Текст книги "Печать ворона"

Автор книги: Андрей Прусаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

– И что? Что-нибудь чувствуешь? – спросил Дима. – Как живется?

– Нормально, Дима. Все у меня в порядке. Слушай, Димыч, вот ты медик, скажи: ты сам-то веришь в проклятия?

Димка вздохнул. Потом взглянул на Ивана:

– Это я узнал от своей бабки. А она – от твоей. И знаешь, что мне бабка сказала?

– Что?

– Чтобы я больше с тобой не водился. Потому что ты проклят, и в тебе зло.

В комнате стало тихо.

– Это же суеверие какое-то! – воскликнул Иван. – Фигня полная! И ты бы не стал со мной дружить?

– Не знаю, – честно сказал Димка. – Я же маленький был. Заставили бы, наверное, запугали…

– А сейчас?

– Ну, раз ты не умер до сих пор, значит, никакого проклятья и нет! – улыбнувшись, заключил будущий студент. – Ты уж извини, Ваня, вижу, ты не рад этому разговору…

– Если видишь, чего спрашиваешь? – вскинулся Иван, но потом остыл. – Да ладно…

Разговор скомкался. Вскоре Иван попрощался и пошел домой, решив назавтра же вернуться в Питер. С Димкой он пообщался, Андрюха приедет нескоро, а дома он найдет, чем заняться. Хватит, нагулялся!

Бабушка удивилась, проведав, что внук засобирался домой.

– Ты что, Ванюша? Чего так скоро? Остался бы еще хоть немного, вон, ягоды скоро пойдут. Да и сарайчик, я думала, поможешь починить.

– Сарайчик починю, – серьезно сказал Иван, – и поеду!

На следующий же день Иван вместе с Димкой занялся сараем: приладили покосившуюся дверь, залатали крышу. Сарай пустовал: кабанчика уже не было.

Больше друг о пятне не заговаривал, но Иван решил, что обязательно рас-спросит бабушку о колдунье. И вечером, перед сном, он пошел на кухню. Бабушка как всегда, что-то делала. Казалось, она не знает покоя, постоянно в делах, и Иван удивлялся: где она только их находит? Только потом он понял: она же со-всем одна и помочь ей некому. Все хозяйство на ней, а деревенское хозяйство с городским не сравнить.

– Бабуль.

– Чего? – она повернулась. Ее глаза были удивительно живые, несмотря на многочисленные морщинки вокруг них, а руки, сжимавшие нож, покрывали синие бугры вен. А на старых фотографиях она была такой красивой…

– Слушай, – Иван не знал, как начать и замялся.

– Что случилось? Деньги нужны? – Каждый раз, когда он приезжал, бабушка дарила ему пятьдесят рублей. Большие деньги. Когда он был маленьким, деньги отдавал маме. Теперь, конечно, они бы пригодились, но Иван отнекивался и не хотел брать, пока бабушка насильно не засунула ему за пазуху: «Ты молодой, тебе нужно!»

– Бабуля, Дима вот сказал мне… что мы с тобой… тогда… ходили к колдунье.

– Дима сказал? – переспросила она.

– Да, – Иван, наконец, решился. – Почему мы ходили к колдунье? Дима сказал, что я проклят. Поэтому?

Бабушка положила нож. Потом молча помыла руки.

– Пойдем, Ваня, – сказала, как вздохнула, она.

Он прошел за ней в комнату. Бабушка села на стул и подперла щеку ладо-нью. Посмотрела на Ивана. За эти минуты лицо ее стало таким скорбным, Иван даже испугался, что бабушке станет плохо от его расспросов. У нее же больное сердце…

– Значит, знаешь…

– Вот именно, что я ничего не знаю! А это ведь меня касается, – сказал Иван. – Бабуля, рассказывай!

– Я и сама почти забыла… И хотела, чтоб ты забыл. Мама писала, что ты хорошо учишься, училище скоро закончишь. В армию пойдешь. Зачем тебе знать? Не нужно тебе это! Ты молодой еще, Ванюша, живи спокойно, не думай ни о чем! – бабушка старательно переводила разговор в другое русло, но у нее плохо получалось.

