Текст книги "Трюкач"

Автор книги: Андрей Измайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Надо присесть и спокойно (только спокойно, Ломакин, спокойно!) обдумать.

Куда присесть? Вы, товарищ, сядьте на пол, вам, товарищ, все равно. Больше и некуда. Разгром. На первый взгляд, кто-то задался целью громи-ломай!

Первый взгляд он обратил на выпотрошенные-вытряхнутые глиняные горшки. Суккуленты, Эфедра…

Очиток… Молодило… Гармола-могильник. Раздавленные в липкую зеленую грязь. Комья-кляксы. Память о Баку. Уничтоженная память.

Он далек от сантиментов, он далек от хлопотных хобби типа выращивания кабачков – или чем там балуются на досуге всяческие герои всяческих романов Он – не герой романа. И суккуленты именно потому, что не хлопотно и не посягают на досуг.

Началось-то с тех самых пор как отломил, веточку-отросток гармолы с могил матери-отца, в Баку, на Волчьих Воротах. Вдруг екнуло тогда: ведь вполне вероятно, он больше сюда не вернется. Границы-кордоны-визы-персоны нонграта-суверенитеты… При том, что вся президентская рать хором пела-воспевала теорию гибкого членства. Изобрели! Гибкое членство. Долой нездоровые ассоциации, да здравствует гибкое членство – в СНГ. Выслушай рать и – насрать! Пойми наоборот. Ладно хоть с Апшероном все же расплевались. Пока… Но три года назад, при Латиноамериканской чехарде (Я главный! – Нет, я! – А я главней! – А ты никто! Сиди пей водку!), мнилось: вот-вот замкнутся на себя, закуклятся… Да, а гармола разрослась, прижилась. Бархатистым ковриком стелется… стелилась. И – нет ее теперь!

Логично ли? Стоит Ломакин посреди комнаты и бередит память о сгибнувшей апшеронской флоре в то время как за спиной сгибнувшая апшеронская… фауна безмолвно вопиет?! И… не фауна, не юродствуй, юрод! Люди. Хорошие люди, гости. Смущались… А ты, Ломакин, нелогичен!

Как раз логичен. В пик черного ужаса единственная действенная защита – прозрачный, но прочный панцирь юродства. Он помнил, как сыпал анекдотами на двойных похоронах матери-отца. Он помнил, как уже здесь, в Питере, все свои съехались проводить раздавленного махиной Ваню Котлярова (Ваньку– Встаньку) и тот же Мысляев, прилетевший от стола, от собственного сорокалетнего юбилея, сокрушался– балагурил: Во друзья пошли! Жизни своей непожалеют– лишь бы праздник испортить! А когда: наступил черед Жени Хижняка, то Витя Боголюбов, стоя с Ломакиным в почетном карауле, вдруг пробурчал в нос: Женьке теперь должно очень крупно повезти! Между двумя Викторами лежит! Так что смерть есть смерть. Но жизнь есть жизнь. И не обязательно в этой жизни хихикать, отпугивая смерть. Иногда просто – сесть и поразмышлять: как жить дальше, с учетом тех, кому уже не жить. Ну не сесть. Постоять. Чем Ломакин и занимался. Размышлял.

Разгром, значит! А толку? Продемонстрировать– припугнуть? Кого? Ломакина? Ломакин в Баку. Некому, некого. А с опережением? Отрыжка проклятого социалистического прошлого: мы трудимся же в счет будущей недели, по ускоренному графику, к прибытию хозяина все-все-вся давно готовы!… Хм, а смысл? Квартирку-то ломакинскую ОНИ мысленно взяли под заклад еще когда! Зачем курочить, чтобы потом самим вылизывать?

И все перечисленное – весомые, но не главные аргументы против разгрома. Суккуленты, да, сгибли, однако горшки! Горшки целы. Все и каждый. А есть ли большее удовольствие, чем грянуть глиняным горшком об пол?! Или коньяк не тронут… Допустим, громилы – трезвенники, язвенники, подшитые. Но тогда не раздребездить бутылки для пущего бедлама – только дурак откажется. Или не дурак… Отказался – значит, иная задача ставилась. К примеру, громить громите, но тихо, – главное, найдите. Искали. Пожалуй. Что? Наличку в сумме, близкой к долгу? Не дебилы ведь! Дебилы, дебилы. Но не до такой степени!

