Текст книги "Смутные дни (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 7

Банда Гвоздикова ушла – догонять их сейчас было опасно. Одного правда из банды удалось подстрелить – Гробовский помог. Но и с другой стороны случились потери. Петраков…

– Василий… – Ивану Павловичу хватило и одного взгляда, чтобы понять, что дела не так хороший, как говорил Петраков.

– Нормально, ерунда, – продолжа шептать тот, держась за окровавленную руку.

– У тебя… черт! – Иван Палыч нашёл Василия, скорчившегося у дерева в кустах. – Рука прострелена!

– Да ерунда!

– Постой, осмотрю.

Иван Павлович присел на корточки. Кровь текла сквозь пальцы, пропитывая тужурку. Пуля пробила плечо насквозь, задев артерию – кровь хлестала ритмичными толчками, ярко-алая.

– Держись! Будет больно, – рявкнул Иван Палыч, срывая с шеи платок. – Артерия перебита, сейчас остановим. Сейчас платком. И еще…

– Какая еще артерия… – кажется, Петраков не понимал всю серьёзность ранения.

Эх, молод, слишком молод…

Доктор туго перетянул плечо выше раны, используя ремень от саквояжа. Кровь замедлилась, но Петраков побледнел, закатил глаза.

«Только бы не потерял сознание».

– Солдаты! – крикнул доктор в темноту. – Сюда, живо! Начальник ваш ранен!

Трое, пришедших с Петраковым, подбежали, звеня штыками.

– Гражданин доктор, что с ним? Помощь нужна?

– Еще как, – ядовито ответил Иван Павлович. – В больницу надо начальника вашего, в Зарное. Найдите что-нибудь, желательно телегу. На «Дуксе» его уже не перевезем.

– Там телегу видел, – кивнул второй солдат, указывая на пути.

– Сгодиться! Только с хозяином самой телеги договоритесь, – скомандовал доктор. – И тряпок чистых, если есть, найдите. Живо!

Солдаты метнулись к телеге, стоявшей у путей.

– Доктор… я все? – кажется, только теперь до Петракова начала доходить вся серьёзность ситуации.

– Все нормально будет… если успеем до больницы добраться.

* * *

До больницы добраться успели – телегу с захудалой лошадкой гнали лихо. Едва спустили раненного с воза, как Иван Павлович приказал солдатам гнать телегу обратно – вернуть хозяину. В больницу к Аглае заскочили как ураган, посреди ночи. Надо отдать должное Аглае та быстро включилась в работу и уже через пять минут операционный стол был готов.

– Аглая, свети ярче, – сказал доктор, надевая фартук.

И вдруг почувствовал то почти забытое чувство, которое приходило к нему, когда он работал в этой больнице – чувство максимальной сосредоточенности и понимания. Понимая с Аглаей, которая схватывала все на лету и знала что делать лишь взглянув на доктора.

Петраков, бледный как полотно, лежал на столе. Стонал. Ничего, молодой, сильный, должен выкарабкаться.

Доктор, промыв рану йодом, начал осмотр. Пуля прошла навылет, кость не раздробив, а вот плечевую артерию задела. Кровь сочилась, несмотря на жгут. Иван Палыч, стиснув зубы, ввёл обезболивающее в ткани вокруг раны – Василий дёрнулся, застонал.

– Терпи, начальник, – пробормотал доктор, готовя иглу и шёлковые нити. И кивнул Аглае: – Приступим.

В углу, в печке, потрескивали поленья – жар нужен был не столько для тепла, сколько для кипячения воды и стерилизации инструментов.

– Кровь, – сказала Аглая, указывая на рану, из которой толчками хлестала алая струя. – Артерия… плечевая.

Молодец, правильно определила.

– Эфир, – приказал Иван Павлович. – Держи маску плотно. Не дай очнуться.

Аглая поднесла ватную маску к лицу Петракова, дождалась, когда эфир начнет действовать, кивнула доктору.

– Можно начинать.

– Скальпель.

Плечо уже распухло – видимо сказалась тряска на телеге. Доктор аккуратно рассёк ткани.

– Сюда зажим, оба. Глубже… Ещё глубже.

Темно. Мало света… Но Иван Павлович уже знал, где искать: в ямке между головкой плечевой кости и ключицей, где пульсировала разорванная артерия. Ага, вот и она…

– Нашёл. – Голос его был спокойным, почти отстранённым. – Аглая, шелк. Быстро.

