Текст книги "Революционная сага"

Автор книги: Андрей Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

А эфирное тело продолжало свой путь. И скоро вся аптека была заполнена этими туманным следом. Но в своем движении, теряя туманный след, и само тело становилось все тоньше, все призрачней. Наконец туманный кадавр, уже практически рассеянный добралось до выходной двери, стукнулся об нее и окончательно исчез.

Так, через эту дверь, бесконечно давно, несколько часов назад, владелец аптеки начал свой рабочий день.

Лехто прошел весь путь вслед за туманом. Однако поиски закончились ничем. Если тайник и имелся в аптеке, то Тубро к нему сегодня не подходил.

Вслед за астральной тенью Лехто добрался до двери. Остановился лишь возле трупа, полуоперевшегося на дверь.

Колдун задумался. Получалось не очень хорошо. Даже отвратительно. Искомого в аптеке наверняка не было. Иначе бы покойный сразу по приходу на работу наведался к тайнику, проверил бы: на месте ли хранимое. Что оставалось? Идти и обыскать дом, квартиру убитого. К слову, а где он живет?

Но что-то подсказывало Лехто: и там результат поиска окажется нулевым. Все гораздо проще… Или намного сложнее.

Колдун еще раз посмотрел на тело, лицо. Открытый рот. Застывшие глаза смотрели куда-то за спину Лехто. На всякий случай колдун обернулся и проследил за взглядом. Нет, обыкновенный побеленный потолок.

Взгляд вернулся к покойному.

Глупое выражение лица, – подумал Лехто, – что для умершего скорей нормально. Еще никого смерть не сделала умней. Разве что – чужая… Да и то – не всегда.

Лехто обыскал карманы, быстро и довольно небрежно. Нашел бумажник, проверил его содержимое не взяв ничего, вернул на место. Похлопал по карману, дабы не топорщилась материя.

Поднялся на ноги. Может, еще минута, несколько секунд, и ушел бы из аптеки. Конечно бы не покинул город – стал строить планы, перетрусил бы аптеку, дом Тубро, весь город от подвалов до чердаков, а если нужно и в обратном порядке.

Но вдруг Лехто заметил: после обыска рукав на правой руке аптекаря задрался. Открылись какие-то линии. Там было что-то нарисовано, или написано. Носком ботинка Лехто задрал манжету. Действительно, нечто странное, неожиданное. Колдун присел, чтоб рассмотреть лучше. То были не картинки, ни слова любви. Татуировка злая, пороховая, сделанная, вероятно за сущие копейки, но на совесть. Такая сойдет с руки только вместе с кожей.

Две буквы и шесть цифр – на первый взгляд совершенно бессмысленных. Но порой именно такая хаотичность защищала вещи неимоверно важные. Именно те, что были предметом поиска.

Удача и облегчение было столь большим, что Лехто не удержался от хвастовства. Сделал это способом необычным, но единственно возможным для себя. В само деле – не хвастать же этим перед солдатами или вовсе ни в чем не повинными людьми? Они не поймут, да и потом их надо будет уничтожить как тех, кто знает лишнее…

…Через несколько минут выражение лица у аптекаря сменилось с глупого на глупо-удивленное. Он огляделся вокруг, посмотрел сквозь отверстие в левой руке, правой рукой ощупал рану на горле. И только после этого взглянул на Лехто.

– Прости, что отвлекаю тебя от дел в небесной канцелярии… – проговорил тот. – Но там, наверняка сейчас многомильные очереди и жуткая скука. Я лишь хотел сообщить тебе, что я хоть и не достиг цели, но близок к искомому.

…И назвал две буквы и шесть цифр.

Тубро вздрогнул. Пусть потом и сделал потом вид что ему смешно, но Лехто уже понял, что он не ошибся.

– Так что тело твое да станет прахом, но покоя твоей душе не видать. А теперь можешь отправляться куда пожелаешь…

И глаза покойного устало и медленно закрылись.

Но лишь на секунду.

Очи Тубро изменились. Зрачок на правом глазу стал большим, затуманился и остановился, задумчиво глядя куда-то за спину Лехто. Зато левый осмысленно смотрел колдуну в глаза. Чересчур осмысленно.

Лехто начертал в воздухе знак, разрешил:

– Говори…

И мертвец заговорил:

– Сегодня – мне, завтра тебе. Ты упиваешься своей силой, ты решил, что ты охотник. Но твои часы уже отмерены, твое имя уже занесено в последний список. Пока оно в конце, но так будет не всегда. Они уже идут…

В ответ на пророчество Лехто рассмеялся:

– Ты всегда был посредственным прорицателем. Настолько посредственным, что проморгал собственную смерть. И кто бы не явился ко мне – думаю, я смогу выиграть… А ты… – Лехто подумал с полминуты, и щелкнул пальцами. – Изыди!..

-//-

Потом хозяин постоялого двора говорил, будто он первый догадался, что в том человеке не все ладно. Ну, разумеется кроме аптекаря. Так ведь аптекарь-то мертв, а убил его тот самый заезжий с саквояжиком – это к бабке не ходи.

Если говорить серьезно, то в городе то и дело появлялись группы людей с оружием, про которых «банда» – самое то слово. Порой, банд таковых имелось несколько, иногда они пересекались, резали друг друга, перестреливались. Раз даже палили из орудия. Разумеется, при этом гибли и мирные люди. Но всегда эта смерть была обычной, и все чаще быстрой – росчерк сабельного удара, пуля из трехлинейки.

Но чтоб кого-то перед смертью мучили, да еще это не прятали – такое было внове.

И вот, когда перед ужином в постоялый двор вернулся колдун…

Да, собственно говоря, все тогда поняли: уже что-то случилось. Все: начиная от упомянутого владельца до мальчишки, что чистил постояльцам обувь. Да и как тут не понять.

Лицо и костюм Лехто были в крови. Колдун не был с ног до головы в ней, как потом гласили слухи. Имелись только некрупные пятна. На пиджаке и брюках они были заметны только с близкого расстояния. Лучше их было видно на рубашке и на лице, которое вроде бы и вытирали но не то чтоб хорошо. А вот руки были окровавлены довольно сильно.

Сначала хозяин подумал, что с постояльцем случилось несчастье – напали ли гопники, порезался ли он об стекло. Поэтому владелец заведения проявил деятельное участие – прислуживал гостю в умывальной.

Но по мере того как смывались пятна, выяснялось, что кровь была чужая. У постояльца не имелось ни одной раны.

– А скажите, любезнейший… – спросил колдун, уже вытирая лицо. – У вас в волости, уезде имеется банк?

– Банк? – перепросил владелец гостиницы.

– Ну да. – кивнул Лехто. – Это такое заведение, где люди хранят свои деньги, другие ценности…

Хозяин улыбнулся:

– Чудно, что вы об этом спрашиваете. Банк даже у нас в городе был. да закрылся год назад. Даже более того… Летом и закрылся – то ли на Петров то ли на Успенский пост…

– Не выдержал революционных будней? И хороший банк был?

– Да где там хороший! У него-то и при царе дела шли неважно, а как февральская ударила, так вообще вкривь да вкось…

– А другие банки имеются?

– Вам понадежней, или… – хозяин перешел на вкрадчивый шепот. – …для дела?

Собеседник улыбнулся и ненадолго задумался. Хозяин думал – эта банда сейчас на мели и хочет быстро заработать. Но ошибся.

– Самый надежный… В каком бы хранили свои деньги вы.

Лицо хозяина стало пунцовым:

– Да я и так храню… Банк в Зеелове… Там охрана – что надо. Такой даже Мышковскому не взять!

– Благодарю за ценный совет…

Хозяин кивнул: дескать не за что. Предположил:

– Я так понимаю, вам готовить надобно ужин, постели?..

Лехто покачал головой:

– Нет, мы не можем терять. Уходим прямо сейчас.

…Действительно – упылили не глядя на сгущающиеся сумерки.

И когда стук копыт затих вдали, хозяин двора выдохнул с облегчением.

Город Дракона

…Музыку услышали издалека.

Оркестр, как для провинциального городишки играл довольно стройно. Пока кампания шла по улицам, исполнили "Прощание славянки", за ним «Варяг». После ударили чопорный марш «Седан».

Когда путешественники свернули за угол, то увидали причину этого концерта. Центральная улица городка была забита толпой. Впрочем нет. Сама-то дорога оставалась пустой, люди теснились на тротуарах.

Дальше в каре было выстроено несколько рот пехоты. Рядышком, на площади стояло три трехдюймовки, повернутые стволами на пустырь. Напротив батареи музицировал тот самый оркестр.

Все говорило о том, что дорогу освободили совсем не для Геддо и его спутников. И честная компания заняла места в задних рядах, осмотрелась.

Горожане сжимали в руках букеты. Но не было на лицах обывателей ни радости, ни волнения. Испуга, впрочем, тоже не читалось. Выглядели они просто серьезными, словно пришли на работу, оставив дома ворох забот. И действо нынешнее от банальных треволнений если и отвлекает, то совсем ненамного. Даже цветы в их руках были подвявшие и будто бы где-то сломанные…

И вот на другом конце улицы появилась конные. Впереди на удалом белом жеребце скакал мужчина, одетый в генеральский мундир. За ним, на расстоянии почтительном следовали чины поменьше, на конях хоть и знатных, но поплоше.

Солдаты стали смирно, вытянулись в струнку. Оркестр снова заиграл исполненный совсем недавно «Седан». Музыканты при этом дули в трубы сильнее, громче. Барабанщики лупили в свой инструмент так, что становилось страшно за судьбу натянутой кожи.

– У-р-р-р-а! – кричали солдаты.

– Спаситель ты наш! – кричали обыватели рядом. – Освободитель! Батюшка родный!

– Слава генералу Подлецову! – орал кто-то на другой стороне улицы.

Цветы летели на мостовую. Кони безжалостно плющили их копытами.

Меж тем, Евгений чувствовал: что-то в этом параде не то: люди хоть и изображали радость на лицах, в глазах скользило безразличие и усталость.

Получался какой-то парад второго сорта.

Не все ладно было и с артиллерией.

Обслуга носилась с пустыми гильзами, вставляла их в орудия, закрывала замки, будто делали залп все разом. Выстрелов, разумеется, слышно не было. Все это казалось Евгению какой-то пьесой, написанной с изрядной долей полуюмора, коий не рассмешит, но улыбку на устах вызовет. Но улыбаться никто не спешил.

– А чего это они?.. – спросил Аристархов у стоящего рядом обывателя.

Тот с важным видом скривил скулу:

– Экономия! Снарядов нонче мало…

Проследовав до конца толпы, то есть до того места, где стояла кампания, кавалькада развернулась и отправилась в противоположном направлении.

Снова крики «ура», снова марш. Снова под копытами гибли цветы.

Генерал удалялся, за его спиной народец будто расслаблялся, веселел. Наконец, всадники исчезли там же, откуда и появились. Музыканты прятали медь труб в футляры и чехлы. С пустыря вели лошадей иных, тяжеловозных: першеронов да ланкастеров. Трехдюймовки брали на передки, увозили куда-то.

Народ сходил с тротуаров, подбирал еще гожие цветы, расходился.

У проходящего мимо горожанина, Евгений спросил:

– Ради бога извините, мы неместные… Причем – крайне неместные. Не могли бы пояснить, что здесь происходит? Происходило только что?..

Горожанин пояснить не отказался, и даже остановился перед гостями города:

– Это вы наблюдали репетицию въезда в Москву на белом коне генерала Подлецова.

– А что, такая репетиция нужна? – встрял Клим.

– А как же! Скажем вот кони… Они привыкли к стрельбе, а вот как, скажем, отнесутся к цветам в морду? Не поранят ли их шипы роз?

– И давно вы так тренируетесь?

– Да с полтора месяца, три дня в неделю. Раньше было по два, а каждую пятницу – показательная казнь краснопузых. Порой в день дюжину вешали-рубили. Некоторых генерал самолично рубил в капусту. Совсем как царь Петр стрельцов… Но потом большевики закончились.

Евгений кивнул: все ясно.

– А вы сами случайно не большевики – с надеждой в голосе спросил обыватель.

– Нет, нет, что вы! – замахал руками Клим.

Горожанин посмотрел на Чугункина внимательней, но, пожав плечами, пошел дальше.

Жители расходились по делам, собрав цветы до следующей репетиции. Из подворотен с метлами на изготовку выходили дворники и начинали мести улицы.

Делали это с упорством достойным лучшего применения. Казалось, что в город вернулись времена не то что дореволюционные, а даже довоенные и в провинциальный городишко должен въехать не то Наследник Престола, не то сам Государь.

Уворачиваясь от дворников дошли до центральной площади городка. Вероятно, парады стоило проводить на ней, учитывая ее положение и размеры.

