Текст книги "Оборотный город. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Белянин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 54 страниц)

– Молодой человек, не проводите девушку до спаленки? – кокетливо раздалось сзади.

– Идите своей дорогой, бабушка, – не оборачиваясь, вежливо ответил я. – Вас в спальне дедушка ждёт, он уже четырежды радикулитной мазью намазался, а в тюбике ещё осталось. Догадайтесь с трёх раз, как он намерен её с вами использовать?

Старая кривоногая ведьма за моей спиной схватилась за сердце и дала дёру. Кстати, напрасно, у неё слишком богатая фантазия, дед всего лишь хотел предложить ей смазать остатками мази дверные петли, чтоб не скрипели…

– Выпьем, казак? – практически перегородили мне дорогу два загорелых вурдалака цыганского типажа и жилистого сложения. – Лучше выпей с нами, или…

Собственно чего «или», я узнать так и не успел, парни просто рухнули мне под ноги. Сами по себе, никто их не трогал, перебрали, с кем не бывает… От соприкосновения с булыжной мостовой ромалы захрапели так, словно ждали именно этого момента для акапельного исполнения через нос без слов «Эх, загулял, загулял, загулял парнишка молодой, молодой, в красной рубашоночке, хорошенький тако-ой…». На пару секунд я даже задержался рядом, поймав себя на том, что подпеваю и притоптываю, но вовремя спохватился. У меня ж срочные дела…

Пока дошёл до знакомых дверей, ещё три раза поцапался с местными красавицами, пару раз чудом увернулся от вылетающего с балкона кресла, потом дивана и один раз почти подрался. Ну, включая цыган, считай, два. Хотя какая там, к лешему, драка: шашку из ножен вытащил до половины, и банда низкорослых бесов-новобранцев, будущих охранников арки, разбежалась с матюками, обещая непременно пристрелить меня, как только выйдут на службу. Дать бы каждому по ушам, чтоб уж наверняка запомнили, да бесы бегают шустро. Только из-за скорости маршрут не выверяют, трое не вписались в поворот, сбив двух ведьм с коляской, а четверо вообще стену не заметили, пока не вписались красивыми силуэтами…

– Моня, Шлёма! Есть кто дома? – не хуже Прохора срифмовал я, стуча кулаком в дверь их подвальчика. Мог бы и не спрашивать, хлипкая дверь распахнулась после второго удара.

Спустившись по ступенькам вниз, мне довелось застать своих несчастных приятелей за странным занятием. Они наряжались и наводили марафет. Ей-богу! Я глазам своим не поверил, но Моня перед зеркалом полировал лысину тряпочкой с бриолином, а Шлёма, высунув язык (народная примета), зашивал сам себе дырку в штанах на колене.

– Здорово дневали, братцы!

– Здорово, подельник! – радостно откликнулся Шлёмка, хотя меня с такого приветствия слегка перекосило. – Ну чё? Как те Оборотный в праздник? Чё видел, где был, в чём участвовал?

– Жеребьевал для бабки Фроси, – честно ответил я. – Потом к Хозяйке зашёл, отдал визит вежливости.

– Взяли?

– Э-э… ну да, наверное. Но я не за этим. Хлопцы, в городе, вообще, много упырей?

– Думаю, наша диаспора насчитывает штук сто-сто двадцать, – прикинув, сообщил Моня. ІІІлёме такие подсчёты были не под силу, он подобное число выражал одним словом – много! – А собственно, в чём, так сказать, затык?

– Тока быстро, Илюха, мы торопимся!

– Куда, если не секрет? – навострил уши я.

– Дык на свадьбу же!

– На какую?

– Илюшенька, тебе с нами нельзя, – вежливо приостановил меня Моня. – У нас, как бы это выразиться по-научному, корпоратив, вот. Казакам нельзя-с…

– Ну нет так нет… А что за свадьба-то?

– Клёвая штука, братан, – влез Шлёма, невзирая на протесты товарища. – Раз в год наши девиц берут сверху, ну и… это… не, не то, чё ты подумал, а типа все перед ней ходют, пока она себе жениха не выберет.

– И что?

– Как?! Да мы ж в личинах все, вот дуры-девки и ведутся. А когда обвенчаны, уже поздняк метаться, да?

С каким трудом я удержался, чтобы не вмазать ему по роже, кто бы знал… Но казачья жизнь в первую очередь учит терпению и выдержке, без этого на границе просто не выжить. Батюшка тихий Дон сейчас и вправду тих, но донцы регулярно служат и на Кавказской линии, а там без терпения никуда.

– Так что за девицу на этот раз взяли? Поди, какая крестьянка сельская, необразованная?

– А мы и не знаем. Слыхали тока… типа не наши её брали, а в подарок преподнесли.

– Рыжая ведьма Фифи подарила?

– Ты чё пристал, как этот? – возмутился Шлёма, уже дважды уколовший себя иголкой. – Сказал же Монька, не знаем! Хошь, сам иди глянь.

– Хочу, – сразу же согласился я, ловя его на слове.

– А пошли! – с полуоборота завёлся Шлёма.

Моня попытался возразить, и мне пришлось положить ладонь на рукоять шашки. В определённом смысле с Моней было попроще, он интеллигент, его и припугнуть можно. А в том, что он всё это сделал по собственной воле, сам легко убедит и себя, и друга, натура такая. И пяти минут не прошло, как оба упыря, каждый по-своему, были уверены, что, ведя живого казака на упыриный… как его… этот… корпоратив, они уж точно совершают хороший поступок.

Тем паче я достал из кармана восемь копеек медью, и парни сразу признали, что этого хватит на пять литров дешёвого самогона, здесь рядом, за углом. А уж с самогоном нас на любой свадьбе примут как самых дорогих гостей! Идти, кстати, пришлось не особенно далеко, буквально два квартала, до следующего угла и там ещё ступеней сорок вниз, в увешанное сердечками и голубками подземелье.

– Илюша, а вашу шашку вы не могли бы оставить за порогом? – наивно полюбопытствовал Моня, но сам же себе и ответил: – Нет, конечно, сопрут ведь…

– И спасибо не скажут, – добавил его верный сокамерник. – А Монька чё сказать-то хотел, там у нас народец разный. Ты, короче, повежливей как-нибудь. Ну там трупов поменьше, чай, на вечеринку зовём, а не на штурм Азовской крепости.

– Понял.

– Нас хоть пожалей, нам тут ещё жить, хотя… Братан, слышь, а ежели Иловайский всю кодлу здесь загасит, мы смогём свою мясную лавочку открыть? Али Павлушечка конкуренцией задушит? Не, я серьёзно…

Мы с Моней не стали даже слушать эти бредни. Лысый упырь деловито накинул личину первого парня на деревне и условным стуком «раз-два-три-раз-три-два» дал знать, что гости прибыли. Изнутри щёлкнул смазанный засов, по ушам стукнула разухабистая народная музыка Костромской или Архангельской губернии, в лицо двинул ком сивушного дыма, и незнакомый бородач без двух передних зубов с поклоном пригласил нас войтить. Да-да, именно так он и выразился: «Просю войтить!» Мы втроём, плечом к плечу, кое-как протолкались в узкий проход и замерли у стеночки.

– Типа чё? – храбро спросил Шлёма у плотной толпы подогретых алкоголем упырей, вурдалаков и вроде даже делегации из башкирских убыров.

– Человека привели.

– Живого.

– Хорошо энто, спасибо скаже…

– Эй, да это не человек, это… хотя тьфу, человек, конечно, просто похож на…

– На кого?

– Казак как казак, при форме, при шашке, при…

– Парни, вы чё, охренели, сюда самого Иловайского тащить?! – резюмируя общие выкрики, заключил плечистый упырь в лакейских лохмотьях под личиной пышного елизаветинского вельможи.

– А чё такого-то? Илюха в Оборотном городе давно свой. Знаешь, чем он с Хозяйкой занимается? Не знаешь, так и не лезь!

Я был готов убить болтливого Шлёмку на месте, но въедливый упырь в лакейском предрешил свою судьбу:

– Да ну? С Хозяйкой? Вот пущай он нам об энтом при всём народе и скажет. И чтоб интимностей побольше, слыхал, казачок?

– Слыхал, – подтвердил я.

– Ну и чё? И чем, и как, и скока, и…

Договорить я ему не дал, боковым ударом в ухо отправив в полёт на другую сторону зала. В толпе не раздалось ни одного удивлённого вскрика, вроде как обычное дело… Я подождал. Пауза затянулась.

– Ясно, – наконец высказался самый догадливый. – Они с Хозяйкой английский бокс изучают. А мы, дураки, думали, у них любовь…

После этих слов я резко стал скучен и непопулярен. Уф, слава тебе господи, как же хорошо, что на кучу вопросов можно хоть иногда ответить одним кулаком. Молча и результативно. Прохор бы меня похвалил…

– Айда к сцене, хорунжий, – потянул меня за рукав Шлёма. – Монька вон нам рукой машет, место за столиком нашёл. Выпьем, чё ли, а?

Нет уж, пить я с ними не собирался, не за тем пришёл, но спорить не стал. Левую пятку кололо иголочками, стало быть, опасность не миновала, но какое-то седьмое чувство подсказывало, что я на правильном пути и дочка губернатора где-то здесь. Мы разместились рядком на лавке, за длинным столом, крепко сбитым из грубо оструганных досок. За соседними шестью столиками вольное упыриное сообщество деликатно праздновало свой скромный корпоратив. То бишь нещадно хлестало палёную водку, шумно аплодировало разбитному трио (две балалайки и гармонь), курило крепчайший самосад с конопляным листом и лапало за задницы хамоватых бесовок в неглиже, разносящих бутылки и нехитрую закусь из поганок с мухоморами.

Моня и Шлёма сидели справа и слева от меня, с одной стороны панибратски подмигивая и ухмыляясь, с другой – бдительно охраняя мою особу от возможной мести упыря в лакейском. Впрочем, тот вроде бы и не горел желанием подойти и дать сдачи, с гордостью демонстрировал желающим втрое распухшее ухо и строил из себя инвалида умственного труда, пострадавшего от казачьего произвола. Многих это умиляло, я сам видел, как ему даром подносили утешительную стопочку. Молодец мужик, сориентировался, развернул ситуацию себе на пользу, выбился в герои дня…

– Какова программа посиделок?

– Да как всегда, – охотно просветил Моня, двумя пальчиками опрокидывая стопку. – Посидим, попьём, пообщаемся в своём кругу. Тут ведь, главное, братство и товарищеский дух. Некое духовное единение, благостные порывы, общие интересы и ценности…

– Пьянка будет, – попросту добавил Шлёма. – Напоремся в хлам, подерёмся, потом пленниц жрать начнут и…

– Погоди, ты ж о свадьбе говорил?!

– Шуток не понимаешь, чё ли?! Какие свадьбы, когда тут живая кровь…

– Тогда стой, давай подробности, – потребовал я.

– Про чё?

– Про пленниц, которых жрать собрались!

– Ты чё? Иловайский… пусти…

Меня с трудом заставили отнять руки от полузадушенного упыря. Но если кто тут всерьёз рассчитывал, что в моём присутствии они всей толпой могут убить и съесть губернаторскую дочку, то… Глубоко заблуждаетесь, господа-товарищи! Правда, как именно я один буду драться с более чем полусотней пьяных буйных упырей, защищая честь и жизнь драгоценной пассии моего дядюшки, пока не ясно… Но уверяю вас, мало никому не покажется!

– Хлопцы, чисто из интересу, а второй выход из этого помещения есть?

– Не, тока один.

– Хм… а что ж это я жлобствую, на праздник набился, а угощениями не проставился. Эй, красотка!

– Чё надо, казачок? – тут же подбежала вихлястая чертовка с убойным декольте. – Тока намекни, я заранее на всё согласная!

– Вот тут у меня деньжат под гривенник. Сколько на них пива поставить можно?

– Если самого дешёвого, то бочек пять…

– Тащи! Угощаю! Наливайте задарма всем, кто ни пожелает, гуляй, братва упыриная, казак платит! – громогласно оповестил я, вставая с места.

Если до этого момента отдельные личности и посматривали в мою сторону косо, то после такого заявления мой рейтинг взлетел до небес, не хуже, чем у Катеньки в ейных социальных сетях.

Пока бесовка договаривалась с кем-то о срочной доставке пива, я скромно уточнил у Мони:

– Кстати, а сортир здесь где?

– Тут не предусмотрено, на улицу выйдешь, там, за углом, быстренько пыс-пыс… и никто не осудит, – мягко намекнул он.

Вот и ладушки, вот и посмотрим, я быстро вылез из-за стола, поднялся к выходу и удовлетворённо хмыкнул. Как и ожидалось, тяжёлую дверь нужно было закрывать на основательный засов, в свою очередь запиравшийся на висячий замок. Медный ключ бесхозно болтался рядом на гвоздике. Пожалуй, у меня в кармане ему будет уютнее, а то висит тут такой одинокий, никому не нужный…

– Ну, братцы патриоты, что у нас там происходит на сцене? – Я вновь уселся между Моней и Шлёмой. – Ничего важного не пропустил?

– Не, Шурка Подзаборник романс поёт дюже жалостливый, – не отрывая глаз от сцены, отпихнулись мои лысые приятели. – Про любовь неземную, подземную, вам, казакам, не понять.

– Ну да, научным языком сие называется «некрофилия», – прослушав пару куплетов, оценил я. – Нам оно и впрямь не близко…

 
Ты лежала в гробу с чуть щербатой улыбкой,
Провалившийся нос искушал и манил,
Наша первая страсть была робкой и зыбкой
На разрытой земле, меж холодных могил… —
 

надрывался бородатый певец, нещадно третируя цыганскую гитару с бантом.

 
Как тебя называть, роковая кокетка,
Что в объятьях моих вдруг рассыпалась в прах
На забытый погост, посещаемый редко,
Где остался лишь я, в неглиже и слезах?..
 

Весь текст приводить не буду, должен признать, что романс действительно был жутко жалостливый и сердца слушателей пронзал, аки штопор пробку. Многие рыдали не стыдясь, и, похоже, подобные истории были за плечами у доброй половины упыриного сообщества. Лично меня просто стошнило бы, попробуй я представить всю эту печальную историю в картинках и лицах. Но, слава богу, моя голова была забита другим, и надрывающий душу романс я слушал вполуха.

К тому времени подоспела доставка пива, пять здоровенных бочонков под приветственный вой и свист были вкачены в помещение и тут же пущены в розлив. Под первые кружки последние куплеты пошли особенно хорошо, в такт обливались слезами практически все присутствующие, даже Моня со Шлёмой, да что они – бесстыдные бесовки и те хлюпали носами…

 
Сколько я ни копал разных мёртвых красоток,
Скольких я ни любил под луною в ночи,
Как бы ни был я с ними и нежен, и кроток,
Но душевную боль не унять, хоть кричи…
 

– Кто будет следующий? – перекрикивая пьяный грохот аплодисментов, спросил я.

Шлёма пожал плечами. Через несколько минут вышел какой-то потрёпанный тип в личине статского советника с попыткой прочесть доклад о возможной или невозможной жизни на планете Марс, но его освистали. С переменным успехом прошли показательные матросские танцы, барабанная дробь деревянной ложкой на оставшихся зубах и невнятный толстячок, пытавшийся сразить всех искусством карманника. Получалось это дело у него из рук вон плохо, поэтому нахал был бит и даже лишён общедоступного пива, рекой разливаемого для всех прочих. Теперь оставалось лишь правильно рассчитать время. Я тихо скользнул к дверям и аккуратненько запер засов на замок. Ключ, естественно, остался при мне, чего ему там, на гвоздике, делать…

– Иловайский, ты где ходишь? Садись давай, сейчас пленниц делить начнут! – воодушевлённо усадила меня на скамью лысая парочка. Я послушно сел, без труда изображая жуткую заинтересованность происходящим.

Под хлопки, свист, вой и скабрёзные шуточки откуда-то из боковой комнатки вывели бледную как смерть крестьянку лет семнадцати, в простом сарафане, босую, с длинной рыжей косой. Здоровущий упырь, косая сажень в плечах, придерживал её под локоток.

– Кто первый заплатит? Молодая девка, здоровая, крови много будет, – громко объявил он.

Крестьянка, будучи натурой деревенской, а значит, ко всему колдовскому дюже впечатлительной, мигом сомлела, уйдя в чистый бабский обморок…

– Чего ж врёшь, что здоровая? – первым поднялся я. – Малахольная дура. Унесите припадочную, настоящую жертву подавай! Любо?

– Любо! – в один голос поддержали меня мои упыри, а с ними и всё честное сообщество. – Чё болезную подсунул? Её в самый конец тащи, а нам надоть лучше. Один раз в году так гуляем!

Здоровяк выругался сквозь зубы, но послушно поклонился и вывел вторую претендентку. Ею оказалась рослая возрастная бабища, квёлая и пустомясая, зато болтливая-а-а…

– Ой, а где энто я? А чё вы тут делаете? А мне нальёте? А я одну стопочку – и уже такая, как вам надо. А, конечно, смотря для чё? А то может одной-то и не хватить…

– Да он над нами издевается?! – праведно взревел я, хватаясь за шашку так, чтоб меня успели остановить Моня со Шлёмой. – Подсовывает непонятно кого! Гоните эту дуру говорливую, неужели никого помоложе да поприличнее нет?

– Энто я-то дура болтливая?! Ах ты, жлоб с лампасами, чтоб ты свою папаху в котёл с борщом уронил, сварил да ей же и подавился! Чтоб у тебя усы выпали, а сзади курдюк овечий вырос и чтоб ты тем курдюком в седле сидеть не мог да за колючий репейник цеплялся! Чтоб вам всем тут пусто было, а кто откажется, кому я не красавица, тому и Волга не река, и царь не батюшка, хлеб не голова, земля не пух и…

Под общий вопль единодушного протеста грозовую жертву мужского шовинизма с трудом затолкали в ту же боковую комнатку. Я опустился на скамью под одобрительные хлопки по плечам десятка близстоящих упырей с кружками. На первый взгляд от всего выставленного пива оставалось едва ли не полбочонка. Значит, надо просто тянуть время. Тем более что трое или четверо уже безрезультатно толкались у уличной двери, на ощупь разыскивая заветный ключик…

Третьей на сцену вывели гордую дочь губернатора Воронцова. Мы встретились взглядом, и… она повела себя как полная дура! Судите сами…

– Хорунжий Иловайский?! Ах вы… подлец, мерзавец, скотина, негодяй, подонок, каналья, шельма, стервец, злодей, предатель, изменник, каторжник, преступник, висельник, фальшивомонетчик!

Поток ругательств и голословных обвинений полился на мою голову с такой неутомимой силой, что я невольно натянул папаху до самых бровей. Впрочем, и гнев на милость Маргарита Афанасьевна сменила с не менее поэтичной лёгкостью:

– Ах, спасите же меня! Избавьте меня от ужасной участи, и мой папенька будет вам по гроб жизни благодарен! Вырвите меня из грубых когтей этих бесчеловечных созданий! Вы… мой герой, мой избавитель, мой рыцарь на белом коне, без страха и упрёка!

Все слушали её с раскрытыми ртами. Мне просто несказанно повезло, что народ уже был пьян для самоорганизации и сотворения подобия французской революции. Опомнись они все хоть на миг, мне бы голову отвинтили на раз без помощи госпожи Гильотины. Но пиво – великая вещь! Вроде бы и лёгкое, и дешёвое, и горькое, как зараза, а пьётся хлеще чем вода, и чем больше потребил, тем больше хочется…

– Иловайский, ты тут места попридержи, мы быстро! – попросили меня Моня со Шлёмой.

Я молча кивнул, прекрасно зная, что выход заперт, а ключ у меня в кармане. Пусть сбегают, потопчутся, поймут, что в жизни есть вещи более важные, чем прямо сейчас съесть юную госпожу Воронцову. Природа, знаете ли, основные инстинкты бывают разными…

– Ну что ж, братия? Эту берёте ли? – безуспешно взывал громила, тряся за узкое плечико бледную пленницу в кружевной ночнушке. – Кто за неё заплатит? Кому счёт предъявить? Тока побыстрее, а…

Ага, теперь и до него дошло, что дармовое пиво тоже требует выхода. Сколько мы ещё протянем? Пять минут, десять? Практически вся толпа упырей и вурдалаков толпилась у запертых дверей, надсадно выясняя, у кого ключ, кто виноват и что делать. Подозреваю, что два последних вопроса станут ключевыми в истории Российской империи…

– Эй, мужичьё! Так кто пленницу-то покупать будет? Чего зазря продавца мучаем, не по-христиански как-то получается, а?

Должен оговориться, что христиан на тот момент в зале практически и не было. Ну я да тройка перепуганных пленниц явно не в счёт. Подавляющее большинство в этом заведении к добрым христианам никаким боком и близко не стояло.

– Иловайский, а ты, случаем, ключа не видел? Ить лопнем же… – навалились на меня с обеих сторон Моня и Шлёма.

Пришлось изобразить некую рассеянность…

– Ключ? Ох ты ж матерь божья, царица небесная, что-то и не припомню даже… А что за ключ-то, собутыльнички?

– Медный такой, с прозеленью, от входной двери, – едва ли не хором взвыло всё упырье братство, включая переминающегося с ноги на ногу здоровяка на сцене.

– Что-то смутно знакомое… Ну да бог с ним. Сейчас главное, кто пленницу выкупит, так ведь?

– А хрен тебе, сейчас совсем не это главное! – единодушно отозвались упыри, и в принципе как мужчина я вполне понимал справедливость их душевных порывов. Просто я-то это пиво не пил…

– Эх и хотелось бы мне хоть одну пленницу приобресть. Да денег нет. Однако же…

– Чё?!! – хором отозвался народ.

– Кажись, припоминаю, где ключ лежал.

– Одну пленницу забирай, на свой выбор! – не думая, сорвался плечистый торговец.

– Неужто не шутишь? Одну могу взять?

– Да бери же, гад ты эдакий, не мучай…

– Одну… – искренне вздохнул я, ощупывая карманы руками. – Чтой-то не видать ключа. Неужто запамятовал?! Или голова не тем занята? Тьфу, что ж это я, грешный, сразу о трёх-то думаю…

– Да провались ты вместе с ними! – тонким фальцетом, падая на колени, взвыл здоровяк. – Ключ!!!

– А почтенное сообщество не против ли?

– Чтоб ты подавился, казачок, – дружным хором простонал корпоратив. – Всё бери, тока скажи, где ключик заветный видел?

Я тепло улыбнулся присутствующим, выждал напряжённую минуту и, скромно достав из кармана ключ, повертел его на пальце. Моня и Шлёма кинулись первыми, завывая от счастья. Я легко бросил им медную дорожку к избавлению и рванул в боковую комнату. На то, чтоб собрать всех пленниц воедино, вывести наружу и уйти за перекрёсток, потребовалось не более двух минуточек. В погоню никто не бросался, все были заняты куда более важным и личным делом.

Улица превратилась в ревущий поток, безмятежно гуляющих прохожих попросту смывало, а я вёл свой маленький отряд в противоположном направлении, прямиком к Хозяйкиному дворцу, ибо других шансов выбраться на поверхность у нас реально не было. Переть через гудящий в праздничном угаре Оборотный было смерти подобно! До заветной арки, быть может, дотопал бы один я, все прочие ушли бы на закуску. К тому же, когда за следующим поворотом к бедняжкам вернулся дар речи, стало ясно, что всё произошедшее было цветочками в преддверии ягодок. Волчьих.

– Ой, а куда это мы бежим? А зачем? А чего эта тощая с нами увязалась? А гоните её, она небось из образованных, а мы академиев не заканчивали! А чего казачок-то такой неразговорчивый? А чё тут за река жёлтая?

– Хуанхэ, – не оборачиваясь, бросил я, выворачивая к площади, но теперь уже Маргарита Афанасьевна решила проявить себя, отодвинув говорливую бабёнку на второй план.

– Хорунжий Иловайский, мне плохо… Голова кружится, в глазах темно, и сердце, сердце… останавливается…

– Хорошо, я передам Василию Дмитревичу.

– Что передадите? – Младшая дочь губернатора резко перестала изображать умирающего лебедя.

– Что вы покинули этот мир в жестоких муках, с его именем на устах, и слёзно просили его в память о вас жениться на вашей сестре! Аминь?

– На Настьке?! Да она же стерва, у неё веснушки, а ещё она себе в корсет капустные кочаны подкладывает для объёма!

– То есть нет?

– Категорически! О как мне плохо… мне ещё хуже… я почти умираю…

Та молодая крестьянка, что и вправду падала в обморок, не желая подобного случайной подруге по несчастью, просто подставила крепкое плечо, помогая столбовой дворянке передвигать ножки. Говорливая тётка попробовала переключиться исключительно на меня, обошла по бордюрчику, прыгнула мне на спину и промахнулась. Ну или… честно говоря, я сам чуточку увернулся. В общем, искупалась она по полной программе и дальше хлюпала за нами вслед, бранясь, как сельская кошка, упавшая с крыши в помойное ведро. Пару раз нас пытались остановить…

– Ба, хорунжий! Куда тебе столько, поделись с пацанами?

– К Хозяйке веду, на романтический ужин. Есть вопросы?

– Ни-ни-ни, может, проводить?

Спасибо, сами доберёмся, молча козырнул я, и уличная банда из восьми людоедов отвалила с извинениями. Потом нашёлся ещё один…

– Господин Иловайский, я полагаю? Позвольте представиться…

– Не позволю, мы спешим.

– Но продайте же мне хоть одну из этих милых курочек, – взмолился пузатый вампир-некромант в котелке, с изящно вздёрнутыми усиками. – Серые клеточки моего мозга говорят, что эта девица из села, вон та очень начитанна, а вот эта… страдает энурезом?

– Нет, она им наслаждается. Берёте?

– Э-э… я передумал. Позвольте откланяться…

А вот откланяться я всем желающим позволяю крайне охотно. Иногда просто предел мечтаний моих и грёз юношеских, чтоб все в этом чудном городе резво отвалили от меня во все стороны и я хоть какое-то время провёл со своей ненаглядной наедине, без всех этих упырей, вурдалаков, чертей, ведьм, бесов, магов, людоедов, оборотней и прочей общительной нечисти…

Мы остановились только тогда, когда я уже практически начал таранить железные ворота лбом. Медные головы обалдело уставились на меня немигающими глазами:

– Илюха, это… чё за гарем?

– Это… – задумался я, жестом затыкая рты всем желающим высказаться девушкам. – Кать, нам бы наверх, а? Не поспособствуешь божескому делу?

– Ага, щас чё потяжелее возьму да и поспособствую! Тебя сразу испепелить или подрумянить с корочкой?

– Что вы себе позволяете?! – невзирая на мой протест, взвилась милашка Маргарита. – Да я дочь генерал-губернатора Воронцова! Мой папенька вас пороть прикажет!

– Ёлкин дрын, какие у него эротические фантазии, – тяжело вздохнула левая львиная голова. – Ещё есть желающие высказаться или лимит самоубийц на сегодня исчерпан?

– А кто исчерпан-то? А чего его исчерпали? А я ничего не черпала? А где тут черпалки-то раздают? А я чё, я тоже черпать хочу!

– Сейчас черпанёшь по полной, – тепло улыбнулась вторая голова, и я поспешно закрыл дурно пахнущую тётку грудью, раскинув руки крестом.

Львиная морда поперхнулась собственным пламенем, выпустила чахлую струйку дыма через нос и укоризненно уставилась на меня.

– Иловайский, тебе знакомо выражение «всю малину… унавозили»?

– Ассоциацию уловил, – несколько рассеянно протянул я, поскольку отвлёкся на нарастающий шум шагов. Мостовая начала заметно вздрагивать…

– Ты как умудрился столько упырей одним махом обмануть? Тебе б с таким талантом в МММ цены не было, погубитель. Вваливайте!

Калитка распахнулась как раз вовремя, чтоб я успел втолкнуть туда трёх побледневших пленниц и запереть за собой засов. Минутой позже бурлящая толпа опомнившихся корпоративщиков героически добежала до площади перед дворцом.

– Матушка Хозяйка, а тут, часом, Иловайский не пробегал?

Глупый вопрос, а главное, такой несвоевременный… Две львиные пасти наконец-то с рёвом наслаждения выпустили так долго сдерживаемое пламя, и площадь на долгую минуту превратилась в точную копию пекла в миниатюре.

– Да мы тока сказать хотели, что при покупке пяти бочек пива шестую дают бесплатно, – простонал последний из удирающих. – Ну ежели вдруг увидите его, так скажите, что мы уже откупорили за его здоровьечко-о!

– Упс… – великодушно извинилась скоропалительная (в прямом смысле) Катенька.

Мы прошли по дорожке между оград с адскими псами. На этот раз они рычали всерьёз и на моё присутствие благостно не реагировали, видимо чувствуя настроение своей госпожи. Всё честно, людям в Оборотном делать нечего, тем более посторонним девушкам, да ещё в хоромах самой Хозяйки.

– Подождите меня здесь, я быстро.

Дочь губернатора Воронцова обиженно наморщила носик и отвернулась, остальные также не высказали восторга, но тоже промолчали. Я рысью взлетел по лестнице на второй этаж, в горницу. Зоренька ясная сидела в той же одёжке на вертящемся стуле, ко мне спиной, и вроде бы не собиралась оборачиваться.

– Это которая блондинка? Ничё, хвалю, вкус есть. Бюст пусть поливает почаще, глядишь, и вырастет. Типа шутка. Ха-ха. Понял?

– Да не ревнуй ты, ласточка моя, – как можно нежнее попросил я. – Вот верну Маргариту Афанасьевну её папеньке, и всё забудется!

– Ну-ну, надеюсь. Я, кстати, выяснила, какая бандитская группировка взяла на себя ответственность за её похищение.

– Фифи?

– Фу-фу! Нет, эта рыжая стерлядь в этом деле не замечена. По крайней мере, лично. – Катя выразительно подняла вверх большой палец. – Наши сейчас активно ищут пропавшего Жарковского, а именно он, скорешившись с беззубым потомком рода Дракулы, и провернул всё это дельце. Причём с одной-единственной целью – подставить некого хорунжего Иловайского. Знаешь такого?

– Добить надо было, – вздохнул я, признавая свою вину.

– Вот именно. Этот придурок доставал меня ещё в универе. Но как он умудряется из этого мира лазить в Инет, ума не приложу?! Блог ведёт, в ЖЖ отписывается. Я по отдельным ссылкам на него и вышла.

– Спасибо, солнце моё ясное.

– Плиз, силь ву пле, битте-дритте! Только с обнимашками не лезь, пока эта кукла Барби у меня за дверями в ночной сорочке трётся. Уводи их уже! Видишь, я нервничаю…

– Да они и сами бы рады убраться, но как…

– Бери всех в кучу и тащи за ворота. Отсчитай три шага по прямой. Держи всех за руки, мне там новый портал вчера установили. Как раз и опробуем…

На выходе заждавшиеся девушки было вновь накинулись на меня с вопросами, я, как мог, успокоил всех и быстро отвёл с Хозяйкиного двора. Голос в динамиках, быть может, самую чуточку потеплел…

– Иди, иди, не бойся. Уж тебя-то не обижу. Куриц этих держи на коротком поводке! Увижу, что хоть одна к тебе прижимается, – всё, фарш, котлеты, детский дом, пусть малыши мясному порадуются. Переведи им на церковнославянский, а то у них лица непонимающие…

– Ну, Кать?!

– Ладно-ладно, улыбнитесь, вас снимает скрытая камера-а!

В тот же миг мостовая под нашими ногами растворилась, и мы вчетвером рухнули в зелёное пламя бездны. Девушки завизжали так, что и натянутая на уши папаха не спасала меня от боли в барабанных перепонках. А уже через секунду, открыв глаза, мы всей компанией сидели на травке за околицей. Солнышко уходило за обеденное время, деревенские псы, озадаченные нашим внезапным появлением, не спешили лаяться, а лишь неуверенно перегавкивались, словно советуясь друг с дружкой, как реагировать на такенные-то чудеса.

Первой пришла в себя молчаливая сельчанка, резво вскочившая на ноги и, не сказав ни «спасибо», ни «до свиданья», дёрнувшая бегом до дому. От болтливой заразы мы не могли избавиться вплоть до дядюшкиного двора, а уж там её рыжий ординарец нагайкой отогнал, и то с усилиями. Нежная Маргарита, как девица благородных кровей, вела себя тише воды ниже травы. Шла за мной на цыпочках, стыдливо опустив очи долу, и весь лик её являл подлинное смирение, всепрощение и кротость. Не знаю, кого как, но меня это не обманывало ни капельки! Какой разнос это голубоглазое чудо устроит своему папеньке за непредупреждённое похищение и малоприятную экскурсию в упыриный подвал, можно было только догадываться…

– Разрешите войти? – Я деликатно постучал в дверь, сунул нос в щёлочку и понял, что входить не надо.

Губернатор Воронцов и генерал казачьих войск Иловайский 12-й сидели за столом, скинув мундиры, и по-простому резались в карты на щелбаны. Три или четыре пустых штофа у ножки стола (гусарская традиция) подтверждали, что ни папенька о судьбе дочери, ни дядюшка о любимом племянничке особенно не волновались…

– А мы вальтом-с!

– А мы дамой трефовой, роковой!

– А я вашу даму, стыд сказать, разверну да и остудю червями!