Закрепить зажим. Кровь сразу же остановилась. Промокнуть. Ага, так то лучше. Так, теперь самое главное. Доктор осторожно прошил артерию, связывая обрывки, не забыв оставить место под дренаж.

– Шансы есть? – тихо спросила Аглая, но не из жалости, а больше из научного интереса.

– Если не начнётся гангрена – выживет, – бросил Иван Павлович. – Если не будет кровотечения – рука будет двигаться. А вот инфекции боюсь.

Потом, смахнув пот со лба тыльной стороной ладони, принялся зашивать разрез.

* * *

Операция прошла успешно. Иван Павлович не сомневался, что Петраков выживет. Главное правильно организовать послеоперационный уход. А Аглая в этом профессионал.

Раненного перевели в палату, привели операционную в порядок. Доктор уже собирался направиться отдыхать – все-таки третий час ночи, – но увидев грустную Аглаю, остановился. Нужно было рассказать ей про Гробовского. Ведь переживает же девчонка за своего кавалера.

Иван Палыч, кашлянув, остановился у стола, где девушка сортировала бинты.

– Аглаюшка, дело есть. Про Алексея Николаича поговорить надо.

Девушка замерла, насторожено взглянула на доктора.

– Что-то прояснилось? Жив ли? – голос её дрогнул.

– Жив, – кивнул доктор, прислонившись к стене. – И не похитили его, как мы думали. Те, в чёрных плащах, – не бандиты были. Пытались спасти его, вывести.

Аглая, нахмурившись, отложила бинты.

– Спасти? От кого? И куда он делся?

Иван Палыч вздохнул.

– Слушай, Аглая. Времена смутные сейчас, сама знаешь. Заключенных еще освободили. А Гробовский много кому дорогу перешел, много кого за решетку отправил. Опасно ему стало тут. Мы его в изоляторе прятали не зря – за ним могли охотиться. Да и вон, Петраков, которого мы сейчас латали, тоже приходил за ним – сама видела. Новая власть пока еще не разобралась до конца, кто враг, а кто друг. Гробовского Деньков, урядник, и Лаврентьев увезли тогда – хотели от беды спасти. И спасли – Петраков никого не нашел. Но нашел бы, рано или поздно. Так что… В городе Гробовский переждёт, пока уляжется все. Сказал, тебе все объяснить.

Аглая, шмыгнув носом, уставилась в пол.

– Значит, не бросил он… А я уж думала…

– Конечно не бросил! – мягко сказал Иван Палыч. – Просил передать, чтоб ты не расстраивалась сильно. Вернётся, как сможет. Он не из тех, кто бегает. Сам переживает, что пришлось так расстаться с тобой, даже не попрощавшись.

Аглая кивнула, вытерла уголком платка глаза.

– Спасибо, Иван Палыч. А то сердце не на месте было.

– Понимаю, – доктор улыбнулся. – Ты за Петраковым присматривай, он выздоравливает, но слаб ещё.

Доктор уже собирался уйти, как Аглая сказала:

– Иван Павлович… тут такое дело…

– Что такое?

Аглая замялась, опустила взгляд в пол. Руки принялись теребить фартук. Девушка шмыгнула носом, готовая вот-вот расплакаться, подняла глаза на доктора.

– Иван Палыч, спасибо вам… за правду про Алексея Николаича. А то я уж думала, совсем пропал. Сердце-то не на месте было, – её щёки порозовели, голос стал тише.

– Да не за что! – улыбнулся доктор.

– Иван Палыч… я… даже не знаю, как сказать, – девушка продолжала смотреть в пол, словно чего-то сильно стесняясь. – Только вам могу открыться, больше некому, – она замялась. – В общем… Я… от Алексея Николаича… беременная.

Иван Палыч замер. Даже не сразу поверил собственным ушам.

– Что? – тихо переспросил он.

– Беременная… – одними губами прошептала Аглая.

Иван Павлович кашлянул, потер переносицу, чтобы скрыть растерянность.

– Аглая… вот это… Господи, ну и дела. Давно знаешь?

– Две недели уж, – тихо ответила она, не поднимая глаз. – Сначала не верила, думала, померещилось. А потом… Поняла, что правда. Только не знаю, как быть. Кому рассказать? Алексей Николаич ушёл, я ему даже не сказала, не успела… он не знает… я… боюсь.

