Текст книги "Время ненавидеть"

Автор книги: Андрей Измайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)

Пестунов запнулся. И усы у него упали. Как в кинокомедии – р-раз и вниз!

– Там дерево не у порога. Какое поле до горизонта? Там лес кругом. Чернота земли? У нас почвы – болото. Не чернозем… – упавшим голосом говорил Гребнев, хотя это было совсем неважно. Не это было важно. А он все падал и падал голосом. О дереве ли, о почве ли речь?!

– О чем речь! – сказал Пестунов, тяжело контуженный Взглядом коллеги, что-то такое почувствовал, сник, продолжая просто по инерции: – Это же обобщенная метафора. Ты еще скажи, что солнце не умеет говорить!

– Не скажу.

– Да что ты в самом деле! Сам же просил! Хорошо, я прозвонюсь в область, забью для тебя триста строк в областной. Делай на здоровье! Я договорюсь, у меня там контакт. Хоть что про этого старикана! Хоть все, что намотал на маг!

Гребнев прокостылял к магнитофону. Снял кассету. Протянул ее Пестунову:

– Дарю, соавтор! Пленка ныне – дефицит. Запишешь что-нибудь веселенькое поверх.

– На кой мне твоя пленка! – взъерепенился Пестунов.

– Что-нибудь веселенькое! – повторил Гребнев. – Все! До нескорого свиданья.

– Да что ты в самом-то деле?!!

И снова был Взгляд.

И Пестунов ушел. С пленкой. Что-нибудь веселенькое…

Попался ли в сундук афористам крик души: «Избави меня от друзей, а от врагов я сам…»?

Гребнев сидел и смотрел в одну точку – ничем не примечательную точку. Точка и точка. Крапинка на обоях. Не в нее он смотрел. Он смотрел в никуда, в ничто.

Парин из штанов выпрыгнул, чтобы не… Долганов из штанов выпрыгнул, чтобы не… А точка вот она. Поставлена. Пестуновым. «Для друга».

«И ВСЕ-ТАКИ ОНА ВЕРТИТСЯ!». Название нашел – лучше не придумаешь! «… и поднимается солнце. Глядит из поднебесья: все ли в порядке? Да!.. К. Пестунов, П. Гребнев».

Да-а, все-о-о в поря-адке! То-то обрадуется мельник, прочтя. То-то рады и Парин, и вновь избранный депутат Долганов, и свора реставраторов будущей корчмы! Ай, да П. Гребнев!«Избави меня от друзей…».

Час он просидел, просидел два, три. Не двинувшись. Глядя в никуда, в ничто.

Зуд. Рассыпался по ноге, затерзал. Глюконат кальция! Не помогает! Никакой эффект плацебо не спасает. Наверное. Что, еще одну ночь без сна?!

Гребнев раскачивался, обхватывал гипс руками, пытаясь его расшатать и пусть этим же гипсом, но учесать зуд. Нет, крепко заковали! Крепко-накрепко! Ох-х-х, каково!

Потом стало еще хуже. А сволочь Долганов неуязвим. (Он этого колбасника!.. Что – он этого колбасника?!). Сволочь Долганов унял свой зуд многолетней давности и теперь даже не почешется. А Парин «цветет и пахнет». А Пестунов в областную метит, Пестунов «левой ногой сбацал, и сейчас ты отпадешь!». Профессионал! Ох-х-х, каково!

Потом все стало собираться до кучи. Гнусно-базарным голосом позвонили из поликлиники:

– Сами просят, чтобы записали, а сами что?! Вы сегодня были на УВЧ?!

– На каком еще УВЧ?!

– На большом! Вы уже один раз пропустили! Сами просят, а сами… Если вы не явитесь сегодня, то мы вас вычеркнем, и больничный не получите!

– А идите вы! – сорвался Гребнев. – Траншею сначала закопайте!

– Пьяный! – определил для себя гнусно-базарный голос. – Вы еще и пьяный! Мы вам на работу сообщим! И вычеркиваем! Вы еще узнаете! Вы ещ…

Заскреблось за дверью. Кто еще?!

Никого. Почта. Конверт в ящике – в дырочки проглядывает. Открыл ящик, достал. Тощий конверт. Как пустой. Не пустой – листок-осьмушка:

«Уважаемый т. Гребнев П. М. Вы не будете допущены к летней сессии, если в срок до 21 июня Вами не будет представлена курсовая работа по районной газете за шестой семестр. Список тем – у старшего методиста кафедры…».

