Текст книги "Часы (СИ)"

Автор книги: Андрей Лапин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Велвор остановился перед панно и принялся его разглядывать. Он и сам проходил мимо этого панно много-много раз, и столько же раз плевал в этих нарисованных стражников, и прикасался к белому нимбу вора, но сейчас он словно бы увидел всю изображенную на панно сцену в первый раз, и словно бы только сейчас смог оценить ее по достоинству. Несчастный вор лежал на широком и прочном деревянном верстаке, притороченный к нему сложными хомутами, а над ними возвышались три сумрачные и практически стертые временем фигуры. Было видно, что серые тени поднимают над своими головами какие-то тяжелые бесформенные предметы и Велвор знал, что раньше это были мозаичные изображения мечей для колесования. На самом деле название "колесующий меч" было придумано еще в далекой древности самими ворами для сохранения приличий и воровского достоинства, а в жизни это были заурядные топорища самого что ни на есть скотобойного вида. Серые тени вздымали над телом несчастного вора эти ужасные приспособления для бессердечной расправы и у бедняги уже не было правой ноги и левой руки, которые лежали под верстаком и тоже были окружены такими как бы слабыми нимбами, образовавшимися в результате прикосновений бесчисленных воровских рук за годы, десятилетия и столетия.

Для любого вора нет ничего омерзительнее вида отрубленной воровской руки. Ведь только благодаря своим ловким рукам вор и живет на белом свете, а сколько времени уходит на их правильную тренировку? Сколько времени нужно, чтобы придать своим пальцам нужную гибкость, а движениям кистей необходимую молниеносность и стремительность? Поэтому даже простое изображение безрукого вора вызывает в душах простых воров такую бурю разрушительных эмоций. Но вот лицо древнего несчастного вора сохранилось прекрасно и его широко раскрытые мозаичные глаза выражали столько боли, столько страдания, что Велвор не удержался и прикоснулся к нимбу указательным пальцем, но потом, словно бы опомнившись, быстро отдернул руку. Он вдруг представил на месте этого мозаичного вора себя, и его сердце сжалось от такой запредельной тоски и ужаса, что на глаза сразу же навернулись слезы, а кончики пальцев мелко задрожали.

Длилось это переживание не дольше минуты, а потом Велвор напомнил самому себе, что эта ужасная казнь уже давно и безвозвратно канула в реку времени и возврата к подобному зверству уже не будет никогда. Это раньше, во времена своего расцвета верхнего города, городские стражники могли позволить себе такое обращение с ворами, но сейчас были уже совсем иные времена. Сейчас воры сами могли колесовать любого стражника, в любое время, по любому поводу и очень быстро. Да вот только ворам все это было не нужно ни в каком смысле. И действительно – зачем ворам было мучить какое бы то ни было живое существо перед самой его гибелью? Разве мало его перед этим мучили в жизни? Чтобы устраивать еще и это – последнее мучение. Нет, воры были не настолько жестоки. Короткий и быстрый удар ножом в определенное место (которые расположены на человеческом теле буквально повсюду) или быстрый и сильный рывок за концы прочной удавки, вот и все. И никаких мучений. Велвору вдруг подумалось, что в вопросах причинения мучений или страданий живым существам нижние воры были гораздо милосерднее обворованных верхних несмотря на всю их кажущуюся добропорядочность. Вон и воровских куплетистов по его приказу топили в отдаленных туннелях очень быстро и без предварительных издевательств. И это при том, что многие из них вполне заслуживали всевозможных мучений и издевательств за свое омерзительное воровское творчество. Но вот же – нет, издевательств не было. Разве в этом не видно врожденное воровское благородство? Видно, и еще как.

Велвор оправил стоячий бархатный воротничок черного, подбитого дорогим мехом, фрака, плюнул в ближайшую серую тень и отошел от мозаичного панно. Он подумал, что воровские разведчики сегодня что-то задерживаются. Уж не сотворили ли его бедные воры в прошедшем воровском сезоне нечто ужасное? И не бушует ли сейчас наверху снежная буря? Этого ему сегодня только и не хватало.

