355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Серба » И грянул бой » Текст книги (страница 30)
И грянул бой
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 23:09

Текст книги "И грянул бой"


Автор книги: Андрей Серба



сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)

Марыся вошла в сени, открыла дверь в свою комнатку, сделала шаг через порог. И замерла – за ее столом сидели Генеральный писарь Орлик с капитаном Фоком, а по бокам двери с внутренней ее стороны замерли по два сердюка с мушкетами в руках. Так вот почему не встречала ее в темных сенях, как обычно, исполнительная служанка, едва услышав хлопанье двери.

– Проходите, пани княгиня, – мягко прозвучал голос Орлика. – Извините, что пожаловали в гости без приглашения, но того требовало приведшее нас к вам дело.

– Пан Генеральный писарь, у меня не было и нет с вами никаких дел, – ответила Марыся, проходя от двери к кровати и усаживаясь на нее. – Наверное, вы попросту составили компанию господину дер Фоку, который действительно является моим другом.

– Пани княгиня, вы не только обворожительная, но и весьма умная женщина. Позвольте говорить с вами без дипломатических уловок и сразу сообщить, по какому делу мы с господином капитаном пришли. Или вы уже догадались об этом сами?

– Думаю, что господин дер Фок сдержал данное несколько дней назад мне и пану Войнаровскому обещание, – ответила Марыся. – Уезжая из лагеря, он сказал, что по возвращении нанесет первые визиты мне и пану Анджею. Как полагаю, именно это он сейчас и сделал.

– Совершенно верно, – проговорил Орлик. – Но помимо того, что господин капитан человек слова и выполняет обещания, для вашего посещения у него имеется еще одна весьма существенная причина.

– У господина дер Фока может быть сколько угодно причин для визита ко мне, пан Генеральный писарь. Но я не вижу повода, по которому вы вмешиваетесь в мои с ним личные дела.

Орлик горестно вздохнул, опустил голову.

– Я ждал этого каверзного вопроса и готов на него ответить. Поверьте, у меня столько собственных дел, что едва успеваю с ними справляться, и если я вынужден вмешиваться в ваши с господином капитаном дела, причина в том, что кое-какие из них, затрагивая интересы других лиц, перестали быть только вашими личными. Поэтому предлагаю следующее: ваши личные отношения с господином дер Фоком пусть останутся и дальше вашей тайной, а мне вы расскажете лишь то, что имеет отношение ко мне. Договорились?

– Конечно, – как можно беспечнее ответила Марыся.

Первоначальное замешательство, вызванное присутствием в ее комнате Орлика и Фока с вооруженными сердюками, прошло, Марыся взяла себя в руки и сейчас лихорадочно обдумывала, как лучше и безопасней вести ей разговор. Главное, необходимо скорее узнать, что привело к ней Орлика, и уже на основании этого решать, против каких обвинений и каким образом нужно строить свою защиту. Поэтому именно ей в первую очередь нежелательны «дипломатические уловки», о которых упомянул Орлик, а выгодна ситуация, при которой она будет определенно знать, откуда и какая ей грозит опасность.

– Поскольку мы с вами друзья, пани княгиня, признаюсь, что у Генерального писаря имеются важные дела помимо гетманской канцелярии, и порой они щекотливы и неприятны. Но ведь кто-то должен делать их для блага Украины, не так ли?

– Если вы хотели сказать, что Генеральный писарь Гетманщины выполняет заодно обязанности стража внутреннего спокойствия своей страны и обязан своевременно узнавать о происках ее внешних недругов, то да, – спокойно ответила Марыся.

– Одно из таких необходимых дел я недавно поручил господину капитану Фоку. Он с двумя казаками должны были доставить моему человеку порцию яда. В назначенное время господин капитан и казаки отправились в путь, и с этого момента начали происходить непонятные вещи. Вначале почти одновременно неизвестно отчего умерли здоровяки-казаки, никогда и ничем не хворавшие, затем остался в живых человек, которому был предназначен яд и получивший его смертельную дозу. Естественно, мне пришлось заняться поисками причин этих загадочных событий, и они привели меня к вам.

– А почему не к моей покойной прабабке? По-моему, к перечисленным вами событиям мы с ней имеем одинаковое отношение.

