Текст книги "Революционная сага"
Автор книги: Андрей Марченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
Чужой сон
Город притих, торговый люд на всякий случай прикрыл лавки, впрочем, народ особо и не стремился скупаться.
В купеческом доме, где раньше квартировал полковник Подлецов, посреди зала стоял гроб с оным полковником.
Покойник был бледным – ни кровинки на лице. Шрамы присыпаны пудрой, волос густо набриолинен, лицо покрыто белой вуалью. На шее, поверх шрама от меча – шарф.
Компанию ему составлял дьячок, читавший заупокойные молитвы, да изредка заходил хозяин дома.
Мертвый полковник оказался никому не нужен.
Весь день в городе шел военный совет: что делать с городом, с войском.
Вопреки всем табелями рангам, главенствующее место предложили поручику, стрелявшему в Черных всадников.
Но тот от предложения открещивался, что-то бормотал о ските и монашестве.
Потому ближе к вечеру войско, забрав орудия и амуницию, двинулось из города. Сделало это тихо, словно воры. И отчего-то граждане города чувствовали себя обиженными и обворованными.
Вслед за ними начался исход менее организованный, малочисленный. На дилижансах, шарабанах, а то и просто двуколках из города уезжали те, кто, порой без основания, мнил себя белой костью да голубой кровью.
Зато люди иные, с титулами, с родословными чуть не до Рюрика, следили за бегством из-за толстых, пыльных окон, и свои жилища покидать не спешили. Не то ждали, пока рванет новая власть, не то сами намеревались это властью стать.
А под окнами, опершись на фонарный столб, какой-то пьяный кричал уезжающим:
– Вот бежите вы от большевиков? А куда? В Севастополь? Во Владивосток? Так ведь и там большевики будут, и там советская власть установится… А рванешь за границу – то что за беда. Революция-то мировая! И она не успокоится, пока в Республику не примут африканских бушменов и каннибалов огненной земли. Не лучше ли остановиться, дать им бой на пороге своего дома?..
И странно: никто из офицеров не пустил ему пулю в лоб, даже не стеганул нагайкой, не дал в морду.
Наконец пьяница устал сам и побрел домой.
-//-
После обеда компания устроила свой военный совет.
– Бежать! – говорил Геддо. – Авось не догонит.
– Надобно дать ему бой. – говорил Евгений. – Ежели он и заговоренный от пули, надо слепить пулю, которая его возьмет…
Старик покачал головой: таковая пуля была невозможно.
– Ну и что теперь? Так и будем бегать до скончания века, в надежде что этот тип помрет раньше. Тот пьяница на улице он и про нас сказал: не убежим мы от него.
– Это мое дело. – ответил старик печально.
– А давайте отдадим ему эту бумажку. – вдруг предложил Аристархов. – И дело с концом! Ведь не только же на ней все завязано… Да и не бывает драконов!
Чугункин потер рукой по шее, там, где имелся шрам. От смертельной раны за пару дней осталась лишь пунцовая ниточка, которая иногда начинала саднить.
– А почему бы и нет? – проговорил он. – Если имелась сотня заговоренных от пуль, отчего бы не поверить в существование дракона?
– Тогда, может, надо найти других колдунов? – предложил Клим. – Собраться, навалять этому негодяю скопом.
Геддо печально улыбнулся:
– «Навалять» Лехто… Забавно звучит… Да и колдунов почти не осталось в этой местности.
– Так надобно научить новых!
– Из кого?..
– Да хоть из нас…
– Колдун из комиссара – это лихо… – вмешался Евгений.
– А в самом деле, может и в нас есть чуточку волшебства? – начала Ольга. – Это можно проверить?
– Можно… только зачем?
– Ну, положим, мне интересно…
Геддо кивнул и пошел вверх по лестнице, в номер. Бросил:
– Следуйте за мной.
В номере Геддо стал копаться со своей сумкой, готовя какой-то магический декокт.
– Я введу вас в магический сон. Может, у кого из вас есть способности медиума. И во сне появится верное решение.
Пока Геддо увлеченно смешивал зелье, Рихард подобрал выкатившийся из сумки пузырек с семенами. Спросил:
– А это что такое?
– Это?.. – старик поднял один глаз. – Это семена взрыв-травы. Ее еще именую лом-травой.
– Я вообще-то думал, что лом-трава – это конопля… – заговорил Евгений. – пробовал я ее в Туркестане…
– Да нет… Тут радикально иной принцип. Эту траву садишь на камень, скалу… Она пускает корни через камень, проходит год, два… Ты подходишь к скале. Легонько так, молоточком – тюк… и получаешь гору щебня. А теперь положи их на место в сумку.
Рихард подчинился неспешно… Уже в сумке открыл флакон, ссыпал несколько семян на ладонь.
– Готово! – известил Геддо.
Результаты своего волхования разливал по мелким чаркам, подносил своим спутникам. Те глотали и засыпали прямо там, где и находились: на диванах и креслах.
– Смотрите, запоминайте, потом расскажете… – напутствовал Геддо. – Только, чур, без обмана.
-//-
…Первым проснулся Аристархов. Было, что-то хотел сказать, но Геддо приложил палец к устам: тсс… Не мешай спать остальным.
Потом проснулся Чугункин, почти сразу за ним Геллер.
Спящей оставалась Ольга, и все остальные сидели, ждали, любуясь ею.
Время шло, девушка не просыпалась. Ей снилось что-то тяжелое, она бормотала на непонятном языке, хмурилась, просто кривилась.
Наконец проснулась.
– Мы ждали тебя. Что снилось?
Ольга сглотнула:
– Мне снилось, что я через пятнадцать минут после пробуждения умру. Потому я и не хотела просыпаться. До последнего цеплялась за сон…
Чуть не рефлекторно Геллер достал хронометр: а который час? Пятнадцать минут первого.
Если Ольга колдунья – еще через четверть часа она умрет. Если нет… То нет…
– Да ладно, ребята, какая из меня колдунья! Я всю жизнь с железом, с гаечными ключами. Да и что меня тут может убить? – успокаивала она не то себя не то остальных. – Расскажите лучше, что вам снилось! Даже если я умру – хочу знать, что вам приснилось.
…осталось двенадцать минут…
– Да мне тоже муть снилась… – бормотал Аристархов. – Будто я в каком-то институте, и мне надлежит ехать в Москву, дабы сдавать экзамен о моллюсках! И билеты уже куплены. А я будто бы поднимаюсь в свой кабинет, меня догоняет какая-то девушка худенькая, вешается на шею, плачет… Говорит, что меня любит, что не отпустит… Бред какой-то не про меня…
Аристархов никогда не сдавал экзамен по моллюскам, тем более, никогда не был в Москве, даже ехать туда не собирался. И что самое обидное – эта худенькая плачущая девушка ему тоже была совершенно незнакома.
Какое отношение он имеет к этому сну. Ответ был простой и обидный – никакого. Это был не его сон.
Скосил взгляд на хронометр – восемь минут.
– А тебе что снилось? – спросил Евгений у Клима.
Тот выглядел серьезным и печальным.
– Наверное, я тоже не…
– Рассказывай! – распорядился Рихард.
И Клим начал рассказывать:
…
Поле…
Накрытое белой скатертью снега огромное поле. Оно перечеркнуто крест-накрест. Один раз дорогой проселочной, грунтовой. Ее как раз заметает снег, еще немного и полотно дороги будут отмечать лишь кусты вдоль обочин.
Затем исчезнут и они.
Вторая линия неровная – это речушка, даже ручей с течением быстрым. Снег падает в воду, но тут же поток его уносит прочь. Где-то далеко огромный черный мост, совершенно несоизмеримый с размерами ручья. Он сплетен из железных полос и напоминает паутину. Возле моста дерево приметное, похожее на застывшую молнию.
По дроге движется дюжина всадников. Они злы, они устали… За ними движется тачанка – на ней установлен пулемет системы «Льюис». На огромный алюминиевый радиатор и диск садится снег, намерзает коркой. На тачанке – пассажир и возница-солдат. Он смалит папироску.
Вот солдат докурил папироску, выплюнул ее. Та быстро потонула в снегу.
…
– Как видите, ничего особенного.
– Я знаю одно воинство, где на тачанках стояли «Льюисы». Только там людей побольше. – начал Аристархов. Впрочем, может это сезонное изменение количества восставших. Зимой лучше сидеть в теплой хате, а не мотаться по сугробам.
– Если ты о тех, о ком я думаю, – заговорил Рихард, – То там сейчас как раз около дюжины людей. И место мне знакомо. Я вчера через него проезжал.
– Так выходит я… – начал Клим, но внимания на него никто не обратил.
– Странно, что он так легко взял след. – удивился Геддо.
– Сколько до того места верст?
– Если пойдут форсированным маршем – завтра утром будут здесь. Но лошади устали, наверное станут на ночовку…
– А из меня колдуньи все же не выйдет. – с удовлетворением сообщила Ольга.
Пока обсуждали сон Чугункина, все забыли о часах. Меж тем, стрелка хронометра отмерила половину первого и шла дальше.
– Ну и ладно! Из меня тоже колдуна не вышло. И это хорошо! – улыбнулся Аристархов. – Твоя очередь, Рихард!
Тот был краток:
– А мне ничего не снилось…
– Врешь… – полуулыбнулся Евгений.
– А ты докажи?..
– Спокойно, спокойно… – вмешался Геддо. – Так и правда иногда бывает…
Но Рихард врал: ему был сон. И снился там все тот же корабль не то в Стамбул, не то Константинополь. Да только не хотелось Рихарду, чтоб сон этот стал вещим, пророческим.
И как бы то ни было, сон сей не давал ответ на вопрос: что делать. Равно как и все остальные три сна.
– Будем сегодня бежать? – спросил Аристархов.
Геддо покачал головой:
– Отдохнем еще один день. Завтра тронемся. Вдруг что-то придумается, случится.
Ольга широко улыбалась:
– Раз такие дела, я хочу гулять! Евгений! Пригласите даму в синематограф!
Тот скуксился и покачал головой. Вместо него заговорил Рихард:
– А я бы вас пригласил…
– Ну так приглашайте. Что вы время теряете!
-//-
Когда они ушли, Геддо сказал Аристархову:
– Глупый вы Женя… Вы явно ей нравитесь – но зачем-то отталкиваете ее от себя.
– Когда к тебе относятся неоправданно хорошо, это тоже настораживает. Она меня знает без году неделя и какие-то авансы выдает… А как мой опыт показывает, ничем хорошим это не закончится. Я вообще смешной человечишко – вот именно так Евгений и сказал, в среднем роде, уничтожительно. – Многое теряю при ближайшем рассмотрении.
– Отчего так?
– Да шут его знает. Так складывается: с одним весело гулять, скажем на свадьбах, с другими лучше крестить детей. Потому как с первыми дружба проходит вместе с похмельем, во вторые выбирают людей надежных. Вот и у нас с Рихардом разделение: он нравится молоденьким девушкам. Я нравлюсь женщинам брошенным, вдовам… Хотя, бывает – это один и тот же человек…
– И что?
– И ничего… Мне-то самому нравятся молоденькие… А вообще думаю, следует мне лепить девушку по особым лекалам. Порой, кажется, что она должна быть безногой, дабы не смогла от меня уйти.
– Про ноги вы так зря… Но если все это закончится более-менее успешно, я вам пренепременно как-то помогу. Может и действительно выколдую вам девушку. Для этого вам нужно подобрать нужный материал. Говорят, хорошие результаты дает морская пена и обыкновенная глина. Ни в коем случае не лед. Ибо ледяная девушка – она с ледяным сердцем. А Ольга хоть и всю жизнь с холодным железом возится, холодной внутри не стала.
Синематограф
В местном кинематографе шел фильм киноателье Ханжонкова «Оборона Севастополя»
– Вы раньше видели этот фильм?
– Не меньше пяти раз…
На афише был изображен Андрей Громов в роли адмирала Нахимова. Получилось не весьма похоже: местный художник, похоже, был дарования ниже среднего. А сам Громов для роли адмирала был, мягко говоря, молодоват – в некоторых сценах фильма он выглядел не как мудрый адмирал, а от силы лейтенант в чужом мундире.
Иван Мозжухин в ленте смотрелся гораздо лучше, и играл героя так же безусловно положительного – адмирала Корнилова. Но фамилия героически погибшего адмирала ноне могла быть не всеми правильно истолкована.
И что толку, с того, что власть в городе белая? Но зачем лишний раз дразнить тех, кто считает себя подпольем? Ночью всякая власть черна – в лучшем случае тебе в окно бросят камень, в худшем подожженную бутылку с керосином.
Вопреки неясному положению в городе, касса работала без перебоев. Во-первых, за билеты принимали денежные знаки даже напечатанные в типографии убитого полковника. Во-вторых, влюбленных в городе меньше не становилось, им где-то следовало пересидеть мороз…
Заняли места, кавалеры словно по какой-то команде достали папиросы, сигары. К потолку пошли кольца сизого дыма. Одна дама закашлялась от злого табака, попросила сидящего рядом мужчину убрать сигару. Того это откровенно возмутило:
– Да что бы вы понимали! Мне лекарь посоветовал от чахотки курить сигары!
Послышался звук отодвигаемых от него стульев.
Рихард, было, достал из кителя портсигар, посмотрел на Ольгу. Та покачала головой. Так и неоткрытый, он вернулся на место.
Свет в зале погас. Тапер тронул клавиши пианино, сыграл простенькую гамму, словно проверяя на месте ли струны, не украли ли чего мальчишки. Застрекотал синематографический аппарат, его луч пробился через дым, упал на экран…
Пустили запоздалую хронику. Показывали Петроград, заметенный снегом. Множество флагов. Из-за того, что пленка была черно-белой, флаги так же в основном были черными. В кадре проехал грузовик, обвешанный людьми в серых шинелях. Солдаты лежали даже на крыльях передних колес, штыки торчали в разные стороны, словно иглы какого-то многоглавого механизированного ежа.
Затем начался сам фильм. Появилась заставка киноателье Ханжонкова: пегас, фраза не то на английском не то на французском, внизу и справа монограмма «А» и «Х».
Фильм начинался с военного совета: вот сидящий за столом адмирал Корнилов, напротив него – Нахимов.
Как водиться, актеры играли гротескно, жестикулировали без меры, рискуя ударить кого-то по лицу. Толпились на маленьком пятачке, боясь выйти из кадра.
Тапер играл негромко, все больше музыку нейтральную. И Геллеру было слышно, как разговаривает пара сидящая в соседнем ряду:
– Я был на сеансе в Петрограде. – сообщал кавалер. – Так там фильм шел с небывалыми звуковыми эффектами – за кулисами стреляли холостыми патронами! От дыма порохового дыма два раза проветривали помещение!
– Да, что не говорите, а техника идет вперед! – соглашалась дамочка.
На экране солдаты, матросы и жители строили укрепления. Меж боями солдаты плясали «барыню» с севастопольскими девушками
Вот показали гибель штабс-капитана Островского, отступление на северную сторону…
Фильм заканчивался документальными съемками. Английские, французские, русские ветераны проходили перед камерой, сверкая медалями. Здесь они уже не выглядели противниками. Камера показывала усталых, задумчивых стариков…
Вот фильм закончился, погас экран. Тапер закруглил на coda мелодию. Медленно зажигался электрический свет в зале. Гремя стульями, зрители покидали зал.
За время сеанса на дворе похолодало. Ольга и Рихард шли по холодной улице. Грязь подмерзла и теперь хрустела под ногами.
Долго молчали.
Наконец, Ольга спросила первое, что пришло в голову:
– А как вы убили впервые?
– Как все… На войне. Оно ведь как: не убиваешь ты – убивают тебя. Пацифисты там умирают быстро. А кого убил первым?.. Не знаю… Я ведь в артиллерии служил. А там чаще всего не видишь, по кому выстрелил. Даже если из пулемета палишь, непонятно ты убил, или же его сосед снял. Да и убил ли? Может, ранил, может, он залег?
– А помимо боя?
– На дуэли, в восемнадцать лет…
– На дуэли… Как это романтично. Стрелялись, вероятно, из-за дамы?
Рихард покачал головой:
– Да нет… Снова из-за войны.
– Как это?
– Очень просто. Под Мукденом наша батарея держала оборону. Как сейчас помню: закрепились на кладбище, среди могил. Четыре пулемета… Офицеров как-то быстро выбило, командую я и фельдфебель такой старый, что еще, наверное, Кутузова помнит. Японцы прут – не успеваем воду в кожуха пулеметов заливать. Жара стоит – патроны в ленте сами разрываются. Боеприпасов все меньше, людей – тоже… Ужас такой, что лошади поседели! Вестовым передаю сообщение: дела так плохо, что даже весело! Мне отвечают: продержись, браток, до завтра… Проходит, значит, завтра, уже и послезавтра заканчивается – нету помощи. В общем, приказываю: отступаем, поскольку отстреливаться нечем вообще. Долго ли, коротко, прибываем в расположение, докладываю: такие-то, отступили оттуда… Но мне говорят: а мы думали, братец, что вы все погибли. Тут, дескать, такой бардак, что о вас забыли, а когда вспомнили, решили, что вас уже нет. Так я же слал депешу! – говорю. А про нее тоже майор такой-то забыл… Я прямиком к этому майору, и первым делом – ему в морду. Вторым – выхватываю пистолет и говорю: выходите на дуэль…
– Убили?
– Не сразу… Мне говорят, мол, вы не можете вызывать на дуэль старшего по званию. Это противоречит кодексу. Да я, говорю, мне на ваш кодекс поср… pardon… плевать… Убеждают отложить дуэль до конца войны. Ах так? Тогда я его просто пристрелю!.. В общем, стрелялись с тридцати шагов без церемоний, по-свойски, каждый из своего оружия. Я – из «Маузера», он, кажется, из «Браунинга». Исход был ясен – три дня я перед этим практиковался в меткой стрельбе и сноровке…
– А что потом?
– А потом я отправился в бордель…
Ольга скуксилась.
– Да нет. – поспешил Геллер. – Вы меня неправильно поняли. Я туда пошел и напился вдрызг. Только и всего. Отчего-то бытует заблуждение, что в бордель ходят исключительно для того чтоб переспать с дамой и в моменты расслабления разболтать какую-то военную тайну… Ну а на утро опомнились, меня арестовали. И похмельем мучался уже в камере…
Вот кто-то как раз посреди улицы разлил не то воду, не то помои. А может мальчишки устроили небольшой каток.
Ольга того не заметила, ступила на лед, едва не поскользнулась, но устояла. Немногим позже Рихард попытался придержать девушку за локоток и тут же пропустил руку дальше, вокруг талии. Почувствовал волнительные формы, податливость…
И тут же ощутил ниже груди иное прикосновение: ствол «парабеллума» ткнулся как раз ниже ребер.
– Руку убери. – почти нежно прошептала Ольга.
Вырывалась бы она, или просто попросила убрать руки, Рихард поступил бы строго обратно: прижал бы девушку к себе, поцеловал.
Но здесь было не до нежностей.
– Странная у вас рефлексия, mademoiselle… – ответил, наконец Рихард, но руку убрал. – За что…
– А за что вы меня?
– За талию… – деланно удивился Рихард, глядя, как пистолет исчезает в кармане куртки. – странно, что вы такие вопросы задаете.
– И ничего вы не поняли. Может быть, вы мне и симпатичны, но не до такой степени, чтоб лезть ко мне с поцелуями на первом свидании.
– Но все же симпатичен?
– Были бы несимпатичны – я бы вас уже убила. Вообще, Рихард, прикрутите фитилек, коптит… Вот вы наверняка думаете, что вы орел-мужчина, что барышни должны беременеть только от вашего взгляда. Как видите, это не так… Работайте надо ошибками.
Разговор сам по себе подходил к концу – в саженях двадцати сулили тепло окна гостиницы…
-//-
…А когда уже в гостинице раздевались, Рихард сказал будто себе под нос:
– Кажется, у меня есть план… – и тут же поправился. – Но вам он точно не понравится. Только я дальше с вами не иду…
Из города
Утром, попрощавшись с Рихардом, пошли из гостиницы на почтовую площадь. Думали: может от почтамта ходят дилижансы хоть до железной дороги. Но оказалось: все мало-мальски способное к движению укатило, уковыляло на восток, где предположительно была белая армия.
Следующий рейс к железнодорожной станции планировался уже при большевиках.
Сначала присели на лавочке под главными в городе часами: решали, что делать: в гостиницу возвращаться не хотелось. Выходить из города пешком хотелось еще меньше: зима скалила свои зубы.
Купить какую-то клячу возможности не представлялось, по причине, указанной выше.
За обсуждением проголодались. Вообще-то из гостиницы уходили, имея сухой паек на несколько дней. Но тратить его, так и не выйдя за околицу не хотелось.
Совсем недалеко от площади находился базар, куда и отправились.
Но торговля на базаре в тот день была скромной и уже заканчивалась. Меж рядов ветер гонял мусор. Не было ни баранок, ни расстегаев.
Даже самые припозднившиеся торговцы собирали свои вещи, собирались по домам.
Прошли рядами, пропахшими рыбой. Казалось еще немного, еще чуть-чуть, вдохнешь здесь запах – будешь сыт.
– Может, купим немного рыбы? – спросил Евгений, указывая на торговцев.
Ольга кивнула, и пошла в указанном направлении, но ее привлекала не рыба, а транспорт, в который крестьяне грузили свои манатки.
Это был безлошадный фургон, чем-то напоминающий автобусы марки «Фрезе». Только здесь половину шасси занимал салон пассажирский, половину коробка фургона, как у грузовиков.
Этот транспорт был явно кустарного производства. И что характерно – кустарь, который его собирал был человеком настолько небогатым, что деревянные детали ставил куда только можно и немного туда, куда нельзя. Деревянной была рама, колеса, впрочем, оббитые гуттаперчею.
Но самое удивительное в этом агрегате было другое: Ольга не могла понять, на каком принципе он работает. Паровой? Непрактично, вчерашний день. Да и нет трубы, топки. Опять же деревянная конструкция и топка – слишком рискованно. Сгорит все в минуту.
Газолиновый? Где выхлопная труба? Бак с горючим… Их не имелось.
– Интересный агрегат. – не смогла сдержаться Ольга.
Крестьяне важно тряхнули бородами: истинно так. бороды у них были такими длинными и важными, что весной в них, вероятно запутывалась рыба.
– А на каком таком принципе его действие основано?
– Принцип тот, что оно ездит! – сообщил крестьянин.
– Хорошо, хорошо… А что его приводит в движение? Паровая машина? Электродвигатель? Движитель внутреннего сгорания?
Крестьяне потупили взгляды, будто их уличили в чем-то неприличном.
– Энто у нас в деревне сын кузнеца собрал. – наконец сказал один. – Говорит «перпендуль-мондуль». Мощностью в сорок конских сил.
– Чего? – удивился Клим.
– Perpetum mobile. – перевела Ольга. – То бишь, вечный движитель. Совсем как у Пушкина…
– Агась! – закивал крестьянин. – Он и есть! Перпендуль-мондуль!
– Но он невозможен… – бормотал Чугункин, хотя уверенности в его голосе не было. – Он противоречит диалектическому материализму…
Крестьяне пожали плечами:
– Вот ведь незадача, а мы об это как-то не знали. Спасибо, что сказали – иначе бы мы и дальше на нем ездили. А теперича как приедем до дому, так сходим к кузнецову сыну, он его пренепременно порубит на дрова…
Хоть крестьяне и не смеялись, было понятно – над городскими издеваются.
– А откуда сами будете? – спросил Геддо.
– Здешние мы. Живем под городом…
– В канализации что ли? – удивился Аристархов.
– Да не-е-е… В селе, тут недалече, верст десять. Сейчас вот до дома будем трогать. – и махнул рукой куда-то на юг.
– А нас не подбросите? В смысле не возьмете с собой? Мы заплатим.
Крестьяне кивнули на салон:
– Садитесь.
Уселись сзади, на жесткие деревянные лавки. Внутри было тесно, но терпимо.
Внутренняя отделка соответствовала внешней: много дерева, все больше неструганного, деревянный руль, два рычага: тормоз и сцепление. Из всех приборов лишь счетчик. Всю поездку Ольга следила за ним, но так и не смогла понять, что именно отмерял этот счетчик: время в непонятных, неизвестных никому единицах, расстояние неизвестно куда? Он то замирал, то набирал обороты, то напротив начинал крутиться назад…
И что самое важное: под салоном что-то тихо шумело, журчало, пересыпалось. Там, внизу действительно работал двигатель. Ольга и хотела и боялась на него взглянуть.
Наконец, торговые дела были закончены. Водитель и его спутник заняли места в салоне, закрыли дверцы на засов.
Водитель дал рычаг от себя, включая муфту. Перпетуум-мобиле тронулся.
