Текст книги "И грянул бой"

Автор книги: Андрей Серба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 38 страниц)

2

Расставшись с гетманом и выйдя во двор резиденции, Марыся опустилась на одну из изящных, вычурных лавочек, выстроившихся двумя рядами вдоль центральной аллеи гетманского парка. Конечно, здесь не было той тишины и ощущения слияния с природой, как в глубине парка, но Марысе это было не важно – главное для нее заключалось в том, чтобы не пропустить появления во дворе нужного ей человека.

А пока его нет, она может остаться наедине со своими сокровенными мыслями, сбросив постоянное нервное напряжение то в ожидании всевозможных неприятностей, связанных с ее ролью шляхтянки с Хелмщины, то проигрыванием в голове предстоящего разговора с гетманом, то поисками наилучшей линии поведения с тем кто сегодня должен стать для нее или дорогим, любимым Иванком или навсегда чужим паном полковником Скоропадским.

Первый шаг для этого она уже сделала – только что порвала отношения с гетманом Мазепой, нажив в этом самолюбивом старике врага. Однако поступить иначе она не могла – если окончательно решила не принимать участия в чужих играх или начать играть в собственную очень крупную игру, этот шаг был неизбежен. Только так она могла раз и навсегда отрезать себе возможность и в дальнейшем быть агентом-связником между Мазепой и своей теткой Ганной, выполняя роль пешки в ведущейся в интересах других людей игре.

Если ей суждено продолжить прежнюю игру, в которую ее втянула тетка, она отныне намерена играть в ней самостоятельную роль, ничуть не уступающую по значимости той, что принадлежит Ганне Дольской. Нет, Марысенька, не нужно кривить перед собой душой! Ты убедилась, что ничуть не глупее тетки, ничем не уступаешь ей в умении с наибольшей для себя выгодой использовать свои женские прелести и талант очаровывать людей, однако тебе этого мало. Тебе не достаточно просто быть равной тетке, ты намерена превзойти ее! Ганна Дольская со своими сообщниками затеяла интриги, чтобы иметь на Украине гетмана, руками которого ею будет править польский король? Что ж, Марыся Дольская – одна, без помощников-сообщников! – добьется того, что Украиной и Польшей станет владеть и распоряжаться избранный только ею человек, она будет его королевой. А если говорить чистую правду, этот человек будет только играть роль короля при ней, единственной и истинной правительнице Польши и Украины!

Но чтобы эта ее дерзновенная мечта превратилась в жизнь, ей необходимо твердо знать, кто она для украинского казачьего полковника Ивана Ильича Скоропадского – красавица-княгиня, с которой он прекрасно провел время в Варшаве и позабыл, как случайную любовницу, или та единственная, предназначенная судьбой лишь ему одному женщина, из-за которой мужчина идет на все, в том числе, не колеблясь, отдаст жизнь. Сегодня она это узнает, и тогда – прощай казачья Украина и пусть тебя забирает себе царь Петр, король Карл, бывший саксонский курфюрст Август, самозванец Станислав Лещинский или сам дьявол, либо она вступает в беспощадную схватку за право быть твоей хозяйкой, Украина... вначале твоей, затем твоей и Польши.

Думала ли она, Марыся Дольская, польская княгиня и одна из красивейших женщин Короны, что ее судьба будет зависеть от какого-то стародубского казачьего полковника, о существовании которого она все свои тридцать пять лет и не подозревала? И узнала об этом лишь тогда, когда Марысе его показала тетка.

Случилось это минувшей весной, когда в окрестностях Варшавы хозяйничали многочисленные отряды сторонников Станислава Лещинского, ожидая подхода армии своего союзника, шведского короля. Тот, разгромив войска курфюрста Августа, выступил из саксонского городка Альтранштадт и двинулся на восток. Для усиления гарнизона Варшавы к ней в спешном порядке направились полки царской пехоты, опасаясь оторваться от нее, трусили на рысях колонны русской регулярной конницы. Однако раньше них под польской столицей оказались казаки гетмана Мазепы – двадцать тысяч сабель под началом лучших полковников Данилы Апостола и Ивана Скоропадского. Ряд успешных сражений с объединившимися отрядами короля Станислава, несколько удачных боев с пытавшимися приблизиться к Варшаве частями шведской кавалерии – и русские войска вступили в Варшаву как в полностью лояльную к своему законному королю Августу столицу.