– Это лишь по-вашему, – улыбнулся Орлик. – Яд находился в перстне, а перстень был на руке господина капитана, который ни разу не снимал его и не позволял прикасаться к нему другим людям. Произошел лишь единственный случай, когда перстень мог побывать в чужих руках – в ночь перед отъездом капитан был пьян и не помнит, чем занимался человек, с которым он пил напоследок и при котором уснул. Этим человеком были вы, пани княгиня.

– Я действительно провожала господина дер Фока и пила с ним. Но какая связь между этим и последовавшими после отъезда господина капитана происшествиями?

– Самая прямая, однако для этого необходимо тщательно проследить за всей цепочкой событий, начиная от вашего прихода с паном Войнаровским к господину капитану перед его отъездом и кончая его возвращением в лагерь. Конечно, это непростое занятие, но... – Орлик снова вздохнул, соболезнующе развел руками. – Как понимаете, служба у меня такая, что во всех своих неудачах я должен разбираться самым тщательным образом.

Орлик словно подслушал мысли Марыси и по собственному почину принялся отвечать на интересующие ее вопросы. Принялся, но покуда не сказал главного – на чем покоится его утверждение, что пани Марыся имела отношение к гибели казаков-спутников Фока и неудавшейся попытке отравить гетмана Скоропадского. Домыслы Орлика и Фока – это одно, а неопровержимые доводы – совсем иное, и от того, чем располагал Генеральный писарь против нее – домыслами или вескими доказательствами, – зависела шаткость или надежность положения Марыси.

– Чтобы сорвать чей-либо замысел, о нем, как минимум, нужно быть осведомленным, – заметила она. – Но откуда мне могло быть известно о каких-либо ваших тайных делах, пан Генеральный писарь?

– Об этом поговорим чуть позже, очаровательная пани княгиня. А сейчас отвечу на то, что вас интересует гораздо больше: на чем основано мое утверждение в вашей причастности к неприятностям господина дер Фока. Ведь чтобы удачно защищаться, вам необходимо знать, чем я против вас располагаю. Как друг, иду вам навстречу, однако надеюсь на такой же дружеский шаг и с вашей стороны.

– Чтобы сделать дружеский шаг, я должна знать, в чем он может заключаться. Не так ли, пан Генеральный писарь?

– Так, пани княгиня. Итак, почему я убежден, что своими злоключениями господин дер Фок обязан именно вам. Думаю, для вас не секрет, что каждый яд имеет свой срок действия? Тот, что находился в перстне у капитана, убивал жертву через шесть часов. Поэтому, зная точное время смерти казаков, несложно было определить время принятия ими яда. Оно пришлось на период, когда у господина Фока находились в гостях вы с паном Войнаровским.

– Ну и что из этого? – вскинула брови Марыся. – Почему отравителем казаков должна быть я, польская княгиня Дольская, а не какой-нибудь другой человек?

– Вот почему. Пока у господина дер Фока вы с Войнаровским гостили вместе, он был достаточно трезв и хорошо помнит, что никто из вас не трогал его перстня. Зато когда вы остались с капитаном вдвоем, он допился до того, что в вашем присутствии уснул и не ручается, что во время его сна вы не могли завладеть перстнем.

Марыся рассмеялась.

– А не приходило вам в голову, что казаки могли скончаться от яда, который приняли не обязательно шесть часов назад, а, например, двенадцать, двадцать часов тому, за сутки или двое до своей кончины? Почему вы связываете их смерть именно с посещением господина дер Фока мной и паном Войнаровским, а не с их бражничанием с дружками либо с распутницами-маркитантками?

– Эта мысль приходила мне в голову, однако я отбросил ее за несостоятельностью. Яд в перстне располагался в двух отделениях, и в зависимости от того, на какую ширину было сдвинуто дно тайничка с ядом, его можно было высыпать весь сразу либо использовать дважды. Господин капитан применил яд только из одного отделения, поэтому оставшаяся половина после его возвращения оказалась у меня. Дальше все было просто: я передал перстень с неиспользованным ядом сведущему в отравах человеку, и от него узнал, что в перстне вовсе не яд, а... А что бы вы думали, пани княгиня?

