Текст книги "И грянул бой"

Автор книги: Андрей Серба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц)

Так что предложение Скоропадского, добровольно изъявившего желание оставить в личном распоряжении гетмана половину своего полка, было щедрым подарком судьбы, от которого мог отказаться лишь глупец, каковым ни Мазепа, ни Чечель не являлись. Поэтому первую половину плана, с которым Марыся прибыла сегодня в Борзну, можно считать успешно завершенной и пора приступать ко второй. И здесь необходимо играть тонко и очень тонко, ибо неуспех этой части плана делал бессмысленным результат ее разговора с Чечелем о Скоропадском и оставлении части его полка в Борзне или Батурине.

Марыся положила на руку Чечеля и вторую ладонь, медленно провела дрожащими пальчиками до полковничьего локтя, после чего, словно опомнившись, испуганно отдернула обе ладони. Пунцовая от смущения, она поднялась с кресла, отвернулась от Чечеля и, низко опустив головку, еле слышно произнесла:

– Пан полковник, простите мою сегодняшнюю смелость. Конечно, мне ни в коем случае не стоило себя так вести, но для оправдания своего поведения у меня есть две причины. Первая: вы, мужчины, совсем не понимаете нас, женщин. Например, если женщина... хоть немного привлекательна и замужем, вам почему-то кажется, что она обязательно счастлива. Увы, это совсем не так, – печально вздохнула Марыся. – Я это смело утверждаю, потому что... потому что сама несчастлива. Несчастлива настолько, что, бросив мужа, которого не любила и не люблю, оставив семью, которой у меня по существу не было и нет, я посвятила себя служению Речи Посполитой и Украине. И случайно встретила человека, о котором давно мечтала, который мог бы сделать меня счастливой, которому я могла бы посвятить без остатка свою дальнейшую жизнь. Эта настолько неожиданно, настолько странно для женщины моего возраста, что я до сих пор не верю... сомневаюсь... пугаюсь этого чувства, что страшусь признаться в случившемся даже себе самой. Но сегодня...

Марыся резко повернулась к Чечелю, схватила его правую руку, приложила ее ладонью к своей груди. Подняла на полковника полные слез глазки, дрожащим, прерывающимся от волнения голоском, переходящим порой в невнятный шепот, продолжила:

– Слышите, как бьется мое сердце? Оно готово выпрыгнуть из груди! Это потому, что сегодня я решилась сказать об этом. Решилась, потому что... потому что... у меня нет уже сил молчать. И еще потому, что сегодня последняя моя встреча с этим человеком. Этот человек – вы, пан полковник.

Громко всхлипнув, Марыся прильнула к Чечелю, уткнулась в него лицом. Ее тело дрожало, словно в лихорадке, и когда она прижималась к полковнику, ее рука, державшая ладонь Чечеля на своей груди, дернулась вверх к шее, тут же опустилась на прежнее место, но уже не снаружи лифа платья, а внутри него, отчего казачья ладонь очутилась на ничем не прикрытой груди. Но разве могла заметить такой пустяк плачущая женщина, почти в полубессознательном состоянии лежавшая на плече у любимого мужчины, которому только что первой призналась в любви? Конечно, нет!

Зато это сразу почувствовал Чечель. Он вздрогнул, будто пронзенный насквозь, его ладонь на обнаженной груди Марыси полыхнула как огнем, пальцы напряглись в ожидании, что Марыся заметит свою оплошность и сбросит его руку. Однако она этого не замечала, продолжая плакать на его плече, и казачья ладонь осторожно обследовала вначале одну грудь Марыси, затем другую, все смелее принялась ласкать их. Полковник клюнул на ее наживку, и Марыся могла продолжать игру дальше. Она подняла залитое слезами лицо.

– Да, этот человек – вы. Вы, вы! – трижды выкрикнула Марыся. – Мне не стыдно об этом сказать, потому что мы видимся в последний раз. И я хочу, чтобы вы знали о моем чувстве, чтобы не верили тем небылицам, что... что... что кто-то наговаривает вам обо мне и пане Скоропадском.