– Бабуля, зачем ты водила меня к ведьме? – упрямо повторил Иван.

– Из-за печати, – еле слышно сказала она.

– Какой печати? – не понял Иван.

– У тебя на груди.

Иван невольно опустил голову. Он мог видеть черный след даже сквозь одежду.

– Значит, тот старик на болотах проклял меня? – спросил он.

– Тот, кто поставил печать, проклял тебя. Но… от этого не умирают, не бойся, Ваня! Проклятье можно снять, – сказала бабушка. Она говорила жалобно, как будто это она виновата во всем. – Просто не время еще.

– Колдунья так сказала?

– Да, Ванюша, она так сказала. И еще сказала, что ты должен забыть то, что случилось, и жить, как все люди. Вот и не вспоминай.

– Я не могу забыть, – сказал Иван. Бабушка вздрогнула.

– Я свечки ставила, молилась, так что все будет хорошо. И не думай об этом, Ваня! – она посмотрела на внука почти умоляюще. Иван оторопел: никогда еще на него так не смотрели. Тем более родная бабушка. И он не мог заставить ее говорить.

– Ладно, извини, бабуля, – Иван нагнулся и поцеловал бабушку в щеку. В последнее время он делал это все реже и реже. Взрослел и стеснялся.

– Расти хорошим человеком, – сказала бабушка, вытирая слезы. – Мама у тебя одна. Береги ее.

Потом он жалел, что не довел разговор до конца. Но тогда он не мог этого сделать.

На следующий день после разговора Иван поехал в Брест и взял билет на послезавтра. Решил все-таки не уезжать сразу, а то как-то нехорошо получилось бы. Как будто он на нее обиделся. А Иван не обижался, он любил бабушку. Так же, как маму.

* * *

Поезд немного опоздал, прибыв на Витебский в двенадцатом часу. Иван с трудом поднял сумку, нагруженную бабушкиными вареньями, и вышел на перрон. Может, зря он уехал? Что делать оставшееся лето? Трамвай подошел сразу, Иван залез и устроился у окна, рассматривая город. Что делать? Для начала позвонить Кириллу, или Димке или еще кому-нибудь, а там посмотрим. С дядей можно за грибами съездить.

Матери дома не было – наверно, на смене, а дядя Миша ходил по квартире с пластырем на переносице. Сам нос был раздутым и красным.

– Приехал уже? – удивился он. – Быстро ты. Ну, как там бабушка?

– Нормально, – ответил Иван. – А что у вас с носом?

– Пустяки, – ответил дядя Миша, – что б ты понимал в семейной жизни!

Матери о разговоре с бабушкой он не сказал. Зачем зря нервировать? Всю дорогу в Питер Иван думал об этом. Если его прокляли, то почему он чувствует себя нормально, не болеет, ничего с ним не случается? Ну разве аппендицит был – так он у каждого второго бывает. Вот только вороны, следящие за ним. Иван часто замечал их на крышах домов или видел парящими в небе. Нет, не простых городских ворон, а огромных черных головастых птиц, невольно внушавших подсознательный страх. Иван вспоминал случай на Лиговке и спрашивал себя: почему проклятье? А может, дар! Они оберегают его и… разве это плохо? Может, бабушка права, и надо просто жить, не задумываясь об этом? Но черный знак на груди напоминал о странной и необъяснимой связи с воронами, вызывая смутное чувство долга. Если они охраняют, как отплатить за спасение и защиту? Что им нужно?

* * *

Последний учебный год выдался трудным. Дни проходили за днями, Иван ходил в училище, после уроков гулял с друзьями по Невскому, кадрил встречных девчонок. А в плохую погоду сидел дома и читал. Длинными зимними вечерами, когда не хочется даже смотреть на улицу из-за грязи и слякоти, а на душе так же сыро и сумрачно, Иван не вспоминал о воронах и вообще не видел их в городе.