Доктор шагнул ближе, положил руку на её плечо, стараясь говорить твёрдо.

– Аглаюшка, радость ты моя, ты не переживай. Это ж радость, дитё – всегда радость, даже в смутные времена. Я за тебя рад, честно. Вот молодец! И поддержу во всём тебя, не сомневайся. Будем думать, как лучше сделать. Алексей Николаич вернётся, а пока ты не одна – я тут, больница тут. Все будет нормально. Не переживай!

Аглая подняла глаза, слабо улыбнулась, но слёзы всё же блеснули.

– Спасибо, Иван Палыч. Вы… вы как отец родной. Прям от сердца отлегло. Только не говорите никому, ладно? Стыдно пока… Без мужа то… Не положено у нас так… засмеют…

– Ни словечка, – кивнул доктор. – Это твоя тайна, сама решишь, кому открыться. А я присмотрю, чтоб ты себя берегла. Если что – зови, я всегда рядом.

Аглая вытерла глаза платком, кивнула.

– Хорошо, Иван Палыч. Пойду бинты проверю, а то… разревелась тут.

Доктор кивнул. И только когда Аглая ушла, позволил себе немного эмоций:

– Во как! Ну Гробовский! И когда успел?..

Наверное было и хорошо, что Алексей Николаич не узнал о такой новости – точно бы никуда не поехал бы. А тогда… тогда неизвестно что было бы. Впрочем, одно наверняка было бы понятно – Гробовский бы не долго радовался такой новости и уже сейчас сидел бы за решеткой.

* * *

Спалось плохо и утром Иван Павлович встал разбитый. Сразу же решил пробежаться по больнице – осмотреть больных и в большей степени начальника общественной полиции Зареченского уезда господина Петракова. Или товарища? Как теперь правильно?

Василий лежал на койке у стены. Не спал. Его молодое почти мальчишеское лицо было бледным, но глаза блестели живостью. Увидев доктора, Петраков попытался приподняться, но Иван Палыч махнул рукой.

– Лежите, Василий… Кстати, как вас по отчеству?

– Андреевич я, – тихо ответил он.

– Василий Андреевич, лежите, не вставайте. Как самочувствие?

Петраков слабо улыбнулся.

– Бывало лучше, гражданин доктор. Плечо ноет, но… жив. Аглая сказала, вы мне артерию зашили?

– Зашил, – кивнул Иван Палыч, придвигая табурет. Он ощупал повязку, проверил пульс. – Жар вижу спал, кровотечения тоже нет. Дренаж в порядке. Слабость?

– Все хорошо. Когда можно будет выписаться?

– Экий вы какой быстрый! Не так скоро, Василий Андреевич, как вы хотите. Рана серьёзная, есть большой риск заражения. Так что нужно понаблюдать. Да вы и сами разве не чувствуете?

Петраков облизнул белые губы, кивнул.

– Чувствую. Слабость и в самом деле имеется. И болит еще… – и немного смущенно добавил: – Может, укольчик какой?

– Сделаем. Конечно, в городской больнице больше возможностей по лечению, но пока не могу дать разрешение на перевозку – растрясем рану, может открыться кровотечение, а повторно зашивать… риски возрастают в разы. Так что полежите тут пока.

Петраков кивнул.

– Согласен, доктор. Здесь спокойнее. Да и… – он усмехнулся, – в городе Совет, Комитет, суета. А тут тихо так. Аглая пирожки сегодня вон принесла, с капустой. Вкусные, между прочим. Тысячу лет таких вкусных не ел!

– Ещё бы, – улыбнулся Иван Палыч. – Аглая умеет вкусно готовить. Ешьте, силы набирайтесь. И без геройства – с койки не вставать, маузер не тягать.

– Понял, – хохотнул Петраков, но тут же поморщился, тронув плечо. – А что с теми бандитами? Гвоздиков сбёг?

– Сбёг, – нахмурился доктор. – Одного подстрелили, он с дрезины свалился, но Яким, ушёл.

Петраков вздохнул.

– Жаль… Но мы справимся, доктор. Все равно поймаем всех, – он тяжело вздохнул. – Дел, конечно, много. Еще воровство ремней этих!

– Это которые с типографии и завода стырили? Читал в «Ведомостях». Сторожа камнем по голове, ремень в тридцать два аршина уволокли. Читал, что вы решили, что это саботаж.

– Саботаж, он самый, – кивнул Петраков. – Без ремней станки стоят, заводы продукцию не выпускают. Самый настоящий саботаж.

Иван Палыч, прищурившись, задумался.

– Саботаж? Гробовс… – доктор вовремя прикусил язык. – Один мой знакомый, помнится, смеялся над этим. Мол, не саботаж, а корысть. Я вот тоже так думаю. Саботаж ведь можно и проще сделать – порезать эти ремни тут же, или подпалить.

– Вы как профессиональный террорист говорите! – усмехнулся Петраков.

– Лишь предполагаю.

– Да я шучу. Вы правы, я тоже этим вопросом задавался – почему, к примеру, просто механизм какой не заклинили или деталь не сломали? А именно ремни?

– Зачем с собой утаскивать? – продолжать рассуждать доктор. – Они же ведь тяжеленые – на горбу то их волочь! Значит понадобились. А зачем? Кожаные ведь они, да? Прочные, добротные. Из такой кожи чего только не сделаешь.

– Чего? – Петраков приподнялся, но поморщился от боли. – Пояса, что ли шить?

– Пояса – ерунда, – махнул рукой доктор. – Пояса можно и из материала попроще. А кожа дорогая нынче, с ней беда, нехватка.

– Не пояса, тогда что? Шубы?

– Ну хоть бы и шубы. Шуба нынче – триста рублей, как моя зарплата, а полушубок крестьянский – семнадцать, да и те на фронт идут. Вот и прикиньте: ремни – это ж готовая кожа. Разрезал, сшил – и готово.

– Да какая шуба! – усмехнулся Петраков. – Вы видели эти ремни приводные?

– Нет.

– А я видел. Кожа такая толстая, плотная… ну какая в самом деле шуба? Ее же не прошибешь ничем. Из такой шубу сшить – она весить будет пуда два! В подметки не годиться такой материал!

– В подметки? – задумчиво переспросил доктор. – А вот в подметки, наверное, сгодиться… А на ботинки? На ботинки пойдет?

– На какие ботинки? – не понял Петраков.

– На хорошие, кожаные, какие по пятьдесят рублей в городе продаются!

– На ботинки – думаю, подойдут. Кожа крепкая там. Сшить только надо.

– Вот именно! – оживился Иван Палыч. – Кожа крепкая, для подошвы или верха – самое то!

Петраков внимательно посмотрел на доктора.

– Иван Павлович, вы о чем-то догадались?

– Я, кажется, вам дело раскрыл с воровством ремней, Василий Андреевич! – широко улыбнулся Иван Павлович.

И подумал:

«Вот ведь Гробовский! Догадался первым! Правда с ботинками не докрутил».

* * *

Иван Павлович рассказал Петракову о своих соображениях и мыслях. Поведал и о Игнате, который совсем недавно предлагал ему купить ботинки собственного производства.

– Игнат Феклистов? Знакомая фамилия. Здешний житель, которому нынче отошел трактир?

– Он самый, – кивнул доктор.

– М-да, – протянул Петраков. – Интересно. Думаешь, Феклистов в этой схеме?

– Как говорится не пойман – не вор, но слишком все гладко ложиться. Ботинки эти я видел у старосты Ключа – он тоже себе взял. Хорошие ботинки, кожаные. Не могу говорить, что сшиты именно с тех ремней с завода, но… Где еще можно взять кожу в нынешнее время?

– Вот именно, что нигде, – кивнул Петраков. – Кожа нынче – в цене. А ремень – кожа готовая. Разрезал, сшил – вот тебе ботинки. Или сумки, сёдла. На базаре такое за полсотни уходит. Схватит нужно негодяя! Немедленно!

Петраков уже готов был бежать делать арест.

– Ты погодь, Василий Андреевич, не спеши. Схватить вы его всегда успеете. Только что вам с одного Игната?

– Что ты имеешь ввиду?

– Думаете, Игнат один смог своровать ремни с завода? Сам же говорил, что они очень тяжелые.

– Тяжелые, – кивнул тот.

– Потом привезти их к себе еще нужно. Да так, чтобы никто не заметил. К тому же где их хранить? Они же ведь большие. Их сначала разрезать нужно. Опять-таки одному это сделать возможно? Нет. Тут наверняка целая банда замешана.

– Да, ты прав, – задумчиво протянул Петраков.

– Задержать Феклистова сейчас – спугнём остальных. Надо слежку организовать. Поглядеть, кто к нему в мастерскую ходит, с кем шушукается, куда кожа уходит. Игнат не один, это точно.

– Верно. Я б своих солдат послал, да они в город уехали, отчёт везти. Вызывать их обратно – подозрительно будет. Спугнем негодяев. А я тут лежу… Эх, доктор, выздоравливать мне надо! И как можно скорее.

– Ну тут уж постараемся как сможем.

Петраков посмотрел на доктора, сказал:

– Слушай, Иван Павлович… помоги? Побудь моими глазами на время? Приглядись к этому Игнату. А как только я немного в себя приду – так сразу и организую расследование.

– Василий Андреевич, у меня у самого дел своих по горло…

– Я понимаю, но о многом не прошу. Просто примечай что он делает. Сходи даже может к нему, купи эти ботинки – заодно и осмотришься. А насчет денег для покупки не переживай – выпишу нужную сумму с Комитета. Ну, что скажешь? Выручи один раз. Должен буду.

«Должен?» – подумал доктор. Кто знает, может когда-нибудь получится этим долгом Гробовского от тюрьмы спасти?

– Ладно, – нехотя выдохнул Иван Павлович. – Схожу сегодня к Игнату в мастерскую, посмотрю что и как.

– Отлично!

* * *

Ближе к обеду телеграммой срочно вызвал к себе Чарушин, пришлось собираться, ехать. Иван Павлович уже успел несколько раз пожалеть, что согласился на эту комиссарскую службу – спокойно сидеть на месте явно не получится, сплошные разъезды.

Припарковав «Дукс», Иван Павлович направился к зданию Совета. Хотелось верить, что повод для вызова не был печальным.

Чарушин был задумчив и даже чаю не предложил – сразу же перешел к делу.

– Иван Палыч, рад видеть! – пожав руку, сказал он. – Садись, дело серьёзное, – он указал на стул, сам потирая виски.

Иван Палыч поставил саквояж у ног, сел.

– Что стряслось, Виктор Иванович? Вы по поводу скарлатины в Ключе? Что-то с отчетом не так?

– С отчетом? Нет, он выше всяких похвал! Я, признаться, никогда таких отчетов не читал. Написано все – грамотно, так в газетах не пишут, как ты написал. Я выше отчет передал, ты там бинты просил, думаю организуем, изыщем в резервах. Я по другому делу тебя вызвал.

Чарушин нахмурился, вытащил из ящика конверт.

– Вот, смотри. Бумага пришла не совсем обычная… Да не переживай ты так! Бумага другого толка. Перевод на крупную сумму пришел, чек по предъявлению в банке.

Доктор присвистнул.

– Нам? Для больницы Зарного? Неужели финансирование наконец выбили, Виктор Иванович⁈

– Размечтался! – рассмеялся Чарушин.

– А для кого тогда?

– А вот это придется тебе самому узнать.

– Как это? Вы какими-то загадками говорите.

– Говорил бы понятливей, если бы сам знал в чем дело, – вздохнул тот. – Деньги пришли для какого-то детского госпиталя, перемещённого, якобы в одну из наших деревень. Но название села на конверте не разобрать – чернила размазаны, видно, на почте нелепость вышла. Вот, смотри сам.

Он протянул конверт. Адрес – земский Комитет, для перемещенного, то есть временно переведенного из зоны боевых действий, детского госпиталя № 27, а вот уточняющее село не видно – его закрывает жирная чернильная клякса. Видно почтальон случайно в спешке наляпал, или может еще где поставили помарку. Да так «удачно», что ни одной буковки не видно – ни начала названия села, ни даже его окончание. Гадай теперь. Назначение чека: денежное снабжение.

– Но у нас же нет перемещенных госпиталей в уезде, – резонно заметил доктор, возвращая конверт.

– Вот и я о том же! Но деньги то поступили. И надо разобраться куда их передать.

– А сумма серьёзная?

– Серьёзная, Иван Павлович. Очень серьёзная. Десять тысяч рублей. И спрос с нее тоже будет серьёзный. Если не тем деньги передадим нас живо к стенке поставят. И это я сейчас не шучу. Так что, – Чарушин придвинул конверт ближе к доктору, – разберись с этим. И будь осторожен – потому что на кону не только твоя, но и моя жизнь.

Глава 8

Яркое апрельское солнце, клонясь к закату, весело заглядывало в окна. По сверкающим спинкам больничных коек прыгали яркие солнечные зайчики. Снег уже почтив весь стаял, и лишь остатки его притаились на заднем дворе, у забора, угрюмыми синими сугробами. Дороги подсохли, однако же, не везде – если до города и до более-менее крупных сел можно было спокойно добраться на телеге, то о лесных дрожках сказать такого было нельзя. Таяли, вскрывались, болота, разлились ручьи, так что в тот же Ключ – только в обход и никак иначе.

– А мы вот так! – сидя на койке, Петраков азартно передвинул фигуру. – А? Что скажете, Степан Григорьевич?

– Хм… – поправив очки, Рябинин ненадолго задумался и, что-то прикидывая, зашевелил губами. – Ладно-с! А я – рокировочку! Оп-па!

– Однако, вы и хитер, – рассмеялся раненый.

Начальник уездной общественной полиции (пока, вроде, так называлась) заметно шел на поправку, молодой организм брал свое. Иван Палыч уже подумывал на следующей недельке выписать парня в город – пусть уже долечивается там!

Что же касаемо господина Рябинина, то в последнее время он все чаще захаживал в больницу. Поначалу сам обратился по поводу хрипов в груди и ревматизма, потом стал приходить на уколы да и так – поболтать, сыграть с тем же Петраковым в шахматы. Ни Иван Палыч, ни Аглая сему не препятствовали. Доктор считал, что Василию общение сейчас как раз очень даже полезно, Аглая же… Аглаю терзали иные заботы…

– А конем! Вот!

– А тут мой ферзь!

– Где ваш ферзь? Вот уже и нету!

Скрипнув дверью, в плату заглянула Глафира, юная помощница Аглаи, худенькая, румяная, с круглым курносым лицом и толстой светлой косой с синею лентой.

– Ой, опять вы здесь! – Рябинина она отчего-то не жаловала, а вот что касаемо Петракова…

– Василий Андреевич! А я вам молочка принесла… Холодненькое! Доктор сказал – вам полезно. Крынку я в смотровую поставила… Вы бы туда играть перешли, пока я тут уберусь…

– Да-да, Глафира, обязательно! – широко улыбнулся Василий. – Степан Григорьевич, пошли.

Вскоре компанию им составил и Иван Палыч, вернувшийся из соседнего села, куда ездил навестить амбулаторных больных… ну и разузнать кое-что по порученному Чарушиным делу. Перемещенный детский госпиталь № 27 он в селе не нашел, да, честно говоря, и не очень на то надеялся. Уж если бы здесь, под боком, что-то такое было – так знал бы! Значит, не под боком… Да и было ли? Но, ведь деньги-то кому-то пришли! И весьма солидная сумма.

Ну, конечно, если и напортачить – так не расстреляют! Смертная казнь еще 12 марта отменена правительственным декретом. Однако и получить пятнадцать лет каторги – приятного мало!

По пути доктор заехал на станцию – купил свежих газет и теперь, усевшись поближе к распахнутой форточке, с любопытством почитывал новости.

– Ну, что там, Иван Палыч? – деловито расставляя фигуры, Петраков обернулся. – О чем пишут?

– Так по вашей части и пишут! – хмыкнул доктор. – Вот… Извольте-ка!

Иван Палыч громко зачитал самое, по его мнению, интересное. – Министерство внутренних дел издало циркуляр «О необходимости сохранения и возобновления деятельности сыскных отделений по делам уголовного розыска». О как!

– Да-а, – Василий задумчиво покивал. – Найди их теперь, сыскных! Все поразбежалися…

– Все, да не все, – загадочно протянул Иван Палыч. – Гробовский вон, из сыскных! Ты Василий Андреевич, его ведь арестовывать собирался?

– Собирался, – сделав ход, Петраков покусал тонкие губы и поправил на носу пенсне.

Выглядел он до неприличия юно, а пенсне все ж таки добавляло солидности, и доктор сильно подозревал, что стекла там – простые, без всяких диоптрий. Впрочем, мог и ошибаться.

– Собирался… – повторил Василий, чуть смутившись. – А сейчас бы на службу взял. Согласно циркуляру. Хотя, в нашей службе каждый день изменения. Сегодня я начальник, а завтра – кто знает?

– У вас, Василий Андреевич, хотя бы профильное министерство есть, – доктор оторвался от газеты. – У нас же – только местное руководство. И это руководство – я!

– Так хорошо же!

– Чего ж хорошего? Если б я еще и деньги умел печатать? Или знал бы, у кого спросить…

– А действительно, у кого спросить? – заинтересовался Рябинин. Сверкнули сквозь очки живенькие глаза. Худое лицо его, со всегдашней небритостью, внезапно озарилось улыбкой…

– Шах вам, Василий Андреевич!

– Ох ты ж… А мы – так!

– Ага-а-а… – Степан Григорьевич тупо уставился на доску и надолго задумался.

– Говорите, не знаете, у кого денег спросить? – неожиданно хохотнул Василий. – В финансовом комитете можно… И в том же Совете депутатов… где эсеры и меньшевики… Да-да, там тоже деньги крутятся – вполне могут дать. У частных лиц, опять же! Благотворителей в любой газете найдете. Только надо подробные заявки составить… И лучше явиться лично… Так вы, Степан Григорьевич, «Гамлета» ставите?

– А? Ну да, ну да… Да! – Рябинин вдруг оживился. – Давно хотел спросить – где в Зареченске можно купить театральный грим, парики и все такое? Костюмы-то мы из старых занавесок сладим…

– Грим, парики… – задумчиво протянул Петраков. – Так в «Диезе» же! Музыкальный магазин господина Хромова! На Второй Дворянской, сразу напротив аптеки. Там граммофоны, пластинки, ноты… Ну, и для театра что-то, думаю, вполне можно заказать.

– Спасибо, Василий Андреевич!

А ведь начальство этого неуловимого госпиталя вполне может обратиться еще и к благотворителям, да в тот же комитет, в Совет… – неожиданно подумал доктор. – Где-нибудь да дадут – денег много не бывает. Может, там и поспрашивать? Мало ли, уже обращались? Госпиталь номер двадцать семь. Детский… А, с другой стороны, можно и в газете объявление дать! Мол, представителей просим явиться за денежным переводом, со всеми необходимыми документами. Обращаться в уездный Комитет Временного правительства, в отдел «здравоохранения и общественного призрения».

Или – рановато еще в газету? Вдруг какие аферисты объявятся? За деньгами-то – глаз да глаз. Да и госпиталь этот… Чай, не иголка – найдется.

– А мы – ладьей! Вот так… – наконец, сделал ход Рябинин.

* * *

На следующий день, прямо с утра, у больницы остановился большой легковой автомобиль, выкрашенный белой эмалью. Из авто выбрались старые знакомые доктора из уездной земской управы, ныне – служащие Комитета. Виктор Иваныч Чарушин, Ольга Яковлевна, и еще парочка вальяжных господ, коих Иван Палыч раньше видел лишь мельком.

– Ой! – ахнула Аглая. – Неужто, проверка?

Доктора тоже вдруг самые нехорошие предчувствия. Хоть тот же Чарушин или Ольга Яковлевна были людьми не чужими, однако же, двое статских вызывали какие-то смутные опасения. И они явно были здесь главными! Один – высокий, усатый, худой, второй – крепенький, черневый, с эспаньолкой… Сам председатель, глава местной власти! Как его… Воскобойников.

– Проходим, проходим, господа!

Первым в больничку вбежал Андрюшка – принес охапку дров. Заодно и сообщил про машину – что уж успел углядеть:

– Думал – «Лорен-Дитрих»! Ан, нет – «Изотта-Фраскини». Милан! Франция! Правда, ангела с радиатора кто-то спер…

– Милан – Италия, Андрей, – поправил доктор.

И больше не успел ничего сказать – в смотровой показалась представительная делегация.

– Здравствуй, Иван Палыч! – улыбаясь, протянул руку Чарушин. – Не пугайся, мы не с ревизией. И ненадолго. Ну, кое-кого ты тут знаешь…

– Ольга Яковлевна, добрый день!

– Добрый, добрый, Иван Палыч! – странно было видеть секретаря управы без привычной папиросы. Видно, докурила на улице или в машине…

– Вы лично еще не знакомы, господа? – улыбнулся Виктор Иваныч. – Это вот – Петров, Иван Палыч… доктор и наш комиссар по здравоохранению… Вот Иван Палыч, позволь представить… Воскобойников, Павел Ильич – председатель Комитета… Краюшкин, Федор Кузьмич – товарищ председателя…

«Товарищами» тогда называли заместителей, коих у главы уездного Комитета было два – Чарушин и этот вот Краюшкин.

– Мы, собственно, не к вам, дорогой доктор, – церемонно пожав руку, протянул Воскобойников. – А к нашему герою… вашему, так сказать, пациенту! Он в палате один?

– Господа, в палату все ж таки бы нежелательно! – Ольга Яковлевна вытащила из сумочки пачку дешевых папирос «Тройка». Повертела в руках, но не закурила, а, вздохнув, убрала прочь и снова посмотрела на доктора:

– Так как себя чувствует наш Василий Андреевич? Может сюда прийти?

– Да пожалуйста! – пожал плечами доктор. – На той неделе его вообще в город отпущу.

– Вот как? Это было бы просто прекрасно! – довольно потеребив бородку, покивал Воскобойников.

– Аглая… приведите…

Войдя в смотровую, Петраков напряженно покусал губу:

– А я вас в окно еще заметил, господа. Значит, по мою душу?

Вытащим какую-то бумагу, Воскобойников выступил вперед:

– Дорогой Василий Андреевич! Позвольте довести до сведения несколько правительственных циркуляров. Так сказать, по вашему профилю. Во-первых…

Чиновник откашлялся и продолжил:

– Циркуляр министерства внутренних дел за подпись министра, князя Львова. «О необходимости сохранения и возобновления деятельности сыскных отделений по делам уголовного розыска». Так что, дорогой господин Петраков, будет восстанавливать уголовный сыск!

– Хорошо – не жандармерию, – не выдержав, пошутил Василий.

– Будет надо – восстановим и ее! – Воскобойников шутки не принял. – Да-да, восстановить сыск! А то шпана совсем распоясалась. Бандиты никого не бояться, грабят средь бела дня. Да что там говорить, господа! Так что, Василий Андреевич, ищите опытных сыскарей… И сам лично будешь за ними приглядывать… Ибо что?

– Что?

– Ибо имеется еще и постановление правительства «Об учреждении милиции»! Это – во-вторых… Милиция сия объявляется исполнительным органом государственной власти на местах, как указано – «состоящем в непосредственном ведении земских и городских общественных управлений». Начальниками местной милиции могут быть лица с образованием не ниже среднего, назначенные городской или уездной земской управой.

Начальники милиции должны ежегодно отчитываться перед Городской думой или Уездным собранием, а также перед комиссаром Временного правительства в данной местности. Министр внутренних дел осуществляет общее руководство, обеспечивает разработку нормативно-правовой базы и организовывает ревизии на местах. Подпись – председатель правительства князь Львов! Так что, Василий Андреевич, с этого момента вы – начальник уездной и городской милиции. Как там дело о краже приводных ремней, кстати?

– Работаем…

– Что ж, удачи. И, господин Петраков, работайте поэнергичней!

Воскобойников неожиданно улыбнулся:

– За сим удаляемся! Есть еще дело одно – закрыть местный вертеп! Опять же, согласно постановлению от двадцать седьмого марта о запрете на изготовление и продажу спиртного. До конца войны, так-то! А то, что же это получается? Одни воюют, а другие спокойно себе пьянствуют? Непорядок!

Вот тут доктор был полностью согласен. Однако, ничуточки не сомневался, что закрытый трактир обязательно возобновит работу… нелегально.

– Вы, Василий Андреевич, особо-то не хорохорьтесь и в огонь не лезьте! – провожая Петракова в палату, вскользь заметил Иван Палыч. – Недели две – три просто набирайтесь сил! Плечевая артерия – не шутка.

– Вот и Степан Григорьевич мне то же самое сказал, – Петраков улыбнулся. – Этими же самыми словами. Да, вы про просьбу мою не забыли? Насчет глаз…

– Не забыл, не забыл… помню… Идите, Василий Андреевич… отдыхайте.

Плечевая артерия… Что же, Рябинин разбирается в медицине? Ну-у, верно, немного… Как всякий интеллигентный человек.

* * *

Где искать Гробовского, доктор, конечно, не знал. Зато хорошо представлял, у кого можно об этом спросить… Вдруг да повезет? В конце концов, верных людей у поручика в городе – раз, два и обчелся.

И вновь ревет мотором верный «Дукс»! Проносятся по сторонам леса, поля, перелески. Низко над пожней грачи кружат стаями, зеленеет молоденькая травка, перемежаемая мохнатыми солнышками мать-и-мачехи. Вкусно пахнет набухшими почками и клейким первым листом… Середина весны, однако!