Нет, его воры не могли совершить ничего ужасного. Велвор повернулся всем корпусом в сторону бушующего воровского моря, растянул губы в приветливую улыбку и помахал простым ворам сложенной лодочкой ладонью. Ответом ему был шквал радостных возгласов, свиста и улюлюканья. Согласно Древнего Правила Канализации перед выходом на поверхность никто из простых воров не имел права беспокоить Великого Вора. Считалось, что он сосредотачивается перед совершением предстоящей ему мистериальной кражи, которая имела столь исключительное сакральное значение. Но помахать им рукой и поддержать их приветливой улыбкой было можно. Этого Древнее Правило не возбраняло.

Перед выходом на поверхность в праздничную ночь Древнее Правило разрешало и даже предписывало обращение к простом ворам со стороны других представителей воровской верхушки – Консортов, Подруги-воровки и глав воровских корпораций. Впрочем, главы воровских корпораций пренебрегали этим разрешением, они обращались к простым ворам крайне редко, для этого у них были другие каналы и возможности. А вот Консорты в праздничную ночь обращались к простым ворам с большой охотой, а о Подруге-воровке и говорить нечего. Она всегда была готова сказать простым ворам несколько слов и по любому поводу. Поэтому время перед выходом из Канализации называли еще Часом Консортов. Чуть поодаль от ступеней центрального выхода для этих целей было сооружено небольшое возвышение, такой как бы деревянный помост. Вот с него Консорты и произносили сейчас свои речи.

Прогуливаясь перед ступенями и разглядывая мозаичное панно с изображением проклятого действа, Велвор краем уха вслушивался в праздничные выступления Консортов и Подруги-воровки. Консорт Хуго ограничился сегодня парой пошлых шуточек из сексуальной и гастрономической жизни простых воров, которые, впрочем, несмотря на свою сальность и, судя по одобрительным возгласам, имели в воровской среде немалый успех. Консорт Хег долго призывал простых воров крепиться изо всех сил, чтобы пережить трудные времена и его едва не освистали. Могро только взобрался на помост и низко поклонился то ли простым ворам, то ли еще кому-то ровно четыре раза, а потом сразу спрыгнул вниз и затерялся в толпе. Консорт Аливо долго и туманно говорил о чем-то малопонятном – то ли о каких-то отмычках новейшей конструкции, то ли о фомках особой формы и его почти не слушали, а когда он сходил с помоста воры хлопали ему вяло и неохотно.

Сейчас как раз выступала Подруга-воровка и Велвор прислушался. Его дорогая Подруга сразу оседлала своего любимого конька и начала призывать простых воров "воровать лучше, стараться лучше". Она долго говорила о повышении воровской эффективности, о том как важно постоянно совершенствовать свое воровское мастерство, о каком-то дальнейшем развитии гибкости пальцев, меткости глаз, точности ударов и еще о чем-то подобном. Это выступление явно оказывало на простых воров необычное действие – ее слушали в полной тишине, в каком-то грозном и даже мрачном молчании. Через лбы многих простых воров во время этого выступления пролегли зигзаги хмурых морщин, а губы почти всех видных Велвору воровок скривились в презрительных ухмылках. Некоторые из них во время этого выступления даже начали демонстративно лузгать то ли какие-то семена, то ли орехи, при этом они явно демонстративно сплевывали лузгу не прямо себе под ноги, а словно бы старались доплюнуть ее до помоста, по которым переступали сейчас стройные ножки Подруги-воровки в шикарных кожаных сапогах.

Но Подруга-воровка словно бы ничего этого не замечала. Она говорила об воровской эффективности буквально взахлеб, искусно при этом изгибаясь своим стройным, упакованным в очень дорогое черное платье, телом. Велвору даже показалось, что его дорогая Подруга во время своего выступления накручивала не столько воровскую общественность, сколько саму себя, она вроде бы даже вошла в некий раж, или скорее даже – в экстаз.

"Ах, дорогая моя,– думал Велвор, вслушиваясь в слова Подруги-воровки об улучшении и повышении воровской эффективности.– Дорогая-дорогая. Ты никогда не понимала простых воров, а особенно воровок, и уже никогда не поймешь их. Не стоит выступать перед простыми воровками в таких дорогих и шикарных платьицах, никогда, ни при каких обстоятельствах не следует выставлять на показ свои безупречные ноги в настолько высоких и откровенных разрезах. Простые воры может, и одобрили бы эти демонстрации, а вот простые воровки – никогда. Нужно быть ближе к простым ворам не только на словах, но и в одежде, и в украшениях, и в маникюре пальчиков. Может быть, тогда твои слова о повышении эффективности и улучшении мастерства и будут услышаны. Но в таком вот платьице, в таких вот сапожках и с таким вот золотым ожерельем на шее этого не случится никогда".

Размышления Велвора о платьях, сапогах и ожерельях были прерваны громкими возгласами простых воров. Многие воровские лица тут же обернулись в сторону ступеней центрального выхода, Велвор тоже посмотрел туда и увидел две фигуры в безупречных белых фраках. Это возвращались назад воровские разведчики. О Подруге-воровке с ее эффективностью тут же все словно бы позабыли и она была вынуждена сойти с помоста не удостоившись сегодня даже пары возгласов, не говоря уже о хлопках. Все воры с напряжением следили за приближающимися фигурами в белом.

Воровские разведчики спускались вниз медленно, определенно чувствуя мистериальную важность момента. Их лица были словно бы каменными, ноги в мягких кожаных сапогах ступали бесшумно, спины были выпрямлены, плечи расправлены, глаза устремлены вперед. В руках воровские разведчики держали небольшие пучки зеленого мирта, которыми они медленно покачивали в такт шагам. Велвор отметил, что вся сцена с возвращением разведчиков была выдержана в лучших традициях Канализации.

Он быстро занял место в самом низу выхода из канализации и величественно ступил на первую ступень. За его спиной тут же выстроились Консорты и главы воровских корпораций, а справа появилась черная фигура Подруги-воровки, но Велвор даже не взглянул в ее сторону.

Сколько же раз, за время своего пребывания на Троне Воров, он принимал участие в церемонии встречи воровских разведчиков! Бессчетное количество раз и каждый раз он испытывал сильнейшее волнение. Каждый раз он ожидал, что вот сейчас к нему приблизятся разведчики и мрачными голосами объявят, что наверху метет ужасная метель с плотными снежными зарядами, лика Матери Луны нигде не видно, а небо затянуто плотной мглою. Это был бы поистине страшный момент, просто ужасный, и он никогда не знал, что будет делать тогда, какие слова он тогда сможет найти и выдавить из себя, какие жесты он сможет тогда воспроизвести. К счастью, за все время его правления праздничной метели так ни разу не случилось, всего пару раз шел дождь (но лик луны при этом был виден, хотя и смутно), да раза четыре лик ненадолго скрывался за облаками. И все эти разы ему удавалось как-то изворачиваться, иногда при помощи крика, иногда при помощи угроз, иногда при помощи стальных дубинок воровской охраны, а два или три раза ему помогли меткое словцо и удачная шутка. Но что будет внизу, если в праздничную ночь наверху начнется настоящая метель, Велвор не знал. Если честно, об этом он боялся даже думать и праздничная метель часто бывала объектом его ночных кошмаров. Особенно часто – в последнее время.

Тем временем воровские разведчики уже приблизились к Велвору и остановились в двух ступеньках над ним, все так же плавно покачивая своими миртовыми пучками.

– Ну,– сказал Велвор в полной тишине.– Что там?

– Небо чистое, Ваша Лунность,– сказал правый разведчик.

– Лик Матери Луны взошел в свое время,– красивым голосом провозгласил левый.– Он отлично виден во всей своей красе.

– А ветер?– спросил-выдохнул Велвор с огромным облегчением.

– Ветер есть,– наклонил голову правый разведчик.

– И изрядный,– добавил левый.– Но воровской факел он не задует.

В душе Велвора сейчас бушевала такая буря радости, облегчения и гордости за себя, что он готов был броситься на этих славных разведчиков, подхватить их под руки и закружить в неистовом танце или даже расцеловать их.

Возможно, что он и бросился бы и расцеловал или сделал еще, что-то такое, что-то неподобающее моменту, не величественное и несуразное, но его опередили простые воры. Они разразились громкими криками радости и восторга, в которых потонул крик Велвора "Вперед!", а потом подхватили своего предводителя на руки и повлекли его тело наверх. Все произошло настолько быстро, что Велвор не успел опомнится и отдать приказы своей охране, а его уже подхватил лес мягких и заботливых воровских рук, и перед его глазами уже замелькали замшелые кирпичи свода центрального выхода из Канализации. Да он сейчас и не смог бы отдать приказ своей охране, так как всех его вориков-телохарнителей вместе с капитано тоже подхватили на руки и влекли теперь наверх чуть сзади от него. И Консорты тоже были подхвачены этими руками, и Подруга-воровка, которая единственная из всех их кричала и сопротивлялась этому влечению, но ее, конечно, никто не слушал. Настолько великая радость охватила в этот момент всю воровскую армию.