Матка Бозка, она уже дважды сказала, что это их последняя встреча, а реакции со стороны Чечеля не последовало никакой. Неужели для него это ничего не значит? Неужто она переоценила впечатление, которое произвела на пожилого холостяка-полковника? Не должно быть, ведь в чем-чем, а в мужчинах она научилась разбираться прекрасно. Так отчего безразличен к ее словам полковник? Он что, не слышит их? О да, конечно, ведь сейчас, когда его ладонь, оставив в покое груди Марыси, уже ласкала верх ее живота, он не слышит никого и ничего не свете.

Ну нет, пан Чечель, пора вашим шкодливым пальчикам убираться прочь! Еще один любовник из казачьих полковников ей не нужен! И поскольку игра ведется уже не в лифе платья и становится опасной, грозя ненужными осложнениями, пора ее прекращать. Но так, чтобы не только не оставить у тебя чувства униженности или обиды, а, наоборот, вселить надежду на продолжение понравившейся тебе игры с более благоприятным, чем сегодня, для тебя завершением.

Марыся, упершись в грудь Чечеля кулачком, отпрянула от него. Достав платочек, начала вытирать заплаканное личико и, помогая этой руке, поднесла к глазам вторую, в которой находилась ладонь полковника. Сделав вид, что то ли не заметила ее, то ли попросту не придала этому факту значения, Марыся отпустила чужую ладонь и двумя руками принялась приводить лицо в порядок.

– Только потому, что мы видимся последний раз, я открыла вам свое чувство, – слабым голосом произнесла она, не отрывая от глаз платочек, однако прекрасно видя сквозь его кружева Чечеля.

– Последний раз? – переспросил тот с таким удивлением на лице, что Марыся уже не сомневалась, что полковник с момента, когда ощутил под своей ладонью ее обнаженную грудь, перестал воспринимать все остальное в мире. – Вы сказали «последний раз»? Что это значит? Король Лещинский или пан гетман решили заменить вас кем-то другим? – нахмурился он.

– О нет, разве это причина? Даже замени меня король или Мазепа, я все равно отыскала бы возможность видеть вас.

– Тогда в чем причина? Не ее ли, говоря совсем недавно о том, что заставило вас сегодня быть откровенной, вы назвали «второй»? Я прав?

Марыся оглянулась на дверь комнаты, понизила голос, округлила глаза. На ее лице отчетливо был виден страх.

– Да, ее. Пан полковник, вы смелый человек и будете надо мной смеяться, однако... За мной уже второй раз следят от самой границы с Гетманщиной, – выпалила она.

– Следят? – опешил Чечель. – Кто? Отчего вы это решили?

– Кто – не знаю. Да и какая разница, кто это – ищейки русского царя, короля Августа Саксонского или вашей старшины, которую ничему не научила участь Кочубея и Искры? А в слежке за собой я уверена потому, что уже несколько раз вижу подле себя в разных местах одного и того же человека, который очень и очень не хочет показываться мне на глаза.

– Это могло быть случайным совпадением. К тому же люди иногда бывают так похожи, что их путают даже родственники и друзья.

– Согласна, в жизни бывают и случайности, и очень внешне схожие люди. Но человек, о котором я говорю, впервые обратил на себя мое внимание в Борзне, когда я посещала ее прошлый раз. Мне показалось, что точь-в-точь такое лицо я уже видела в Киеве, когда прибыла туда с Заднепрянщины. Затем я встретила его в Киеве перед тем, как покинуть русскую Украину... – и Марыся, не жалея красочных подробностей, рассказала, как по пути в гетманскую резиденцию неоднократно убеждалась, что за ней ведется постоянная слежка, которая не прекратилась и в Батурине. – Единственное мое спасение сейчас – как можно скорее незаметно покинуть город, сбив этим ищеек со следа. Вы – комендант, слово которого закон для Батурина, и в вашей власти выпустить из него всякого, кого сочтете нужным, и задержать всех остальных. Не сомневаюсь, что крепостные ворота ночью открываются лишь по вашему распоряжению и ни по чьему иному. Это так?