Тихо-то тихо, но три выстрела погромче будут, чем бряк битых горшков и бутылок. Да, знаете ли, производственная необходимость возникла, мы старались тихо, но пришли какие-то чучмеки, очевидные мафиози… вынудили пальнуть… Громко? А кого это нынче останавливает из бандитов? А кого это нынче настораживает из соседей?

А кого это нынче мобилизует на оперативные действа из милиции?

Нормальный беспредел, если есть что-либо ненормальней беспредела? Акулы пера кичатся вхожестью к авторитетам – и само слово авторитет настолько утеряло авторитет, что достаточно сказать авторитет, и любой поймет-продолжит:… преступного мира. Депутаты-фашисты с апломбом объявляет себя депутатами-фашистами, но требуют сатисфакций, если кто– нибудь еще объявляет их депутатами-фашистами. Президент с грацией паяца дирижирует духовым оркестром, а дирижер неформально президентствует в каждый свой очередной визит… Вроде повтор? Ниче! Чаще повторять – лучше усваевается.

Да что там! Те же подставы-наезды с автомобилями. Давний ли прецедент: ублюдки затребовали с виновника столкновения буквально последнюю рубашку (и жену – в заложники) – а виновник в отчаянии, уже измордованный, стрельнул из ружья с двух стволов и положил обоих рядышком. И?! Правоохранительные органы прячут бедолагу на конспиративной квартире, а тот взмаливается через прессу: дайте другое жилье, иначе кокнут! И мэр… дает, благодетель! При том все и каждый сочувственно покачивают тем, что именуют, головой, не жилец, парень, не жилец, все одно, найдут и кончат… Кто найдет?! Кто кончит?! Эй, милиция-полиция, найди и кончи тех, кто собирается найти и кончить гражданина, в действиях которого суд не обнаружил состава преступления! Да уж нам уж… Тьфу!

Следовательно, возьми ОНИ за труд разгромить, делали бы это с чувством, с толком, с расстановкой. Салютуя выстрелами в потолок или… в тех, кто вздумает помешать. В назидание другим. Чтоб видно и СЛЫШНО… Мы, очевидцы-свидетели, предупрежденные об ответственности за дачу ложных показаний, торжественно клянемся: ничего не видели, ничего не слышали, ничего никому не скажем, являемся активными строителями к… лизма. Иначе – клизма.

Сдвинуто все, что может быть сдвинуто. Вскрыто все, что может быть вскрыто. Искали.

Неплохо бы восстановить последовательность событий. Посещение квартиры солоненковскими специалистами Ломакин предвидел, даже ключик оставил. Но газанфаровцев – не предвидел. И солоненковцы, в свою очередь, – не предвидели. Самолет из Баку прибывает где-то к семи вечера. Вчера. Но Октай-Гылынч-Рауф не позвонили на топчан Ломакину. Или звонили, а он отсутствовал, сражаясь на подпольном, фронте Гавриша. Проверить бы. А! Телефон-то! Цел! Конечно! Он, Ломакин, дозванивался утром из, таксофона – и ему откликнулись, то есть молча, но откликнулись. Громили бы, так телефон первым делом бы изничтожили!… Цел…

Он поманипулировал кнопками, влез в память: кому и зачем Ломакин В. А. надобился за истекшие сутки с лишним? Черточки, номер не высвечивается. Еще черточки. Опять и снова. Ага! Вот… Это – Антонина. Когда? Пальцы заученно бегали по клавиатуре, рефлексы мудрей сознания – пальцы сами знают. Итак, Антонина. Табло показало: 14.57. Вчера. Встреча не состоялась – наудачу звякнула домой Ломакину. Хороший знак? Дурной знак? Он ведь сказал ей-улетает в Баку. А она звонит… А что же эти, которые прилетели из Баку? На топчаны не звонили – отлично. Но почему? Смущались? Досмущались!

Он набрал справочную Пулково! Естественно, занято. Поставил на автодозвон. Еще и еще раз осмотрелся, пока АОН заданно тренькал настырно добиваясь пулковской барышни.