Воры были безусловно довольны сейчас своим правителем, они знали теперь совершенно точно, что он правил ими целый год очень умело, распорядительно и мудро. Что он не уронил за этот год достоинство всех остальных Велворов, которые на протяжении веков также умело и мудро правили этой древней Канализацией. Воры знали, что и Мать Луна так же высоко оценила правление этого вот нынешнего Велвора – Велвора XXVIII-ого Счастливчика, и милостиво показала им свой божественный лик в подтверждение, и значит все они делали правильно в прошедшем воровском сезоне, и прегрешения их были незначительны в глазах Матери Луны.

А ветер? Что же ветер? Какой вор не без крошечного грешка. Пусть ветер веет.

***

Снаружи и вправду было ветрено. Когда Велвора бережно опустили на булыжную мостовую, в его лицо ударил тугой заряд холодного воздуха, а фалды его фрака несколько раз поднялись и опали – упругий и холодный верхний сквозняк-потягун словно бы поиграл с ними немного, а потом утратил к ним интерес и полетел себе дальше. Холод и сырость верхнего ночного города пробрали Велвора до костей даже несмотря на подбитый мехом фрак для праздничного ночного выхода. Вокруг было так темно, так неуютно, так промозгло, что ему сразу же захотелось вернуться назад – в уютную и теплую Канализацию. Впрочем, это было настолько неуместное, жалкое и даже какое-то детское желание, совсем не достойное Великого Вора, что Велвор сразу же укорил себя за него, а потом сделал над собой усилие и тут же встрепенулся, приосанился и расправил плечи.

Воровские разведчики описали ситуацию наверху очень точно – полный и загадочный лик Матери Луны сиял над воровскими головами ярчайшим, но вместе с тем и мягким, и приветливым светом и вокруг него не было заметно даже крошечного облачка. В свете общей тяжести нынешнего положения Канализации это было настоящей мистериальной удачей и Велвор сразу это и понял так, понял, осознал и по достоинству оценил это обстоятельство. Это был самый настоящий добрый знак от Матери Луны и в первую очередь для него лично. Налюбовавшись полным ликом луны, вдоволь наслушавшись приветственных криков простых воров и слегка насмешливых, наполненных скрытой язвительностью поздравлений от воровской знати, которых и сам он был не чужд, правда в несколько других обстоятельствах, но не теперь и не сейчас, а лишь только в самом ближнем кругу – за роскошными пиршественными столами или в чанах потайных воровских бань, Велвор махнул рукой в направлении городских стен, отдавая всем присутствующим ворам приказ выступить немедленно на дело и принять участие в совершении сакральной ритуальной кражи. Этим взмахом руки он как бы приглашал сейчас всех простых воров принять вместе с ним участие в совершении этой важнейшей и ответственейшей кражи, этого мистического действа, от которого так много сейчас зависело. Воровская масса тут же одобрительно загудела и заволновалась, словно бы мгновенно уловив этот призыв в жесте своего предводителя и тут же оценив этот призыв по достоинству и безусловно его одобрив.

На самом деле этот древнейший ритуал уже давно утратил связь с реальным воровством и превратился в такую как бы праздничную постановку, сейчас он больше напоминал игру, чем настоящую кражу. Вся мистериальная штука и заключалась сейчас в том именно, что в этой постановке и в этой игре принимал участие не только Велвор и его ближайшее окружение, а все воровское сообщество целиком, практически в полном своем составе. Каждый вор, кроме самых старых и слабых, считал своей обязанностью и долгом принять участие в ежегодной ритуальной краже, поэтому на время праздничной ночи Канализация пустела – все воры в эту ночь устремлялись наверх, они всею душою стремились принять участие в таинстве и разделить его сладость со своим предводителем или лучше сказать – со своим любимым вождем.

Суть представления заключалась в том, что Великий Вор в эту ночь как бы выходил на настоящее дело, а все воровское сообщество только следовало за ним, наблюдая за его действиями и оценивая их с точки зрения воровского мастерства и умения. Все что могло позволить себе все это сопровождение, вся эта воровская массовка, так это только сопроводительное факельное шествие на заднем плане, да еще возгласы (одобрительные или нет, это зависело от умений и действий, от доброй или не очень праздничной игры каждого конкретного Велвора).