– Да. Но ведь и охотники за вами не глупцы и наверняка предусмотрели такой ход. Уверен, что они наблюдают за всеми городскими воротами круглосуточно не только из Батурина, но и снаружи, и если я выпущу вас даже ночью, они тут же сядут вам на хвост или задержат за ближайшим поворотом дороги.

– Вы правы, – согласилась Марыся. – Значит, мне придется покинуть город, перебравшись через крепостную стену.

– Пани Марыся, о чем вы говорите? – удивился Чечель. – Помимо крепостной стены, с которой можно спуститься по веревке даже паненке, город опоясан высоким земляным валом с отвесным внешним скатом. Я имею приказ гетмана подготовить Батурин к обороне, и горожане уже неделю поливают валы водой, чтобы она, замерзнув, сделала их неприступными для штурмующих. Погода стоит неустойчивая, схваченная ночью морозцем вода днем оттаивает, и склоны валов представляют собой месиво из выпавшего снега, мокрой земли и полурастаявшего льда. Даже если вы будете привязаны к веревке, вам придется скользить по валу на спине или животе, в результате чего на вас не останется сухой нитки. И вот вы, мокрая и в грязи с головы до ног, очутились у подножия вала по ту сторону городской стены. Что дальше?

– Иду на хутор к верным людям, где меня уже ждут две оседланные лошади, и скачу в Киев.

– Сколько времени вам добираться до нужного хутора?

– Часа два – два с половиной, – неуверенно ответила Марыся.

– Представляете, во что вы превратитесь в мокрой одежде на морозце и пронизывающем ветру через пару часов? В сосульку.

Марыся постаралась принять решительный вид.

– Пан полковник, не отговаривайте меня. Если иного способа спасения, как спускаться по крепостной стене и обледенелому валу, не существует, я... – она разрыдалась, ткнулась было лицом в грудь Чечеля, но тут же отпрянула от него и с вызовом заявила: – Ради торжества нашего общего дела я готова перенести любые трудности. Надеюсь, вы проводите меня на крепостную стену, пан полковник?

Но Чечель ее не слушал. Опустив голову на грудь и нахмурив брови, он думал о чем-то своем. О, Марыся знала, о чем он думал!

Сейчас в душе коменданта боролись два чувства: долга и любви к женщине, о которой он, возможно, никогда в жизни не мог даже мечтать. Какое из них победит? Неужели страж гетмана одержит верх над мужчиной, который совсем недавно обнимал и ласкал одну из красивейших женщин Польши? Хватит думать, полковник, ведь ты прежде всего мужчина, а потом уже цепной пес Мазепы.

Чечель поднял голову. По его посветлевшему лицу и веселой улыбке Марыся догадалась, что не напрасно напросилась у тетки на эту почти не нужную поездку в Батурин и выдумала и разыграла историю с якобы устроенной за ней слежкой.

– Пани Марыся, вы спрашиваете, согласен ли я быть вашим проводником на крепостную стену? Отвечаю – нет! – И когда у Марыси от разочарования, а еще больше от отчаяния вытянулось лицо, полковник таинственным полушепотом добавил: – Потому что я намерен стать вашим проводником совсем по другому маршруту.

– По другому маршруту? Какому? Пан полковник, вы меня интригуете? Куда вы меня хотите вести?

Марыся несла всю эту словесную чушь, едва сдерживая радость – ее затея увенчалась полным успехом!

Чечель улыбнулся, вытащил из стоявшего рядом со столом канделябра свечу, взял ее в руку.

– Прошу за мной, пани Марыся, и ничего не бойтесь.

Чечель подошел к настенному ковру с развешанным на нем оружием, вдавил до половины в стену один из гвоздей, на которых крепилась старинная пищаль. Позади Марыси раздался тихий скрип, и, оглянувшись, она увидела в полу квадратный проем, в котором просматривались каменные ступени. Полковник первым начал спускаться по лестнице. Марыся последовала за ним. Она насчитала тридцать восемь ступенек, прежде чем они очутились в начале узкого, выложенного небольшими каменными плитами коридора. Он оказался коротким – всего шестьдесят два шага, и заканчивался каменной стеной – монолитом. Чечель нажал одну из боковых плит, и стена-монолит медленно ушла вниз, открыв путь в другой подземный ход.

– Ступайте за мной, пани Марыся, и будьте осторожны.

Выставив перед собой на всю длину руки свечу и держа в другой руке пистолет, Чечель шагнул в новый подземный ход. Марыся не заметила, когда и что сделал полковник, но стена-монолит так же медленно стала подниматься, отгораживая их от коридора и лестницы в гетманский дворец.

Новый ход был шире и выше прежнего, его стены и потолок были выложены более крупными и намного грубее отесанными плитами, чем коридор из дворца, в стыках между ними кое-где просачивалась вода. Огонек свечи в руке Чечеля позволял увидеть, что ход шел в обе стороны от вставшей на свое прежнее место стены-монолита.

«Общий ход, где сходятся все подземелья крепости, – решила Марыся. Она и прежде была знакома с устройством подобных сооружений в родовом замке и фамильном дворце в Варшаве, а перед этой поездкой в Батурин вдобавок не поленилась расспросить о крепостных подземельях и их секретах сотника дворцовых гайдуков, старого воина и участника многих столкновений с казаками. – Коридорчик в гетманский дворец – всего лишь одно из его ответвлений. Стена-монолит, разделяющая коридорчик и общий ход, снаружи выглядит как обычная боковая плита, поэтому начало коридорчика из хода постороннему человеку зрительно обнаружить невозможно. Однако для этого существуют и другие способы, одним из которых она сейчас воспользуется – станет считать шаги от стены-монолита до ближайшего приметного ориентира в общем ходе».

Общий ход оказался тоже не слишком длинным – двести сорок шесть Марысиных шагов – и, точь-в-точь как коридор из гетманского дворца, упирался в глухую каменную стену. Марыся спокойно наблюдала, как Чечель присел и надавил рукой чуть приметный выступ в прилегавшей к полу боковой плите, после чего стена перед ними начала уходить влево.

Громкий вскрик Чечеля заставил Марысю испуганно вздрогнуть и повернуться к нему. Держа перед собой руку со свечой, с посеревшим лицом, широко открыв полные ужаса глаза, полковник смотрел в темноту за уходившей в боковую стену каменной дверью-перегородкой. Его рука со свечой дрожала, побелевшие губы что-то шептали.

– Куренной Панас Хмара, – разобрала Марыся, – почему ты здесь? Зачем явился? Зачем кличешь с собой? Неужто пришел мой черед? Зачем ведешь меня за собой?..

Уставившись перед собой невидящим взглядом, Чечель шагнул в образовавшийся проход между боковой стеной хода и остановившейся дверью-перегородкой, несколько раз переставил плохо ему повиновавшиеся, словно ватные, ноги. Марыся, сама дрожа от страха, догнала его, осторожно тронула за локоть.

– Пан полковник, что с вами? С кем вы говорите? Возле нас никого нет. Придите в себя...

От ее прикосновения Чечель вздрогнул всем телом. Остановился, затряс головой, будто отгоняя от себя видение. Его взгляд стал осмысленным, он посмотрел на Марысю, виновато улыбнулся.

– Никого нет? Значит, привиделось. Словно бы мой сечевой побратим, куренной атаман Панас Хмара, ждал меня за дверью и звал с собой. Но ведь ему еще полтора десятка лет назад в бою на берегу Тясьмина крымчаки снесли ятаганом голову. Это случилось на моих глазах, а после боя я на своих руках отнес его в яму-побиванку [30]30
  Яма-побиванка – казачья братская могила


[Закрыть]. А сейчас Панас стоял передо мной с отрубленной головой в руках и кликал меня. Не к добру это, не к добру.

– Пан полковник, забудьте о случившемся, – начала успокаивать Чечеля Марыся, хотя отлично знала, что откликнуться на зов покойника и пойти за ним даже во сне – очень плохая примета, а если за тобой являются с того света наяву, то страшная беда уже дышит в затылок. – Мы с вами только вдвоем, никого поблизости нет, а ваш побратим Панас Хмара на небесах у Господа. Пора идти дальше.

– Пошли, пани Марыся, – обреченно ответил Чечель.

С полным безразличием он протянул руку вверх, сунул указательный палец в щель между двумя плитами на потолке, и дверь-перегородка неторопливо поползла на прежнее место. Хотя случай с Чечелем произвел на Марысю тягостное впечатление, она не забывала считать пройденные шаги.

Она ошиблась, приняв ход, в который вел подземный коридорчик из гетманского дворца, за общий ход крепостных подземелий – в него они попали лишь теперь. Он был гораздо ниже прежнего, хотя значительно шире, каменная кладка вперемешку с большими каменными плитами, опирающимися на толстые деревянные подпорки, удерживали только потолок хода, а стены зачастую были попросту обшиты досками, приколоченными к часто стоявшим по бокам хода дубовым столбам. Пол тоже был дощатым, сочившаяся с потолка и из стен вода стекала куда-то по выкопанной на дне хода канаве. В пути Чечель и Марыся минули два боковых хода-ответвления, тоже с деревянными полами и обшитыми досками стенами.

Однообразие ходьбы по чавкавшей под ногами жиже за слабым пятном света впереди себя и полное отсутствие каких-либо впечатлений притупляли остроту чувств, и Марыся едва не наткнулась на Чечеля, остановившегося перед очередной преградившей им путь каменной стеной. Однако на этот раз полковник вел себя по-другому.

– Пришли, пани Марыся, – сообщил он. – Сейчас проверю, нет ли кого поблизости, и можете отправляться на свой хутор.

Он задул свечу, и Марыся услышала звук, напоминающий скрип открывающейся заслонки. Наверное, полковник осматривал подходы к участку вала, где ей предстояло покинуть крепостные подземелья, через прежде закрытое тайное смотровое устройство.

– Никого не видно, – донесся его голос. – Правда, валит такой снег, что уже в двух шагах ничего не различишь. Но если невидим мы, точно так же не увидят и нас. Ну а увидят... – Марыся услышала, как дважды щелкнули взводимые пистолетные курки. – Выходим на волю, пани Марыся.

Там, где была преградившая им дорогу стена, послышалось шуршание камня по камню, и перед Марысей появилось и стало быстро увеличиваться в размерах светлое прямоугольное пятно. Выход за крепостную стену!

«Тысяча восемьсот четырнадцать шагов, тысяча восемьсот четырнадцать шагов, – дважды повторила Марыся результат своего последнего счета. – Столько шагов по общему крепостному ходу, а затем по правую руку дверь-перегородка, ведущая в подземелье под гетманским дворцом. Чтобы она открылась, нужно засунуть палец в щель между двумя плитами на потолке и, наверное, что-то там надавить или потянуть на себя».

– Прошу, пани Марыся, – прозвучал голос Чечеля.

Он уже вышел из подземелья и, стоя с пистолетом в каждой руке, вертел головой, пытаясь что-то рассмотреть в снежной круговерти. Марыся тоже шагнула наружу.

– Пан полковник, не знаю, чем или как отблагодарить вас за оказанную помощь. Считайте, что я ваша должница, а княгиня Марыся Дольская никогда не забывает о своих долгах и сполна... щедро расплачивается за них, – щебетала Марыся, пританцовывая вокруг Чечеля и стремясь сапожками утрамбовать снег перед входом в подземелье.

– Буду надеяться на это, – ответил Чечель. – А теперь, пани, пора прощаться. Кто знает, когда придется увидеться снова.

– Приложу все силы, чтобы это случилось как можно быстрей, – пообещала Марыся, не забывая ногами утаптывать снег. – Но, пан полковник, я не представляю, куда мне идти, – растерянно произнесла она, озираясь вокруг себя. – Снег валит так сильно, что я не пойму, где нахожусь. Нужная мне тропка начинается близ Черниговских ворот крепости, а я не знаю, как к ним попасть. Не подскажете, в какой они стороне?

– Подскажу – Черниговские ворота по левую руку от вас. Близко к ним не подходите – можете получить пулю: я велел настенной и башенной страже стрелять по всем, кто ночью шляется около стен.