Да вот только часть площади уже была занята.

На длинной шибенице просто, без затей было повешено три человека. Еще одно место было вакантным. И все говорило о том, что попасть туда может любой. Заодно становилась ясна причина усердия дворников. Их коллега, как был в фартуке и нарукавниках качался на ветру. На его груди висела табличка. Буквы были крупными, и дальнозоркий Евгений легко прочел несколько слов:

– "Он плохо мел улицы". Хм… Довольно радикальный способ борьбы за чистоту.

Евгений осмотрелся: дом градоначальника, церквушка, конкурирующая с ней по высоте пожарная колокольня. В самом углу площади, осмелевший осенний ветер трепал вывеску трактира.

– Вноситься предложение пообедать. Заодно позавтракать, поужинать и снова пообедать. Я нормально не кушал с неделю…

– И вам хочется при этом обедать? – кивнула Ольга на повешенных.

– Вы не поверите, но может статься, именно потому и хочется… На фронте ведь как: если половина взвода погибла или в лазарете, так второй половине положен двойной обед. Опять же: работа солдата на свежем воздухе, все больше физическая. Аппетит нагуливаешь быстро. Да и надо набивать живот кашей, пока его не набили свинцом…

Столы на веранде не убрали. Но, несмотря на беснующийся вокруг листопад, ни на них, ни на полу не имелось ни одного листочка.

Впрочем, трапезничать на улице было уже прохладно, и кампания вошла в заведение.

Звякнул пренепременный звонок над дверью.

В зале было совершенно пусто, в потолок целились ножками поднятые стулья.

Заняли столик у окна. Но то выходило не на площадь, а на маленькую улочку.

Появился трактирщик.

– Нам бы с дороги желательно поесть чего-то горяченького. – спросил Евгений. У вас имеется что-то горяченькое?

Сначала трактирщик покачал головой, но затем поспешно кивнул:

– Сейчас чего-то сообразим-с.

– А что это у вас зал пустует? – спросил Клим, с интересом разглядывая помещение. – Дела идут плохо?

– Да нет! – весь вид трактирщика выражал жизнерадостность. – Дела-с идут хорошо! Как и у всего города! Просто народ сейчас работает! Кует победу!

Впрочем, этот оптимизм тоже казался каким-то потертым, бывшим в употреблении необоснованно долго.

– И соседство это вас не раздражает? – кивнул Евгений куда-то в сторону виселиц.

– Да нет, уже как-то все привыкли-с! От мертвых вреда никакого ведь – это от живых беды… Впрочем, с пару недель назад было легче… Повешенные так не застаивались… Воздух был свежее. Впрочем, если это надо для блага родины – я готов терпеть!

Приняв заказ, трактирщик удалился.

– Странный он какой-то. – отметил Клим, косясь в сторону кухни.

– Вот если бы ты не сказал, мы бы не заметили! – съязвил Евгений.

Бывшему комиссару на помощь неожиданно пришла Ольга

– И трактирщик странный, и город… И что самое неприятное: странный не по-хорошему…

Как бы то ни было, трактирщик оказался расторопным.

На стол метались тарелки с борщом, кашей, корзина с пирогами. Правда, пиво подавать отказался, сославшись на какой-то запрет…

– Вот вам за труды, милейший. – улыбнулся Геддо и положил на край стола серебряную монету величиной с маленькое чайное блюдце.

На монетку трактирщик смотрел взглядом, скроенным будто из страха, но и меркантильности. Чувства боролись на лице трактирщика, он даже потянул руку к монетке. Но одернул.

– Я не могу принимать деньги иных стран. Вы обязаны их обменять в банке… Это совсем недалеко – пару кварталов.

– Да полно тебе! – возмутился Евгений. – Это где ты деньгу иностранную увидал? Ведь отечественная монета, что с того, что старая? А в банк нам ходить не шибко удобно – кушать хочется с дороги. Ты уж сам будь добр, поменяй, когда сможешь.

– Ах, ну что же вы так… – затараторил трактирщик.

И полотенцем, ранее висевшем у него на руке, начал быстро протирать стол. Стол в этом как будто не нуждался, но монетка, на мгновение накрытая тканью, тут же исчезла.

– Я принесу сдачу…

– Не надо. Оставь ее себе…

Глядя за стекло, Рихард вздрогнул, закрыл глаза, открыл…

– Что, опять? – спросил Евгений.

Рихард кивнул.

– А что с вами? – спросила Ольга.

Геллер, наверное бы промолчал, но его с потрохами выдал Евгений:

– У нашего друга иногда бывают видения. Видит умерших людей. Кто на сей раз?

– Лейтенант Харламов…

– Он подорвался на бомбе в пятнадцатом?..

– В шестнадцатом… Ну отчего всем нормальным видения со Спасителем, Богородицей – а мне непременно видятся шулера, взяточники, трусы и подлецы. Помню как-то поймал Харламова на шулерстве. Говорю, мол, вызываю тебя к барьеру потому что ты трус и подлей. А он мне отвечает: я на дуэль не пойду, потому что я трус и подлец…

…По пустой улице шел военный патруль. Впереди, заложив руки за спину, шагал молодой поручик. За ним, с винтовками на плече, следовали два солдата. У всех на рукавах имелась черно-желто-белая повязка.

На какое-то мгновение глаза Аристархова и поручика встретились.

Евгений задумчиво кивнул, словно поздоровался. Тот тоже ответил кивком.

И будто бы патруль уже прошел мимо, но нет…

Снова звякнул колокольчик над дверями, впустившими теперь патруль.

– Вы отчего не на работах? – сурово спросил офицер. – Кто дал вам право ходить по городу в рабочее время?

– А кто вы такой, чтоб я давал вам отчет? – спросил в ответ Евгений. – По уставу караульной службы, вы должны назваться, указать номер части.

Поручик побледнел, было, схватился за кобуру, но в разговор ввинтился трактирщик.

– Ваше благородие! Это неместные, первый день в городе! Будьте милостивы!

– Так-так… – руку от кобуры поручик не убрал, но успокоился. – Бродяги во время смуты… Сие есть…

– Да не бродяги мы, а путешественники. – возразил Евгений не дожидаясь, пока офицер подберет нужное слово.

– А какова цель вашего путешествия?

– А какова была цель путешествий господ Миклухо и Маклая? Или Пржевальского, не к ночи будет сказано?

Поручик крепко задумался. Солдаты за его спиной шумно дышали.

– Меж тем… – наконец продолжил офицер. – Для путешествий ноне время негожее. Вы, часом, не большевистскими лазутчиками будете?

– Ну сами подумайте, поручик, кто на вопрос "ты шпион?" даст утвердительный ответ? Только безумец… А что касается разведки, то, я думаю, до такой сложной штуки большевикам век не додуматься.

Трактирщик дал знак половому и тот принес пузатую кружку пенного напитка. Подал ее поручику:

– Примите за счет заведения! Для бодрости и веселости духа и за здоровье генерала Подлецова!

Полштофа пива поручик пил долго. Пока пил – сменил гнев на милость.

– Вам следует немедленно зарегистрироваться. Обменять все деньги и ценности на ассигнации нашей губернии. Еще желательно, чтоб вы подписались на заем Победы…

– На заем чего?.. – было, начал Клим. Но тут же получил под столом удар от Геддо.

Впрочем, патруль уже уходил.

-//-

– А все-таки, как-то несправедливо. – проговорил Евгений трактирщику. – Нам вы пиво наливать отказались, зато этому поручику нацедили полную кружку. Я понимаю, что сделали вы это для нашего же блага, но все равно – как-то некрасиво.

Трактирщик сидел тут же. За неимением иных клиентов, он откровенно скучал.

– Что поделать. Продажа хмельного запрещена до заката. Заходите ко мне вечером – пренепременно налью. Сейчас, к слову еще ничего…

– А раньше?

– Генерал как в город вошел, чуть не первым делом стал бороться с пьянством. Собрал весь самогон и вылил в озеро. Пьяницам-то что, бабки нового нагнали, а вот рыба в озере начала нереститься. Потом два дня на берег выпрыгивала. К озеру после люди не подходили неделю, ибо похмелье у рыб еще плохо изучено. Генерал же стал замечать, что сухой закон во благо городу не идет: и солдаты в бой не шибко рвутся и народец в городе смурной…

– Короче, отменил указ.

– Ну что вы! Все приказы генерала исключительно мудры и правильны! Пить по-прежнему нельзя, кроме как в определенных местах и только в разрешенное время!

– Суровые порядки…

– И не то слово! Драконовские! – с гордостью ответствовал трактирщик. – Все как в Европе! А нашего генерала и враги кличут Драконом! За силу! За мудрость и военную хитрость!

Клим вздрогнул, Евгений задумался, вспоминая, как же все-таки называют Подлецова в стане вражеском. Вспомнить так и не смог: фамилия до сегодняшнего дня была ему совершенно незнакома, как, наверное, и большинству потенциальных врагов.

Однако, рассказывать это трактирщику не стал. Тот явно гордился своим вождем.

– И все же мне кажется, что дворников вешать – это явный перебор. – заметила Ольга.

– Зато в городе у нас порядок. Улицы чистые, в магазинах не обвешивают.

– Как по мне, уж лучше меня пять раз обвесят, чем раз повесят…

-//-

…Гостиница по случаю Гражданской войны, пустовала. Цены на номера упали ниже плинтуса, но обслуга все также продолжала ждать постояльцев.

Может, стоило бы закрыть заведение из-за неприбыльности, но на это бы не позволил генерал: ибо разве может быть город сколь либо значительным, если в нем нет ресторана «Яр» и гостиницы «Метрополь»?

И когда компания переступила порог, гостиничное хозяйство, доселе пребывавшее в безделье завертелось так, словно все служащие истосковались по работе.

Сняли многокомнатный номер чуть не в пол-этажа: Геддо и Ольга получили комнаты отдельные, Клим и Евгений поделили одну комнату.

Коридорные не имели ничего против получать чаевые монетами, кои вроде бы хождения в губернии не имели.

Да и портье, хоть и сетовал на то что, деньги не поменяны, к оплате их принял. Но сдачу выдал местными денежными знаками.

Конечно, фальшивых денег у него не могло быть по определению, но это не мешало купюрам выглядеть ненастоящими. Печатали их на отвратной, чуть не газетной бумаге, типографским методом. Хоть и были эти билеты разноцветными, но без "орловской печати". Краска вытиралась на сгибах, расплывалась от воды.

Степень защиты на этих деньгах была единственной и последней. На купюре крупно было напечатано: "ЗА ПОДД?ЛКУ – РАССТР?ЛЪ!"

Затем Геддо удалился в цирюльню, что находилась рядом с гостиницей, вернулся оттуда помолодевший, подстриженный, густо пахнущий одеколоном.

Прежде чем войти в гостиницу, что-то бросил на клумбу, прошептал заклинания и в совершеннейшем ноябре расцвели розы.

– Зачем? – спросила Ольга, глядя на клумбу из-за занавески.

– Это для вас. – смутился Лехто. – Я думал, что будет приятно.

– Приятно… Да вот только ударят скоро морозы, и пропадут розы…

– Ну ничего, я весной вам еще наколдую…

Под окнами, как раз между гостиницей и цирюльней неспешно двигался крестный ход. Впереди – непременный крест с хоругвями, священники. За ними – старики со старухами.

Глядя на них, Евгений перекрестился.

– Товарищ Аристархов, что вы делаете! – одернул его Клим. – Бога нет!

– Товарищи ныне далеко. Да и тебе неплохо бы помнить, что день назад сам едва не узнал, есть ли бог или нет…

– По какому поводу ход? – спросила Ольга.

– Да кто его знает… Если судить по городу, так наверняка о даровании победы господину Подлецову.

– Когда я слышу во время гражданской войны здравицу "За победу русского оружия", мне хочется не то рыдать, не то смеяться…

Словно почувствовав в Ольге союзника, Клим спросил:

– А ваше отношение к религии какое будет?

– Не люблю попов. Я как-то пыталась продать в церковь автоматического торговца свечек. Не взяли.

Клим расцвел, но слишком рано.

– Но к религии отношусь положительно, потому как природа не терпит пустоты. И если человеку не забить голову религией он ее забьет самочинно всякой пургой вроде марксизма…

Клим вспыхнул, стал просто пунцовый. Он шевелил губами, подбирая слова.

Вероятно, зрел скандал.

У Евгения появилось смутное желание дать Климу по роже. За недели странствий, тот уже порядком надоел Евгению.

Но с нахлынувшим гневом справился, выпалив первое, что пришло в голову.

– А пойдемте-ка сегодня вечером в ресторан. – предложил Аристархов. – Не был там сто лет…