Во время совершения праздничного ритуала Великий Вор неслышным воровским шагом словно бы крался к добыче, умело пробирался по темным улицам верхнего города к своей цели, то и дело заглядывая в темные окна и как бы выискивая и высматривая в них любые возможные ценности, а простые воры следовали за ним чуть поодаль, освещая это действо факелами и выкрикивая одобрительные (или не очень слова). Они оценивали каждый жест, каждое движение Великого Вора и как бы внутренне соизмеряли их со своими собственными воровскими навыками, вполголоса переговариваясь между собою, мысленно ставя себя на его место. Это был первый акт постановки.

Второй акт начинался тогда, когда Велвор находил, наконец, подходящий дом, городское заведение или подвал и скрывался в его внутренностях для совершения ритуальной кражи. Пока простые воры толпились снаружи, обсуждая выбор своего предводителя, общие достоинства или недостатки выбранного им места кражи, мастерство проникновения, выбор инструментария и еще множество различных, понятных только ворам мелких и крупных подробностей, Велвор орудовал внутри и на этом оканчивался второй акт праздничного действа.

В третьем акте Велвор выходил к простым ворам и демонстрировал им свою добычу. Если добыча оказывалась подходящей (а по-другому и быть не могло) воры приветствовали уже содеянное ритуальное воровство громкими одобрительными криками, а потом разбегались по ночному городу и приступали к его повальному грабежу. Каждый простой вор в эту праздничную ночь пытался совершить какую-нибудь необычную кражу, втайне надеясь переплюнуть и превзойти в праздничном воровстве самого Великого Вора.

Четвертый, заключительный акт считался самым второстепенным и незначительным – Велвор должен был лично доставить свою добычу в Главную Воровскую Сокровищницу. Это был даже не акт ритуального праздничного воровства, а скорее его личный ежегодный триумф. Велвор торжественно шествовал со своей добычей через подвергавшийся праздничному ограблению город и демонстрировал занятым делом ворам свою добычу, как бы подвигая каждого из них к совершению личного воровского подвига. Он шел через город в окружении Консортов и своей воровской охраны, время от времени потрясая тяжелой золотой статуэткой, или держа в поднятых руках роскошное золотое ожерелье, развернутое меховое манто, или раскрытую шкатулку со сверкающими драгоценными каменьями внутри.

Во время этого шествия он как бы говорил простым ворам: "Смотрите воры, насколько все еще богат этот город. Насколько он полнокровен и полон самыми разными сокровищами. Вам нужно только приложить усилия и найти их. Старайтесь сегодня как следует и Мать Луна ваша вам сегодня поможет, а там и воровская удача обязательно вам улыбнется. Старайтесь лучше, воруйте лучше, а обо всем остальном позабочусь я и наша всемогущая Мать Луна!" И простые воры с огромным воодушевлением воспринимали этот древний воровской призыв, они ликовали и кричали Велвору, который был так счастливо удачлив сегодня, различные воровские приветствия, восхваляли и приветствовали его, ласково шутили с ним. Они ликовали вместе с ним и ночной город, наполненный криками ограбляемых обворованных верхних, наполненный звоном разбиваемых стекол, треском проламываемых дверей, подсвеченный заревами пожаров, словно бы ликовал тогда вместе с ними. Он бывал очень хорош собой и красив в праздничную ночь, этот пылающий, стонущий, хрустящий разбитыми стеклами город, красив особенной воровской красотой.

Вот собственно и вся праздничная ночь.

Пока простые воры грабили верхний город, воровская верхушка спокойно возвращалась в Канализацию, Велвор относил свою добычу в Главную Сокровищницу, а потом принимал участие в роскошном праздничном ужине, за которым он уже свободно давал волю всему своему остроумию и не стеснялся в откровенных оценках происходящего наверху праздничного грабежа.

Возможно, все это имело смысл в древние времена, когда в верхнем городе водилось и серебро, и золото, и подходящие для кражи предметы роскоши, но с оскудением городских запасов сакральность постепенно ушла из этого действа, а ее место постепенно занял сначала ритуал, а со временем и ритуальная постановка. Но, как известно, большинство простых воров ужасно традиционны, и прекратить все это, а значит, и пойти тем самым против Древнего Правила, противопоставить себя ему уже никто из Велворов просто не мог. Просвещенная и посвященная во все важнейшие проблемы подземного сообщества воровская верхушка отлично все понимала, но ничего не могла с этим поделать, потому, что дорожила не только и не столько стабильностью своего положения, сколько общей стабильностью всей Канализации. Возможно, что только самим подобным положением вещей и можно было объяснить общий упадок Канализации, все эти повальные праздничные грабежи были словно бы некими этапами этого упадка, но идти против него уже никто из воров не мог, всех их просто несло по течению.

