел: Димка тоже волнуется, но знал, что Удав не побежит. Значит, и он останется.

Они вышли из общаги. Ночной воздух остудил разгоряченные лица, но не охладил бурлящую кровь.

– Пошли туда, – кивнул Руслан, указывая на пустырь с кучами мусора.

– Что, один на один кишка тонка? – спросил Димка, останавливаясь напротив Руслана.

– Я тебя щас урою! – пообещал тот. Он был не ниже Удава ростом и едва ли слабее, но и Димка не был подарком. Не зря его в секции Удавом прозвали…

Заводила повернулся к своим:

– Займитесь этим пидором! – он указал на Ивана.

– Пидор у тебя в штанах! – парировал Димка, и они моментально сцепились.

Один из парней подошел к Ивану. Скудный свет луны делал его и так не слишком дружелюбное лицо угрожающим. Он нанес удар в живот, Иван кое-как парировал, но пропустил следующий. Вспоминая уроки Удава, Иван вошел в клинч и опрокинул соперника подсечкой. Парень упал на кучу мусора, выругался и бро-сился вперед. Судя по хлестким ударам и крикам, доносившимся сзади, Димка дрался не на жизнь, а насмерть.

Отпихнув «общажника», Иван оглянулся и увидел, что Димка повалил Рус-лана на землю и метелит по физиономии.

– Чо смотрите?! – раздался истеричный голос Руслана. – Мочите козлов!

К Руслану бросились на подмогу, а на Ивана насело сразу трое. Он отоварил одного, оттолкнул второго, но по спине шарахнуло чем-то тяжелым, и Иван едва не упал. Падать было нельзя. Удав учил, что самое страшное в драке – упасть. Не поднимешься за секунду – забьют до смерти. Иван пропустил еще удар, но устоял, заметив у одного обрезок трубы. Взгляд скользнул по куче мусора, но не обна-ружил ничего подходящего для обороны. Парни схватили Ивана и стали бить, он вывернулся, зарядив одному в рыло и, получив в поддых, упал на колени. «Все! – подумал Иван. – Сейчас меня замочат.» Страха не было, он исчез поле первого удара. Он не боялся смерти, просто хотел встать и заставить их жрать мусор…

Но удары сыпались отовсюду, Иван закрывался и слышал, как орал Удав, потом наступила тишина, и он испугался. Чудом сумев подняться, он увидел не-подвижно лежащего друга, и нескольких парней, ожесточенно месивших его нога-ми.

– Шакалы! – в груди нарастала ненависть. Он сдерживал ее так долго, он не хо-тел… Мгновенье спустя Иван видел сотнями птичьих глаз. Сотни крыльев вспоро-ли тьму, приближаясь стремительно и неотвратимо, сотни голодных ртов жаждали крови, и Иван велел им насытиться.

Ивана ударили по голове, он ткнулся лицом в грязь, но секундой позже ус-лышал дикий крик противника и увидел – не своими глазами – как черный клюв, словно наконечник копья, втыкается парню в глаз.

– Да! – содрогаясь от боли и хохота, кричал Иван. – Жрите! Пейте! Они ваши!

Зловещие пустыри ожили хлопаньем крыльев и глухим граем. Вороны воз-никали из ниоткуда, падали с неба, выскакивали из куч мусора, впиваясь острыми клювами в человеческую плоть. «Общажники» с воплями бросились врассыпную. Иван приподнялся, вытирая залитое кровью лицо, и указал на Руслана: