Текст книги "Смутные дни (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Хлебникова – и не только его – читала и появившаяся под шквал оваций актриса Софья Гославская.

Времыши-камыши

На озера береге…

Сверкающие глаза. Локоны. Шикарное вечернее платье с голыми плечами. Золотой кулон.

Ах, как ее принимали! Настоящая звезда.

Где каменья временем,

Где время каменьем…

Ну, а после началась собственно рекламная кампания… Иван Палыч (Артем), конечно, золотые времена «Лени Голубкова» и МММ не помнил, но… родители рассказывали…

На трибуне показался какой-то вальяжный господин в смокинге и с седой бородою. Как шепотом пояснили соседи – представитель самого министра финансов Шингарева.

Отпив водички из поставленного на трибуну графина, вальяжный господин откашлялся и…

– К вам, граждане свободной России, к тем из вас, кому дорого будущее нашей Родины, обращаем мы наш горячий призыв… сильный враг глубоко вторгся в наши пределы… только напряжение всех наших сил… затрата многих миллиардов… требует от нас Родина…

Иван Палыч едва не расхохотался в голос: представитель министерства финансов один в один пересказывал газетную статью, кою доктор прочел еще в поезде.

Однако, мог бы и получше подготовиться, ага…

Все же пришлось пожертвовать двадцать рублей – иначе было неудобно.

* * *

Гвоздиков – не Гвоздиков… Целый день Ивану Палычу казалось, что за ним кто-то следит. То в больничке, за окном, вдруг сверкнули чьи-то глаза, то скользнул юркая тень за забором…

– Глюки пошли, – усевшись в смотровой, буркнул себе под нос доктор. – Зеленые, блин, человечки! Доработался! Тяпнуть, что ли, спиртяшки? Впрочем, нет – сначала к Гробовскому. Сказал – к пяти дома будет, пораньше.

Экономя бензин, доктор махнул рукой Аглае, да пошел пешком – что тут было и идти-то. Мимо рощицы, по непыльной дорожке, прибитой ночным дождем да свернуть напрямик, на тропинку, бегущую меж зарослей ивы и краснотала. Желтели, колыхались солнышки-одуванчики, прислушивались к чему-то зеленовато-серые «медвежьи ушки», вот пеночка выпорхнул почти из-под ног, унеслась… А вот утка! Крякнула недовольно и вдруг улетела! Кто-то спугнул?

Иван Палыч резко обернулся – показалось, кто-то шмыгнул в кустах. Наверное, заяц…

Однако, и про пуговицу Алексею Николаичу рассказать не худо. Раз уж сам – никого-ничего. Или про пуговицу говорил уже? Ну, тогда – напомнить. А главное – про Гвоздикова! Да, может, и показалось. А, если нет? Где Гвоздиков – там и Сильвестр. Нет, наоборот, конечно. А то, что Гвоздиков завязал – это еще бабушка надвое…

Выйдя на деревенскую площадь, Иван Палыч прибавил шаг… И остро ощутил чужой взгляд в спину!

Обернулся…

Никого!

Только как-то странно шевельнулись у школы кусточки. А ветра, между прочим, не было…

Ладно, поглядим…

Как проверятся на случай «хвоста» Иван Палыч – Артем – знал только из шпионских фильмов. К примеру, можно наклониться, якобы завязывая шнурки…

Хмыкнув, доктор так и сделал… осмотрелся… и никого не заметив, зашагал себе дальше.

А еще можно подойти к витрине, если бы таковая была. Сделать вид, что чем-то там заинтересовался, а на самом же деле смотреть в витрину, как в зеркало… Ну, вот большие окна бывшего трактира, ныне – гостиница «Гранд-Отель». Чем не витрина?

И тоже – пусто. Только лавочник прошел, поздоровался…

Ну, Иван Палыч! Ну, точно надо бы тяпнуть, хотя б чуть-чуть…

А еще можно…

Да хватит уже!

Нет, все же – в последний раз…

Зайдя за угол, доктор резко развернулся, затаился… Если кто за ним следит – он сейчас вот сюда и выбежит, попадется…

Не, никто не выбежал.

Лишь сзади вдруг послышался чей-то ехидный голосок:

– Плохо вы проверялись, Иван Павлович! Все ваши уловки еще в книжках про Ната Пинкертона описаны! Так что – напрасно. Я от вас не отстала, а вы меня не заметили. Вот!

Доктор повернул голову…

– Анютка! Пронина. А ты чего здесь?

Глава 15

– За вами слежу! – ответила Анюта, хитро улыбнувшись.

– Следишь? – смутился доктор. – Это еще зачем?

– Это игра такая!

– Игра? Только что-то я не помню, чтобы соглашался на такую игру!

– А вас, Иван Павлович, никто и не спрашивал, – ответила Анюта. – За вас все решили.

– И кто же, позволь узнать, решил?

– Тот, кто под этой безобидной вроде бы на первый взгляд игре прячет какие-то свои личные интересы.

– Анюта, ты какими-то загадками говоришь, – сказал доктор, вновь отмечая не по годам острый ум девочки. Эта далеко пойдет. – Расскажи все.

Девочка замялась.

– С одной стороны конечно охота, – кивнула она. – Но обещала…

– Ну коль начала, значит чувствуешь, что что-то не так. Верно?

– Верно.

– Тогда говори. А я обещаю – никому не скажу, что ты рассказала.

– Ладно, Иван Павлович. Вы человек хороший, вы Устинье помогли выбраться из плена. Поэтому я раскрылась. А так вы бы меня никогда не заметили!

– Ну уж прям и не заметил бы! – усмехнулся доктор.

– Не заметили! – рассмеялась Анюта. А потом, вдруг резко став серьёзной, рассказала все про задание Рябинина.

– Для театра упражнение значит придумал? – протянул Иван Павлович, глубоко задумавшись.

А вот это уже было интересно. Рябинин… каким положительным он казался при первой их встрече. Иван Павлович даже подумал, что он интеллигент. Пальтишко, очки, шарф его этот зеленый… А теперь открываются неожиданные грани нового учителя, и они доктору совсем не нравятся. Понятно, что слежка за Иваном Павловичем это не про театр. А про что тогда? Что он хочет выяснить?

Понятно стало и то странное ощущение, что испытывал доктор по пути сюда. Значит не показалось. За ним и вправду следили несколько пар детских глаз. Может, и сейчас следят.

Иван Павлович огляделся.

– Здесь никого нет, – со знанием дела ответила Анюта Пронина.

– Откуда знаешь?

– Я всех по ложному следу повела, – гордо ответила девочка.

– Как это?

– Сказала, что вы скоро пойдете к церкви и лучше идти туда заранее, чтобы найти хорошее место и спрятаться.

– Умно! Спасибо! – улыбнулся Иван Павлович. – Ладно, Анюта, спасибо тебе за информацию. Есть над чем подумать.

– Иван Павлович! – сказала девочка. – А можно мне вам помочь?

– С чем?

– С расследованием.

– Так, а что расследовать…

– Степан Григорьевич не просто так следит за вами – значит есть какая-то тайна. А я страсть как люблю тайны и распутывать всякие дела. Я знаете сколько книг прочитала? И про Шерлока Холмса, и про инспектора Лекока, и про сыщика Ракита.

– Действительно, впечатляющий список. Но Анна, это может быть… – он хотел сказать «опасно», но вовремя прикусил язык – не хотел пугать ребенка. – В общем…

– Иван Павлович, свой информатор будет вам не лишним. Я ведь в стане врага получаюсь нахожусь. Можно сказать под прикрытием. Веду двойную игру!

«Смышлёная!» – уже в который раз отметил про себя доктор.

А почему бы собственно и нет? Рябинин оказался не таким чистым человеком, как думалось. Так пусть у Ивана Павловича будет свой человек, который станет его ушами и глазами, и кто будет следить за этим Рябининым, пока тот что-то еще не придумал новое.

– Хорошо, Анюта. Только будь пожалуйста осторожна. И без всяких инициатив и отсебятины! Только слежка.

– Конечно! Спасибо! – обрадовалась Анна. И убежала.

А Иван Павлович вновь задумался. Рябинин… ох и не простым оказался! Совсем непростым!

Размышляя над всем сказанным Прониной, доктор вернулся в больницу. Там его уже ждал Вася.

«Между прочим, тоже в театре Рябинина участвует», – напомнил себе Иван Павлович.

Но Вася, как оказалось, пришел совсем по другому делу.

– Иван Павлович, я тут книгу начал читать – справочник по медицине. Хотел спросить… Вы не заняты?

– Для такого дела всегда найду минутку! – расслабился доктор. – Что-то хотел спросить?

– Я… это… про медицину. Начал раздел про скелет изучать. Очень интересно! Оказывается в человеке столько костей! И больших и маленьких. Как вы… кости вправляете? Вот, скажем, при переломе руки. Они же под кожей. И шурупом их не скрепишь.

– Ну, это не сложно. Главное определить вид перелома. Бывают…

Он запнулся. Его взгляд вдруг упал на пальто парня. Пуговицы, блестящие, медные, начищенные до блеска, притягивали взгляд. Только вот одна, самая нижняя… была другой, черной, и совсем не блестящей, явно пришитой из другого набора. Причем пришита не женской рукой, а, кажется, самим Васей. Криво, вон и нитка торчит…

Сердце доктора ёкнуло. Он вспомнил пуговицу, найденную у кровати в своей комнате – такую же, медную, с выгравированным узором.

– Вася, – медленно начал он, глядя парню в глаза. – Скажи, а ты где пуговичку потерял?

Вася замер, его лицо побледнело, глаза забегали.

– Я… это… где-то, Иван Палыч. На улице, поди. Потерял, и всё. Бывает.

Доктор, не сводя с него взгляда, сунул руку в карман и достал медную пуговицу, найденную ночью. Она блеснула на солнце, узор совпадал с той, что была на пальто.

– Так вот она, – сказал он, протягивая пуговицу. – У себя дома нашёл. У кровати.

Вася, отступив на шаг, открыл рот, но слова застряли. Его щёки вспыхнули, он потёр шею, пытаясь что-то выдавить.

– Я… это… не знаю, Иван Палыч. Может, случайно…

– Случайно? – доктор шагнул ближе, его голос стал тише, но твёрже. – Василий, давай на чистоту. Расскажи все, я ругаться не буду.

Мальчик стыдливо опустил голову.

– Иван Павлович, извините… я не сам… просто…

– Просто – что? Рябинин?

– Степан Григорьич сказал, что это для спектакля нужно… чтобы в роль вжиться…

«Это я уже слышал», – про себя подумал доктор.

– В роль значит вжиться? Ну да… И что же, остальные актеры тоже теперь ко мне в дом будут ломиться?

– Нет, он только мне задание такое дал. Самому первому! Остальным… только следить за вами…

«Вот ведь хитер! Не кому-то, а Васе, тому, кого я лично лечил, кто втерся мне в доверие. И если бы не злосчастная пуговица, я бы никогда и не догадался бы кто это был. Да и вообще не узнал бы, что в квартире кто-то был. Хитер, лис! Хитер!»

– Иван Павлович, вы простите меня, я правда не хотел. Но он сказал, что это так можно, что я же ничего не ворую, просто заберусь к вам, бумаги посмотрю.

– А что искать велел?

– Какое-то почтовое отправление денежное…

– Понятно.

Доктор нахмурился, а мальчик, видя сурового доктора, едва не заплакал, думая, что он злиться на него.

– Иван Павлович, я правда не хотел!

– Вася, ты чего? Ну-ка, не раскисай. Знаю, что не хотел. Тебя Степан Григорьевич обманул, вот и все. Ты вот что, давай успокойся. Зла на тебя я не держу. Только больше так конечно не делай. Понял? Ну вот и хорошо. Иди с миром. И про наш разговор никому не говори. Ни-ко-му!

– Хорошо! – Вася шмыгнул носом и побежал прочь.

– Но в гости заходи! – крикнул ему вслед Иван Павлович. – Про медицину спрашивай! Не бросай обучение!

– Хорошо! Спасибо!

На некоторое время в комнате повисла гнетущая тишина.

Рябинин…

– Вот ведь паскуда! – выругался доктор. – Детей втянул в свои темные делишки.

Теперь все разрозненные части пазла начали сходиться.

Рябинин не просто так приехал сюда работать. Не просто так он организовал и детский театр. Все не просто так делает.

Для начал он конечно же узнал про разбомблённый детский госпиталь № 27 из тех же газет. И ведь подошел тогда, на станции, и с умным видом сказал, что в газетах нынче правды нет. А ведь именно в той газете, которую читал доктор, и было написано про госпиталь, Иван Павлович просто не дочитал до конца – отвлек Рябинин. Каким-то образом этот лис подделал документы о том, что госпиталь ныне перемещен в село Зарное. Тут же подал заявку на денежное довольствие. В правительстве сейчас хаос, не разобрались толком, не сверили списки. И выделили деньги – еще бы, дети страдают! И если бы не неловкий почтальон, который обронил чернильницу и не замазал адрес, то план был бы идеальным. А так, не имея адреса, почтальон отдал перевод Чарушину – пускай разбирается. Не правильно конечно сделал, но ведь село, тут все свои.

Перевод проскользнул мимо рук хитрого махинатора.

Однако Рябинин не сдался, решил действовать через детей. Едва узнав, что перевод на десять тысяч рублей находится у Ивана Павловича, он обманным путем подговорил Васю, чтобы тот пробрался к доктору в дом и нашел нужное. Мальчик не нашел, потому что перевода там не было. Еще и других детей заставил следить за доктором – вдруг что интересное обнаружат?

Дальше – больше. Гастроли театра. На резонное замечание, что спектакль выглядит жалостливо, если не сказать убого, Рябинин лишь отмахнулся – тем лучше. Эх, Иван Павлович, что ты сразу не догадался, что именно этого он и добивался? Ведь так и задумано было изначально!

С этим кривым, вызывающим лишь щемящее чувство жалости спектаклем он и отправился на гастроли в город. Еще и важных людей пригласил. И безусловно вместе со слезой выбил хорошую сумму на «благое» дело. Ну как не помочь детям?

Сволочь!

Иван Павлович принялся ходить по комнате, словно запертый тигр в клетке. Внутри все бурлило, кипело.

– Какая же сволочь! Использовать детей, да так…

Чем он лучше того же Сильвестра, что ворует молоденьких девчонок и заставляет работать в публичном доме? Ничем.

А скауты? Иван Павлович остановился. Ведь еще у него какой-то проект со скаутами. Там в чем подоплека? Тоже какой-то обман? Ведь даже приезжал какой-то иностранец – Иван Павлович лично его видел. Еще одна афера? Надо бы разобраться. Но так, тихо, чтобы Рябинин не догадался. Он хитрый и умный. Едва почует опасность – сразу же нырнет на дно. И ищи его потом.

Нет, тут нужно осторожно и наверняка. Чтобы и шанса у гада не было ускользнуть.

Рассказать все Петракову?

Иван Павлович даже сделал несколько шагов к двери – хотел идти прямо сейчас.

Но остановился. Нет. Лучше самому. Максимум – уведомить Гробовского. Чем меньше людей знает – тем лучше. Что толку, что будет знать Петраков? Вон, он и про публичный дом знал, а в итоге Сильвестр сбежал.

К Петракову следует идти, когда на руках будут не только догадки, а еще и улики. И чем больше, тем лучше. В противном случае под удар могут попасть дети – ведь Рябинин действует только их руками. Тут и Васе может достаться, за то что пробрался в чужом дом, и остальным. Нет, их нельзя подставлять ни в коем случае.

Постепенно эмоции, обжигающие и злые, начали отступать.

Доктор подошел к окну. Вечерело. Погода прекрасная, все дышит весной, оживает.

Тук! Тук! — слабый стук в дверь, лёгкий, едва слышимый, словно птичка клювом ткнулась.

Доктор нахмурился. Опять дети в шпионов играют?

Тук! Тук…

Он прошел к двери, отворил ее… и замер. На крыльце – человек, свернутый в клубочек, словно бездомный пес, весь в крови, едва дышит.

Доктор тут же бросился к нему, чтобы помочь… и вновь удивился. Не званный гость был ему уже знаком.

– Гвоздиков⁈ – выдохнул доктор, пораженный увиденным.

Это и в самом деле был он. Немного изменился, исхудал, оброс. Но все тот же мелкий бандит Яким Гвоздиков, что успел много чего неприятного сделать доктору.

А теперь вдруг сам пришел. Или, скорее, приполз… Израненный, едва живой, кажется, порезанный… Кровищи то сколько!

Гвоздиков слабо шевельнулся, глянул на доктора. Губы дрогнули:

– Помоги… Иван Палыч… – хрип вырвался из горла, и он обмяк.

В районе живота, чуть ниже ребер – ножевое… да не одно. Мать честная, кто же его так⁈

Доктор мгновенно переключился в режим врача. Сердце заколотилось, но руки принялись действовать чётко, как учили в институте.

Пульс нитевидный, учащенный, дыхание поверхностное, кожа холодная и влажная – признаки гиповолемического шока от кровопотери.

– Держись, Яким, – пробормотал Иван Палыч, осторожно подхватывая его на руки. – Сейчас всё сделаем.

Доктор затащил раненого в смотровую. Уложил на операционный стол, подложив под голову свёрнутое одеяло, чтобы приподнять верхнюю часть тела, облегчить дыхание и уменьшить нагрузку на сердце.

Эх, жаль Аглаи нет. Еще одна пара рук не помешала бы сейчас. Придется все самому.

Доктор схватил стерильную марлю из ящика, плотно прижал её к ране, чтобы остановить наружное кровотечение. Кровь быстро пропитала ткань, и он наложил ещё один слой марли, зафиксировав его тугим бинтом, избегая чрезмерного давления, чтобы не усугубить возможные внутренние повреждения.

Вновь проверил пульс. Слабый, но стабильный, сто двадцать ударов.

– Кто тебя так? – не удержался и все же спросил. – В кабаке на пьяную драку нарвался?

– Нет… – скривившись, ответил Гвоздиков. – Сильвестр порезал…

А вот это было уже интересно. Значит Яким не бросил своего вожака, вновь примкнул к нему после того, как Сильвестра выпустили. Любопытно.

– За что?

– Много будете знать, доктор – быстро умрете! – сквозь зубы прошипел раненый.

– Будешь дерзить мне – тоже не долго протянешь! Говори, коли пришел и жить хочешь.

– Ты должен… лечить…

– Тебе я ничего не должен, Гвоздиков. Я ведь могу и обратно тебя под порог положить. Полежишь минут пять – и все. Затихнешь. А я скажу, что просто не услышал твоего стука. Как тебе такой вариант? Истечешь кровью – и поминай как звали!

– Вот гад! – выдохнул Гвоздиков.

– Гад? Мне тебя точно не переплюнуть в этом! Так за что тебя Сильвестр так покрамсал?

– Деньги не поделили. С одного дела.

– С какого?

– Эк-х! – Гвоздиков сморщился.

Пытать пациента было уже чревато.

– Значит так, давай договоримся, – сказал доктор, готовя марлю и инструмент. – Расспрос оставляем на потом. Как только очнешься – расскажешь все, что спрошу. Взамен – я тебе помогаю. Договорились?

– Договорились, – слабо кивнул Яким.

И потерял сознание.

* * *

Операционная. Керосиновые лампы отбрасывают резкие угловатые тени на стены. Перчатки – на руки, окровавленную грязную одежду – разрезать и на пол. Физраствор – в вену.

Бледность Гвоздикова не добавляет оптимизма, много крови парень потерял. Пульс слабеет. Дыхание поверхностное.

Маску для эфирного наркоза на лицо пострадавшему. Выждать, отсчитать нужное время. Проверка. Готов. В отключке.

Конечно, по протоколу нельзя такую операцию делать одному. Но никого в помощниках нет, не бросать же его теперь. Все медицинские протокола выучены назубок, руки и разум тоже полны решимости. Так что попробовать стоит.

– Начинаем, – хрипло командует сам себе Иван Палыч, его голос режет тишину.

Пульс после наркоза продолжает слабеть. Времени мало.

Рана на левом боку, чуть ниже рёбер, всё ещё сочится кровью через повязку. Задета вена.

«Знал куда бить», – думает Иван Палыч и берет скальпель из стерильного лотка. Рука замирает на секунду.

Карболка. Плеснуть раствор на кожу вокруг пореза. Растереть. А потом – сделать первый надрез, расширяя рану для доступа.

Бежит кровь, но доктор на чеку: промокнуть тампонами, открыть вид на брюшную полость.

А там…

Мышцы рассечены, края раны рваные – нож вошёл глубоко, возможно, задев печень или кишечник. Есть с чем поработать.

Иван Палыч работает быстро, но чётко, следуя протоколам хирургии. Раздвинуть ткани ретрактором, фиксируя их, чтобы осмотреть внутренние органы. Кровь скапливается в брюшной полости – признак внутреннего кровотечения.

Зондом осторожно исследовать область: печень, к счастью, цела, но петля тонкого кишечника проколота, из неё сочится кровь и содержимое.

– Чёрт, – вырывается у доктора. Перфорация кишечника – это сепсис, если не успеть.

Он берет хирургическую иглу и кетгут, начиная зашивать прокол мелкими, точными стежками, чтобы предотвратить утечку. Кровь продолжает сочиться. Еще раз промокнуть тампонами, следя, чтобы поле оставалось чистым. Еще карболки. Так, хорошо.

Что с пульсом?

Слабый. Дыхание… вроде ровное.

Кишечник наконец зашит. Отличные швы, как из учебника. Такой работой можно гордиться! Проверить ещё раз: других явных повреждений не видно, но откуда тогда продолжается кровотечение?

Ага, вот в чем причина.

Более глубокий осмотр – и найден небольшой разрыв в брыжейке – сосуды кровоточат. Тут тоже нужна ювелирная работа.

Доктор берет тонкий кетгут, перевязывает повреждённые сосуды. А время утекает, как кровь из раны. Главное – не спешить, но действовать быстро. Ах профессор Сибиряков! Ваши афоризмы до сих пор живут!

Теперь промыть полость физраствором, удалить сгустки, начать послойно ушивать рану: сначала брюшину, затем мышцы, наконец, кожу, используя шелковые нити для внешнего шва. Каждый стежок мучительно медленный – ошибка может стоить жизни. Закончив, проверить повязку: кровь больше не сочится. Пульс держится, ровный.

Операция закончена. А удачно или нет покажет ближайшее время.

* * *

Иван Палыч отошёл от стола, его руки дрожали от напряжения. Теперь оставалось только выждать пробуждения и назначит курс антибиотиков. Сепсис – главная угроза. Надо будет ввести противостолбнячную сыворотку и следить за температурой.

Иван Палыч вышел на крыльцо больницы, чтобы глотнуть воздуха. Глубоко вдохнул, потянул затекшую спину. Взгляд упал на тёмные пятна на ступенях. Кровь. След Гвоздикова, что вёл к крыльцу. Сердце доктора ёкнуло – зацепка!

Ведь по следу можно найти Сильвестра! Или подсказку, где он может быть.

Держа фонарь, доктор пошёл по кровавому следу. Капли, густые и тёмные, тянулись от крыльца к дороге. Уже была кромешная ночь.

Иван Палыч двигался осторожно, освещая путь, сапоги хлюпали в грязи. След вёл к обочине. Доктор присел, разглядывая отпечатки: тут были следы сапог, но не одного человека – рядом виднелись ещё, более глубокие, с грубым протектором. Кто-то тащил Гвоздикова? Или оставил его здесь? А может и вовсе не имеют они отношения к этому дело? Столько людей тут за день проходит.

У дороги след обрывался. Кровь исчезала, а в грязи отпечатались следы колёс – узких, как у лёгкой упряжки. Иван Палыч замер, луч фонаря дрожал в его руке. Гвоздикова привезли сюда и бросили у больницы.

Жаль, что след потерян.

Впрочем, потерян ли? Оставался еще сам Гвоздиков, который обязан ему жизнью. Вот у него и спросим напрямую, где прячется Сильвестр. Вряд ли Яким будет теперь его прикрывать после того, как тот едва не убил его.

Остается только ждать, когда раненный придет в себя. Хочется верить, что все же придет в себя, а не умрет…