Текст книги "Блондинка с розой в сердце (СИ)"

Автор книги: Андрей Федин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 14

На тумбе радом с кроватью громко зазвонил телефон.

Я протянул к нему руку, снял трубку, приложил её к уху.

Произнёс:

– Слушаю.

Протяжно, но почти беззвучно зевнул.

– Доброй ночи, мужчина, – раздался в динамике приятный женский голос. – Не желаете провести эту ночь в обществе молодой и красивой дамы? Предоставим вам несколько кандидатур на выбор. Приведём вам их прямо в номер всего через пару минут. Наши девочки не скажут вам «нет». Останетесь довольны, гарантирую. Оплата почасовая. Не дорого.

Я посмотрел за окно – небо над Москвой уже посветлело и подкрасилось в пока ещё едва заметные цвета рассвета.

– Уже провёл, – ответил я. – Всё понравилось. Ваше предложение запоздало.

– Вот она сучка! – сказала женщина.

Звуки её голоса тут же сменились гудками. Я положил трубку на рычаги.

Лежавшая рядом со мной Александра приподняла голову и спросила:

– Дима, кто звонил?

– Обслуживающий персонал. Предлагали свои услуги.

– Ночью? – удивилась Саша.

Её распущенные волосы пощекотали мне кожу на щеке.

– Уже почти утро, – сообщил я.

Лебедева взглянула на часы и пробормотала:

– Рано ещё.

Она положила голову на моё плечо, прижала к моей груди тёплую ладонь. Я заметил, что Александра не закрыла глаза – смотрела в сторону установленного у самой стены на столе зеркала. Саша то и дело помахивала ресницами, спать она пока явно не собиралась. Будто это не она ещё пару минут назад сладко посапывала около моего уха.

На окне рядом с открытой форточкой покачнулась полупрозрачная штора. Вчера днём я сдвинул её в сторону стены, словно она преграждала путь свежему столичному воздуху, поступавшему в комнату с улицы. С моей кровати просматривался клочок беззвёздного неба за окном и всё ещё подсвеченная огнями Останкинская телебашня.

Вторая кровать в моём номере пустовала. Как и обе кровати в Сашином номере. В углу рядом с окном притаился торшер, похожий на гриб с тонкой длинной ножкой и желтоватой шляпкой. В зеркале отражалось предрассветное небо и штора. На полке для чемодана со вчерашнего дня лежал мой рюкзак. Около входа в комнату темнел шкаф.

– Дима, ты оплатил наши номера в гостинице на сутки, – сказала Александра.

Она вновь приподняла голову, заглянула мне в лицо.

– Это значит, что ещё на одну ночь ты в Москве не задержишься? Я правильно поняла?

– Не задержусь, – сказал я.

Покачал головой и опять зевнул. Потёр пальцем глаза.

– Неужели, кроме этого визита к доктору Меньшикову ты на поездку в Москву других дел не запланировал?

– Не запланировал.

Александра вздохнула. Склонила голову и прикоснулась губами к моему плечу.

– Значит, сегодня ты уедешь, – сказала она.

Провела пальцем по моей груди, словно нарисовала там волнистую линию.

– Дима, я не поеду с тобой дальше, – сказала Саша. – Не в этот раз. Вернусь домой, в Ленинград. Дни отпуска у меня ещё остались. Но до выхода на работу всего несколько дней. Мне многое нужно успеть. В Волгограде, пока жила у бабушки, я собрала материал на целую серию статей. Случайно так вышло. Почти. Даже в отпуске мне не сиделось без работы.

Она улыбнулась – печально.

– Надеюсь, что всё это прилично оформлю за оставшиеся дни отпуска и протолкну в печать. До того, как начальство завалит меня повседневными делами. Сейчас сезон отпусков. А сенсаций, как ты правильно заметил, меньше не стало. Если в августе случится государственный переворот… пусть и неудачный, то мне будет не до собственных журналистских расследований.

Александра потёрлась кончиком носа о моё плечо. Снова заглянула мне в глаза.

Сказала тихим мурлыкающим голосом (от которого у меня по коже пробежали мурашки):

– Дима, я тут подумала… может ты поедешь в Ленинград вместе со мной? Поживёшь у меня. Я сейчас одна обитаю. В двухкомнатной квартире. Покажу тебе город. Познакомлю тебя со своими родителями. Просто так! без каких-либо обязательств. Ты расскажешь моему папе… всё то, что говорил мне о будущем. Покажешь ему свой блокнот. Наверняка, папа подскажет тебе… как быть.

Саша снова вздохнула, улыбнулась.

– До того события… в твоём Нижнерыбинске… ещё полно времени. Зачем тебе сейчас снова куда-то мчаться? Допишешь сюжеты своих книг в блокнот у меня дома, в спокойной обстановке. Обо всех этих убийцах и насильниках. Попросим мою маму, чтобы подсказала контакты хороших врачей. У неё в Ленинграде полно связей! Быть может, врачи подлечат этот твой тромб.

Александра погладила меня по груди – осторожно, едва прикасаясь к коже.

– Ведь можно же с ним что-то сделать, – сказала она. – Я уверена, что мы тебя вылечим. А с твоим братом и с… его женой ничего за это время не случится. Ты спасёшь их. Или мы попросим моего папу, чтобы он помог. Мой папа очень хороший человек. Он генерал, как ты помнишь. Он нам подскажет, как поступить. Или даже сам с тем вашим нападением разберётся.

Саша взмахнула ресницами. Притронулась указательным пальцем к моим губам.

Спросила:

– Дима, а почему бы и нет? Для выполнения таких задач есть специально обученные люди. В КГБ. Они схватят и обезоружат убийцу твоей… бывшей жены не хуже, чем это сделал бы ты. Поступят с ним по закону. Я попрошу папу – он за этим проследит. А Лизу мы в августе пригласим к нам в Ленинград. Она уже была в Эрмитаже? Или в музее обороны и блокады Ленинграда?

– Саша, я с удовольствием познакомлюсь с твоим папой. Но не сейчас.

Я покачал головой – прошуршал волосами по подушке.

– Почему не сейчас? – спросила Лебедева. – Куда ты теперь поедешь? К очередному убийце?

Александра приподнялась на локте. Прижала правую ладонь к моей груди.

Её распушенные волосы (будто штора) отгородили от моего взора часть окна.

– В каком городе он живёт? – спросила Саша. – Что он натворил?

Она тут же махнула рукой, произнесла:

– Впрочем… не говори. Чтобы я не волновалась за тебя. И чтобы не расспрашивала приятелей отца о происшествиях в том городе. Воображу, что ты отправился в Крым к дочери. И купаешься в тёплом море, пока я торчу в дождливом Ленинграде. Так будет лучше, пожалуй. Не хочу представлять, как ты снова кого-то…

Лебедева не завершила фразу. Вздохнула.

– Понимаю, что они плохие люди, – сказала Саша, – но всё же… они люди.

– А те, кого они убьют – это кто?

Александра тряхнула головой. Я видел над собой её лицо, будто прикрытое сейчас тёмной маской.

– Я всё прекрасно понимаю, Дима. Я помню ту девочку с косичками: Риту Медведеву. Ты поступаешь правильно… наверное. И уж точно я не осуждаю твои поступки. Не сомневаюсь, что мой папа поступил бы в точности, как ты. Он как-то сказал мне, что женщины живут спокойно только до тех пор, пока мужчины берут на себя ответственность за этот покой.

Она качнула головой – пощекотала меня волосами.

– Дима, я рада, что такая ответственность досталась не мне. Наверное, я слишком… женщина. Все мои сражения только на бумаге и в воображении. Шины на машине доктора Меньшикова я бы ещё проткнула: на это моей решимости бы хватило. Но… Дима, пообещай, что расскажешь, чем закончилась вся эта история со стрельбой в… твоего брата и в его жену.

Александра привстала, потянулась к висевшему около кровати на стене светильнику. Навалилась на меня мягкой грудью.

Я услышал щелчок выключателя – зажмурился от яркого желтоватого света.

– Дима, запиши мой ленинградский адрес и телефон, – сказала Саша. – Очень надеюсь, что ты в августе или в сентябре навестишь меня. Или хотя бы, что ты мне позвонишь.

* * *

Гостиничные номера мы освободили в полдень. Я заметил, как Лебедева с грустью посматривала на обитые деревянными панелями стены гостиничного коридора, пока мы шли к лифту. В вестибюле мы прошли мимо длинной очереди, выстроившейся к стойке регистрации. Зашагали в направлении стеклянной двери, на которую с улицы поглядывало поднявшееся в зенит солнце.