Марыся близко увидела казаков, когда они проезжали мимо родового дворца князей Дольских в Варшаве. Длинные пики, кривые сабли, пистолеты за поясами и в седельных кобурах, мушкеты за плечами... Пыльные жупаны, высокие лохматые шапки с цветными шлыками, широченные шаровары, в ушах серьги, в зубах причудливо изогнутые люльки... Блестящие от пота лица, воинственно торчащие усы, победный блеск в глазах, разинутые в песне рты... Конское ржанье, рев труб, грохот и звон тулумбасов [11]11
  Тулумбас (от тюркского «тулунбаш») – род бубна без закрытого кузова с подвешенными к нему бубенцами


[Закрыть]– и песня с присвистом и гиком о том, что славные лыцари-казаченьки не отдадут ридну неньку-Украйну никакому ворогу. Это было так красочно, волнующе, романтично!

– Какая сила! – восхищенно произнесла тетка Ганна, стоящая на балконе дворца рядом с Марысей. – Направить бы ее против врагов настоящего польского короля пана Станислава Лещинского!

– Направить? – удивилась Марыся. – Но разве это не казаки гетмана Мазепы, вашего давнего тайного союзника, тетя? Придет нужный час – и сабли этих казаков обрушатся на головы тех, кого им укажет Мазепа.

– Наивное дитя, – снисходительно улыбнулась тетка. – Казаки прежде всего признают своих выборных полковников, а потом уже царского гетмана. Поэтому их сабли в любой миг готовы обрушиться на головы врагов полковников Апостола и Скоропадского, а на головы врагов гетмана в случае, если его враги будут одновременно и врагами их полковников.

– В таком случае полковников нужно сделать сторонниками гетмана Мазепы, – простодушно посоветовала Марыся. – Тогда послушные своим полковникам казаки станут одинаково послушны и гетману.

– Ты наивна больше, чем я могла предположить! – воскликнула тетка. – Чтобы полковники стали сторонниками гетмана, они должны быть его единомышленниками либо лично заинтересованы в стремлении Мазепы передать свою часть Украины от России Польше.

– Так сделайте их единомышленниками Мазепы или заинтересуйте заманчивой перспективой, которая откроется перед ними в случае возвращения Гетманщины в лоно Речи Посполитой, – невозмутимо произнесла Марыся, любуясь маникюром на своих ухоженных ногтях. – Неужто это сложно? Я еще не встречала ни одного человека, полностью довольного своей жизнью или о чем-то не мечтавшего. Разве паны Апостол и Скоропадский, лучшие казачьи вожди, пребывающие в чинах обычных полковников, не мечтают стать Генеральными старшинами? Почему бы гетману не посулить им новые высокие должности, если они поддержат его в борьбе против царя?

– Вот именно, если они поддержат его в борьбе против царя, – усмехнулась тетка. – Знаешь, как твое предложение называется по-другому, на языке всякого уважающего себя воина-рыцаря, а казаки считают себя таковыми? Это измена своему Государю, именуйся он король, царь, султан, которому казак присягал на верность и клялся защитить его, а не предавать. И не все рыцари способны променять свою воинскую честь на клеймо предателя, если даже им за это посулят большие деньги или заманчивые привилегии.

– Тетя, вы говорите о вещах, которые даже мне, нисколько не интересующейся политикой, кажутся смешными. «Воинская честь», «клеймо предателя» – эти понятия давно канули в Лету, их сегодня чаще повторяют в пустопорожних разговорах, чем руководствуются в реальной жизни. Моего разлюбезного муженька, потомственного аристократа, ротмистра Короны, трижды или четырежды присягавшего на верность королю Августу и столько же раз перебегавшего от него к Лещинскому, на каждом углу кричащего о поруганной славе Речи Посполитой, вы тоже относите к блюстителям какой-либо чести? Кстати, вы не знаете, кому из соперников на польский трон он продал в очередной раз свою... фамильную и воинскую честь?

– Я слышала, что его неделю назад видели под знаменами короля Станислава. Но с тех пор произошло столько событий...

– И каких событий, – улыбнулась Марыся. – Казаки гетмана Мазепы разгромили и разогнали по медвежьим углам спасшихся от их сабель сторонников короля Станислава, в Варшаве появился сильный русский гарнизон, король Карл обошел Варшаву стороной и продолжил движение на восток. Вполне подходящая ситуация, чтобы объявить Станислава Лещинского самозванцем и признать законным польским королем саксонского Августа. Как бы мне не увидеть вскоре его пьяной рожи в своем дворце. Матка бозка, как разило от него лошадиным потом при последнем появлении! Мне кажется, от этой вони он уже не избавится никогда.

– О каких пустяках ты говоришь, Марыся! Поверь, что конский пот покажется тебе ароматом, когда от мужа начнет нести самой дешевой туалетной водой его любовниц простолюдинок, не приведи Господь тебе дожить до такого. Но почему от разговора о казачьих полковниках мы перешли к обсуждению персоны твоего мерзавца-мужа, который действительно несколько раз изменял единственно законному королю Польши пану Лещинскому?

– Потому что его поведение является ярчайшим примером того, что святые прежде для настоящих мужчин понятия «честь», «доблесть» «верность сюзерену» в наши дни превратились в пустые слова, которым теперешние горе-рыцари предпочитают нечто более осязаемое – маетки, золото, чины, придворные звания. А разве полковники Апостол и Скоропадский не такие же люди? Разве им не присущи такие свойства человеческой натуры, как тщеславие, самолюбие, непомерная гордыня... корысть и зависть, наконец? Или они святые, о чем говорит фамилия одного из них?

– Не думаю, что они святые. Однако наряду с перечисленными тобой свойствами человеческой натуры существует нечто более важное и всеобъемлющее, оказывающее решающее влияние на людские поступки – понятие «время». Посмотри на Апостола. Это старик, у которого есть и маетки, и земля, и табуны, и золото, и уважение среди казаков. Что ему нужно еще на краю могилы? Только умчавшуюся молодость, ибо все остальное – суета сует, поскольку на тот свет с собой не возьмешь даже того, что уже имеешь.

– Что нужно пану Апостолу еще? Кажется, я знаю. Посмотри на его неприступный вид, горделивую осанку, надутые от важности щеки. Какое положение определил ему Мазепа в походе? Наказной гетман. То-то его и распирает от собственного величия. Не думаю, чтобы ему было приятно вновь стать обычным полковником, и уверена, что он давно мечтает о чине Генерального есаула или хорунжего. Верно, что маетки, землю и золото не возьмешь с собой в могилу, но память о нем, как Генеральном старшине, надолго переживет его кончину и будет гордостью его потомков. А пан полковник Апостол очень честолюбивый человек, и если при его возрасте и тяжком увечье продолжает исправно нести военную службу, значит, полагает, что еще не достиг зенита своей карьеры и славы. Так помогите ему этого достичь, и благодарный Апостол не останется в долгу.

Тетка внимательно посмотрела на Марысю, улыбнулась какой-то странной, непонятой ею тогда улыбкой.

– А ты неплохо разбираешься в людях, племянница. Полковник Апостол действительно не прочь стать кем-нибудь из Генеральных старшин – есаулом, хорунжим, бунчужным. И гетман Мазепа всеми силами готов помочь ему в этом... естественно, если пан полковник будет его сторонником в борьбе с Россией.

– Вижу, вы смогли подобрать нужный ключик к особе пана походного гетмана. Надеюсь, столь же успешно обстоят ваши дела и с полковником Скоропадским? – предположила Марыся.

– Как ни прискорбно, пан стародубский полковник оказался более крепким орешком, нежели мы думали. Конечно, у него, как у всякого человека, тем более мужчины, есть слабые стороны характера, и они нам известны. Но как сыграть на них... вернее, кому удалось бы успешнее сыграть на них... мы еще не знаем. А нам нужен, нам очень нужен такой человек... – и тетка вновь скользнула по лицу Марыси тем странным, непонятным взглядом, что однажды уже удивил ее.

– Тетя, я вас не совсем понимаю. Если известны уязвимые места в характере полковника, неужели так трудно использовать их в своих интересах? Тем более вам, в мастерстве которой плести интриги нет равных во всем королевстве. Или уязвимое место пана Скоропадского столь необычно, что у вас попросту нет к нему ключика?

– О нет, самое уязвимое место полковника то же, что у большинства мужчин – он очень любит женщин.

– Но ему на вид никак не меньше пятидесяти лет, а в этом возрасте для большинства мужчин женщины уже не самое главное в жизни. Их больше влекут дружеские застолья, карты, охота, путешествия, а на любовниц не хватает ни сил, ни времени.

– Твои рассуждения верны в отношении большинства мужчин, но не всех. Настоящий мужчина в пятьдесят лет – это конь-огонь, и для него по-прежнему женщины стоят на первом месте. Разве твой благоверный моложе? А ведь его постоянно тянет на баб... не в общество приличных, уважающих себя женщин, требующих внимания и должного с собой обхождения, где ему попросту делать нечего, а именно на вульгарных баб, всевозможную уличную и трактирную дрянь, которая встретит его в любом состоянии с распростертыми объятиями и удовлетворит самую гнусную прихоть по первому требованию. Но оставим в покое твоего муженька, он ничем не хуже и не лучше тех, кого мы почему-то зовем красой и цветом сильной половины Речи Посполитой. Возвращаясь к полковнику Скоропадскому, добавлю, что он любит не просто женщин, а красивых, я даже сказала бы... очень красивых женщин.

– Но разве в Варшаве, я не говорю о Польше, перевелись очень красивые женщины? Наоборот, мне кажется, что их переизбыток.

– Ты права. Если бы Польша имела столько истинных рыцарей-защитников, сколько прекрасных женщин, она не пребывала бы в сегодняшнем плачевном положении, а по ее столице не гарцевали бы победителями царские казаки. Однако сколько бы ни было в Речи Посполитой красавиц, любое их число не поможет нам использовать слабость полковника Скоропадского к женщинам. Причина в том, что, прежде чем сыграть на этой слабости, ее вначале необходимо пробудить.

– Не понимаю, что значит – «пробудить». Разве ты несколько раз не повторила, что пан полковник любит красивых женщин?

– Любить и желать – не одно и то же. Разве тебе не приходилось, замерев и не дыша, не сводить восхищенного взгляда с редкой, изумительной красоты вещи, которая тебе не нужна или по какой-либо причине никогда не станет твоей? Ты просто отдаешь дань ее совершенству как творению природы или человеческого таланта безотносительно того, кому она принадлежит и хотела бы ты сама стать ее хозяйкой. Со мной, например, такое случается часто, когда я любуюсь картинами старых итальянских мастеров.

– Такое бывает и со мной... правда, очень редко, – призналась Марыся.

– Теперь ты поймешь пана полковника. Он долго был вдовцом и привык общаться с красивыми женщинами. Сейчас он женат, и женщины для него стали тем же, чем уникальные картины старых итальянских художников для меня – мы смотрим на них, любуемся и получаем удовольствие, но не желаем обладать ими, поскольку нам достаточно одного чувства восхищения.

– Не поверю, что мужчина может восхищаться женщиной, не желая обладать ею, – заявила Марыся. – Что толку от женской красоты и совершенства ее тела, если ты не наслаждаешься ими?

– Дело в том, что пан Скоропадский в полной мере наслаждается столь милой сердцу женской красоткой. Он женат на одной из прелестнейших женщин Гетманщины и всей Украины, руку и сердце которой предлагали даже знатнейшие кавалеры Речи Посполитой – на Насте Марковне Голуб, вдове бывшего Генерального бунчужного Гетманщины. Мне не пришлось встречаться с ней, но я от многих слышала, что она действительно очень мила и вышла статью, не обделена умом и властным характером, к тому же годится новому мужу по возрасту в дочери. Должное ее красоте и умению обольщать мужчин отдает даже мой старый друг гетман Мазепа, а уж он в этих делах разбирается, как никто другой, – усмехнулась тетка.

– Но если на слабости пана полковника к женщинам нельзя сыграть, она перестанет быть слабостью, а его самого можно записать в образцовые мужья.

– Ты шутишь. Напрасно. Образцовых мужей не бывает – просто им не повезло встретить женщину, способную затмить их избранницу, – хихикнула тетка. – Поэтому пан Скоропадский будет боготворить Настю Марковну и хранить ей верность до тех пор, пока не встретит женщину не только ни в чем ей не уступающую, но в чем-то ее превзошедшую. Только в этом случае он может оказаться во власти своей слабости и стать нашей добычей.

– По вашим описаниям, его жена – эталон женской красоты и прочих высоко ценимых мужчинами качеств. Чтобы затмить такую и заставить разочароваться в ней влюбленного по уши мужа, нужно быть как минимум Венерой или Афродитой с мозгами Галилея или Коперника. Сочувствую вам, тетя, такую женщину, если она, конечно, существует, отыскать действительно сложно.

– Зачем ее искать, если я знаю такую? Единственную в Польше женщину, которая может затмить любую другую, в том числе Настю Марковну. – Тетка наклонилась к Марысе, зашептала ей прямо в лицо: – Женщину, которая разожжет пламя страсти в душе пана Скоропадского, которой он обязательно захочет обладать, которая заставит его забыть о жене, а день и ночь думать лишь о себе, Я знаю такую неповторимую и обворожительную женщину, не сомневаюсь, что перед ее красотой, обаянием и опытом покорения мужских сердец не устоит ни один самый верный муж. Но откликнется ли она на призывный зов своей страждущей Отчизны, захочет ли помочь законному королю Лещинскому?

Тетка всхлипнула, ткнулась носом в платочек, продолжая, однако, одним глазом искоса наблюдать за Марысей. А та уже начала понимать, куда клонила разговор тетка, до нее дошел и смысл тех странных ее взглядов, которые Марыся прежде не могла постичь. Старая интриганка неспроста затащила племянницу на балкон во время прохождения мимо него казачьей конницы, не случайно затеяла разговор о казачьих вождях и посвятила ее в детали семейной жизни полковника Скоропадского. У тетки все было заранее рассчитано, продумано, и сейчас Марыся ощущала на себе ее умение завлекать в свои сети нужных людей.

Но почему тогда Марыся, зная тайную подоплеку происходящего, не прервет разговор, не заявит, что не собирается быть теткиной сообщницей и считает унизительным для себя становиться по чьему-то совету любовницей впервые в жизни увиденного мужчины? Почему, наоборот, она активно поддерживает затеянный теткой разговор, а подробности семейной жизни полковника Скоропадского вызывают в ней живейший интерес?

Может, потому, что ей, как всякой женщине, приятно, что ее считают единственной в Польше, способной покорить любого мужчину? Что она настолько обворожительна и неповторима, что способна затмить первую красавицу Гетманщины и увести от нее мужа, столько лет хранившего ей верность?.. Может, ей просто надоело однообразие варшавских великосветских салонов с заранее известными развлечениями, с набором комплиментов очередного кандидата в любовники, которого терпишь лишь из-за скуки, с отсутствием мужчины, роман с которым мог бы согреть душу или сердце?.. Может, на нее каким-то образом подействовали разговоры о полковнике, разительно отличающемся от того типа мужчин, с которыми ей до сих пор приходилось общаться, и ей захотелось новых, неизведанных еще ощущений?

Как бы то ни было, Марыся уже знала, чем завершится разговор с теткой. И если еще заставляла себя уговаривать, то лишь потому, что ей, как настоящей женщине, будет приятно услышать в свой адрес новые комплименты, которыми тетка вынуждена будет осыпать ее, склоняя к любовной связи с казачьим полковником.

– Тетя, но что общего между нашей вечно страждущей Отчизной, мечтающим усесться вместо пенька в лесу на королевский трон паном Лещинским и прекрасной панной, которую вы намерены уложить в постель к полковнику Скоропадскому? – начала разыгрывать роль простушки Марыся.

– Речь Посполитая обретет покой и величие только при законном короле Станиславе, а он сможет утвердиться на престоле лишь с помощью сильных союзников, каковыми могут и должны стать казаки. Но казакам нет дела до чужой им Речи Посполитой и ее короля, поэтому их нужно вынудить сражаться со своим врагом, который одновременно является и врагом Короны. Такой враг – русский царь. Гетман Мазепа, мечтая обрести большую, нежели сейчас, власть, готов выступить против России, но для этого ему необходима поддержка старшины, способной повести за собой простых казаков. Один из таких старшин – полковник Скоропадский, и женщина, способная уговорить его стать единомышленником Мазепы, сослужит неоценимую службу Речи Посполитой и ее законному королю Лещинскому, – пустилась в объяснения тетка.

– Но разве может женщина заставить пана полковника изменить данной царю присяге? Если гетман и вы, тетя, нуждаетесь в помощи женщины, которая должна стать любовницей пана Скоропадского, значит, уговоры гетмана на него не возымели действия? А ведь от вас я не расслышала, что пан Мазепа – украинский Златоуст, и неотразимое влияние его красноречия вы лично испытали на себе в молодости, когда знатный шляхтич Мазепа – Колядинский был украшением свиты короля Яна-Казимира, а в роли первой красавицы там блистали вы. Неужто любовница может быть способна на большее, чем украинский Златоуст и вы, умнейшая женщина Польши?

– Просто любовница – нет, но та, которую я знаю и о которой говорю, способна достичь невозможного, – шептала тетка в ухо Марысе. – Что перед ее неземной красотой и обворожительностью какая-то присяга царю? Тем более что пан гетман – а он на самом деле Златоуст! – уже сейчас тонко и умело подводит старшин к выбору: остаться послушными слугами царя Петра, порабощающего Украину и насаждающего на нее московские порядки, или, блюдя верность своим гордым, вольным предкам, сбросить с себя ярмо Москвы и самим вершить судьбу неньки-Украйны? Сложный выбор, и как одна-единственная капля воды нарушает равновесие в чаше, так и одно слово женщины, которую полковник Скоропадский любит больше жизни, может сыграть решающее значение в его выборе между царем и гетманом.

– Но кто эта таинственная женщина, которой вы приписываете чуть ли не магическую власть над мужчинами и в способности которой очаровать пана Скоропадского нисколько не сомневаетесь? – задала наконец Марыся давно вертевшийся на языке вопрос.

Тетка заговорщицки огляделась по сторонам, приблизилась вплотную к Марысе, обдала ее жаром дыхания.

– Эта женщина – ты... Ты, равной которой нет во всей Польше... Ты, без ума от которой все мужчины... Ты, красоте и очарованию которой завидуют остальные женщины... Ты, которая не имеет соперниц, а с мужчинами может делать все, что пожелает...

Марыся слушала тетку как завороженная, ловя себя на мысли, что хочет повторить каждое ее слово. А та, поняв ее состояние, зашептала еще быстрей, еще доверительней, с пылом и вдохновением, каких Марыся давно не замечала даже у своих любовников:

– Ты, которая красой и победами над мужчинами сравнялась... нет, даже превзошла меня, которую иностранцы звали польской Клеопатрой. А они знали, что говорили! Если бы ты видела, какой восхитительной парой были мы с молодым Мазепой-Калядинским! Если бы смогла сосчитать, сколько первых призов получили мы на королевских балах! Но ты была бы непревзойденной и тогда, ты оттеснила бы меня в тень! Клеопатрой звали бы не меня, а тебя, и все мужчины были бы твоими Цезарями и Антониями...

Тетка говорила и говорила, а она, закрыв глаза, слушала и слушала. Конечно, все закончилось именно так, как и должно было закончиться, – она дала согласие стать помощницей тетки по вовлечению полковника Скоропадского в заговор Мазепы.

Поскольку тетка не любила откладывать дела в долгий ящик, то уже этим вечером на званом ужине у княгини Потоцкой состоялось ее знакомство с полковником. Возможно, тот был наслышан о Марысе как об одной из знаменитейших красавиц Варшавы от своих друзей, польских офицеров из армии короля Августа, может быть, ему нечто нашептали по наущению тетки Ганны, но Марыся вызвала у Скоропадского явный интерес, чего нельзя было сказать о других представленных ему женщинах, не уступающих ей ни в красоте, ни в знатности происхождения, ни в манере поведения. А может, Марыся оказалась очень похожей на его любимую Настю Марковну, тем более что она в полной мере использовала свой богатейший опыт понравиться мужчине уже в первые минуты и увлечь его, вскружив голову и вызвав к себе не просто любовь, а страсть.

Конечно, казачий полковник не соответствовал тому типу красавцев, что имели успех в варшавских салонах, но его дочерна загорелое, мужественное лицо с широкими скулами, крупным носом, уверенным взглядом серых внимательных глаз и роскошными усами, которым позавидовал бы самый родовитый шляхтич, было привлекательно той первозданной, грубой мужской красотой, которая, дарованная природой, так и продолжала существовать сама по себе, избежав подгонки под общий стандарт, диктуемый модой. Казацкое одеяние Скоропадского, не уступающее по качеству ткани и мастерству портных нарядам прочих участников ужина, тоже являло разительный контраст одежде шляхтичей, где польская историческая традиция соседствовала с новомодными французскими и английскими изысками, что должно было свидетельствовать об утонченности вкуса хозяина и его желании и умении идти в ногу с последними достижениями европейской моды.

Скоропадский оказался не похожим на предыдущих поклонников Марыси и в другом – она никак не ожидала, что он будет таким умным, интересным собеседником. Выяснилось, что он в совершенстве знал украинский, русский, польский и литовский языки, прекрасно читал и говорил по-гречески и по-латыни, бегло изъяснялся на турецком и татарском языках, понимал и мог поддерживать разговор по-французски, по-немецки и по-шведски. В разговоре она узнала, что украинский и русский были его родными языками, греческий и латынь в него вколотили батьки-наставники в Киевской Могилянской коллегии, польскому и литовскому его обучала первая жена-шляхтянка из боковой ветви рода литовских князей Радзивиллов, без знания татарского и турецкого нельзя было считаться полноценным запорожским старшиной, каковым Скоропадский пробыл добрый десяток лет после наскучившей учебы в коллегии. А прочие языки он изучил уже в годы своего полковничества на Гетманщине, сражаясь под русским знаменем.

Они начали разговор в приемной дворца, продолжили во время ужина, завершили на прогулке в дворцовом парке. Марыся имела слишком большой опыт в искусстве флирта, чтобы не заметить, что с каким бы увлечением и упоением полковник ни рассказывал о своих боевых делах и приключениях в бытность запорожским старшиной или стародубским полковником, он нет-нет да и бросал откровенно восхищенные взгляды то на ее полную, до половины обнаженную грудь, то на миниатюрные ножки в бархатных туфельках, когда она, переходя по камешкам протекавший по парку ручеек, поднимала подол.

И она, с удовольствием включившись в столь привычную, а на сей раз и доставлявшую ей удовольствие игру, старалась не ударить лицом в грязь и явить себя казачьему полковнику во всем блеске: то, изящно выгнув тонкий стан, наклонялась за цветком так, что грудь целиком выскальзывала из глубокого декольте, то, якобы споткнувшись, прижималась бедром к спутнику так, что у него от возбуждения тут же начинал дрожать голос, то, позволив ветру запутать свои длинные волосы в усах и оселедце полковника, принималась распутывать их, будто нечаянно нежно касаясь ладонями его лица и шеи. А однажды, целиком поглощенная своей игрой и слушая Скоропадского краем уха, она в середине его повествования о тяжкой доле казаков-невольников на турецких галерах рассмеялась настолько призывно и томно, что тут же вынуждена была оборвать смех и взять себя в руки – так женщины обычно смеются в предвкушении скорых утех с любовником, а чаще всего уже находясь с ним в постели.

Ганна и Марыся Дольские стоили друг друга. Если тетка добилась от племянницы того, что ей было нужно, то и Марыся с таким же успехом добилась на ужине у князей Потоцких того, для чего ее познакомили со Скоропадским. В том, что она достигла своей цели, Марыся не сомневалась – прощаясь и договариваясь о новой встрече, полковник посмотрел на нее взглядом, который она так жаждала видеть в глазах поклонников, который всегда повергал ее в трепет и вызывал учащенное сердцебиение.

Этот взгляд не ласкал ее, не молил об ответной любви, а грубо и откровенно говорил: ты красива и нравишься мне, поэтому я хочу тебя и добьюсь своего. Взгляд обжег Марысю, она почувствовала себя под ним словно обнаженной, а в голове зашумело так, будто она уже находилась в объятьях Скоропадского. Однако подобное состояние она испытывала не первый раз и оно было ей хорошо знакомо – это был сигнал, что она тоже хотела этого мужчину и смело готова была идти навстречу близости с ним. Поэтому, вскинув зардевшееся лицо, она спокойно встретила красноречивый взгляд полковника, какое-то время выдерживала его, затем медленно опустила ресницы и загадочно улыбнулась.

Этот взгляд ее поклонники истолковывали по-разному. Одни считали, что им она предупреждала о тщетности притязаний на ее тело и выражала презрение к глупцу, мечтавшему насладиться им; другие, наоборот, были убеждены, что он свидетельствовал, что сердце Марыси покорено, она всецело во власти любви и для обладания ею нужен всего шаг. Интересно, пан казачий полковник, как истолковал этот взгляд ты, муж первой красавицы Гетманщины?..

Следующим вечером они встретились в ее дворце, куда Марыся пригласила Потоцких и нескольких общих знакомых. После легкого ужина с токайским и белым рейнским, когда гости отправились прогуливаться по дворцовому парку, Марыся пригласила Скоропадского ознакомиться с дворцом. На этот раз полковник, едва они остались одни, даже не пытался скрыть или смягчить свой полный вожделения взгляд, и о чем бы они ни говорили, Марыся чувствовала, что чем дальше они удалялись от парадной лестницы в лабиринт залов и комнат, тем больше она играла с огнем.

Чувствовала, а ноги словно сами несли ее то в пустынный рыцарский зал, то в расположенную в дальнем крыле дворца охотничью комнату, то в большую гостиную с камином, где не было ни души, зато стояло несколько широких, удобных мягких диванов. И что бы Марыся ни делала: знакомила гостя с коллекцией старинного оружия, показывала трофеи многочисленных охот мужа, она не забывала обольстительно улыбаться полковнику, коснуться грудью, прижаться на миг бедром, а при удобном случае и просто принять соблазнительную позу.