На Новый год мама разрешила Ивану выпить шампанского, и он еле сдержал ироничную улыбку. Знала бы она! Но лучше пусть не знает… Бывало, он пил с ребятами, но, едва ударяло в голову, тут же прекращал. Не любил он этого со-стояния…

Мама пожелала удачи и счастья в будущем году, но добрые слова лишь рас-строили Ивана. Какое счастье и удача, когда все предопределено и расписано? Закончит училище – в армию, вернется из армии – на завод. Что он может изме-нить в круге, которым прошли и будут идти миллионы? И самым горячим желанием было узнать, чего искать и к чему стремиться; как найти себя и понять, как быть счастливым…

Зима пролетела. Наступившая весна радовала яркими солнечными днями и своим, особенным воздухом. Весной и дышалось, и думалось по-иному. Иван смотрел на обнажившийся после снега город и думал, что если бы мог сжимать время, то сжал бы на ближайшие пару лет, чтобы они пролетели быстро и незаметно, а потом перед ним будет вся жизнь, и он насладился бы ею, как этой весной…

Но впереди маячил дипломный проект. С превеликим трудом Иван оторвался от весенних улиц и добросовестно засел штудировать сопромат. За день до экзамена позвонил Кир, предлагая смотаться на концерт в рок-клуб, но Иван послал его по-дальше. Не то, чтобы он любил учиться, просто по своей природе Иван всегда до-водил все до логического конца, и если что-то делал, то делал хорошо. А, зная, что мать следит за его успехами и переживает, если у него бывают тройки, Иван старался учиться как минимум на «четыре». Зубрилой становиться не хотел, зато экзамен мобилизовал и помогал отвлечься от мыслей об армии.

Перед экзаменом Иван сильно волновался, но все ж отказался расслабиться глотком огненной воды, предложенной одноклассниками. Многие охотно прикладывались к бутылке и шли «сдаваться» навеселе. Однако никого не выгнали. Шли разговоры, что в этом году большой недобор рабочих специалистов, и потому бу-дут натягивать оценки по самое некуда, так что спокойно защитятся даже завзятые троечники. Кир продемонстрировал Ивану шпаргалку длинною, наверно, в метр, аккуратно скатал в крошечную трубочку и засунул под рукав. Иван тоже сделал пару «шпор», но решил, что воспользуется ими только в крайнем случае. Быть пойманным и отправленным на пересдачу с позором и насмешками он не хо-тел.

Все прошло довольно гладко. Иван отдал свои вычисления комиссии и на-бросал на доске эскиз придуманного приспособления. Комиссия довольно покивала, и Иван расслабился. Но приглашенный препод из Финэка, с бородой, как у Менделеева, задал каверзный вопрос. Иван смутился, ответил что-то из другой оперы, запнулся и замолчал, понимая, что выглядит не лучшим образом. В результате, несмотря на написанный без единой ошибки проект, ему поставили четверку. Довольный Иван вышел из училища, попал в объятия одноклассников и залпом выпил предложенный стакан вина.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Я знаю, что здесь пройдет моя жизнь,

Жизнь в стеклах витрин.

Я растворяюсь в стеклах витрин.

Жизнь в стеклах витрин.

В.Цой

После окончания училища Иван с приятелем Кириллом, которого все звали «Кир», получил распределение на Балтийский завод. Иван встал за трофейный немецкий станок и обтачивал огромные трехсоткилограммовые медные и бронзовые болванки, доставлявшиеся из соседнего литейного цеха.

Работа была непыльная, но и неинтересная. Всегда одно и то же, допуск «в километр» и бесконечная заточка тупившихся от крепкой бронзы резцов. Но однажды новичкам предложили халтуру: у заготовок, похожих на алюминиевые стаканы, надо было отрезать донышки. Таким образом, получались горлышки от канистр, которые потом к этим канистрам и приваривались. Операция с горлышком стоила полкопейки, а занимала двадцать-тридцать секунд. Быстро помножив все это на восьмичасовой рабочий день, друзья рьяно взялись за дело. Чтобы все было по честному, договорились халтурить по очереди. Один день Иван, один – Кир.

Работа закипела. Алюминиевые горлышки бодро вылетали из-под резца и, отскакивая от стены, падали в подставленный ящик или просто на пол. Потом за-зевавшийся Кир получил алюминиевой болванкой по лбу. Стали работать осто-рожнее.

Количество ящиков с «горлышками» стремительно росло, и через два дня проходивший мимо мастер вытаращил глаза на кучу готовой продукции:

– Ребята, заканчивайте, мы вам столько заплатить не сможем!

– Как это? – возмутились приятели, предвкушавшие зарплату вчетверо большую, чем самая продвинутая стипендия.

– У нас существует норма, а вы ее в несколько раз перевыполнили! Все, больше «горлышек» не резать!

– Но мы же работали! – возражал Кир.

– Мы не знали, что есть какая-то норма! – спорил Иван, но мастер пожал плеча-ми:

– Понятное дело. Но есть норма! И считается, что перевыполнить ее нереально, врубаетесь? А вы что сделали? После ваших подвигов нам расценки собьют! Вы еще молодые, не понимаете… Ну, ладно, можно перевыполнить норму на десять процентов, ну, на двадцать, но не на двести же!

Видя, что приятели приуныли, мастер пообещал что-нибудь придумать, и в получку они получили больше, чем ребята из других цехов, но и не столько, сколько рассчитывали.

– Обманули, уроды! – ругался Кир. – Должны заплатить, как положено! Зря мы, что ли, хирачили! А нашу премию, небось, в карман положили!

– Конечно, – вяло поддержал его Иван, уже тогда начинавший понимать, что в системе всеобщего совкового раздолбайства искать логику бесполезно. Кроме то-го, Ивана мало беспокоили деньги. Он получал стипендию, что-то давала мама, этого вполне хватало. Все равно скоро в армию, оставался месяц.

* * *

Вскоре его вызвали на медкомиссию. Промаявшись полчаса во дворе, Иван, наконец, прошел с группой внутрь здания и поднялся на второй этаж. Здесь рас-полагались кабинеты врачей. Одного за другим их вызывали за белую дверь с надписью: «Военно-медицинская комиссия».

Иван зашел внутрь.

– Раздевайся, – сказала пожилая докторша, слушавшая стетоскопом предыдущего призывника, стоявшего в одних трусах. Иван разделся и стал ждать.

Его вертели, крутили, слушали, измеряли, заглядывали во все места, и вот он предстал перед консилиумом. В трусах и вытянув руки по швам. Пожилой офицер, хмуря толстые брови, долго рассматривал бумаги, одну за другой передавая их сидевшим рядом врачам, те делали какие-то пометки. «Только б не в Морфлот!» – думал Иван, изрядно волнуясь. Перспектива прослужить не два, а три года мало вдохновляла. Некоторые знакомые мечтали попасть в десант, но Иван не понимал, чего там хорошего. Самолеты он не любил, вспоминался затаенный детский страх, когда он летал на них маленьким. Иван стоял и думал, что мог бы поступить в институт. Но призыв начинался в мае, а вступительные экзамены где-то в августе. Не судьба…

– Молодой человек, – вдруг сказал один из врачей, пожилой старичок в очках. Он приподнял оправу, чтобы лучше видеть. – А что у вас на груди, позвольте узнать?

Иван замялся.

– Татуировка. Интересная у вас татуировка. И что это означает? – с ехидцей спросил доктор.

– Вы же комсомолец! – сказал офицер, строго посмотрев на Ивана. – Зачем вам это нужно? Вроде и характеристики у вас хорошие, и учитесь нормально. Зачем эти уголовные штучки? Стыдно!

– Это не татуировка, – ожил Иван. Ему не понравилось пристальное внимание к знаку на груди. Чего доброго, в стройбат отправят. Ребята говорят: там одни уголовники.

– А что же? – снисходительно спросил офицер.

– Родимое пятно.

– А ну-ка, подойди сюда, – сказал пожилой врач и, со скрежетом отодвинув стул, вышел из-за стола. Иван сделал три шага вперед. Доктор, придерживая очки, на-гнулся, рассматривая отпечаток птичьей лапы. Иван почти не дышал.

– Н-да, интересно, – проговорил врач. Он разогнулся и посмотрел на Воронкова. – Это пятно… давно у вас?

– Давно. С детства.

– Никогда не видел ничего подобного, – сказал врач, возвращаясь на место. – Настоящая птичья лапа! Но это действительно не татуировка.

Иван стоял, переминаясь с ноги на ногу. Он был босиком, и стоять на деревянном полу было холодновато.