– Там могло быть все, чем только можно наполнить тайник.

– Совершенно верно – в перстне вместо яда оказалась обычная пудра. Мои дальнейшие действия были весьма банальны – я велел выяснить, от кого и каким образом пудра очутилась в тайничке перстня. Я предполагал, что это будет трудным делом – пудрой пользуются десятки знакомых господину дер Фоку женщин, – однако ошибся. Пудра из перстня была не просто очень дорогой и редчайшего сорта, а своего рода уникумом, поскольку ею пользовалась лишь одна женщина во всем нашем лагере. Как вы думаете, кто она? – прищурился Орлик.

– Одна во всем лагере? Наверное, такую дорогую вещь может позволить себе только любовница короля Карла Тереза.

– Позволить купить – да, может позволить, но пользоваться... – Орлик отрицательно завертел головой. – Чтобы пользоваться такой пудрой, необходимо знать о ее существовании, а чтобы это знать, необходимо иметь соответствующий вкус. А вот его у Терезы как раз и нет. Да и откуда ему взяться у заурядной саксонской шлюхи, приглянувшейся толстой задницей и похотливыми глазками молодому шведскому королю, с детства не отличавшемуся требовательностью к женщинам? Ведь Тереза – не княгиня Марыся Дольская, первая красавица Варшавы, с юных лет воспитанная на французский манер, следящая за капризами парижской моды и привыкшая одеваться и пользоваться парфюмом из лучших магазинов Парижа и Вены. На этот раз утонченный вкус оказал вам плохую услугу, пани княгиня.

– У меня много врагов, и пудра в перстень могла попасть без моего в этом участия, – быстро нашлась с ответом Марыся. – Тем более что сумочку с ней я часто оставляю дома без присмотра.

– Могло быть и такое, – согласился Орлик. – Поэтому я не поленился побеседовать с паном Войнаровским, единственным человеком, имевшим возможность заменить яд в перстне вашей пудрой. От него я узнал ряд удививших меня обстоятельств, связанных с посещением им и вами дер Фока. Оказывается, в тот день вы впервые навестили пана Войнаровского, впервые завели с ним разговор о господине капитане, именно вы настояли на посещении его, а в довершение всего отказались уйти с паном Андреем вместе домой, сославшись на якобы желание наедине проститься с изрядно пьяным хозяином и растянув прощание до тех пор, покуда тот не уснул. Уж не для того, чтобы завладеть перстнем дер Фока и отравить содержимым его тайничка казаков-сотоварищей капитана?

– Пан Генеральный писарь, оказывается, вы большой мастер строить беспочвенные предположения.

– Почему вы столь пренебрежительно относитесь к тому, что именуете моими предположениями? Если их выстроить в единую логическую цепочку, они рисуют убийственную для вас картину.

– Разве? Не вижу ничего подобного.

– Хотите, чтобы я нарисовал ее во всех деталях? Извольте. Некто сообщает вам, что капитан дер Фок с двумя казаками имеет задание отправить на тот свет неугодную гетману Мазепе персону, и приказывает не допустить этого. Лично вы с капитаном незнакомы, зато его хорошо знает ваш поклонник пан Войнаровский, и вы отправляетесь к нему. Умело построенная беседа, якобы случайно упомянутое в ней имя капитана, просьба встретиться с ним, в которой пану Войнаровскому трудно вам отказать, – и вы втроем пьете вино у дер Фока. Продолжать или дальше слушать уже неинтересно?

– Почему неинтересно? Наоборот, интрига, как мне кажется, только завязывается, и чем она завершится, весьма любопытно.

– Иду навстречу вашему желанию. Вы дождались, когда пан Андрей и господин капитан крепко напились, и отправили первого домой. Затем возвратились к дер Фоку, споили до бесчувствия и, когда тот уснул, подменили содержимое тайничка в перстне единственным, что из имевшегося при вас могло быть пригодно для этой цели, – пудрой. Яд из тайничка вам каким-то образом удалось подсыпать казакам дер Фока, и те через шесть часов отправились к праотцам. Кстати, со всеми признаками действия именно того яда, что находился в перстне: желтой пеной во рту, посинением лица, судорогами конечностей. Рассказанное могло бы остаться тайной для всех, кроме вас, если бы не один пустячок – дер Фок не только сумел уцелеть и возвратиться, но даже доставил мне перстень с остатками вашей пудры. Впечатляющая картина вашей деятельности, не так?

– Согласилась бы с вашей оценкой при одном условии: если бы имелись доказательства, что эта талантливо рассказанная история имела место в действительности, а не являлась плодом вымысла.

– А не кажется, что вы несколько поторопились высказать свое мнение? – спросил Орлик. – Но в этом не ваша вина, а моя. В самом начале беседы мне нужно было объяснить разницу, когда такой человек, как я, приходит к вам как друг, и когда как Генеральный писарь. Неужели думаете, что, веди себя с вами как Генеральный писарь, я позволил бы требовать от себя доказательств вашей вины? Никогда, потому что все, сказанное мной, было бы до нашей встречи изложено вами собственноручно на бумаге и под ним красовалась ваша подпись. Не верите? Напрасно. Как думаете, где ваша служанка?

– Конечно, у вас.

– Правильно. Когда мои хлопчики предложили ей побеседовать с ними, она заартачилась: я – польская шляхтянка, я – компаньонка пани княгини, а не ее служанка, я – подданная Речи Посполитой и буду жаловаться графу Понятовскому. А потом быстро поумнела и рассказала не только то, о чем ее спрашивали, но и еще кое-что весьма интересное. Например, о ваших отношениях с паном Скоропадским, которые вы тайно поддерживаете до сих пор...

– Вы пытали ее? – перебила Орлика Марыся. – Если так, это не сойдет вам с рук.

– Не кощунствуйте! Пытать такую хорошенькую паненку, тем более вашу компаньонку? – возмутился Орлик. – Просто ей доходчиво объяснили сложную ситуацию, в которой вы оказались, и ради вашего спасения – а, может, заодно и заботясь о собственном благополучии, – усмехнулся Орлик, – она решила быть с нами откровенной. Вот бы ее хозяйке взять с нее пример!

– Вы запугали бедную девушку, – заявила Марыся. – Но то, что вашим подручным удалось с ней, не удастся со мной. Я – княгиня Дольская, а не захудалая шляхтянка, и меня есть кому защитить.

– Вы пребываете в глубочайшем заблуждении, – соболезнующе произнес Орлик. – В этой глухомани на задворках Европы, как вы именуете мой чудесный край, вы – никто, точнее, обыкновенная женщина. Княгиней можно быть там, где княжеский титул что-то значит, а у нас, казаков, все равны по происхождению, начиная от гетмана и кончая казаком-рядовиком [86]86
  Рядовик – простой, рядовой казак


[Закрыть]
. Разве кичится пан Мазепа своим княжеским происхождением, разве слышал кто от меня, что казачий род Орлик при желании мог иметь на фамильном гербе баронскую корону [87]87
  Отец Ф. Орлика, Степан Орлик, происходил из чешского баронского рода. Мать, Ирина Малаховская, принадлежала к казачьей шляхте. Ф. Орлик закончил Киевско-Могилянскую академию, где его наставником и учителем философии был С. Яворский. Как и Мазепа, увлекался поэзией и опубликовал на польском языке две книги стихов («Алцид российский», 1695 г., г. Вильно и «Гиппомен Сарматский», 1698 г., г. Киев), написанных в стиле развитого барокко. Был женат на Ганне Герцик, дочери бывшего полтавского полковника Павла Герцика


[Закрыть]
? Нет дела до польских княгинь и королю Карлу: надеюсь, вам известно, как шведы превозносят себя, потомков викингов, над всеми другими народами, в том числе над славянами?

– Вы забыли, что посол Польши при короле Карле граф Понятовский – хороший друг моего мужа, – с вызовом сказала Марыся.

– Пани княгиня, я советовал бы пореже упоминать имя вашего мужа. Он настолько часто изменял гетману Сенявскому и королю Лещинскому, что, возможно, сегодня принадлежит к врагам последнего, и граф Понятовский не пожелает вообще вспоминать о нем. Но даже если ваш муж в настоящий момент на стороне короля Лещинского, граф, на мой взгляд, все равно не за хочет вам помочь. Он, конечно, настоящий кавалер и ценитель красивых женщин, однако слишком самолюбив, тщеславен, считает себя неотразимым в глазах дам и не простит вам, что отвергли его притязания на роль своего любовника.

– Пожалуй, вы правы, – грустным голосом произнесла Марыся. – Сегодня у меня действительно нет ни одного человека, на чью поддержку я могла бы рассчитывать.

– Ошибаетесь, такой человек есть – это я.

– Пан Филипп, за чужие услуги принято платить своими. Какой ответной услуги вы ждете о меня?

– Рад, что мы наконец-то нашли общий язык. Я готов навсегда забыть о нашей сегодняшней встрече всего при одном условии – вы называете мне имя персоны, приказавшей вам сорвать выполнение задания капитана дер Фока.

– Почему я должна вам верить? Получив необходимые сведения, вы можете тут же свести со мной счеты.

– Свести с вами счеты? Разве это воскресит моих отравленных казаков или поможет убрать с пути гетмана Мазепы спасенного вами его злейшего недруга? Нет. А мстить умной, красивой женщине лишь за то, что она в очередной раз ловко обвела вокруг пальца мужчину, не в моих правилах.

– Вы всегда так великодушны к своим врагам? Не поверю!

– И правильно сделаете – к врагам пана гетмана я беспощаден. Но разве вы его враг? Какое дело польской княгине Дольской до того, кто из двух Иванов останется во главе Гетманщины – Мазепа или Скоропадский? Таких женщин интересуют в жизни совершенно другие вещи: большие деньги, красивые поклонники, роскошные наряды, веселые балы, но отнюдь не скучная политика, где так легко можно расстаться со своей прелестной головкой. И если княгиня Дольская совершила опрометчивый поступок, из-за которого мы сейчас встретились, его причина не в ее стремлении нанести вред гетману Мазепе, а в политической неискушенности либо излишней доверчивости. Поэтому мне не за что ей мстить.

– Я действительно никогда не занималась политикой и к тому же очень доверчивая женщина, – упавшим голосом произнесла Марыся, нервно теребя поясок платья. – Могу ли я, прежде чем продолжить разговор, обдумать сказанное вами?

– Конечно.

Полузакрыв глаза, Марыся задумалась. Но не об услышанном от Орлика, а о том, какой для нее возможен наилучший выход из создавшегося положения. О событиях той злополучной ночи Орлику известно все, и ему наплевать, признается она в их совершении или нет. Его интересует другое – кто сообщил Марысе о задании дер Фока, и узнать это он намерен любой ценой. Пока, прикидываясь другом, он пытается сделать это в ходе непринужденной беседы, но в случае неудачи начнет добиваться своего другими методами, в отношении которых она не питала иллюзий.

Орлик прав – в сложившейся ситуации ей нельзя рассчитывать ни на чью помощь: ни для Мазепы, ни для короля Карла ее польский княжеский титул не значил ничего, а влиятельным любовником в их окружении она не обзавелась. Хотя о какой защите Марыси вообще может идти речь, если никто даже не узнает о ее аресте? Для чего застыли истуканами четыре здоровенных сердюка в дверях? Чтобы не допустить ее бегства? Как бы не так! Наверняка они нужны, чтобы завернуть Марысю в один из своих жупанов и, словно мешок с овсом, привезти в нужное им место, где заставят ее выложить все интересующее Орлика.

Выходит, Марысе нужно послушаться Генерального писаря и добровольно рассказать о джуре Богдане и его племяннике? Тем более что на допросах она все равно выдаст их, поскольку не из тех людей, кто может устоять под пытками. Но спасет ли предательство ее от истязаний? Разве поверит Орлик, что она знакома лишь с джурой Богданом и выполнила только одно его задание? Конечно, нет. А раз не поверит, с помощью своих «хлопчиков» начнет добиваться признания, с кем она еще была связана и какие поручения выполняла.

Но как поступить, чтобы избежать пыток? Что сделать, что? Неужто муки, которые грешники претерпевают на том свете, ей суждено испытать уже на этом? Почему она обречена именно на них, а не просто на смерть, если чем-то прогневила Господа? Матка бозка, почему она не может умереть, не будучи подвергнута перед кончиной изуверским пыткам? Святая Мария, помоги рабе божьей Марысе не попасть в руки палачей, дай ей возможность уйти из жизни достойно...

Марыся воздела глаза в угол комнатки, где висела небольшая иконка Ченстоховской Божьей матери, которую она всегда брала с собой во все поездки, начала читать про себя молитву.

Но что это? Вместо святого лика на нее из угла смотрел покойный полковник Чечель. Стоял, как прошлый раз у калитки, с отрубленной головой в руках и безмолвно взирал на нее строгим взглядом. Строгим? Пожалуй, скорее сочувствующим. Но что призраку казачьего полковника нужно от нее, польской княгини? Ладно, первый раз он явился с предупреждением о ее скорой гибели, как точно так самому Чечелю явился когда-то призрак его побратима куренного атамана Хмары, но какова причина его появления сейчас? Желает насладиться торжеством, что она, виновница его смерти, понесла за это надлежащее наказание и сполна вкусит то, что уготовила ему перед плахой? Что ж, торжествуй, сегодня твой праздник!

А полковник, как несколько дней назад у березы, поместил голову под мышку, достал из-за пояса и протянул ей свои пистолеты. Но если при первом посещении призрак после этого исчез, то сейчас стоял и смотрел на Марысю. Стоял с протянутыми к ней пистолетами, и его лицо постепенно хмурилось, глаза становились строже, взгляд леденил душу. Да что он сует ей пистолеты? Еще немного, и уткнется ими ей в лицо. И чем она вызвала гнев призрака, что его глаза прямо-таки испепеляли Марысю? Господи, он уже силой пытается вложить свои пистолеты ей в руки. Зачем?

Как зачем? Пистолеты – это та достойная, без предшествующих истязаний смерть, о которой она обратилась с мольбой к деве Марии! Правда, у Марыси нет пистолетов, однако они за поясами у всех присутствующих в комнатке, откуда могут попасть в ее руки и сослужить ей последнюю добрую службу в этом мире. О матка бозка, ты вняла ее молитве, и казачий полковник, жертва Марысиного вероломства, явился к ней не торжествующим мстителем, а желанным избавителем от мук. Однако где он? Угол с иконой был пуст, глаза Марыси устремлены на печальный лик Божьей матери.

– Готовы продолжить нашу дружескую беседу, пани княгиня? – прозвучал голос Орлика. – Уверен, что именно это посоветовала и Богородица, мнение которой вы хотели узнать.

– Вы правы, святая Мария дала мне очень полезный совет и я намерена ему последовать, – ответила Марыся. – Я готова назвать имя интересующего вас человека, но боюсь, что вы мне не поверите.

– Поверю, кого бы вы ни назвали, если это не будет одно из трех лиц: король Карл, гетман Мазепа и Генеральный писарь Орлик, – пошутил собеседник.

Марыся разговаривала с Орликом, а ее глаза скользили по всем присутствующим в комнатке. Чьими пистолетами ей легче завладеть? Сердюки отпадают – как застыли у двери с мушкетами у ног, так и стоят изваяниями. Генеральный писарь тоже – сидит лицом к Марысе, не спуская с нее настороженного взгляда.

Зато дер Фок самая подходящая кандидатура – как устроился на табуретке вполоборота к Марысе, уставившись в окошко, там и не шелохнулся в течение всего разговора. А что ему еще делать, если его роль, по-видимому, сводится к одному – своим видом засвидетельствовать Марысе, что он жив, доставил Орлику остатки пудры в перстне и рассказал о событиях пирушки с ее участием? Именно у его пистолетов проще всего оказаться Марысе, не насторожив их владельца. А раз так, быстрее к капитану, не навлекая при этом своим перемещением с кровати к окошку подозрения Орлика и сердюков.

– Пан Филипп, попрошу выполнить одну мою просьбу, естественно, после того как назову имя интересующего вас человека. Я очень опасаюсь мести с его стороны «хотела бы поскорее оказаться отсюда как можно дальше. Например, у своих родственников в Киеве.

– Обещаю это, хотя убежден, что вы преувеличиваете возможности этой персоны.

