Текст книги "Революционная сага"
Автор книги: Андрей Марченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
Прибытие в город
Потом, в большевицких и монархических анналах не без злорадства писали, что после ухода белогвардейцев из Великого Кокуя, в городе началась анархия. По этому поводу анархисты очень обижались: во-первых, к порядкам, а вернее, беспорядкам в городе они не имели ни малейшего касательства. Во-вторых, анархисты ратовали за идею все же безвластия, а не бесправия и беспорядков.
Оставшись без командира в городе, народ впал во все тяжкие. За несколько часов в городе не осталось ни одной целой витрины, лилась кровь. Пили так, словно похмелье невозможно. И многие действительно до него не доживали.
Говорили, что некоторые отцы, любя, убивали своих дочерей, дабы те не умерли от руки посторонней, смертью тяжелой.
…Но ближе к вечеру в город вошел отряд где-то из полудюжины конных, за которыми следовала тачанка. Солдаты в отряде были вооружены, отчего смогли беспрепятственно доехать чуть не до центра городишки.
Но три квартала до центра они напоролись на банду, грабящую гастрономию. Как раз тут же, перегородив улицу, стояла телега с невыпряженной убитой лошадью.
Конные могли бы проскочить сквозь толпу, но у тачанки такой возможности не было. Потому отряд остановился в саженях десяти от магазина. Словно почувствовав угрозу, оставив грабеж, к ним навстречу шагнули горожане. Те самые, что два дня назад бросали цветы под копыта лошади полковника Подлецова.
Прибывшие у них вызывали смутное беспокойство, но не более. И когда пассажир тачанки попросил освободить дорогу, ответом был дружный хохот.
Тогда в тачанке поднялся человек, похожий скорей не на командира, а на доктора, и, опираясь на плечо возницы, крикнул:
– Освободите дорогу, мрази! Пока добром прошу.
Смех стих. На лицах появились недобрые улыбочки, руки в карманах стали нащупывать ножи. Вот сейчас, сейчас крикни, скажи недоброе слово, и начнется злая кутерьма.
Но криков больше не было. Напротив старик что-то прошептал, так, что не слышали и ближайшие, сделал жест в сторону в сторону одного горожанина.
Тот чуть не сразу стал беспокоиться: сначала осматривал себя, хлопал по частям тела, затем крикнул:
– Горю!.. Братцы!?! Горю же!!!
Никто не видел на нем языков пламени. Но через десяток секунд стало видно: кожа у обывателя краснеет по всему телу. Словно пот, крупными каплями выступила кровь. Кожа истончалась: стало видно жгуты мышц, арматуру вен. Кровь лилась уже потоком. Горожанин кричал что-то нечленораздельное. Затем упал на землю, катался, будто пытаясь сбить с себя невидимое пламя.
Но еще до того как он навсегда затих, оставшиеся в живых, выпрягли мертвую лошадь, оттащили преграждавшую путь телегу.
Кавалькада покатила дальше.
-//-
Каким-то странным образом слава бежала впереди тачанки Лехто.
Он остановился в гостинице «Метрополь», затребовав себе лучший номер. Портье сообщил, что лучший номер уже занят, но с жильцом он попытается поговорить… Но колдун махнул рукой: давайте лучший из свободных.
Получив номер, он тут же завалился спать. Пока Лехто отдыхал, в квартале все ходили на цыпочках.
А когда проснулся, оказалось, что его ждет делегация "лучших граждан города", кои коленоприклонено просили вступить в должность отца города.
Хоть прибывшие солдаты и утверждали обратное, после некого раздумья Лехто согласился.
По старой доброй русской традиции новоиспеченному городскому голове тут же предложили немаленькую взятку.
…И почти сразу посланцы почувствовали нечто недоброе, когда сей голова от подношения отказался. Впрочем, распорядился деньги далеко не прятать.
А когда на лестнице утихли шаги делегации, в дверь номера снова постучали.
– Кто там?
– Ваш сосед из номера «люкс»…
– Войдите. – разрешил Лехто.
На пороге стоял Рихард Геллер.
– А, это опять вы? – усмехнулся Лехто. – Как говорил один мой хороший друг: "Это становится уже скучным".
– У вас есть друзья? Вот бы никогда не подумал.