Да ведь и понимала все это только воровская верхушка, а простые воры и не хотели ничего ни понимать, они не хотели ничего прекращать. Наоборот, чем хуже шли дела, тем более рьяно они участвовали во всем этом действе, давно уже утратившем изначальный смысл, все они словно бы пытались при помощи этого древнего ритуала повернуть ход событий вспять, во время его проведения они словно бы надеялись и призывали на свои головы некое невероятное лунное чудо. Против такого напора воровских ожиданий уже не мог пойти ни один Велвор, поэтому ритуальное воровство неукоснительно совершалось из года в год, а сам праздник Дня Зимнего Луностояния сделался чуть ли не самым важным событием в годовом цикле жизни Канализации.

Пережив сегодняшний праздничный восторг по случаю восхода такой замечательно чистой, большой и полной луны, Велвор сейчас почти не сомневался, что случись сегодня снег или даже дождь его бы растерзали прямо на ступенях центрального выхода. Но, слава Матери Луне, все сложилось весьма хорошо и он уже почти не сомневался в том, что при помощи своей уловки с часами, с честью окончит сегодняшний праздник и у него в запасе будет еще один год, целый полновесный и продолжительный год, за который может случиться многое и в течение которого он обязательно придумает еще что-нибудь. Или не придумает, а совершит, какая разница? Главное, что один год в запасе у него точно есть.

Вот почему сегодня Велвор играл во все эти воровские игры с чувством большого облегчения по поводу полного и чистого лика Матери Луны, с верой в свою сегодняшнюю удачу, с надеждой на благополучное завершение сегодняшнего праздника. До краев наполненный и этими чувствами и этим пониманием происходящего он приступил к исполнению своей роли в сегодняшней постановке.

Велвор пробирался по темным и грязным улицам верхнего города в окружении охраны и воровской верхушки, и завидев подходящее окно или дверь, демонстративно подходил к нему поближе, внимательно осматривал, что-то говорил себе под нос совсем тихо и неразборчиво, а потом отрицательно качал головой и шел дальше. Когда он подпрыгивал, чтобы заглянуть в очередное темное окно, то видел в нем свое подсвеченное неровным светом факелов отражение, которое было непроницаемо темным и зловещим. Иногда ему казалось, что это не его отражение, а кто-то зловещий и темный подпрыгивает одновременно с ним с другой стороны окна и всматривается в него – Велвора, а за спиной этого черного тоже стоит армия других черных и подсвечивает его прыжки своими факелами. Вероятно, это было следствие пережитых им сегодня треволнений, и он понимал это, но все равно – зрелище каждый раз выпрыгивающий с той стороны стекла темной фигуры угнетало его.

Но играть свою роль в сегодняшнем воровском представлении ему все равно было нужно, это была его главная обязанность перед воровским сообществом на время сегодняшней праздничной ночи, вот он и прыгал чуть ли не под каждым окном, и осматривал чуть ли не каждую встречную дверь, слыша за своей спиной приглушенные комментарии простых воров: "да ну что это такое", "я бы в такое ни за что не полез", "да, бедновата хибарка, бедновата", "зачем к такому окну вообще подходить ведь видно же, что за ним уже давно ничего нет", "да здесь уже везде так" и тому подобное.

"Бедновато им видишь ли,– с раздражением думал Велвор, подпрыгивая под очередным окном и стараясь не глядеть на прыгающего с той стороны черного.– Где ж на вас всех набраться, чтоб вам было побогаче? Конечно, станет бедновато за столько-то лет беспрерывного воровства, за столько-то лет разнузданных праздничных грабежей непременно все обнищает. Можно подумать, что после сегодняшнего праздничного грабежа здесь что-то улучшится. Молчали бы лучше".