– Преувеличиваю? Разве многие были посвящены в ваш замысел покончить с гетманом Скоропадским, для чего господин дер Фок должен был использовать яд, а два ваших верных сердюка – пистолеты либо кинжалы? Думаю, единицы. А персона, возможности которой я, по-вашему, преувеличиваю, знала об этом все, вплоть до времени отправления капитана в путь и где при нем находится яд. Что скажете теперь? – ехидно прищурилась Марыся.

– Что этот человек на редкость опасен и может доставить мне еще массу неприятностей.

– То-то! – воскликнула торжествующе Марыся, вскакивая в возбуждении на ноги и делая шажок к окошку. – Этот человек обладает огромной властью и... – она смолкла, затем весело рассмеялась. – Пан Филипп, именно огромная власть и погубит этого человека! Сейчас объясню, как. Вы не задумывались, что заставило меня принять довольно рискованное предложение этой персоны?

– Задумывался и, как мне кажется, нашел вполне правдоподобный ответ. В свое время я был удивлен вашим длительным пребыванием в нашем лагере и объяснил его следующей причиной. Ваш муженек своим метанием от Сенявского к Лещинскому настолько стал ненавистен обоим, что каждый из них после победы над противником постарается расквитаться с подонками типа вашего супруга. Поскольку разделить его судьбы вы не желаете, то своим постоянным присутствием в лагере короля Карла решили обезопасить себя от каких-либо карательных санкций со стороны Лещинского. Однако у вас, умной и дальновидной женщины, не могла не мелькать мысль, а что будет с вами, если победа окажется не за Швецией, а за Россией? И тут однажды к вам является очень влиятельная персона, обещающая, что, ежели вы успешно выполните ее задание, она гарантирует вам покровительство русского царя и короля Августа в послевоенной Польше. Вы, поверив этому, согласились. Все так и было?

– Да, но с одним добавлением – эта персона обещала мне и значительную сумму денег. Обещала, но не сдержала своего слова. Вместо наличных денег она предложила позавчера письмо к генералу Крассову, в котором приказывает выдать мне обусловленные нашим договором деньги. Видите ли, это будет для меня надежней и безопасней, чем возвращение с золотом в Польшу через кишащую запорожцами и разбойниками Палия Украину. Какая забота! Как будто я не понимаю, что эта персона попросту надеется, что я не доберусь до генерала Крассова и деньги останутся в казне короля Карла. За свою жадность этот хитрец и будет наказан! Пан Филипп, если я соглашусь получить вместо денег письмо к Крассову, этого будет достаточно, чтобы вы поверили в причастность этого человека к истории с неудачным покушением на Скоропадского?

– Да.

– Считайте, что письмо в ваших руках! – и охваченная радостью Марыся сделала еще один шажок в сторону капитана Фока.

– Если мы решили все вопросы, не пора ли вместо разговоров о нашей таинственной персоне назвать ее имя, – предложил , Орлик.

– Сейчас его услышите. Но поскольку я уже попала в одну неприятную историю и не имею желания угодить в ей подобную, я назову имя графа только вам. Это граф...

Марыся подозрительно взглянула на сердюков у двери, скользнула глазами по Фоку, направилась к столу, за которым расположился Орлик. Вот капитан рядом, всего в полушаге слева от нее. По-прежнему сидит, отвернувшись к окошку, словно происходящее в комнате не имело к нему отношения, до его пистолетов можно дотянуться вытянутой рукой. Пора, лучшего момента не будет!

Марыся метнулась к Фоку, рванула из-за его пояса оба пистолета. Отпрыгнула к кровати, щелкнула взводимыми курками. Успела заметить, как Орлик потянулся к своим пистолетам, как отпрянули от двери трое сердюков, а четвертый, опустившись на колено и прильнув щекой к прикладу мушкета, стал наводить его на Марысю. Это было последнее, что она увидела в своей жизни, – приложив стволы пистолетов к вискам, княгиня Марыся Дольская нажала на спусковые крючки [88]88
  В ходе преследования армии короля Карла из-под Полтавы бывший бригадир русской службы Мюленфельс будет взят в плен и по личному распоряжению царя Петра казнен. О дальнейшей судьбе капитана Фока неизвестно


[Закрыть]
.