– Призывник Воронков! – важно сказал офицер. Иван не разбирался в знаках различия и понятия не имел, кто он по званию.

– Я.

– Вы признаетесь годным к военной службе и направляетесь в артиллерийские войска.

При слове «артиллерия» Иван немного расслабился. Нормально. Не стройбат.

* * *

До армии оставались считанные дни. Иван бесцельно проводил их, шляясь по улицам и видеосалонам, помогавшим хоть на несколько часов забыть о надвигавшемся зле. В том, что армия зло, и там его не ждет ничего хорошего, Иван не сомневался. Два года, вычеркнутые из жизни. Мать что-то говорила про «настоящего мужчину» и тому подобную дребедень – Иван слушал ее с плохо скрываемым сарказмом: ей-то откуда знать?

Однажды позвонил Кир.

– Ванюха, что делаешь?

– Да так, ничего, – Иван смотрел телевизор, где показывали какой-то не слишком интересный детектив.

– Слушай, у тебя ведь сегодня матери нет? – Кир прекрасно знал, что в послед-нее время мать Ивана часто гостила у разболевшейся тети.

– Нет, а что? – Иван насторожился. Разбитной Кир был мастак на всякие выдумки, и с ним следовало держать ухо востро. Иван прекрасно помнил, как однажды тот неожиданно завалился к нему с большой компанией. Они принесли три трех-литровые банки разливного пива, вылили в кастрюлю и черпали в кружки поварешкой. Набухались неплохо, но веселье испортила мать, устроившая им разгром шведов под Полтавой. Парни убежали, как угорелые, а ему отступать некуда.

– У меня тут девчонки классные, – заговорщицки зашептал в трубку Кир. Иван действительно услышал девичьи голоса и веселый смех, – на Невском снял. Со-гласны в гости зайти! Ну, и все дела, врубаешься? В общем, мы идем к тебе, жди!

– Погоди! – разволновался Иван. Он не особо любил сюрпризы, даже приятные.

– Чего «погоди»! – яростно зашипел Кир. – Не тормози! Одна тебе, одна мне, вина я тоже прихвачу! С тебя только хата и пожрать чего-нибудь.

Иван посмотрел в окно: яркий солнечный день клонился к закату. «Вот еще один день. Сколько останется нам?» – к месту вспомнилась строчка из песни Цоя. Затем взгляд скользнул на сервант, где лежала повестка.

– Ладно, давай!

– Давать не я буду, – усмехнулся в трубку Кир. – Через полчасика подойдем.

Кир заявился даже раньше, что было на него непохоже – он всюду постоянно опаздывал. К тому времени Иван, как мог, наспех прибрал квартиру, нарезал колбасу, открыл банку со сладким перцем, закатанную на зиму мамой. Нашлось немного печенья и конфет.

– Здорово! – едва открылась дверь, возгласил Кир. Как будто они только что не разговаривали по телефону.

– Здорово! – сказал Иван, как будто не видел его лет сто.

– Здравствуйте! – жеманно поздоровались девчонки. Они и впрямь были симпатичные, примерно одного роста, чуть пониже Ивана, одна темненькая, другая шатенка. Они улыбались и хихикали, не сводя с Ивана оценивающих глаз.

– Это мой друг Иван, – сказал, ухмыляясь во весь рот, Кир.

– Катя, – представилась шатенка. Она белозубо улыбалась и сразу произвела впечатление свойской девчонки.

– Оля, – сказала черненькая. Оля была чуть пониже и поплотнее.

Иван усадил гостей на диван и включил старый черно-белый «Рекорд». Кир демонстративно и торжественно поставил на журнальный столик две бутылки крепленого вина.

– Я сейчас стол накрою, – сказал Иван.

– Я помогу, – вызвался Кир. – Девчонки, смотрите пока телевизор.

Они вышли в коридор и прошли на кухню.

– Катя моя, Оля твоя, – сказал Кир. – О» кей?

Иван пожал плечами: ему, в общем, все равно, обе симпатичные.

– Хорошо, – сказал он, – бери хлеб и салат.

Они еще несколько раз бегали на кухню за закуской, в стороне от девчонок обмениваясь мнениями и обговаривая подробности ночевки.