Да, не крушили, не бомбили. Искали. Оба видика Хитачи не раскурочены, но основательно разобраны – не собрать. С-сволочи! Это же ломакинские рабочие инструменты! Оба VT-F90EM! Унифицированный интеллектуальный дистанционник для двух видеомагнитофонов и телевизора, шесть головок– четыре двухазимутные и две для HI-FI стерео, интелсканер, цифровое автослежение! Незаменимы при монтаже! И камера. Где? Та самая, сверхкомактная, одна из трех, задействованных на съемках «Часа червей»!… Где?! Здесь… Однако… кто ее столь консервно вспорол?! Восстановлению явно не подлежит. Где только не побывала, и… С-сволочи! Две трети метража «Часа червей» именно этой камерой отснято – в Баку. И ведь недурно отснято мать вашу так!

Чью мать?

Вашу, вашу, с-сволочи! Ворье!

Почему ворье? Что у вас пропало, гражданин Ломакин В. А.? Напрягитесь, припомните. Ничего. Вроде бы… Но – видик. Но – камера! Пропали? Нет, вот они. Может и вы сами их… э-э… ремонтировали. Нет? Не вы?. – Что ж, тогда хулиганы. Мелкие. Замок не взломан, не поврежден. Что – ключи? A-а, сами доверяете кому попало. Разбирайтесь со своими друзьями-приятелями. Правда трупы тут какие-то откуда-то. Чьи, не в курсе?

В курсе. Октай-Гылынч-Рауф, из Баку. Родственники? Земляки?

…Земляки.

Разберемся!

С кем?

С вами, с кем еще! Вы ведь тоже, отчасти, м-м… кавказской национальности?

Нет такой национальности придурки!

Да-да, мы придурки, национальности нет, трупы есть. Р-разберемся! Пр-ройдемте!

– Пулково! – брезгливо-брюзгливо попалась, вышла на связь-барышня.

Он сдернул трубку.

– Простите, что – со вчерашним рейсом из Баку?

– Опоздание по метеоусловиям. Прибыл в десять тридцать.

– Простите, – десять тридцать утра? Сегодня?

– Разумеется! – отбой. Разумеется им, а? – Погода в Питере – ни облачка.

В Баку – тоже, судя по безоблачному настроению Гургена-Газика. Ы-ых, уб-бил бы! Впрочем… Нет худа без добра. Октай-Гылынч-Рауф, получается, прибыли всего несколько часов назад и… напоролись на засаду.

Это худо. А добро в том, что не успели, не проявили топчанное убежище Ломакина по АОНу. Солоненковцы были первыми – всю ночь рылись-шуровали? Что искали-то?!

Понять бы. Значит, как говорится, ОНИ были первыми. Ключи – у соседей. Не оставлял вам Витя ключи? Мы договаривались. Да-да, конечно, вот – ключи. Не впервой… Он предупреждал.

О чем?

О том! Ходят тут всякие! Надоело уже!

Надоело, так надоело. Больше не побеспокоим. В последний раз, обещаем.

И тут откуда ни возьмись, появился… десант из Баку с утра пораньше. Если жопик у подъезда – бандитский, то шестерка на шухере и отсигналила по уоки-токи: черные на горизонте, не к вам ли? Тогда их, Октая-Гылынча-Рауфа, встретили на лестничной клетке, заранее – дабы исключить нежелательный контакт с соседями. Добро пожаловать! Вы же – к нам? Заходите, гостем будете. Ставьте свой багаж, распаковывайтесь… Бандиты умеют играть корректность и радушие весьма убедительно. А кому потом первому вожжа под хвост попала, по сути, неважно. Важен результат – три трупа… А на звук выстрелов ныне только самоубийцы реагируют: отреагируешь – и следующая пуля твоя… Это, знаете ли, покрышка лопнула. Это, знаете ли, пробка шампанского вдарила. Это, знаете ли, почудилось. Продолжим наши поиски… О! Звонят! Не в дверь – по телефону. Снимем трубочку, послушаем. Эге, еще один азербот! А кто его знает, что ему надо. Лопочет по-своему. Все. Мотаем удочки. Гляди-ка, а этот… квартирант и в самом деле правая рука ихней мафии, не иначе. Тем более мотаем. Шестерку на жопике оставим – пусть ЛОНГИРУЕТ, он сбоку припека, но доложится: кто здесь и как после нас. Мотаем! Нашли все, что искали? Мотаем!