Прикрыв ладонью глаза от солнца, полковник Яковлев всматривался в безрадостную для себя картину.

Обычная зеленеющая степь и разлившаяся в весеннее половодье река, привычный свист налетающего с водной поверхности ветра и птичий перезвон над головой. Все это было обычно и привычно, если не считать одного – полукружья высокого земляного вала, упиравшегося обеими концами в реку. По верху вала шел деревянный частокол, участок степи перед валом саженей на тридцать пять – сорок был залит водой, видневшиеся в валу ворота до половины были завалены камнями и засыпаны землей.

Над частоколом возвышались крытые камышом крыши длинных глинобитных строений, за ними, ближе к реке, горела медью под лучами солнца колоколенка небольшой церкви. На валу у редких орудий стояли обнаженные по пояс пушкари, поверх бревен частокола мелькали шапки и блестели стволы мушкетов снующих под его защитой людей. Жалкая крепостенка, не идущая ни в какое сравнение с теми шведскими каменными твердынями, которые ему довелось брать в Лифляндии, и даже средневековыми замками-крепостями времен королей Пястов [89]89
  Пясты – первая польская королевская династия


[Закрыть]
, которые приходилось штурмовать в Польше.

Но если перед глазами привычная природа, ласково светит солнце и дует прохладный ветерок, а крепостишка, которую ему предстоит захватить и уничтожить, плохо укреплена и слаба артиллерией, отчего так безрадостно и тревожно на душе? Наверное, оттого, что название несущей невдалеке вешние воды реки – Днепр, а имя крепостишки, которую ему велено снести с лица земли, – Запорожская Сечь. И вовсе не важно, какие она имела укрепления и сколько насчитывала пушек, сила ее заключалась в защитниках, бесстрашных и отчаянных казаках-запорожцах, которые уже несколько столетий являлись хозяевами днепровских берегов и относительно коих 28 апреля он получил из Харькова от князя Меншикова приказ царя Петра: «...все их места разорить, дабы оное изменническое гнездо весьма выкоренить». .

До сих пор карательная экспедиция Петра Яковлева осуществлялась успешно. Из Киева он отправился с тремя полками пехоты, посаженной на большие речные суденышки вроде тех, что запорожцами именуются «чайками». Чтобы иметь возможность делать привалы на берегу, а также обезопасить себя от внезапного нападения запорожских лодок из укромных, заросших непролазным лозняком и вербником бухточек, с правого берега Днепра речной караван Яковлева прикрывал драгунский полк подполковника Башмакова, с левого, на котором хозяйничали запорожцы из отряда Гордиенко, драгунский полк подполковника Барина и полк донских казаков полковника Кандыбы.

Первой была атакована и взята Келеберда. Ее защищала всего сотня сечевиков, и для захвата селения оказалось достаточным донцов Кандыбы, которые, показывая рвение в службе царю, селение полностью сожгли, а защитников и жителей без остатка уничтожили.

Следующей на пути экспедиции была Переволочна. Ее гарнизон насчитывал уже тысячу запорожцев под командованием полковника Зинца, да и собравшиеся под их защиту две тысячи жителей окрестных сел и хуторов не собирались добровольно признавать над собой власть русского царя. Шестьсот сечевиков с несколькими мелкими пушчонками укрылись в расположенном в центре селения замке, остальные с добровольцами из местных жителей заняли оборону в селении.

На требование командования экспедиционного отряда сдаться Переволочный замок ответил пушечным огнем, и Яковлев приказал полковнику Шарфу возглавить штурм селения. Понимая, что центром вражеской обороны являлся замок, Шарф велел сосредоточить на нем огонь всех орудий экспедиции, и после двухчасовой артиллерийской дуэли все пушчонки сечевиков смолкли. После этого русские орудия открыли частый огонь шрапнелью по самому селению, и под его прикрытием высаженная на сушу пехота ворвалась в Переволочну. Запылали дома, защитники и мирные жители истреблялись без разбора поголовно. В результате получасового ожесточенного боя на улицах селения остались лежать половина защищавшего Переволочну отряда запорожцев и свыше тысячи трупов ее жителей, а остатки сечевиков отступили в замок к своим основным силам.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю