Текст книги "Революционная сага"
Автор книги: Андрей Марченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
Драка в трактире
В смутное время и деньги были смутные. Ассигнации с орлом двуглавым коронованным, керенки опять же с орлом, но уже раскоронованным. Норовили расплатиться даже билетами военного займа, теми самыми под пять и одну вторую процента…
Хозяин придорожного трактира не оставался в долгу – в его заведении кормили отвратно. И мясо было подгорелым, и пиво разбавляли нещадно. В общем, не еда, а сплошное расстройство желудка.
И народец здесь обращался не самый изысканный. Руки перед трапезой не мыли, ели быстро, не обращая внимания на правила приличия. Ввиду того, что часто обедали здесь в первый и последний раз, посетители старались удалиться по-английски. То бишь, не прощаясь и не расплачиваясь.
Но было еще это бедой небольшой – за последние два месяца трактир три раза поджигали, в основном неудачно, но один сарай все же сгорел.
Неизвестно, отчего владелец не бросал свое занятие вовсе. Наверное думал, что хуже быть просто не может и не сегодня-завтра дела пойдут лучше. Но приходил новый день и неприятно удивлял. Хозяин подсчитывал убытки, мечтал о небьющейся посуде и мебели, которую невозможно поломать.
Тот день вроде бы проходил спокойно. Означало это, что клиентов было немного.
Возле окна, отперевшись на бутылку пива сидел человек уже не первой молодости, но не седой. Свой стол, рассчитанный на шесть персон, он занимал безапелляционно: на части помещалась его доеденная трапеза и недопитое пиво, на остальной столешнице валялась шляпа и безобразным горбом возвышался видавший виды макинтош.
В обеденном зале было предостаточно места. Но ясно было с полувзгляда – даже если трактир набьется под завязку, этот человек все равно не уберет плащ шляпу, будет неспешно заканчивать трапезу в одиночестве.
Еще ближе к кухне спешно поглощала свой обед девушка.
Казалось – все нормально. Эти шуметь не будут, вероятно расплатятся по счету. Проблемы могли возникнуть, наверное, с мужчиной. Но владелец трактира уже был ученым и отлично знал, когда и как избегать проблем.
Но такие времена – беда появилась без предупреждения. На большой дороге появились конные.
Трактирщик затаил дыхание: а вдруг обойдется?
Но нет – конные остановились, спешились.
Хлопнула дверь, открытая ногой. Зашли четверо, щедро теряя грязь со своих сапог.
По трактиру прошли грозно, шумно, словно не жаль им было этого мира, этого трактира, этого пола, помытого женой трактирщика только вот этим утром.
Гости не подошли к мужчине. Лишь посмотрели на него зло и сурово. Тот почувствовал взгляд, но не стал прятать глаза, а сам холодно посмотрел на входящих. Те не выдержали, отвели взгляд. Мужчина вернулся к прерванному обеду.
Дольше и совсем иначе смотрели на девушку, но пока оставили ее в покое. Уселись за столик в самом центре зала. Расселись каждый у своего края стола, так, чтоб видеть весь трактир.
– Хозяин! Выпить и закусить! И не боись, не жлобься, расплатимся!
Трактирщик стал метать на стол. Делал это не шибко весело, отлично понимая, что обещание расплатиться – не более чем красивое обещание, не имеющее с реальностью ничего общего.
Конечно, – думал трактирщик, – можно их напоить в драбадан, а потом обобрать. Но, во-первых, может статься, что у них столько финансов не имеется, и драбадан просто не окупится. Во-вторых, придя в себя, гости могли начать качать права. Но этого можно было избежать, устранив гостей. А что, дело житейское – времена нынче неспокойные… Этих уж точно никто не кинется.
Ведь эти гады, могут пить до утра. А если их никто не спугнет, будут сидеть в трактире хоть целую неделю, порядочных клиентов пугать, а затем хорошо если уйдут не расплатившись, а так ведь могут и красного петуха пустить.
Позвать кого-то на помощь? – думал трактирщик. – Так ведь потом с помощниками не расплатишься. А это ведь стреляные ребятки: расселись так, что врасплох не возьмешь. Кого не попадя звать нельзя. Как будет времени за полночь, надо будет сыпануть им в пива яду да закопать рядом с предыдущими. Дорог нынче яд, да что поделать… Нет, определенно, сплошные убытки.
Думая так, трактирщик тем не менее, метал на стол. Под видом водки в запотевшем штофе подали очищенный самогон. К нему квашеную капусту, затем на первое – щи, со сметаной и чесноком, на второе – каша с тушеным мясом.
Прибывшие выпили по первой.
Алкоголь попал на старые дрожжи, стало веселей.
Главарю вовсе показалось, что он просто неотразим.
Ах, как восхитительно от него пахнет чесноком, как умело, как виртуозно он умеет ругаться матом. А еще он уверен в себе, силен. Такие определенно нравятся бабам. А если не нравится – то его такие мелочи его волнуют не сильно.
Хотелось любить и быть любимым.
Главарь думал потребовать, дабы хозяин трактира позвал свою жену, но заметил, что, совершенно кстати в помещении, уже имелась какая-то дама.
Правда, как на его, главаря вкус, худая, наверное, какая-то институтка. А может даже какая-то графиня. Но разнообразия ради – можно…
Не очень смущал и посторонний мужчина у окна. Возможно, бывший офицер он выглядел чересчур интеллигентно, чтобы быть опасным. Да что там, дабы произвести на барышню большее впечатление, этого хлыща можно и пристрелить.
По залу главарь прошелся развязанной походкой, задев по пути ни в чем не повинный стул.
– Нельзя ли пригласить дамузаель к нашему столу? – спросил главарь у девушки.
– Нельзя… – отметила девушка и вернулась к своему супу с лапшой.
– Может, все же вы будете столь любезны, и согласитесь…
– Не буду, уж простите…
Тяжелая рука легла на плечо Ольги и подняла девушку со стула.
– Будешь… – прошептал бандит. – Тебе понравится с нами! Сама потом будешь проситься.
Девушка стояла перед главарем – такая маленькая, такая хрупкая рядом с ним.
Сотоварищи главаря отвлеклись от еды и наблюдали за действом похохатывая.
…И тут произошло нечто старенное, непонятное. Девушка крутнулась на месте, освобождаясь от руки на плече, выскользнула волчком из-под ладони. Бандит попытался ее схватить, но поймал лишь воздух. Потерял равновесие, но будто выровнялся… И тут же получил несильный удар по спине…
Мгновением позже он лежал лицом прижатый к столешнице. Промелькнула мысль, что надо набить хозяину морду, дабы тщательней вытирал столы.
Попытка распрямиться не удалась – тут же взорвалась болью рука, заломанная за спину.
Его приятели вскочили на ноги, и положение тут же изменилось – руку отпустило. Главарь развернулся на каблуках, уверенный в том, что теперь то он не попадет впросак.
Но в лицо ему тут же ткнулся ствол пистолета.
– Руки вверх… – произнесла девушка почти нежно.
Она не говорила, что будет стрелять. Это было понятно без слов.
Скосив глаз, главарь смог рассмотреть оружие. Это был не дамский револьверчик, а вполне порядочный ухоженный немецкий «Parabellum».
Пистолет этой марки имел ту неприятную особенность, что его ствол не был заключен в ствольную коробку. Лишь на конце ствола имелось утолщение с мушкой.
И теперь он чувствовал, как ствол вползает, вдавливается в его ноздрю. И прицел с утолщением совсем его не спасут, а скорей наоборот…
Трое оставшихся, было, сделали несколько осторожных шагов, обходя зону конфликта полукругом. Но из кармана пиджака дамы появился иной пистолет, маленький, жилетный. Из такого можно было сделать лишь один-два выстрела, а потом пришлось бы долго перезаряжать. Однако, отчего-то нарваться на эту единственную пулю не хотелось.
– Ни с места… И руки… Если вы будете держать руки так, что я их видела, ваши шансы остаться живыми резко возрастут.
Огромные «маузеры», где-то более похожие на винтовку, чем на пистолеты оставались в своих огромных деревянных кобурах. Они выглядели устрашающе, били далеко и точно, да вот беда – выхватить и взвести такую махину быстро, было невозможно.
– Ну, давай, скажи что-то, чтоб у меня был повод разнести тебе голову вдребезги!
Вместо того, чтоб разговаривать, главарь перестал дышать.
– А жаль… Твоя смерть была бы неоценимым уроком для твоих товарищей… Наверное, обойдемся без морализаторства. По той причине, что значения этого слова вы не знаете. За сим буду кратка. Если вам удастся выйти из этого дома живыми – садитесь на своих лошадей и скачите, пока те не падут. А затем идите пешком. Потому как если я увижу ваши морды еще раз, то посчитаю, что вы меня преследуете. И перестреляю без разговоров. Я понятно излагаю?
Трое кивнули. Четвертый по-прежнему не дышал.
Девушка кивнула:
– Будем считать, что молчание – знак согласия. А теперь быстренько, тихонько – вон отсюда, чтоб не было мучительно больно за руки, которые я вам сейчас поотрываю!
Ствол «парабеллума» вышел из ноздри хлопком, будто выдернули хорошо притертую пробку из небольшой бутылки.
И тут же все четверо сделали шаг назад, отступили, словно какой-то хорошо сыгранный кордебалет.
– Стоять! – одумалась дама. – За обед расплатитесь!
Из чьего-то кармана появилась серебряная монета, большая как чайное блюдце.
– Достаточно ли? – спросила девушка.
Трактирщик только кивнул. Горло пересохло, в нем застревало дыхание, не то что звуки.
– Вон пошли! – распорядилась девушка.
Четверо были рады стараться.
Еще через две минуты за окнами простучала дробь копыт четырех лошадей.
В трактире стало мучительно тихо. Так тихо, что слышно стало, как под половицей скребется мышь. И тут Ольга услышала, что за ее спиной кто-то хлопает в ладоши. Она обернулась. Ей неспешно рукоплескал второй посетитель этого забытого трактира.
Еще он давился беззвучным смехом:
– Браво, мадам ей богу браво! Снимаю перед вами шляпу, и между прочим – лишь немногие удостаивались такой чести. Вы мне определенно симпатичны!
Шляпа по-прежнему лежала на столе, но мужчину это не смутило. Незнакомец поднял ее со стола, надел только для того, чтобы тут же поднять словно в знак почтения.
– Рихард Геллер. – представился он. – К вашим услугам…
– Ваши бы услуги мне не были лишними минут пять назад.
Новоявленного собеседника это не смутило:
– Да бросьте вы! Вас прикрывали двое.
– Двое?
– Двое… Я и мой «Шошет».
Геллер немного поправил макинтош. Под ним был ручной пулемет.
Отчего-то именно так и назвал Геллер свое оружие, на какой-то непонятно-щегольской манер: «Шошет». Все остальные обычно звали оружие более экономичными тремя буквами…
– «Шош». – узнала Ольга пулемет. – хорошая машинка, сравнительно легкая. Только последние три патрона хронически заклинивает.
– И снова браво! Обожаю дам, которые разбираются в оружии… Не пересядете ли ко мне? Здесь так неуютно и тоскливо.
– Спасибо. – ответила Ольга впрочем убирая пистолеты. – Но если одиноко и тоскливо вам, зачем пересаживаться мне? И предыдущий случай вас ни на какие мысли не наводит?
– Хорошо. – согласился Геллер. – А если я к вам пересяду, вы меня убьете сразу? Или дадите немного насладиться вашим обществом.
– Смотрю, от вас так просто не отвяжешься. Ладно, чего уж тут, присаживайтесь. Но если чего пойдет не так, как вы себе надумали – уж не обессудьте.
Рихард кивнул и стал переносить свои вещи. Сделал это в два захода – сначала перетащил свой пулемет, потом остальные вещи. Наконец, набросил макинтош поверх пулемета.
– К слову. – сказал Геллер, хотя последнее слово было произнесено минуты три назад. – К слову, а как вас зовут?
– Ольга.
– Очень приятно, Ольга! А чем в данный исторический момент вы занимаетесь?
– Приблизительно ничем.
– Ну надо же! Мы с вами, оказывается, коллеги!
Вокруг стола суетился трактирщик: запоздало вытирал пыль, переставлял приборы. Всем своим видом пытался показать свою услужливость.
– Да не дрожите вы так – этой банде каюк. – попытался успокоить его Геллер. – На следующем привале они друг друга порешат. Ну не допустят те трое, чтоб ими командовал кто-то проигравший ба… pardon… очаровательной даме. Ну а тому будут колоть глаза, что его опозорили…
– Не изволите чего-то заказать еще? – не унимался хозяин заведения.
– Когда изволим, брат, мы тебя пренепременно позовем. А пока – ступай, не мельтеши…
Трактирщик действительно удалился.
Геллер посмотрел в окно, вздрогнул… Отвел взгляд…
– Простите за вопрос… – Рихард с деланным наслаждением втянул воздух. – Ваши духи… Это кажется, цветы померанца?.. Кажется "Цветок невинности", фабрикации братьев Ферье?..
Ольга кивнула.
– Я говорил, что вы мне нравитесь? – продолжал Геллер.
Ольга кивнула:
– Да.
– Ну скажу еще раз. Лишним не будет. Могу повторить и третий раз – гулять так гулять… Вы вдохните воздух на улице. Если не отвлекаться на календарь – чистая весна!.. Слушайте, у меня есть великолепная идея – а давайте объединимся! Думаю, из нас выйдет отличная пара.
– Объединимся для чего?
– А! Это неважно! Какая-то работа для нас обязательно найдется.
– Нет, спасибо, я предпочитаю работать в одиночестве.
Из кухни через дверную щель в обеденную залу протерлась кошка. Осмотрелась, решила, что сойдет за хозяйку. Проследовала затем через весь зал, подошла к столику, где сидели Геллер и Ольга, и не то зевнула, не то беззвучно мяукнула.
Понятно было: кошки в этом заведении ловить мышей разучились давно и жили исключительно с подачек поваров и посетителей.
Рихард, так чтоб не видела Ольга, показал кошке кукиш. Дескать, уходи, ничего тебе здесь не обломиться.
Кошка, как ни странно все поняла, и, подняв хвост трубой, не теряя достоинства, отправилась обратно на кухню.
Геллер вернулся в разговор:
– Я тоже, как видите, люблю одиночество.
– Вы знаете, меня раздражают такие люди…
Геллер удивленно вскинул бровь:
– Какие…
– Есть определенный тип людей, которые говорят: "я люблю одиночество". Но начинаешь вникать в вопрос, оказывается у них семья, дети, работа. Эти люди никогда не ели одиночество полной ложкой. Не знают, как это встречать одному Рождество с Новым годом. Как жить, когда до ближайшего человека верст двести.
– Вы мне не верите? – Геллер сделал вид, что обиделся.
– Нет. – не стала врать Ольга. – Вы похожи на человека поверхностного. Вам признаться в любви – все равно, что убить человека.
– Уж не пойму, комплимент это или оскорбление… Просто вот такой я человек – стараюсь все решать сразу, брать быка за рога. Если человек мне нравится – я прямо говорю об этом. Если он меня раздражает – сразу стреляю. Ибо, вероятно, я его тоже раздражаю, и он тоже собирается выстрелить…
Ольга промолчала. Сделала вид, что суп с лапшой увлекает ее больше собеседника.
Потому говорить снова пришлось Геллеру:
– А, в самом деле, чем я плох для вас? Мы в воде ледяной не тонем и в огне почти не горим!
– Сие есть достоинство сомнительное. Смею заметить, что навоз коровий так же не тонет и горит крайне неважно.
– Экая вы злая! Давайте я вас поцелую, вас расколдую. Вы станете доброй и еще более красивой.
Ольга улыбнулась донельзя печально.
– Не думаю, что поцелуй тут может что-то изменить, тем более ваш…
– А давайте все же попробуем! Ведь поцелуй поцелую рознь. О поцелуе одного человека забываешь на следующий день, о другом поцелуе помнишь всю жизнь, вспоминаешь о нем на смертном одре, рассказываешь про него внукам, детям, если таковые имеются. О некоторых поцелуях ходят легенды.
– Например, об иудином поцелуе…
– Ну зачем вы так. – обиделся Геллер. – Вот на вашем поцелуе я бы смог бы работать многие месяцы – на самом деле я неприхотлив. Давайте условимся так: вы меня поцелуете, а я целую неделю не буду никого убивать без крайней на то нужды. Разве вам не хочется так просто спасти чью-то жизнь? А может это любовь, поздняя как эта осень?
– Нет. – Покачала головой Ольга. – Это не любовь. Это только флирт… Этакая полу-любовь как средство от полу-одиночества.
Вновь появился трактирщик. Поставил перед Ольгой чашку чая, блюдечко с нарезанным лимоном и плюшкой. Затем принялся убирать со столов ненужную посуду, протирать их.
Геллер, понял, что это дело одной минутой не ограничится. Потому сказал Ольге:
– Простите, я вас оставлю ненадолго.
– Отхожее место на улице, справа за углом. – услужливо подсказал трактирщик.
Геллер покраснел, словно курсистка попавшая по недоразумению в мужскую баню.
– Странный вы все же человек, Рихард. – в первый раз за разговор Ольга назвала Геллера по имени. – Я вижу, вам проще убить человека, чем признаться девушке, что хочется в туалет.
– Нижайше прошу прощения… Давно хотелось. – оправдывался сконфуженный Геллер. – Но сначала думал посидеть, потерпеть, пока на улице немного потеплеет. Затем ваше представление отвлекло.
– Да идите уже… До весны вам-то все равно не получится дотерпеть…
Нужник, как и трактир, был убогим. И, выйдя из него. Геллер закурил папироску. Пока курил – прохаживался, иногда нюхая рукав кителя.
На улице было холодно, но Рихард не спешил.
Ему все казалось, ткань пропиталась вонью нужника. И теперь Геллер ждал, пока она хоть немного выветрится.
Когда же Геллер вернулся, за его столом никого не было.
От девушки простыл и след. В воздухе медленно таял аромат ее духов.
Первым делом проверил пулемет – тот стоял на месте. Затем спросил трактирщика:
– А где дама?
– Она изволила откланяться. Расплатилась и уехала.
– Верните мне ее деньги. Немедленно и все до копейки.
В то время копеек в ходу уже не было, но суть фразы осталась трактирщику понятна.
Ему подумалось: сейчас этот посетитель заберет деньги, сам не расплатиться… Казалось, совсем недавно трактирщик избежал беды гораздо большей, чем два нерасплатившихся клиента. Но и теперь хозяина заведения уколола жадность.
Впрочем, все обошлось.
Геллер спросил:
– Сколько мы вам должны?
Трактирщик удивился настолько, что даже забыл обсчитать.
Впрочем, Геллер не забыл и про чаевые.
Еще через несколько минут простыл след и от Геллера.
Оставшись один, трактирщик стал пересчитывать деньги. Начал с бандитской монеты, думал, что серебро поддельное, напополам с мышьяком. Но нет, монета была чеканки хорошей. Пересчитал деньги оставленные мужчиной – те не выглядели столь надежно как серебро, но будто все же настоящие.
Разложив перед собой выручку, трактирщик ломал голову: а где же подвох? Неужели в этот день ему удалось получить прибыль. Да, будто так…
Но его тут же уколола другая мысль:
А вот если бы он не сказал, что девушка расплатилась, этот визитер, вероятно заплатил за двоих. Но что потом? Ведь если он встретит опять эту девушку, узнает, что та все-таки заплатила… Тогда он выделит время, чтоб найти трактирщика, и показать тому, что так поступать нельзя.
Вырисовывался поразительный вывод: выгоднее быть честным.
Хотя бы иногда.
-//-
Следующий посетитель трактира тоже был странным. Впрочем, это как раз было привычным. Время на дворе стояло такое, что нестранные сидели по домам.
Где-то через час, после того, как Геллер покинул заведение, через порог заведения переступил солдат при винтовке с черным бантом в петлице.
Чтоб не наследить, сел сразу у входа.
Попросил каши с капустой и шкалик водки.
Заказал немного, как обычно делают люди стесненные в средствах, но намеренные все же расплатиться.
Смущал только бант в петлице. Хоть и был он черным, но уж сильно напоминал большевицкий аналог. Ну и что с того, что черный – вдруг красной материи не нашлось?
Поэтому, выставляя заказанное, как бы между прочим, трактирщик поинтересовался:
– А вы, случайно, не из коммунистов будете?
– Никак нет. А что такое?
– Заведение не обслуживает большевиков авансом. Они все ходят с мыслью отменить деньги. Да только-то их отменят когда, а платить они не желают прямо сейчас…
Встреча у реки
У реки, возле перекрестка дороги полевой и прибрежной стоит серая мельница.
Отчего она серая? – спросит кто-то.
А кто его знает…
Должна же мельница быть хоть какого-то цвета. Без цвета никак нельзя.
Ну а вот отчего она именно серая? Может быть потому, что у того, кто эту мельницу строил, не было иной краски. А, может, она на самом деле не серая, а, скажем, зеленая. Просто очень запылилась за те года, что здесь стоит.
А стоит та мельница издревле. И когда первый человек протаптывал здесь первую дорогу, мельница уже крутила свои колеса. Может статься, что это вовсе первая мельница на земле. И именно глядя на нее, человек задумался: а не поставить ли силы природы себе на службу?
Мельница та довольно странная. У нее имеется два колеса – есть ветряк и водяное. Затем, никто не везет на нее зерно – даже в полночь. Да и не ждут никого на этой мельнице. По крайней мере, никого из людей. Будь иначе, в мельнице бы предусмотрели двери или хотя бы окна. Но кого этим удивишь в Эру Великого Негостеприимства?
Был случай: пыталась залетная банда, состоящая из нетрезвых мужчин, ворваться в мельницу. Налетели под вечер, да всю ночь бродили вокруг здания в поисках входа. Лишь под утро поняли, что такового не имеется. Стали рубить угол шашками, но только затупили оружие. Обиженные бандиты побрели прочь, впрочем, разложив у стен мельницы костры. Но хворост сгорел, не повредив серость.
Всем остальным прохожим невдомек, что у мельницы нет дверей и окон. Ибо, проходя по дороге, видят они две-три стены и решают, что дверь в четвертой. Где-то похоже думают те, кто по реке сей изволят плавать.
Может быть, сюда собранный урожай приносит Мрачный Жнец. Как известно, ему не требуются ни двери, ни дороги.
Но иные утверждают: это Мельница Ветров. Дескать, водяное колесо, через передачи вращает ветряк, а тот разгоняет ветры по белому свету. И в самом деле – в тех местах никогда не бывает безветрия. Но верно и другое: вода около мельницы никогда не замерзает. Соответственно имеется мнение и противоположное: это ветра заставляют воду течь. Но с иной стороны, тысячи рек справляются с переносом воды сами, и лишь на одной речушке имеется Серая мельница.
Возможно, здесь производят туманы: мешают воздух с водой. А затем невиданные посланцы разносят туманы по иным землям, разливая их по лощинам, оврагам, поймам.
Может статься, тяжелые жернова перетирают время. Размеливают эпохи, века до муки секунд?
Никто этого не знает.
Еще говорят, что некогда попал в эти степные края моряк. И сказал он, что это не мельница вовсе, а корабль. Придет время и он отойдет от берега, отрастит второе колесо, да и поплывет по своим делам.
Но пока стоит эта мельница на старом месте, колеса ее вращаются бесшумно – не скрипнут, не стукнут, только вода бьет по плицам…
-//-
Через проходящий мимо серой мельницы прибрежный тракт с поля к реке ползла улитка. Была она маленькая, никак не больше ногтя на мизинце. Ползла, как водиться, медленно.
Сначала Ольга прошла мимо, но, задумавшись вернулась. Не то чтоб движение на дороге было оживленным – хорошо, если утром за полчаса по ней кто-то проезжал, проходил. Но, беря во внимание скорость движения улитки, шансов выжить у той было немного.
Ольга подняла ее и бросила в камыши. Подумалось: "случись Последний суд, вдруг и зачтется".
Но следующую улитку встретила всего за семь шагов. Эту Ольга тоже подобрала, но выбросила в поле – до него было ближе.
И тут же увидела, одну, другую, третью… Все они ползли от поля к реке. Зачем? Может, потому что лето заканчивалось, и в камышах они собирались зимовать?
Ольге стало жаль выброшенной в поле улитки – теперь той придется рисковать, пытаться переползти дорогу еще раз. Идти в поле, искать ее?
Нет, Ольга решила помочь тем, кто был ближе, стала собирать их с дороги. Когда в жмене находилось дюжины две, стало ясно: всем тихоходам не помочь. Из травы на дорогу выползали все новые и новые твари.
Стало ясно: шанс переползти дорогу был не у всех. То там, то сям попадались раковины неудачников. Но выживших это не печалило. Их вообще ничего не печалило. Улитки даже не думали дожидаться более благоприятной ночи – просто ползли и все. Брали не скоростью, а количеством.
Ольга бросила в камыши собранную дюжину и зашагала дальше, стараясь не наступать на улиток. Это было все, что она могла для них сделать.
Далее река делала излучину. Повторяя изгиб русла, поворачивала и дорога. На повороте росла могучая ива. Казалось, что именно об нее споткнулась река, и теперь обтекает ее стороной.
Как раз из-за поворота, навстречу Ольге вышел старик. Шел он небыстро, опираясь на посох, за ним устало брела собака.
…На том берегу, из-за леса вылетел лихой и голодный ветер. Завывая, разогнался в поле, прижал к земле траву, спрыгнул с невысокого утеса, поднял по глади воды небольшую волну, но наигравшись той, бросил ее в камышах. Выбравшись на берег, застучал ветками дерева, растущего у излучины, и стал подыматься по склону.
Но движение, начатое ветром, не прекратилось. Что-то пока небольшое сломалось в дереве. И эта неправильность росла, убегала вглубь ствола. Вот дерево удивленно кракнуло…
Старик если и услышал тот звук, то не придал ему значения. Что поделать: чем ближе к зиме, тем сильнее стонут деревья, скорбят об опавших листьях, жалуются на наступающие холода, боятся, что не переживут морозы.
И когда старик проходил как раз под деревом, ветка качнулась, словно догоняя улетевший ветер.
…А затем рухнула наземь.
Может, человек посноровистей и успел бы убежать с опасного места, но это был явно не тот случай. Старик с интересом поднял голову, разглядывая, что же там, наверху так шумит.
Продолжалось это совсем недолго – через секунду старика на дороге уже не было. Вместо него, словно высокая трава, качались ветви ивы.
Собака, которая следовала рядом со стариком, теперь металась вокруг упавшей ветки.
Ольга вдруг поняла, что бежит. Рванула на помощь, сама того не осознавая. Скорлупы улиток трещали под ногами десятками. Но на это Ольга внимания не обращала.
Но, пробежав с пару саженей, увидела, что из веток поднимается старик – живой и будто невредимый. Тот пошатываясь, выбрался из завала, прошел немного и присел на придорожный камень.
Как бы то ни было, бежать смысла более не было. Уже спокойным шагом Ольга подошла к старику, тот подвинулся, освобождая место на камне. Девушка присела. Вдвоем смотрели на дерево и на то, что перестало быть его частью.
– А ведь вас запросто могло убить. – проговорила Ольга.
– Могло. – согласился старик с видом безразличным.
В самом деле – разве это новость. Нынче такие времена, что убить может по пять на дню.
Вероятно, не справившись с холмом, ветер опять стекал в дол. Проскользнул по дороге, и потрепав иву, побежал будто бы к серой мельнице. А может, и вовсе не к ней…
– Эк неладно ветка упала… – заметил старик. – дорогу перегородила.
Что-то прошептал под нос.
Ольга подумала: старик явно сдвинулся умом. Его ту едва не убило, а он про какую-то дорогу шепчет. Но дальше произошло нечто такое, что заставило Ольгу задуматься о целостности своего ума.
Ветка вздрогнула, напряглась. Словно какой-то тысеченогий спрут поднялась на тонких прутиках, качнулась. Ольге показалось на мгновение, что вот сейчас он набросится на них, довершит то, что не сделал своим падением, задушит…
Но нет, вместо того ветка, теряя листья, обошла дерево и поползла в камыши. Те трещали и ломались – за веткой оставался широкий проход. Затем раздался всплеск. Обломанная ветвь поплыла по реке. Пройдет время, она потеряет листья, ветки-прутики оторвет. Они начнут жить собственной жизнью, сами станут деревьями. А ствол со временем приткнется к берегу, пропитается водой, осядет на дно, превратившись в живописнейшую корягу…
Но это случится в будущем.
А пока коряга крутилась, занимая в водах реки удобное положение.
Мимо сидящих, со стороны, откуда явилась Ольга, прошла матушка, неспешно толкая перед собой коляску с младенцем. Получалось странно: версты три Ольга не видела человеческого жилья, откуда бы могла выйти мамаша. А толкала она коляску совсем не спеша, так, что Ольга должна была бы обогнать ее с полчаса назад.
Но нет. И матушку и коляску Ольга видела впервые в жизни.
Вежливость предполагала поинтересоваться пройденными дорогами.
– Откуда идете? – спросила Ольга.
– Э-э-э… – старик кивнул на дорогу, по которой пришел. – Оттуда…
В его словах девушка совсем не почувствовала желание обидеть. Очевидно, собеседник просто не знал названия мест, через которые шел.
– А идете, – предположила девушка, указав в противоположную сторону, – наверное, туда?
Геддо пожал плечами:
– Можно и туда сходить… К слову, в краях, откуда вы путь держите, спокойно? – спросил старик?
Ольга покачала головой.
– Я, знаете ли, работала на Скобелевском заводе бронепоездов. Не так давно у нас один состав купила… Э-э-э… группа людей преступных наклонностей издалека. Но пока они бронепоезд перегоняли, то сделали несколько пробных налетов на города. Ну знаете ли: прибывают на вокзал или на окружную. И говорят, мол, пусть граждане славного города вынесут нам отступные, выкуп. А иначе мы… В смысле они… Открываем огонь…
– И как, несут?
– А куда они денутся?.. Да вот только бронепоезд уйдет, а за ним остается рваная рана: в ограбленных городах народец злится, собирает ополчения. Поглядывает косо в сторону городов неограбленных. Те на всяк случай свою армию вербуют… Ну коль пошли такие дела – вспомнят старые обиды… Оно ведь как: если долго махать шашкой, то наверняка чья-то голова слетит. А у вас как, спокойно было?
– Было-то спокойно. – согласился старик. – да только то и слово, что «было». Жил, понимаете ли, никого не трогал. Затем появились какие-то смутные люди. Не то большевики, не то наоборот. Очень скоро их не стало, но разве покой после этого вернешь?
– Вы их убили? – Девушка смотрела на старика удивленно, но совсем без удивления.
– Не совсем я… Мой пес. Сделал он это помимо моей воли, но я ведь все равно в ответе, разве не так?
Собака в это время лежала возле их ног. Ольга присмотрелась к ней: с виду обычная дворняга, не самая крупная из тех, что доводилось видеть. Если бы такая повстречалась на пути – ничего ни приятного, но и ничего страшного. Но если деревья могут ползать, то от дворняг можно ожидать всего, чего угодно.
– А вы куда идете, если не секрет?
– Теперь моя очередь сказать: «э-э-э»… Сама не знаю.
– Хм… А нам оказывается по дороге… Не желаете ли составить кампанию. Вдвоем оно как-то веселей бродить? Только сразу хочу предупредить – со мной может быть опасно.
Девушка кивнула: ничего страшного, бывает…
– Куда пойдем? – спросила девушка.
– Туда, где не было меня, и куда не заходили вы… Таких мест, я думаю, достаточно. Может, среди них найдется место поспокойней. Хотя, как мне кажется, спокойствие ноне роскошь, которую никто не в силах себе позволить.
Через мосток возле серой мельницы они перешли через реку. По пыльному шляху пошли к леску. К тому самому, откуда вырвался ветер, их познакомивший.