– Ребята, – закричала Катя, – ну хватит там шептаться! Это некрасиво! Идите сюда!

– Вы тоже там можете пошептаться! – крикнул в ответ Кир и подмигнул Ивану.

Время за вином и разговорами ни о чем пролетело быстро. Приближалась полночь.

– Домой пора, – неуверенно проговорила Катя, поглядывая на Кира. Кир всполошился:

– Какое «домой»?! Девчонки, время детское!

– Вот именно, – поддержал Иван приятеля. Язык его слегка заплетался, и Иван старался тщательно выговаривать каждое слово. – Я сейчас вам фотки покажу. Прикольные!

Он извлек из стенки толстый альбом и раскрыл его, усевшись между девчонок. От них приятно пахло духами и чем-то, будоражащем сердце. Катя и Оля смотрели не слишком охотно, но вскоре все дружно хохотали над каждой второй фотографией. Иван и не подозревал, что обычное семейное фото может так рас-смешить, но догадывался, что виной тому не мастерство снимавшего, а пол-литра крепленого в каждом из них.

Наконец, Кир как бы невзначай удалился с Катей в смежную комнату, оттуда донеслись звуки какой-то возни и довольное хихиканье, потом дверь закрылась. Иван остался с Олей наедине.

– Ну, что, надо спать ложиться, – сказал он. Оля изучающе посмотрела на него:

– А где я буду спать?

Иван немного смутился:

– Вообще-то здесь только один диван. Его можно разложить…

– Ладно, ты раскладывай, а я пойду в ванную.

Иван мигом постелил постель, и тут же явилась Оля.

– Выйди, пожалуйста, я лягу, – попросила она.

– Хорошо, – Иван вышел в коридор и тоже прошел в ванную. Он умылся, посмотрел на себя в зеркало:

– Вперед, Иван! Все в твоих штанах! То есть в руках, – шутливо оговорился он и двинулся обратно, но передумал, вернулся и почистил зубы. Когда пришел в комнату, свет уже не горел, Оля лежала под одеялом. Из соседней комнаты доносились характерные и возбуждающие постанывания.

Он мигом разделся до трусов и нырнул под одеяло. Там было тепло, даже жарко. Оля лежала к нему спиной. Иван пододвинулся, неловко обнял девушку, рука мигом нашла грудь, но Оля резко повернулась:

– Я тебе ничего не обещала! И вообще у меня парень есть.

– Да, ладно, – стоны из соседней комнаты становились невыносимыми, и Иван подумал, что Оля просто ломается. Кир, более продвинутый в этом деле, говорил, что все девчонки ломаются, потому что хотят выглядеть «правильными», а потом все равно дают…

Но Оля так просто не давалась. Иван получил по рукам и скис. Он отвернулся и расстроено произнес:

– Ну вот, придется идти в армию девственником…

Оля тотчас повернулась к нему:

– Ты что, еще никогда…?

– Угу, – печально подтвердил Иван. Он знал, что девчонки любопытны и интуитивно играл на этом, чувствуя, что рыбка клюнула.

– Нет, правда? – спросила Оля. Она приподнялась и удивленно взглянула на не-го.

– Да, правда! – сокрушенно подтвердил он.

– Всегда мечтала испортить мальчика! – хихикнула Оля и прижалась к Ивану…

За дверью страстно охала Катя. Иван мигом стащил с себя и с Оли трусы, завозился с лифчиком, не зная, как снимается чертово устройство. Оля усмехнулась и помогла, открывая Ивану полную грудь.

– А презерватив есть? – спросила она.

– Должен быть, – Иван вскочил с постели и открыл сервант. Почему-то он совсем не стеснялся. Даже сам удивлялся себе. В глубине одной из полок, среди конспектов по технологии машиностроения лежал единственный презерватив. Схватив добычу, Иван повернулся к Оле:

– Нашел!

Она улыбнулась:

– А одевать-то умеешь?

– А чего там уметь? – не понял вопроса Иван, но Оля усадила его рядом с собой, взяла резинку и собственноручно надела, а потом потянула парня к себе.