ЧТО нашли?! ЧТО искали?

Ни тебе вспоротых подушек, ни тебе исполосованных обоев, ни тебе разломанной мебели. Книги… взъерошены и расшвыряны. Что предположительно спрячешь в книгах? Или в кассеты…

Где?! Ломакин прозрел. Но лучше бы ослеп! Где кассеты?! Ни одной! Ни намека! Ни следа! Или это – как раз след?

Интеллектуальная собственность, да! Ему, Ломакину, кассеты нужны не для развлечения! У него такая работа! У него на кассетах – плоды труда! «Час червей»! Копии, да, имеются. Но не здесь. А где? У Солоненко.

Зачем Слою-Солоненко еще и ломакинские кассеты, если у Слоя-Солоненко имеются копии. Он, Ломакин, ведь показывал-демонстрировал Слою отснятое, копировал. И отчитываясь, но в большей мере хвастаясь. Как неприкосновенным-единственным дитятей, не касайтесь, не обижайте, налюбуйтесь – во, растет не по дням, по часам. Нра-а-авится?! То-то, а вы говорите!

Ничего такого Солоненко не говорит и не говорил. Солоненко всегда верил и верит в Ломакина. И не сомневался: детище получится замечательным. А… это все? Или еще что-нибудь есть? Черновое, пробы, дубли. Показал бы, Виктор Алескерович? Интересно же!

О-о, само собой, есть. Само собой, покажет. Само собой, интересно. Но – не сейчас, не теперь. После, потом, позже…

Заинтриговывал. Каждый – специалист в своем. Ты, Слой, глубокомысленно умалчиваешь о передрягах-тонкостях банковского дела? И умалчивай. Ломакин все равно в толк не возьмет. Ломакинское дело – КИНО, и передряги-тонкости фильмопроизводства Слой-Солоненко все равно в толк не возьмет. Таким образом, будем на равных! Я, конечно, кое в чем дундук, но и ты – дундук. Кое в чем. Паритет. Довольствуйся, Слой, предоставленным, как Ломакин довольствуется предоставленным тобой, ага?

Ага. Ни единой кассеты! Ни единой! Эй, кто тут буровил! р-разберемся?! – разбирайтесь! Здесь произошел грабеж, в особо крупных размерах! Кассеты, кассеты!

Да их в любом киоске, – за десятку! Может ваши же приятели совершили МЕЛКОЕ ХИЩЕНИЕ. Кстати, по поводу трех трупов…

Это не мелкое хищение! Ч-черт! Весь Серджио Леоне. Весь Абрахамс-и-Цукеры! Лучшее из Копполы, из Спилберга! Сборник… IS MY LOVE!… Да бог с ними со всеми! Восполню! Но! Но! «Час червей»!!! «Час червей»!!! Весь материал. Смонтированный и не смонтированный… Вплоть до кадров до пяти секунд! Не понимаете?!

Понимаем, отчего же! Кино? Хорошее? Дык – в любом киоске!

Мое кино! Мое!!!

А, любительское?…

Подите нахрен, придурки! Киднэпинг – знаете?

В курсе…

Вот он и есть!

Не пудри мозги, сучонок. У тебя и детей-то нет! Согласно документа.

Е-есть!!! Да… теперь нет. Не пудри! Ты вообще кто? Режиссер? Актер? Продюссер?!

Ограш я, ограш! Ну по-ол-лный м-му-удак!

Оно и видно, оно и видно. Пошли, что ли?

Зачем?

Не зачем, а с нами.

… Мысли-кадры скакали и заедали, будто в плохом– стареньком кино, иначе именуемом нынче замечательным новомодным сюром. С кем гипотетически вел мысленной диалог Ломакин – не скажет, не определит. Но вел, пока копошился, искал, надеялся на безнадежное. Оставь надежду всяк…

Нету…

Три трупа деликатно отодвинулись на второй план. Он, Ломакин, даже дверь не отворит, чтоб лишний раз убедиться: здесь они. Куда же им деваться! А «Час червей» куда делся?! И куда деваться ему, Ломакину? Он тоже – труп. Живой. Пока – живой. Куда деваться?