– Ну вот, пришли ко мне незвано, говорите совершенно перпендикулярные вещи.
Лехто стоял, опустив руки по бокам. Меж тем, они не были расслабленными. Колдун шевелил пальцами, будто тем не было покоя. Рихард подумал: наверное, где-то похоже дрожат руки у людей страдающих пляской святого Витта.
Но нет… Пальцы у колдуна дрожали, как у стрелка, который вот-вот должен войти в бой. И от того, как быстро он выхватит оружие, нажмет на спуск – зависит жизнь.
Рихард не видел у Лехто какого-либо оружия, но это совершенно его не обманывало. В присутствии колдуна было бы нежелательно делать резкие движения. По крайней мере, если хочешь дожить до вечера…
– Кстати, а что это вы ко мне да без пулемета? – подтверждая вывод Рихарада, спросил колдун.
– Увы и ах, не обзавелся пока. У меня имелась винтовка, но единственный патрон к ней закончился день назад.
– Ах, право, какая нелепость…
– Ну да, ну да… – кивнул Рихард.
– Так чем, собственно, могу быть полезен?
– Приглашение вступить в вашу банду… pardon… в армию… Оно еще в силе?
– А что?
– Я передумал.
Лехто усмехнулся:
– Я, представьте себе, тоже. Вам был уже дан шанс, а вы сбежали, тем паче убив моего человека… Так что на вашем бы месте я бы усиленно молчал.
– Знаете, я вот много думал о том побеге… И пришел к выводу, что не все так просто было. Ну скажите, зачем послали часового будить меня ни свет ни заря. У вас что, обострилась бессонница, и вы захотели скоротать ночь со мной? Куда делись посты в ту ночь? Отчего никто не кинулся часового, не погнались за мной?.. И что самое странное – как вы снова нашли место, куда подался я, мои попутчики…
– Ну и к какому выводу вы пришли? – поинтересовался Лехто.
– Этот побег мне устроили вы. В часовые назначили человека плохонького, которого не жалко. И посты убрали… А когда я бежал по деревушке, вероятно, смотрели за мной из-за ставен и тихонько хихикали… Ведь так все было?
Но Лехто в ответ только прищурился:
– Детали неважны. Впрочем, вы продолжайте…
– А что тут продолжать? Дальше вы меня как-то выколдовали, пошли по моему следу. Думаю, вам такая задачка – как игрушка. Я одного не пойму – отчего вы решили, что я начну искать своих друзей?
– Все-таки друзей?..
Геллер лениво согласился:
– Ну да. С одним из них я служил вместе в войсках. Другая – барышня, мне довольно мила… Но вот об этом ведь вы не знали?
– Не знал… – согласился Лехто. – Но решил рискнуть. Потери были небольшими, зато выигрыш мог оказаться значительным.
– Мог?.. – переспросил Геллер.
– Мог… – печально согласился Лехто.
– Значит, подведем итоги: мы имеем то же, что и пять дней назад за вычетом никчемного человечишки. Стало быть, мы снова можем обсудить перспективы сотрудничества.
Лехто вдруг сразу стал серьезным, и покачал головой:
– Честно говоря, я бы предпочел, чтоб сейчас вы были вместе со своими друзьями. Да и как бы то ни было, вы уже отказали раз. А те, кто стоял слишком долго – платят вдвойне. Вам известно такое правило?
– Да, безусловно. Но я готов заплатить цену гораздо большую…
Как можно спокойней, Рихард порылся за пазухой, извлекая листок бумаги.
– Вы, кажется, это ищете?
Листок бумаги был чист, за исключением одной черты, пометки.
Неожиданно Лехто оказался честен: не стал делать вид, что бумага его не интересует, не убил Геллера каким-то изощренным заклинанием.
Лишь кивнул:
– Браво… Браво… Как вас там зовут? Простите, запамятовал…
– Рихард. – Геллер криво усмехнулся.
– Браво, Рихард. Вы не поверите, но вам удалось совершить действительно эпическое предательство, злодейство! Может быть, оно окажет на мир такое же влияние, как поцелуй Иуды. Впрочем, не беспокойтесь… История будет принадлежать нам, и мы легко сделаем из вас рыцаря без страха и упрека. И все же, если не секрет, что подвигло вас на сей подвиг?
– Вчера мне хотелось влюбиться. – задумчиво проговорил Рихард. – С тех пор слишком многое изменилось…
– Вам, наверное, должно быть стыдно. – напомнил Лехто. – Но я вам помогу. Награда будет значительной. Может быть, даже самой большой в истории человечества…
Рихард склонил голову:
– Я надеюсь на это. Для себя прошу звание полного маршала, коль скоро такое будет введено. Впрочем, согласен, чтоб вам подчинялась преторианская гвардия, лейбштандарт если желаете.
– Нет, избавьте меня от рутины. Звание главнокомандующего вы получите. И, наверное, ранее, чем вы думаете…
-//-
Меж тем, все дальше и дальше от города уезжал не то автобус, не то грузовик.
Его пассажиры глазели за окна.
Дорога шла по круче. Из окна автомобиля открывался вид прелестнейший, даже зимой.
– Эк какая река широкая. – дивился Чугункин. – Весной, поди, разливается – не переплыть!
Но Геддо покачал головой.
– Здесь лучше не купаться… В таких местах русалки водятся. Утянут.
– Ничего не утянут. – обиделся водитель перпетуум-мобиле. – Они у нас тут смирные.
– Русалки? Смирные? – удивился Геддо. – И кто ж их так?..
– Это все Васька рыбак… Мы его рыбу как раз на базар возили. Он с детства со змеями игрался, с русальчатами дружил. Теперь вроде как живет с русалкой.
– Да чего "вроде как"? – возмутился второй. – С русалкой и живет! Я сам их вместе видел. Она же ему рыбу в сети и нагоняет. А он ей плезиры дарит. Бусы там, брошки. Она ведь хоть с хвостом, но баба. На бирюльки эти падкая.
– А она красивая? – спросил Клим. – Говорят, русалки красивые.
Крестьянин согласился:
– Красивая. Но холодом от нее веет за пять шагов. Это Васька-то с детства к холоду привык. Да и любит ее, наверное, дурень…
– А где живут?
– Дом у Васьки возле реки… А русалка вот где-то под нами живет. У нее, говорят, под кручей хоромы – в них один ход – под водой, другой потаенный, словом заповедным открывается. Только каким и где – неизвестно никому, кроме Васьки…
Геддо удивленно покачал головой:
– Ну надо же… Было бы интересно посмотреть на живую русалку…
– А раньше вы что, только мертвых видели? – усмехнулся водитель. – Вяленых? Или как их там… Чучел набитых?..
Его спутники тихонько захихикал:
– Да чего уж тут! Летом приезжай, смотри… Только шибко не пялься – Васька ревнивый… А чичас она не плавает – холодно. Зимует в своих хоромах!
Десять верст в автобусе промелькнули незаметно.
По прибытию perpetum mobile заводили в ангар – уже, очевидно до весны.
Маленькая деревушка, укрытая снегом словно уже впала в сон, выглядела совершенно непримечательно.
Компания отправилась дальше.
Разыскивается живым или мертвым. Но лучше – мертвым…
Утром, сразу после завтрака к Лехто зашел Рихард. Держался он за щеку и был чем-то озабочен.
Колдуну подал две бумаги. Попросил:
– Подпишите…
Лехто подмахнул не глядя, но потом стал все же читать.
– Что это? Приказ о сдаче оружия и мобилизации? Последний намеренно без даты?
– Ну да, как только я насобираю достаточно оружия, поставлю дату, проведу частичную мобилизацию. Конечно, многие от нее спрячутся… Но, когда после обучения, этих отпущу домой и призову следующих, дело пойдет легче…
– А вы смотрите в даль! – улыбнулся Лехто.
– Как же иначе?.. Москва не сразу строилась. Но пройдет время, и у нас будет кой-какая армия.
– А с оружием как думаете, дело пойдет?..
Рихард покачал головой:
– У народа наверняка оружие имеется, закопанное по подвалам, растыканное по чердакам. Если поискать получше, то, наверное, сыщется и пулеметы. Да вот беда – выдаст оружие только полный дурак. Единственная надежда – это то, что дураков окажется достаточно много.
Снова ощупал свою щеку, и продолжил:
– Была бы у меня возможность, я б выкупал оружие за деньги. Лучше за золото, а еще лучше – менял бы на продукты.
– Кстати, а что у нас с деньгами?
– Полное дерьмо. Остались клише и полпуда денег прежней власти. Стоят они меньше, чем бумага, на которой напечатаны. Потому как бумага уже грязная. Станешь самокрутки из нее крутить – краски надышишься. А за такие ассигнации мальчишки вряд ли свои рогатки продадут.
– Это плохо…
– Ну да… – согласился Рихард.
С минуту помолчали. После раздумий заговорил Лехто:
– Знаете что… Найдите пару пудов свинца, я сделаю из них вам серебро. Купите на них, то что сочтете нужным. Только сразу предупреждаю: за неделю оно снова превратится в свинец. Так что его лучше продать все скопом куда-то подальше…
– Трансмутация? Алхимический камень? – улыбнулся Геллер. – А я думал, из свинца получается золото.
– И золото тоже получается… Только заклинание сложное, требует время на подготовку… Да и дорогое, хотя и прибыльное…
– И это заклинание кто-то знает кроме вас?
– Отчего «кто-то»? Думаю с пару тысяч людей по всему свету.
– И они им не пользуются.
– Еще как пользуются. Только это не афишируют. Кто-то роет землю в местах, где золота не может быть по определению, и что-то «находит». Кто-то «ищет» клады. Затем живут не то чтоб скромно, но без особых излишеств. Во-первых, сделают золота слишком много – оно обесценится. Во-вторых, слишком богатые живут слишком беспокойно и довольно часто недолго. Особенно в этой стране и в это время.
– Хм… Странно все это… Выходит по вашему, что колдуны рядом где-то живут, а нам сие неизвестно.
– Магия подобна виноградной лозе. Виноград, как тебе известно, размножается побегами. Поруби его на куски, засыпь землей… И ты ему сделаешь только лучше, размножишь его. Если так вдуматься, то каждый куст винограда – продолжение, часть того самого, прадавнего куста. Без всяких там тычинок-пестиков, опылений или там оплодотворений…
– Ну да, я слышал, что существует и подобный бурьян…
– Не совсем ладно сравнивать Великую Магию с каким-то бурьяном. – покачал головой Лехто. – Но чего можно ожидать от дилетанта. Меж тем, магия подобна тому винограду. Гонения на нее отсекают слабые побеги. Противнику может казаться, что он ее разрубил и похоронил. Но она незримо крепнет, и не известно когда, как и где взойдет. К примеру, вы видели моих поднятых мертвецов?
– Неа…
– А знаете, ли вы, кто поднял мертвеца первым?
– Ну откуда мне знать?
– В конце шестнадцатого века испанский монах-инквизитор из Толедо.
– Я думал, заклинание старее.
Маг только отмахнулся:
– Мечтания и фальсификации. Выдача желаемого за действительное. Причем, монах действовал, как он думал, к Вящей славе Господней. Следствия в те времена велись долго, не то что сейчас… И приговоренный часто умирал до приговора. Тогда еретика жгли фигурально – в изображении, или, выкопав из могилы. И тогда сей монах подумал – а не мало ли данное наказание? И пытался воскресить умерших, дабы они увидели, как их хозяйство отходит к инквизиции, книги… Предварительно скопированные, разумеется… летят в костер… Ну а потом наступало время грешника – он снова умирал, уже на костре и навсегда. Но вам, наверное, это неинтересно.
– Нет отчего же… Напротив, рад заполнить пробел в знаниях… И что сталось с этим монахом? Наверное, тоже сожгли на костре?
– Отнюдь. Его судили, он признал свои заблуждения принял покаяние и был сослан в Новый свет… Но заклинание пошло гулять миром…
Геллер потер щеку. Маг отчего-то поперхнулся:
– Впрочем, это неважно… Я скоро ненадолго отбуду из города… и оставлю оный на ваше попечение. Прежде я бы попросил вас подготовить для людишек… Я бы даже сказал для человечишек… Ну нечто наподобие воззвания: для дела опасного, но денежного собирается кампания. Особо подчеркните, что требуются исключительно добровольцы. И будьте любезны проследить, чтоб набор действительно был добровольным.