Они метались по старому раскладному дивану, жалобно скрипевшему от натиска молодых тел. Краем уха Иван поймал момент кульминации за дверью, и тут же кончил сам, беспомощно обмякнув на Оле.

– Ну, как тебе? – спросила Оля.

– Супер! – признался Иван. – Спасибо!

Теперь он понял, почему влюбленные рыцари запросто бросались с мечом на дракона или совершали иные поразительные безумства. После такого он мог броситься на дракона даже с голыми руками.

– Не за что! – засмеялась Оля. – Я смотрю, ты еще можешь?

– Могу! – горячо признался Иван. – Только презервативов больше нет.

Олю это не слишком смутило. Она смотрела на Ивана, разве что не облизываясь:

– Ладно, давай так. Но только ты в меня не кончай! – строго, как учительница, произнесла она.

– Обещаю! – радостно воскликнул Иван и, хохоча, повалился на нее…

Уснули они поздно. А утром двери смежной комнаты тихонько открылись, и оттуда высунулась всклокоченная, лукаво улыбающаяся голова Кира:

– Эй, люди! Давай вставать, что ли?

Чай пили вместе, сидя вокруг журнального столика. Девчонки стреляли глазками, пряча довольные улыбки за чайными чашками. Кир двигал бровями то на Ивана, то на Олю, как будто спрашивая: ну как, хороша девчонка? Хороша, молча восхищенными глазами говорил Иван, улыбаясь и подмаргивая Киру. Это церемонно-лицемерное чаепитие: «А можно мне ложечку? – Возьми, пожалуйста. – А как вам спалось? – Спасибо, хорошо. – А вы ночью ничего не слышали? – Нет, а вы что-то слышали?», – смешило и возбуждало Ивана. Все прекрасно понимали, кто, с кем и чем занимался, но делали смущенно-непосредственный вид, будто ничего и не было.

– Ну, что, трахнул? – улучив момент, когда девчонки вышли в ванную, спросил Кир. Иван довольно улыбнулся:

– Еще как!

– Ха-ха! Ну и как? – живо спросил приятель.

– Что значит как?

– Ну, здорово пихалась?

– Высший класс!

– Слушай, Катька меня просто затрахала! – признался Кир. – Я ее и так и эдак, а ей все мало! Я думал, Оля поскромнее, но, видно, тоже ничего телка, да?

Иван молча кивнул. Во-первых, не «телка», а девушка, а во-вторых, не просто «ничего», а супер! Но Киру бесполезно объяснять.

Потом они проводили девчонок до метро, и Иван взял у Оли телефон. Он хотел поцеловать ее на прощание, но не решился. Постеснялся Кира. «Ничего, – подумал Иван, глядя, как Оля с подругой спускается по эскалатору в чрево подземки, – я ей позвоню, встретимся и еще нацелуемся…» Но он ошибался. Больше встретиться им не пришлось, а номер оказался неверным.

Отличное настроение подпортила Мария. Утром девчонки надолго оккупировали ванную и туалет, а ей надо было куда-то идти. Неугомонная соседка докопалась до Кирилла, забывшего выключить свет в туалете, и пока он одевался в коридоре, Мария высказала ему, что она думает про «всяких, которые шляются по чужим квартирам, да еще свет не выключают!» Кир не выдержал, послал ее по-дальше и ушел. А Ивану пришлось выслушать множество не слишком приятных слов о себе и своих друзьях.

А ведь поначалу Мария нравилась ему, угощала конфетами, но Иван становился взрослее, и понимал, что не все так просто. Коммуналка – это маленький островок, где жизнь проходит на виду у всех, и всякий поступок или сказанное слово может иметь далеко идущие последствия…

Явившийся на шум дядя Миша послушал выкрики жены, вытащил ее из коридора и затолкал в комнату. Ивану показалось, что сосед даже замахнулся, но, почувствовав спиной взгляд, оглянулся на Ивана и плотно прикрыл дверь. Еще несколько минут за стеной продолжалась перебранка. Мария кричала гадости про Ивана и его мать, дядя Миша говорил, что та сама не лучше. В конце концов, Иван ушел к себе, и, чтобы не слышать их, включил магнитофон.

А через три дня мама и двоюродная сестра проводили Ивана на призывной пункт.