От отеля «Космос» мы поехали на Ленинградский вокзал. Ещё за завтраком мы с Сашей обсудили планы на сегодняшний день. Лебедева сообщила, что домой поедет вечерним рейсом. Мы отстояли на вокзале очередь к билетной кассе. Саша купила билет в купейный вагон. Удивилась, что я себе билет не приобрёл – я сообщил ей, что для «этой» поездки мне билет не понадобится.

Вещи мы оставили в автоматической камере хранения. Вышли из здания вокзала, остановились. Из припаркованного у края шоссе автомобиля звучала хорошо знакомая мне музыка, а звонкий голос Игоря Скляра пел о том, что «на недельку до второго» он уедет в Комарово. Песня «о Комарово» тут же улучшила мне настроение. И не только мне – Александра тоже улыбнулась.

– Саша, а не махнуть ли нам на Кутузовский проспект? – спросил я. – Прогуляемся от Киевского вокзала до Поклонной горы. Поедим мороженое. Посмотрим на Москву. Я расскажу тебе, как изменится наша столица в ближайшие три десятка лет.

* * *

Во время сегодняшней прогулки по городу я удивил даже сам себя: никак не ожидал, что вспомню так много подробностей об архитектурном преобразовании Москвы за тридцать последующих за развалом СССР лет. Я вываливал на Сашу информацию о строительстве Монумента Победы и «Трагедии народов» на Поклонной горе. Говорил о сроках возведения Храма Христа Спасителя и памятника Петру Первому. Прочёл лекцию о постройке международного делового центра «Москва-Сити» и парка «Зарядье». Описал, какой станет схема Московского метрополитена через три десятилетия.

Лебедева слушала меня с искренним интересом, сыпала вопросами, то и дело изумлённо покачивала головой.

Но временами в её взгляде я замечал грусть. Чувствовал, как Сашины пальцы сжимали мою руку.

* * *

На Ленинградский вокзал мы вернулись затемно. Ступили на перрон за полчаса до отправления Сашиного поезда – его уже подали под посадку. Я нёс в руке Сашину сумку – печальная Александра Лебедева держала меня под руку.

Около одиннадцатого вагона остановились. Будущие Сашины попутчики один за другим заходили в вагон. Те, кто уже занёс в купе свои вещи, активно дымили на перроне сигаретами, словно ещё до начала поездки ощутили никотиновый голод.

– Ну, вот и всё, – сказала Александра.

Она вздохнула; посмотрела на стоявшую около вагона проводницу.

Повернула лицо в мою сторону и сказала:

– Я рада, что познакомилась с тобой, Дима. Ты очень интересный человек. За эти четыре дня нашего общения я пережила больше волнующих моментов, чем за весь предыдущий год. Это было здорово. Спасибо тебе.

Она привстала на цыпочки и поцеловала меня: едва ощутимо прикоснулась губами к моим губам. Взяла из моей руки сумку, поставила её на землю около своих ног.

Александра вновь заглянула мне в глаза и спросила:

– Дима, я… ты ведь позвонишь мне? Потом, чуть позже. Позвонишь?

Я улыбнулся и ответил:

– Конечно, позвоню, Саша. С удовольствием снова услышу твой голос.

Александра кивнула, нахмурилась. Мазнула взглядом по пассажирам, курившим около вагонам.

Вновь посмотрела на меня, будто чего-то ждала. Я взял её за плечи и поцеловал – на этот раз по-настоящему. Заметил, что на Сашиных скулах вспыхнул румянец, словно Александра впервые целовалась прилюдно.

Я позволил ей отдышаться, склонился к её уху и прошептал:

– Ещё увидимся, Саша. Обязательно. Обещаю.

Лебедева улыбнулась, подняла с земли сумку. Она подошла к проводнице, продемонстрировала ей билет.

Обернулась ко мне и сказала:

– До встречи, Дима.

Александра зашла в вагон – я не пошёл следом за ней.

Поправил лямки рюкзака. Видел сквозь стёкла окон, как Лебедева прошла по коридору вагона к своему купе.

Взглянул на циферблат наручных часов и направился в сторону вокзала.

У начала перрона я остановился. Наблюдал за тем, как пассажиры заходили в поезд «Москва-Ленинград». Через четверть часа после объявления о начале посадки я отметил, что людей на перроне стало заметно меньше. Снова сверился с наручными часами.

Выждал ещё семь минут. И лишь тогда неспешно подошёл к скучавшей рядом с последним вагоном проводнице. Сунул ей под нос раскрытое удостоверение в красной обложке.

– Капитан Нестеров, – сказал я. – Комитет государственной безопасности. В каком вагоне едет начальник поезда?

* * *

Поезд «Москва-Ленинград» отправился от перрона Ленинградского вокзала чётко согласно расписанию.

Я стоял в пропахшем табачным дымом тамбуре вагона и сквозь окна двери смотрел на тёмное безоблачное московское небо.

Думал о том, какой погодой меня завтра встретит Ленинград.

* * *

Ленинград утром не удивил.

На этот раз.

Северная столица приветствовала поезд из Москвы мелким моросящим дождём.

Московский вокзал в Ленинграде (брат близнец Ленинградского вокзала в Москве) в это пасмурное июльское утро мне напомнил растревоженный пчелиный улей. Я прошёл по нему с рюкзаком на плечах. Лавировал между двигавшимися мне навстречу людьми. Выдерживал неизменное расстояние между собой и шагавшей впереди меня ленинградской журналисткой Александрой Лебедевой. Саша шла не спеша, словно нехотя. Не смотрела по сторонам, будто пребывала в задумчивости.

Александру сегодня у вокзала не встречали – Саша сразу направилась в сторону метро. Я проследил за ней до того момента, когда она скрылась за массивными дверями метрополитена. Но следом за Сашей дальше не пошёл – направился к дежурившим около вокзала таксистам. Издали понаблюдал за проходившими около входа в вокзал немногочисленными митингами сторонников и противников переименования Ленинграда в Санкт-Петербург. Подошёл к машине такси, заглянул в приоткрытое окно.

– До улицы Плеханова, – сказал я.

Таксист улыбнулся мне: приветливо и радостно, словно лучшему другу.

– Садись, братан! – сказал он. – Довезу тебя до Плеханова в лучшем виде! Отвезу тебя хоть до самого Парижа!

* * *

Лица торопливо шагавших по мокрым тротуарам горожан выглядели бледными и печальными. Прижатые друг к другу дома на улице Плеханова (пока ещё не ставшей Казанской) показались мне серыми и угрюмыми (после моей вчерашней прогулки по широкому Кутузовскому проспекту в Москве). Пасмурная ленинградская погода добавляла этим домам мрачности, погружала в нуарную атмосферу: заряжала пессимизмом, недоверием и разочарованием. Но стоило лишь отвести взгляд от проплывавших за окном зданий, как болтовня таксиста и звучавшая из динамиков в салоне такси бодрая музыка успешно разгоняли плохое настроение.

Из машины я выбрался около магазина с невзрачной вывеской «Булочная». Двери магазина то и дело открывались, через его порог переступали понуро смотревшие себе под ноги люди. Я тряхнул головой – прогнал навеянное погодой и городскими красотами уныние. Воспользовался подсказкой таксиста: свернул около магазина в узкий переулок, примыкавший к улице Плеханова. Неспешно зашагал вдоль мрачноватых фасадов домов по украшенному зеркалами-лужами тротуару. Витавшие в воздухе около «Булочной» запахи свежей выпечки постепенно сменялись ароматами мокрого камня, извести и совсем не уместным тут запашком бензина.

Дома в переулке прижимались друг другу, будто пугливые овцы. Только менявшийся внешний вид фасадов сообщал о том, что я прошёл мимо одного здания и подошёл к следующему. Я тут же отыскивал взглядом табличку с номером дома – убеждался, что иду в правильном направлении. Рассматривал фасады. Любовался потрескавшейся краской на деревянных оконных рамах (словно покрытых паутиной). Стирал с лица капли влаги. То и дело поворачивал голову, заглядывал в похожие на тоннели арки, что вели во дворы домов. В одну из таких арок-тоннелей я и свернул, когда прошёл мимо таблички с номером двадцать восемь.

Прошёл прорубленный в здании тоннель почти насквозь, остановился у входа во двор. Отметил, что дождевые капли и здесь тревожили поверхности луж. Усилившийся под аркой ветер взъерошил влажные волосы у меня на голове. Я снял рюкзак, вынул из него пистолет. Сунул холодный ПМ за пояс. Взглядом пробежался по дверям парадных (не подъездов, как в Москве). Заметил над ними почти стёртые, но пока ещё читаемые цифры – номера расположившихся в этих парадных квартир. Рядом с парадными мокли под дождём немногочисленные автомобили (я насчитал семь штук) – все, как один представители отечественных производителей.

Меня заинтересовал белый ВАЗ-2105 (брат близнец того автомобиля, на котором я в Москве проткнул покрышки). Потому что эта машина расположилась напротив парадной, где находилась квартира журналистки Александры Лебедевой (Саша вчера продиктовала мне именно этот адрес). И потому что окно в автомобиле со стороны водителя было приоткрыто. Из него вылетал сероватый дымок и устремлялся в направлении арки (я ещё у входа в арку почувствовал в воздухе запашок табачного дыма). Сидевшего в машине человека (или людей) я не рассмотрел. Но отметил, что у того (или у тех) был прекрасный обзор на пространство около двери Сашиной парадной.

Сразу я к Сашиной парадной не пошёл. Направился к противоположной от неё части этого мрачного двора, похожего на квадратное дно большого каменного колодца. Сделал небольшой крюк мимо замерших во дворе автомобилей. Убедился, что в салоне белого ВАЗ-2105 находился сейчас лишь один человек: он сидел на водительском кресле, курил. Я рассмотрел его причёску и очки, заметил ухо и на секунду мелькнувший кончик носа. Лишь после этого я направился к белым «Жигулям». Держался за пределами зоны обзора водителя «Жигулей». Ступал осторожно, чтобы звуки моих шагов не метались по двору, эхом отражаясь от стен и от окон домов.

Подошёл к машине, распахнул переднюю пассажирскую дверь, уселся в кресло. Уронил себе под ноги рюкзак. Направил ствол пистолета на удивлённое лицо водителя.

– Руки на руль, – приказал я. – Чтобы я их видел. Быстро!

Водитель вздрогнул. Он выполнил моё распоряжение. Выронил на пол ещё дымившуюся сигарету.

Я ухмыльнулся и сказал:

– Знакомое лицо. Ожидаемая встреча. Так и знал, что вы не оставите Лебедеву в покое.

Глава 15

– Здравствуй, Павел Дружинников, – сказал я. – Или кто ты там на самом деле?

– Я… Паша.

– Замри, Паша. Руки на руле. Оружие где?

Ствол моего пистолета смотрел мужчине на подбородок.

Мужчина тряхнул головой.

– К-какое… оружие? – сказал он.

И тут же сообщил:

– Ничего… т-такого у меня нет.

– Замечательно, – сказал я. – Медленно, двумя пальцами достань свой паспорт и протяни его мне. И затуши ногой сигарету. На полу. Сделай это тоже медленно, не спеша. Пока мы не сгорели в твоей машине.

Я махнул пистолетом – водитель (тот самый «студент», с которым я познакомился в поезде «Волгорад-Ленинград») вздрогнул. Его очки чуть сдвинулись к переносице, сместились ближе к кончику носа. Я отметил: прыщ ещё не исчез с лица «студента», но он заметно побледнел и уже не сильно выделался на загорелом лице.

– Эээ, – проблеял «студент». – Я…

– Паспорт! – сказал я.

«Студент» дернулся, точно по его креслу пробежал разряд электрического тока. Будто с большим трудом он оторвал правую руку от оплетённого бежевой пластиковой лентой рулевого колеса. Не сводил глаз с пистолета Макарова. Направил указательный палец на меня. Я заметил, что его палец непроизвольно вздрагивал.

– Под вами, – сказал «студент». – Там. Паспорт. В сумке.

Я переложил пистолет в левую руку (ствол ПМ теперь указывал на верхнюю пуговицу рубашки «студента»). Нащупал на сидении рядом с собой потёртую коричневую барсетку. Видел, как «студент» дёрнул острыми коленями – он почти беззвучно потоптался подошвами сандалий по полу, куда выронил при виде меня сигарету.

Я достал из барсетки паспорт гражданина СССР. Бросил барсетку в пустой (!) ящик для перчаток. Поднял паспорт на высоту своего лица, большим пальцем сдвинул обложку.

– Павел Иннокентьевич Битков, – прочёл я.

Посмотрел на «студента», сказал:

– Битков, значит. Павел Иннокентьевич. А говорил, что Дружинников.

Я покачал головой, посмотрел Павлу Биткову в глаза (сверил его лицо с фотографией в паспорте) – Павел снова вздрогнул.

– Обман, кругом обман, – пробормотал я, большим пальцем перелистывая страницы паспорта. – Не женат. Детей нет… официально. Прописан в Ленинграде. Превосходно.

Бросил паспорт поверх барсетки. Вынул из своего кармана удостоверение.

Открыл его и предъявил взиравшему на меня сквозь мутные линзы очков Биткову.

– Капитан Нестеров, – представился я. – Оперативный уполномоченный. Комитет государственной безопасности.

Опустил руку с удостоверением и сказал:

– Я не спрашиваю, почему ты здесь, Павел Битков. Это я и без тебя знаю. Я спрашиваю: кто тебя сюда отправил?

Приблизил пистолет к лицу «студента» – Павел отшатнулся.

– Я… никто! Никто не присылал! Я сам!.. Просто так!.. Я…

– Посмотри сюда, Павел Битков.

Я снова приподнял удостоверение, спросил:

– Видишь отпечатанную в типографии надпись под словами «состоит в должности оперативного уполномоченного»? Она гласит, что владельцу этого документа… то есть, мне… разрешено хранение и ношение огнестрельного оружия. Но вот кое-что там не указали. Мне разрешено и применение этого оружия, если того требует ситуация. Понимаешь?

Я захлопнул корочки, сунул их в карман жилета. Взял ПМ в правую руку.

Павел чуть повернул голову: он не спускал глаз с моего пистолета.

– Сейчас ситуация именно такая, – сказал я. – Она требует. Просекаешь? Она требует, чтобы я прострелил тебе колено. Прямо сейчас. Понимаешь меня, Павел Битков?

Я резко опустил ПМ и ткнул его стволом в ногу «студента».

Битков дёрнулся, ударился плечом о дверцу.

– Не надо! – вскрикнул он.

– Прострелю, – пообещал я. – Не веришь? Выстрелю в тебя столько раз, сколько понадобится. Имею на это право. Никто мне не помешает. Даже милиционеры, если они примчатся на звуки выстрелов. Они только посмотрят в мой документ и возьмут под козырёк. Проследят, чтобы простые советские граждане не мешали нашему с тобой разговору… Павел Битков.

Я постучал дулом по ноге Павла (тот снова вздрогнул). Отметил, что запах табачного дыма и запашок оплавившегося коврика уже не затрудняли моё дыхание – эти ароматы частично выветрились через приоткрытые окна.

– Повторяю свой вопрос, – сказал я. – Кто заказал вам убийство журналистки Александры Лебедевой? Говори. Ну⁈ Стреляю тебе в колено на счёт три. Раз. Два!..

Нажал большим пальцем на флажок предохранителя. Прозвучал тихий щелчок.

Битков дёрнул ногой и визгливо воскликнул:

– Не надо! Я всё скажу! Пожалуйста! Не знаю ни про какое убийство! Это правда! Я клянусь! Эта журналистка… Серый сказал, что мы её только ограбим! Заберём у неё валюту!

– Какую валюту?

Я вновь поставил ПМ на предохранитель. Заметил, что дождь на улице закончился: на лобовое стекло уже не падали капли.

Поёрзал на сиденье, устраиваясь поудобнее. Прижал ствол пистолета к ноге «студента».

– С этого момента говори подробнее, – потребовал я. – Какая валюта? Кто такой Серый?

Битков кивнул, судорожно сглотнул.

– Расскажу, – произнёс он. – Всё расскажу. Валюту она кооператорам везла. Так Серый сказал. Серый это Сергей. Я… не знаю его фамилию. Правда, не знаю! Я не вру! Я познакомился с ним где-то месяц назад, в рюмочной на Сенной. Он меня угостил соточкой, когда я остался на мели. Мы поболтали. Он предложил подзаработать денег.

Павел перевёл дыхание.

– Вот так сразу и предложил? – сказал я. – При знакомстве?

Усмехнулся. Надавил стволом на ногу.

Павел покачал головой. Оторвал взгляд от пистолета, посмотрел мне в лицо.

Пролепетал:

– Это… товарищ… простите, я не запомнил ваше имя и отчество…

– Зови меня товарищ капитан, – подсказал я.

Павел кивнул.

– Товарищ капитан, Серый сам ко мне подошёл, – заявил Битков. – Сказал, что не пьёт в одиночку. Заметил, что у меня закончились деньги. Угостил. Рассказал мне пару забавных историй. Мы с ним поговорили: о женщинах, об автомобилях, о жизни – в общем, всё, как обычно. Он мне честно рассказал о себе: сказал, что он из этих… сидел, в общем. Попался по малолетству. Я тоже… рассказал…

Павел вздохнул. Он выдал мне печальную историю своей жизни. Сообщил, что действительно учится в университете. В этом году перешёл на пятый курс. Пожаловался на размер своей стипендии: после павловской реформы она стала «совсем мизерной». Рассказал, что проживает сейчас вместе с отцом – у того «проблемы на работе» и «крохотная» заработная плата. Битков заявил, что «денег ни на что не хватает», и что такая «нищая жизнь» его «совсем достала». Признался, что он сообщил об этом и Серому (тогда, в рюмочной), когда разоткровенничался с тем месяц назад после выпитых пары-тройки «соточек».

– … Серый сказал, что заработать приличные деньги сейчас вообще не проблема, – рассказал Павел. – Только за красивые глаза и за просиживание штанов в кабинете сейчас не платят. Говорил: большие деньги сейчас поднимают только те, у кого есть голова на плечах, и кто не боится рискнуть. Сказал, что как раз придумал такое дельце. И ищет себе помощников: нетрусливых и неболтливых…

Битков сообщил мне: Серый в общих чертах обрисовал ему в рюмочной свою задумку.

– … Он предложил вместе с ним облапошить «хапуг» кооператоров. А что такого-то? Они народ обворовывают! Так пусть поделятся с народом: с нами. А разве мы не народ? Очень даже народ! Мой отец за копейки днём и ночью батрачил! А они деньги сумками возят. Да ещё и валютой промышляют. А за такое ещё недавно вообще к стенке ставили, между прочим!

– Про валюту кто тебе сказал? – спросил я.

– Так… Серый. Он сказал, что долго следил за этой журналисткой. Она подстилка у кооператоров. Бабы они все такие! Им только деньги от нас нужны. Особенно таким красивым, как эта Александра. Знаю, как они работают. Вы видели золотишко в её ушах? А её кольца? Это всё контрабандой из заграницы кооператоры к нам везут. Вместе с валютой. Через южные порты.

– Это тебе тоже Серый сказал?

Павел потряс головой.

– Да. А разве вы не из-за валюты её в поезде арестовали? Только вы тогда сказали, что работаете в милиции. Серый сказал, что вы её отпустили. Что она заплатила вам. Рассказал, что она с вами и… того, прямо в поезде. Это Серый так сказал, не я. Он видел, как журналистка вернулась в своё купе. Вместе с сумкой. Говорил, что она… вас наняла для охраны денег.

Битков насупился и сообщил:

– Серый слышал, как вы с этой журналисткой в купе… полночи… того… кувыркались. Говорил, что из-за её стонов весь вагон почти до утра не спал. Говорил, что вы развели нас с папой, как этих… как лохов. Что вы поимели не только журналистку, но и половину наших денег. Но ведь Серый и сам повёлся на ваши угрозы! Это же он сказал, чтобы мы сошли на станции!

Павел шмыгнул носом.

Я снова надавил стволом ПМ на его ногу.

– Это Серый всё придумал! Он говорил, что мы по-лёгкому срубим деньжат. А эта журналистка и к ментам… то есть, в милицию не пойдёт, потому что сделки с валютой запрещены. Он сказал, что мы с папой в любом случае не прогадаем. Даже если у этой Александры с собой окажется маленькая сумма. Сказал, что валюта ему в любом случае нужна, чтобы свинтить за границу.

Битков пожал плечами.

– А нам что? Мы с отцом от него аванс получили. Он обещал, что даст ещё столько же, когда вернёмся в Ленинград. Он видел, как эта журналистка покупала билеты. Купил билеты в одном с ней купе: из Волгограда. Сказал, что третий билет уже купили, нам не повезло. Но это не страшно, сказал. Сказал, что просто сделает два укола, а не один. Только и всего.

– Что за уколы?

– Я не знаю.

Я надавил на пистолет.

– Правда, не знаю! – воскликнул Павел. – Оно ведь как должно было случиться. Мы доехали до Волгограда. Там сели на обратный поезд. Вместе с этой журналисткой. Серый ехал в соседнем купе. Мы узнали: мужик из нашего купе сойдёт с поезда ещё днём. Всё хорошо получалось. Серый перейдёт к нам. А ночью сделает журналистке укольчик. Та проснётся уже в Ленинграде.

Павел снова шмыгнул.

– Она бы до Ленинграда и не поняла, что мы забрали деньги. А мы бы сошли с поезда на станции Лесная. Так Серый сказал. Там у него машина стояла. На ней бы в Ленинград и рванули. Эти кооператоры бы нас вовек не нашли. Всем было бы хорошо. Но тут появились вы, забрали журналистку. Серый испугался, что мы проболтаемся ментам о его затее…

Битков дёрнул плечами и сказал:

– В общем, мы свалили из поезда. Почти сутки просидели в какой-то глухомани. А Серый остался. Его-то вы не видели. Так он сказал. Сказал нам потом, что вы вернулись. Ну и… это… с журналисткой. А ночью он к вам пошёл со шприцем. А вы проснулись. А у вас пистолет. Он сказал, что чудом вырвался. Сказал, что выпрыгнул из поезда. На ходу. Чтобы его не замели.

– Шею он себе не свернул? – спросил я.

Павел помотал головой.

– Нет, – ответил он. – Только плечо ушиб. Весь бок себе расцарапал. И ногу подвернул, хромает теперь. Разозлился на вас. И на нас. Как будто это не он сказал, чтобы мы с папой сбежали тогда из поезда. Явился к нам домой, ругался. Потребовал, чтобы мы вернули ему аванс. А где мы его возьмём? Мы с отцом уже почти все деньги потратили. Вот он и велел… чтобы отрабатывали.

Битков печально вздохнул. Он стрельнул взглядом в моё лицо, но тут же опустил глаза и посмотрел на пистолет.

Я заметил позади Павла движение – это от арки к двери своей парадной шла Александра Лебедева. Она несла в руке сумку. Не смотрела по сторонам.

Я хмыкнул – привлёк к себе внимание Биткова.

Спросил:

– Как вы этот аванс отрабатываете?

Павел дёрнулся, чуть приподнял над рулевым колесо руки. Но тут же положил их обратно: почувствовал давление пистолета.

Лебедева вошла в парадную.

– Вот, – сказал Павел. – Сидим тут с папой. По очереди. Ждём эту журналистку. Серый сказал, что она исчезла из города. Но отпуск у неё скоро закончится. Поэтому мы тут и торчим. Серый сказал, что деньги она кооператорам пока не отдала. И что у нас ещё есть шанс не про… не испортить это дело. Если, конечно, вы не забрали у неё тогда в поезде всю валюту.

– Что ты сделаешь, когда вернётся журналистка? – спросил я.

– Ничего.

Я ткнул Биткова пистолетом в бок напротив почки. Павел тихо пискнул.

– Ничего! – сказал он. – Я правду вам говорю, товарищ капитан. Серый сказал, чтобы мы не светились перед ней. Я сразу уйду отсюда. И позвоню Серому. Из телефона автомата, что на стене около «Булочной». Он работает, я проверял. Серый пообещал, что так мы с папой отработаем аванс. А потом… быть может, получим и ещё денег. Если Серый получит свою валюту.

– Где Серый живёт? – спросил я. – Назови адрес.

Павел изогнулся. Потому что ствол ПМ впился ему между рёбер.

– Я не знаю его адрес! Честное слово! Не знаю! Я у него никогда не был. Товарищ капитан, у меня есть только номер его телефона. В сумке. Написан на спичечном коробке. Это мне Серый его записал. Он сказал, что редко выходит из дома. Только в магазин. Сказал: если не дозвонюсь к нему сразу, чтобы я перезвонил через полчаса. Я должен только позвонить!

Я вынул из сумки спичечный коробок с изображением звезды Героя Советского Союза и с надписью: «Город-герой Ленинград». Увидел я там и цифры телефонного номера, написанные синими чернилами шариковой ручки.