Вообще-то простые воры были правы, Велвору сейчас казалось, что даже за последний год, в течение которого он его не видел, верхний город сильно сдал. Его дома в свете воровских факелов казались какими-то облупленными, ободранными, покосившимися, практически не пригодными для жизни. Брусчатки на улицах уже не было во многих местах и ворам приходилось идти через довольно глубокие лужи или вязкую прилипчивую грязь. Многие двери стояли без замков и даже самых простых щеколд, которые, судя по следам фомок, были вывернуты из них, буквально выдраны с мясом, еще в одна Луна знает какие времена. И на первый, и на второй внимательный воровской взгляд, никакой добычей здесь даже и не пахло.

Все это было ясно Велвору, а поэтому он вскоре прекратил заглядывать в окна окраинных домов и направил свои стопы в центральную часть ночного города, туда, где в прежние времена селились и жили самые зажиточные из обворованных верхних.

Велвор мог бы и не идти в такую даль, а зайти в первую встречную дверь, постоять за нею для виду или неспеша выкурить там сигару, а потом выйти и продемонстрировать всем желающим простым ворам аккуратные золотые часы, которые лежали сейчас в кармане его жилетки, и таким образом покончить со всем этим праздничным балаганом. Все это он мог сейчас проделать, и благодаря висящему над его головой полному лику Матери Луны, благодаря этому чудеснейшему доброму знаку, такое поведение точно сошло бы ему сегодня с рук, но все простые воры, конечно же, были бы до глубины души оскорблены его безыскусным, неартистическим поведением, такой вот его грубой и наглой воровской игрой. А если бы они оскорбились, праздничная атмосфера, которая так счастливо и робко установилась в ночном городе благодаря восходу замечательного по красоте полного лика, была бы грубо нарушена и сразу же утрачена, ведь простые воры могут многого не понимать в этой жизни, и многого не знать про нее, но к подобным выходкам и к скверной игре в столь важные для них сакральные игры они очень чувствительны.

Велвор ни в коем случае не хотел нарушать установившуюся праздничную атмосферу своим грубым поведением или плохой игрой в сакральные игры простых воров, а потому он весьма охотно направил свои стопы в бывшую когда-то зажиточной часть верхнего города. Внешний вид тамошних домов безусловно лучше сочетался с золотыми часиками, которые он собирался предъявить сегодня простым ворам в качестве своей добычи. Все эти тонкости сакральных игр были ему отлично понятны, так как он столько лет и столь успешно играл в них. Велвор тихо перекинулся парой слов с капитано охраны и быстрым энергичным шагом уверенного в себе вора направился в центральную часть верхнего города. Огромная толпа простых воров, предвкушая мастерскую игру своего предводителя, с криками одобрения и радостными возгласами последовала за ним.

Все они кричали тогда одно и то же: "Давай, Счастливчик!"

***

Уже на подходе к центральной части верхнего города Велвор с удивлением начал замечать некоторые странности в поведении Консортов и вориков охраны. Это произошло когда навстречу праздничной воровской процессии начали попадаться очень приличные и зажиточные когда-то дома обворованных верхних. За дверями этих домов в лучшие времена вполне могли бы найтись золотые часы подобные тем, что лежали сейчас в потайном кармашке его фрачной жилетки и ожидали там своего звездного часа. Пусть не сейчас они могли бы скрываться за ними, а раньше, причем намного раньше, но какая сейчас была разница? Подобные жилища хотя бы теперь и сильно сдавшие, ободранные, с треснутыми стеклами широких окон, с забитыми фанерой дверями, но все еще крепкие, с практически целыми ступенями парадных входов, с растрескавшимися, но все еще прочными дубовыми ставнями, дородные, часто двухэтажные, они вполне годились на роль места совершения праздничной ритуальной кражи. Благодаря своему все еще относительно презентабельному внешнему виду они отлично подходили на роль декораций для праздничной воровской постановки. Это было очевидно даже для самого недалекого и простого вора. Однако, когда Велвор пытался подойти к этим домам, между ним и входной дверью или окном постоянно кто-то оказывался. Иногда это был кто-то из Консортов, который уверенно и нагло брал Велвора под руку и, словно бы развлекая его каким-то разговором, уводил прочь от подходящего окна или двери. А иногда перед ним небольшой но плотной и высокой стеной вырастали сразу два или три угрюмых ворика охраны. Они загораживали собою двери и окна подходящих домов, а когда Велвор пытался обойти их, ворики молча передвигались на новую позицию и угрюмыми тяжелыми взглядами словно бы отталкивали его прочь от вполне подходящего места кражи, а потом синхронно отводили глаза в сторону.