Только в окошко. Нет, не вниз головой – до ближайшего асфальта. А долгая, осторожная дорога обратно. Машинальная, без эмоций. Между прочим, без эмоций и машинально – много проще оказывается. Он лишь прихватит кое-чего по мелочи, в карманы джинсов распихает и – готов к труду и обороне. Оборона – нелегкий труд. Он убедился. Но его вынуждают, вынудили не просто обороняться – нападать. Он нападает, он теперь в своем праве. Он в праве родителя, у которого похитили дитятей. Он бы добровольно отдал… может быть. Когда, например, затребовали в виде компенсации спровоцированному долгу, которого нет. Дети, вечно платят по долгам родителя своего. Но чтобы та-а-ак?

Все, черви могильные! Все, опарыши! Наступает наш час! Было для, Ломакина время делать долги. Пришло время платить. Придется, платить черви, за все! 3а «Час червей»! Да, он не закончен, недоснят, недомонтирован, не состыкован… От ребенка-калеки отказывается только нелюдь…

Тихо-тихо, Ломакин, потеряешь равновесие и – недокрутишь вниз, не выкрутишь вверх…

Он? Не выкрутит?! Да он способен сейчас пройтись в полный рост по стеночке, будто она не вертикаль, а горизонталь.

Ну-ну, не переборщи. Вот и крыша! Разомкни крюки, верни на место, застолби антенну в прежнем виде, смаж-размажь битумные впечатки подошв. Возвращайся, Ломакин, возвращайся. Где твой Дом? Здесь он или там… там-там!

«Час червей», черт побери, «Час червей»! Почти законченный! Почта такой, как хотелось!

Это была моя лучшая фильма! – Это могла быть моя лучшая фильма!

Это будет моя лучшая фильма!

Ну держитесь личинки под личиной личности! Пробил для вас всех «Час червей»!

II. ЧАС ЧЕРВЕЙ

КАДР – 1

«26 мая в 13.30 в двадцати километрах от Минеральных Вод группа преступников, вооруженных автоматами, захватила рейсовый автобус Икарус с тридцатью пассажирами. Подробности об этом уже очевидном захвате заложников регулярно передавались во всех информационных сообщениях, поэтому мы не видим смысла в их повторе. Напомним лишь некоторые детали этого и предыдущего аналогичного дела.

К 13 часам 27 мая, то есть сутки спустя после захвата заложников, террористы добились от властей выполнения большинства своих требований – они получили дополнительное оружие, четыре бронежилета, прибор ночного видения, наркотики, несколько мешков с деньгами (около десяти миллионов долларов) и вертолет. В обмен на это было выпущено большинство заложников, основную часть которых составляли женщины и дети.

В руках террористов, вылетевших на предоставленом вертолете первоначально в сторону Махачкалы, оставались четверо заложников, а также трое военных летчиков – членов экипажа. За полетом постоянно велось наблюдение из оперативного штаба, развернутого на месте событий. Кроме того, за террористами на некотором удалении следовало семь военных вертолетов с группой захвата и другими специалистами подобного профиля.

Предсказать дальнейшее развитие событий было довольно сложно, да и не имело смысла. Судя по всему, террористы учли все ошибки своих предшественников, захватывавших вертолет в тех же Минводах полгода назад, и теперь действовали значительно уверенней и активней.

Приходилось надеяться, что правоохранительные органы тоже не теряли время зря. По мнению специалистов (на 12 часов дня), террористам вряд ли удастся скрыться, но каких усилий потребует их задержание и чем оно завершится, никто не брался предсказывать.

Все, и в органах ФСК, и в МВД, с кем удалось пообщаться, склонялись к тому, что действия группы захвата должны быть максимально жесткими (с учетом безопасности заложников) и решительными. Пока законодательство и власти остаются беззубыми по отношению ко все более наглеющей преступности, остается надежда лишь на то, что подробные репортажи об операциях по уничтожению различных, банд– групп хотя бы немного охладят пыл тех, кто действует за чертой закона. Именно поэтому подробности любых жестких действий властей должны быть открыты для прессы.

Мы попытались выяснить судьбу предыдущей группы террористов-вертолетчиков, но подробности, увы, для прессы закрыты. Известно лишь, что Ростовская областная. прокуратура продолжает вести то дело полугодовой давности, а когда она его завершит и передаст в суд – остается лишь гадать. Думается, такая гласность и расторопность вполне могут сподвигнуть на аналогичные подвиги очередную, группу пиратов».

(Из прессы).

«Его возвращение 12 мая 1994 года стало историей, хотя происходило оно с редкой обыденностью. На том настоял сам Александр Исаевич Солженицын.

Во Владивостоке он сядет в поезд и поедет в Москву. Десять тысяч километров России окажутся в его багаже впечатлений. Узнаем ли мы о них?…

Прессе сообщили, что никакой охраны у писателя не будет».

(Из той же прессы).

«В ответ на просьбу МВД России, поступившую 26 мая, Джохар Дудаев дал разрешение своим подразделениям на совместное участие в операции, если преступники появятся на территории Чечни. Президент ЧР лично следил за ходом операции и оценил действия спецназовцев на отлично. Вертолет с террористами и заложниками на борту приземлился в районе сел Бачи-Юрт и Курчалай около 11 часов дня.

По данным из Грозного, в операции по оцеплению и обезвреживанию преступников были задействованы около 160 сотрудников чеченской полиции и спецподразделений.

После посадки террористы покинули вертолет и стали удаляться. Российский спецназ начал их преследование. С противоположной стороны отход преступников блокировали подразеления МВД ЧР. Вскоре террористы были захвачены российским спецназом, все четверо – живы документов у них не оказалось. Однако, по предварительной информации, один из них является уроженцем Чечни, но в последнее время проживал в Дагестане.

Содействие в обезвреживании преступников оказало местное население, также принявшее участие в оцеплении района.

Пока неизвестна судьба восьми миллионов долларов, полученных террористами в обмен на освобождение большей части заложников в минералводском аэропорту».

(Из все той же прессы.).

«29 мая поздно вечером состоялось совещание специальной следственной бригады по расследованию теракта против президента Чеченской Республики. По заявлению начальника ДГБ ЧРИ Султана Гелисханова, бригада располагает оперативными данными, в том числе свидетельскими показаниями очевидцев и заложников, что история с террористами, захватившими автобус в Пятигорске, от начала до конца инспирирована российскими спецслужбами. Для этой цели были привлечены уголовные элементы, объявленные впоследствии чеченцами. Косвенным подтверждением этого является факт, упорно скрываемый российской стороной, что четвертый террорист – житель Дагестана передан чеченской полицией российскому спецназу. Его объявляют то убитым, то раненым, то исчезнувшим.

Султан Гелисханов заявил, что в ходе следствия вырисовывается определенная связь между покушением на президента Дж. Дудаева и российской инсценировкой с террористами. В эту схему укладываются следующие события…».

(Из другой прессы).

«28 июля в 16.12 при подходе к аэропорту Минеральные Воды был захвачен автобус, следовавший по маршруту Пятигорск – Ставрополь – Красногвардейск с 41 пассажиром.

Четверо преступников затребовали вертолет и 15 миллионов долларов.

Автобус с заложниками был блокирован на привокзальной площади аэропорта спецслужбами с применением бронетехники. В результате переговоров с бандитами к трем часам утра, 29 июля у них в заложниках осталось около десяти человек. Террористам по их требованию был предоставлен вертолет. В 3. 06, когда машина была готова к взлету, отряд специального назначения предпринял штурм, во время которого один из преступников взорвал гранату в салоне вертолета. При этом пострадало девятнадцать человек, в том числе и пассажиры, – две женщины убиты на месте, а две скончались по пути в больницу. Остальные с пулевыми и осколочными ранениями доставлены в больницы Минвод и Пятигорска. Среди них пять омоновцев и двое арестованных бандитов. Еще два захваченных террориста переправлены спецслужбами по неизвестному адресу. Все они – чеченцы. При обезвреживании у них изъято четыре пистолета и несколько гранат Ф-1.

Совсем недавно ведущий специалист по борьбе с организованной преступностью генерал Михаил Егоров говорил на встрече с журналистами в МВД России:

– Мы сделаем все, чтобы спасти невинных, беззащитных людей, попавших в лапы вооруженных бандитов. Наша задача – не допустить крови жертв.

До сих пор – удавалось. На этот раз неясно, зачем руководством операции было принято решение штурмовать вертолет, приведшее к трагедии».

(Снова из все той же прессы).

«Впервые борьбой с терроризмом страна озаботилась ровно 20 лет назад! 29 июля 1974 года приказом по Комитету создали «Альфу», или «А». На ее счету десятки успешных операций…

… Во время майского захвата, выпущенные заложники в один голос твердили, что автобус остановили десять человек. Десять! Затем, еще до блокирования автобуса, шестеро мужчин вышли и скрылись в лесу. Ни один из них до сегодняшнего дня не задержан. Толком неизвестна судьба и еще одного – то ли скрылся, то ли убит.

Так что командир «Альфы» Геннадий Зайцев не исключает того, что уже в августе-сентябре спецподразделению в очередной раз придется освобождать заложников на Северном Кавказе…

… Если сами «альфисты» не любят говорить о степени их подготовленности, то можно обратиться к словам первого командира и создателя американской группы «Дельта» полковника Чарльза Беквита: «От момента создания подразделения до первой операции должно пройти не менее пяти лет. Пять лет непрерывных тренировок и привыкания друг к другу. Понимание каждого своего движения и каждого движения своего товарища. Понимание необходимости каждого выстрела. Можно набрать десантников и спецназовцев, сунуть им в руки автоматы и послать освобождать людей. Однако они пойдут не освобождать заложников – они пойдут убивать террористов. Крушить, все, что движется, в клочья, а потом разбираться кто кем был».

В «Альфе» к пониманию этого шли долго. Теперь ее командир любит повторять:

– Голова нужна не для того, чтобы ею стенку пробивать. Головой нужно думать. А чем стенку пробить – найдется.

Так что можно и не комментировать».

(И снова из все той же прессы).

Можно не комментировать. Однако Ломакин…

Заела фразка: будто по одному и тому же сценарию.

Итак, бандиты требуют от властей миллионы долларов за жизни заложников, и власти, с редкостной безропотностью, раз за разом откуда-то извлекают эти миллионы и отдают. Человеколюбие пробуждается аккурат в моменты терактов. Вчера еще сокрушались по телевизору: сами, мол, без копейки сидим, хоть обе руки на отрез даем. А стоило уголовной шпане пальчиком шевельнуть – на спусковом крючке, – глядь, мешками подвозят, еще и в оговоренных купюрах. Откуда? Н-н-ну… Так, неприкосновенный запас, на всякий случай, На всякий или именно на эдакий? Неужто статью в бюджете застолбили: выкуп. А то ведь всякий случай, он такой… По тому же телевизору то и дело детские мордашки показывают и христом-богом умоляют: ребенок нуждается в срочной операции – за валюту, скиньтесь всем миром! Весь мир, может, и скинется, – но, власть – ни за что.

(Кстати… Леша Гарин расшибся – лечили ТАМ. Французы денег нашли, наши – нет. Разруха у нас! Мимо унитаза мочимся.).

Да что там! Ломакин сам в семьдесят втором отведал полную меру властительного человеколюбия. Телеграмма пришла через неделю после того взрыва – напротив Шахновичей. То ли командование решило попридержать известие, до конца учений, чтоб не лишать десантный взвод сержанта Ломакина, – да уж, чуткость! То ли другие официальные лица в Баку никак не могли нужных, слов, найти, нужный текст сложить, чтоб почутче: «Ваши родители погибли, в результате нашего общего распустяйства…».

Ломакины жили в угловом доме, на Торговой. На первом этаже – «Одежда». Справа – кинотеатр «Вятян», слева – Шахновичи. Магазин такой: «У Шахновичей». Давно никаких Шахновичей нет – просто хороший продуктовый магазин, где вечность тому назад хозяйствовали некие Шахновичи. Впрочем и в столицах нет Елисеевых, а магазины есть…

В «Одежде» и рвануло, мощно рвануло. Дом целиком внутрь сложился. Число жертв не установлено, много. Причина – утечка газа в подвале. Дело закрыто. Опознанные – захоронены с указанием ФИО, остальные – где? На счастье, дед Гасан тогда еще был жив, опознал и сына – Алескера, и сноху – Лену. На счастье… А Ломакин прилетел только через неделю – на развалины. А после дембеля – к деду, в Старую Крепость, ту самую, облюбованную киношниками: «Человек-амфибия», «Бриллиантовая рука». В тесноте, не в обиде… Когда же пришел черед деда Гасана уйти в землю, сложней всего оказалось вынести тело в саване из комнатенки – не развернуться. На пару с Газиком выносили «стоймя».

Дом же угловой, бывший ломакинский, с годами отстроили заново. Но назад не позвали никого? Уцелевших? Их ведь, наверно, давно расселили, ведь лет сколько прошло – пять-шесть? Кто pacceлил?! Вы расселили?! Когда?! Ой, отстаньте? Уцелели– и скажите спасибо! Мы заняты, не отвлекайте! Мы дадим Родине больше продукций, лучшего качества и с меньшими затратами. Скажите, а можно – не Родине, а пострадавшим от Родины? Отстаньте, не отвлекайте!

Ладно, пусть. Пусть сие – факт личной биографии Ломакина. Но толпы перебегают с места на место в многонациональном отечестве, отнюдь не ветром гонимые. И… это тоже и только факт личной биографии каждого человека толпы. Трюизм? То-то и оно. Уже трюизм. А что тут поделаешь– ну не-е-ет денег!

А как же пятнадцать миллионов долларов – террористам?

– Вы что?! Речь о человеческих жизнях!

Десяток заложников – пятнадцать миллионов баксов. Цена одной жизни, – полтора миллиона. Да? Власть готова заплатить? Получается, ежели облить себя керосином, встать посреди площади с зажигалкой «Крикет» и – ультиматум: либо мне сюда сейчас полтора лимона зеленых, либо одной человеческой жизнью станет меньше, то?… То? А не ТО. Хоть вы пеплом по утру развейтесь, хоть вы взвейтесь кострами, джорданы-бруны, жанны-дарки!

В чем же дело? В чем разница? А разница, деточки, в том, что международная общественность особо нетерпима именно к терактам-захватам, и наша задача – продемонстрировать… Именно: задача – продемонстрировать. Например, бессилие. Надо же! Ежемесячно, в последний четверг, – жди, щас сообщат: очередная акция, предпринятая группой бандитов в аэропорту…

Не желаете ли рецепт? Нате: террористы требуют денег, а вы им, мол, нету, ну нету и все! Не дадим. Ага, постреляют заложников. Ну? Дальше? Проголодаются и сдадутся или взорвут себя. Зато впредь неповадно будет никому. Мрачно? Мечта сардоника! И неча пенять на международную общественность, она и так все знает про человеколюбие рабоче-крестьянских радетелей. Ибо сказано большим Художником слова и кисти: «Фифти-фифти, пятьдесят на пятьдесят: полстраны друг на друга… издят, полстраны – сидят… издят!». И начхать на международную общественность, а уж на свою собственную!…

Ну да пойди власть на такой вариант, то бишь на мечту сардоника, – действительно проявила бы бессилие. А она, власть, ни за что на это не пойдет. Даже изыщет миллионы – во какая всесильная: не было, не было – и выискали, от щедрот. Почему? А все равно вернем – пусть преступники подержатся за денежки, недолго им. Ведь вернем! Штурмом – но вернем.

Не вернете! Как так – не вернем? А так…

Ломакин прикидывал и так, и сяк. Изучая публикации, выковыривая несуразности, хмыкая: будто по одному и тому же сценарию? Значит, так… Сценарий будет иным. Совсем иным, нежели его расписывает власть предержащая со всей своей альфой-бетой– гаммой-дельтой.

Да, автобус, опять захвачен. Только на этот раз никаких автостопов по пути. Зачем светиться количественно и качественно? Читай: заложники в один голос твердили, что автобус остановили десять человек… затем шестеро мужчин вышли и скрылись в лесу. Зачем останавливать автобус? Не проще ли нормально купить билет и до поры сидеть в качестве нормального пассажира? Нам, мол, до конечной. Кому – нам? Сколько – вас? А-а-а, сосчитайте, ну-ка! Двое? Трое? Четверо? Лицом вниз! Всем! Вниз! Кто шевельнется, тому пуля, в затылок!…

А сколько действительно их? Да двоих и то хватит. Один – на переднем сиденье, сразу за водителем чтобы ткнуть тому стволом в ухо и… да, пожалуй, вытряхнуть из кабины. Сами справимся. Дяденька дай порулить. Второй же – на заднем, на последнем сиденье, чтобы спина каждого видна была. И если кто-нибудь вздумает погеройствовать…