– Я не прощаюсь с вами, пан полковник, а говорю – до новой встречи... любый.

– Буду ждать ее. Возьмите, вдруг пригодятся при встрече со зверем или с лихим человеком, – и Чечель протянул Марысе оба свои пистолета.

– Пан полковник, вы так добры ко мне, что я опасаюсь быть вашей вечной должницей, – улыбнулась Марыся, принимая пистолеты.

– Когда-нибудь сочтемся за все, пани Марыся, – ответил Чечель. – А теперь ступайте. С Богом.

– До скорой встречи, любый, – проворковала Марыся, поднимаясь на цыпочки и целуя Чечеля. – Жди меня...

«Один, два... пять... десять... пятнадцать», – принялась она считать шаги, уходя от полковника влево вдоль вала. Досчитав до сорока, остановилась и оглянулась. Со всех сторон ее обступала непроглядная снежная пелена, и лишь над головой просматривался бледный серп луны. Возвратившись по оставленным следам к месту прощания с Чечелем, Марыся никого там не обнаружила, и если бы не утоптанная ею маленькая площадка, уже наполовину занесенная снегом, трудно было поверить, что несколько минут назад здесь из толщи вала появились и разговаривали два человека.

Не приближаясь к площадке вплотную – вдруг Чечель еще осматривает подступы ко входу в подземелье через потайное смотровое устройство! – Марыся присела у вала на корточки, задумалась. Теперь ей предстоит сделать две вещи – оставить условный знак у входа в крепостные подземелья и сосчитать в своих шагах расстояние от него до Черниговских ворот Батурина. Пожалуй, в этом не будет ничего сложного: проблему с тайным знаком она успешно решит с помощью одного из полученных от Чечеля пистолетов, а считать свои шаги она научилась сегодня ночью. Марыся поднялась с корточек, бросила взгляд на смутно вырисовывавшиеся в снежной круговерти стены и башни города.

Полковник Чечель, ты до сих пор продолжаешь считать себя Комендантом и хозяином крепости? Напрасно! Хозяйкой столицы Гетманщины и резиденции Мазепы только что стала она, княгиня Марыся Дольская! Отныне не от тебя, полковник сердюков Чечель, а лишь от нее зависит, в чьих руках и сколько времени находиться Батурину и когда ему пасть!

Петр прекратил ходить по комнате, остановился у заваленного картами и бумагами стола. Окинул их взглядом, нахмурился. После поражения у Лесной Левенгаупта дела, будто по заказу, пошли на лад, однако неясные тревожные предчувствия постоянно терзали душу, и Петр никак не мог понять их причину.

Действия главной шведской армии под командованием короля Карла в последние дни не вызывали у него опасений. Левенгаупт, на корпус и обоз которого Карл возлагал огромные надежды, смог привести к королю из-под Лесной не больше шести тысяч уцелевших солдат и всего две телеги, так что вопрос снабжения продовольствием, фуражом и боевыми припасами стоял перед шведами с прежней остротой.

Петр усмехнулся, вспомнив, в каких жарких словесных баталиях рождался осуществляемый ныне план войны с королем Карлом. А какого труда ему стоило отказаться от навязываемого частью генералов решения дать шведам генеральное сражение на подступах к границам России! Однако он пренебрег их мнением, поняв, что тактика, которой придерживался король Карл и которая неизменно приводила его к победам в Дании, Саксонии, Польше, в походе на Россию окажется губительной.

Отличительной чертой шведской армии были стремительность передвижений и внезапность действий, что достигалось почти полным отсутствием в ней обозов. Любимым девизом Карла был: «Война должна питать войну», поэтому шведские войска в походах безжалостно грабили местное население, обеспечивая себя всем необходимым. Но если грабить будет нечего и голодная армия в стремлении выжить любой ценой будет вынуждена применить к населению самые жестокие меры, что вызовет его сопротивление, не станет ли отсутствие обозов причиной неудач шведской армии? Это соображение Петр положил в основу своего плана войны с королем Карлом и не ошибся – события в Белоруссии и особенно на границе России с Гетманщиной полностью подтвердили правильность его расчетов.