– Нет ли тут какой ошибки?
– Нету.
– Пойдут только идиоты…
– Будем надеяться, что таковых окажется достаточно много. Добровольцы – они кто? Непоседы, авантюристы, люди, подверженные стороннему влиянию. Людской материал, совершенно лишний в нашем деле. Поэтому я возьму на себя миссию Гаммельского крыслова. Выведу их из города и…
– Утопите?
– Употреблю с пользой для дела… Пока меня не будет… Я бы попросил, вас Рихард… Из местных кадров сформируйте несколько поисковых партий, человек по пять-десять вполне достаточно. И отправьте их на поиски ваших бывших друзей. Сообщите, что вражеский колдун разыскивается живым или мертвым. Но лучше – мертвым…
Рихард зевнул:
– Все же бы оставили старика в покое? Свое вы уже получили… Ну скажите, что он вам может сделать?
Зевота оказалась заразной: Лехто тоже открыл рот и, прикрыв его рукой, тихо выдохнул. Затем продолжил:
– Надо все доводить до конца. Геддо не стоит недооценивать – противник он сильный, опасный. Я бы не хотел, чтоб он крутился под ногами, отвлекал… Создаст еще какую-то лигу борьбы со мной. Честно говоря, я не думаю, что эти селюки способны справится с настоящим магом. Но на некоторое время его это может отвлечь. И я займусь своими делами, не размениваясь на его фокусы. Впрочем, если желаете, относительно дамы можете дать особые распоряжения. Но в случае чего – пеняйте на себя. Договорились?
– Договорились… – кивну Геллер. – Я постараюсь всех доставить к вам живыми.
Новоиспеченный бургомистр отнял руку ото рта. На пальцах было видно кровь.
– Что там у вас? – поинтересовался Лехто. – Неужели цинга?
– Да нет, зуб разваливается, десна кровоточит… Ноет, зараза…
– Позвольте, я вам помогу.
Геллер, было, отмахнулся:
– Не стоит хлопот.
Но маг оказался проворней. Сложил пальцы в Знак, бросил заклинание.
– Полегчало?
– Да вроде бы…
– Впрочем, это простое обезболивающее заклинание. Такого же эффекта вы бы добились стаканом с содой. Так что появится время – сходите к зубодеру.
Рихард кивнул и похлопал по карманам. Остался недовольным.
– Вы мне не одолжите носовой платок?
– Легко…
Из кармана жилета Лехто достал надушенный батистовый платок и бросил его новому союзнику.
Пока Рихард прикладывал его к десне, успел разобрать вышитую монограмму: «А» и «Л».
– Я потом верну…
– Не стоит хлопот. – мило улыбнулся Лехто.
Зимний самоубийца
Как-то совершенно незаметно для себя и заплутали. Пути разделялись, и каждый раз новая дорога была все уже, хуже предыдущей. Затем не стало и дорог, были какие-то тропы, тропинки. В один момент Геддо заметил, что всем приходится идти, пригибая головы. Эти тропы прокладывал совсем не человек.
Можно было, конечно, вернуться по собственным следам. Но что или кто сейчас ждал их на каком-то перекрестке? А, может, и следовал по пятам?
Потому продолжали идти, забираясь все глубже в чащу.
И вдруг, когда Геддо казалось, что они заблудились, увидел следы ноги безусловно человеческой. След был старый, никак не ранее дней двух: нога человека проломила наст, но затем последовала оттепель, и снег внутри следа растаял и смерзся в корж.
Нельзя было и разобрать, где носок, где пятка, куда шел человек. Но тогда казалось очевидным: шел он из места обжитого, и, наверное, туда, где имелась маломальская крыша над головами.
Поэтому, недолго думая, пошли вправо. След прошел через небольшую рощу, пошел вверх по склону, поросшему деревьями.
Поднялись на холм.
Здесь следы обрывались, но не потому что заканчивался снег. Того тут было достаточно.
Обладатель следов присутствовал здесь – в некотором роде. Ему не нашлось места на земле, и он решил подвесить свое тело между поверхностью и куда-то спешащими облаками.
Он пребывал в подвешенном состоянии.
Иными словами повесился. Находился он здесь с неделю – его одежда успела схватиться ледяной коркой. Да и сам покойник задубел – ударь по такому, зазвенит морозной, звонкой нотой.
Самоубийца делал это серьезно, безаппеляционно. Не для бравады, не для того, чтоб испугать кого-то. Ушел в лес, чтоб не быть спасенным, чтоб никто не вытащил его из петли. И дерево он выбрал покрепче, и веревку в хозяйстве нашел, наверное, лучшую – гулять так гулять, все равно больше не пригодиться! Такая веревка сама не оборвется, и сотлеет хорошо если к весне.
Возле покойника делать было абсолютно нечего.
Что оставалось путникам? Пошарить в его карманах, найти, возможно, предсмертную записку.
Но покойник не походил на человека, который бы писал письма совершенно постороннему человеку.
Все по тем же следам пошли в сторону противоположную.
И действительно: пройдя версты полторы, вышли на задний двор небольшого хозяйства: пустой хлев, сарай, дом. Двери их хоть и были прикрыты, замков не имели.
Дом за несколько дней остыл, но возле печи были аккуратно сложены дрова.
Аристархов занялся печкой, вырвал из записной книжки листок, скомкал его, засунул в печку. Поверх него положил щепки, кору, затем уже дрова покрупнее. Но когда дошло время разжигать огонь.
– Спички? У кого-то есть спички?
Геддо обернулся, шепнул пару слогов, сделал жест. Меж его пальцев загорелся маленький огонек, полетел в печь. Через мгновение в ней уже плясал огонь.
– Здорово! – заметил Клим. – а меня так научите?
– Давай попробуем.
Евгений же остался у печи, глядел, как огонь корежит куски коры.
Рядом подсела Ольга.
– Как ты думаешь, отчего он повесился.
– Я не думаю, я знаю. От тоски, от одиночества. У монахов чуть не самый главный подвиг – отшельничество.
За оконном начинался вечер и снегопад. Последний сначала шел тихо, на мягких лапах. Но по мере того, как темнело, набирал силы, стучал в окна, будто просился войти, ветер волком выл в печной трубе. Потом и вовсе разошелся, бил в окно залпами снега.
Раз ударил так сильно, что стекло задрожало.
Евгений смотрел на окно лишь одно мгновение, потом вернулся к созерцанию огня. Ольга тяжело вздохнула. Аристархов сделал вид, что не заметил.
Тогда Ольга вздохнула еще раз и заговорила:
– Знаете, кого вы мне напоминаете?
– Кого же?
– Керенского… Была на него карикатура: сидит он печальный у огня и смотрит, как горят какие-то бумаги. А бумаги те – его идеи, его время…
– Все может быть… – пожал плечами Евгений. – у меня тоже впечатление, что время уходит куда-то не туда.
– Отчего?
– Оттого, что драконов не бывает…
– До чего, вы, Евгений, скучный и нудный тип! Скажите, Женя… Вот вы читали в детстве сказки… Или сразу сели зубрить уставы?
– Ну, читал…
– И немцев Гримм, я так понимаю, читали… И француза Пьеро?..
– Не припомню драконов у Андерсена и Пьеро. А вот с братьев Гримм могло статься, чего уж тут…
Но Ольга отмахнулась от этого как от несущественного:
– Вот смотрите – у нас главный персонаж кто? Иван-дурак, Емеля, который не намного умней. У них – храбрый портняжка, Кот в Сапогах. У нас избушка на куриных лапках – у них бобовый росток в небеса. Зато у всех в сказках имеются драконы. У индейцев из Америки – пернатый змей. У нас – Змей Горыныч. У китайцев – змей морской или речной… Ну оно понятно почему – моря у них вполне достаточно, зато на земле такой твари спрятаться тяжеловато. Я уж не говорю про европейских драконов. Там быть рыцарем и не убить дракона – просто неприлично. Как вы это объясните?
– Как ни странно объясню…
– Валяйте…
– Значится, давным-давно в мире жили огромные твари – жуткие ящеры, именуемые денозаурусами. Отчего-то они все передохли. Я об этом в "Вокруг света" читал… А кости их остались, разбросанные по всему свету. И когда люди их находили, то воображали огромных, сказочных тварей, огнедышащих, плотоядных… Во-первых, потому что у страха глаза велики. Во-вторых, оттого, что за большую тварь и платят больше. Мы найдем там огромного ящера. А еще вероятней – найдем кучу костей, если поторопимся – то гору падали, и пару протухших яиц… Хотя нет… Вероятней всего мы просто ничего не найдем.
Их беседу прервал Клим:
– Смотрите, смотрите, что у меня получилось.
За час возни с Геддо у Чугункина получилось выколдовать маленький огонек, от которого зажглась свеча.
– Мда… – прокомментировал Евгений. – Весь диалектический материализм – на фиг!
Клим же был доволен, как ребенок. От слов Аристархова отмахнулся: на фиг так нафиг. Магия казалась гораздо увлекательнее «Антидюринга».
– Пора бы спать. – зевнул Геддо. – я что-то за день устал…
И действительно – легли. Ольге досталась единственная в доме кровать, мужчины заснули на лавках…
Собака легла под столом.
-//-
Четыре черных всадника влетели в город вместе с ночью. Разгоряченные, черные как сажа, кони выдыхали туман, искры сыпались из-под копыт.
Неслись по темным улочкам так, что прохожие шарахались в стороны: эка летят, словно на пожар. Так ведь точно кого-то зашибут.
Но нет, никто не пострадал.
И хотя, в городе этих всадников доселе не видели, по путаным улочкам они проехали быстро, так, словно великолепно знали дорогу.
У двухэтажного дома остановились.
Все четверо спрыгнули с коней. При этом лязг случился такой, словно всадники обуты были в сапоги из стали.
Вчетвером же вбежали в дом. Лошадей оставили без присмотра, что по тем временам казалось немыслимым. Ведь конокрадов и цыган развелось на каждом углу. Уведут и клячу, и жеребца-сосунка.
Но нет – такая мысль могла возникнуть лишь у тех, кто не видел этих лошадей. Ясно – эти никого кроме своих хозяев не подпустят. Никому кроме этих черных всадников с конями не совладать.
Кони, как водиться, пряли ушами, рыли копытами мостовую. То и дело какой-то камень вылетал из своего места, словно выпущенный из пращи.
А от дыхания коней скоро вся улица оказалась затянута не то дымом, не то туманом.
Меж тем четверо поднялись по лестнице.
От удара рукой в перчатке слабенькая щеколда вылетела вместе с гвоздями.
Четверо, звеня ржавыми шпорами, вошли в маленькую комнату. В ней сразу стало тесно.
До появления четверых, в комнате уже находился человек. Он как раз что-то азартно писал на листе бумаге. Перо царапало лист, чернила летели во все стороны.
Нет, он не писал, он творил. Делал это талантливо и с выдумкой.
И вот его оборвали на полуслове.
Так порой, бывает: в человек громадного роста живет мелкий, суетливый человечишко. И если бы человек пишущий поднялся, то на голову оказался выше сегодняшних визитеров. Да вот беда – встать не мог, от страха подгибались ноги.
– Почему без стука? – и голос его был высоким, подстать человеку маленькому.
– Потому что никто нас в здравом уме не призовет. – ответил ему голос холодный, словно зимний ветер.
Хлад прошел дальше, к столу, встал рядом с автором. Из-за спины легко прочел слова, написанные каллиграфическим почерком:
– «Меж тем, должен сообщить Вам…» Ну вот, как и ожидалось. Вы снова пишите донос.
Хозяин кабинета сжался, как и всякий человек, пойманный за чем-то непристойным. До сего дня он жил по принципу – ни дня без доноса. Ему хотелось бы стать известным писателем, но пока лучше всего у него получались доносы. Весь мир иногда казался ему заговором. Создавалось впечатление, что в заговорщики в мире не приняли только одного человека – его самого.
– Кто вы такие? Какое ваше дело, до того, что я пишу? – завизжал доносчик. – Я работаю на благо общества, дабы оно…
– Молитва истинно верующего пробьет небеса. – сказал Мор. – Жалоба истинного клеветника будет взвешена. Ваше увлечение принято во внимание, оценено уже давно. Еще как-то мы могли смириться с вашими работами во времена суда почти справедливого, хотя это и портило жизнь людям относительно честным и практически невинным. Но грядут смутные времена, когда суд и расправа будут недолгими. И ваши доносы будут в этой чаше лишние.
– Я буду жаловаться! Я подам на вас в суд…
Мор покачал головой.
– Уже жаловаться ты не будешь. Ибо время суда – пришло… Все взвешено, отмеряно и сейчас будет отрезано…
– Да кто вы такие, черт вас дери? – не сдавался хозяин.
– Не поминай чертей – они скоро будут тут. Мы, можно сказать, последняя ступень цензуры.
Внезапно доносчик все понял. И голоса визитеров, и их странные одежды, и оружие в ножнах. Пока еще в ножнах.
Впрочем, нет, не убьют же они его прямо тут? Здесь и размахнуться саблей негде. А начнут выводить во двор, он и сбежит. Ну не может он умереть сегодня никак – столько планов на вечер. Может через годик или пять…
Но Хлад ударил кинжалом, вдруг выпрыгнувшим из рукава. Кровь легла рядом с чернилами.
– «Из того что написано, я больше всего люблю написанное кровью». – процитировал задумчиво Мор.
– Вычеркивай! – распорядился Глад.
-//-
Первым проснулся Евгений. Чувствовал: слишком рано, долго не подымался, чтоб не разбудить остальных. Пытался снова заснуть, но бессонница оказалась сильнее. И вроде бы хотелось спать, и не получалось… Аристархов достал из-под головы книжку без обложки, читал ее. Перевернув последнюю страницу, печально вздохнул, спрятал книгу назад.
Поднялся, прошел по полу босиком.
В доме было душно, жарко. Может, стоило бы открыть дверь, немного проветрить, но это значило бы выпустить тепло. На цыпочках подкрался к печке. Дрова прогорели, но от золы шел жар. Аристархов бросил туда веток, несколько поленьев. Прошло немного времени, и огонь воскрес из пепла. Затрещали дрова.
Евгений прошел по дому, открыл форточку.
От скатанной шинели поднял голову Клим:
– А который час…
– Еще рано, спи… У нас полно времени…
За окном светило солнце. Снег не то едва шел, не то ветер сдувал его с крыш, с ветвей деревьев.
Несмотря на слова Аристархова, Клим поднялся. Завозился с одеждой, да разбудил всех.
Компания просыпалась, садились завтракать. Ели ту самую сухомятку, сто припасли в дорогу.
За трапезой почти не разговаривали.
Лишь раз заговорил Евгений:
– А я наконец то дочитал "Собор Парижской Богоматери".
– Надо же! – деланно заинтересовался Клим. – Ну и как? Чем закончилось? Кто победил?
– Все закончилось хорошо. Все умерли. Стало быть, смерть и победила.
От тепла проснулась большая черная муха, и с недовольным, голодным гулом начала носиться по комнате. И надоела бы да портила аппетит этим жужжанием всем, если бы через несколько минут не угодила в паутину, сплетенную в уголке окна. Сначала билась бестолково, сердито, запутываясь еще больше. Затем устала, и начала дергать паутинки по одной, словно проверяя их на прочность.
Спрашивается: стоило ли просыпаться, соблазнившись сомнительным теплом, дабы попасть в сети?
Немного позже появился и паук – не то владелец этих сетей, не то просто первый проснувшийся. Он поднялся, но от мухи остановился на порядочном расстоянии.
После завтрака Геддо что-то приготовил на печке, роздал всем маленькие чарки. Выпив его Евгений, почувствовал, что наконец-то проснулся окончательно.
Снова подсел к печи, стал подкармливать огонь.
Другой проснувшийся паучок по тонкой ниточке спускался к плите. То отращивая, то напротив укорачивая паутинку, животное обреталось в той зоне, где ему было наиболее удобно и достаточно тепло.
– Эк их ту развелось. – заметил Евгений.
Он взял нож, и резким движением перерубил нить.
Паучок, перевернувшись несколько раз в воздухе, все же упал на лапки. Некоторое время даже постоял на раскаленном металле печки. Затем побежал. Но поздно… Его лапка касалась котельного железа. Треск, шипение, будто маленький взрыв, и ножка становилась короче. Еще шаг другой лапкой. Снова короткий, едва слышимый треск. Паук метался из стороны в сторону, но нигде не было ему спасения.