Мама родная! Елы-палы! Блин горелый!.. Забыл начисто! Заочник хренов, хвостист стукнутый! Курсовик! Список тем! До 21 июня!.. Какой список, каких тем, когда уже сегодня двадцать первое!!! Когда нога! Когда зуд!

Ай, плохо! Ай, как все препаршиво и плохо! Долганов – плохо. Парин – плохо. Валентина. Мельник. УВЧ. Курсовик. Нога. Зуд…

Телефон позвал. Гребнев даже возликовал сардонически: что еще?! что может быть еще?! вали до кучи!

– Паша! – В жизни Бадигина его не называла Пашей! – Я тебе скажу, Паша… Ты материал видел?! Про «вертится»?! Паша! Тут у нас такое творится! Ты не представляешь! Я тебе скажу, Паша! Кот пришел в редакцию… бритый! Бри-тый! Без усов! Я его не узнала! И к Парину! Паша, он Парину очки разбил! Парин докладную пишет редактору! Он требует срочного собрания партгруппы! А тебя же нет?! И редактора нет! Вообще никого нет! Я тебе скажу, Паша, теперь Коту не то что областная, а и у нас бы усидеть! Паша, он взбесился! Да Пестунов же! Не Парин же! Я тебе скажу, Парин тоже взбесился! Он и про тебя что-то кричит! Да Парин же! Ты, кричит, подбил! Паша, это ты подбил?! Я тебе скажу, он всех в свидетели зовет! Да Парин же! Паша, мне идти в свидетели? Или нет?

– Иди! Иди, Бадигина!.. Иди ты знаешь куда?

– Не пойду!

– Куда?

– В свидетели. Я вообще в корректорской была. Ой, Паша, я «вешаюсь»! Тут такое!..

… Ай, Кот! Ай, кретин! Ай, молодец! Все равно кретин! Рефлексирующий кретин с томиком «маразмария»! Ай, Кот! Парин же – мячик! Только выше подпрыгнет. Утрется, срикошетит и врежет! Не физически, а более внушительно! Плохо. Все плохо. Парин – мячик, Долганов – мячик. И сколько их, этих мячиков! Плохо. Поди победи, попробуй!

Стоп. «Не врите!». Я сам!

ЧТО СО МНОЙ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ? НИЧЕГО СО МНОЙ НЕ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ!

Ну да, конечно! «Катерина с верой в будущее прыгает с обрыва». Гребнев с верой в будущее хрестоматийно налегает корпусом на пишмашинку.

– Чем занят?

– Пишу! – с усердным оптимизмом, непоколебимостью в тоне.

– Про мельника?

– Нет! Не про мельника! – обещая черте что в перспективе всем: и врагам, и друзьям. – Не совсем про мельника. Совсем не про мельника. Но и про него!

Ну да, конечно! На этом сахарная хрестоматийная концовка обычно уходит в многозначительное затемнение или камера отъезжает. Победа-а!

И уже затемнено или камера так далеко отъехала, что не видать снисходительных лиц, не слыхать покровительственных оппонентов, имя которым легион, силы которых немерены, послушные зависимые овцы которых не считаны.

– Ах, пишешь? Ну пиши, пиши…

Плохо. И все – до кучи. Отворяй ворота.

Но! «Не врите!».

Но! ЧТО СО МНОЙ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ? По большому-то счету?! Ничего со мной не может случиться! Не съедят же!

«Как у вас с зубами, Святослав Борисович?

Преотлично! А у вас, Павел Михайлович?

Лучше! Гораздо лучше!». И не только с зубами!

Будем живы – не умрем!

Плохо? А это как?

А хорошо – это как?

«Бац! А я ему – бац!».

Пестунову сейчас очень плохо.

«Не врите!». Пестунову сейчас очень хорошо! И Гребневу тоже! Оч-чень хорошо!

Овчинка с легиона послушных и зависимых стоит выделки! Отворяй ворота – нате! Нараспах! Вали до кучи!

Я САМ! ЧТО СО МНОЙ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ?! Снова телефон!!!

Отключит его Гребнев! С корнем вырвет провода! В окошко вышвырнет! С веселой злостью! Радостно и припо…

– Да-а?!

Алле! Ну, как ты там?..