Двигаясь по местности, откуда заранее было вывезено продовольствие, шведы были вынуждены силой оружия отбирать у жителей последние запасы, что способствовало развертыванию против них партизанской войны. На столе у Петра лежала копия приказа короля Карла, отданного им своим генералам: «Жители, которые хоть сколько-нибудь находятся в подозрении, что оказались нам неверны, должны быть повешены тот же час, хотя улики были бы и неполны, чтобы все убедились со страхом и ужасом, что мы не щадим даже ребенка в колыбели...»

Ответ на подобную политику в отношении белорусского и украинского населения был один – уничтожение захватчиков всеми возможными способами. «По лесам, собираясь компаниями, ходят и шведов зело много бьют и в лесах дороги зарубают», – докладывал Бартенев князю Меншикову о действиях украинских крестьян. То же самое доносили казачьи старшины гетману Мазепе, а тот делился сведениями с Петром: «...малороссияне везде на квартерах и по дорогам тайно и явно шведов били, а иных к государю привозили, разными способами бьючи и ловлючи блудящих.., и от того много войска шведского уменьшилося». Поэтому первейшей задачей короля Карла было не продолжение похода на Москву, а обеспечение своей голодающей армии продовольствием.

Не лучшим образом складывались дела у шведов и на севере. Начатое ими с двух направлений наступление на Петербург не увенчалось успехом. Удар генерала Штромберга из Эстландии и Финляндии был отражен Апраксиным. Неудачей завершилась и попытка тринадцатитысячного корпуса генерала Любекера прорваться к новой русской столице со стороны Выборга, хотя ему на первых порах удалось форсировать реку Сестру и выйти к Неве выше Тосны. Однако контратака войск Апраксина, во время которой девятьсот вражеских солдат были убиты и двести взяты в плен, заставила шведов убраться восвояси. Не смогла приблизиться к Петербургу и вражеская эскадра в двадцать два вымпела под командованием адмирала Анкерштерна, которой не удалось подавить огонь береговых батарей Кронштадта.

Совсем плохо обстояли дела у шведов и в Польше. Почти одновременно с поражением Левенгаупта под Лесной объединенные польско-казачьи войска коронного гетмана Адама Сенявского разгромили под Конецполем армию Станислава Лещинского. Сейчас остатки «станиславчиков» вместе со шведским корпусом генерала Крассова контролировали лишь незначительную территорию на севере Польши, не оказывая практически никакого влияния на развитие событий ни в Варшаве, ни на остальной части Речи Посполитой.

Не получив ожидаемых подкреплений из-под Риги и полностью лишившись огромного обоза Левенгаупта с провиантом и боевыми припасами, не надеясь на помощь из Прибалтики и Польши, король Карл 10-го октября выступил из Костеничей на Стародуб и Новгород-Северский, отправив предварительно к Стародубу сильный подвижный отряд генерала Лагеркрона. Зная, что в этих городах гетманом Мазепой собраны для русской армии большие запасы продовольствия и фуража, а их гарнизоны малочисленны и состоят лишь из казаков, шведы надеялись захватить Стародуб и Новгород-Северский до подхода подкреплений и превратить их в свои базы снабжения.

Но Петр, своевременно получив сообщение о начале движения отряда Лагеркрона к Стародубу, немедленно отправил туда своих драгун, и сейчас судьба города во многом зависела от того, кто быстрее к нему подойдет – шведы или русские. Чтобы впредь не попадать в подобные кризисные ситуации, нужно будет не только надежно прикрыть все созданные Мазепой базы снабжения на севере Гетманщины, но значительно усилить гарнизон главных складов гетмана в Батурине. А чтобы Мазепа не расценил прибытие русских войск в свою столицу как недоверие к нему, в Батурине на первых порах придется побыть Меншикову, с которым гетман вряд ли пожелает ссориться.

Так что, король Карл, вряд ли тебе придется чем-либо поживиться на Украине, и ты поторопился назначить своего любимчика генерала Спааре комендантом Москвы. Но если дела благополучно обстоят на Гетманщине, в Польше и Прибалтике, отчего так тревожно на душе?